Текст книги "Ненависть, Неверие, Надежда. Проза"

Автор книги: Тимонг Лайтбрингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Рожденные для жизни

– Мама, мама, смотри, это тот самый магазин ! Давай сходим туда и ты мне купи того большого трансформера, что я просил, ладно ?

– Нет сынок, трансформер тебе будет на день рождения – а сейчас у нас нет денег на такие

развлечения.

– Ну мамочка, ну пожалуйста ! Я ведь так давно тебя просил об этом. Я так хочу того трансформера, о котором я тебе тогда говорил! Это лидер добрых трансформеров, которые сражаются с Мегатроном, я хочу именно его ! Ну пожалуйста, ну купи ! А я уберу за это всю свою комнату, хорошо ? А, мам, хорошо? Купишь?

– Павел, нет. Я тебе уже говорила – я не могу тебе его купить пока. Только на день рождения. Сейчас не могу. Не могу. Ладно, теперь пошли в магазин за едой. Приготовим сегодня на ужин что-нибудь вкусненькое, хорошо ?

– Хорошо…, – но по голосу ребенка никак нельзя было сказать, что он с удовольствием бы променял возможность обладать игрушкой своей мечты на один вкусный торт или пирожное.

Мать – еще достаточно молодая женщина лет тридцати и ее сын – ему можно было дать на взгляд лет пять-шесть, – развернулись и направились в противоположную сторону от магазина игрушек.

Ребенок вздохнул и наконец отвернул от него свой взгляд. Маму опять не удалось упросить, а это значит, что теперь дожидаться любимой игрушки ему придется еще несколько месяцев…

Однако прошли они немного.

– Лена ! Леночка, ты ли это? – и какая-то женщина подошла к его матери.

Его мама развернулась навстречу ей и на улице ее появилась улыбка.

– Оля ! Привет ! Какими судьбами ты то оказалась здесь ?

– Я в командировке. Связи с общественностью, деловые встречи, бизнес. Ну, ты понимаешь, – и она многозначительно улыбнулась. – Ну, а ты то как живешь?

– Нормально. Не так шикарно как ты, конечно, но все же ничего.

Они помолчали.

– А ведь мы с тобой десять лет не виделись… – его мама произнесла это почему-то немного даже грустно.

– Да, десять лет… Как-то они быстро для меня пролетели…как мгновение почти. Ну а для тебя как?

– Нет, для меня не быстро. Для меня они шли интересно. Все благодаря ему, – и его мама указала на него рукой.

– Ой, а это Па…павлик, да? А я его помню еще совсем маленьким…. – Привет, Павлик, – сказала она и, протянув ему свою руку, добавила, – дай тете ручку !

Он взглянул на маму. Она улыбалась и как бы говорила ему – “ну, сынишка, поздоровайся с этой тетей”.

Тогда он перевел взгляд на незнакомую женщину и медленно протянул ей руку.

Когда же она взяла его маленькую ладошку в свою, как будто бы какая-то холодная и в то же время обжигающая волна прошла по его руке. Он порывисто, резко и неловко отдернул руку.

– Смотри-ка, какой нелюдим !, – незнакомая женщина нахмурила брови и поджала губы. – Ну ладно, не хочешь со мной хорошо поздороваться – и не надо. – Хоть у меня нет таких проблем, – добавила она чуть тише. – Слушай, Ленуся, вот что. Я тут остановилась в одном отеле деньков на пять.

Я бы могла зайти к тебе в гости как-нибудь – поговорим с тобой, вроде как давно не виделись, старые подружки, – незнакомка улыбнулась. Ну как, идет?

Его мама задумалась.

– Хорошо, – ответила она секунд через пять. Я с удовольствием тебя встречу. Приходи сегодня вечером – адрес я тебе напишу.

Потом начались копания в сумках, поиски бумажек, уточнения адреса. Он уже не слушал.

Когда еще минут через десять его мама наконец распрощалась с этой женщиной, она подошла к нему, подмигнула и сказала – “Сегодня к нам с тобой придет тетя Оля. Будь умницей и веди себя хорошо”, – и мама поцеловала его в лоб.

Он содрогнулся, когда услышал это от нее. Он содрогнулся при одной мысли о том, что ему вновь придется быть рядом с этой женщиной, выдерживать ее какой-то полный неприязни взгляд, и даже снова здороваться и прощаться с ней ! Пожалуй, он не мог точно объяснить даже самому себе, чем же ему не понравилась эта женщина, – но уже при одной мысли о ней его наполнило омерзение.

– Я не хочу, чтобы она приходила к нам, – прошептал он.

– Не хочешь? Что значит не хочешь? Нет, мы не можем ей отказать. Сынок, я не виделась с ней уже очень много, это моя бывшая сокурсница. Я не могу отказаться от ее предложения !.

– Не хочу, не хочу, не хочу! Это плохая женщина, я не хочу, чтобы она приходила к нам !

– Так ! Немедленно бросай эти разговорчики ! Сейчас мы придем домой, я приготовлю еду и мы будем ждать ее в гости. И никаких “но” мне !

Ребенок заплакал.

Он заплакал тогда, когда мама дернула его за руку и повела домой, совершенно не давая ему возможности не выполнить ее желание. Ощущение необычайной брошенности и покинутости охватило его – как будто весь мир вместе с его мамой в мгновение ока навсегда отвернулись от него.

Они брели и брели к их дому. Всю дорогу он представлял себе, как та женщина беспрерывно буравит его своим взглядом, и ему хотелось разрыдаться еще сильнее. Когда же этот мучительный и нескончаемо долгий путь завершился, и он вошел в их дом, – он вбежал в свою комнату, бросился на кровать и, закрывшись от досады подушкой и зарывшись в одеяло, стих.

Он смутно помнил, что было потом. Кажется, мать таки нашла его в его убежище. Кажется, она заставила его одеваться в какой-то неловкий выглаженный костюм. Кажется, потом они ждали гостью.

Ожидание это оказалось мучительным – а когда он вновь увидел перед собой лицо этой женщины с натянутой на него улыбкой, когда ему вновь пришлось ощущать это жгуще-ледяное прикосновение – он чуть было не заплакал вновь.

Потом его мама еще долго беседовала с той женщиной. Он не слышал их – ему разрешили посидеть одному в своей комнате (и как же он был рад этому !). Лишь изредка обрывки слов и фраз долетали до него.

….. привет ! Ну вот и я…

… юм?

….ага. Это мой деловой костюм. Ну как я тебе в нем?

…. ой, …. это что?

… да ты не на браслет смотри ! Смотри лучше, какие у меня серьги…

…. угу…

.. да, проходи.

.. ой, ну и тесно же у вас. …. Как ….можно жить?!

… уж можем. Не ….гачи.

… да….

…. фу, прочь ! развели тут….охматой живности ! У меня на шерсть аллергия !

Потом разговор, казалось, совсем притих, так что он уже почти ничего не мог услышать.

Да он и не прислушивался – лишь громкие звуки иногда долетали до него.

… и?

…. ну и….?

… да ну?

… а ты как?

… все также?

… да, ну что я … ты то как?

Так продолжалось еще примерно час.

Потом почему-то стало тихо – а еще через пятнадцать минут изумленный голос его мамы громко воскликнул…

– Что ты сделала ?!

… оставила. Подумаешь, велик ущерб ! Да он….не…ужен был.

… ребенка…оставила?! В …оддоме?

… же говорила – мне его не надо было. Но этот …ранец как-то выжил ..аки после …приема ..блеток ! Ехать делать …орт...как с другими я ..е стала. Ну а раз..уже был..то….я… ставила его там. ….быть найдется…сердобольная женщина и ..му е.. дадут …мереть.

… да…ты могла?! Он…же…ивой …ек !

… мне то что…этого? Был ..ивой и будет живой, если … позаботятся ! Мне…равно. У …есть своя жизнь…не хочу тратить ее на...якую мелюзгу ! Я …ще слишком …лода. О ..игуре должна тоже…позаботиться. Ну...ы …аешь.

– не понимаю ! Скольких же… ты ...била ?! Скольких бросила?! Ведь они же….чти наверняка погибли !

– ну …ставила двух. ..борт ...ри раза делала. И …чего на меня зверем …отреть ! Это ...я жизнь в конце концов !

Потом его мама почему-то опять начала говорить тихо – а через минуту ее громкий голос заставил его зажать уши…

– … из моей квартиры, ..не.. подруга ! ы... бийца ! Маленьких…дей убила ! Оставила ! Убирайся !

Раздался шум и он, выглянув из двери своей комнаты, увидел, как его мать почти что выталкивает ту женщину к выходной двери.

.. рочь ! ...е нужна ….кая ...друга !

.. и уйду ! Мне такая…упая …самопожертвенная дура тоже ни к чему !

Прошло еще секунд двадцать и дверь с грохотом закрылась, выпроваживая гостя.

Когда он услышал шум приближающихся шагов, то бросился на кровать и зарылся в одеяло.

Его мама подошла к нему, подняла одеяло и крепко обняла его. Она плакала.

– Прости меня ...ынок. Я должна была послушаться тебя. Ты лучше меня чувствовал ее. Я … не сумела. Я не думала…что... такая! …естокая ! ..сти меня, дорогой !

Он посмотрел на маму. Увидел эти плачущие грустные глаза, почувствовал эти теплые руки, ощутил идущую к нему любовь – и самозабвенно прижался к матери.

– …не ..огу представить, ..должен был чувствовать …от ребенок, когда его …вали ! ..только хотел...выйти в мир….но ..его…безжалостно…ли ! .. били ! Господи ! За...что? Такого ...аленького человека...убили !

Его мама продолжала плакать. Он еще крепче прижался к ней.

– Ты…у меня...родной.. Не за что...не …дам ..обиду ! Славный мой.. Паша… живой мой маленький ..еловечек !

– Я люблю тебя, мама !

– Сынок, я тоже люблю тебя !

* * *

– Вот так. Тот день я помню очень хорошо, несмотря на то, что мне было тогда чуть больше пяти лет.

– Ты больше не встречался с той женщиной?

– Нет. И мать тоже больше не встречалась – отношения с ней были закончены навсегда. Мать больше не хотела видеть ее в нашем доме. Это и к лучшему.

– Да, наверное ты прав. Как хорошо, что ты не оказался “сыном” такой вот матери ! Потому что тогда я бы так никогда и не встретила тебя в этом мире.

– И я бы тоже не встретил тебя. Да, кто-то готов убивать детей – их убивают каждый день. Никто даже не считает, сколько людей могло бы родиться – и было убито из-за страха ответственности, из-за дурацкой прихоти, из-за трусости, из-за жестокости… Скоро материнство и рождение даже одного ребенка похоже станет подвигом мужественности… самое естественное станет “достоянием великих людей”… Радостно хоть то, что есть еще те, кто не боятся этого “подвига”, есть – матери.

Нам с тобой повезло. Жаль, что не повезло другим. Стоит надеяться, что люди одумаются и поймут, что все их “аборты” – это убийство. Оправдания не имеют значения – есть поступок и есть следствие – для мира и для творящего поступки. И их не изменить – до тех пор, пока не будут изменены сами действия.

– Да, я знаю, ты верно говоришь. Но давай хоть на секунду не будем думать об этом, хорошо?

Хорошо? А теперь, Павел, возьми меня за руку. Крепче ! Теперь слушай, что я хочу тебе сказать…

Тридцатый день

Тридцатый день…

Да, тридцатый день прошел с тех пор, как он оказался здесь. В его новом доме. ДОМЕ .

Замерзший язык отказывался произносить это до боли знакомое и когда-то вызывавшее трепетный восторг и радость в груди, слово. Как по-новому оно теперь звучало в сознании!

Отчаяние. Отчаяние, мутящее разум.

Слезы – о чем? Быть может, о тех давно минувших и невозвратных днях простого человеческого счастья? О звонких людских голосах и счастливых улыбках детей? О крепкой семье, которую когда-то так хотелось иметь…

“Папа”…. А ведь он так никогда и не слышал этого чудного звука – и теперь уже не услышит никогда. НИКОГДА. Разум злорадно подсказывал, что это так – это не может быть иначе. А сердце, сердце, вынесшее такие муки и страдания, – сердце его отказывалось в это верить. Оно всегда отказывалось верить в боль и скорбь. Всегда. Или….или только до событий тридцатидневной давности ?

И все же…. все же это теперь его новый дом, как кощунственно теперь бы не звучало это слово.

Улица. Почти всегда закрытые ночью подъезды домов. Городские свалки, где столь редко можно было найти хоть какое-нибудь пропитание…

Нет, нет, НЕТ!! Это не может быть со мной, только не со мной ! Почему, почему, почему ?!

Молчание. Гробовое молчание. Ночная тишина. Слова вырвались из иссохшего горла в ночную тьму города и затихли в тишине.

Нет ответа. Ответы придется искать самому.

Тогда – обессиленный, исхудавший, со шрамами по всему телу – следами борьбы с собратьями по несчастью и городской шпаной, с покрывшимся гнойными коростами лицом, – он упал. Он даже не заметил, как вдруг стремительно земля приблизилась к нему и тело, ударившись с грузным стуком о землю, осталось лежать неподвижно…

…Он не помнил и не знал, сколько прошло времени. Да и, наверное, не хотел знать. К чему теперь это ему? Найти пропитание и ночлег на очередную ночь – не этим ли ограничились его потребности?

Тогда он открыл глаза. Попытался пошевелиться – и отчаянно вскрикнул от резкой боли и застелившего глаза кровяного марева – рука, правая рука. Той, что не раз спасала его в драках на темных переулках за кусок хлеба, той, что помогала открывать иногда не слишком качественно сделанные замки дверей городских подъездов – ее больше не чувствовалось. Совсем, полностью. Перелом, вывих ? Наверное все же вывих и последовавший за ним болевой шок… хорошо. Могло быть и хуже – намного хуже.

Оклимаемся. Оклимаемся, разум – я говорю тебе!

Больница? В какую эту больницу ты предлагаешь идти, разум? Да и не ты ли был случайным свидетелем, как меня сотни раз за эти тридцать дней выгоняли и выпинывали из общественного транспорта, зло окликали подростки, неприязненно косились взрослые и молодые девушки отворачивались с таким лицом, как будто только что увидели величайшую на свете мерзость?

Мне не место в мире этих людей. Уже не место.

Ааааа…. нет, не надо ! Только не картины прошлого, только не их! Память, услужливая тетка память, так верно служившая мне раньше, – что за злую шутку ты хочешь сыграть со мной ?! Умоляю, остановись ! Я уже смирился со своей судьбой ! Смирился – ты слышишь меня ? Смирился !

Или… или нет ?

Вопросы, вопросы, вопросы… Вопросы, бередящие ум и сердце. Одинокие вопросы без ответов. Слуги боли – душевной боли.

Снова боль – уже руки. Это легче. Пройдет.

Они, это они виноваты! – в который раз захотелось злобно прорычать ему. Да, это все они. Зловредные бизнесмены, лжецы, подлецы. Они обманули его – как и сотен ему подобных.

Теперь он уже не помнил деталей, но твердо помнил одно – они обманом получили квартиру, его квартиру. Дурацкая фирма, подставное агентство! Гады !

Стоп.

Только не злоба. Только не ненависть. Он уже устал от нее, слишком устал. Тридцать дней – это слишком большой срок, чтобы продолжать ненавидеть…

Тридцать дней… Как многому он научился и как много понял за эти тридцать дней !

С каким презрением он раньше смотрел на всех этих “малоимущих” и обездоленных! Сколько высокомерия и самодовольства было в его затуманенных внешним благополучием глазах..сколько простых человеческих просьб отклонил, ссылаясь на недостаток времени… Недостаток… теперь, похоже, времени у него в избыток – вот только какого времени…

Один раз он даже предал – близкого друга и коллегу по работе. Хотел заработать денег… заработал…А друг попал в тюрьму за финансовые махинации – пытался доказать, что его подставили. Если бы он еще и знал, кто….

За все надо платить, вдруг подумал он. За все. Искупать свои ошибки. Жестокий урок. Впрочем, жестоким он был и сам.

Он поднялся. Огляделся по сторонам.

Да, это было здесь. Он пришел – вернулся к себе домой… Только уже не к себе, совсем не к себе. Он прекрасно помнил о том, что теперь его дом. И все-таки… все-таки что-то неудержимо рвало его зайти в этот родной подъезд, ощутить запахи дома – в последний раз в этой жизни. Больше он не вернется к этому дому.

И тогда, отбросив все малодушные и горькие мысли, крепко прижав сломанную руку к груди, он пошел – побрел к двери подьезда. Вот дверь медленно распахнулась и какая-то семейная пара вышла на улицу – наверное на прогулку. Он сделал рывок и подошел к подъезду.

Молодая девушка скривила рот и что-то прошептала на ухо своему возлюбленному. Тогда возлюбленный попытался крепко ухватить стремившегося к двери человека с нелепо искривленной и прижатой к груди рукой, но тот вдруг прошептал : “Я только на минуту. Это мой бывший дом”, – и рука человека, уже готового схватить этого поганого бомжа, вдруг как-то медленно опустилась, в глазах на мгновение промелькнуло понимание, и как-то нелепо пробормотав “да, конечно”, он отошел назад.

…. Вперед и вверх – к третьему этажу. Вот он, близкий и знакомый… почти родной. И кто-то живет теперь в его квартире?

Он прислушался. Где-то за дверью бодро лаяла собака, видимо встречая пришедшего хозяина дома. Где-то плакал малыш. Где-то ругались люди. И только один раз на протяжении всего того получаса, что он стоял, прислонившись к стене и вспоминая былую жизнь, откуда-то совсем сверху донеслось многоголосое пение и радостный смех.

Потом он пошел назад. Из дома. Или домой?

Первый этаж… подобные литым маленьким бункерам почтовые ящики. Заглянуть? Но кто может написать ему? Кто?

И все же он заглянул – в ящик с крупным и жирным номером “30”. Тридцатый день…. Тридцатая квартира…это даже немного забавно…

Там было только одно письмо – с его инициалами. С его ! Он посмотрел на дату. Да, 29 дней назад оно пришло ему – тогда еще квартира была записана на него. Пробежал глазами строчки. Сначала недоумение, затем изумление, улыбка и боль отразились на лице. Впрочем, если бы кто-нибудь случайно увидел теперь его лицо – он бы принял это за хищнический оскал.

Не веря глазам, он еще раз пробежал все строчки. Все верно. Разум еще верно служил ему. Ошибки быть не может. Крупные буквы и слова “Извещение”, ”наследство”, имя его сестры, жившей за рубежом, и сумма в сто тысяч долларов были последними, что покрутились в его сознании в этот день. Ноги его подкосились и он упал.

За окном всходило солнце…

У Бога нечеловеческая логика

– И что он вообще сможет сделать в таких условиях?

– Это ему решать. Пускай работает,– ответили мне из-за Стены.

– Понимаете ли вы, что это невозможно, – возразил я невидимому собеседнику. Как он должен будет это делать?

– Как сможет.

– Ну и где же тут логика ?!

– У каждого своя логика. Тебе не понять, – пришел ответ.

– В этот горький и траурный день мы все собрались здесь, чтобы почтить светлую память человека, которого мы искренне и горячо любили – человека, чей жизненный путь оборвался столь скоро. Человека, давшего нам надежду на то, что со смертью жизнь не кончается, человека, успевшего прожить в этом мире так немного – краткие двадцать семь лет, каждый год из которых был годом отчаянной и дерзкой борьбы за жизнь, годом самоотдачи и годом подвига. Человека, чей молодой возраст как будто бы скрывал за собой многие годы опыта и мудрости. И пусть в эти минуты его самого уже нет с нами – но память о нем будет жить вечно в наших сердцах. Мы, те кто знал его, – уже никогда не сможем забыть. Мы не сможем забыть его слов, его вечно молодых светящихся оптимизмом глаз, дававших нам надежду в дни нашей скорби. Мы не сможем забыть его – и мы не забудем. Пусть земля ему будет пухом и будет светлым его путь в мир вечной жизни. Аминь.

* * *

– Ну что, доктор, как наш малыш? Все в порядке?

– Боюсь у меня для вас плохие новости.

– Что? Что с ним? Да не тяните же, ради Бога !

– В сыворотке крови вашего новорожденного был обнаружен вирус СПИДа.

* * *

– И каковы мои перспективы? Операция не поможет?

– Нет. Она только отсрочит болезнь на год-два.

– А потом?

– А потом вам придется найти трость и собаку, если, конечно, вы еще захотите жить.

– Сколько у меня осталось времени?

– Около пяти лет.

* * *

– Скажите, скажите же, мой мальчик, мой Паша жив?!

– Из пятнадцати человек Павел Волков и Александр Громов не вернулись из разведоперации. У нас есть основания считать их мертвыми. Сожалею, мэм.

* * *

– Отец бросил их, когда ему было около двух лет.

– А мать?

– А мать умерла от чахотки еще через три года. Мальчик скончался через неделю после этого.

– Его отец знает об этом?

– Нет, мы не стали ему сообщать, – он эмигрировал в другое государство почти сразу после развода, и мы не стали его искать.

* * *

– Да, они врезались друг в друга прямо на моих глазах ! Легковая машина попала точно под колеса этого грузовика. Я даже почти не успел заметить, как ее завертело – увидел ее вышвырнутую в бок, когда у нее уже снесло крышу. К тому времени, как я понимаю, все пассажиры были уже мертвы. Господи, это было так ужасно !

* * *

– Ну, а другие как? Как устроились, как живут?

– Елена теперь работает бухгалтером в банке. Наташа стала репортером. Женя журналисткой. Про парней ты итак почти все знаешь.

– А Мария как? Смирнова Мария, помнишь? Такая веселая, жизнерадостная которая всегда была?

– Ты не знаешь?

– Что? Что я должен знать?

– Она погибла в ДТП год назад. Я думал ты знаешь.

– Погибла?

– Да…от жизни иногда умирают. Сочувствую. Ты любил ее?

– Любил…

– Да, быть может мне пока не понять этой логики. Да, быть может я глуп и слеп, на какого же черта вы уничтожаете лучших представителей, какого дьявола вы уничтожаете тех, кто помогает вам же?! Почему не оставляете их, почему оставляете паразитов и убийц? Почему они живут, когда те, кто действительно должен был жить, давно гниют в своих могилах?! Что же это за нечеловеческая логика?! – кричал я моему невидимому за этой Стеной собеседнику.

Собеседник печально вздохнул.

– Видимо тебе не понять. Это Эксперимент.

– Что еще за чертов эксперимент?! Куда, кому, для чего? Не нужны нам ваши эксперименты !

– Мы отберем лучших. Нам нужны только они. Это естественный отбор. Вы должны смириться с его формами.

– Мы не смиримся ! Ты слышишь меня, кто бы ты ни был, мы не смиримся ! Не смиримся ! – из последних сил кричал я, стараясь перекричать шум непонятно откуда нахлынувшего ветра.

А потом Стена из черного хрусталя внезапно пошла трещинами и небо озарилось темно-красным огнем, а в глаза мне ударил идущий с неба ярчайший свет, ослепляя и выжигая их. Последнее, что я успел увидеть до того, как этот неистовый свет окончательно лишил меня зрения, был облаченный в какие-то ослепительно-белые одежды высокий человек со светящимися этим же светом глазами, промолвивший мне словами моего недавнего собеседника : “Смертный ! За то, что ты не принял свою судьбу, ты будешь проклят. Отныне ты в течение нескольких тысяч лет будешь вести других людей, помогая им понять красоту нашего Эксперимента, но сам не будешь способен этого сделать. Ты будешь учить и вдохновлять их – и видеть, как мы постепенно отбираем их у тебя. Ты будешь любить их – и наблюдать, как их смерть уносит твою любовь вместе с собой. Ты будешь бессмертным так, как ты этого захотел, – и ты проклянешь это бессмертие. Быть может тогда, спустя эти несколько тысяч лет, ты поймешь свою ошибку, – поймешь, что мы неподвластны вашей логике … и только тогда тебе откроется путь для постижения истины. Теперь иди и живи, бессмертный Ангел-Хранитель ! Твоя новая жизнь только началась..”

А потом тьма нежно приняла меня в свои объятья…