Текст книги "Число зверя, или Лейтенант дьявола"

Автор книги: Тимур Литовченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Увы, это был не Эймер. В кабинет ворвалась Лейфа собственной персоной. Сейчас худышка отнюдь не выглядела несчастным беззащитным цыплёнком. Лицо её пылало гневом, косички, казалось, дрожали от возмущения.

– Вы несправедливы! – закричала она с порога тоненьким своим голосочком. – Вы ни капельки не справедливы!

– Во-первых, здравствуй, – устало сказала Мамочка. – Во-вторых, объясни, что произошло? Почему ты так себя ведёшь?

– И вы ещё спрашиваете! – взвизгнула Лейфа и топнула ножкой. – Вы выживаете Тётушку Иниль из нашей комнаты, из отдела! Вы на неё наговариваете, что у неё все болеют, а при чём тут она?! Вы!.. Вы!.. Да я ради неё!.. А вы!..

Не находя нужных слов, Лейфа задыхалась от возмущения. Её просто душили нахлынувшие чувства. Наконец худышка швырнула начальнице на стол исписанный листик бумажки и крикнула:

– Вот! Раз вы Тётушку Иниль выживаете, то и моей ноги здесь не будет! Пусть в ближней комнате кто хочет, тот и деталирует! Хоть кто, хоть этот ваш Мальчик, хоть девочки! Мне плевать!!!

Мамочка схватила заявление, скомкала, швырнула в корзину для бумаг и заорала:

– Вон отсюда, дрянная девчонка! Я тебе покажу!!!

Лейфа развернулась на каблучках, возмущённо тряся косичками выбежала из кабинета и изо всех сил хлопнула дверью.

И эту хамку, эту грубиянку она собственноручно отхаживала в туалете, как ребёнка! Носик высмаркивала! Умывала! Мамочке хотелось не заплакать завыть от обиды... Но, к счастью, в этот миг вошёл Эймер. У него также был усталый вид, глаза покраснели, словно от бессонницы.

– Тоже с ног валишься? – участливо спросила Мамочка, при виде измученного Эймера сразу же забыв обо всех своих проблемах.

– Да вино какое-то дрянное мы купили, – пожаловался Мальчик, – вот и не спалось ночью, мутило.

– Делают гадость и заливают в бутылки под видом марочного. Даже в шикарных универсамах. Возмутительно! – согласилась Мамочка. – Я вот тоже "расклеилась". А ты в гостиницу успел?

Эймер кивнул.

– Тебе Пиоль сказала насчёт сегодняшнего дня? – едва переставляя ноги, Мамочка подошла к белому стулу, приглашающе отодвинула его. – Вот, посиди здесь сегодня вместо меня, ради Бога, а то я не могу больше!

Эймер задумчиво цыкнул сквозь зубы.

– Это совсем несложно, – принялась уговаривать его Мамочка. – Ты только "десятницам" говори, что надо делать, а они сами со всем справятся, они у меня учёные. И система в отделе налажена. Но только прошу, не кричи ни на кого, все и так взбудоражены.

Эймер вздохнул.

– Да это на один день всего-то! – Мамочка просительно заглянула ему в глаза. – А завтра я приду отдохнувшая, ты и отправишься на место. А сюда возьми пока работу и черти, у меня и кульман есть, пожалуйста! Вот ключ от кабинета, вечером заглянешь ко мне домой и отдашь.

– Да согласен я, согласен, – быстро сказал Эймер.

– А чего сквозь зубы цыкаешь? Чего вздыхаешь?

– Так... думаю, – ответил Мальчик неопределённо.

– Ну и что надумал? – озабоченно спросила Мамочка.

– А ничего, – и не объясняясь более, Эймер прошёл к белому стулу.

– Вот и хорошо! Вот и замечательно! – обрадовалась Мамочка. – Вечерком приходи, расскажешь, как дела. А я побежала.

Мамочка улыбнулась на прощание и ушла, оставив Мальчика в кабинете. "Вряд ли к нему сегодня толпа девочек повалит, так что ничего, посидит вместо меня денёк до вечера", – думала она по дороге домой, предвкушая предстоящий отдых. Почитать бы...

Почитать!!!

Мамочка немедленно вспомнила про свою спасительницу – чудесную старушонку. Вот кого ей действительно недоставало, так это доброй феи с корзинкой, наполненной чудесными книжками! Дала бы ей что-нибудь этакое... Неземное. Чтоб не от мира сего, в котором сплошные склоки, дрязги, суета...

Но вопреки Мамочкиным чаяниям, старушонка не дожидалась её на краю "дикого" базарчика. Напрасно стояла она на знакомом месте, напрасно толкалась в гуще продавцов и покупателей, возвращалась, вновь ждала, вновь ныряла в гудящие недра базарчика и вновь возвращалась, надеясь, что старушонка сейчас объявится. Как же так?! Не может быть, чтобы добрая фея подвела свою подопечную, бросила на произвол судьбы в тот момент, когда Мамочка так в ней нуждается...

– Эй, дамочка, чего потеряла? Или ждёшь кого? – на Мамочку внимательно смотрела толстая пожилая торговка, продававшая футболки и "фирменные" духи сомнительной подлинности. – А то смотрю, мнёшься тут, мнёшься...

– Да человека жду, вдруг объявится, – уже без всякой надежды в голосе сказала Мамочка.

– Какого такого человека? Ты скажи, вдруг я знаю.

– Вряд ли, – Мамочка махнула рукой и совсем уже собралась уйти. Слишком велико было её разочарование.

– Чего это вряд ли! – воскликнула торговка обиженно. – Мы тут, почитай, все друг друга знаем. Так кого?

– Да вы же торгуете, а она нет, – сказала Мамочка.

– А-а-а, из покупателей... – толстуха понимающе кивнула, соглашаясь, что в данном случае действительно бессильна чем-либо помочь.

– Нет, не из покупателей, а... – и не зная, как объяснить суть дела, Мамочка просто принялась перечислять приметы старушонки: – Есть тут одна такая... маленькая такая бабушка, сухонькая, с палочкой. Одета всегда тепло, с корзинкой ходит. А в корзинке – книги.

Мамочка замолчала, видя, что торговка не понимает её, но спохватившись, добавила самую важную примету:

– Немая.

– Ах, немая! – торговка моментально оживилась. – Ну, дамочка, повезло тебе! Сухоньких да маленьких много, мы все, почитай, не гренадёрского росту, с палочкой тоже хватает. А немая только Арефьяновна.

– Знаете?! – изумилась и обрадовалась Мамочка.

– А чего ж не знать, – торговка пожала плечами и неожиданно громко прокричала: – А вот футболки, тенниски! Кому футболки? И духи, духи ненашенские, "Шинель пятый номер", настоящая фирма!

– Так она есть? – радуясь смутно забрезжившей надежде, с чувством проговорила Мамочка. – Скажите, где она?

– Нету, дамочка, давно уж нету, – сказала торговка. – И в помине нету. Померла Арефьяновна, так-то вот.

Этого Мамочка и представить себе не могла! Как же так?! Жила себе, жила, и вдруг умерла... Не бывает так!

Хотя отчего не бывает... Очень даже бывает. Старый человек всё же.

– А давно? – с грустью спросила Мамочка.

– Да ещё в начале лета, поди, – торговка подумала немного, что-то прикинула в уме, шевеля губами, и сказала: – Верно, в начале! Да что там, я сама всё видела.

– Как это вы видели? Вы что, знаете, где она жила? – Мамочке было приятно встретить человека, близко знакомого с её доброй феей при жизни. Ну да, вы с ней дружили... Как я не сообразила?

– Наши знакомства базарные больно коротки, – наставительно сказала торговка и покричав про футболки-тенниски, пояснила: – Оно как? Слышу, люди старушку Арефьяновной кличут. Я и себе: здравствуй, Арефьяновна! Как она, жизнь, ничего? Кивнёт, рукой махнёт: ничего, мол, живём. Как, говорю, торговля-то? Она головой вертит: никак. Только потом я смекнула, что не торгует она вовсе, это ты, дамочка, совершенно правильно заметила. И не покупает. И не перепродаёт. Чудная бабка была! Как, где и чем жила – знать не знаю, ведать не ведаю. Видно, деньги откуда-то "капали", есть-пить ведь человеку надобно. А сюда с корзинкой своей регулярно таскалась, это точно. Придёт, увидит кого-то и побежит вовсю, палочкой стучит, сердешная...

– Не ко мне ли она бегала, – задумчиво протянула Мамочка.

– Может, и к тебе, я-то почём знаю, – торговка подозрительно осмотрела Мамочку с головы до ног. – А может, не к тебе... Шут вас разберёт! Я Арефьяновну знаю, а которые покупают, так тех откуда же... До вас мне и дела-то нет. Моё дело вот... – и торговка опять закричала громко, с надрывом: – Футболки, футболки, духи запечатанные! "Шинель пятый номер"! "Магие ноире"! "Нина Рисси"! "Кинза"! "Марикей"!

– Как же вы видели, что она умерла? – подозрительно спросила Мамочка... и тут же ужаснулась: да ведь в их последнюю встречу старушонка плакала и махала рукой! Что ж это получается? Она заранее знала?..

– А машина её сбила, – с неожиданной злостью сказала торговка и мотнула головой куда-то влево. – Там вон, на углу как раз. Переходила Арефьяновна дорогу, с корзинкой своей, с палочкой. Всё как надо, видно, что старый человек... Вдруг откуда ни возьмись – он, паразита кусок, чтоб ему, падле, не дождаться!

– Кто? – не поняла Мамочка, удивившаяся злости торговки.

– Да водитель этот чёртов! Выруливает из-за угла на красный свет бац!!! И дальше погнал! – торговка энергично тряхнула головой. – И всё, и нету Арефьяновны. "Скорая" приехала, увезла.

– Насмерть? – едва слышно прошептала Мамочка.

– Известное дело, – торговка только рукой махнула. – Такую ветхость пальцем зацепи, она и помрёт, а тут – машиной... Так что не жди её понапрасну, дамочка: не дождёшься.

Мамочка приплелась домой, чувствуя себя разбитой настолько, словно это она попала под колёса автомобиля, не дай Бог, конечно. Она пыталась успокоиться, по пути пробовала складывать цифры в номерах проезжающих машин, считала ступеньки на лестнице – и всё время сбивалась.

Надо же! Торговка сказала, в начале лета. Может, машина сбила старушонку в тот же день... в тот же час! Как раз после того, как добрая фея передала Мамочке последние книжки и ловко удрала от неё. И пока Мамочка плутала по базарчику... или пока просматривала дома книжки... Ах, не будет больше чудесных подарков! То были последние...

Мамочка достала тоненький сборник Блока и читала-перечитывала стихотворение про красивую молодую девушку, лежавшую во рву под насыпью. Точно! Тогда как раз случилась история с этой хамкой Лейфой. Мамочка весь вечер боялась позвонить к ней домой и боялась читать это самое стихотворение. Но Лейфа осталась цела-целёхонька, нанесённые мужем побои давно зажили. А под колёсами погибла Арефьяновна. Как девушка из стихотворения. В тот же день, в тот же час. Что это, судьба?! Ах, если бы Мамочка только знала, если бы знала!..

И она запоем читала Блока, а потом взялась за "Песни песней", ведь старушонка и их подарила в тот, последний раз. Ах, если бы она знала...

Вечер подкрался совершенно незаметно. Как раз когда стемнело настолько, что без света стало трудно читать, пришёл Эймер. Девочки его действительно не беспокоили, точно затаились, так что день прошёл без осложнений. Одну из "сборок" Тётушки Иниль он уже практически доделал. "Молодец Мальчик!" подумала Мамочка.

И в то же время она... как-то стеснялась Эймера. Вчера они выпили, Мальчик уложил её спать... Нет, всё было хорошо, тихо и мило, честь по чести. К тому же, он, бедняжка, импотент...

Но ведь когда Эймер читал "Песни песней", то ласково обращался к Мамочке: "Сестра моя, невеста". Правда, повторял так вслед за Соломоном, но всё же...

Мамочка была определённо смущена. К тому же, известие о смерти старушонки... Нет, у неё просто "чёрная" полоса сплошного невезения, вот что!

– Ты не выглядишь отдохнувшей, – сказал Эймер, совершенно неожиданно прервав рассказ о делах на работе, – хоть провела целый день дома. У тебя определённо что-то случилось, я чувствую. Расскажи всё, не держи в себе, не таись.

Мамочка заколебалась. Стоит ли взваливать на Эймера свои горести? Он же так юн... в самом деле, почти мальчик.

Но юноша мягко улыбнулся и повторил:

– Расскажи, прошу тебя. Вот увидишь, тебе сразу полегчает.

Вроде Мамочка не знала этого! "Выплакаться в жилетку" – верный способ приведения нервов в порядок. Она задумчиво посмотрела на Мальчика, вздохнула... и рассказала ему и про старушонку, и про книжки её расчудесные, и про трагическое известие.

Рассказ произвёл на Эймера громадное впечатление. По яркому румянцу, залившему его щёки и даже лоб, можно было судить, как он взволнован.

– А какие из этих книг подарила твоя бабулечка? – спросил наконец Мальчик и медленно направился к шкафу. Мамочка охотно продемонстрировала полку со старушкиными дарами. Эймер бережно провёл перчаткой вдоль ряда корешков и невзначай поинтересовался:

– Какая из этих книг последняя?

– Их не одна была, – сказала Мамочка и подала ему лежавшие на кровати стихотворения Блока и "Песни песней". Эймер улыбнулся, вежливо полистал Блока, обрадовался "Песням песней", точно старому знакомому, и как бы про себя заметил:

– Значит, не одна, а целых две...

– Три.

Их взгляды скрестились. Мамочка охнула, от досады хлопнула себя по лбу и пролепетала:

– Эймер, ты гений! Конечно же, она дала мне три книжки, а не две! И как я, дура, позабыла?

Она внимательно осмотрела титульные листы двух имевшихся книг. Ну да, никакой надписи на них нет, а ведь старушка на прощание писала что-то на форзаце! Значит, должна быть и третья книга. С надписью!

– Так где ещё одна? – спросил Мальчик с мягкой настойчивостью, которой взволнованная Мамочка попросту не заметила.

– Да вот же, – она взяла с полки книжку. Однако это оказались сонеты Шекспира. Взяла другую – тоже не то. Третью, четвёртую, пятую – всё не то! "Потеряла, растяпа", – мелькнула мысль. Не может быть! Она не выносила книжку из дома, как поставила в шкаф, так и забыла об её существовании. Книжка непременно должна быть здесь!

Мамочка разволновалась не на шутку, с помощью Эймера сняла с полки все книги, разложила на полу, перебрала по штуке.

Безрезультатно. Последняя старушкина книга как в воду канула.

– Ну вот... – Мамочка глубоко вздохнула, поставила все свои сокровища обратно на полку шкафа, села на кровать, потёрла виски. – Вроде все есть, а последней-то как раз и не достаёт! Разиня я, Эймер, ох и разиня!

И так Мамочке стало горько и обидно, что она попросила тихо-тихо:

– Ты вот что, Эймер... не обижайся, но-о... иди домой, слышишь? Не думай, что я тебя гоню или как. Просто день у меня сегодня... несчастливый какой-то. Иди, прошу тебя.

– Что ты, я и не обижаюсь ни капли, ни капельки! – Мальчик усмехнулся, добавил: – Ни на вот такую капелюшечку не обижаюсь, – и показал размер воображаемой капелюшечки, сжав вместе большой и указательный пальцы правой руки так, что кожа перчатки скрипнула. Затем попрощался, положил на стол ключ от Мамочкиного кабинета и ушёл. И Мамочке почему-то показалось, будто Эймеру было легко и весело. Да-да, юноша явно повеселел к концу разговора! Что ж, его дело молодое, ему-то хорошо, а вот ей...

Мамочка долго просидела на кровати, не шелохнувшись. Очень долго, пока мягкий сентябрьский вечер за окном не сменился тихой тёмной ночью. Причём ночь выдалась какая-то слишком тихая, то ли потому, что было уже очень поздно, так поздно, что перестал ходить транспорт, то ли по какой-либо иной неизвестной причине.

Наконец Мамочка очнулась от оцепенения, грозившего перейти в забытье. Встала, постелила, подошла к шкафу, чтобы выбрать на ночь какой-нибудь томик стихов...

...и достала с полки ту самую пропавшую книжку!!!

Кто знает, как могла пропустить её Мамочка, если снимала с полки все книги до единой и перебирала их поштучно. "Словно бы пряталась от меня, беглянка", – ласково подумала Мамочка, с восхищением поворачивая найденную книжечку и так, и этак.

Книжка была тоненькая, в обложке из грубой бумаги, с огромным чернильным пятном, полностью скрывшим название. Мамочка раскрыла книжку. Ага, вот и оставленная старушкой надпись-пожелание с двумя грамматическими ошибками сразу! А вот и название книги на пожелтевшем от времени титульном листе:

Откровение

святого Иоанна Богослова

(Апокалипсис)

Мамочка задумалась: а не поставить ли книжицу на место? Не взять ли что-нибудь попроще, хотя бы те же стихи? Да, старушка приносила ей и такие вот религиозно-философские сочинения. По большей части Мамочка лишь бегло просматривала их и ставила в шкаф, чтобы после почти не брать в руки, потому что в Бога не верила, как и всякий разумный, рациональный человек. А если и поминала Бога в разговоре, то совершенно бездумно. Действительно, не могут же эти красивые сказочки о высших силах и высшей справедливости быть правдой!..

И вообще, считала Мамочка, не женского ума дело разбираться со "всемирными тонкостями". Потому читала философские книжечки лишь под влиянием особого настроения, посещавшего её крайне редко. Так, однажды она прочла "Книгу Екклесиаста" со знаменитой раздумчивой фразой: "Суета сует, всё суета!" – и пришла в полнейший восторг. А вот другие книжки всё же произвели на Мамочку меньшее впечатление. Хотя старушонка приносила их как всегда вовремя, Мамочка никогда не погружалась в философскую стихию надолго, быстро отходила от неё.

Но сегодняшний случай был из ряда вон выходящим. Во-первых, днём Мамочка как раз мечтала почитать "что-нибудь этакое", неприземлённое. Во-вторых, "Апокалипсис" был, как ни верти, последним даром старушки.

Поэтому в конце концов Мамочка всё же решилась. И вот задвинув стеклянную дверцу шкафа на место, чтобы драгоценные книги не пылились, пошла на кухню, сделала пару бутербродов с кофе (за своими горестями Мамочка и думать забыла о еде и теперь вдруг ощутила резкий приступ голода), вымыла чашку, завела будильник, погасила свет, вернулась в комнату, пристроила около кровати торшер, забралась под одеяло и раскрыла брошюрку.

Из первой главы ей понравилось лишь звучное изречение: "Я есмь Алфа и Омега", – а образ Сына Человеческого с семью звёздами в деснице и с обоюдоострым мечом во рту наоборот отпугнул. Вообще-то она читала много хорошего про Христа в принесенных старушонкой книжках, которые назывались Евангелиями. Знала, что был он тише воды, ниже травы, что злые люди приколотили его за руки-ноги к деревянному кресту и поставили умирать на вершине горы. Нечто похожее она слышала ещё в детстве от своей бабушки. И как-то само собой получилось, что Мамочка привыкла чисто по-матерински жалеть этого сказочного героя, иногда представляя его в виде беззащитного застенчивого юноши, чем-то похожего на Эймера. А теперь вот – человек с мечом во рту... Бр-р-р!!!

Вторую и третью главы, предназначенные каким-то там церквям, Мамочка пропустила. Зато дальше читала крайне внимательно, всё более увлекаясь поразительно яркими образами "Откровения": престолы на небе, двадцать четыре старца в белых одеждах и четыре животных, взывающих: "Свят, свят, свят"; запечатанная семью печатями книга и снимающий печати Агнец... Она вновь представила Эймера, подумала, что на эту роль, возможно, подошла бы и Лейфа. Однако при воспоминании о сегодняшнем безобразном поведении худышки её кандидатуру на столь ответственную роль пришлось решительно отбросить.

Когда в шестой главе Мамочка дошла до четырёх всадников, особенно до бледной смерти на белом коне, то вспомнила наконец, что слышала в детстве от бабушки и про "Апокалипсис". Что-то ужасное будет в этой книге, будет обязательно! Конец света...

Мамочка обессиленно опустила руку с книжкой на одеяло, огляделась. Комната была погружена в полутьму, лишь торшер очерчивал чёткий белый круг на потолке да второе пятно света, ломающееся на стенах, на полу и на кровати. Прислушалась: ни звука вокруг, просто гробовая тишина. Удивительно даже! И страшно... Но Мамочка не отложила "Откровение", лишь натянула одеяло до подбородка и с отчаянно бьющимся сердцем возобновила чтение.

Сто сорок четыре тысячи запечатлённых на челе из колен Израилевых мало интересовали её. Трубящих ангелов она испугалась до мурашек на коже и едва не бросила чтение окончательно, но тут дошла до книжки, сладкой в устах и горькой во чреве. Это её даже рассмешило. И конечно, приободрило.

Прочитав о двух Божьих свидетелях, которые будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, Мамочка захотела непременно узнать, сколько лет это составит. Встала, вынула из сумки ручку и маленький блокнотик, ещё раз подивилась чернильной тьме за окнами и гробовому молчанию окружающего мира, от которого на душе делалось чрезвычайно тоскливо, так тоскливо, что хоть в петлю, хоть в прорубь головой, зябко ёжась, вернулась под одеяло. Поделила в столбик тысячу двести шестьдесят на триста шестьдесят пять, остаток поделила на тридцать и узнала, что пророки должны мучать людей три года и ещё пять с половиной месяцев. "Вот злюки", – подумала Мамочка, порадовалась, что тела пророков не будут хоронить три с половиной дня (так им и надо!). Но также порадовалась тому, что в конечном итоге они воскреснут (ладно уж, пусть и заправским злюкам будет хорошо).

Дева с новорожденным младенчиком, спасающаяся в пустыне от дракона, и орлиные крылья для её спасения растрогали Мамочку почти до слёз. Тут она представила в виде жены себя, а ребёночком – снова-таки Эймера, только маленького. И умилилась.

Следовавшие в двенадцатой и тринадцатой главах один за другим драконы привели её в трепет. Однако трепет этот был ничем в сравнении с крупной дрожью, которая начала бить бедную Мамочку, когда она дошла до трёх последних стихов тринадцатой главы:

"16 И он сделает то, что всем – малым и великим, богатым и бедным, свободным и рабам – положено будет начертание на правую руку их и на чело их,

17 И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.

18 Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое: число его шестьсот шестьдесят шесть."

Тринадцатая глава, глава под несчастливым номером. Но тогда сколь ужасны это стихи...

"Откровение" выпало из ослабевших пальцев Мамочки.

Хорошо, но что в этих стихах ужасного? Почему они произвели на Мамочку такое впечатление?

Она не могла толково ответить на этот простой вопрос, но сердцем чувствовала: да, именно для неё это ужасно!

Но как?.. Почему?.. Судьба? Нет, понятие судьбы слишком расплывчато. Пожалуй, в столь обширные рамки можно втиснуть даже глупые сказки про распятых на деревянных крестах добрячков...

Мамочка вернулась к последнему стиху:

"Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое: число его шестьсот шестьдесят шесть."

Без сомнения, ужас сконцентрирован именно в этих строчках! Словно все силы ада собрались воедино...

А это ещё что такое?! При чём тут ад?! Голова кругом идёт!..

Мамочка читала и перечитывала стих, пока не обнаружила в нём некую подозрительную странность. Кроме того, при ближайшем рассмотрении в стихе обнаружились и едва заметные "крючочки", за которые упрямо цеплялась память...

Нет, Мамочка решительно не могла вспомнить, как число зверя связано с её жизнью! Однако связано крепко, тут нет ни малейших сомнений...

Мамочка в который раз перечитала мучивший её стих и наконец поняла, в чём состоит странность. Нет, не странность даже, а явная нелепость. Мудрый, умный (по мнению Иоанна Пророка, разумеется!) человек должен счесть число. Но что это значит? Как можно считать одно и то же число? Например, Мамочка, чтобы успокоиться, иногда считала, да и то цифры числа, складывая их. Можно хоть сейчас посчитать таким образом пресловутое число зверя: сложить три шестёрки – будет восемнадцать, один плюс восемь – девять.

Всё ясно, шестьсот шестьдесят шесть без остатка делится на девять. Вот и весь счёт! Разве что сумма трёх шестёрок – восемнадцать – это одновременно номер стиха из тринадцатой главы...

Но разве такую арифметику можно считать разумным занятием для рационального человека? Глупости, сложение цифр числа – это дурная привычка вроде ковыряния в носу или обкусывания ногтей! Своеобразный психический комплекс.

А со счётом числа ещё глупее! По этому поводу существует даже старая школьная хохмочка: "Три, три, три, три и три – будет... дырка!" То есть, ничего хорошего. А здесь что выходит? Шестьсот шестьдесят шесть, шестьсот шестьдесят шесть, шестьсот шестьдесят шесть...

И в голову само собой пришло: сложить! Ну конечно! Это ведь так просто... А гениальное всегда просто, просто настолько, что до этого чрезвычайно трудно додуматься. Кроме того, поговаривают, что от гениального до безумия один шаг... А от безумства до гениального?! Так это что, и есть счёт числа зверя... расчёт... вычисление... или как его там?! Чем же он в таком случае заканчивается, счёт этот?

Впрочем, дело поправимо: блокнот есть, ручка тоже, бери да складывай на здоровье... даже нет – умножай! Ага, дело обстоит ещё проще: это своеобразная таблица умножения на число шестьсот шестьдесят шесть.

Уже Мамочка и руку протянула, уже и ручку с блокнотом взяла...

Но что это?!

Тьма в углах комнаты ожила, вперилась в неё тысячью бледных фосфорических глаз и ждёт, что же она будет делать. А из-под кровати высовывается кто-то такой (или что-то такое), что и не разобрать, высовывается и шипит: "Положи ручку! Ручку положь, стерва, кому говорю!!!"

Мамочкина рука ещё продолжала двигаться по инерции, видения становились всё более устрашающими...

Когда уже без всякого ощущения внутреннего проговаривания в душе родились замечательные слова:

"Итак, покоритесь Богу; противостаньте диаволу, и убежит от вас..."

Она не знала, как объяснить происшедшее, однако в тот самый миг фосфорические глаза во тьме померкли, а сидящее под кроватью существо, словно получив удар, взвизгнуло и протяжно застонало. В следующую секунду Мамочка подумала, что родившаяся мысль чрезвычайно похожа на текст из философской книжечки, тем более там участвует Бог, добрый сказочный персонаж, значит, не стоит придавать этой мысли серьёзного значения. Тут порождения тьмы вновь осмелели, но было поздно: блокнот лежал на коленях, ручка была зажата между большим, указательным и средним пальцами правой руки, а сама Мамочка приготовилась произвести вычисления.

И аккуратно разделив чистый лист вертикальной чертой, она принялась слева умножать число шестьсот шестьдесят шесть в столбик, а справа выписывать результаты. Писала чётко, красиво, ставя цифры и знаки операций друг под другом:

666*1=666

666*2=1332

666*3=1998

666*4=2664

666*5=3330

666*6=3996

666*7=4662

666*8=5328

666*9=5994

666*10=6660

И едва проделала это, сгустки тьмы в углах комнаты заколебались, забились, завыли, зашипели, засвистели на разные лады: "У-у-у-у! С-с-с-с! Сосчитала, она сочла число зверя! Чтоб тебе, чтоб тебе, чтоб тебе!.."

Да, но что из того, что она составила таблицу умножения?! Тоже ещё Пифагор в юбке...

Тьма застыла, с интересом выжидая её ответа. А бедная Мамочка всё не находила его! Тьма с громадным облегчением вздохнула: "Ф-фу-у, пронесло! Нет ума у этой старой толстухи, не способна она понять того, что сделала..."

Но считать-то вообще нужно или нет?! Или следует порвать листок с аккуратной колонкой цифр и забыть о нём?!

"А вот это ещё интереснее!" – и тьма оглушительно захохотала тысячью разверстых пастей, а в воздухе зашелестели тысячи кожаных крыл. Мамочка схватила "Апокалипсис", как заклинание повторила: кто имеет ум, тот сочти число зверя, кто имеет ум, тот сочти число зверя... Тьма с превосходством взирала на заядлую рационалистку, вцепившуюся в глупую книжонку железной хваткой отчаяния... но всё же в поведении тварей, окружавших её со всех сторон и не смевших переступить границы отбрасываемых торшером световых пятен, чувствовалось некоторое беспокойство. Они не смели наброситься на Мамочку. Но почему?.. Неужели в самом деле боялись? Или стремились напугать её... Вернее, отвлечь... Ведь существовали какие-то зацепки в памяти... крючочки...

Зависшие над самой головой крылатые твари отчаянно запищали, защёлкали. Но было поздно: Мамочка вспомнила!!! Открыла форзац. Дрожащей старушкиной рукой там было начертано:

"Бог тебе в помочь. Считай"

И вся сцена прощания встала перед Мамочкиным взором, причём предстала в совершенно новом свете. Старушка вывела печатными буквами: Считай. Мамочка решила, что это ошибка, сказала: "Прочту, бабушка, обязательно прочту". Старушонка замотала головой, постучала по написанному: ты не поняла, тебе надо считать, а не просто читать, ошибки нет. Мамочка засмеялась поразительной настойчивости старушонки, заверила ещё раз: прочту, обязательно прочту. Старушонка махнула рукой: дескать, ладно, потом поймёшь. Перекрестила её на прощание и исчезла, чтобы умереть под колёсами автомобиля.

Но позвольте... что же это получается? Выходит, старушонка знала о её дурной привычке складывать цифры чисел, хотя Мамочка скрывала эту детскую привычку самым тщательным образом?! Она что, использовала Мамочку... как счётчик какой-нибудь? Как калькулятор?!

"Поняла, догадливая", – спокойно сказал тот, кто был под кроватью, вылезая и усаживаясь у неё в ногах. Мамочка никого там не видела, хоть и знала: в дальнем конце кровати сидит некто.

Держа это существо на краю поля зрения, Мамочка принялась рассматривать свою таблицу умножения. Она пыталась понять, что в ней есть такого, чего ни в коем случае не хочет допускать тьма в углах комнаты. А ведь было что-то в таблице, ей-Богу, было!..

При упоминании Бога (хотя бы на уровне ничего не значащего междометия) тьма разразилась всеобщим кашлем и чиханьем, и в этот краткий миг отвлечения Мамочка наконец увидела, что заложено в таблицу...

Гигантский лев с пылающей огненными языками гривой и отвратительной шипящей змеёй вместо хвоста бросился на неё из окна...

Опять сработало некое ощущение, что не следует бояться того, кто ходит в виде "рыкающего льва". Противостань диаволу, и убежит...

Лев разбился вдребезги, рассыпался по полу безобидным песком, так и не долетев до кровати. А мысль уже окончательно оформилась:

произведение 666*4=2664 очень похоже на год,

который наступит через пять лет!

В самом деле, сейчас осень две тысячи шестьсот пятьдесят девятого года, через пять лет будет как раз две тысячи шестьсот шестьдесят четвёртый...

Но тогда произведения в полученной таблице умножения

это не что иное, как даты!

Шестьсот шестьдесят шестой год, тысяча триста тридцать второй, тысяча девятьсот девяносто восьмой, две тысячи шестьсот шестьдесят четвёртый... Стоп-стоп... Лев, летучие мыши... звери...

И пока тьма бессильно бесновалась в углах комнаты, скрипела мебелью, топала по полу и ругала Мамочку на все лады, она повторно перечитала тринадцатую и прилегающие к ней главы "Откровения". И поняла:

это годы пришествия зверя.

Его число, значит, и годы его.

Ледяной ветер пошёл гулять по комнате. Мамочка укуталась в одеяло, натянув его уже до самых глаз. Но одеяло не спасало от лютой морозной стужи. И тьма замёрзла, и ледяным голосом прозвенела: "Но с какой стати ты считаешь от нулевого года нашей эры... Ведь ты считаешь, получается, от нулевого года?"

Тут с Мамочкой произошло то, что некогда происходило на экзаменах в институте. Голова её словно бы сделалась огромным конспектом, который в критический момент сам собой открывался на нужной странице, и там был написан ответ. Сейчас в "конспекте" возникло число "4004".

Набросив на плечи одеяло, Мамочка подбежала к шкафу с книгами, быстро выдернула нужную и стараясь не наступать на разметавшихся по полу змей из чёрного льда, вернулась на кровать. Книга сразу же открылась на странице, где в глаза бросилось начало абзаца: