Текст книги "Раб своей жажды"

Автор книги: Том Холланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Письмо почтенного Эдварда Весткота мисс Люси Рутвен

Лондон,

«Постоялый двор Грея»

14 апреля 1888 г.

Дражайшая Люси!

Не могу вынести мысль о том, как вы страдаете. Я знаю, вас тревожит какая-то ужасная тайна, и все же, дорогая моя, между нами не должно быть секретов. Вы сделали меня счастливейшим человеком на Земле, хотя сами вы, наоборот, столь расстроены, что это причиняет мне боль. Леди Моуберли опять выкинула одну из своих штучек? Или же вновь восстают фантомы вашего прошлого? Вчера ночью во сне вы упоминали Артура. Но ваш брат мертв, так же, как мертвы мои мать и сестра. Нам надо смотреть вперед, любовь моя. Что было, то прошло навсегда. Перед нами будущее.

Прежде всего, дражайшая Люси, вы не должны позволять себе отвлекаться сегодня вечером. Только подумать, первое выступление в «Лицеуме»! На одной сцене с мистером Генри Ирвингом! Немногие актрисы могут этим похвастаться! Уверен, вы станете звездой Лондона! Я буду так горд, дорогая. Удачи, удачи, удачи и еще раз удачи, дорогая Люси. Вечно любящий вас,

Нэд

Повествование, оставленное Брэмом Стокером и датируемое началом сентября 1888 года.

Без малейших трудностей вспоминаю я события, о которых должен здесь поведать, ибо сами по себе они были столь поразительны и примечательны своим завершением, что произведут впечатление на любого. Однако есть у меня дополнительные причины оставить о них память, ибо случилось так, что в то время я искал хороший сюжет, который можно было бы переделать в пьесу или (кто знает?) даже в художественное произведение. В начале апреля, сразу откроюсь вам, сложились весьма особые обстоятельства.

Известный актер, у которого я управляю театром, мистер Генри Ирвинг, только что вернулся из успешного турне по Соединенным Штатам. Завоевав Америку, он теперь готовился вновь сорвать лавры в Лондоне, в великом храме искусства – театре «Лицеум». Мистер Ирвинг и я решили на открытие летнего сезона поставить «Фауста», самый впечатляющий спектакль, неувядающий фаворит лондонских зрителей. Постановка, однако, не была премьерой, как и пьесы, которые мы наметили на более позднее время в сезоне. Мистер Ирвинг сам это хорошо знал и в разговоре со мной сознался, что сожалеет об этом. Прошло много вечеров, и много вечеров еще предстояло, когда мы встречались за бифштексом и бокалом портера для обсуждения новых ролей, которые мог бы сыграть мистер Ирвинг. В эти апрельские вечера мы, впрочем, не смогли найти ничего подходящего. Наконец я предложил, что сам напишу новую пьесу. К сожалению, мистер Ирвинг лишь посмеялся над этим предложением и назвал его «ужасным», но не разохотил меня. Наоборот, с этого времени я начал носиться в поисках возможной темы. Для этого я стал фиксировать в своих записках разные необычные события и идеи, пришедшие мне на ум.

Должен сознаться, однако, что несколько недель я занимался этим без особого вдохновения. Моя дорогая женушка приболела, добавьте к этому домашнему кризису нагрузки на любого управляющего театром перед открытием сезона, и, думаю, провал моих литературных потуг можно извинить. Сезон у нас должен был открыться 14-го, и по мере приближения этого дня часы мои все меньше и меньше мне принадлежали. Наконец, наступило 14-е число, и, как часто бывает в эпицентре бури, я с удивлением почувствовал вокруг себя внезапную тишь. Я сидел у себя в кабинете, зная, что сделал все что мог, и в то же время задаваясь вопросом, хватит ли этого. Но я мог только ждать и надеяться на лучшее. Тогда-то и передали мне визитную карточку некоего доктора Элиота.

Я взглянул на визитку. Имя на ней мне ничего не говорило. Но я пребывал в таком расположении духа, что приветствовал любой предлог отвлечься, и потому попросил пропустить доктора Элиота. Он, видимо, ждал за дверью, ибо сразу вошел, словно по срочному делу. В облике его проступала решимость и в то же время спокойствие. Воистину, он казался абсолютно непроницаемым, что весьма примечательно в столь молодом человеке, поскольку ему было не больше тридцати, и все же я мог представить себе, какую власть он имеет над своими пациентами.

Он присел к моему столу и взглянул мне прямо в лицо, будто стараясь проникнуть вглубь моих мыслей.

– У вас тут есть такая актриса… мисс Люси Рутвен, – резко сказал он.

Я признал этот факт:

– Она должна играть в постановке «Фауста» сегодня вечером.

– Крупную роль?

– Нет, но и не малую. Она очень молода, доктор Элиот. И очень хорошо играет, так что заслужила эту роль.

Он лукаво прищурился:

– Так вы восхищены ее талантом?

– О, да! – согласился я. – Замечательная актриса!

Я запнулся и вдруг покраснел, подумав, что мой энтузиазм можно истолковать превратно, но доктор Элиот не заметил моего смущения.

– Мне надо с ней поговорить, – сообщил он. – Сейчас ее в театре, видимо, нет?

– Нет, – ответил я. – До четырех она не появится. Впрочем, если хотите оставить ей записку, я проведу вас к ней в гримерную.

Элиот склонил голову:

– Было бы весьма любезно с вашей стороны

Он поднялся и последовал за мной по лестницам и узким коридорам театра.

– Пришлось потрудиться, чтобы найти мисс Рутвен, – заметил он. – Мне сообщили, что юридически она подопечная сэра Джорджа Моуберли. Однако выяснилось, что она у него вроде как не проживает.

– Не проживает, – согласился я. – Но поймите, она стала подопечной сэра Джорджа после печальной кончины ее брата. Вы, может быть, слышали об убийстве этого бедного джентльмена?

– Да-да! – торопливо закивал Элиот, словно не желая обсуждать эту тему. – Но разве не странно, что мисс Рутвен сейчас не живет у сэра Джорджа? Сколько ей лет?

– Полагаю, всего восемнадцать.

– Тогда вы правы, действительно молоденькая… Я навестил семью Моуберли вчера вечером. И мне показалось, что при упоминании о мисс Рутвен леди Моуберли как-то похолодела… Боюсь, между ними возникла какая-то неприязнь.

Это было сказано с вопрошающей интонацией в голосе, и я кивнул в ответ:

– Думаю, вы правы… Вероятно, леди Моуберли не одобряет намерения мисс Рутвен выступать на сцене.

– Признаюсь, я и сам был слегка удивлен. Видите ли, я хорошо знал ее брата. Они из очень хорошей семьи.

– Да, – нахмурился я, – и поэтому она играет здесь, в «Лицеуме», где мистер Ирвинг столько сделал для поднятия престижа актерской профессии.

– Прошу вас, – торопливо заговорил он, – не сочтите за оскорбление, но признайте, мистер Стокер, редко у девушек ее происхождения возникает желание играть на сцене.

– Не уверен, доктор Элиот. Хотят многие. Немногие отваживаются осуществить такое желание.

Он поразмыслил над сказанным.

– Да, – промолвил он наконец. – Возможно, вы правы.

– Доктор Элиот, мисс Рутвен – девушка с крепким характером и большой целеустремленностью. У нее, если можно так выразиться, мужской ум, но сердце и природная чистота женщины. Она украшает сцену, как украсит имя своего рода. Не бойтесь за нее, доктор Элиот. Она – личность замечательная во всех отношениях.

Элиот медленно покивал головой. Я вновь покраснел, поперхнулся и заторопился дальше по коридору. Элиот молча шел за мной до самых гримерных.

– Вот мы и пришли, – заключил я, доставая из кармана ключи. И тут заметил, что дверь в комнату мисс Рутвен слегка приоткрыта.

– Вам повезло, – повернулся я к Элиоту. – Она уже пришла.

– Странно, – удивился он, – что она сидит в темноте.

И он оказался совершенно прав – в комнате действительно было темно. Почему-то мы оба несколько замешкались у двери. Меня охватило какое-то странное предчувствие, чего – не могу сказать… Не страх, а какая-то, вроде, неуверенность, и, переговорив позднее со своим спутником, я узнал, что и он испытал нечто подобное. Я заметил, что его впалые щеки слегка вспыхнули. Он взглянул на меня и слегка нажал на дверь.

– Люси! – позвал он, тихо стучась. – Люси!

Медленно он распахнул дверь, и я вслед за ним вошел в гримерную.

Элиот потянулся к лампе, чиркнула спичка, и комната озарилась мягким оранжевым светом. Высоко подняв лампу, Элиот всмотрелся во что-то позади меня. Лицо его потемнело. Я обернулся и отшатнулся, ибо там, в кресле, возлежал какой-то мужчина.

Это был молодой человек очень привлекательной наружности с тонкими чертами лица и курчавыми черными волосами. Глаза его были закрыты, и сидел он столь неподвижно, щеки его были столь бледны, что я счел бы его трупом, если бы не легкое трепетание ноздрей, словно он принюхивался к какому-то изысканному аромату. Молодой человек медленно открыл глаза, и они засверкали. Меня загипнотизировал его взгляд, он напомнил мне чем-то взгляд Генри Ирвинга, но был холоднее и какой-то нерешительный, как будто выражал великое отчаяние и гордость, которые не смог бы сыграть актер. Молодой человек заметил мое смущение, ибо по полным красным губам его пробежала легкая улыбка, и он тяжело поднялся на ноги. Он был в дорогой, отличного покроя, одежде под длинным плащом.

– Боюсь, я удивил вас, – сказал он. – Разрешите извиниться.

Голос у него был очень музыкальный и такой же гипнотический, как взгляд.

– Приехал навестить кузину, двоюродную сестру, – продолжал он, протягивая руку. – Меня зовут Рутвен, лорд Рутвен.

Я пожал ему руку. Она была холодна, как лед.

– Очень приятно, – поклонился Элиот, в свою очередь пожимая руку лорда Рутвена. – Я был другом Артура, вашего старшего двоюродного брата.

По лицу лорда Рутвена пробежала тень.

– Я его никогда не знал, – проговорил он. – Он ведь умер, не так ли?

– При весьма прискорбных обстоятельствах, – ответил Элиот.

– Да, я слышал об этом, – признался лорд Рутвен. Глаза его сузились и слегка моргнули. – Я всю жизнь прожил за границей и лишь недавно вернулся в Англию. В число привилегий настоящего путешественника входит то, что родственники мало значат для него. Но иногда… даже родственники могут удивить. Например, – он взял конверт со столика, – оказалось, что у нас в семье появилась актриса. Это более чем удивительно. Это романтично!

Он вскрыл конверт и вынул театральную программу с гербом театра «Лицеум». Лорд Рутвен передал мне программу, и я увидел, что фамилия мисс Рутвен в ней подчеркнута красным.

– Мне ее прислали сегодня.

Элиот оторвал взгляд от листка, который изучал из-за моего плеча.

– Ах, вот как, – нахмурился он. – А кто?

– Подписи не было.

– А конверт? На нем было что-нибудь написано?

Лорд Рутвен поднял брови:

– Нет… Его оставили для меня в клу6е. – Он слегка улыбнулся. – А почему вас это интересует, сэр?

Элиот пожал плечами:

– Просто интересно было бы знать, кто послал его, вот и все.

– О, тут, должно быть, нет никакой тайны. Несомненно, послала письмо сама милейшая мисс Рутвен… Вот почему я жду тут. Я решил придти на представление сегодня вечером, и мне нужна отдельная ложа. Раз уж моя кузина до сих пор не объявилась, может быть, вы мне поможете?

– Боюсь, милорд, ваша просьба невыполнима, – признался я. – Помилуйте, открытие сезона, свободных лож просто нет.

– Разве? – произнес он спокойным тоном, в голосе его не было никакой угрозы, но, несмотря на это, не знаю почему, меня вдруг охватил страх.

Человек я крупный, сильный и не трус, однако я вдруг почувствовал, что дрожу как лист. Красота лорда Рутвена казалась ослепительной и в то же время отталкивающей. Красота змеи, смертельной и жестокой. Он высасывал из меня всю силу – я отер выступивший на лбу пот.

– Однако, – тихо пробормотал я, – какие-то места наверняка найдутся.

– Отлично, – приятным голосом промолвил лорд Рутвен, встал, и мое чувство ужаса куда-то улетучилось. Он подошел к двери. – Где вы оставите для меня билет?

– На служебном входе, милорд. – Я оглянулся на Элиота, который сидел за столом и что-то писал. – Вы можете попросить мисс Рутвен оставить для вас записку там же, доктор Элиот.

– Доктор Элиот? – На бледном лице лорда Рутвена промелькнула искра интереса.

– Вас так зовут?

– Да, – наморщил лоб Элиот. – А что, мое имя вам что-то говорит?

Лорд Рутвен не ответил. Он улыбнулся и, пожав плечами, отвернулся. А поворачиваясь, задел один из костюмов мисс Рутвен. К моему удивлению, лицо его вдруг ожило – на щеках заиграл румянец, глаза вспыхнули огнем, а ноздри вновь начали раздуваться, словно он вдохнул какое-то благовоние, но, когда он вышел, я поднес костюм к носу, нюхнул и ничего не почувствовал.

– Сумасшедший какой-то! – заметил я, обращаясь к Элиоту.

Элиот ничего не сказал, уставившись на дверной проем, за которым только что исчез лорд Рутвен. Затем он обвел взглядом гримерную мисс Рутвен, нахмурился и вернулся к своим записям, а я не хотел ему мешать, ибо мне надо было спешить обратно, в свой кабинет. Элиот недолго писал записку. Закончив, он поднял ее и подержал перед светом, словно изучая, после чего оставил ее прислоненной к настольной лампе. Мы вернулись в коридор и в полном молчании пошли обратно через театр. Я показал Элиоту, где служебный вход, и расстался с ним.

Вскоре я совсем забыл о нем, ибо не успели мы расстаться, как начал подниматься прилив того, что называется открытием сезона, и вскоре волны его унесли меня. У меня не было времени размышлять о странных сегодняшних событиях. Проходя мимо мисс Рутвен, я задумался, к какому соглашению она пришла с Элиотом, но спросить не остановился. Одно мне стало известно – Элиота на спектакле не будет. Когда я его спросил об этом, он сказал, что он не большой любитель театра и вообще всего выдуманного.

Но то, как давали «Фауста» в вечер открытия сезона, захватило бы даже Элиота. Это был ошеломляющий триумф, и главные аплодисменты достались, как всегда, мистеру Генри Ирвингу и мисс Эллен Терри. Впрочем, те, что снискала мисс Люси Рутвен, отстали ненамного. Она стала открытием, если не для меня, то для публики, и после спектакля все говорили только о ней. У служебного входа я увидел лорда Рутвена и поинтересовался, что он думает об игре своей кузины. Он беседовал с Оскаром Уайльдом, но прервал разговор, когда я к ним подошел, и слегка улыбнулся.

– Брэм! – позвал Уайльд, тоже заметив меня. – Брэм, дорогой! Ваша юная актриса мисс Рутвен… слышал, это ее первая ведущая роль? Отказываюсь поверить! Только годы репетиций и старания режиссера могли научить ее выглядеть столь триумфально неиспорченной!

Я склонил голову:

– А вы, лорд Рутвен? Вам понравилась игра вашей двоюродной сестры?

– О, необычайно! – Глаза его заблестели. – Она была очаровательна! Однако я совершенно не согласен с вами, мистер Уайльд. У нее тот редкий тип свежести, который не назовешь позой. Она, конечно, увянет, ибо девушка такой красоты и явной смышлености быстро поймет, что стиль превыше истины, но пока, – глаза его вновь блеснули, – это было восхитительное зрелище…

Он прервался и посмотрел мне за плечо.

– Кстати о Люси, – пробормотал он, – вон идет еще один поклонник.

Я обернулся и обнаружил, что по лестнице поднимается Элиот.

– Поклонник? – переспросил я.

– Я так понял, – улыбнулся лорд Рутвен. – Иначе зачем еще мужчины навещают актрис?

Я нахмурился, еще раз оглянувшись на Элиота. Он уже поднялся и задержался явно в нерешительности, не зная, в какую дверь войти. Я извинился перед лордом Рутвеном и Уайльдом и протолкался сквозь толпу к Элиоту. Увидев меня, он направился мне навстречу.

– Мистер Стокер, – спросил он, – как бы мне пройти?..

– В гримерную мисс Рутвен? – уточнил я. – Сюда. Через сцену.

– Мне не нужны сопровождающие. Я помню дорогу.

– Нет-нет, – промолвил я, – меня нисколько не затруднит пройти с вами.

– Что ж, весьма признателен.

Я провел его к сцене.

– Вы пропустили замечательный спектакль! – заметил я, думая о том, как сказать то, что я собирался сказать.

– Да, говорят, – ответил он. – Вроде у мисс Рутвен большой триумф?

– Да, – коротко отрубил я.

Элиот улыбнулся:

– Вроде она стала любимицей?

– Да, – повторил я еще более отрывисто, резко остановился и повернулся к нему. – Доктор Элиот…

– Да?

– Я должен вам сказать…

– Что именно?

– Должен вам сказать… э-э… мисс Рутвен… ее сердце… буду откровенен… уже принадлежит другому.

Он уставился на меня, и постепенно хмурое выражение его лица сменилось удивленной улыбкой:

– Дорогой мой, – заговорил он, расхаживая по сцене, – вы заблуждаетесь относительно сути моего интереса к мисс Рутвен.

– Разве?

– Да, уверяю вас, – подавил он смешок – Мозг мой открыт лишь для размышлений и подсчетов Его никогда не занимал слабый пол. По сути дела, это машина. Будьте уверены, мистер Стокер, я никому не соперник.

В глазах его все еще вспыхивали искорки, словно он увидел нечто забавное.

– Но скажите, кто этот счастливец?

– Какое у вас дело к мисс Рутвен? – в ответ спросил я. – Вы хотите помочь ей?

– Если смогу. А почему вы решили, что ей требуется моя помощь?

– Потому что, – со вздохом произнес я, – последнее время ее что-то гнетет, доктор Элиот. Она боится.

– И сейчас? – На щеках его появился румянец интереса – Думаете, это связано с ее любовными делами?

– Я бы не сказал.

– Не сказали, но подумали… Что ж, если это имеет отношение к делу, мисс Рутвен, вне сомнений, сама мне обо всем расскажет. А мое дело – узнать.

К этому времени мы подошли к гримерной мисс Рутвен. Дверь была распахнута настежь. Элиот постучал и вошел.

– Люси? – позвал он. – Надеюсь, не помешал?

Она подняла голову. Сидела она у зеркала, почти скрытая большими букетами цветов, и поправляла шляпку на собранных в косу золотых кудрях. В лице девушки было еще столько детского, что ее голубые глаза вначале показались нервными, как у фавна, но когда она признала нас, ее свеженькое личико просияло от счастья.

– Джек Элиот… – прошептала она. – Это вы, Джек?

Она протянула руки вперед.

Доктор Элиот поцеловал кончики ее пальцев, затянутых в белые перчатки.

– Замечательно, что мы опять встретились, – засмеялась она, – после… ух… стольких лет! – Она отступила и присела в элегантном книксене. – Ну как, я выросла, милый Джек?

– Да уж, вымахала, – согласился доктор Элиот. – Ты теперь настоящая дама!

Мисс Рутвен рассмеялась и повернулась ко мне:

– Видите ли, мистер Стокер, он и глаз на меня не поднимал с тех пор, как я заплетала косички, играла в куклы и маялась скверными зубами.

Элиот покачал головой.

– Ну же, Люси, не самоуничижайтесь! Она и ребенком была столь же прекрасна, сколь мила сейчас.

– Ах, вы, оказывается, льстец, Джек Элиот! Но я все помню! Он всегда был холодный, как рыба, мистер Стокер. Женщин он считал слишком ветреными.

Элиот слегка улыбнулся:

– Я вам это говорил?

– Да, и весьма торжественно, а мне было тогда всего двенадцать. Вы знаете, что Артур… – Улыбка слетела с ее губ, – Артур, мой брат, мистер Стокер… – Она собралась с духом, и легкий румянец вновь прилил к ее щекам. – Артур называл Джека счетами.

– Очень лестно! – поклонился Элиот.

– И вы все еще сохранили ваши способности к подсчетам, а, Джек?

Элиот пристально взглянул на нее. Голос ее вдруг прозвучал отдаленно и странно. Она мягко дотронулась до ожерелья на шее. С него свешивалась подвеска, и, поглаживая ее, словно амулет, она смотрела не мигая на Элиота. Глаза ее были глубокие и большие.

– Джек, – прошептала она, – Джек… Надеюсь, ваша сила осталась при вас. Потому что она нужна нам. Боюсь, происходит нечто ужасное.

Лицо Элиота оставалось бесстрастным, а затем он медленно приподнял бровь.

– Нам? – уточнил он.

– Да, нам, – прошептала мисс Рутвен и протянула руку. – Нэд! – позвала она, и из-за двери, из-за стены цветов, вышел молодой человек – очень молодой, такого же возраста, как мисс Рутвен, и столь же привлекательный, как она, с тонкими чертами лица и вьющимися черными волосами.

– Джек, мистер Стокер… – Мисс Рутвен улыбнулась, и взяла молодого человека под руку. – Позвольте мне представить Эдварда Весткота, самого милого юношу на свете. Должна вам сказать – в этом уже нет секрета. Мы поженились, дорогие друзья! И живем вместе как муж и жена.

Признаюсь, я был ошеломлен и на мгновение даже растерялся, не зная, что сказать. Элиот же, похоже, не был удивлен и выглядел так, словно он ожидал услышать нечто подобное.

– Мои поздравления, госпожа Весткот, – произнес он.

Он поцеловал (я теперь не могу называть ее мисс Рутвен, пусть дальше она будет просто Люси), поцеловал Люси в обе щеки и пожал руку Весткоту.

– Поздравляю! – эхом отозвался я.

– Мистер Стокер, – окликнула Люси, – надеюсь, вы не сердитесь?

– Ну что вы, – сказал я. – Крайне рад за вас. Просто… удивляюсь, что вы скрыли это от меня.

– Но, дорогой мистер Стокер, никто же не знал.

– Почему бы и нет? Я был бы не против.

Легкая тень пробежала по лицу Весткота.

– Вы – да, – согласился он, пожимая руку жене, – но были и другие, мистер Стокер.

– Ах так? – удивился Элиот. Он не мигая посмотрел на Весткота, затем на Люси. – Не могу поверить, что Артур стал бы возражать.

– Он и не возражал, – ответила Люси.

– Тогда почему такая секретность?

– Помните, мистер Стокер, некоторое время тому назад несколько месяцев я сильно болела.

– Да. Вы как раз у нас начинали. Жаль, что это отсрочило вашу карьеру.

– И все же я пробыла тут достаточно долго, чтобы познакомиться с Нэдом. – Она очаровательно покраснела. – Когда я заболела, он стал моей сиделкой. Мое решение выйти за него замуж выковалось в эти долгие месяцы уединения. Мой брат… Вы совершенно правы, Джек, Артур не возражал.

– Тогда отказываюсь понимать, в чем проблема.

– Артура убили, Джек. Его убили еще до объявления о нашей помолвке.

– Сожалею, Люси… Очень сожалею…

– Знаю, Джек. – Вновь она погладила подвеску, свисающую с ее ожерелья, другой рукой крепче обнимая мужа. – После его смерти, как вы знаете, моим опекуном стал Джордж Моуберли.

– Но все же… я не понимаю. Джордж всегда терпимо относился к мужчинам и обожал вас. Он бы тоже не возражал.

– Нет… Но леди Моуберли возражала бы…

– А, – кивнул Элиот. – Я мог бы догадаться… Но почему?

– Почему она ненавидит меня? – с неожиданной страстностью прервала его Люси. – Не знаю, Джек, но это так. Вначале она была очень добра, она относится с добротой почти ко всем окружающим, но потом, когда я заболела, она даже не навестила меня – ни разу за все время, что я была больна. А когда я поправилась и она узнала о Нэде, Розамунда сильно охладела ко мне, даже рассердилась на меня. Она отказалась принимать его у себя в доме.

– Что у нее было против вас? – спросил Элиот у Весткота.

– Не знаю, – ответил тот. – Я никогда ее даже не видел.

– Она враждебно относилась не к Нэду, а ко мне, – покачала головой Люси.

– Очень странно, – задумчиво пробормотал Элиот. – Леди Моуберли произвела на меня впечатление очаровательной женщины.

– Такое впечатление она производит на всех.

Элиот нахмурился еще больше, смотря на юную пару, пожимающую друг другу руки.

– Что ж, ее отпор расстроил вас обоих. Но имело ли это значение? Ведь опекуном был Джордж…

– А богатой – леди Моуберли. И у нее в руках тесемки от кошелька. Джек, Джордж всегда был по уши в долгах, – легко улыбнулась Люси. – Он не стал бы рисковать всем и идти наперекор жене.

– Что ж, – задумался Элиот. – Звучит разумно.

– Угу, звучит, – согласилась Люси. – Как видите, выбора у нас не было. Нам надо было втайне пожениться. Мы ждали почти два года. И так любили друг друга, что не могли ждать больше ни дня.

– Ну, конечно же! – Элиот взглянул на Весткота. – А как насчет вас, сэр? Вашим родителям известно?

– Мой отец в Индии, – сказал Весткот, помедлив. – Пока не было возможности известить его. Но придет время, и я его извещу.

Элиот склонил голову набок и стал похож на коршуна, наблюдающего за полевой мышью.

– А ваша мать? – медленно поинтересовался он.

Весткот поперхнулся.

– Мать моя… – начал он, но голос его сорвался, и он прокашлялся. – Мать моя, к сожалению, умерла.

Люси придвинулась к нему и сжала его руку. Весткот уставился прямо перед собой.

– Она исчезла примерно два года тому назад. Их в Гималаях похитили туземные племена. Тело моей сестры так и не нашли, а мать бросили непогребенной на горной дороге. Она была совершенно обескровлена, и горло ее было перерезано. Ужасно, доктор Элиот. Ужасно!

– Сожалею, – проговорил Элиот. – Простите меня за расспросы. Мне не следовало лезть не в свое дело.

– Вы не могли этого знать.

– Да, – сказал Элиот. – Не мог.

– Вообще, – продолжал Весткот, глядя в глаза жены, – именно боль моей потери сблизила меня с Люси. Вы, кажется, старый друг ей, доктор Элиот, и знаете, конечно, что она сирота и отец ее тоже исчез, был убит. Прости меня, дражайшая Люси, что я затрагиваю такую тему, но ведь из-за этого мы здесь.

Люси встретила его пылкий взгляд, но не ответила.

– Люси! – У Весткота был почти отчаявшийся вид. – Ты ведь скажешь мне, не так ли?.. – Он повернулся к нам. – Ей угрожает какая-то опасность. Ее отца убили, выкачали из него всю кровь, как из моей дорогой матушки. Брат ее в прошлом году разделил ту же судьбу. Этого достаточно… Достаточно, чтобы говорить о проклятии – проклятии над семейством Рутвенов… А теперь у Люси какие-то тайные страхи, но она не говорит о них со мной, хоть я ее муж и готов погибнуть за нее!

Люси продолжала пристально смотреть ему в глаза.

– Дорогой мой, – прошептала она, – я ошибалась, что скрывала это от тебя.

Она погладила его по кудрявым волосам, нежно поцеловала и повернулась к нам.

– Нэд совершенно прав, – проговорила она. – Я видела нечто ужасное. – Она показала на Элиота. – Он знает что именно.

Лицо Элиота оставалось бесстрастным, но я заметил, что глаза его настороженно засверкали.

– Вы рассудили верно, Джек. Это я написала леди Моуберли, что Джорджа, возможно, убили.

Элиот пожал плечами.

– Это было просто! – Он взял письмо с туалетного столика Люси, и я узнал то письмо, что он писал сегодня утром. Элиот перевернул листок бумаги. – Видите, Люси, пудра! На вашем письме леди Моуберли были точно такие же следы.

Весткот в изумлении уставился на Люси.

– Ты писала ей, этой… – От возмущения он не мог подобрать нужного слова. – Но, Люси, зачем?

Люси оглядела комнату и, оправив юбку, села. Я приготовился уйти, чувствуя, что она готова сделать какое-то заявление для узкого круга, но она подняла руку и попросила меня остаться.

– Хочу, чтобы вы поняли, почему недавно я была столь расстроена, мистер Стокер. И особенно последние несколько дней. Знаю, со мной было нелегко. Но я боюсь не за себя, дорогой мои! – обратилась она к мужу. – Ты действительно думаешь, что я скрыла бы такое от тебя? Нет, Нэд, никогда. Но я боюсь, ужасно боюсь за Джорджа Моуберли.

Элиот распрямил свои длинные пальцы.

– Ах, да, Джордж… – Он снова сжал пальцы и опустил на них подбородок. – Так, значит, его убийство… Расскажите, что вы видели.

– Убийство?! – вскричал я.

Элиот медленно кивнул.

– Если я правильно понял, Люси, вы стали свидетелем убийства?

– Думаю, да! – проговорила Люси, поглаживая подвеску-амулет.

– Только думаете? – нахмурился Элиот.

– Я не видела трупа, Джек.

Он приподнял бровь:

– Интригующе… Так что именно вы видели?

– Он стоял у окна.

– Где?

– Оно выходит на Бонд-стрит. Я проходила там пару дней тому назад. Накануне мне приснился сон… о смерти моего брата и о том, что Джорджу угрожает та же ужасная участь. Я знаю, это звучит глупо, Джек, но на меня сильно повлиял этот кошмар, он был очень похож на правду. Я даже послала Джорджу письмо, где описала свой сон, но потом решила – к сожалению, очень поздно, – что письма недостаточно. Мне надо было с ним повидаться.

– Отлично, но почему на Бонд-стрит?

– Там есть ювелирная лавка. Ее содержит старый слуга Джорджа. Когда мои отношения с леди Моуберли ухудшались, я часто встречалась там с Джорджем.

– Какой дом?

– Девяносто шесть.

Элиот записал и жестом велел Люси продолжать рассказ. Она все еще поглаживала подвеску, но голос ее уже не колебался и звучал отчетливо:

– Было довольно поздно. Мы усердно репетировали. Когда я подъехала к «Хэдли», так называется ювелирная лавка, то увидела, что она закрыта. Я отступила от двери, оглядывая верхний этаж дома, – там находились комнаты мистера Хэдли с женой, и я хотела посмотреть, не пробивается ли оттуда свет. Но окна были темны, и я уж было повернулась, пошла назад по улице, как вдруг заметила движение этажом ниже. Я увидела силуэт человека за оконным стеклом. Он заметил меня, шатаясь подошел и прижался лицом к стеклу. Он был смертельно бледен, и глаза его смотрели ужасным взглядом, но это был Джордж! Никакого сомнения, это был он. Он, очевидно, звал меня, но чьи-то руки оттащили его от окна, и кто-то попытался заткнуть ему рот тряпкой. Джордж высвободился, и я увидела, что подбородок. у него весь в крови, но затем ему ко рту снова прижали тряпку, и он рухнул. Огни погасли, и больше ничего не было видно. Я все стучала и стучала в дверь, что вела к этажам над лавкой, но никто не отзывался. Тогда я позвала полисмена.

– Минутку, прошу вас, – поднял руку Элиот. – Вы все время стояли у дверей?

– Да, – ответила Люси.

– Никто не мог выйти незамеченным?

– Нет.

– И другого выхода в доме нет?

– Нет.

Элиот кивнул:

– Отлично. Это очень важное обстоятельство… Так, говорите, вы позвали полицейского?

– Да, – промолвила Люси, и глаза ее засверкали. – Я рассказала ему, что видела. Он довольно вежливо выслушал меня, но подумал, видимо, что я истеричка, ибо в действиях его не было никакой спешки. И, когда он. допрашивал меня, я почувствовала сомнение в его голосе. Мы, однако, подошли к лавке «Хэдли», и, пользуясь куском проволоки, он открыл дверь. Оттолкнув его, я бросилась вверх по лестнице, ко второй двери, подергала за ручку, но дверь была заперта. Я крикнула, чтобы полисмен пошевеливался, однако тут заскрежетал засов, и дверь отворилась. Слуга, – я говорю «слуга», но голос его, когда он заговорил, показался мне голосом джентльмена, – спросил, чем он может мне помочь. На мгновение я окаменела – глаза слуги были непередаваемо жестоки, как у гремучей змеи, изо рта у него дурно пахло, так отвратительно, словно он напился химикалиев. Он вновь спросил, что мне угодно, но к этому времени я опомнилась и проскочила мимо него в надежде застать убийцу врасплох. Впрочем, комната, куда я ворвалась, была пуста, – никаких следов насилия или кровопролития, воплощение безмятежной роскоши. Только фрак, небрежно брошенный на высокую спинку кресла, казался здесь лишним. Никаких признаков зверского убийства. Мне стало стыдно за свое глупое поведение.

Полисмен, который подошел к нам, придерживался того же мнения. Он рассказал слуге о том, что я видела, но даже не пытался придать моей истории правдоподобие. Широкая улыбка расползлась по лицу слуги.

«Боюсь, что хозяина нет, но хозяйка здесь, – произнес он низким и каким-то шипящим голосом. – Если хотите, я могу спросить у нее, не совершала ли она недавно убийство!»

Он гадостно захихикал, и все его тело затряслось, заизвивалось в восторге. Он повернулся и, поманив полисмена, провел его через дверь. Я осталась в передней одна.