Текст книги "Знамение. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Тимур Ильясов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Запуск

12 апреля 2020 года. Воскресенье. 11:05 по московскому времени. День космонавтики СССР. День, когда пятьдесят девять лет назад, в 1961 году, советский космонавт Юрий Гагарин на космической ракете «Восток-1» впервые за всю историю отправился в космос, проведя на околоземной орбите один час сорок восемь минут.

Какая ирония! Какой сарказм! Какой злой рок!!!

То, что свидетельствовало о величайшем достижении человека в науке и технике, теперь запускает механизм уничтожения цивилизации. Впрочем, как правило, достижения прогресса, облегчая жизнь людей, попутно неизбежно направлены на постепенное истребление всего живого на планете. Мы производим горы токсичного мусора, сжигаем природные ресурсы, вырабатываем углекислый газ, отравляем воду и воздух, придумываем оружия массового поражения. Словно в самой природе человека, в его глубинном геноме, заложен код самоуничтожения. Словно мудрая и всезнающая природа-Земля, на самой заре происхождения человека, когда он только начал немного отличаться от обезьяны, прямо ходить, брать в руки камень и палку, позаботилась о себе, заложила код самозащиты, понимая, какая угроза таится в неуклюжем, слабом и безобидно выглядящим куске волосатой неприкрытой плоти. Природа, будто бы понимала, что создала самую страшную силу – энергию человеческого разума, прекрасного, непостижимого, самосовершенствующегося от покололения к поколению, способного создавать шедевры, перекраивать ландшафты планеты, строить немыслимые города, но и злобного, пагубного, вредного, который убивает все, что находится рядом и до чего может дотянуться.

Я лежу под тонким вафельным одеялом на диване в гостинной. Слева спит старшая дочь, широко раскинув в стороны руки и ноги и, как всегда, сбросив одеяло. Жена с младшей дочерью сопят в спальне. Из полуоткрытого окна над раковиной веет утренним весенним сквозняком. Того самого окна, через которое в нашу квартиру заберутся вурдалаки из сна. Но мне лень подняться и закрыть его, и я лишь плотнее укрываюсь и укутываю дочь.

Проснулся я первым, как и каждое утро в последнее время. За пять минут до сигнала будильника. Сразу, по рывку, с ясной головой и с щемящей тревогой в сердце.

Надел в уши наушники и укрылся с головой. С ухмылкой вспомнил историю, связанную с этим широким и длинным вафельным одеялом, как года два или три назад мы веселой компанией пили на чьей-то квартире вино, пели и танцевали, потом отправились на набережную и устроились прямо возле воды, среди камышей, а одна девушка принесла из машины это одеяло, которое мы расстелили на камнях. Потом мы забрали его с собой постирать, но так и не отдали хозяйке. Хорошие были времена. Веселые, хмельные, душевные. Что же будет с нами всеми??? Сможем ли ли мы испытать вновь эти моменты счастья? Общения с приятными людьми? Вечеринки и посиделки под хорошую музыку? Или все, что нас ждет впереди – это тьма, страх, смерть, ужас и изоляция? Неужели все, что мы любим и знаем канет в лету?!!

С трудом отвязавшись от грустных мыслей и воспоминаний, я сосредоточился на деле. Открыл на смартфоне youtube, нашел нужную трансляцию и принялся ждать, почти не моргая, с гулко бьющимся сердцем, отдающим удары по всему телу, и, кажется, даже по всей поверхности дивана.

На экране светилась картинка. Синее небо в белых разводах размазанных, словно масло по куску хлеба, облаков, пара уходящих вдаль рельс. Справа – аккуратный, выкрашенный в белое состав поезда, на вид – пассажирского. Слева – странная зеленая конструкция на платформе, ощетинившаяся к небу огромным полукругом, вроде держателя, на котором, вероятно, совсем недавно перевозили нечто большое и продолговатое, наверное – ракету.

И по самому центру картинка разрывалась пополам видом самой ракеты, поставленной стоймя, острым верхом в небо, в которое она и намеревалась вторгнуться.

Начинался второй акт трагедии. Или, более вероятно – трагикомедии, ведь рано или поздно любая драма превращается в фарс. Также и эта история….

Внезапно тишину космодрома прервал резкий шум, срывающийся на раскатистый рев. Так шумят самолеты перед взлетом. Я догадался, что у ракеты включились двигатели.

И тут, без всякого предупреждения, отсчета секунд, как обычно бывает, вертикальные держатели ракеты откинулись, огненное пламя запылало под ракетой и оранжевая дымка окутала площадку. Ракета же, медленно, неохотно, с трудом преодолевая гравитацию, толкаемая вверх неимоверной по силе энергией сгораемого топлива, принялась подниматься вверх. Выше и выше, оставляя за собой сияющий хвост пламени.

Этот же момент был показан еще с нескольких фиксированных ракурсов сбоку, поближе, снизу, совсем близко и сзади, смакуя священный момент торжества человека над природой, и еще, без сомнения, демонстрацию сил политических держав, не оставивших амбиции о доминировании в космосе даже во время бушующего урагана пандемии коронавируса.

Следующая картинка сняла пуск в движении, задирая камеру вверх, следя за удаляющейся от земли ракетой, которая все уменьшалась и уменьшалась в размерах, пока не превратилась в сияющую точку на фоне голубого неба.

Трансляция прекратилась, а я все продолжал пялиться в опустевшую картинку на смартфоне.

Теперь точно – все. Обратного хода нет.

Волнение сменилось неестественно тяжелой усталостью, несмотря на то, что я только проснулся. Я отбросил смартфон, снял наушники, закрыл глаза, позволив тяжести без сопротивления заполнять мое тело, словно водой пустую пластиковую бутылку, без остатка, начиная с кончиков пальцев на ногах, потом выше, достигнув живота, груди, заполнив обездвиженные руки и, наконец, достигнув шеи и головы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Будь – что будет…, уже ничего не исправишь…, – подумал я, отключаясь и проваливаясь в сон…

ВКД

14 апреля 2020 года. 13:28 по московскому времени.

Долгая и изнуряющая работа за бортом была почти закончена. Электронные часы, обернутые вокруг толстого рукава скафандра «Орлан-МК» и застегнутые на самую последнюю дырочку в ремешке, показывали начало пятого часа ВКД, или внекорабельной деятельности. Или еще проще – нахождения в космосе. Для замены вышедшего из строя узла на одном из американских модулей международной космическом станции.

За бортом он был один. С ним должен был выходить американец, но в последний момент тот почувствовал себя плохо. У напарника поднялась температура. Так что согласно нормативам безопасности, американец до выхода в открытый космос был не допущен, максимально изолирован, а информация о его состоянии была немедленно передана на Землю. Он представил какой переполох эти сведения поднимут в центрах управления полетами!

«Неужели они умудрились так прошляпить ситуацию, что пропустили коронавирус в зону подготовки космонавтов?» – спрашивал себя он, от досады морща широкий лоб, который давным давно покрылся бы потом, если бы не поток прохладного воздуха поддуваемого из сопла шлема в скафандре, охлаждающий лицо, подающий кислород для дыхания и поддержания давления, а также не позволяющий запотеть обзорному стеклу.

«Черт знает что происходит!!!» – с почти детской обидой пробормотал Бакир, повернув голову в сторону Земли, которая огромным голубым шаром, закрывая все нижнее пространство обзора, висела под его ногами, словно подвешенная за невидимую веревку, такая спокойная и безупречная на вид, но на самом деле испытывающая времена серьезных катаклизмов.

Он заметил, что станция пролетала над Центральной Азией и немедленно, без ошибки, определил местонахождение родного города, между двумя голубыми каплями озер, одного поменьше, другого – крупнее, опоясанного буграми заснеженных на пиках горных вершин, там, где он оставил своих престарелых родителей, супругу и четверых детей возрастом от двух до шестнадцати.

В сердце его больно екнуло и он в который раз за полет почувствовал сомнение в том, что поступил правильно, решившись следовать за своей мечтой, и не отказался от экспедиции, когда была удобная возможность, несмотря на долгие и мучительные споры с супругой.

Супруга его беспокоилась не за себя или за детей. Она, будучи умной и проницательной женщиной, боялась за него, что в период пандемии что-нибудь обязательно пойдет не так, либо в центре управления полетами, либо на станции. И что произойдет непоправимое и он не вернется. Ведь все понимали. И космонавты. И инженеры. Каждый в звездном городке, что упорное стремление не отменять запланированный полет движется не сухим рациональным расчетом, а слепой эмоциональной амбицией руководств космических агентств вовлеченных стран с одной стороны и надеждами влиятельных бизнес структур, инвестировавших миллионы долларов в экспедицию. Слишком много было поставлено на кон. Слишком много судеб, карьер и денег. И все были готовы рискнуть. Впрочем, рискнуть не собственными жизнями. А чужими жизнями трех космонавтов…

И он это все понимал. Знал, что они втроем являются пешками в чужой большой игре, манипулируемые и испытываемые, словно лабораторные крысы. Но и он знал во что ввязался. Он мог отказаться от участия в проекте в любой момент. Но не сделал этого. Потому, что ему было почти тридцать шесть и его возраст уже выходил за допустимые пределы допуска к полетному отряду. Поэтому эта экспедиция была его последним шансом увидеть космос, исполнить мечту всей жизни. В его детстве все мальчишки на вопрос «кем ты хочешь стать?» отвечали как один «космонавтом», потом, повзрослев, они все забыли об этом. А он не забыл. Напротив, он целенаправленно лез вперед, выбрался из крохотного городка в северном Казахстане, поступил в летное училище, прошел жернова военной службы и, наконец, добился своего.

Так что он не сомневался, что поступал правильно, невзирая на жертвы и риск. Он хорошо знал самого себя, что смалодушничав, испугавшись, отказавшись от полета, он потом бы никогда бы не простил себя за слабость, и провел бы остаток жизни в сожалениях.

Но теперь, успешно пережив запуск, шестичасовой полет и стыковку со станцией, когда волнение и эйфория от достижения заветной мечты поутихла, вволю налюбовавшись видами Земли из иллюминаторов, он вдруг беспристрастным взглядом оглядел тесный лабиринт станции, пропахнувшей гарью от работы электроники и двигателей, и еще едким, въевшимся в перегородки за долгие годы эксплуатации запахом мужского немытого тела. И впервые почувствовал предательское сомнение в том, что усилия и риск стоили того.

И еще, если признаться, даже космические виды Земли, с придыханием описываемые всеми предыдущими космонавтами, не вызвали у него той глубины восторга и благоговения, которую он ожидал. Да, это было красивое, необычное, из ряда вон выходящее зрелище и ощущение, но, как оказалось, он был готов к нему, с самого детства любящий рассматривать спутниковые фотографии земных ландшафтов и материалы из космических экспедиций.

Но самое горькое, неприятное и разочаровывающе было то, что пустота и чернота космоса навевали на него какую-то неожиданную тоску, и еще даже отвращение от того, что эта бездушная бездна, лишенная воздуха – мертва, и веет от нее могильным холодом смерти.

Разразившаяся же на Земле пандемия добавила ему дополнительную порцию тревог и сомнений. Ведь он на месяц оставил родных одних, запертых в закрытом на карантин городе, где, не дай боже, в любое время могут начаться перебои с продовольствием. А мысли о престарелых родителях, входящих в группу риска, совершенно добивали его, хотя он позаботился о том, чтобы у них был достаточный запас еды, масок, антисептиков и лекарств от давления, чтобы не требовалось часто выходить на улицу. К тому же в городе оставалась его старшая сестра, на которую можно было положиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он продолжал смотреть на проплывающий внизу родной город, частично скрытый лоскутами облаков, ощущая всю нелепую абсурдность своего положения. Он висел, как забытая высохшая груша на обмерзлом дереве, на высоте трехсот километров от Земли, сражаясь с неповоротливым скафандром, тратя неимоверные усилия на починку какого-то регулятора жидкости для подачи воды то ли в раковину, то ли в унитаз в американском сегменте МКС, в то время когда он был нужен своей семье, вероятно так, как никогда прежде…

Почувствовав, что негативные эмоции захватывают его и вспомнив занятия по самоконтролю и психологии поведения в космосе, он постарался освободить разум от деструктивных мыслей, закрыл глаза, пять раз глубоко вдохнул и выдохнул, прислушался к тишине внутри, пытаясь найти точку опоры, а потом, вернув в нужное положение крепление на внешнем корпусе станции и внимательно осмотрев законченную работу, направился в обратный путь…

Космос

После четырех часов нахождения в открытом космосе его тело ныло от напряжения, словно его перемолотили и выплюнули из огромной электрической мясорубки. Каждая мышца будто звенела, совершая усилия, одно за другим, напрягаясь, чтобы продвинуть корпус еще немного вперед. Вроде бы он совершал обычные движения. Для Земли. Но в условиях космоса, будучи зажатым в громоздкий и неповоротливый скафандр, каждое такое движение давалось ему с неимоверным трудом. Особенно манипуляции руками в перчатке. Все потому, что скафандр находился под давлением. И чтобы преодолеть это давление, приходилось давить пальцами с такой силой, как на Земле приходится сдавливать теннисный мячик для проверки его целостности.

Он аккуратно сделал шаг вперед по поручню, закрепил карабин страховочного троса, продвинул корпус, потом подтянул ногу, при этом крепко прижимаясь как можно ближе к обшивке станции, зная, что стоило совершить даже небольшой неловкий толчок от станции, как он может отлететь в черноту космоса. И тогда его жизнь будет зависеть только от надежности страховочного троса. Потом он сделал еще один цикл такой же последовательности действий, чтобы передвинуться еще немного дальше, на этот раз преодолев особенное крупное сплетение инженерных узлов и проводов.

«Только бы ничего не зацепить», подумал он, больше беспокоясь о целостности станции, чем о своей безопасности.

Хотя в глубине его сознания все же всплыла известная всем космонавтам история о том, как 1991 году у одного из американских космонавтов на «Атлантисе», во время выхода в открытый космос, крохотный стержень внутри скафандра проколол одну из перчаток. Космонавт не заметил прокола, так как прут блокировал разрыв, а произошедшее обнаружили только на борту при инспекции оборудования. Неимоверная удача! Один шанс из десяти? Сотни? Тысячи? Поцелованный в лоб судьбой счастливчик! А остальным, менее везучим, при таком стечении обстоятельств грозила бы гипоксия и быстрая мучительная смерть, если не успеть быстро вернуться на борт корабля.

Преодолев несколько метров из оставшихся тридцати или сорока, он решил немного передохнуть, надежно закрепив карабин за очередной пролет поручня. Он больше не думал ни о родных, ни о проплывшем внизу городе, ни о мучивших его сожалениях и сомнениях. Он сосредоточился на деле.

Несмотря на активное охлаждение внутри скафандра и постоянный приток прохладного воздуха, он почувствовал, что потеет. Станция совершила очередной виток по орбите Земли и окончательно выскочила на светлую сторону. В черноте космоса ослепительной вспышкой сияло солнце, погасив свет всех до одной звезд. Он знал, что солнце на светлой стороне светит так интенсивно, что температура за бортом доходит до плюс сто пятидесяти, в то время, как на темной стороне температура опускается до минус двухсот.

Но ведь он не мог ощутить перепада температур. Ведь скафандр должен был надежно защищать его как от лютого холода на темной стороне, так и от пылающей жары на светлой. Однако факт оставался фактом. Ему стало жарко. Он снова закрыл глаза в привычной медитации, пытаясь успокоиться и определить действительно ли скафандр не справлялся с поддержкой нужной температуры. Или это его волнение заставляет тело перегреваться.

Он посмотрел на электронный блок на груди, где был расположен пульт управления скафандром и дисплей. Его ощущения подтвердились. Температура внутри скафандра действительно поднялась на несколько градусов выше нормы. Он перевел нужный тумблер из автоматического режима в ручной и вывел требуемый показатель. В ответ, за его спиной, агрегаты и узлы питания систем обеспечения жизнедеятельности усиленно зажужжали. Манипуляция сработала. Воздух, обдувающий лицо, действительно стал холоднее, а также по разгоряченному телу прошла волна приятной свежести.

Индикатор температуры на мониторе пришел в норму. Остальные показатели систем также не вызывали беспокойства.

«Ничего страшного… Все в порядке… Под контролем… Надо не забыть проверить автоматику скафандра после возвращения на станцию» – пробормотал он про себя, решив, что нужно двигаться дальше.

– Бакир… у тебя все в порядке? Ты переключил контроль температуры на ручной режим? – прошипел в радиопередатчике звонкий, даже сквозь помехи, женский голос с сильным американским акцентом.

Это была Джессика. Американка. Единственная женщина на станции. Она была тут с конца сентября 2019 года и считалась почти ветераном, если не брать в расчет еще одного космонавта, который находился на станции с середины прошлого лета. Джессика страховала его выход, предельно педантично контролируя все детали и внимательно мониторя со станции каждое его движение. Даже слишком педантично и внимательно, слишком по-женски, словно круглая отличница, сдающая экзамен. И он не мог отделаться от мысли, что это его раздражает.

Он вырос в классической патриархальной семье, с властным отцом – добытчиком и мягкой матерью – домохозяйкой, и перенес те же нравы в свою семью. И несмотря на прекрасное светское техническое образование, давний переезд из глухой провинции в продвинутый мегаполис, он все же оставался по своей натуре традиционным ретроградом, не признающим проявления феминизма, и тем более женщину в типично мужской профессии космонавта.

– Температура поднялась на три градуса выше нормы. Ты разве у себя не заметила? – ответил он, несколько резче, чем того стоило, упрекнув ее в невнимательности. Он знал, что его реплика будет болезненно воспринята женщиной, перфекционисткой, ежечасно доказывающей мужскому коллективу, что она по полному праву занимает место на станции, не уступая никому в профессионализме, и заслуживает своей роли не по причине увлечения американцами равноправием полов и инклюзивностью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Да, я зафиксировала, – ответила она и он почувствовал в ее голосе металлические отголоски.

«Никто тебе не обещал, что будет легко, девочка. Назвался груздем – полезай в кузов», с сарказмом подумал он.

– Отлично. Но можно было и мне сказать…, – проворчал он, немного смягчив голос.

– Ты прав. Прости. Моя ошибка, – сквозь помехи послышался ответ женщины. И он почувствовал, что она действительно сожалеет о своем промахе. Хотя и промаха ее никакого не было. Это он должен был внимательнее наблюдать за показателями работы своего скафандра. А она, согласно регламенту, должна сообщить о проблеме, если только показатели вышли бы за пределы нормы, тогда как повышение температуры на три градуса все еще было в рамках допустимых значений.

– Забыли. Ничего страшного. Сам должен был следить, – совсем смягчил свой тон он, улыбнувшись и ощутив укол стыда, что набросился на человека, который может быть находился, с его точки зрения, не на своем месте, но все же на хорошего человека, приятного в общении, и более того являющегося привлекательной женщиной.

В радиопередатчике повисла пауза. Но он был уверен, что на том конце связи женщина также улыбнулась.

– Возвращаешься? – спросила наконец она..

– Да. Еще метров тридцать пять…

Он проторчал в открытом космосе почти пять часов, впервые в своей жизни, после долгих часов тренировок в глубоком бассейне на точном макете МКС, и, казалось, ему был знаком каждый сантиметр и каждый провод станции. Он долгие годы предвкушал этот момент, ждал и готовился. Однако в реальности космос обманул его ожидания. В нем не было ничего красивого или торжественного. Он оказался пустым и холодным. И ему хотелось быстрее вернуться на станцию.

Он достал губами пластиковую трубочку и отпил несколько глотков прохладной воды из пакета, скрытого в кармане в районе груди, потом почесал нос о небольшую выпуклость, которая зажимает ноздри и помогает космонавтам продуть и выровнять давление в скафандре. Потом он глубоко вдохнул и шумно через рот выдохнул, собирая силы.

И вдруг, за мгновение до того, как он должен был начать движение в сторону шлюза, он услышал короткий приглушенный хлопок, а потом почувствовал неожиданную острую боль в левом бедре…