Текст книги "Разорванный круг"

Автор книги: Том Эгеланн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Пустяк, – говорит она. – Царапина на руке. В ране началась гангрена.

Я ничего не понимаю.

– Он же разбился насмерть…

Грета с удивлением смотрит на меня, на лбу появляются морщины.

– Ах, твой отец?

Только взгляд выдает скрытое напряжение.

– Абсолютно ничего. – Она с трудом сдерживает себя.

Я продолжаю стоять неподвижно:

– Да, но, Грета…

– Ничего! – выкрикивает она.

Напряжение вызывает кашель. Она долго не может прийти в себя.

– Ничего, – повторяет она тихо, уже более мягко. – Ничего такого, что тебе положено знать.

2.

Я добираюсь до Domus Theologica за двенадцать минут. Это здание теологического факультета на улице Блиндернвейен, а вовсе не супермаркет где-нибудь в Южной Европе, хотя название вполне подходящее. У меня есть знакомый старший преподаватель с кафедры иудаистики. Возможно, он сообщит мне что-нибудь полезное.

Герт Викерслоттен ростом под два метра и худ как щепка, поэтому кажется, что он с трудом удерживает равновесие. Он напоминает большую болотную птицу. Кожа нечистая. Борода выглядит так, как будто ее натянули слишком сильно за ушами и под подбородком. Все в нем – пальцы, руки, нос, зубы – кажется чрезмерно длинным.

В течение нескольких минут мы вспоминаем время совместной учебы, болтаем об общих знакомых, кошмарных педагогах и девушках, о которых мы мечтали, но которые достались не нам. Как и я, Герт одинок. Как и я, скрывает свои неврозы под академическим высокомерием.

Он спрашивает, зачем я пришел. Я говорю, что интересуюсь сведениями о Евангелии Q.

В его глазах загорается огонек. Ничто так не радует специалиста, как возможность блеснуть своими познаниями.

– Q? Oh yesss, baby! [24]24
  О да, малыш! (англ.)


[Закрыть] Евангелие, которого нет!

– Но которое, очевидно, когда-то существовало? – добавляю я.

– Во всяком случае, многие именно так и считают.

– И ты?

– Безусловно. – Он во все стороны размахивает длинными руками, так что приходится опасаться, как бы он не порушил стены своего маленького кабинета.

– Но ведь никто не видел ни одной буквы?

– Евангелие Q вроде черной дыры в астрономии. – Он рисует в воздухе круг большим и указательным пальцами. – Ее нельзя увидеть даже в самые мощные телескопы. Но ее можно обнаружить по траектории других небесных тел.

– Так магнит воздействует на металлические стружки через лист бумаги, – подхватываю я. Он кивает, и я продолжаю: – Мне известно, что Евангелие Q написано по-гречески. И что содержит подлинные записи слов Иисуса. И что его считают первоисточником библейских текстов.

– Это и есть самое существенное в нем.

– Но объясни мне, почему так важно знать, существовало ли Евангелие Q?

– Для познания. Для науки. – Он пожимает плечами. – Ну, нашли вы, археологи, Гокстадский корабль, [25]25
  Гокстадский корабль– корабль викингов IX века (драккар), использованный в качестве погребального корабля и обнаруженный в 1880 году в кургане на берегу норвежского Сандефьорда.


[Закрыть]и что дальше? Но вы нашли его, и это великолепно.

– Если Евангелие Q обнаружат, это будет иметь практическое значение?

– Конечно.

– Почему? И какое?

– Потому что Евангелие Q даст новые возможности для истолкования текстов Библии. Жизнь современного общества пронизана христианством. Христианской культурой. Христианскими законами. Христианская мораль определяет наши взгляды на человека. Все взаимосвязано.

– Само собой. Но при чем здесь Евангелие Q?

– Евангелие Q может пролить свет на историю создания Нового Завета. И тем самым способствовать истолкованию текстов. Древний богослов Ориген [26]26
  Ориген(ок. 185–254) – греческий христианский теолог, философ, ученый.


[Закрыть]утверждал, что слова Библии нельзя понимать буквально, как это делают сегодня многие. Надо воспринимать их как знаки или картины иной, более значимой сущности. Надо толковать Библию, исходя из целого. Когда Библия рассказывает о горе, с которой можно обозреть весь мир, это не надо понимать дословно. Хотя есть любители истолковывать каждое слово отдельно. Евангелие Q поможет нам многое прояснить.

– Когда оно было создано?

– Скоро будет две тысячи лет. Мы думаем, Евангелие Q было написано раньше первых посланий Павла, то есть через двадцать лет после распятия Христа.

– Кто его составитель?

– Неизвестно. – Он наклоняется вперед и понижает голос. – А тогда получается, что текст появился на двадцать лет раньше, чем Евангелие от Марка, и это самое интересное!

Он многозначительно поднимает одну бровь. И ждет моей реакции. Но меня не очень волнует вопрос датировки, и Герту приходится продолжать:

– Евангелие от Марка считается самым древним из всех, а значит, первым, хотя в Новом Завете стоит лишь на втором месте. Оно, очевидно, было создано через сорок лет после распятия Христа, то есть приблизительно в семидесятом году.

– Следовательно, Евангелие Q – более подлинное, чем остальные Евангелия?

– Более подлинное?

– Оно же хронологически ближе к евангельским событиям?

– Ну… – Когда Герт ухмыляется, обнажаются большие зубы и розовая десна. – Разделять по степени подлинности древние манускрипты – теперь, спустя две тысячи лет, довольно бессмысленное занятие. Речь ведь идет еще и о вере. Конечно, чем больше времени отделяет автора от событий, тем менее точным будет его описание.

– Старые добрые евангелисты были своего рода журналистами, – замечаю я.

– Вряд ли. Общественными деятелями, проповедниками, миссионерами…

– Ну вот! Журналистами! – смеюсь я. – А они имели доступ к Евангелию Q?

– Возможно. Мы думаем, что Евангелие Q циркулировало в среде христианских общин первого столетия. – Губы Герта складываются в кривую усмешку, как будто он радуется чему-то, о чем все равно мне не расскажет. – Основные споры вокруг Евангелия Q связаны с тем, что некоторые христианские общины воспринимали Иисуса вовсе не как Бога, а лишь как мудрого философа. Человека, который хотел научить евреев жить счастливо. Без Евангелий и посланий Павла христианство превращается в реформированный иудаизм.

– И так считают многие?

– Если Евангелие Q когда-нибудь обнаружат, оно будет иметь колоссальное значение, потому что его написали современники Иисуса, а не евангелисты, которые жили много лет спустя. Евангелие Q в гораздо большей степени напоминает журналистский отчет, чем красочные Евангелия. В нем Иисус изображен как апокалипсический бунтовщик и гражданин. Революционер того времени. Евангелие Q вообще не затрагивало вопроса, был ли Иисус Сыном Божьим.

– Так что же доказывает Евангелие Q?

– Оно вряд ли может доказать что-либо. Древние рукописи надо читать, имея основательные знания об этом периоде. О жизни общества.

– Я всегда считал, что теологи слепо верят всему, что написано в Библии.

– Ха! Теология – наука, а не вера! Уже в восемнадцатом веке критически настроенные теологи подвергали догмы сомнению. Профессор Герман Самуэль Реймарус низвел роль Иисуса до роли иудейского политического деятеля. В тысяча девятьсот шестом году Альберт Швейцер, следуя его примеру, написал важнейший критический научный труд. Эти теологи четко отделяли исторического Иисуса от Иисуса из проповедей. Критическая теология существует и в наши дни. Если объединить исторические, социологические, антропологические, политические и теологические знания, можно прийти к новому восприятию личности Иисуса.

– Какому же?

– Иисус родился в тревожное время. Его учение использовали с разными целями. Многие ранние христианские общины не придавали особого значения рассказам о смерти и воскресении Иисуса. Его считали своего рода вождем. Вроде Ленина или Че Гевары. Другие же древние общины делали упор на распятие и вознесение и, так сказать, забывали исторического Иисуса.

– Значит, в Евангелии Q нет ничего о божественном Иисусе?

– No sir! [27]27
  Нет, сэр! (англ.)


[Закрыть]Ничегошеньки. Такое впечатление, будто авторы Евангелия Q даже не знали об обстоятельствах смерти Иисуса. А если и знали, то не придавали особого значения эпизоду распятия. Не говоря уж о воскресении. Понимаешь? Именно поэтому самые консервативные христиане категорически отрицают само существование Евангелия Q. Оно является угрозой для главных основ христианства. Авторы Евангелия Q никогда не воспринимали Иисуса как Сына Божьего, только как странствующего мудреца и проповедника. Бунтовщика! И только евангелисты позже добавили догму о воскрешении. Они не хотели признать поражения – ведь их спаситель умер, не дождавшись наступления Царства Божьего. Сам Иисус длительное время полагал, что Царство Божье наступит при его жизни.

– И все-таки почему ты уверен, что Евангелие Q существовало?

Герт поглаживает пальцами бороду, совсем как священник:

– Представь себе, что нам двоим дали перевести некий английский текст на норвежский язык. Наши версии будут похожими. Но не одинаковыми. Такими, как Евангелия от Матфея и Луки. Исследователи пришли к выводу, что не меньше двухсот тридцати пяти стихов у Луки и Матфея настолько близки, что, несомненно, происходят из одного источника. Несмотря на то что эти два текста были написаны независимо друг от друга, многие реплики Иисуса идентичны. Повторяются слово в слово.

– И что?

– Исторический Иисус говорил на арамейском, который в течение четырехсот лет был разговорным языком в Палестине. Он не говорил на греческом языке, на котором написаны Евангелия. Значит, существовал греческий первоисточник, который оба евангелиста знали и цитировали. Евангелие Q – Quelle! Источник!

– А может быть, Лука и Матфей попросту списали друг у друга?

Герт ухмыльнулся:

– Если бы все было так просто. Но это исключено. Они работали в разное время. В разных местах. Обращались к разным читательским аудиториям. В их текстах много очевидных несовпадений, которые они обязательно исправили бы, если бы только знали о них. И все же у них был общий источник.

– И это факт, – подвожу я итоги.

– Или почти что факт! – Герт качается на стуле. Если он потеряет равновесие, мало не покажется ни мне, ни ему. – Исследователи уверены, что Марк написал свое Евангелие первым. Далее, опираясь на труд Марка и Евангелие Q, но с собственными дополнениями Лука и Матфей создавали свои тексты. Это подтверждается тем, что около девяноста процентов тем Марка повторяются у Матфея.

– Как давно теологам известно о существовании Евангелия Q?

– Уже в начале девятнадцатого века исследователи Библии установили, что Лука и Матфей пользовались общим источником. Помимо Евангелия от Марка. Но только в тысяча восемьсот девяностом году этот источник был идентифицирован.

– Как Евангелие Q?

Герт кивает:

– Евангелие Q не все воспринимают с одинаковым энтузиазмом. И это легко понять. Ведь непросто восторгаться тем, что существует только в теории.

Он встает. Кажется, что он видит перед собой лекционный зал, переполненный юными восторженными студентками, которые только и мечтают что об уроках Герта по теологии и прикладной физиологии как-нибудь поздним вечером, после хорошего ужина с бутылкой вина.

Он продолжает:

– В тысяча девятьсот сорок пятом году произошло кое-что интересное. Некие братья-египтяне нашли большой запечатанный кувшин в земле у подножия скал в области Наг-Хаммади.

– И оттуда вырвался джинн, который исполнил три их желания? – смеюсь я. – Водка, женщины и новенький, с иголочки, верблюд?

Герт хитро подмигивает:

– Почти! Братья, собственно говоря, ужасно боялись открывать кувшин, потому что в нем действительно мог находиться джинн. Злой джинн. В Египте в таких кувшинах, как правило, водятся именно злые духи. Это известно каждому просвещенному археологу.

Мы смеемся. Смех у Герта клокочущий и приятный.

– Но жадность братьев в конце концов победила. Может быть, в этот кувшин духи не забрались. Но зато там полным-полно золота и бриллиантов. Они решили рискнуть и разбили его.

– Никаких духов?

– Даже намека!

– Так что же они обнаружили?

– Тринадцать книг. Тринадцать томов, переплетенных в кожу газели.

Я склоняю голову.

Герт хлопает ладонью по письменному столу:

– Находка сенсационная! И для археологов, и для теологов. Библиотека Наг-Хаммади! Среди всего прочего манускрипты содержали полный текст Евангелия от Фомы!

Я напряженно щурюсь, пытаясь вспомнить, что такое Евангелие от Фомы. По правде говоря, я никогда не был знатоком Библии. Но мне казалось, что Евангелий всего четыре.

– Евангелие от Фомы не было включено в текст Библии, – объясняет Герт.

– Не всем, однако, на долю выпадает участь быть отвергнутым Богом, – замечаю я. – А вы, специалисты, знали о существовании Евангелия от Фомы?

– Yes! Во всяком случае, в некоторой степени. Но никто не видел его целиком. До тысяча девятьсот сорок пятого года. Фрагмент Евангелия от Фомы, написанный по-гречески, ранее был обнаружен в Оксиринхосе в Египте. В Наг-Хаммади нашли полный список. И это еще не все – рукописи содержали так называемое Евангелие от Филиппа и списки диалогов Иисуса с учениками. Это почти еще один Новый Завет, сильно отличающийся от уже известного. А теперь послушай, вот что здесь самое важное! Написано все было на коптском языке!

– Да брось! На коптском?! – восклицаю я.

Мое восклицание – чистый блеф. Герт мгновенно улавливает притворство.

– Да-да, на коптском! – повторяет он. – То есть на том египетском языке, на котором говорили к концу существования Римской империи.

– Теперь, кажется, понял, – бормочу я, хотя, если честно, это преувеличение.

Герт улыбается понимающе. Видимо, такую улыбку он посылает неуверенным первокурсницам с косичками, в облегающих футболках.

– Пользуясь этим текстом, исследователи смогли реконструировать Евангелие от Фомы на языке оригинала – греческом. В отличие от тех Евангелий, которые вошли в Библию, и подобно тому, что наблюдается в Евангелии Q, Евангелие от Фомы мало говорит о рождении, жизни и смерти Иисуса. Оно содержит его изречения. Сто четырнадцать цитат, которые все начинаются так: «И сказал Иисус». Многие цитаты из Евангелия от Фомы чрезвычайно похожи на реплики в Евангелиях от Матфея и Луки. Исследователям стало ясно, что Фома использовал тот же источник, что и они. Понимаешь?

– Пытаюсь.

– Евангелие от Фомы косвенным образом подтверждает, что Матфей и Лука должны были обращаться к одному и тому же первоисточнику – тексту, который они повторяли и изменяли, создавая свою версию описания жизни и учения Христа. Самое интересное, что составитель Евангелия Q, будучи современником Иисуса, истолковывал его слова совершенно иначе, чем авторы и читатели Библии.

– Иначе говоря, это довольно щекотливый вопрос.

Герт кусает нижнюю губу и кивает:

– Еще бы! В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году группа исследователей начала реконструировать Евангелие Q, сравнивая библейские тексты Матфея и Луки со списком Фомы. Уже одна эта работа вызвала бурную дискуссию о происхождении христианства.

Я смотрю на Герта. Он на меня. Он не понимает, куда я клоню.

Я спрашиваю:

– А что произошло бы, если бы Евангелие Q нашлось?

Герт задумчиво качает головой:

– Трудно даже представить. Такое событие способно отодвинуть обнаружение «Свитков Мертвого моря» и гробницы Тутанхамона на второй план. Нам пришлось бы переписывать историю религии.

Я не могу не мучить себя вопросом: неужели именно Евангелие Q хранится в золотом ларце, который спрятан в квартире у Рогерна?

Если бы я был главным героем фильма, я бы взломал деревянную коробку и вытащил ларец, чтобы удовлетворить свое (а также публики) любопытство. Но я мыслящий человек и серьезный исследователь. Ларец, который пролежал в земле так много лет, нельзя вскрывать, будто обыкновенную консервную банку. Открывать его должны профессионалы с максимально возможной осторожностью. Примерно так, как вскрывают раковину, чтобы извлечь жемчужину, не повредив при этом моллюска.

Если я сейчас поспешу, дело кончится катастрофой. В лучшем случае я поврежу содержимое ларца. В худшем случае памятник будет безвозвратно утрачен. Старый пергамент или папирус может в течение ночи превратиться в пыль. И при этом даже не пойму, что же такое я нашел. Я не очень большой знаток древнегреческого, иврита, арамейского или коптского.

Вывод один: ларец нельзя открывать.

3.

Обаяние некоторых женщин воздействует непосредственно на мой гипофиз. [28]28
  Гипофиз– нижний мозговой придаток, железа внутренней секреции, играющая у всех позвоночных животных и у человека ведущую роль в гормональной регуляции.


[Закрыть]

Высокая женщина, золотистые волосы, зеленые глаза, тонкие губы, чуть заметные веснушки. Юбка плещется вокруг длинных ног, широкий серебряный пояс мягко обвивает талию. Под хлопчатобумажной блузкой видны упругие груди.

Два года я был влюблен в нее. Она наверняка знает об этом. Сейчас она стоит в дверях с той самой задорной улыбкой, которая когда-то очаровала меня. Это Кристина. Жена Каспара. Внешне она похожа то ли на дизайнера, то ли на манекенщицу, то ли на артистку бродячего цирка. На самом деле Кристина – специалист по социальной экономике. Заведует отделом в Центральном статистическом бюро. Когда мы учились в университете в Блиндерне, Кристина и Каспар жили в общаге на улице Маридальсвейен. Студенческая каморка. Джаз и блюз-рок. По выходным круглосуточное веселье.

Жизнь в общаге не для меня. Судорожные попытки изобразить сплоченность. Вечное брюзжание. Гора ботинок и туфель в прихожей. Сохнущие женские трусики на веревках в ванной. Ссоры. Долгие дневные и вечерние часы в гостиной. Кто-нибудь обязательно смотрит, что ты делаешь. Слышит, как ты отправился в туалет. Хочет обсудить с тобой книгу или кинофильм. Или сыграть в карты. Или посылает тебя к черту, когда ты решаешь стрельнуть у него самокрутку. За тобой следят, чтобы ты не пропустил очередь по мытью посуды. Собрания жильцов, общение, солидарность, трения, эротика, голосование по всяческим вопросам, самокритика. Все это не мое.

Однажды в праздник я ночевал в их спальне. Каспар и Кристина стали заниматься любовью на полу рядом со мной. Было раннее утро. В комнату проникал слабый свет. Я делал вид, будто сплю. Они делали вид, будто верили, что я сплю. Я помню сдержанные стоны Кристины, колебание их тел, пыхтение Каспара, звуки, запахи. Утром мы все притворялись, будто ничего не произошло.

Они были анархистами. Я так и не смог понять, против чего они протестовали. Теперь все это в прошлом. Они стали социал-демократами. Единственное, что сейчас отличает Кристину и Каспара от остальных людей, – это странность, оставшаяся со времени проживания в коммуне: у них нет телевизора. Они не хотят его иметь. Принципиально. Пожалуйста, восторгайтесь ими.

– Бьорн! – кричит с восторгом Кристина, втаскивает меня в прихожую и одновременно с улыбкой осматривает с ног до головы. – Ты вообще не изменился!

Мы обнимаемся. Долго. Мне кажется, Кристина тоже мало изменилась. И вдруг я вспоминаю, почему я в нее влюбился.

На обеденном столе Каспар раскладывает копии бумаг, связанных с раскопками в монастыре Вэрне. Куча писем, документов, таблиц, схем, карт. Все они обросли джунглями печатей и регистрационных отметок в журналах, которые любая бюрократическая организация делает, чтобы оправдать свое существование. Тут же прошения и ответы, описания и уточнения на забавной смеси норвежского и английского языков.

– Я чувствовал себя чурбаном, когда копировал эти документы, – признается Каспар. Не знаю, шутит ли он. Не думаю. С годами он стал добропорядочным гражданином. Государство именно так воздействует на своих верных граждан. Они начинают воспринимать себя частью системы. Как будто система – это как раз они и есть. Что, впрочем, не так уж далеко от истины.

Вокруг нас порхает Кристина, как хлопотливая фея. Зажигает тысячу маленьких стеариновых свечек, отчего квартира становится похожей на затерянный в скалах Древней Эллады монастырь. Кристина разливает чай в огромные керамические кружки. И косится в мою сторону. Ее быстрые напряженные взгляды означают, что она ждет от меня каких-нибудь слов, которые помогут разрядить обстановку. Но я ничего такого не придумал. Она испекла печенье и вафли. Окружающие видят в Кристине бывалого человека, заведующую отделом, феминистку, корифея социальной экономики и бунтовщика, но в глубине души она остается обыкновенной заботливой женщиной, которая хочет, чтобы нам всем было хорошо.

Я выхватываю первое попавшееся письмо за подписью Каспара Скотта. Под шапкой Инспекции по охране памятников и государственным гербом со львом помещен следующий текст:

«В соответствии с Законом о памятниках культуры от 9 мая 1978 г., с дополнениями, последнее из которых от 3 июля 1992 г., Обществу международных наук в лице президента Майкла Мак-Маллина (далее: Правообладателю) предоставляется право на осуществление археологических раскопок под повседневным руководством профессора Грэма Ллилеворта на выделяемой территории (геодезическая карта Норвегии, квадрат 1306/123/003). В связи с тем что работы подпадают под юрисдикцию органов охраны памятников культуры, Правообладатель обязан следовать указаниям назначенного археологическими властями местного представителя (Контролера). Поиски крепостных сооружений осуществляются в соответствии с правилами, определяемыми Инспекцией охраны памятников (см. предписания о распределении профессиональных сфер), но, так как работы могут иметь и более отдаленные перспективы, отдел древностей университета в городе Осло делегирует часть юрисдикции региональному Археологическому музею».

Когда-то Каспар писал стихи. В 1986 году опубликовал стихотворение в субботнем выпуске газеты «Дагбладе». Он долго мечтал, что когда-нибудь станет писателем. Возможно, из него вышел бы толк. Жаль, что бюрократия настолько меняет натуру человека.

Тут же другие бумаги – о целях раскопок, о том, где возможные находки должны храниться и выставляться, о правах на публикацию. В них написано, что профессиональную ответственность за раскопки несет профессор Грэм Ллилеворт, знаменитый профессор археологии, автор большого количества книг и научных работ, опубликованных университетами всего мира. Что велика вероятность обнаружения круглого замка с входящими в его состав казармами. Среди прочих бумаг вижу заключение профессора Арнтцена, который одобряет проект и рекомендует меня в качестве контролера. Смотрю на печать и не поддающуюся расшифровке подпись главы института Фрэнка Виестада. Я кладу все копии на стол:

– Это все ширма!

– Для прикрытия чего? – спрашивает Кристина.

Я знаком с Каспаром достаточно давно и знаю, что он, конечно, рассказал ей все. И неплохо знаком с Кристиной, поэтому понимаю, что она умирает от любопытства.

– Ллилеворту было прекрасно известно, что никакого круглого замка мы никогда не найдем, – поясняю я.

– Потому что искал он вовсе не круглый замок, – добавляет Каспар.

– Именно! Он искал кое-что более важное.

Кристина переводит с меня на Каспара огорченный взгляд: «Как ты думаешь, это у него на нервной почве?»

– Важнее круглого замка? – спрашивает Каспар.

Я подмигиваю Кристине и изображаю хитрющую улыбку: «Я совершенно здоров».

– Важнее круглого замка, – отвечаю я Каспару.

Кристина поворачивается, чтобы взять печенье. Блузка натягивается, и под тканью отчетливо вырисовываются соски. Это отвлекает меня от разговора. Каспар замечает направление моего взгляда, и я сильно краснею.

– А почему вообще появились эти англичане? – спрашивает Кристина и быстро добавляет: – Ой, Бьорн, у тебя нет температуры?

– Конечно, они с самого начала всё знали, – приходит мне на помощь Каспар. – То, что ларец там. Ллилеворт. Мак-Маллин. СИС. Иначе зачем им ходатайствовать о раскопках?

– Именно! Они прекрасно знали, что ларец… – начинаю я, но тут же замолкаю: в словах Каспара мне слышатся удары набатного колокола. Пролистываю бумаги и нахожу письмо, которое только что прочитал. Там то же самое имя. Черным по белому. Майкл Мак-Маллин. Именно три «М» подряд пробуждают мою память. Мак-Маллин – это человек, которого Грета просила найти в Лондоне. Научный консультант, которого Ллилеворт, де Витт и мой папа благодарят в своей книге. Мир полон случайных совпадений.

Я тыкаю указательным пальцем в текст письма:

– Внимание! Кто он такой, вот этот парень? Майкл Мак-Маллин?

– Президент СИС, – отвечает Каспар.

– А также научный консультант моего отца и Грэма Ллилеворта в Оксфорде в тысяча девятьсот семьдесят третьем году! – Я рассказываю о книге и посвящении.

– Неужели? – восклицает Каспар. – Мне удалось кое-что раскопать об этом парне! Посмотрите, что я нашел, когда рылся в архивах сегодня.

Он открывает свой «дипломат» и извлекает «Норвежский археологический журнал», четвертый номер за 1982 год. Перелистывает. На шестнадцатой странице статья о междисциплинарном симпозиуме по вопросу международных исследований. Норвежским организатором был Институт археологии. Но финансировало симпозиум СИС. Желтым маркером Каспар выделил три имени: докладчиков Грэма Ллилеворта и Трюгве Арнтцена, а также открывшего дискуссию Майкла Мак-Маллина.

– Три кореша! – замечает Каспар.

– Что-то случилось в Оксфорде в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, – говорю я задумчиво.

– Ллилеворт и твой отец, очевидно, наткнулись на сенсацию.

– Вообще-то, их работа касалась сокровищ и мифов. Скорее всего, они сделали какое-то открытие. Вместе с де Виттом, кем бы он ни был.

– Открытие, которое привело их в монастырь Вэрне… – размышляет Каспар.

– Двадцать пять лет спустя.

– Видимо, оно было важнее старого наконечника копья, – констатирует Кристина. Она десять лет замужем за Каспаром, но все еще имеет довольно примитивное представление об археологии.

– Ты когда-нибудь слышал об октагоне? – спрашиваю я Каспара.

Он задумывается:

– Что-то связанное с иоаннитами? Они спрятали какую-то реликвию в восьмигранном храме? Где-то я об этом читал.

Еще один удар по моему самолюбию. Каспар тоже знаком с этой легендой. Я подавлен. Ведь я был контролером во время раскопок. Мне следовало догадаться обо всем, когда Ирена вскрывала основание стены. Но я понятия не имел об октагоне.

– Мы нашли ларец в октагоне, – сообщаю я.

– Ты шутишь? – Каспар пристально смотрит на меня. – Октагон? В монастыре Вэрне? – Он покачивает головой, вперив взгляд в пространство.

– В таком случае ты, возможно, знаком со слухами о Рене-ле-Шато? – спрашиваю я.

Он морщит лоб:

– Не уверен. Это там обнаружили какие-то старые пергаменты при перестройке церкви?

Я вздыхаю:

– Ну как это я умудрился пропустить именно эти лекции?

Каспар смеется:

– Возможно, в то время личность профессора интересовала тебя больше, чем ее лекции?

Мои щеки приобретают пурпурный оттенок. Кристина смотрит на Каспара с упреком. Приходится проглотить шутку.

– Что ты знаешь о СИС? – задаю я вопрос, пытаясь прикрыть румянец рукой.

– Немного. Некий фонд в Лондоне. Сотрудничает с Королевским Географическим обществом в Великобритании и Национальным Географическим обществом в США. И еще с университетами и исследовательскими учреждениями во всем мире. СИС финансирует Интересные проекты по всему земному шару. Из идеалистических побуждений.

– Из идеалистических побуждений? Ха! – Кристина смеется. – Не бывает добрых фей в науке.

Я рассказываю им о Евангелии Q. И о Евангелии от Фомы.

После этого наш разговор перекидывается на воспоминания о старых добрых временах. О нас самих. Даже специалистам мои теории могут показаться перебором. Я ухожу, когда Кристина начинает готовить ужин. Печенку под сливочным соусом. Приятного им аппетита.

4.

Высокого роста худощавый полицейский явно не собирается скрывать свою подозрительность. Щеки землистого цвета, глаза слегка опухли. В прошлом он моряк. Полицейский смотрит на меня, и мне начинает казаться, что он не упустит ничего даже с закрытыми глазами. Губы его сжаты. Выражают решимость. Но как только он открывает рот, звучит тоненький голосок евнуха. Наверное, поэтому он работает в уголовной полиции, а не ловит мерзких бандитов на улицах. У него в руках большой черный «дипломат». Вместе с ним приехал энергичный полицейский, который уже несколько минут обрабатывает мою дверь макияжной кисточкой.

Заявляя в полицию о взломе, я набрался наглости и намекнул, что представляю университет Осло. И что взлом, возможно, связан с преступлением, касающимся культурных памятников, о котором наверняка захотят узнать газеты. Обычно это помогает. Не успел я повесить на плечики свою ветровку, как раздался звонок в дверь, как будто полицейские сидели в машине и поджидали меня.

Не очень настойчиво, поскольку полицейский мои гипотезы мгновенно истолкует как манию преследования, я объясняю, в чем дело. Воры, по-видимому, думали, что на винчестере моего компьютера содержатся данные о недавно обнаруженном золотом ларце, которому восемьсот лет.

Полицейский присвистывает. Восемьсот лет – это много. А любая старинная вещь, да вдобавок золотая, стоит очень дорого.

– Неужели? – удивляется он. Кажется, он не поверил мне. – Можете еще что-нибудь рассказать об этом ларце?

И я очень осторожно, чтобы не проговориться, но в то же время как можно убедительнее рассказываю о раскопках в Эстфолде. Он внимательно слушает. Вынимает протокол и заполняет его шариковой ручкой. Он человек основательный. Почерк, несомненно, вызвал бы похвалу учительницы норвежского языка. Он проходится по всем пунктам. Задает вопросы. Каждый раз, когда он смотрит на меня, мне становится неуютно.

– Чем вы занимались в монастыре Вэрне? – спрашивает он.

– Я был контролером. Раскопками руководил один английский профессор археологии. А я представлял норвежские власти, охраняющие древние памятники. Вы же знаете, формальности всегда важны. – Я пытаюсь перетащить его на свою сторону. И вдруг мне приходит в голову, что я не рассказал ему, где проводились раскопки.

– У кого-нибудь, кроме вас, есть ключи от вашей квартиры? – спрашивает второй полицейский, тот, что с макияжной кисточкой.

– У мамы, – отвечаю я и мысленно добавляю: «И отчима».

– Дверь не взломана, – сообщает он.

– Этот ларец, – пищит его начальник, – сам по себе представляет какую-нибудь ценность?

– Большую.

– Где он сейчас?

Я медлю. Оттого что он полицейский, хочется сказать ему правду. Но что-то удерживает меня.

– В университетском сейфе, – лгу я.

– Вот как?

Он выдвигает нижнюю челюсть вперед и со свистящим звуком начинает втягивать воздух между зубами и верхней губой. Потом он делает выдох, и мне чудится аромат морских трав, фукуса и ламинарии.

– Объясните, – обращается он ко мне, – почему вы думаете, что кто-то совершил налет на вашу квартиру из-за золотого ларца?

Он – из хороших полицейских. Они, вообще, могут порядком досаждать. Задают трудные вопросы. Особенно если тебе есть что скрывать. Я уже жалею, что вызвал полицию. Что они могут изменить? Только усложняют жизнь и задают неприятные вопросы. Добьются того, что ларец попадет в те руки, в которые он ни в коем случае не должен попасть.

Я говорю, что налет для меня загадка, и спрашиваю, не хотят ли они кофе. Нет, не хотят.

– Кто-нибудь посторонний знал об этой находке? – спрашивает он.

– Насколько мне известно, никто. Ларец мы нашли вчера.

– И сразу после этого кто-то запер его в университетском сейфе?

Я киваю так незаметно, что это даже трудно назвать ложью.