Текст книги "Мозаика теней"

Автор книги: Том Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

ιθ

Меховой рынок, куда я поспешил на следующее утро, являл собою достаточно унылое зрелище. С самого рассвета шел дождь, и как ни старались торговцы защитить от него свой товар, шкуры имели весьма жалкий вид. Общей участи смогли избегнуть только самые богатые торговцы, чье положение в гильдии позволило им занять места под крытой колоннадой. Они сидели за прилавками, дрожа от холода, и изредка приподнимались, чтобы поторговаться с покупателями. С дальнего конца рынка доносился неприятный запах выделываемых дубильщиками и скорняками кож и разлагающихся туш.

Струйки дождя просочились мне за воротник и пропитали водой тунику на плечах и спине. Со всех сторон на меня жалобно взирали морды убитых животных: подвешенных за уши кроликов и зайцев, сложенных штабелями длинномордых волков, безрогих оленей – их рога уже были проданы косторезам – и огромного медведя, шкура которого была надета на шест.

Я спросил у нескольких торговцев об Асгарде и получил совершенно противоречащие друг другу ответы. Один из них махнул рукой в сторону западного крыла рынка, его сосед уверенно указал на север, третий же продавец стал уверять меня, что Асгард вообще бросил торговлю, поскольку качество его товара оставляло желать лучшего. Иные отвечали, что видели его, но не помнят где, а другие знали его, но именно сегодня не видели. Это был обычный набор ответов, однако в то мрачное утро, когда дождь заливал мне глаза, подобная «помощь» казалась издевательством.

Нельзя сказать, чтобы торговцы мехами представляли собой приятную компанию. Как говорится, каково стадо, таков и пастух. Все они были волосатыми и бородатыми, с широкими лицами, на которых застыло недоверчивое выражение. Многие из них наверняка состояли в родстве с норвежскими торговцами и перемежали членораздельную речь странными звуками, приличествующими скорее бессловесным тварям, чем людям.

Но все-таки мне удалось разыскать свою жертву. Асгард не имел ни места под колоннадой, ни даже обычной крытой палатки на площади. Одетый в погрызенную крысами меховую накидку, он сидел в дальнем углу. Его седые волосы прилипли к черепу, голубые глаза сощурились от дождя. Перед ним на земле лежал лоток со шкурками мелких хищников.

– Почем горностаи? – полюбопытствовал я, изображая из себя покупателя.

– Четырнадцать оболов, – смело заявил он и впился в меня испытующим взглядом.

– Слишком дорого. А подешевле что-нибудь есть?

Он покачал головой:

– Увы, весь мой товар лежит на прилавке. Гильдия не позволяет мне ничего другого.

Слегка вздрогнув от промозглой сырости, я поднял шкурку горностая и задумчиво взвесил ее на руке. Под прикрытием шкурки моя правая рука залезла в кошелек, подвешенный к поясу, и извлекла оттуда золотую монету.

– Вообще-то меня не интересуют дохлые крысы, – сказал я, встряхнув шкурку за загривок и небрежно отбросив ее.

Асгард никак не отреагировал на это, его глаза были прикованы к моей правой руке.

– Мне нужна кое-какая информация. Наблюдательный человек, который целыми днями сидит на людном рынке, может увидеть очень и очень многое.

– Многое, но не все. Не забывай, я прихожу сюда торговать, а не пялиться на людей.

Я поднял другую шкурку.

– Это местный товар?

Асгарду явно не понравилось, что мои вопросы ушли куда-то в сторону, и сомнение в его глазах сменилось подозрительностью, но он не мог не вступиться за свой товар.

– Местный? Ничего подобного! Эти меха привезены сюда из великой Руси, из дремучих северных лесов. Сначала их везли по рекам, потом по водам Эвксинского Понта, и все для того, чтобы украсить твою одежду. Нигде вокруг ты не найдешь мехов лучшего качества, уж поверь мне!

Я подозревал, что ему довольно редко приходится толкать подобные речи, и все же его слова прозвучали как-то уныло.

– Ты хорошо знаешь о происхождении своего товара. Ты тоже из росов?

– Нет, – осторожно произнес он, – но они мои сродственники. Я приехал сюда из королевства Английского, которое зовется здесь Британией, находится же оно на большом острове, лежащем у берегов Руси.

– Это там наш святейший император, да продлится его жизнь тысячу лет, набрал себе телохранителей?

– Именно там. Собственно говоря, я и сам служил в варяжской охране. Император ценил меня за честность.

– Серьезно? – Я убрал с глаз упавшую прядку волос. – Я ищу человека, хорошо знакомого с варягами. Вернее, человека, пытающегося узнать их получше. Монаха, который бродит по городу и заключает сделки с гвардейцами, нынешними и ушедшими на покой. Ты не видал такого человека?

Золотая монета выскользнула из моих пальцев и беззвучно упала на лоток со шкурками. Я не спешил поднимать ее. Асгард пришел в волнение: он опустил глаза вниз, повел ими в одну сторону, затем в другую и стал нервно теребить застежку плаща. Его взгляд то и дело возвращался к блестящей монете.

– Почему ты решил, будто я что-то знаю? – хрипло спросил он. – В этом городе полно варягов, и много таких, кто оставил службу после долгих лет верной и честной службы. Я сижу тут, в дальнем углу вонючего рынка, на месте, которое ценится гильдией столь низко, что я плачу за него всего один обол в день. Кто бы стал приходить сюда и задавать вопросы неудачливому торговцу?

– Человек, не пожалевший больших денег за то, что поведал ему этот торговец, – ответил я. – Так же, как делаю это я.

На шкурки упали еще две золотые монеты.

– Нет, – пробормотал старик. – Нет. Не видел я твоего монаха.

– Видел! Ты отвел его к своему старому товарищу Элрику и открыл ему какую-то ужасную тайну, тем самым вынудив Элрика предать все, что ему дорого. Не отпирайся.

Асгард испуганно вскочил и попятился назад, шаря глазами по сторонам в поисках путей к отступлению. Я переступил через его лоток, сбив наземь все шкурки, и достал нож.

– Я непременно узнаю, о чем ты говорил и что ты сделал, Асгард. У тебя есть выбор между золотом и сталью. Ты знаком с командиром варягов Сигурдом?

От изумления у Асгарда отвисла челюсть.

– С Сигурдом?! Это настоящий берсеркер! Ради императора он готов убить собственную мать! Некогда я служил под его началом.

– А теперь ты погубил Элрика, склонив его к измене. Если не ответишь мне, как это тебе удалось, за ответом придет Сигурд со своим топором.

Асгард остановился, упершись спиной в массивную колонну. Я следил за ним, готовясь нанести удар, если ему вздумается бежать. Но он был не в том возрасте, чтобы бороться со мной или скрываться бегством.

– Он убьет меня! – взмолился торговец. – Монах поклялся убить меня, если я скажу кому-нибудь хоть слово!

– Если бы монах собирался покончить с тобой, он бы давно убил тебя. Я же даю тебе возможность сохранить жизнь.

– Но я не делал ничего дурного. И Элрика я не предавал, – он сам всех предал! Я никогда не убивал своих соотечественников, не обрекал ни в чем неповинных людей на верную смерть, не сжигал домов и полей и не травил колодцев. Нет, я такого не делал! Почему ты наставил клинок на меня? Ведь это шея Элрика должна почувствовать остроту его лезвия!

– Шея Элрика уже приняла последний удар, – резко ответил я. Что это за ужасы он приписывает добродушному варягу? – Не пытайся спасти себя, очерняя имя покойного!

– Если он мертв, стало быть, получил по заслугам! Человек живет верностью, а у него ее не было.

– В таком случае тебе тоже следовало бы отрубить голову. Вступив в сговор с монахом, ты предал не только Элрика, но и императора.

– Императора? – Асгард издал какое-то кудахтанье. – Какое мне дело до императора? Когда-то он платил мне за службу, но теперь ведь не платит. Что до Элрика, то он предал не каких-то самоуверенных греков, – он предал собственный народ, своих настоящих соплеменников, англичан.

Несмотря на владевший им страх, он умудрился изобразить злобную ухмылку.

Мне вспомнились путаные рассказы старого варяга о норманнах и норвежцах.

– Элрик боролся вместе с вашим королем против захватчиков. Неужели это была ложь?

Торговец пушниной пожал плечами.

– В какой-то степени он говорил правду. Но он забыл рассказать тебе о том, что уже через три года после начала нашествия, когда Бастард отправился на север, его сопровождал господин Элрика, а Элрик, конечно же, был вместе с господином. Ты и представить себе не можешь, какие беззакония они творили! И отвратительнее всех вели себя именно англичане. Элрик говорил, что он всего лишь исполнял приказания своего господина, но разве кто-нибудь этому поверит?

– Элрик рассказывал о себе подобные вещи? Варягам?

Вновь та же презрительная усмешка.

– Конечно же, не варягам. Они зарубили бы его на месте! Он рассказывал об этом только мне, долгими ночами во время нашего бегства из Англии. Элрик то и дело плакал, вспоминая о былых деяниях, и хотел исповедоваться в грехах. Я наслушался самых разных ужасов, однако хранил все эти истории в тайне. В один прекрасный день меня выгнали из казармы, но он даже не вступился за меня, хотя я хранил его тайну многие годы. Поэтому когда монах спросил у меня, знаю ли я нелояльных охранников, ему не понадобилось много золота, чтобы выманить у меня имя Элрика.

– И после этого ты отвел монаха в дом к Элрику? Ты вынудил его предать императора?

– Я его ни к чему не принуждал, только пригласил выпить. Когда он пришел, я познакомил его с монахом. Монах предложил ему выполнить какое-то поручение, которое могло стоить Элрику жизни, но зато обеспечивало его жене безбедную жизнь. В случае отказа монах пригрозил Элрику позорной смертью, обещал раскрыть правду о его давнишнем предательстве, и его жене пришлось бы продавать себя норманнам, просто чтобы выжить. Как только Элрик ответил ему согласием, я получил обещанную сумму и поспешил оставить их наедине.

– Где проходила эта встреча?

Мое отвращение было так велико, что я придвинулся ближе, едва не нанизав Асгарда на свой клинок. Он захныкал, вытер нос рукавом накидки и еле слышно пробормотал:

– В таверне у гавани. Он пришел позже нас, и с той поры я его ни разу не видел.

– Стало быть, ты не знаешь, где его можно отыскать? Он не оставлял тебе инструкций на случай, если ты найдешь еще одну жертву, верность которой он мог бы подвергнуть испытанию?

Асгард замотал головой так решительно, что я ему почти поверил.

– Придется отвести тебя в дворцовую темницу, – сказал я. – После этого я найду Сигурда и повторю ему твою историю. Он наверняка поможет тебе вспомнить еще какие-нибудь подробности.

Асгард испуганно съежился, вжимаясь в колонну.

– Только не приводи ко мне Сигурда! – взмолился он. Его глаза хитро прищурились. – Кажется, я вспомнил кое-что еще.

– Например?

Он вызывающе вздернул голову.

– Монах не оставлял мне никаких инструкций, но я не так глуп и решил предпринять самостоятельное расследование. Асгарда на мякине не проведешь.

Я насторожился.

– И что же тебе удалось узнать?

– Мои знания стоят недешево.

– Ты участвовал в заговоре, имевшем целью убийство императора, – напомнил я, – и потому потерял право на жизнь, разве что тебе удастся обменять ее на что-то имеющее равнозначную ценность. Эти сведения стоят твоей жизни?

Асгард выглядел очень несчастным, однако нож у горла и угроза появления Сигурда не оставляли ему никакого выбора.

– Я послал одного мальчонку проследить за монахом. Не мальчик, а просто золото! Монах оказался на редкость осторожным человеком и оглядывался чуть ли не на каждом шагу. И тем не менее мальчонке удалось прокрасться за ним до дома в Либосе.

– Где именно в Либосе? Когда это произошло?

– Две или три недели назад. Дом этот стоит к западу от колонны Маркиана, на северном берегу Ликоса. На первом этаже находится лавка бакалейщика Викоса.

Я заглянул в его испуганные глаза, пытаясь понять, насколько правдивы его слова.

– Если нам удастся найти монаха, ты будешь жить. – Хотя и без особых удобств, добавил я про себя. – Пока же тебе придется проследовать вместе со мною во дворец.

Асгард выпучил глаза и упал передо мной на колени.

– Нет! – взмолился он. – Куда угодно, но только не во дворец! Они тут же расправятся со мною! Я помог тебе всем, чем сумел, так прояви же ко мне милосердие! Разреши мне уйти, и я уже через час покину город. Тогда это будет честная сделка.

– Мне решать, что честно, а что нет! – ответил я, не испытывая по отношению к этому мерзавцу ни малейшей жалости. Он ошибался во мне, пытаясь взывать к милосердию. – Вставай!

Но змеиный ум Асгарда припас последнюю порцию яда. Когда он встал, я вынужден был немного отодвинуться, и это позволило ему предпринять один маневр. Он неожиданно прыгнул вперед, прямо мне на ноги, толкая меня от себя. Ноги мои заскользили по влажному камню, и я упал, тяжело приземлившись на спину. Когда я пришел в себя, его уже и след простыл.

Мне некогда было ругать себя. Я не поверил по крайней мере половине истории, рассказанной Асгардом, и подозревал, что он утаил кое-что еще, однако это могло подождать: ночная стража наверняка схватит его еще до полуночи, если, конечно, монах не найдет его первым. Сейчас самым главным было разыскать дом в Либосе, дом бакалейщика Викоса. Если монах действительно находится там, то бегство Асгарда не будет иметь никакого значения.

Добравшись до дворца, я вызвал гвардейцев. Странно было видеть печенегов с короткими мечами и островерхими шлемами на месте варягов. Из-за того, что я не был знаком с ними, пришлось объяснять им все с самого начала. Их командир выслушал меня с подчеркнутым вниманием и, едва я закончил рассказ, принялся раздавать приказы.

– Мы отправим стражников на поиски Асгарда и пошлем отряд в дом бакалейщика в Либосе.

– Отлично. Я пойду вместе с вами.

При всей нашей спешке воинам потребовалось какое-то время на подготовку, и все это время я бродил по двору, беспокоясь, как бы монах снова не ускользнул у меня из рук. Я пытался убедить печенегов двигаться быстрее, но они взирали на меня с полнейшим равнодушием и оставались глухи к моим мольбам. Лишь когда командир убедился, что его люди экипированы должным образом, мы вышли из дворца через Августеон.

Несмотря на непрерывный дождь, по городским улицам бродили праздные толпы, мешавшие продвижению колонны из ста гвардейцев. Печенеги прорубали себе путь в толпе, оставляя за собой оттоптанные ноги, опрокинутые корзины и порванные одежды. Сигурд говорил, что они бесконечно преданы императору, но сейчас они действовали как автоматы, как механические львы, стоявшие в тронном зале. В их молчаливой компании я чувствовал себя достаточно неуютно. Меня куда больше устраивали Сигурд и его товарищи. Какими бы грубыми и дикими ни были варяги, в них ощущалась необузданная страсть, которая управляла всеми их действиями. Но на неподвижных лицах печенегов я не мог прочесть совершенно ничего.

Они отличались от уроженцев Фулы и телосложением. Если Сигурда можно было уподобить медведю, то печенежский командир скорее походил на низкорослого, не ведающего усталости мула. При ходьбе он сильно размахивал руками и странно дергал головой. У него было лицо человека, который предпочтет всадить противнику нож в спину, чем встретиться с ним в поединке. Думаю, что так же он действовал бы и в бою.

Миновав колонну Константина и арку Феодосия, мы вышли к небольшой площади с возвышавшимся на ней памятником императору Маркиану. Эти места, одушевленные величием былых побед, должны были бы вдохновлять нас на новые подвиги, но, проходя мимо смутно видневшейся сквозь пелену дождя грандиозной фигуры, я чувствовал только уныние. Меня перестала радовать даже перспектива поимки монаха, уж слишком многого я насмотрелся и наслушался за последние часы. И то, что предателя ожидают большие неприятности, вряд ли могло поднять мне настроение.

Мы прошли мимо колонны Маркиана и, следуя указаниям Асгарда, свернули налево, на узкую, раскисшую от дождя улочку. Некрашеные деревянные строения стояли вкривь и вкось подобно пьяным великанам. Мы стали медленно продвигаться вперед. Печенеги на всякий случай достали мечи из ножен, однако улица, насколько хватал глаз, оставалась совершенно пустынной. Тишину нарушал лишь стук дождя по лужам и черепичным крышам. Хотя на Месе марширующие солдаты давно стали обычным делом, вид сотни гвардейцев, крадущихся по неприметной боковой улочке, невольно заставлял всех ее жителей, будь они хоть сама честность, прятаться по домам. Вскоре мы увидели перед собой бакалейную лавку, на выцветшей вывеске которой значилось имя «Викос».

– Похоже, твой торговец не солгал, – прошептал командир. – Интересно, найдем ли мы кого-нибудь внутри?

– Прежде чем входить внутрь, нужно расставить людей вокруг здания. Будет очень глупо, если вся сотня ввалится туда через двери, а монах выскочит в окно и даст деру.

Командир жестом приказал сержантам расставить людей; при себе он оставил только дюжину воинов. Двери и ставни дома бакалейщика были закрыты наглухо, однако мне показалось, что за одной из ставен я увидел какую-то тень. Неужели он следит за нами? Понимает ли он, что все кончено, что в скором времени императорские палачи начнут его пытать и выжгут ему глаза каленым железом? Или у него есть запасной план, очередной трюк, с помощью которого он попытается одурачить нас? Да и вообще, там ли он?

– Мои люди готовы. – Командир говорил приглушенным голосом, хотя нельзя сказать, чтобы мы действовали особенно скрытно. – Как ты думаешь, нужно ли применять баллисты или нам удастся вырвать победу собственными руками?

Я не обратил внимания на его сарказм.

– Этот монах владеет оружием, мощь которого тебе трудно представить. Предупреди своих людей об осторожности, ибо на сей раз доспехи их не защитят.

Командир недоуменно пожал плечами и направил гвардейцев к двери. Сержант, шедший во главе этого небольшого отряда, постучал в дверь, однако ему никто не ответил.

– Ломайте двери! – приказал командир.

С моих ушей и носа капала вода, дыхание вырываюсь наружу белыми облачками, но, несмотря на холод и сырость, сердце мое забилось сильнее и разум воспрянул с надеждой на успех. Сержант взял в руки невесть откуда взявшуюся мотыгу и изо всех сил ударил ею по двери, надеясь сбить ее с петель. Дверь оказалась настолько гнилой и ветхой, что одна из ее досок тут же оторвалась от поперечин, после чего открыть дверь не составляло уже никакого труда. С мечами наперевес воины скрылись в глубине дома, и оттуда послышались женские крики, треск опрокидываемых столов и отрывистые команды.

Я не мог оставаться на улице и ринулся к дому. Ворвавшись через разбитую дверь, я остановился, пораженный открывшейся мне картиной. На полу среди битой посуды и рассыпанных овощей лежали пожилой бакалейщик и его жена, прижатые к земле двумя солдатами. Сушеная рыба валялась в луже оливкового масла, острый соус был размазан по стенам. За несколько мгновений солдаты не оставили в помещении ни одной целой вещи.

– Где остальные? – спросил я.

Один из печенегов молча указал большим пальцем на находившуюся в углу хлипкую лесенку. Я мигом взобрался по ней, надеясь, что она не подломится подо мной, и через узкий люк оглядел верхний этаж. От лестницы помещение отделялось занавесом, который был сорван и брошен на пол. Здесь тоже царил настоящий хаос: мебель была переломана, сундуки распахнуты и все их содержимое вывернуто на пол. Печенегов в комнате не оказалось.

Рядом обнаружилась еще одна лесенка, ведущая наверх, откуда раздавались торжествующие крики. Быстро поднявшись по ней, я впрыгнул в комнату и устремил взгляд на нашего нового узника.

Двое печенегов крепко держали его за руки, впиваясь пальцами в плоть, а он извивался и старался вырваться. Он был одет не как монах: на нем была бесформенная шерстяная туника, доходившая ему почти до лодыжек. Судя по свежей грязи на обуви и пропитанной сыростью одежде, он совсем недавно вернулся с улицы. У мужчины было смуглое лицо с резкими чертами, его черные глаза отчаянно сверкали. Он оказался более худым, чем я полагал, и очень сутулым – этого я, признаться, не заметил, когда гнался за ним по заснеженным улицам города. Ни жестом, ни словом он не дал понять, что узнал меня.

В углу с победоносным видом стоял сержант, скрестив руки на груди.

– Этот? – поинтересовался он.

– Не знаю.

Внезапно весь ажиотаж погони куда-то подевался, и меня охватила ужасная неуверенность. Конечно, это тот, кто нам нужен, как же иначе? Чувствуя, что ноги У меня дрожат от напряжения, я медленно зашел пленнику за спину и посмотрел на его макушку.

Тонзуры не было.

Мне показалось, будто кто-то ударил меня ниже пояса или сдавил мне глотку. К горлу подступила горечь, и я сделал шаг назад. Но я все еще продолжал цепляться за свою веру, как утопающий за соломинку. С той поры как я заметил монаха возле своего дома, прошло уже несколько недель – за это время волосы вполне могли отрасти. В самом деле, человек, обладающий таким острым ощущением опасности, не упустил бы из виду подобное обстоятельство, особенно если бы знал о том, что я видел его.

Из люка в полу появилась голова командира печенегов, и я отдал ему новое распоряжение:

– Пошли двух воинов в монастырь Святого Андрея. Пусть они доставят оттуда парнишку по имени Фома, который там живет. – И объяснил, отметая возможные возражения: – Только он знает в лицо разыскиваемого нами человека.

Ожидание было мучительным, ведь все мои надежды связывались с приходом Фомы. Мы еще раз перерыли весь дом, особенно верхнюю комнату, но не нашли ничего существенного. Вся собственность нашего пленника состояла из низенькой лежанки, грубо сколоченного стола, пары табуреток и еще всякой мелочи. Он так ничего и не сказал, а я не мог собраться с силами, чтобы допросить его. Поэтому мы оставили его сидеть у стены со связанными руками в окружении четырех печенегов. Большая часть гвардейцев получила приказ вернуться во дворец, остальные занялись повторным обыском комнат бакалейщика, находившихся на нижнем этаже. При каждом доносившемся оттуда звуке я невольно поворачивал голову к лестнице, надеясь увидеть Фому, и каждый раз мысленно обзывал себя дураком.

И естественно, я пропустил тот момент, когда он наконец появился. Стоя у окна, я созерцал развалины соседнего дома и обернулся только после того, как услышал оклик одного из караульных.

Фома выглядел очень неплохо. Анна, видимо, следила за тем, чтобы монахи, которые заботились о нем, не превращали его в аскета, и за несколько недель, прошедших с нашей последней встречи, плечи и грудь юноши налились силой. Светлые волосы были подстрижены и причесаны, а на подбородке начала пробиваться бородка. Фома неуверенно огляделся, не понимая, зачем его сюда привели.

Еще не успев задать вопрос, я прочел в его глазах ответ. Он, конечно, заметил связанного и охраняемого пленника, и это зрелище вызвало у него любопытство. Затем в его взгляде отразилось замешательство и сострадание, ведь совсем недавно он и сам находился в таком же положении. Но к моему глубочайшему разочарованию, я не увидел в его глазах ни намека на узнавание.