Текст книги "Знамение. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Тимур Ильясов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Я подумаю об этом завтра

Рабочий день проходит стремительно, словно час за минуту. Я, как одержимый, вцепившись потной рукой в мышку компьютера, прилепившись глазами к монитору, выискиваю в Интернете любую доступную информацию о предстоящем космическом полете. Все найденное я скидываю в электронную папку облака google и распечатываю. Фотографии космонавтов. Их биография. Время полета. Запланированное время возвращения. Потом я внимательно штудирую статью Википедии про МКС, ее историю, конструкцию, системы безопасности и особенности функционирования. Все сходится… Все, его дери, сходится!!!

По мере того, как я продолжаю копаться в своей теме, накапливаются рабочие обязанности. Приходят люди с вопросами, которых я отправляю назад, сославшись на занятость. Трезвонит рабочий телефон, который я не поднимаю. Множатся встречи, которые я отменяю. Копятся имейлы, которые я игнорирую.

Я просто выключаюсь из офисной жизни и отгораживаюсь от коллектива, который привык меня видеть приветливым, эффективным и отзывчивым менеджером. Коллеги недоуменно смотрят на меня, не узнавая. Шепчутся по углам. Но мне все равно.

Разве работа имеет значение? Уважение шефа и коллег? Профессиональная репутация? Зарплата? Уволят – не уволят? Когда менее, чем через год, вся человеческая цивилизация рухнет в тартарары?!! Хотя зарплата мне, наверное, еще нужна… Имеющихся сбережений в пятьдесят тысяч долларов может не хватить на основательную подготовку к часу ИКС (Может уехать на северный полюс? Высоко в горы? На необитаемый остров? Купить яхту? Я подумаю об этом завтра (прямо как Скарлетт О’Хара). Что-бы я не придумал, на все нужны деньги). Так что нельзя терять головы, нужно следующий день посвятить полностью работе и подчистить долги. Деньги – это важный ресурс, по крайней мере до часа ИКС. После – уже не думаю…

Где-то ближе к обеду, распечатывая десятую по счету новость о полете и двадцатую фотографию ракетоносителя, я внимательно осматриваю своих коллег. Они сидят за рабочими столами, полукругом справа и слева от меня. Сосредоточенно смотрят в экраны мониторов. Сбитые с толку моей внезапной молчаливостью и замкнутостью. Не решаются спросить, что могло случиться, что столь разительно изменило мое поведение.

В нашем просторном кабинете с умопомрачительным видом на море через широкие панорамные окна нависла неловкая тишина. Только урчит воздух из сопел вентиляции и изредка клацают пальцы по клавиатурам. Чашки кофе из итальянской машины дымятся на столах. Фотографии детей улыбаются из рамок. Кто-то работает. А кто-то украдкой развлекается просмотром Youtube и интернет-шопингом.

Смешно. Нелепо. Гротескно. Жутко. С вероятностью 99,9 %, менее, чем через год, все они либо превратиться в кровожадных монстров, либо станут их едой.

Я – троянский конь, проникший в осажденный город!

Я – тупица, выигравший джек-пот в лотерее;

Я – Уилл Смит в «Я – Легенда», один – посреди вымершего Манхэттена;

Я – безумец, вопящий – ВОЛКИ!!! ВОЛКИ!!!

У всех моих коллег, без исключения, есть семьи. Родные. Любимые. Мамы и папы. Жены и мужья. Дети. Братья. Сестры. Друзья. Может быть – любовницы и любовники.

Что мне делать? Предупредить их всех? И что они подумают обо мне? Ведь не поверят? Ведь точно, не поверят! До этого я задумывался предупредить только маму и несколько близких друзей. Но ведь я могу спасти больше людей. Всех, кого знаю!!! Всех коллег, знакомых…

Да почему только их?!! Я же могу выйти на уровень страны, связаться с республиканскими каналами и новостными порталами. Черт возьми, я ведь могу предупредить всех! Всю землю! Все страны! Я даже могу попытаться вовсе предотвратить трагедию. Могу убедить правительства не отправлять космонавтов в этот гребаный полет. Могу предоставить доказательства. Мои записи! Даааа… Записи сна… Записки сумасшедшего…

Смешно… Кто же поверит моему безумному кошмару, записанному на оборотной стороне детской раскрашки красным карандашом. Представляю, как надо мной все будут смеяться. Выставлять идиотом. Очередным сектантом, поверившим в конец света, поющим песни и водящим хоровод в поле в ожидании прилета НЛО. Переселения душ. Спасения. Сколько таких было? Десятки! Сотни! Аум Сенрике. Пензенские затворники. Врата рая и секта Джима Джонса в Америке! И много-много других. Я сам всегда смеялся над подобными идиотами, верившими бреду умалишенных фанатиков про конец света, тративших все сбережения для постройки бункеров и убежищ, уходивших жить в отдаленные общины, кончавших жизни коллективными самоубийствами.

Что же теперь – сам стал таким же?!! Нет…, надо все обдумать, нельзя действовать сгоряча. Если буду трубить об этом на каждом углу, только сделаю хуже. Я подумаю об этом завтра (Спасибо, Скарлетт).

Попробую, для начала, рассказать жене. Посмотрим, как она отреагирует. Что скажет? Поверит ли? Или наоборот – разуверит меня. Она на тринадцать лет младше, из поколения девяностых, с совершенно другим складом ума. Еще она особо не заморочена, в отличие от меня. Я же многое принимаю близко к сердцу, всерьез, сильно увлекаюсь, читаю и изучаю, бывает кидаюсь в новое увлечение с головой. Будь то спорт, популярная психология, ведение Youtube влога или планирование путешествий. Часто хандрю. Ищу смысл жизни. Решаю экзистенциальные вопросы, которые никогда не смогу разрешить. Что-то постоянно хочу и куда-то стремлюсь. Рефлексирую. Она же просто живет. Смотрит сериалы. Песенные шоу на популярных каналах. Покупает новые босоножки и купальник к лету. Делает маникюр с педикюром. Заботится обо мне и детях. Вкусно готовит. Целует. Смеется. Любит. И она умеет приземлить меня на землю, когда нужно.

Вечером, забрав детей из детского сада, поужинав и отправив девочек играть в детскую (с планшетом), я решаюсь затеять разговор.

Как можно подробнее я рассказываю о своем ночном кошмаре. А после выкладываю на стол исписанный красным карандашом листок и распечатки новостей о предстоящем полете. Обращаю внимание на выделенные фломастеров подтверждающие мои предположения совпадающие факты: даты, имена, страны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Что ты хочешь этим сказать?!! – она не может сдержать усмешку, перебирая руками ворох бумаг.

Она в коротком жёлтом сарафане. Начало июня. Жара. И кондиционер не справляется. Она – хрупкая, нежная, загорелая. Я – экскаватор на ее фоне. Выше на голову. И почти в два раза шире и тяжелее. Ее каштановые волосы собраны в пучок. Вена пульсирует на изящной тонкой шее. За восемь лет брака я до сих пор хочу только ее. И ни разу не позволил себе измены.

В любом другом случае, я бы не тратил время зря, а затащил бы ее в спальню, пока дети заняты.

Но сейчас мои мысли совсем не об этом.

– Я хочу сказать, что мне приснился пророческий сон, – отвечаю я, пытаясь выглядеть как можно более серьезным и спокойным, – Через год. В мае 2020 года мир будет заражен неизвестным вирусом, который превратит население земли в чудишь (зачем я сказал чудишь? Прозвучало совсем по-детски).

– В чудишь? – теперь она уже не сдерживается и начинает смеяться. Смотрит на меня, словно на ребенка.

– Ты мне веришь? – терпеливо спрашиваю я, – я серьёзно!

Она перестает смеяться. Пристально смотрит мне в глаза, осознавая, что это не розыгрыш.

– Так не бывает, – наконец после долгой паузы отвечает она.

– Что значит – не бывает?!! Что, ты разве не видишь все сама?!! Вот тут!!! – мой голос срывается в возмущении, я громко хлопаю рукой по кипе бумаг, – все тут написано. Разве ты не понимаешь?!! Вот ЭТО я написал сразу после того как проснулся 15 мая. А вот ЭТО – новости неделей позже!!! Ты видишь?!! Про полет?!! Все сходится!!! – я тычу рукой в бумаги и испытывающее смотрю на нее.

– Ну… не знаю… может…, ты увидел мельком где-то эти новости и потом, ночью твое подсознание… – она растерянно переводит взгляд между заметками.

– Нет! Ничего такого не видел! Не читал! Никакой игры подсознания! Смотри! Я записал свой сон 15 мая 2019 года. Смотри, что у меня тут. Три космонавта на МКС. Из США, Китая и Казахстана. А вот настоящая новость неделей позже. Смотри дату – НЕДЕЛЕЙ ПОЗЖЕ! И пишут, что в тот же день было принято решение изменить изначальный состав экипажа из граждан США, Японии и Казахстана. То есть заменить космонавта из Японии, по состоянию здоровья, на космонавта из Китая. Неделей позже! Как я мог об это знать или подсмотреть?

Она молчит. Ее высокий лоб сжимается складками (я столько раз говорил ей не морщится – заработает морщины раньше времени).

– Хорошо, ты не веришь российскому сайту новостей. Вот – то же самое – новости Euronews. Вот BBC! Вот New York Times! А вот выдержки из новостей с сайта NASA! – уверенно продолжаю я.

Потом замолкаю. Ей нужно время осознать услышанное. Но выдерживаю всего секунд десять и продолжаю давить дальше.

– Я знаю, как это выглядит. Я знаю, что кажусь сумасшедшим! Но скажи мне пожалуйста, – я говорю шепотом. С жаром. Четко выговаривая каждое слово. Поворачиваю свой стул и приближаюсь к ней лицом к лицу. Совсем близко, так что кончики наших носов почти касаются. И крепко обхватываю ее руки своими, – пусть это все хрень собачья. Пусть так. Но если есть хоть десятая или даже сотая доля вероятности, что это правда? Что каким-то образом мне дали возможность предвидеть то, что случится и приготовится к этому? Разве мы не обязаны принять это всерьез и подготовиться? Ааа??? Подумай о девочках! – я киваю в сторону детской комнаты, от куда раздаются громкие звуки очередного детского Youtube выпуска, где папа и его трехлетняя дочь играют вместе в зоопарк (и зарабатывают на этом десятки тысяч долларов в месяц).

Она открывает рот, чтобы что-то ответить. Я же не дожидаясь ее ответа, добиваю джокером, заранее спрятанным в рукаве.

– Дана! Пожалуйста, иди сюда! – я громко зову старшую дочь, пытаясь перекричать вопли, доносящиеся из динамиков планшета, который мы купили дочерям несколько месяцев назад (я знаю, это не педагогично, но они так просили…). Стекло планшета треснуло, а вся поверхность покрыта толстым слоем жира, сахара, шоколада и бог знает чем еще (и не важно как часто я его протираю). Планшет – бюджетная дешевка. Но его динамик работает словно концертная колонка с мегаватными усилителями.

К моему удивлению, звук планшета немедленно прерывается и дочь появляется на пороге. Обычно ее зубами не оторвешь от любимого развлечения и приходится звать снова и снова, а потом вырывать игрушку из рук, терпя крики, жалобы и истерики. А тут – совершенно другое дело!

– Ляля, не смотри без меня, ладно? Я сейчас приду…,– она обращается в глубь детской, к младшей. Потом подходит ко мне.

– Сладкая, расскажи, пожалуйста, маме тот свой сон.

Дочь не переспрашивает. Не кривляется. Не капризничает. А послушно рассказывает все как было.

Я же внимательно, даже торжествующе (я же говорил, а ты мне не верила) смотрю на супругу. В ее карие глаза. Зрачки которых все больше и больше расширяются от услышанного. На брови, которые поднимаются все выше и выше.

И я понимаю, что у меня получилось. Она мне поверила…

Бабочки

Календарь показывает конец мая. Больше двух недель после того сна! А я даже не начал готовится к часу ИКС. Все сомневался, переживал и рефлексировал. Взамен того, чтобы действовать! Весь вечер до поздней ночи, после того, как я смог убедить супругу в правдивости своих догадок, мы с ней составляли перечень того, что нужно сделать, чтобы подготовится. Теперь оба листка: первый, исписанный красным карандашом на обратной стороне детской раскраски моим корявым почерком о событиях часа ИКС, и второй – длинный номерованный список дел и задач, написанный ровным почерком бывшей отличницы, были заботливо спрятаны в тумбочке, ожидая дальнейших действий.

Май в нашем небольшом, окруженным желтой степью городе на самом западе Казахстана, у берега Каспийского моря, выдался необычным. То по-июльски жарким, то по-осеннему холодным и ветреным.

Еще были бабочки! Тысячи! Миллионы бабочек!!! Они были везде. Они покрывали цветастым орнаментом каждое дерево и куст, прятались в траве, облепляли фонарные столбы. Все дорожки, парки, детские площадки, тротуары были заполнены ими. Дети были в восторге. Они бегали сквозь кружевные облака и смеялись. Девушки постили красоту в Инстаграм. Даже суровые мужчины не могли не улыбаться, наблюдая за подобными затеями природы. Никто не помнил подобного ранее. Даже самые старые жители города.

Но что-то было в этих бабочках странное. Зловещее. Жуткое. По крайней мере для меня. Будто природа решила напоследок показать свой последний сюрприз. Накормить смертника, идущего на электрический стул, последним ужином. Сочным стейком с горкой хрустящего картофеля. Бокалом красного бордо. Кубинской сигарой на десерт. А потом – пожалуйте следовать по коридору к маленькой железной двери, за которой лежит последняя черта.

Я еду на машине вдоль моря на работу. По обоим краям дороги в ряд высажены тщательно ухоженные деверья. Все – покрытые тучами этих чертовых бабочек. Мне плохо от этих бабочек! Я их ненавижу!!!

Моя машина уверенно движется вперед и каждую секунду в салоне раздается еле слышный глухой стук. Это очередная бабочка врезается в лобовое стекло. Прямо перед своим лицом я вижу как в предсмертных конвульсиях колышутся разорванные крылышки, растекаются внутренности, крошечные глазки умирающих насекомых смотрят на меня. Я в который раз включаю дворники. Жижа размазывается по лобовому стеклу и мне приходится щедро пользоваться омывателем, чтобы вернуть стеклу прозрачность.

Вся дорога покрыта ими. Тысячами умирающих. Сбитых. Раздавленных насекомых. В то время, как тысячи их сородичей продолжают беспечно кружить в майском воздухе, танцевать от ветки к ветке, пока случайный автомобиль не снесет их на асфальт, а следующий не расплющит тяжелеными колесами их хрупкие тельца с цветастым орнаментом на крылышках.

Я где-то читал, что такие бабочки живут всего один день. Их тела даже не приспособлены, чтобы жить дольше: пищеварительные системы сделаны для удержания воздуха, к тому же у них даже нет рта. И все отведенное время они тратят на брачные танцы, спаривание и откладывание яиц для следующих поколений. Первым умрет после спаривания самец. Потом, после кладки – самка.

Жизнь – для одного танца любви!!! Как романтично!!! Давайте все умилятся и плакать от такой красоты!!!

Да ни черта подобного!!! Это ни на грамм не мило и не романтично!!! Это мерзко! Глупо! И нелепо!!! И до боли в зубах несправедливо!!!

Я – сгоревший трансформатор, вырубивший свет на выпускном вечере!

Я – тот, кто кричит «А король то – ГОЛЫЙ!»

Я – крохотная заноза на пальце, которую не вытащить.

Я – «крохотная язвочка на языке, которая бы зажила, если не трогать. Но ведь не удержаться!»

Тут я чувствую сладковатый запах. Отвратительно сладковатый запах. Я открываю окно и запах становится сильнее. Он обволакивает меня и душит. Так что даже тошнота подкатывает из глубины желудка. Я знаю этот запах. Помню. Он пришел ко мне от куда-то из далекого детства.

Мне – лет семь. Закат советской эпохи. Я провожу очередное лето у бабушки в одном из маленьких грязных индустриальных городов некогда великой страны. Мама отправила меня, словно посылку, в одном аэропорту, а встретила меня уже бабушка в другом. Только много лет спустя я понял почему мама отправляла меня каждое лето к бабушке. Ей не было и тридцати пяти, когда умер мой отец (меньше, чем мне теперь), и она хотела устроить свою личную жизнь (по видимому – безуспешно).

Я – вместе с бабушкой еду на старом трамвае. Он кряхтит и гремит на плохо подогнанных рельсах. Мы едем сквозь агонизирующую промышленную зону между старой и новой частью уродливого советского городка, мимо череды монтсроподобных корпусов химических и металлургических комбинатов, которые доживают последние годы перед тем, как с развалом союза развалиться и самим.

Мы едем вроде на сеанс в кино в какой-то потрепанный дом культуры каких-нибудь металлургов, шахтеров или строителей. Все фильмы в городских кинотеатрах мы уже отсмотрели, так что остались только дома культуры возле заводов. Я – маленький тиран обожающей меня бабушки. Делаю, что вздумается и получаю, что хочу. А когда не получаю, то раскидываю по квартире вещи, пока бабушка колдует над ужином для любимого внучка (впрочем, раскидываю с умом и ничего не ломаю. К примеру, аккуратно и тихо кладу лампу лежа на пол, а потом ударом стопки журналов об стену имитирую ее падение).

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Трамвай покачивается и едет вперед. Через открытые окна в салон проникает тошнотворный сладковатый запах.

– Это аммиак, внучек, – со знанием дела говорит бабушка и задумчиво смотрит на один из огромных серых корпусов от которого ввысь устремлены три колоссальных размеров трубы. Две из них – пусты, а третья изрыгает розоватый дым, стелющийся по направлению к нашему трамваю.

Я смотрю на эту уродливую трубу, на серые коробки химического комбината и понимаю, что именно так выглядит страх. Именно так пахнет смерть…

И теперь, более, чем через тридцать пять лет, я снова ощущаю этот сладковатый тошнотворный запах. Но я точно знаю, что тут не может быть никакого аммиачного завода. Что это может быть только моей иллюзией. Или нет?!!

Я плотно закрываю окно и запах пропадает. Но я ощущаю, что он все еще внутри. Он глубоко проник в меня. И я догадываюсь, что эти бабочки, и мой недавний кошмар, и то безумие, которое он предсказывал – все как-то связано. Пока невидимыми для меня нитями, но точно связано.

В ближайшую пятницу я напился. Нас с коллегами пригласили на дегустацию новых вин в местной винотеке. Я же превратил дегустацию в пьянку. Когда закончились бутылки на пробу я стал покупать сам. Первую, вторую, третью. Меня никто не остановил. А даже поддержали. Даже владельцы заведения.

По мере того, как я пьянел, казалось, что мне становилось легче. Я снова начал шутить и смеяться. И чернота в моей душе будто светлела, а запах аммиака выветривался. А кончился вечер тем, что я не помнил, как вернулся домой.

А на следующий день случилось кое-что еще. Опять же – совсем не связанное ни со знамением, ни с космическим вирусом, который уничтожит население земли менее, чем через год, ни с тучами бабочек-однодневок, танцующих последний танец любви, ни с запахом аммиака из детства.

Вроде бы не связанное. Кажется… А может быть и совсем наоборот. Может быть как раз таки и связанное. Просто нужно остановится. Осмотреться. Приглядеться. Увидеть скрытые символы и прозрачные нити…

Дом

Следующий день наступил с резкого болезненного пробуждения.

Я – старая калоша без пары на обочине дороги.

Я – мокрая половая тряпка, брошенная под раковину.

Я – старая плюшевая игрушка выросшего ребенка, заброшенная в пыльную коробку в подвале.

Я – рыба, плававшая в прохладных глубинах синего океана, а потом вдруг одним грубым резким взмахом выловленная на крючок и вытащенная на прожаренную солнцем поверхность. Я болтаюсь на леске. Жабры лихорадочно дергаются. Рот в агонии глотает сухой горячий воздух.

Я – лежу лицом вниз на диване. Без подушки. Без простыни.

Легкое одеяло, влажное от моего пота, скомкано в уродливые узлы.

За считанные секунды в голове мелькают события прошедшего вечера, последние часы которых я почти не помню. Тут же, как всегда бывает после попоек, на меня накатывает чувство вины. За то, что неприлично напился. За то, что провел вечер с полузнакомыми людьми и коллегами взамен того, чтобы провести время с семьей. За то, что потратил слишком много денег. И самое главное – за то, что договорился с женой, что на выходных начну готовиться к часу икс, как было запланировано предварительно составленным списком дел. А теперь страдаю от похмелья, лишив себя возможности активно действовать в первый день уикенда.

В комнате жарко. Окно закрыто. Кондиционер и вентилятор отключены. В горле – Сахара, а мочевой пузырь давит так, что, кажется, лопнет. Из полуоткрытой двери в спальню доносятся приглушенные электронные звуки. Видимо одна из дочерей уже проснулась и включила планшет. Остальные, кажется, спят.

На часах – начало двенадцатого утра. Суббота. 1 июня 2019 года. День защиты детей.

Я собираюсь с силами и встаю с дивана. Моя одежда разбросана рядом. Мысль, что прошлой ночью, в моменты алкогольного беспамятства, я мог потерять мобильный телефон и портмоне со всеми картами и документами, заставляет меня в панике проверить карманы джинсов и с облегчением убедиться, что все на месте (кроме, конечно же, всех имевшихся наличных денег).

Я включаю смартфон и обнаруживаю, что он пестрит пропущенными звонками и сообщениями от коллег по работе.

«Срочно перезвоните». «Возьмите трубку». «Шеф вызывает всех в офис».

Я в недоумении продолжаю открывать сообщения, пока не натыкаюсь на главное.

«На производстве умер человек».

Несколько секунд я смотрю на напечатанные слова и не могу осознать их подлинное значение. И даже когда осознаю, они поначалу кажутся шуткой. Но потом я понимаю, что все – правда. Звонки и сообщения пришли от нескольких коллег. И они не настолько близки, чтобы вдруг вместе решить разыграть меня субботним утром в первый день лета.

Это осознание приводит меня в чувство. В современном корпоративном мире неспособность нужным образом действовать, демонстрируя свою командную полезность, особенно в подобных случаях чрезвычайного характера, может быть губительно для карьеры. И наоборот, всем видимое рвение и нарочито правильное выполнение процедур (которых никто никогда заранее не читает) может быть трамплином для новых служебных высот. Я знаю это очень хорошо. Точнее моя «офисоно-планктонная» сущность.

И в который раз за эти дни я повторяю себе одни и те же вопросы. Имеет ли все это сейчас значение? Карьера? Признание коллег? Одобрение руководства? Служебные поощрения?

Имеет, – снова отвечаю я сам себе. По крайне мере пока. Ведь от работы зависят деньги. А деньги нам нужны. Для того, чтобы поставить галочки против каждого пункта в списке составленных дел по подготовке к часу икс.

Ватная голова светлеет. Разум концентрируется. Я смотрю на время получения сообщений и пропущенных звонков, и отмечаю, что был в «офлайне» не многим более часа. Это, конечно – не хорошо, но пока еще не совсем плохо. Еще не поздно, чтобы собраться, позавтракать и оказаться в офисе к полудню.

В подвале сознания острой стрелой проскакивает чувство вины о том, что я – бесчувственный мерзавец, что думаю о карьере, корпоративном соответствии, деньгах и своем спасении. Тут человек умер, а все мои мысли только о своей пятой точке. Где моя эмпатия, сочувствие, жалость? А вдруг я того человека знаю? Вдруг он мой близкий коллега? Хотя написали, что на производстве, а не в офисе. Хотя какая разница, где он работал и был ли мне знаком? Он все равно человек. У него остались родные и близкие. Но я то при чем? Каждый день на планете умирают сотни тысяч человек. Что же мне – потратить каждый день своей жизни на страдания по каждому из них? А почему я должен чувствовать себя виноватым? Может даже тем, кто уйдет сейчас повезет больше, чем тем, кто останется и станет свидетелем оглушительного крушения цивилизации, как того предсказывают мои зловещие сновидения.

При этом я все же еще не оставлял надежду, что мои предсказания не сбудутся. Все еще надеялся, что события окажутся случайными совпадениями. Что недоразумение прояснится и жизнь снова вернется на привычные рельсы. Мы с женой посмеемся и будет потом вспоминать случившееся, как забавный и странный случай, произошедший со мной в середине мая 2019 года. То ли от переутомления на работе. То ли от рано наступавшей в городе жары. То ли от съеденного жирного на ночь. Поэтому пока не стоит никому о моих домыслах распространяться. Время подумать и на холодную голову взвесить факты еще есть. По крайне мере до 7 июля, до даты на которую назначен запуск космического корабля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Или времени уже нет и попытаться остановить запущенный маховик апокалипсиса нужно уже сейчас? Или уже вовсе поздно?

Список наших запланированных дел содержал пункты о том, что я (может быть) попытаюсь связаться с властями Казахстана, Японии, США, а также с NASA и ООН. Постараюсь убедить их не отправлять злосчастный экипаж в космос (очень наивная будет попытка), но все же я (может быть) обязан ее предпринять. Если (когда) из этого ничего не выйдет, я (может быть) даже выйду на средства массовой информации, чтобы предупредить людей подготовится. Почему «может быть»? Потому, что сам прекрасно знаю, что из этого ничего не выйдет. Никто мне не поверит. Только посмеются. Обзовут сумасшедшим. Опозорят в новостях и социальных сетях. Может даже расскажут по телевидению в рубрике «курьезы» или «городские сумасшедшие». Но ведь кто-то может поверит и спасется.

А что будем потом, если (когда) все окажется правдой? Что будет со мной и с моей семьей? Ведь про мои предсказания все тут же вспомнят, кок только начнётся эпидемия? Я в один миг стану самым упоминаемым и известным человеком планеты. Что тогда? Меня будут благодарить? Сожалеть, что не прислушались? Проклинать, что недостаточно убедительно призывал остановить полет? Ведь обязательно найдутся люди, которые посчитают меня мессией. А кто-то обвинит меня в случившемся и попытаются отомстить, навредив мне и моей семье. Попытается отыскать для того, чтобы заставить остановить заражение, поверив, что я каким-то способом причастен к его возникновению и, значит, в силах все исправить. А некоторые захотят меня просто убить. И мою семью в придачу! Торопиться нельзя! Нужно все хорошенько обдумать!

Рой этих невеселых размышлений вертелся в моей голове, кружился, образовывая воронки и спирали выводов, гипотез и спекуляций о возможных последствиях моих действий, разветвлялся, множился, открывая моему сознанию всю сложность, неоднозначность и непредсказуемость моего положения.

С этими мыслями я вышел из дома и, не замечая дороги, добрался на машине до офиса.

На работе все были почти в сборе. Шеф, кадровики, юристы, начальники производства, специалисты по безопасности, инженеры, помощники и переводчики. Человек двадцать собрались в небольшой душной переговорной комнате и обсуждали происшествие. На столе был разложен огромный лист бумаги, куда записывались имеющиеся данные и планируемые действия: от сообщений властям до визита к родственникам умершего.

Мои малодушные опасения о том, что работник погиб по причине производственного инцидента, не оправдались. Работнику производства – мужчине средних лет стало плохо, когда он сидел за офисным столом и заполнял заявление на отпуск. Сердце. Высокое давление. Инфаркт.

После обеда я, руководитель кадровой службы и шеф собрались навестить родственников умевшего дабы почтить его память, высказать слова соболезнования от лица компании и сообщить о намерении выплатить финансовую помощь (за которую между первой и второй женой, а также другими родственниками умершего впоследствии случилась некрасивая возня).

Жена шефа, энергичная молодая женщина, скучающая от вынужденного безделья домохозяйка, настояла, чтобы мы вернулись по домам и переоделись в подобающее для случая официальное и черное. Я догадывался, что это лишнее, но спорить не стал.

И вот, к часам четырем после полудни, когда по-июньски яростное солнце добивало через безоблачное небо беззащитный высушенный город, мы выгрузились из прохладного салона огромного белого внедорожника прямо в топку сорокоградусной жары.

Нужный адрес находился в старом районе обветшалых четырёхэтажных типовых многоквартирных домов. Когда-то, лет пятьдесят назад, эти дома, вероятно, были примером передового советского массового строительства. Теперь же они представляли собой жалкое и унылое зрелище. Открытые облезлые галереи, похожие на длинные лоджии на всю длину дома, опоясывали длинное прямоугольное здание, служившие своего рода коридорами для прохода к квартирам. Подъезд же был только один, в самой середине дома, без двери, тоже открытый улице через щербатую бетонную решетку на всю высоту здания.

Разношерстные двери квартир были на виду, как и вывешенные гирлянды сушившегося на ветру белья, прыщики кондиционерных блоков, спутниковых антенн и выставленный из квартир хлам. Цвет штукатурки коридоров перед квартирами был то жёлтый, то синий, то зеленый, в зависимости от вкуса и возможностей жильцов, безуспешно старающихся придать своему жилищу лучший вид.

От дома пахло теснотой, сыростью, вареным мясом, крысами, мочой и бедностью.

Унылое впечатление завершалось аляповатыми металлическими конструкциями детской площадки, нелепо вставленными в серую пыль плешивого двора перед домом, больше для вида, чем для действительных нужд детей.

Ну и, конечно, были бабочки. Они облепили каждый сантиметр чудом выросших в пустынном климате деревьев и кустов перед домом. Они плясали и кружили в своем жутком смертельном танце. И я чувствовал, что они тут неспроста. Что ничего хорошего меня в этом доме не ждет…