Текст книги "Авторитет Писания и власть Бога"
Автор книги: Том Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
10. Возвращение к правильному толкованию
Потребность в целостном представлении авторитетности Писания
Нам крайне необходимо целостное представление о глубоком и сложном понятии авторитетности Писания Оно должно подчеркивать особую роль Святого Духа своим могуществом совершающего чудо преображения. В основе такого представления должна лежать идея Божьего царства о наступлении которого на земле, как и на небе, впервые возвестил Иисус и которое однажды предстанет перед нами в полном совершенстве. В этом целостном представлении церковь должно более всего отличать желание с молитвой вслушиваться в Божье слово, настойчиво стремиться к его постижению, смиренно подчинять ему свою жизнь и неустанно проповедовать его. Последнее должно составлять неотъемлемую часть служения ее официальных лидеров. Следующие несколько разделов содержат размышления на данную тему.
Бог, Писание и миссионерское служение церкви
Главный вывод из всего сказанного до сих пор состоит в следующем: короткая фраза «авторитетность Писания» при ближайшем рассмотрении открывает перед нами божественный план спасения вселенной. Началом его осуществления стало явление самого Иисуса, но теперь он должен найти свое воплощение в жизни ведомой Духом церкви–сообщества людей, посвятивших себя чтению Писания. Слово «чтение» в данном случае является кратким обозначением целого комплекса задач, к обсуждению которых мы еще вернемся. Однако хотелось бы подчеркнуть, что для получения четкого представления о том, какими должны быть формы и внутреннее содержание церковной жизни необходимо понять, в чем заключается миссионерское служение церкви. Но для этого, прежде всего, следует внимательно изучить намерения Бога в отношении всего мира, о которых говорится, например, в Быт. 1–2, Быт. 12, Ис. 40–55, Рим. 8, 1 Кор. 15, Еф. 1 и Откр. 21–22. Мы читаем Писание, чтобы освежить свою память и глубже проникнуть в суть истории, в которой каждому из нас отведена особая роль. Важно помнить о том, как она началась и каков будет ее исход, а также о той роли, которую предстоит сыграть в ней нам с вами.
Таким образом, авторитет Писания наиболее ярко проявляется, когда церковь несет в мир евангелие – благую весть о том, что в Иисусе Христе живой Бог одержал победу над силами зла, приступив теперь к обновлению своего творения. С Библией в руках, умах и сердцах, а не просто вооружившись свежей газетой или новой политической программой, христиане начинают свое служение в мире с уверенностью в господстве Иисуса и бессилии кесаря. Мудрость, прославляемая в самом Писании (Кол. 4, 5–6; 1 Петр. 3,15), гласит, что это служение не ограничивается пересказом содержания Библии. Силой и мудростью Святого Духа мы должны глубоко осознать основные цели евангелия и то, как, достигая их, мы разрушаем твердыни (2 Кор. 10, 3–6), чтобы с учетом конкретных условий и обстоятельств самим как можно яснее выразить призыв Бога, возлюбившего мир и пожелавшего спасти его от безрассудства, угнетения и порока. Итак, авторитетность Писания наилучшим образом раскрывается в том влиянии, которое оно оказывает на интеллектуальную жизнь церкви, укрепляя нашу решимость поведать миру о воскресении Иисуса в ожидании дня, когда Бог сотворит все новое, и на земле восторжествуют радость, мир и справедливость (Еф. 1,3–23).
В свете сказанного Писанию отводится более конкретная роль относительно евангельского призыва, обращенного к каждому отдельному человеку. Благая весть, услышав которую люди обретают веру и переживают то самое преображение, о котором столь часто говорится в Новом Завете, представляет собой индивидуальную «версию» ранее упомянутого призыва к каждому мужчине, женщине и ребенку с верой покориться владычеству распятого и воскресшего Иисуса и через крещение и членство в теле Христовом стать живым воплощением ожидания окончательного обновления Божьего творения (Гал. б, 15; 2 Кор. 5,17). Божья сила, действующая через евангелие для достижения этой цели, как мы успели убедиться, неизменно присутствует в сочетании силы Духа и устного или письменного слова. На всем историческом протяжении миссионерского служения церкви под словом, как правило, подразумевалось Писание, которое христиане читают, проповедуют, разъясняют и применяют на практике. Выражение «авторитет Писания» в большой степени относится к тому, как Бог в Писании открывает нам Иисуса, своей силой и исцеляющей любовью Святого Духа преображая умы и сердца людей. И хотя это возможно даже в условиях «необитаемого острова», когда человек читает Библию в одиночестве, он, тем не менее, нуждается в Божьих служителях, осуществивших перевод и публикацию Библии (даже на необитаемом острове человек зависим от других!) или, подобно Филиппу в Деян. 8, помогающих ближним лучше понять слово Писания и применить его в свой жизни.
Итак, авторитет Писания в том значении, которое он имеет для созидания Божьего царства, проявляется на всех уровнях от вселенского и политического до личного. Только когда оно выходит на первый план, мы понимаем, что может означать это выражение в контексте организации жизни церкви как исполнителя Божьей воли, которой должна быть подчинена вся жизнь христианина.
Чтобы лучше разобраться во всем этом, необходимо, прежде всего, определить, какое место занимали и продолжают занимать в жизни церкви предание и разум.
Место, отводимое преданию: живой диалог с предшествующими толкованиями
Если роль Писания в исполнении церковью Божьего поручения действительно такова, как предложено в предыдущем разделе, каким образом это сказывается на организации жизни самой церкви? Я намереваюсь обратиться к конкретным проявлениям авторитетности Писания (то есть Божьей власти, действующей через Писание). Но прежде хочу поделиться размышлениями о роли предания.
Прислушиваться к преданию – значит внимательно (смиренно, но критично) исследовать историю взаимоотношений церкви и Писания. Нам необходимо помнить о своей ответственности в Общении Святых, чтобы последнее слово не оставалось за нашими славными предшественниками, а их труды не становились альтернативным источником истины, независимым от самого Писания. Если они единогласны в каком–либо вопросе, мы должны быть особенно внимательны. Они нередко ошибались, но, не придавая должного значения их словам, мы подвергаем себя опасности. Изучение церковной истории неотделимо от внимательного христианского прочтения Библии. Каждый ее период и каждый выдающийся церковный деятель оставил свой след в последующей трактовке Писания. Осознание этого помогает понять, почему то или иное восприятие текста кажется нам естественным.
Процесс взаимодействия с преданием и чтения Библии в свете его традиций начался на самом раннем этапе истории христианства. «Христос умер за грехи наши, по Писанию». Как только кто–то произнес эти слова (а согласно Лк. 24 нечто подобное говорил сам Иисус), слышавшие и размышлявшие над ними неизбежно руководствовались его заявлением при чтении Писания. Павел периодически упоминал о более ранних традициях, передачу которых он сам считал совершенно необходимой (1 Кор. 11,23; 1 Фес. 4,1). Авторы Апостольского и, тем более, великого Никео–Цареградского Символов веры своим трудом закладывали основу, создавали систему координат, образец для последующих поколений читателей Писания. Этот образец нельзя назвать совершенным, ведь в нем не упоминается о главной теме самих Евангелий – проповеди Иисуса, возвестившей о приближении Божьего царства (если, конечно, не считать слов «Царству Его не будет конца»). И все же церковь всегда видела в нем глубокое и многостороннее изложение тех убеждений, к которым пришли христиане в результате исследования Писания в сочетании с отличающим христианина благодарным послушанием Богу.
Оглядываясь на недавнее прошлое, христианам важно осознавать, какие традиции близки им самим. Каждая традиция способна дать своим приверженцам повод для благодарности. Ни одна из них не совершенна, в том числе и те которые носят гордое имя «библейских». Чтобы одновременно оценить достоинства и недостатки той или иной традиции нам следует определить степень ее полезности в публичном чтении и индивидуальном изучении Писания. При этом ее сторонники не должны прибегать к избирательному прочтению или экзегетическим уловкам. Именно здесь особенно остро стоит истинная задача исторической экзегезы (в противоположность экзегезы ложной, которая на деле является попыткой разрушить христианскую веру как таковую). Суть взаимоотношений церкви с преданием заключается не в том, чтобы, как официально заявляет католическая церковь, предание и Библия сливались в едином потоке. Мы должны позволить преданию оставаться самим собой – живым голосом церкви, состоящей из обычных людей, которые, стремясь к познанию Писания, порой заблуждаются, а порой достигают сияющих высот библейской истины. Вот почему каждому новому поколению приходится решать эту задачу заново. Предание повествует о наших истоках. Но лучшим проводником в будущее является само Писание.
Место, отводимое разуму и эрудиции: внимание к контексту и смыслу
Точно так же разум предполагает отказ от произвольных трактовок в пользу совокупности лексических, контекстуальных и исторических факторов. Разум устанавливает пределы необузданному полету фантазии толкователей. Взять, например, предположение, которое со всей серьезностью рассматривается современными лжеучеными о том, что Иисус был на самом деле членом египетской масонской ложи. Разум требует, чтобы всякая трактовка была осмысленной. Конечно же, вопрос о том, что считать осмысленным и разумным остается спорным, но не в той степени, чтобы свести на нет все возможные дискуссии. Для этого нам необходимо хорошо изучить окружающий контекст и содержащиеся в нем предрассудки. Вот почему возникает насущная потребность в публичных дебатах, а не в состязаниях в пустословии. Слишком часто обсуждение спорных вопросов сводится к использованию риторических приемов с целью, образно выражаясь, смести с шахматной доски фигуры противника еще до начала игры.
Разум обращает наше внимание на многочисленные выдающиеся открытия в области биологии, археологии, физики, астрономии и так далее, проливающие свет на Божье творение и состояние человека. Это, разумеется, не предполагает необходимости уступить давлению со стороны атеистической или рационалистической науки. Нельзя забывать о том, что наука, в противоположность истории, изучает повторяемые явления. Кроме того, разум не следует бездумно отождествлять с достижениями современной науки, как если бы существовало некое естественное богословие, прямой путь от пробирки к утверждениям о Боге и его царстве. Разум больше напоминает законы гармонии и контрапункта: он создает не сами мелодии, а язык, в контексте которого эти мелодии обретают свое звучание.
Таким образом, разум – не альтернативный источник истины, независимый от Писания и предания. Это необходимое дополнение, жизненно важное средство, позволяющее убедиться в том, что мы действительно прислушиваемся к Писанию и преданию, а не к отзвуку собственных голосов. Кроме того, он заставляет нас прислушиваться друг к другу, напоминая о том, что мы живем в одном мире и созданы одним Богом, который открылся нам в Иисусе Христе. Разумный диалог – это часть образа жизни, который Бог противопоставляет миру насилия и хаоса. Возможно поэтому, говоря о разумном поклонении, Павел настаивает на необходимости преображения через обновление ума (Рим. 12,2) и противопоставляет это искушению. Все вышесказанное имеет первостепенное значение как в обсуждении роли Писания, так и в других областях.
Модель драмы в пяти актах
В наше время мы особенно нуждаемся в многоступенчатом представлении о Писании, соответствующем тому, которое мы наблюдаем у ранних христиан. Необходимо признать важность жанра, художественного оформления, литературного стиля и т. п., а также значительное влияние, оказываемое ими на наше восприятие текста. Еще важнее понимать основное различие между Ветхим и Новым Заветами, его суть и причину. Пренебрегая этим различием, мы неизменно возвращаемся к бесплодным спорам между теми, кто говорит: «В Библии сказано то–то и то–то» и отвечающим им: «Ну да, а еще в Библии сказано, что прелюбодеев надо побивать камнями и что нельзя носить одежду, сшитую из разных типов ткани». Нам крайне необходимо преодолеть это препятствие и перейти к более серьезным занятиям.
Именно здесь уместно будет вспомнить об идее герменевтики «в пяти актах», которую я предложил в пятой главе книги «Новый Завет и народ Божий». Там я подробно рассуждал о том, что Библия содержит в себе модель толкования, предполагающую осознание нами своего места в общей драме и дающую характеристику каждого действия. В Писании различаются пять действий божественной драмы: сотворение, грехопадение, Израиль, Иисус и церковь.
Позволю себе три вступительных замечания к этой модели:
1) ранее предлагались и другие формулировки данной модели, но, поскольку это всего лишь модель, я рад возможности ее усовершенствования, хотя в нашем случае мы будем придерживаться первоначальной версии;
2) я с радостью признаю, что последняя сцена в новозаветной картине будущего, которая открывается нашему взору в заключительных главах Откровения, больше похожа на начало новой пьесы, написанной в продолжение прежней;
3) кроме того, я готов признать, что в моей модели делается более ощутимый акцент на грехопадение, нежели у многих других библеистов. Не имея желания спорить здесь по этому вопросу, скажу лишь, что события, описанные в Быт. 3, лежат в основе большой части новозаветных писаний, а не только Посланий Павла. Хотя в первом веке иудеи придерживались различных взглядов на происхождение зла, общее представление о совершенном творении, оскверненном грехом, было широко распространено и, скорее всего, преобладало и в раннем христианстве.
Независимо от того, что думает читатель по поводу данного алгоритма толкования, важно, чтобы мы понимали Писание и свои взаимоотношения с ним в контексте некого всеобъемлющего повествования, придающего смысл каждому отдельному тексту. Нельзя, с одной стороны, сводить Писание к набору вечных истин, а с другой – делать его «строительным материалом» для своих молитв. На структурном уровне и то и другое означало бы предательство по отношению к самому Писанию.
В соответствии с моей схемой сейчас разыгрывается пятое действие – наступил век церкви. Он начался с Воскресения и Пятидесятницы, а первыми действующими лицами стали апостолы. Основополагающим документом был Новый Завет, а предполагаемый финал ясно описан в таких отрывках, как Рим. 8,1; Кор. 15 и Откр. 21–22. В самом центре предлагаемой мною модели, а также всего многоступенчатого представления о том, как проявляется авторитет Писания, находится следующее: живущих в пятом действии связывают с четырьмя предыдущими весьма неоднозначные отношения, причина чего заключается не в нашей измене традициям своих предшественников, а, как раз напротив, в нашей верности их части истории. Если бы один из персонажей в пятом акте пьесы «Все хорошо, что хорошо кончается» начал бы вдруг повторять монологи из первого действия, пьеса потеряла бы всякий смысл. Мы должны действовать в соответствии с требованиями настоящего момента истории, сохраняя преемственность предыдущих действий (мы не вправе менять само повествование или пьесу). Но в то же время мы наблюдаем и определенный разрыв с прошлым, когда воистину начинает твориться все новое. Мы призваны хранить нерушимую верность прошлому и с радостным нетерпением смотреть в будущее. Так, например:
1)мы не должны думать, будто живем в раю, в мире, где нет зла, и поэтому можем на собственном опыте сравнивать «то, что есть» с «тем, что должно быть». Принципиально мы вправе сравнивать то, что было (т. е. Быт. 1–2), с тем что должно быть. Однако практически это трудно осуществимо, поскольку содержание первых глав Бытия сжато и стилизовано, а искупление вместо возвращения в Эдем обещает переход к новому творению, в котором старое уже не будет восстановлено в своем прежнем обличии, а предстанет перед нами в преображенном и окончательно завершенном виде;
2) нельзя воображать, будто мы живем в мире, где нет места искуплению. Поэтому мы не должны считать очевидное для нас зло вездесущим и всемогущим, с которым нельзя бороться;
3) мы живем не в древнем Израиле, поэтому – приведу лишь один пример – нам не нужно восстанавливать иерусалимский храм и возобновлять жертвоприношения;
4) мы не живем во времена земного служения Иисуса, а потому не должны считать, что временный запрет на благовестие язычникам (Мф. 10, 5–6) распространяется и на нас. (О том, что этот запрет носил временный характер, свидетельствует его отмена сразу после воскресения Иисуса в Мф. 28,19. Не всегда так легко разобраться в происходящем, но даже в самых трудных случаях, как правило, где–то кроется ключ к разгадке. Примером могут служить мучительные размышления Павла об иудейских законах.)
Сформулируем это следующим образом. Мы читаем первые две главы Бытия, как начало пьесы, в пятом акте которой живем мы сами. Быт. 3–11 представляют собой второй акт, а история Израиля от Авраама до Мессии (кратко изложенная Павлом в Гал. 3 и Рим. 4) – третьим. Читая историю земной жизни Иисуса, мы погружаемся в решающий и кульминационный четвертый акт. Мы сами не живем в нем – не странствуем вместе с Иисусом по Палестине, не видим воочию, как он исцеляет людей, проповедует и садится за стол с изгоями общества, не ломаем голову над его планами последнего путешествия в Иерусалим – однако именно это ложится в основание нашего собственного, пятого акта. Более того, рассказ об Иисусе, явление которого стало решающим моментом в истории Израиля и главным событием в истории искупления создателем своего творения, имеет первостепенную важность для действующих лиц пятого акта. Поэтому как устная традиция проповеди Иисуса, так и написание канонических Евангелий в свойственной им повествовательной манере, были и остаются одним из его основополагающих моментов.
Итак, жить в пятом действии – значит, опираясь на все вышесказанное, осознавать, что именно с нашей помощью великое повествование движется теперь к своему логическому завершению. Когда мы, наконец, окажемся у цели, там не будет ни Храма, ни таинств, ни даже, осмелюсь сказать, молитвы в привычном для нас смысле этого слова, ибо все растворится в непосредственном присутствии Бога и в его любви. Нам уже не нужно будет читать Писание – не потому, что оно утратит свою значимость, а потому что оно, подобно карте, приведет нас к желанной цели. Именно этому я хотел бы посвятить последний раздел своей книги.
Крайне важным во многих современных дискуссиях является то, что наши взаимоотношения с Ветхим и Новым Заветами существенно отличаются друг от друга, причем мы заявляем об этом, нисколько не умаляя своей приверженности Ветхому Завету как бесспорно значительной части Священного Писания. Новый Завет – основополагающий документ пятого акта. Несмотря на многочисленные перемены, произошедшие в человеческом обществе, мы продолжаем жить в том же действии исторической драмы об отношениях Бога с его творением, что и апостолы и евангелисты. За все это время не произошло ничего подобного великой смене действий (от третьего акта к четвертому и от четвертого к пятому), имевшей место в период, отделявший их от Торы, Пророков и Исторических писаний. Даже с учетом того, что авторы Нового Завета (вопреки частым заявлениям об обратном) с большой ответственностью относились к Ветхому, между нами нет того разделения, которое существовало между апостолами и их каноническими предшественниками.
Называя себя христианами, мы должны поведать миру об Иисусе, появление которого стало кульминационным моментом в истории Израиля и легло в основу нашей собственной. Мы стали непосредственными преемниками христиан, живших когда–то в Коринфе, Ефесе и т. п., и потому не можем оставить без внимания все сказанное им, как если бы эти слова были обращены к нам самим. Нельзя отрицать актуальность Посланий, ссылаясь на разделяющий нас отрезок времени или на произошедшие за этот период общественные и культурные сдвиги, под влиянием которых они, якобы, устарели и вводят теперь своих читателей в заблуждение. Неотъемлемой частью христианского ученичества можно назвать способность видеть в Новом Завете основание для еще не завершенного пятого акта, признавая, что его ни в коем случае нельзя вытеснить или дополнить. Пятый акт продолжается, но его первая сцена не подлежит изменениям, оставаясь критерием оценки различных импровизаций, возникающих в последующих сценах. Только при этом условии церковь может и дальше жить под властью Писания, или, как я неоднократно подчеркивал, под властью Бога, осуществляемой им через Писание.
Новый Завет предлагает нам заглянуть в самый конец повествования. Его итогом станет не наше вознесение на небеса, как следует из многочисленных гимнов и молитв, а завершением нового творения. Наша задача заключается в том, чтобы с помощью Святого Духа и молитвы написать достойный сценарий происходящего между первоначальными событиями и главным документом с одной стороны, и окончательным установлением Божьего царства – с другой. Как только мы уясним эту структуру, все остальное понемногу встанет на свое место.
Понятие импровизации очень важно, хотя зачастую оно и понимается совершенно неправильно. Как известно любому музыканту, импровизация отнюдь не означает всеобщий беспредел. Она предполагает необходимость постоянно и тщательно прислушиваться ко всем окружающим голосам, а также проявлять неослабное внимание к темам, ритму и созвучию исполняемого произведения, в которое вплетается и наша партия. В то же время она приглашает нас, беспрекословно подчиняясь партитуре и прислушиваясь к звучащим вокруг нас голосам, искать новые возможности самовыражения при условии, что они, в конце концов, приведут нас к новозаветной цели – завершению нового творения, провозвестником которого стало воскресение Иисуса. Уже исполненная музыка, звучащие вокруг нас голоса и обещанное совершенное созвучие всех инструментов нового мира вместе задают параметры импровизации, допустимой в процессе чтения Писания и подтвержденной собственным примером проповеди содержащегося в нем евангелия. Каждый христианин, каждая церковь вольны предлагать свои вариации на заданную тему, но ни один христианин и ни одна церковь не вправе нарушать мелодию. Возвращаясь к образу театра, актеры и труппы, к которым они принадлежат (различные церкви), вольны разыгрывать новые сцены. Но никто из них не имеет права вставлять в пьесу сцены из других произведений или менять концовку. Если бы мы понимали это, мы были бы уже на пути к взаимному уважению и полноценной жизни под властью Писания.
Исключительно контекстуальная трактовка Писания
Таким образом, мы должны стать приверженцами исключительно контекстуальной трактовки Писания. Каждое слово необходимо толковать в контексте стиха, каждый стих – в контексте главы, каждую главу – в контексте книги, и, наконец, каждую книгу – в ее историческом, культурном и каноническом контексте.( Конечно же, может возникнуть противоречие между историей создания одной из частей Писания и местом, отведенным ей в завершенном каноне. В таком случае необходимо принимать во внимание оба фактора.) Все Писание культурно обусловлено. Наивно было бы отрицать это в отношении одних частей Писания, считая их в каком–то смысле главными или универсальными, и признавать – в отношении других, с облегчением оставляя их в стороне. Учение о божественной природе Иисуса культурно обусловлено: как писал Павел, воплощение произошло, когда пришла полнота времени (Гал. 4, 4), и одной из составляющих этой полноты следует считать культуру, созвучную такому развитию событий. Учение об оправдании по вере также культурно обусловлено: оно могло появиться только в мире, знакомом с понятиями Божьей справедливости, с иудейским законом и с обещаниями, данными Богом Аврааму. Библию необходимо читать с полным и ясным осознанием подобного контекста.
Это очень сложная, хотя и волнующая задача. К счастью, сейчас существует больше средств, облегчающих ее выполнение, чем когда бы то ни было. Их так много, что новичку порой трудно разобраться, с чего начать.
Но понимания одного только библейского контекста недостаточно. Как указывают многие, в равной степени важно понимать и правильно оценивать свой собственный контекст, не забывая о том, что именно он заставляет нас уделять особое внимание одним библейским темам и обходить молчанием другие. Я уже упоминал об этом в своих рассуждениях о современном культурном контексте и предании.
Контекстуальная трактовка Писания не ограничена во времени. Мы никогда до конца не сможем проникнуть в «неисследимое богатство» библейского текста, выражаясь его собственными словами. Потому нас всегда будут радовать новые открытия в области лексикографии, археологии и прочих наук, расширяющие наши познания.( Это не означает, что мы никогда не найдем достойные ответы на сложные вопросы. Дальнейшее развитие науки не заставит нас усомниться в двух уже упомянутых мною учениях (о божественной природе Иисуса и об оправдании по вере), а лишь поможет лучше в них разобраться.) Кроме того, мы так сильно отличаемся друг от друга в личном и вселенском масштабе, а также от тех, какими мы были еще несколько лет назад, что нам необходима постоянная переоценка своих трактовок. Мы должны радоваться их совершенствованию, а также появлению новых идей, которые со временем прочно закрепляются в нашем сознании. По–настоящему контекстуальное прочтение Писания отдает должное многоликое богатство канона в поисках общего единства, вбирающего в себя различные мнения, отвергая все попытки свести его к монотонному однообразию. Чтобы расширить угол зрения и устранить искажения, возможно, будет необходимо обратиться к целому в обход частного. Однако и этот прием может послужить оправданием при желании избегать тех частей Писания, которые не вписываются в общую картину, по той или иной причине предпочитаемую толкователем.
Более того, контекстуальная трактовка близка идее воплощения, поскольку отдает должное человечности как самого текста, так и его читателей. Только с ее помощью мы сможем заново открыть для себя божественность или богодухновенность Писания, а также действие Святого Духа в церкви, где звучит Божье слово. Слишком часто старинные споры о воплощении Иисуса находят свое отражение в обсуждении природы Писания, причем консерваторы отстаивают его божественность, а либералы или радикалы – человечность.(Я понимаю, что аналогия между Библией и личностью Иисуса далеко не совершенна, и некоторые находят в ней серьезные недостатки. Однако я продолжаю считать ее полезной при условии, что мы воспринимаем ее как аналогию, а не абсолютное двустороннее тождество). Истинная ортодоксия диктует необходимость установления между ними соответствующих взаимоотношений.
Литургически обоснованная трактовка Писания
Итак, пришло время внести конструктивные предложения, которые позволили бы авторитету Писания, вернее, Божьему авторитету, проявляющемуся в Писании, исполнить свое предназначение и стать движущей силой, которая вдохновляла бы народ Божий на миссионерское служение и соответствующим образом меняла их жизнь.
Писание звучит в церкви прежде всего во время совместного поклонения.( Очень скоро мы обратимся и к вопросу индивидуального чтения, однако, на мой взгляд, совместное поклонение имеет первоочередное значение.) Эта традиция уходит корнями в те далекие времена, когда Ездра читал вслух Моисеев закон, Иисус – Книгу пророка Исайи в Назаретской синагоге, а прихожане первых церквей – Послания Павла. Несмотря на разделяющие нас личные, контекстуальные, культурные и другие тому подобные различия, читая Писание, мы пребываем в общении со всеми христианами, преодолевающем пространство и время. Это означает, в том числе, и необходимость правильного публичного чтения Писания, а также наличие особой системы отбора текстов и подготовки тех, кто будет этим заниматься. Чтобы это стало реальностью, важно не допустить вырождения публичного чтения Библии в этакие акустические обои – благозвучный шумовой фон, не отвлекающий нас от собственных мыслей.
Кроме того, это означает, что независимо от деноминации, чтение Писания должно занимать центральное место в общецерковном поклонении. В Сообществе англиканских церквей во многом показательным в этом отношении являются утренняя и вечерняя молитвы. В это время с Писанием происходит то же (посредством молитвы, музыки и ответствия), что происходит с произведением искусства на хорошо организованной выставке: мы получаем возможность оценить его в полной мере и впоследствии продолжить свои размышления. Публичное чтение Писания призвано не просто донести до людей его содержание, хотя и это является прекрасным дополнением (слово «урок» в таком контексте первоначально означало «чтение», а не «наставление»; его современный смысл делает акцент на неверном значении).
Кроме того, там, где чтению Писания отводится достойное место, авторитет Бога бросает вызов авторитету власть имущих, в частности тех, кто использует средства массовой информации, чтобы оказывать влияние на жизнь и мышление людей. Но главное – чтение Писания должно само по себе быть актом поклонения, прославляющим Божью историю, силу и мудрость, но прежде всего – Божьего сына. Благодаря такого рода поклонению, церковь преображается в Божий образ и получает новое направление своего служения. Писание служит главным средством, с помощью которого Бог ведет свой народ и придает ему силы для выполнения поставленной задачи. Именно в этом, как я и утверждал на страницах настоящей книги, заключается смысл выражения «авторитет Писания».
Итак, во время вечерней и утренней молитвы в звучании отрывков из обоих Заветов перед нами проходит вся история Ветхого и Нового Заветов, открывая вид на всю широту библейского повествования сквозь два крошечных окошка – прозвучавшие отрывки Писания. Сократить все это до одного урока или краткого фрагмента, прочитанного в качестве вступления к проповеди (и, возможно, сопровождаемое получасовым пением) – значит исказить суть этого события или даже деконструировать его а, вероятнее всего, ограничить силу и значение Писания в данном контексте передачей информации или наставлением. В равной степени чтение продолжительностью в девяносто секунд, которое предваряет и завершает пение пяти–или десятиминутных гимнов (практика, распространенная в так называемом соборном поклонении), производит то же самое впечатление, великолепный хрустальный бокал с каплей вина на дне. Бокал, несомненно, ценен, но вино в нем все же важнее. Система отбора фрагментов для чтения (в некоторых церквях они называются «апостолами») должна быть организована таким образом, чтобы прихожане, насколько это возможно, регулярно слышали полный текст Писания, особенно Нового Завета.
