Текст книги "Stories, или Истории, которые мы можем рассказать"

Автор книги: Тони Парсонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

В туалет вошел Билли Блитцен, и в атмосфере проскочил электрический разряд. Блитцен проигнорировал Уорвика Ханта, который следил за ним с заискивающей улыбкой, подошел к Терри и улыбнулся. Билли умел улыбаться так, что заставлял вас почувствовать себя самым важным человеком на свете. – Привет, приятель, – произнес Билли задушевным голосом. Затем повернулся к торговцу, и его голос вдруг стал сухим и деловитым. – Я возьму один грамм.

Торговец поднял руки ладонями кверху, словно признавая свою ошибку. Весь его вид выражал замешательство.

– Как только заплатишь мне за предыдущий раз, – произнес он с такой натянутой улыбкой, словно ее приколотили гвоздями в уголках рта. – И за препредыдущий. – Он явно пытался обратить это в шутку. – И препрепредыдущий.

Красивое лицо Блитцена исказил гнев.

– Ты, занюханная крыса! Ты как со мной разговариваешь в присутствии моего друга?

В глазах у Билли стояли слезы ярости. Торговец поднял ладони еще выше, как бы говоря, что можно было прийти к соглашению, но уже слишком поздно.

– Да я тебе задницу надеру! – прогремел Билли.

Терри наблюдал за тем, как его друг – этот худосочный стиляга – расстегнул внушительных размеров ковбойский ремень, который поддерживал брюки от его заляпанного итальянского костюма. Торговец юркнул глубже в кабинку, прячась за своей девушкой, и ремень просвистел в воздухе, никого не задев.

Терри обхватил Билли руками и потащил его прочь из туалета. Толпа расступалась перед ними. Это было на удивление легко. Билли почти ничего не весил, и Терри ощутил, как внутри его закипает какое-то безымянное горе.

Он подумал: что станет со всеми нами?

Терри приобнял Билли рукой за плечи и провел его к крошечной гримерной. Терри всегда удивлялся размерам этого места. Здесь зарождались легенды, но эта гримерная напоминала чулан, где у стен, увешанных от пола до потолка постерами бесчисленных групп, покрытых сверху слоем граффити, стояла одна-единственная скамейка. Терри усадил на нее Билли.

«Пи-45» ходили поодаль, попивая пиво и настраиваясь перед выступлением. Они бросали на Билли взгляды, полные откровенного безразличия.

– Ну что, все в порядке? – спросил Терри.

Он никогда не видел Билли в таком состоянии.

У него был разинут рот, веки над огромными карими глазами отяжелели, и под желтым освещением гримерки его модный костюм выглядел заляпанным и помятым.

– Мне просто нужно немного взбодриться, – сказал Билли.

Высокий человек с коротко остриженными волосами просунул голову в дверь.

– Пора, – сказал он.

Внезапно Билли как будто вернулся в реальность, и его глаза широко открылись.

– Сегодня большой день, дружище. Тот парень здесь. Парень из звукозаписывающей компании.

Терри просунул руку в карман куртки, достал один из пакетиков амфетамина и незаметно вложил его Билли в ладонь. Он знал, что тот не захочет делиться этим со своей группой. Когда Билли взглянул на то, что оказалось у него в руке, его лицо расплылось в улыбке.

Терри многое отдал бы за одну такую улыбку. Потому что у Билли Блитцена была группа, которую он любил. И потому что у него было больше природного обаяния, чем у кого-либо.

– Дружище.

Билли Блитцен похлопал Терри по щеке, и Терри испытал это странное двоякое чувство. Гордость и грусть.

– Полегче с этим, ладно? Эта «дурь» чистая.

Билли скривился в гримасе.

– Кусок дерьма. Этот чертов кусок дерьма. Он еще с меня денег требует!

«Пи-45» вооружились гитарами и направились к выходу из гримерки.

– Хорошего тебе шоу, – сказал Терри, помогая Билли подняться на ноги.

Билли просунул голову через ремень гитары и постепенно начал превращаться в другого человека.

– Не бывает плохих шоу!

Терри кивнул, и засмеялся, и почувствовал прилив эмоций, в которых не мог винить «спиды» или три ночи без сна.

Эта была истинная правда. Все шоу были хороши. На Билли Блитцена посмотреть всегда стоило.

Ведь никогда не знаешь, какой раз будет последним.

У дальней стены «Вестерн уорлд», в полумраке, Терри забрался на высокий стул и приготовился смотреть шоу.

Он вытащил оставшийся пакетик, раскрыл его и погрузил в порошок ключ. Ему всегда нравилось смотреть на Билли Блитцена под кайфом. Дин Мартин рок-н-ролла перед тобой и амфетамин, закипающий в венах, – вот каково было его представление о счастье. Но Терри смотрел на напуганный народ, расступающийся вокруг Псов, и ощущал усталость, накопившуюся за несколько суток без отдыха, и меланхолия накатывала на него апатичными волнами.

Сегодняшний день был не похож на другие. Сегодня все рушилось у него на глазах. Все началось с Мисти, а потом прокралось в каждый уголок его жизни. Все, что он любил, от него ускользало.

Билли и «Пи-45» водрузились на сцену, подключили аппаратуру и теперь созерцали обезумевшую толпу, кишащую под сценой. С Билли, похоже, спадали брюки. Терри заметил, что тот забыл надеть обратно свой ковбойский ремень.

Затем Билли начал отсчет: «Один! Два! Три! Четыре!» – и «Пи-45» врубили свою коронную композицию, песню, которая стала их визитной карточкой, – «Ширнемся вместе». И почти сразу же все пошло наперекосяк. Старшие в «Газете» однажды поделились с Терри тем, как ездили на концерт Джими Хендрикса на острове Уайт и каково это было, видеть, как ваш кумир умирает прямо на ваших глазах…

Билли забыл слова песни и заполнял пробелы ругательствами в адрес Псов, которые в свою очередь плевались в него пивом. Затем он изобразил втыкание шприца в вену, и отчего-то этот жест выглядел скорее комическим, чем захватывающим.

Под ярким освещением сцены лицо Билли уже не казалось таким распутно красивым. И даже в жаре, которая обычно воцарялась в клубе ближе к закрытию, у Терри по спине пробежал холодок. Билли выглядел так, словно его место было в морге.

И Терри вспомнил, как его отец рассказывал о настоящем Дине Мартине и о том, что все его шоу были чистой воды притворством. На сцене Дино просто делал вид, что пьян в доску, потому что знал, что мистер и миссис Провинциалы проглотят наживку, – так же, как и их внуки любили смотреть на Билли Блитцена, разыгрывающего самоубийство. Но Дин Мартин всегда контролировал себя, а с Билли Блитценом дела обстояли совершенно иначе.

У Билли Блитцена все было по-настоящему, и, глядя на происходящее, Терри чувствовал себя вурдалаком.

Он видел, как Билли попытался изобразить утиную походку, запнулся о провод и чуть не упал плашмя, лицом вниз. И Терри отвернулся. Все рушилось. Но «Пи-45», эти непробиваемые пьянчуги со стажем, держались молодцами, зарубали списанные у Эдди Кочрана гитарные партии, и толпа начинала сгущаться. Даже промежутки вокруг Псов, казалось, заполнялись народом. Терри снова взглянул на сцену. Возможно, этого будет достаточно для Уорвика Ханта и его команды счетоводов.

С этим никогда не угадаешь, подумал Терри. Даже когда группы оказывались действительно хороши, нельзя было загадывать. Нельзя было с полной уверенностью сказать, рассыплются ли в пыль все надежды и им придется найти нормальную работу, или же однажды увидишь их в Сохо – гордых и самодовольных, одетых с иголочки. Эдакие ветераны зеленой комнаты «Самых популярных» – авансы звукозаписывающих компаний будут для них карманными деньгами, которые никогда не придется возвращать.

И даже глядя на то, как Билли Блитцен отчаянно силится вспомнить слова песен, которые исполнял тысячи раз, как он пытается сохранять равновесие, Терри по-прежнему верил, что его друг сможет пережить эту ночь, и собраться, и записать альбом, который станет трижды платиновым. И когда Билли под аккомпанемент «Пи-45» исполнял какую-то неслыханную версию текста «Саммертайм блюз», Терри подумал, что, возможно, для Билли Блитцена было действительно еще не все потеряно. Тогда почему же ему настолько не по себе?

Он рассеянно наблюдал за толпой, которая безумствовала перед сценой, брызжа слюной и пивом на его друга, и все это напоминало какую-то частную вечеринку, двери которой были внезапно открыты для простой публики, и люди не знали, как себя вести. Дни, когда ты заходил с улицы и платил семьдесят пять пенсов, чтобы посмотреть на какую-нибудь непризнанную группу, которая впоследствии станет «Клэшем», «Джемом» или «Баззкокс», прошли. Билли Блитцен был на пике своей карьеры с «Лост бойз». Он был на волне, когда ему было девятнадцать.

На противоположной стороне переполненного танцпола, в гуще раздрая, Терри заметил Грейс Фери, властную и неулыбчивую. Она стояла спиной к сцене, пытаясь протиснуться сквозь скачущую толпу, и, когда их взгляды встретились, она улыбнулась с искренней радостью. Рада видеть знакомое лицо, подумал Терри. Ему ли не знать, какое это классное чувство!

Затем какой-то похотливый Пес внезапно засунул ей в ухо язык, и Грейс рассердилась. С содроганием Терри узнал в пошляке Джуниора – на его татуированном лице сияла зверская улыбка. На свету татуировка из трех слезинок смотрелась как племенной шрам. Грейс презрительно подняла средний палец. Джуниор и остальные Псы завыли от восторга. Терри посмотрел на сцену. Билли жестом остановил музыку и читал толпе лекцию о вреде плевания.

– Перестаньте плевать, вы, онанисты занюханные! – заплетающимся языком произнес он, и Терри охватил спазм любви. Никто не умел ругаться так, как это делал Билли Блитцен.

– Где девушка? – вдруг спросил голос на уровне его ширинки.

Терри посмотрел вниз и увидел Грейс Фери. Да, ясно было, почему мужчины сходят по ней с ума. Даже в этом сумасшедшем доме она выглядела как секс-богиня в клетчатой мини-юбке.

– Нет больше никакой девушки, – ответил Терри.

В Грейс было нечто, что ему всегда нравилось, – с ней он не чувствовал необходимости быть самоуверенным и дерзким. Возможно, он просто считал, что с ней у него нет никаких шансов. А может, думал, что она играет в другой лиге. В конце концов, Грейс была знаменитостью.

Она подняла руки, и Терри помог ей забраться на стул. Теперь они оказались на одном уровне, лицом к лицу, и все еще держались за руки. Как детки на праздничных огоньках, подумал он.

– Укатила с Дэгом? – полюбопытствовала Грейс, и он взглянул на сцену через ее плечо.

От унижения у него горело лицо.

Грейс покачала головой.

– Мисти, ох уж эта чертова Мисти, она меня просто поражает! Святоша в белом платьице! Мисс-не-растаю-никогда. А потом она поступает вот так с тобой.

Грейс крутанулась на своем стуле и посмотрела на сцену, где Билли блевал пивом в толпу. Она покачнулась вперед, и Терри поддержал ее, обхватив двумя руками за талию.

Он так и не убрал руки, оставаясь сидеть, как на заднем сиденье мотоцикла. И внезапно почувствовал, как твердеет его член. Талия девушки была почти невидима, он почти мог обхватить ее ладонями. А таких коротких юбок, как у нее, он еще не видел. И он восхищался ею – она была сильной девочкой из Нью-Йорка, которая осмелилась пройти через толпу Дэгенхэмских Псов в таком наряде.

– Ну а что ты думаешь? – спросила Грейс.

Терри лишился дара речи.

Он почувствовал ее теплую ладонь у себя между ног.

– О Билли, я имею в виду, – рассмеялась Грейс. – Думаешь, он провалился?

Она убрала руку. Терри перевел дух.

– Этот парень все еще смотрит. – Он указал на Уорвика Ханта, который жался к периметру толпы. – Билли планку перегнул, но, возможно, и это прокатит.

Грейс наполовину отвернула голову. Прикоснулась рукой к его лицу. Терри нравилось то, как она к нему прикасалась. Одно прикосновение, и его штаны начинали трещать по швам.

– Ты достал наркоту? – спросила Грейс, и он кивнул.

Она блаженно зажмурилась. Грейс была девушкой, которая очень любила наркотики.

– Тогда пошли отсюда, – сказала она.

Уорвик Хант отвернулся, с него явно было довольно, и Терри понял, что хеппи-энда Билли не видать как своих ушей. – Здесь слишком много посторонних. – Грейс повернулась лицом к сцене, но протянула руку и ласково ущипнула его за ягодицу. – Если бы мне нужны были накачанные пивом бездельники, я бы осталась в Нью-Джерси!

Музыка внезапно оборвалась. Билли злобно тыкал пальцем в кого-то из слушателей и требовал перестать швырять вещи. Это стало своего рода условным сигналом, по которому на сцену градом посыпались стаканы, банки и стулья.

Билли подобрал пивной стакан, приземлившийся на микрофон, и швырнул его со всей оставшейся силой в толпу. Терри проводил стакан взглядом – тот просвистел над толпой и влетел прямо в голову Уорвику Ханту. Продюсер рухнул на пол в брызгах крови и осколках разбитого стекла. Банки и бутылки посыпались, как залпы с «Эджинкорта». Билли Блитцен и «Пи-45» поспешно уносили ноги со сцены.

– Да, пошли, – наконец отозвался Терри, – Раздрай полный.

Полагалось ломать барьеры между сценой и залом! Им полагалось отличаться от предыдущих поколений!

И в самом начале это было осуществимо – в «Вестерн уорлд» царила какая-то совершенно экстравагантная демократия. Но вскоре это стало всего лишь удобным предлогом для того, чтобы распуститься и вести себя как полный кретин. Терри когда-то любил это место. Теперь же все, что он любил, – он потерял. Ему хотелось поскорее выбраться отсюда и взять с собой эту потрясающую девочку.

Терри спрыгнул со стула. Грейс спрыгнула вслед за ним и упала прямо в его объятия, будто случайно коснувшись его рта своими злыми губами, и он хотел ее все сильнее, но она отстранилась, смеясь:

– Полегче, тигр!

Он взял Грейс за руку, и она послушно последовала за ним, сексуальная и застенчивая одновременно, и Терри подумал о Мисти в чьих-то объятиях, подумал о Салли и шансе, который он упустил, но сейчас – сейчас он собирался поехать к себе домой с очень влиятельной фигурой, он собирался заняться любовью с одной из тех женщин, о которых фантазировали мужчины. И Терри казалось, что стоит только этой женщине оказаться в его постели, и все встанет на свои места, и мир снова станет лучше.

Но сначала ему нужно было проведать друга.

Билли сидел в гримерке, сгорбившись и зарывшись глубоко носом в пакетик с амфетамином. Когда он поднял голову, он был похож на Снеговика. «Пи-45» были сплошь в кровоподтеках, обозленные, и бурно спорили с менеджером по поводу денег.

Билли уже поздно было спасать. Он слизывал белый порошок с губ и подбородка.

– Дружищща! – захохотал он, увидев Терри, затем его глаза снова закатились, и он исступленно начал рвать на себе костюм, рубашку, галстук. Одежда, казалось, душила его. – Мой британский товарищщ!

– Господи Иисусе, – выдохнула Грейс и отвела взгляд.

И Терри знал, что так будет всегда. У Билли Блитцена в характере было какое-то упрямое безрассудство, какая-то неуемность, – а если вы так неуемны, тогда вы не подпишете контракт с Уорвиком Хантом и не отправитесь записывать альбом с Филом Спектором в Нассау.

Если вы будете жить вот так – вы разрушите себя. Вы погибнете, подумал Терри, и чуть не зарыдал.

Все эти песни Билли, которые так любили в «Вестерн уорлд», – все они были лебедиными, и это разбивало ему сердце.

– Надо сделать еще один выход… Может, ты напишешь… К черту этого Уорвика Ханта… а потом устроим вечеринку.

Один из членов «Пи-45», барабанщик – который чуть не придушил Умника ранее этим же вечером, а казалось, что несколько световых лет назад, – резко повернулся к лидеру группы. Терри видел, что под крашеными волосами и яркой одеждой он был действительно стариком.

– Вечеринка окончена, чертов кретин! – гаркнул тот в одурманенное лицо Билли.

Терри в два шага пересек гримерку и прижал барабанщика к стене.

– Оставь его в покое, урод! – крикнул он, а затем сел рядом с другом на скамеечку, обнял его рукой за худые плечи. Между ними стояло облако белой пыли.

– Билли, мне надо идти, – тихо сказал Терри и побоялся смотреть в несчастные глаза друга. И когда он вспомнил ту ночь несколько лет спустя, когда до него только дошли слухи о смерти Билли Блитцена, Терри понял, что из всех предательств той ночи хуже всего было то, что в ту минуту он бросил Билли Блитцена в гримерке клуба «Вестерн уорлд».

– Пойдем, Терри, – сказала Грейс, и они в обнимку вышли из здания.

Ночной воздух был наполнен странным звуком, и сначала Терри не мог понять, что это было. А затем вдруг понял. Музыки не было. Никто не играл на сцене, и рэггей закончилось. Музыка оборвалась.

Грейс не выразила абсолютно никакого удивления по поводу машины, которая была припаркована поблизости.

Ох уж эти американцы, подумал Терри, ничем их не удивишь.

«Форд капри» для них ничто.

Рэй выскользнул из постели в поисках балкона, и все казалось ему непривычным.

На кофейном столике величиной со стол для пинг-понга стояла лампа в форме яйца Никогда таких раньше не видел, подумал Рэй. Кругом были расставлены пепельницы размером с собачью миску. Вот это тема! Золотые пластинки в стеклянных рамках. Такие Рэй видел только на стенах звукозаписывающих студий, но никогда – у кого-нибудь дома. С низкой и вытянутой мебели все еще не сняли целлофан, и она напоминала гигантские презервативы. К чему все это? Книжный шкаф с приставленной к нему деревянной лесенкой – хочешь верь, а хочешь нет: все книги – любопытным образом одинаковые, с непогнутыми корешками, словно их закупили оптовой партией. Н-да, чтоб мне провалиться!

И замужняя женщина под теплым одеялом.

Это было непривычнее всего.

У него были девушки. Много девушек. Потому что он им нравился – впрочем, как и мужчинам, хотя последние не входили в сферу его интереса. И потому что он начал активную жизнь совсем в юном возрасте – когда Уайт впервые разрешил ему написать о концерте, Рэй был пятнадцатилетним девственником, которого до сих пор волновала только музыка. Но у него никогда прежде не было замужней женщины, и эта мысль возбуждала и пугала его одновременно.

Где сейчас был менеджер одной из самых популярных в мире групп? Где этой ночью был ее муж? Где этот извращенец, купивший вибратор? И что он сделает с Рэем, если застанет его здесь?

Рэй бродил по огромному дому, отдавая себе отчет в том, что он полностью обнажен, и прислушиваясь к малейшему шуму, – но тем не менее не переставая удивляться. Он никогда прежде не видел такой роскоши.

Завернув в гостиную, он утопал пятками в ворсистом ковре и слушал, как за окнами во всю стену безмятежно журчит река.

Рэй с трудом мог представить, что это была та же самая река, которая протекала под окнами их редакции, – вечная река, у которой они забивали косячок-другой с утра пораньше, стоя в тени высотки, а у унылых вымерших причалов пыхтели буксиры.

Здесь была другая Темза – мещанская река, протекающая мимо жилищ людей, которые сколотили себе состояние, купили гигантские особняки и хранили в них золотые пластинки и скучающих, обделенных вниманием жен. Как ту, чей запах остался на липкой коже его тела.

Она была властной, подумал Рэй с улыбкой. Властной, но милой.

– Не надо заниматься со мной любовью, – потребовала миссис Браун. Его неторопливая техника не произвела на нее должного впечатления. – Не занимайся со мной любовью – просто трахни меня.

Какие вещи она ему говорила! Но ему нравилось. Ему нравилась она сама. Зачастую секс, которым ему доводилось заниматься, был чисто механическим. Словно девушка, с которой вы спите, могла бы делать то же самое с кем угодно. Но миссис Браун было не все равно. По крайней мере, так Рэю казалось. И он не возражал против того, что она его направляет. Он был не прочь учиться.

Рэй засек ванную и некоторое время просто таращился на шеренгу флаконов с парфюмом. И как люди могут докатиться до такой жизни?

И тогда он услышал шум.

Задержав дыхание. Рэй обернул полотенце вокруг талии и вышел из ванной. Причудливая короткошерстная кошка потерлась о его голую ногу, и он с облегчением выпустил воздух из легких. Затем услышал, как миссис Браун зовет его.

Когда он вернулся в спальню, миссис Браун притянула его к себе, целуя его лицо так, словно никак не могла им насытиться. Они рассмеялись – поражаясь тому, что по-прежнему хотят друг друга, рассмеялись, а затем вновь принялись раскачивать водяную кровать. Их кожа была влажной, волосы прилипали к лицу – ее длинные темные локоны спутались с его светлыми. Заниматься сексом на водяной кровати, с гордостью думал Рэй. Это что-то новенькое! Он с трудом мог поверить своему счастью.

Затем Рэй, должно быть, уснул, потому что следующее, что он помнил, – это момент своего внезапного пробуждения. Он проснулся с отчетливым осознанием того, что ему пора. Каким-то невероятным образом секс с этой женщиной убедил его в том, что он может найти Джона Леннона. Секс с этой женщиной подарил ему необыкновенную уверенность в своих силах, словно он способен был сделать все, что угодно. И, натягивая трусы, Рэй вдруг подумал, как бы здорово было жить с ней вместе.

Опершись на локоть, миссис Браун попыталась сесть на кровати, но провалилась. Он улыбнулся. Не так-то просто сидеть на водяной кровати.

– О, не уходи, – прошептала она в темноте, хриплым голосом. В нем уже не было тех жестких ноток, которые Рэй уловил во время их беседы в «Спике». – Останься на ночь. Он не вернется сегодня.

Рэй натянул джинсы.

– Не в этом дело. Мне нужно сделать это интервью. Иначе меня вышвырнут.

На мгновение в комнате повисла тишина.

– Если бы я тебе понравилась, ты бы остался.

Он рассмеялся.

– Конечно ты мне нравишься! – Рэй прилег на кровать рядом с ней, чтобы видеть ее лицо четче. И чтобы она видела его лицо. – Я без ума от тебя.

Она надулась, всем своим видом демонстрируя, что его слова звучат неубедительно. Рэй поднялся, надел футболку, собрался с духом.

– Я вот подумал – ты здесь несчастна. Здесь офигенно, но ведь это не приносит тебе счастья. Поэтому, может, нам стоит найти что-нибудь. Чтобы жить. Вместе. Ты и я.

Ее заливистый смех задел его за живое.

– И что же мы будем делать? – поинтересовалась она, и прежняя жесткость вернулась в голос. – Жить с твоими родителями?

Рэй пожал плечами. Он об этом как-то не подумал.

– Ну, снимем квартиру. Комнату. – Комнату? Что – как ночлежку? – Она порылась в столике у кровати, затем чиркнула спичкой и зажгла сигарету. – Есть идеи?

Рэй схватился за ботинки. Истинная правда. У него не было работы, у него не было квартиры, и у него не было идей.

– Нет, наверно, нет.

Но эта мысль не давала ему покоя – как здорово было бы проводить с ней каждую ночь. Да, она была замужем. Но она не любила мужа! И он ее не любил. Если бы у него была хоть капля любви в душе, разве смог бы он подарить ей вибратор на день рождения? Так что же ее здесь держит? Только все эти… вещи? Это и есть то, что сопутствует взрослению? Ты вырабатываешь эту отчаянную потребность в вещах? Но Рэй промолчал – миссис Браун и так была слишком зла на него за то, что он уходит.

Он сел на кровать и принялся натягивать свои ковбойские сапоги. Кровать раскачивалась под ним. Вздохнув, миссис Браун снова попробовала сесть, обнажив свою маленькую упругую грудь, а затем вдруг раздался еле слышный звонок, и телефон оказался у нее на коленях, и она набирала номер, который знала наизусть. И внезапно Рэй страшно на нее разозлился. За то, что она не хотела жить с ним. За то, что ей нужны были все эти гребаные вещи. За то, что она схватилась за телефон, не успел он выйти за порог спальни.

– Это я, – сказала она голосом, которым обычно разговаривала с ним. Рэй наблюдал за ней. Его лицо превратилось в каменную маску. Он просто ушел в себя – вот что он сделал. Люди его возраста часто срываются или становятся неуправляемы. Но только не он. Ему было гораздо легче вообще ничего не показывать.

– Нет, не знаю – я не ношу часов, – засмеялась она в трубку, бросив взгляд на Рэя и поспешно отводя глаза. – Что? Ничего, в самом деле, ничего особенного. – Рэй направился к двери спальни, ощущая на себе ее взгляд. Он не позволит себе расплакаться прямо перед ней, – Почему бы тебе не заехать? Да – сейчас. – Смех в темноте. – Давай же, ты знаешь, что хочешь этого…

В дверном проеме Рэй обернулся и посмотрел на нее, а затем поднес руку к губам и уронил ее – маленький прощальный жест. Его пальцы были все еще липкими. Он все еще ощущал на них ее аромат.

– Да, хм, ну что ж, – говорила она, – чего ж еще ждать от таких, как она?

Рэй вышел из дома, неслышно прикрыв за собой входную дверь. Поэтому не видел, как резко изменилось выражение ее лица.

– Послушай, – сказала в трубку миссис Браун, когда убедилась в том, что Рэй ушел. – Я тебе вот что скажу, я позвоню тебе на следующей неделе, ладно? Уже поздно. Вот что я скажу. Думаю, сейчас я лучше просто посплю.

Он стоял у дороги на Лондон и интенсивно голосовал приближающемуся грузовику. Грузовик даже не замедлил хода.

Вскоре рядом притормозил полицейский автомобиль, и два копа осмотрели его с ног до головы, с ухмылкой – ха-ха, всего лишь безобидный хиппи, опоздавший на последнюю электричку, – а затем уехали. Потом наступила полная тишина, только туман стоял над рекой, и все спали в своих кроватях, а он изучал небосклон в поисках первого предрассветного луча.

И в этот момент к нему подкатил спортивный автомобиль.

Желтый «лотус элан». Она распахнула дверь.

– Мне все равно спать не хочется.

Рэй никогда прежде не видел ее смущенной. Он улыбался ей так широко, что у него сводило скулы.

Она выжала педаль газа, и они рванули прочь, из пригорода к центру. А когда под колесами автомобиля замелькала пустынная автострада, ведущая к городу, миссис Браун опустила стекло и выбросила из окна пакет с лейблом «Арлекин рекордз».

Рэю и не нужно было спрашивать, что в нем. Он знал, что это подарок ко дню рождения.

Комнатка, в которой жил Терри, была совсем мала.

Матрас, придвинутый к окну, под которым пролегали железнодорожные пути и ходили поезда, электрический обогреватель и пластинки, разбросанные повсюду, а на стене – классический постер из фильма «Кулак дракона» с изображением Брюса Ли, обнаженного до пояса и сжимающего в кулаке нунчаки. Все в нем было совершенно, даже следы от когтей на лице и торсе.

Сосед сверху слушал «Моторхед» на полной громкости – он всегда это делал, когда его девушка уезжала погостить к маме. Ковер был усеян пятнами в память о сотне постояльцев. В одном углу лежала груда белых махровых халатов с разными надписями – «Глазго Хилтон», «Ньюкасл холидэй инн», «Лидс Драгонара». И повсюду были раскиданы вещи Мисти – платья, кипы книг о фотографии, мотки пленки и контактные линзы, вторая пара ботинок. Жилище, не тронутое уютом.

Но Грейс была рокершей. Она гуляла в рваных лосинах по Нижнему Ист-Сайду [16]16
  Район Манхэттена в Нью-Йорке; по традиции служил пристанищем для бедных иммигрантов.


[Закрыть]и могла показать средний палец любому пропитому бродяге с Бауэри [17]17
  Улица в Нью-Йорке, в нижней части Манхэттена. Центр района трущоб, ночлежных домов и питейных заведений, нью-йоркское дно.


[Закрыть], осмелившемуся сделать замечание в ее адрес. Она привыкла к грязи. Терри стянул с нее юбку через голову, их языки сплетались в поцелуе, его лихорадочные руки пытались успеть везде сразу.

– У тебя есть дурь? – вдруг спросила она.

Терри кивнул, нашел бритву и зеркальце и высыпал на него свою заначку. Грейс сидела на кровати скрестив ноги, и ему приходилось заставлять себя не смотреть в ее сторону, чтобы сконцентрироваться на нарезании дорожек. В предвкушении сердце колотилось у него в груди. Его отделяло всего лишь несколько минут от самого незабываемого траха в своей жизни. Грейс легла. Лезвием бритвы Терри лихорадочно разделил амфетамин на четыре дорожки.

Неоспоримым достоинством этой комнатки было то, что ее окутывал полумрак. Помещение освещала одна-единственная лампочка в сорок ватт, без абажура, огненно-красное свечение от электрического калорифера и китайские фонарики, которые Мисти развесила над кроватью, когда переехала к нему. Он их так и не снял. Эта хибарка в Крауч-Энд обходилась Терри всего лишь в шесть фунтов в неделю; он снял ее у какого-то грека, который сообщил ему, что переезжает в Мельбурн, так как «с Англией покончено»; но эти китайские фонарики создавали в ней какую-то неповторимую, совершенно особенную атмосферу – атмосферу дома. А может, все дело было в том, что это Мисти их повесила.

Терри нашел красно-белую пластмассовую соломинку и втянул носом две дорожки из четырех. Грейс села на кровати, потянувшись за зеркалом, и Терри прижался ртом к ее рту, а потом пошел по коридору в направлении ванной комнаты. Ему хотелось ополоснуть лицо холодной водой.

Он был возбужден и очень нервничал. Ему хотелось, чтобы все прошло гладко. Он вспомнил о бойфренде Грейс, вокалисте ее группы. Они что, втихаря изменяли друг другу? Или у них была какая-то договоренность? Между мужчинами и женщинами существовало гораздо больше недоговоренностей, чем Терри себе представлял. И станет ли Грейс после сегодняшней ночи его девушкой? Вот тогда Мисти увидит! Они все увидят! Грейс Фери – его девушка! Ее хотели все как один! Барабанная дробь в грудной клетке участилась, и алчный внутренний голосок напомнил Терри: «Скоро эта Грейс будет твоей». Он ополоснул лицо водой и улыбнулся своему отражению в зеркале ванной комнаты. Терри был готов к приключению, которое ему не забыть никогда.

Когда он вернулся в комнату, Грейс уже ждала его. Она лежала в позе, предназначенной для того, чтобы разжечь в нем страсть, – позе, которую Терри наверняка бы предпочел всем остальным, если бы ему приходилось выбирать. На краешке кровати, без одежды, со скрещенными ногами, откинувшись назад. Но его внимание привлекло нечто другое, и кровь застыла у него в жилах. Она кололась.

Грейс не втягивала дорожки порошка через нос, как он того ожидал. Она приготовила свои инструменты – иглу и ремень, который туго затянула на предплечье, и, когда Терри вошел в комнату, надеясь увидеть мужскую фантазию во плоти, девушка мечты прощупывала вену. Словно предвкушая проникновение, Грейс вздохнула, а затем игла вошла в вену, а измельченный амфетамин быстро проник в кровь.

Она предложила ему ширнуться вместе, разделить с ней иглу, но Терри вежливо отказался – так, как отказываются от добавочной порции «имбирного ореха» к чаю. Ошеломленный, он наблюдал за тем, как девушка корчится от удовольствия – выгибая спину, жмурясь и вздыхая с каким-то эйфорическим неверием, – и готов был поспорить, что удовольствие, которое она испытывала сейчас, было гораздо большим, чем мог предложить ей он.

После этого Терри ничего уже не хотелось – ни наркотиков, ни девушки. И меньше всего ему хотелось принимать участие в действе, происходившем на его глазах. Иглы пугали его до смерти. Но Терри был еще очень молод, а останавливаться было уже слишком поздно, к тому же как он мог не хотеть девушку, которую хотели все!

Поэтому Терри сорвал с себя одежду и упал на старый бугорчатый матрас в протекающей комнатке, и был охвачен скорее отчаянием, чем возбуждением. Ее худое и бледное тело лежало под ним, вялое и полусонное, а игла делила их постель и поблескивала в свете рождественских фонариков почти празднично.