Текст книги "Ненависть, Неверие, Надежда. Проза"

Автор книги: Тимонг Лайтбрингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

О Принцах, которых нет

Однажды это случится.

Твой принц на белом коне придет к тебе, но ты его не услышишь. Ты не заметишь его в людской толпе, когда он увидит тебя, ты не откроешь ему двери, когда он будет стучать. Ты не узнаешь его и не впустишь его, потому что не ждала. Истинные принцы всегда приходят неожиданно.

Им не нужны глашатаи, возвещающие об их приходе. Им не нужны рукоплескания. Им не нужны крики одобрения других. Им не нужны даже кони.

Они всегда приходят на своих двоих – с годами трудов и испытаний они привыкли полагаться только на собственные силы, они привыкли доверять себе. Их не услышать за версту по стуку копыт их лихих скакунов, их не увидеть гарцующими на них. Они оставили белых коней далеко позади себя, потому что без них они могут двигаться быстрее. Они отказались от золоченой сбруи и холеной гривы, они отказались от удобных седел. Теперь они приходят только на своих двоих.

Именно поэтому ты не узнаешь его, ты пройдешь мимо.

Если бы они гордо возвышались над остальными на своих грациозных скакунах – они были бы слишком заметны. А им не нужны рукоплескания.

Если бы они прокатили тебя на своем белом коне – ты бы никогда не забыла этой краткой езды вместе. А им не нужна зависимость от них других.

Если бы они предложили тебе свою руку – ты бы не смогла отказаться. А они хотят видеть других свободными.

Они отказались от этого величия. Они спустились с коней. Они стали маленькими принцами.

И со временем они затерялись в большой толпе.

Именно поэтому ты не узнаешь его, потому что никогда не знала раньше. Потому что ты знала лишь больших принцев – слишком больших для того, чтобы однажды стать маленькими. Именно поэтому теперь ты всегда смотришь выше своей головы, надеясь увидеть больших и никогда не замечая маленьких. Они стали не нужны.

И все же они приходят. И все же они продолжают стучаться, зная, что им не откроют – потому что открывать больше некому.

И все же они надеются, что однажды, много-много лет спустя, ты вспомнишь о том негромком стуке, что слышала когда-то совсем-совсем давно, бессчетные дни назад, но не стала открывать двери, потому что нежданный гость пришел в грозу – а ты не хотела замочить ноги.

Вспомнишь – и улыбнешься, поняв, что за путник был на дороге.

Редко, очень редко они приходят к тем, кто мог бы открыть свои двери – но двери по-прежнему стоят закрытыми – потому что открывать их некому.

Они не вымерли. Они не исчезли.

Вы сами убили своих принцев.

Письмо в одну сторону

Помнишь, как легко и непринужденно мы общались с тобой с самого начала ?

Помнишь, как ты не боялась меня ?

Помнишь, как уверяла, что не боишься других ?

Помнишь, как мечтала никогда не оказаться в золотой клетке ?

Тебе казалось, что так будет всегда ...

Но я вижу тебя идущей по иному пути.

Я не знаю, как повернется твоя жизнь и каким станет твой самый главный и окончательный выбор.

Возможно, у тебя будет много работы.

Быть может, у тебя будет еще больше денег.

Может случиться, что у тебя появится собственный бизнес.

Но все это будет золотая клетка.

Но и золота может оказаться слишком много.

По самое горло может оказаться его.

И успеешь ли закричать "Довольно !" ?

Должна успеть.

Я любил тебя как свою сестру, пусть нам и не суждено было встретиться.

Я искал возможности помочь тебе.

Разорвать собственными руками эту чертову клетку.

Я просил за тебя ...

Надеялся, ты услышишь шепот моих губ среди какофонии голосов, зазывающих во тьму.

Будь то тьма бессмысленной суеты, дела которой порастут прахом.

Или вражды людских сердец, во взаимной неспособности понять друг друга и обливающих своей собственной кровью.

Или самомнения, лишающего подлинных сил сломать клетку.

Я беззвучно шептал тебе тихими вечерами, в тщетной надежде дозваться.

Достучаться до твоей Души.

Достучаться до тебя подлинной.

Мы не можем кричать, как это делают другие, мы можем только шептать.

И потому мы давно затерялись в людской толпе, обуянной страстями хлеба и зрелищ.

Но однажды подойдет срок – и что станет с теми толпами ?

Уже подходит.

Ты видишь, что происходит с планетой ? Никогда еще не было столько стихийных бедствий за такой краткий срок.

Никогда еще планета не пыталась столь яростно расправиться с бушующими на ее поверхности паразитами.

Если не считать прошлых погибших цивилизаций, ныне ставших историей.

Ты хочешь стать историей ?

Но и истории бывают различны, особенно для видящих и слышащих.

Но как можно открыть глаза незрячим и рассказать о невероятном глухим ?

Решительно невозможно.

Пусть твоя глухота временна – но это все-таки глухота.

И неужели ты боишься попросить Бога ?

Не меня. Не нас. Бога !

Разве Он враг тебе ?

Такой шанс дается раз в жизнь.

Раз в множество жизней.

Его трудно найти и так легко потерять.

Но мы не ценим, пока не потеряем, ведь правда ?

Ничто не повторяется.

И мои слова – в том числе.

Жаль, что ты не слышишь.

Жаль, что Он не может докричаться до некоторых через нас.

Да, я верю в Бога.

Да, я слышал Бога.

Да, я с Ним.

А ты ?

Последняя исповедь верующего

С сегодняшнего дня я больше не буду верить в то, чего нет и чего не может быть – чего не может быть хотя бы потому, что никогда не было ранее. Я был слишком глуп. Я был слишком наивен. Я был слишком легковерен. Больше этого не повторится. Мне надоело.

Мне надоело каждый день вновь и вновь видеть, как мучаются и страдают близкие мне люди. Мне надоело страдать самому. Я устал кричать в пустоту, в тщетной надежде дозваться там, в этой беспросветной мгле, кого-нибудь, хоть кого-нибудь.

Я устал просить. Я устал требовать. Я устал умолять. Я устал верить.

Я устал видеть, как то, что называется высшей справедливостью, оборачивается неимоверным страданием, выдержать которое уже не остается сил.

Ты, мнящий себя справедливым, неужели ты просто не можешь оставить нас в покое?! Уйди из нашего мира, не мучай нас, я прошу тебя. Сделай это, если в тебе еще осталось хоть немного … человечности !

Мы не позволяли тебе так издеваться над нами. Мы не давали тебе права решать, кто прав и виноват. Мы не хотим видеть, как виноватые оказываются правыми, а правые – виноватыми. Мы слишком устали пытаться понять тебя. Глупцы, называющие твои пути неисповедимыми … в какой дыре ты должен был шляться, чтобы они стали таковыми?!

Мир полон твоими глупцами. На кой ты создал их, этих своих шутов? Быть может, у тебя столь извращенный юмор, что ты и не мог иначе? Они первобытны, эти шуты. Они жгут воск, почти также, как ранее другие жгли мясо. Они поют настолько заунывные и грустные песни, что хочется поскорее зажать уши, дабы не слышать их. Они бьют лбами стены, раз за разом, в тщетной надежде прошибить себе лоб и набить шишки мудрости. Они поклоняются доскам. Они совершают длинные и столь же нудные ритуалы, непонятные никому, даже им самим. Они столь гордятся своей приобщенностью к чему-то высшему, в то время как даже не поднялись до уровня разумных.

К чему тебе они? К чему тебе столько рабов? Ведь ты даже не можешь их прокормить, так что им приходится кормиться за счет других самим !

Я не твой раб. Я никогда им не был и никогда не буду. Мне нравится быть свободным и я не буду – по крайней мере собственными руками – ковать себе цепи. Больше я не буду этого делать.

Больше этого не повторится никогда – я не хочу допускать столь серьезных ошибок дважды. Я должен наконец-то чему-нибудь научиться на них. Я слишком долго надеялся на чудо. Я слишком долго не понимал, что чудес не бывает. Я слишком долго был рабом и даже не помышлял о том, чтобы наконец стать свободным – свободным от глупости.

Отныне я назову тебя, Всевышний – глупостью наивных !

Жалкие, слабые люди – они столь привыкли прятаться за своими соломенными стенами от невзгод жизни…но тронь эти стены – и они рассыпятся в прах. И тогда не будет ни веры в то, что “все к лучшему”, ни даже понимания, на кой черт надо было ломать этот такой уютный дом… И тогда они проклянут тебя и отвернутся от тебя и ты станешь для них воистину неисповедимым.

Это ведь они твои Избранные Рабы, правда?! Сколь плохо ты выбираешь людей, Всевышний ! Впрочем, только глупцы верят глупцам.

Я устал видеть, как ты мучаешь людей. Я устал видеть, как ты пренебрегаешь ими. Мне больно смотреть на то, как даже над доверившимися тебе ты постоянно совершаешь экзорцизмы, после которых они уже не могут нормально жить. У тебя слишком своеобразная логика … слишком нечеловеческая, чтобы мы могли понять и принять ее.

Именно поэтому однажды тебя не станет. Ты уйдешь, как уходит болезнь. Ты исчезнешь без следа, как без следа растворяется грусть, оставляя место улыбке. Тебя просто не станет – ты станешь ненужным. И свободные станут разумными – им больше не будут нужны цепи, дабы сдерживать их исчезнувшие обезьяньи повадки.

Мне не нужна твоя справедливость. Я смеюсь над твоими избранными. Я … мы – не будем твоими рабами.

Для меня ты исчез – так что можешь и не возвращаться. Больше не нужно заботиться обо мне – я смогу позаботиться о себе и о других сам.

Потому что даже когда умирают боги … люди – остаются.

Простить

Удар. Еще удар.

Маленькие струйки крови, стекающие из разодранной кожи.

Боль. Волны боли, бороздящие и сжимающие в судорогах тело, туманящие разум.

Отчаянный тихий-тихий полувскрик, полный неизбывной тоски.

Грозное лицо отца, нависшее совсем-совсем рядом. Обнаженные белки глаз… полный злобы и ненависти взгляд.

Снова боль. Еще. Еще.

Комок чего-то теплого, застрявший в горле и не дающий дышать. Плевок на пол, плевок – кровью.

– Папа, остановись ! Не нааааадоооо….. За чтоооооо?

– Ах ты маленький гаденыш ! Я разве тебе не говорил, что со взрослыми нужно разговаривать вежливо и уважительно?! Тем более со мной! Ты почему посмел назвать меня гадом? Как ты смел так назвать своего родного отца ?! Ах ты неблагодарный выродок! Получи, маленькая скотина ! Получи, тварь !

Хрип. Дышать уже невозможно.

– Да остановись ты, отец ! За что ты бьешь ребенка, засранец ! Что же ты за зверь то такой ! Остановись, говорю тебе – ты же сейчас убьешь его !

Голос матери, еле дошедший до сознания – тихий и ласковый голос, сейчас сделавшийся каменно-твердым и каким-то совершенно изломанным. Он всегда делался таким, когда отец бил его. Но – и только.

– Молчи, женщина ! Не ты мне будешь указывать здесь ! Здесь главный я, и ты – ты будешь выполнять мою волю ! Уродец посмел назвать меня гадом – а я такого не прощаю! Ты слышишь меня ?! Я мужчина, а не жалкая тряпка – и такого не прощаю. Никогда !

Снова удар. До чего же больно…. Его тело так и не становилось железным, а ведь временами он так этого жаждал…

И снова голос матери – но почему-то уже совсем тихий. Странно… это она так говорит… или он уже перестал слышать ?

Удар.

Мир изменился – исчезли все звуки. По лицам родителей он видел, что они продолжают о чем-то спорить – но вот слышать их он уже перестал.

Один раз отец что-то кажется прокричал в ответ жене, но затем вдруг на лице его появилась какая-то растерянность, и он было уже опустил руку с увесистой деревянной палкой… Но – только на мгновение. Но – только наполовину. Внезапно лицо его снова приняло прежний – свирепый и ужасно отталкивающий вид. Он повернулся к сыну. Сейчас. Сейчас ударит снова…

Удар. Удар. Удар.

Ломающееся дерево. Новая вспышка боли.

Мир померк.

Тихий голос, ласкающий слух подобно теплым волнам морского прибоя. Склоненное над ним лицо матери. Льющаяся прекрасная песня.

Смесь седых и русых волос. Седых… А ведь она, его милая мама, была еще так молода… Я должен это выдержать. Во что бы то ни стало – должен. Обязан. Иначе – нельзя. Должен.

И снова забытие.

Он открыл глаза. Да – это его мир, мир, в котором он родился. Добрый мир?

Мать, мать всегда ему говорила, что мир этот такой, каким его видят люди – и каким его стремятся сделать. Мир таким становится – для каждого человека. Добрым или злым, прекрасным или безобразным, полным великих тайн или совершенно бессмысленным. Неизвестно как, но мир становится таким, становится – всегда.

Он прикрыл глаза. Постепенно возвращался слух, хоть и с трудом, но начинало чувствоваться тело.

А потом он опять уснул – и спал долго-долго. Ему показалось, что целую вечность, хотя в реальности, быть может, не прошло и дня. Он слышал голоса людей – слышал смех и чувствовал их восторг. Он ликовал вместе с ними, он пел с ними и голос его как-то вплетался в общую гармонию голосов и тогда песня-восторг, песня-ликование звучала еще сильнее и радостнее. Он радовался жизни, радовался с другими – такими же, как он – умеющими радоваться. Он любил жизнь – любил, несмотря на преграды, несмотря на проблемы. Он любил жизнь…

А затем он проснулся…

Молодой человек проснулся и как-то неловко встряхнул головой, отгоняя недавнее наваждение о побоях. Наваждение ли?

Нет. Он точно знал, что это когда-то было – было с ним. Он это помнил – зачем он это помнил, почему не мог выбросить из памяти эти отрывки мучений, почему верная память не позволяла ему делать этого ? С какой целью хранила она эти давние воспоминания ушедших лет ? Кто знает…

Он так тщательно старался отгонять из мыслей эти события своего прошлого, так усиленно пытался их забыть… Но – никак, но – не получалось.

Почему даже теперь, когда у него есть так много … любимая женщина, с которой он как ни с кем другим близок и которая понимает его с полуслова, которая любит его и жить с которой он рад и счастлив … прекрасная работа, работа, позволяющая помогать огромному числу людей…слава, богатство, признание, успех … почему даже теперь эти жуткие картины – монстры прошлого встают у него перед глазами? Напоминание о том, что ему пришлось пережить?

Предостережение?

Хватит бежать, наконец подумал он. Хватит бояться. Хватит помнить об этом и постоянно перемалывать в памяти… Пора наконец простить людей – простить за ошибки, простить и отпустить от себя.

Забыть – и простить. Простить – и забыть.

Тогда, развернувшись к окну и подняв глаза навстречу всходящему утреннему солнцу, он прокричал : – “Отец , я прощаю тебя за ту боль и страдания, которые ты причинил мне. Я прощаю тебя и отпускаю с миром. Иди своей дорогой. Расстанемся без злобы и ненависти. Будь прощен мною!”

Прокричал громко и радостно. Прокричал так, как возможно кричат, ликуя , воины после победы.

– Я прощаю тебя ! Да будет так !

– “Да будет так”, – разнеслось далеко на просторы….

И тогда прекрасная музыка, музыка ликования и восторга наполнила его слух. Это была его музыка – музыка его детства.

Знак его пути.

Пятеро в лодке, не считая кошки

– Шторм приближается, – заметил капитан судна, – можем не успеть. Нам бы ….

– Успеем ! – бесцеремонно перебила его Хозяйка. – Если бы ты послушался меня еще триста двадцать семь гребков назад, то мы бы вообще под него не угодили. Ведь говорила я тебе, остолоп, на юг, на юг нужно было грести ! А ты все – мы пойдем на север, мы пойдем на север ! Вот и греби теперь на восток, умник ! И только посмей мне разбить лодку !

– Да ладно тебе, – стушевался капитан. – Ведь как красив север ! Северное сияние, холода до остановки крови, завывания ветра до потери слуха, пингвины на льдинах, наконец …

– Да, пингвины это тема, – хотел бы я увидеть хоть одного живого, – встрял Средний в разговор.

– А я хочу на запад, – внезапно отрезал Старший. Там жизнь лучше и люди культурнее, не ругаются как некоторые.

– Вот один у меня тогда туда и поплывешь, в следующей жизни. Если мозгов не хватит. А сейчас плывем на юго-восток ! – Хозяйка все больше злилась.

– Дак на юг или на восток, ты определись уже наконец ! – было отчетливо заметно, что капитан уже начинает сердиться.

– Сначала на юг, потом на восток, что непонятного ? Или тебе инструкция на каждый гребок нужна ?

– Не нужна, – обиделся капитан. Сам уж справлюсь как-нибудь, отойди !

С этими словами он плюхнулся на нос судна и начал ожесточенно бить веслами по воде, как будто бы периодически окатывавшие его волны соленой влаги были способны заглушить разгоравшийся в душе пожар.

– Ну и куда мы опять плывем ?! – бесцеремонно-проникновенно воскликнула через пять минут наблюдения за этим непотребством Хозяйка. – Ведь там же север ! Ты лодку то так и не развернул !

– Раз такая умная, бери весла и греби сама ! – отрезал капитан. Не умеешь ты ценить помощь !

– Мне такая “помощь” и даром не нужна. Ничего вы все не умеете, все приходится делать самой !

С этими словами Хозяйка уселась на корму и начала выводить веслами элегантные пируэты по воде.

Гребок. И еще гребок. И еще несколько десятков. Вуууух ! – и внезапно накатившая на судно волна смыла половину разместившегося там инвентаря, не пощадив даже банальной еды.

– Ты что сделал, засранец ! – закричала Хозяйка. – Ведь там же наши неприкосновенные запасы, на черный день заготовленные были ! Ведь там же последние подарки моей матери были ! Не для тебя, для детей все готовила, по крупинкам собирала ! Что же ты за неуклюжий то такой !

– А я дак не для детей ! – насупился капитан. – И вообще, если это так важно, крепить лучше надо было !

– А я и крепила ! Все связывала, все перевязывала ! Кто же знал, что ты все в один миг смыть то сумеешь ?

– Багаж смыла волна, – успел встрять в очередную перепалку Средний. – Человек не властен над волнами.

– Шторм приближается, – заметил Старший. – Я вижу его на горизонте.

– Да ты посмотри, что натворил ! – как будто не слыша продолжала восклицать Хозяйка. Смыл наш багаж, разбудил Младшенького …

– Да, да, – просопел из угла лодки продирающий глаза Младший. – Разбудил, разбудил ! Плохой, плохой !

… и даже кошку нашу сумел обмочить !

– Ммммяяяяяяяуууууу ! – сказала вылезшая из-под сиденья взъерошенная кошка, изо всех сил начавшая облизывать собственную мокрую шерсть. – Мммяяяяяууу ! – повторила она и с укоризной в своих кошачьих глазах уставилась на всех виновников торжества стихии.

– Вы гребете в противоположных направлениях, – саркастически заметил Старший. Планируете продолжать или остановитесь ?  Шторм уже близко.

– Шторм, шторм ! Мама, мама ! Спаси, спаси ! – заплакал Младший.

– Сейчас, маленький, сейчас ! Все эти остолопы никак не понимают, что нужно грести на юг ! Одна мама все знает, все умеет, все предвидит ! Она поможет, она спасет !

– Мяяяуу ? – вопросительно уставилась на нее подмоченная кошка.

– Шторм, однако, не предвидела, – хмыкнул Старший. – Давай, заменю тебя, – сказал он Хозяйке, – и бесцеремонно взял одно весло. Средний взял второе.

– На север сплаваем завтра, втроем, – отрезал Старший, обращаясь к капитану. – А сейчас гребем все вместе на восток, – добавил Средний. – Ну же, взялись !

Гребок. И еще гребок. И еще несколько сотен.

Они почти доплыли до берега – но шторм их таки настиг.

Он заметал и закружил лодку, окатывая ее волнами. Он смыл еще часть багажа. Он, наконец, уже во второй раз не пощадил несчастную и уже было начавшую обсыхать на ветру кошку. Он несколько раз ударил волнами в лицо капитана. Он дотянулся до кормы со Старшим и Средним. Он окатил водой заверещавшего Младшего.

Словом, он был жесток. Но и не всесилен.

Буря кончилась, и показался берег. Всего-то пара сотен метров. Всего-то протекающая и полуразрушенная лодка. Всего-то мокрая кошка, трущаяся у ног в тщетной попытке согреться.

– Кааазлы ! – крикнула пришедшая в себя Хозяйка. Разбили лодку ! Смыли багаж ! Залили Младшенького ! Нету больше моих сил, изверги ! – и с этими словами она схватила Младшего и вместе с ним сиганула за борт, усиленно выгребая к берегу в южном направлении.

Оставшиеся втроем (вчетвером, если считать за пассажира мокрую кошку) из последних сил догребли до берега, попутно вычерпывая скапливающуюся в прохудившейся лодке воду.

– Ну, куда теперь то? – вопросительно посмотрел на них экс-капитан.

– На запад, уверенно произнес Старший. Там штормовые предупреждения обычно объявляют заранее.

– Ну а я тогда ради разнообразия, пожалуй, пойду на восток, – решился Средний.

– Ну, раз такое дело и мое руководство уже больше никому особо не нужно, пойду-ка я, пожалуй, на север, – воодушевленно заметил капитан прохудившейся лодки. Всегда мечтал там побывать хоть раз в своей экс-капитанской жизни…

P.S.

Ну, а что же кошка ? Жива-с.

Выпрыгнув в самый последний момент из своего недавнего обиталища, с шумом разбившегося о берег, она как ни в чем не бывало выгнула спинку и, прогнувшись, стряхнула с себя все остатки этой никчемной морской влаги, пропитанной солью жизни, ободрительно мяукнула пару раз, да и побежала, куда хвост глядит. Отдалась,так сказать, новой жизни.