Текст книги "Авторитет Писания и власть Бога"
Автор книги: Том Райт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Говоря о роли Библии в жизни церкви и отдельных христиан, важно помнить о нескольких моментах и прежде всего о том, что Бога которому поклоняются христиане, отличает желание говорить с сотворенными им людьми, обращаясь к ним при помощи слов. Это делает Бога Ветхого и Нового Заветов непохожим на других богов, известных как в древности , так ив наши дни. Значит идея чтения книги с целью услышать и познать Бога не должна казаться странной , поскольку близка характеру самого Бога.
Кроме того, с самых ранних дней христиан призывают «преобразовываться обновлением ума» (Рим. 12, 1–2). Иными словами, важно, чтобы преображение благодатью было даровано нам в значительной степени и через новое мышление. И вновь можно сказать, что стремление наполнить свою жизнь Божьей мудростью через чтение книги не противоречит здравому смыслу, поскольку близко природе христианской святости.
Наконец, мы должны помнить о том, что наш Бог победил мир, явив свое могущество в воскресении Иисуса. И теперь это могущество доступно всякому, кто просит о нем, чтобы с его помощью трудиться на ниве благовестил (Еф. 1,15–23). Идея чтения с целью обрести силы для миссионерского служения миру – не заблуждение. Она вытекает непосредственно из того факта, что мы созданы по образу Божьему. Слушая его слово и повинуясь его призыву, мы получаем возможность исполнить свое призвание – всей жизнью отражать образ Создателя в сотворенном им мире.
Чтобы рассмотреть все это в надлежащем контексте, нам необходимо отвлечься и попытаться осмыслить свое понимание Божьего царства, а затем – роль Писания в рамках этого понимания.
4. Писание и народ Божьего царства до рождения Христа
Божье царство в Ветхом Завете и иудаизме утверждает победу Бога над злом
В Ветхом Завете и в более поздних иудейских писаниях вопрос о царстве, или царствовании Бога возникает в связи с проникновением зла в дотоле неоскверненное грехом творение и среду народа завета. Если все обстоит именно так, можно ли называть Бога Царем? Поэтому провозглашение настоящего и грядущего Божьего царства предполагает, что Бог примет необходимые меры для решения проблемы спасения своего народа и окончательного осуществления своих замыслов для всего творения. Но между спасением Божьего народа и завершением творения существует тесная связь, о чем свидетельствуют многочисленные отрывки от Бытия до Откровения. Призвание Израиля стать Божьим народом, живущим под его властью, было первым шагом на пути изменения положения в мире к лучшему. Однако как общество грешных людей, Израиль сам стал частью проблемы. Поэтому периодически возникавшие в ходе его истории вторичные проблемы отражали первоначальную, доказательством чему служит аналогия между вавилонским пленением и изгнанием из Эдема. В обоих случаях (касалось ли это человечества в целом или Израиля в частности) главным алом считалось идолопоклонство, поклонение кому–то или чему–то, кроме Бога–Создателя. Именно оно является источником всего, что недостойно настоящего человека как в Израиле, так и за его пределами. Вследствие этого встала двоякая задача, во многом оказавшая определяющее влияние на Ветхий Завет, а также на мышление, молитвенную жизнь и писания иудеев: откуда придет спасение Израиля, и как исправить ситуацию во всем мире?
В отсутствие зла отпала бы всякая необходимость рассуждать о Божьем царстве и молиться о его приближении. Оно было бы очевидно для нас как часть объективной реальности. Говорить о Божьем царстве – значит взывать к всемогущему Богу, который обладает правом и властью покончить со злом в мире, в Израиле и в самих людях, и который считает своим долгом преображение всего мира, Израиля и каждого отдельного человека. Этот благодатный и всепрощающий замысел обновления Божьего творения должен осуществиться через заключение нового завета. В таком случае наш вопрос звучит еще более определенно. Какой была и остается роль Писания в свете этого божественного замысла? Если в этом нашел свое воплощение авторитет Бога, какое место отводится Писанию, также наделенному властью?
Принимая в расчет очевидные различия в жанре и тематике библейских книг, можно предположить, что для Израиля священные писания были источником и средством познания истинного Бога, уже приступившего к осуществлению своих царственных замыслов. Одним из главных элементов поклонения была декламация Писания, в частности перечисление Божьих деяний, приближающих наступление царства. Она пробуждала в людях надежду и желание славить Бога. Писание не было простым отражением переживаний и религиозного самосознания Божьего народа, а также происходивших в его среде общественных и культурных событий, хотя, разумеется, оно включало в себя и такие сведения. В соответствии со своим главным предназначением Писание вновь и вновь обращалось к Израилю с чистым пророческим словом, которое звучало порой в самые непростые моменты его истории, проходя сквозь царившие в мире беспорядок и заблуждения. Оно было словесным воплощением деяний, которые совершал в тот момент сам Бог, проникая в мир и в жизнь Израиля своим судом и милостью. Хотя наиболее ясно это следует из пророческих книг (особенно из автобиографичных отрывков, описывающих призвание пророка или его споры с Богом), подробное изображение роли Писания в жизни Израиля становится одной из функций избрания Богом этого народа для спасения мира. Посредством Писания Бог вооружал свой народ для осуществления своих замыслов.
В действительности «вооружение» – недостаточно ПОДХОДЯЩИЙ термин для обозначения многочисленных задач, которые выполняло Писание. С Писанием в жизнь израильского народа вошел порядок, четко установленная система поклонения, мудрость для повседневной жизни, пророческие обличения и обетования, и, наконец, песни, позволяющие в любой момент и в любом состоянии приходить к Богу с хвалой, жалобой, или прославлением, в замешательстве и отчаянии, с надеждой предавая себя в его руки. И это лишь наиболее очевидные свойства Писания.
Богодухновенность и слово ЯХВЕ
Пришло время обратиться к понятию «богодухновенности». Этим словом принято обозначать веру в то, что своим Духом Бог направлял перо столь непохожих друг на друга авторов и редакторов, дабы результатом их труда стали именно те книги, которые Бог пожелал даровать своему народу. Слегка отступая от темы настоящей книги, хотелось бы отметить, что божественная вдохновенность Писания не вызывала сомнений ни у древних израильтян, ни у ранних христиан. Появление канона, хотя это и вызывает в последнее время противоречивые суждения, изначально было попыткой проследить, каким образом именно эти книги могли сыграть решающую роль в жизни Божьего народа, обратить должное внимание на тот факт, что Бог дал их своему народу, напомнить Израилю о необходимости почитать их и обращаться с ними подобающим образом. При этом мы вновь и вновь сталкиваемся с порой неуловимым, но крайне важным понятием Божьего слова не в качестве синонима письменных источников, а для обозначения неповторимого личностного присутствия творца, судьи и целителя, ныне воссоздающего свое творение.
«Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его – все воинство их»; «Слово Мое не подобно ли огню, говорит Господь, и не подобно ли молоту, разбивающему скалу?»; «Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего пребудет вечно.», «Как дождь и снег нисходят с неба и туда не возвращается, но напояет землю,… так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, – оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его»; Весьма близко к тебе слово сие: оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его». (Пс. 32, 6; Иер. 23, 29; Ис. 40, 8; 55,10–11; Втор. 30,14)
Ветхозаветное понимание слова Господа весьма поучительно. С одной стороны, оно как бы представляет собой неиссякаемый источник созидательной божественной мудрости и силы, из которого пророки и другие библейские авторы черпали по Божьему призванию и благодати, дабы слово текло из их уст мощным потоком и орошало его народ. Иными словами, Бог–Творец, хотя и не ограничен пределами созданного им мира, продолжает принимать активное участие в его жизни, причем одним из многочисленных средств воздействия Всевышнего на мир является его живое и действенное слово. В этом нашел свое отражение характер самого Бога. Общение вполне естественно для такого Бога, но не для человекоподобного творения деистов! С другой стороны, это понятие свидетельствует о том, что в Божьем мире одним из самых могущественных проявлений Божьего образа в человеке следует считать речь. Слова способны изменить ход событий, когда звучат в обещаниях, повелениях, извинениях, предостережениях, объяснениях в любви или в неумолимом противостоянии злу. Упомянутое нами ранее понятие речевого акта появилось в философии сравнительно недавно. Однако пророков древнего Израиля оно бы не удивило. Рассуждая о стихе Пс. 32, 6 в своем «Ветхозаветном богословии»10, Уолтер Брюггеман писал: «Перед нами возникает образ могущественного властелина, которому стоило лишь произнести свое повеление и отдать приказ, как все свершалось, прежде чем успело отзвучать последнее слово».( Brueggemann, Walter. Theology of the Old Testament (Eerdmans, 1997,146).)
Израиль, народ, из среды которого должно было прийти Божье царство, стал народом, услышавшим Писание
Итак, еще до нашей эры Израилю дано было услышать Божье слово в призвании, обещании, освобождении, водительстве, осуждении и прощении, в повторном осуждении и освобождении и, наконец, в новом обетовании.( Эта последовательность событий кратко обобщает все ветхозаветное повествование от Авраама до возвращения из вавилонского плена) Это я и имею в виду, когда говорю, что Писание нельзя сводить к «письменному откровению» в значении записей, содержащих сведения о более ранних и предположительно более значительных духовных переживаниях. Рассуждать таким образом – значит привносить в Ветхий Завет категории, совершенно чуждые его авторам, редакторам и слушателям. Нельзя заменить слова «Так говорит Господь» словами «Так говорит Иеремия», не навязывая им при этом своих принципов и даже переживаний. Мы слишком долго находились в плену философов, подобных Фейербаху, пытавшихся свести все разговоры о Боге к разговорам о людях и их переживаниях.
Правда и то, что задачей Писания никогда не было просто передать какую–то информацию, чтобы напомнить людям о пережитом ранее. Даже пересказывая историю Израиля, библейские авторы никогда не ограничивались простым описанием событий прошлого. Эта история звучала для того, чтобы вновь заставить Израиль ощутить себя народом, который Яхве избрал для осуществления своих замыслов в мире. Таким образом письменная и устная передача этой истории становилась дальнейшим живым воплощением Божьего призвания и обетования. Она была написана, чтобы направить жизнь Божьего народа в верное русло. Внутренние противоречия и загадки Ветхого Завета свидетельствуют о многогранности этой задачи и о том, как трудно осознать, что Израиль, несший в мир целительное Божье обетование, одновременно являлся частью этого мира и подлежал суду и исцелению наравне со всеми остальными народами. Примером может служить очевидное противоречие между книгами Второзакония и Иова. Первая книга утверждает, что добродетель вознаграждается еще в этой жизни, вторая же горячо оспаривает эту идею.
Используемое нами слово «авторитет», к сожалению, имеет слишком узкую направленность, чтобы вобрать в себя все вышесказанное. Пытаясь выразить в нескольких словах ту роль, которую Писание играло в жизни Израиля, мы должны были бы сказать примерно следующее: «Проявление Божьего владычества в Израиле и через него посредством устного и письменного слова». Или, проще: «Власть Бога, действующая через Писание». «Бог сказал, и совершилось». Как сказано в Ис. 40, 8 и 55, 11, само слово Божье несло в себе силу и новую жизнь.
Писание в период второго храма
В период второго храма (приблизительно последние четыре века до нашей эры) мы наблюдаем, по крайней мере, два взаимосвязанных проявления авторитета Писания.
1. Писание представляло собой господствующее повествование, в контексте которого Израиль усиленно пытался осознать и выполнить свое предназначение – быть народом завета, через который и для которого божественная справедливость в конце концов явится в мире. Вокруг этого повествования уже в древнем мире возникла полемика, когда различные группы людей начали предлагать свое изложение истории Израиля. Эта традиция получила продолжение и в наши дни, когда некоторые писатели стали указывать на то, как сложно выстроить растянутые и неудобочитаемые библейские повествования в единую сюжетную линию. Однако это не означает, что в иудейских писаниях невозможно найти краткое изложение всеобъемлющих повествований, а возникавшие проблемы не мешали Писанию играть именно такую роль в современном Иисусу иудаизме.
2. В нем звучал призыв к послушанию (например, в ранних раввинских толкованиях Торы или в судебных решениях, цитируемых в некоторых кумранских документах), которым Израилю надлежало ответить на Божий зов. Таким образом Израиль должен был стать примером уготованной Богом всему миру истинной человечности, живя «под властью» Писания – господствующего повествования и руководства к повседневной жизни.
Писание читали, изучали, проповедовали, пели и использовали в молитвах в Храме, в ранних синагогах и в Кумранской общине при отправлении ежедневных и еженедельных обрядов, по великим праздникам и в период священных постов. Именно оно сыграло главную роль в становлении Израиля – народа, с нетерпением ожидавшего приближения Божьего царства. В основе многообразия форм иудаизма, существовавших во времена Иисуса, лежали различные толкования Писания и попытки жить по его слову, в трудах и молитвах ожидая, когда Бог поставит, наконец, последнюю очку в истории, которую они проживали.
5. Писание и Иисус
Иисус совершил то, о чем пророчествовало Писание
«Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего…» (Гал. 4, 4). Понять личность Иисуса в ее историческом контексте, значит определить, какова была его роль в соответствии с Писанием. Исторически обоснованное понимание его проповеди, его свершений, его смерти и воскресения свидетельствует о том, что главной своей задачей Иисус считал приведение библейского повествования к его кульминационному пункту, тем самым выказывая послушание, без которого невозможно приближение царства. По его собственным словам: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие». Можно много и долго говорить о самом Иисусе и о его отношении к иудейским писаниям. Я подробно писал об этом в других своих книгах.( Райт Н. Т. Иисус и победа Бога. М: ББИ, 2004 {Jesus and the Victory of God [SPCK, 1996J) и Райт H. Т. Иисус. Надежда постмодернистского мира. Черкассы: Коллоквиум, 2006 [The Challenge of Jesus [SPCK, 2000J).) В настоящий момент достаточно лишь кратко остановиться на некоторых наиболее важных моментах.
По веским историческим причинам я не могу согласиться с учеными (в том числе с некоторыми участниками «Семинара Иисуса»), которые в течение последнего десятилетия высказывали предположение о том, что Иисус был практически неграмотен и его познания в области иудейских писаний, равно как и его интерес к ним, были весьма невелики. Эти люди создают своего собственного Иисуса буквально из воздуха, причем не из того, которым дышали древние иудеи. Я же, напротив, разделяю мнение многих современных ученых, изучавших цели и побудительные мотивы Иисуса, о том, что он видел свое призвание, неоднократно упомянутое в иудейских писаниях, в окончательном осуществлении давнего замысла Бога. По выражению Телфорда Ворка: «Библейская практика иудеев определяет личность Иисуса–человека». Он вступил в битву со злом, осудил его и даровал миру прощение и обновление. Эти события ознаменовали собой заключение нового завета и рождение нового творения. Все, ради чего в Ветхом Завете Бог действовал через Писание, нашло свое воплощение в общественной деятельности Иисуса, в его смерти, воскресении и даре Святого Духа.
Итак, Иисус совершил, наконец, то, для чего, в определенном смысле, было создано Писание: он научил Божий народ, а значит и весь мир, жить по новым законам Божьего царства. И в этом смысле (да и не только в этом) он был Словом, которое стало плотью. Его жизнь и подвиг следует рассматривать в свете всего содержания Писания. Он был «истинным Израилем», сформировавшимся под влиянием Писания и приблизившим наступление Божьего царства. Когда Иисус говорил: «Да сбудутся Писания» (Мк. 14, 49), он не имел в виду отдельные беспорядочные действия, продиктованные давними разрозненными пророчествами. Он представлял себе завершение основной сюжетной линии, когда намеки превратятся в ясные утверждения, а мир теней растает в лучах света. Именно в этом, на мой взгляд, заключается глубокий смысл высказываний, подобных Мф. 5, 17–18, где сказано, что Иисус пришел не нарушить, а исполнить закон.
При этом, как с самого начала признавала ранняя церковь, Иисус был живым воплощением иудейского Бога, чей Дух вел и наставлял авторов Писания. И поскольку он сам рассматривал свое призвание и предназначение в свете Писания, ранняя церковь вскоре убедилась в возможности поменять местами члены уравнения. Они начали читать Ветхий Завет как историю (включая завет, обетования, предостережения и т. п.), так и заповеди в свете того, что им – открылось в Иисусе. Это планомерно изложено в Лк. 24, когда два ученика, направлявшихся в Эммаус, услышали из уст воскресшего Иисуса подробное толкование «Моисея и всех пророков» и уразумели, наконец, истинный смысл Писания (Лк. 24, 27; 44–5). Но в Евангелиях повсюду прослеживается одна и та же мысль.
Иисус настаивал на авторитетности Писания
В основе традиционных аргументов в защиту авторитетности Писания лежат те высказывания Иисуса, в которых о подчеркивает непререкаемость библейского авторитета и осуждает тех, кто его отрицают. Самые известные из таких отрывков включают великолепный ответ Иисуса саддукеям, заблуждавшимся вследствие незнания Библии и Божьей силы (Мф. 22, 29 и параллельные места); его осуждение книжников и фарисеев, своими традициями лишивших слово Божье законной силы (Мф. 15, 6–9, цитата из Исайи приведена с той же целью); а также более загадочный аргумент, состоящий в том, что если в Пс. 81 древние иудеи названы «богами», то почему Божьему посланнику в мир не называться сыном Божьим, и подкрепленный напоминанием о том, что «не может нарушиться Писание» (Ин. 10, 35). Признаем, что все эти аргументы были высказаны в контексте определенной ситуации. Иными словами, Иисус явно не включал авторитетность Писания в число своих главных тем. Однако этот факт нисколько не умаляет важности приведенных аргументов, поскольку они показывают скрытое отношение, которое, как это часто бывает с предположениями, обнаруживается лишь будучи подвергнуто сомнению.
Это отношение прекрасно сочетается с ранее высказанной мыслью о том, что Иисус осознавал свою роль в приближении кульминационного момента библейского повествования. Более того, все его высказывания в защиту авторитетности Писания имеют смысл исключительно в этом контексте. Без него нам оставалось бы лишь недоумевать: почему Иисус в том самом отрывке, где он отстаивает преимущество Писания перед человеческими традициями, одновременно объявляет всякую пищу чистой (Мк. 7, 1–23; замечание самого Марка в ст. 19 подчеркивает главную мысль)? Если он решительно осуждал не только убийства, кражи и прелюбодеяния, но и тайное желание их совершить, как объяснить его очевидно свободное обращение с традицией соблюдения субботы? Если заповедь о почитании отца и матери по–прежнему обязательна для выполнения, почему Иисус не только выражал открытое предпочтение своим ученикам перед собственной матерью и братьями (Мк. 3, 31–5), но и предупреждал своих последователей о том, что им, возможно, придется возненавидеть отца, мать и многих других (Лк. 14, 26)? Если Писание предсказывает возвышение Израиля и последующее единение народов, почему Иисус говорил, что, когда пришедшие с востока и с запада воссядут с Авраамом в царстве Божьем, «сыны царства извержены будут» (Мф. 8,11–12)?
Исходя из привычных понятий и рассматривая Писание «в черно–белом варианте», трудно понять, что происходит. Однако личность Иисуса необходимо изучать в широком контексте библейского повествования, проникаясь его ощущением того, что именно будет означать новый завет, который явится одновременно исполнением и преображением прежнего (хотя эта задача выходит за рамки замысла этой книги). Только в этом случае мы сможем более глубоко ощутить «завершенность» повествования, которая лежала в основе тонкого и безошибочного восприятия Писания ранней церковью.
