Текст книги "Порочный круг (СИ)"

Автор книги: Тимофей Печёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

12

– Тварь! Паскуда! – бесновался герцог, стоя перед Норой, привязанной к вкопанному посреди лагеря столбу. Только так он осмелился приблизиться к союзнице-фаворитке-любовнице, оказавшейся колдуньей.

Его тусклое сиятельство не знал, что растратившая силу на схватку с мертвяками, Нора не смогла бы заколдовать и муху. Собственно, именно поэтому ее удалось схватить, сопротивления не встречая. В противном случае женщина бы, разумеется, живьем не далась.

– Мразь! – и герцог с размаху ударил связанную Нору по лицу рукой в латной перчатке.

Ощущение было – будто конь лягнул копытом.

– И ты скрывала это… от меня? – в последней фразе Карла Дерзкого слышалась уже не только ярость, но и что-то вроде обиды избалованного ребенка. – Даже от меня?!

– Я же спасла тебя… зверюга ты тупая! – не выкрикнула, а, скорее, выдохнула Нора, шевеля разбитыми губами и шмыгнув носом, из которого сочилась кровь. – Бежала… спешила к тебе!

– Вообще-то это правда… ваше сиятельство, – раздался голос за спиной герцога.

Робкий такой, осторожный, но голос в защиту, если не лично герцогской подстилки (плевать на нее могло быть говорившему!), так хотя бы справедливости как таковой.

– Я сам был там… тоже сражался… и я…

– Заткнись! – рявкнул Карл Дерзкий, оборачиваясь и со злобой оглядывая воинов, столпившихся вокруг него, Норы и столба.

Еще никогда лицо его сиятельства не бывало так похоже на морду взбесившегося хищного зверя. А рот – на клыкастую звериную пасть.

– Кто? – не говорил, а почти рычал герцог, вперив в толпу взгляд сверкающих злобным блеском глаз. – Кто ты… тот, кто посмел перечить мне?! Своему правителю и сюзерену? Присягу забыл… кому на верность присягал? Так он тебе напомнит!

И с этими словами похлопал по эфесу висящего на поясе меча.

Последний довод оказался решающим. Желающих дальше спорить, выгораживая опальную герцогскую фаворитку, среди одербургских воинов не нашлось.

Но Карл Дерзкий не унимался.

– Она ведь могла сама все это подстроить, – были его слова, – нападение мертвяков, я имею в виду. Чтобы втереться ко мне… к нам всем в доверие! Дьявольское отродье… а прежде меня совратила, суккуба проклятая. Задумав погубить и тело, и душу. А если бы мы приняли ее уже как колдунью… когда бы она ничего не скрывала… тогда б души всех нас были обречены на адские муки!

Внезапно Нора рассмеялась. Был тот смех не радостный, не беззаботно-веселый. А какой-то нездоровый и издевательский.

– Чему радуешься, дерьмо демона? – зарычал, оборачиваясь к ней герцог. – Думаешь, я не осмелюсь? Поверь, стерва, если ты меня вынудишь, я и не на это пойду. И плевать на твои проклятья… на месть после смерти.

Когда оказавшуюся колдуньей женщину схватили, беспомощную и сонную, его тусклое сиятельство был готов самолично порубить ее мечом. Но один из командиров (из тех, кто постарше да поопытнее, и уважаем даже правителями) остановил его. Сказав, что если ведьму просто убить, она может перед смертью наслать на убийцу проклятье. А если и не успеет, то ее дух не найдет посмертного покоя. И будет вечно бродить по земле, вредя живым.

А чтобы не случилось этого, и требовалось расправляться с колдунами, как учат святые отцы. С молитвами о спасении души, угодившей в дьявольские сети. Ну и, разумеется, с очищением огнем, освобождавшим душу из узилища грешной плоти.

На то, чтобы принять эти доводы, здравомыслия герцога хватило. Но вот беда: на все воинство одербургское не нашлось ни одного священника, ни даже монаха.

Простодушные по натуре, уроженцы западных гор обычно не чувствовали груза грехов на своей душе. Даже те, кто без кровопролития жить не мог. А потому не были столь озабочены вопросами веры, как их соседи, не зря назвавшие свою дряхлую империю «священной». О Всевышнем подданные Карла Дерзкого если и вспоминали, то лишь когда жареный петух принимался настойчиво клевать в небезызвестное место. Вот как теперь. А до того… достаточно сказать, что во многих поселениях даже церквей не имелось.

В городке, едва не ставшем жертвой нападения одербуржцев, и церковь и священник были. Вот только гонцам от его тусклого сиятельства тамошний святой отец… нет, не отказал напрямую. Но заявил, что освободиться сможет только на следующий день. В городке-то мертвяки тоже до кое-кого за ночь успели добраться. И теперь этих несчастных требовалось отпеть, как полагается, похоронить. Не говоря уж об особом молебне, отгоняющем от погоста Скверну. Ну, чтобы она больше не прорывалась. И покоиться с миром не мешала.

Сколько правды было в этих отговорках, ни сам Карл Дерзкий, ни его гонцы судить не брались. Не исключали даже, что священник просто не горел желанием помогать вторгшимся на его родные земли захватчикам. Однако насильно приводить святого отца герцог заранее и строго запретил. Не тот был случай, чтобы ссориться с единственным духовным лицом на многие мили вокруг.

Оставалось ждать. Ну и еще пытаться выместить злобу на связанной ведьме. Стараясь, чтобы при этом она осталась в живых.

– Что смешного ты видишь? Мразь! – вопрошал герцог, глядя на смеющуюся с каждым мгновением все громче Нору.

– Тебе не нужен… священник из городка, – прошептала женщина, когда Карл Дерзкий помимо воли приблизился к ней на пару шагов. – Ты ж сам… так вещаешь. «Адские муки», «погубленная душа». Как с амвона, ни дать ни взять. Да что там… даже в нашей деревне, помнится, святой отец не проповедовал с такой яростью. Так что тебе не на троне сидеть надо, а…

Новый удар оборвал смех Норы и заставил голову ее дернуться. Колдунье даже показалось, что еще немного – и голову просто оторвет от шеи.

«Волосок», – вспомнила она с грустью. Волосок с тела его тусклого сиятельства. Он же ее единственная возможность хотя бы поквитаться с герцогом, оказавшимся таким неблагодарным ублюдком.

Увы, волосок этот, спрятанный в шкатулке, оставался в ее шатре. То есть, в свете нынешнего положения Норы – бесконечно далеко. И в голову не пришло прихватить его с собой на битву с мертвяками. Ни к чему. Не говоря о том, что шкатулку все равно бы отобрали, когда вязали разоблаченную ведьму.

А теперь и подавно. С тем же успехом он мог находиться по другую сторону южных хребтов. Или даже на луне.

Однако Нора не была бы собой, вообще бы не дожила до нынешних лет, если бы не хваталась за малейшую возможность спастись. Или хоть чего-нибудь добиться в жизни.

– А вашему сиятельству известно, – начала она еле слышно и с какой-то злорадной вкрадчивостью, – что ходячие трупы не только в бою опасны. Не только могут сожрать или растерзать. Еще они болезни разносят. Много разных опасных болезней. Даже смертельных. Не знаю, скольких ваших воинов мертвяки убили… но ранили, я уверена, еще больше. Теперь они все заражены. А я могла бы приготовить зелье…

– Искушаешь, – со злостью молвил герцог, – мало тебе уже одного меня совратить. По-крупному играешь… все войско искусить и отравить задумала… зельями своими.

Затем, немного помолчав, добавил, словно окончательный приговор вынося:

– Только зря надеешься, стерва. Я больше на это не клюну. Как и никто другой. Потому что завтра с утра… мы спасемся. А ты будешь сожжена.

И как бы подчеркивая, что приговор действительно окончательный, что дальнейшая судьба бывшей фаворитки и союзницы не имеет для него значения, зашагал прочь от Норы и столба.

Разошлись вскоре и зеваки-воины. Да, поход откладывался, но и на привале у каждого имелись свои дела.

После обеда из ближайшего леса вышел и направился к лагерю человек в зеленоватом плаще с капюшоном. Немолодой, морщинистый, но еще крепкий. По виду его можно было принять за военачальника средней руки или ветерана городской стражи.

Никто не звал и не ждал этого человека, но прошел он беспрепятственно. Единственный часовой, встретившийся у него на пути, по загадочному совпадению оказался из новобранцев. Той толпы бывших крестьян, что решила исход недавней битвы.

Хотя было ли это совпадением – тот еще вопрос.

Другие воины тоже, если и заметили незваного гостя, то не придали значения его присутствию. Мало ли кто это мог быть… из тех, кому, в общем-то, не воспрещалось здесь находиться. Доброволец, решивший вступить в ряды победоносной герцогской рати – в пользу этого предположения говорили суровое лицо и военная выправка чужака. Кто-то из жителей городка-соседа, набивающегося чуть ли не в союзники. Посланник от местного владетеля. Торговец, наконец.

Что до самого человека в зеленоватом плаще, то он ничего не продавал. И воевать на стороне Одербурга не горел желанием тоже. По крайней мере, под командой Карла Дерзкого и его прихлебателей. Войну он и его подобные вели свою, вели почти каждый день. И на собственных условиях.

К одербуржцам он, впрочем, пришел с миром. Но послал его отнюдь не здешний барон, от страха в замок забившийся.

Встречных воинов этот визитер еще приветствовал коротко: «Здравствуй, Оскар!», «Добрый день, Гуго!» или «Рад приветствовать, Пауль». Не всех, разумеется. Только тех, кого знал по именам. Но и этого хватало, чтобы прочие обитатели лагеря признали его за своего. Или хотя бы не относились как к подозрительному чужаку.

Еще человек в зеленоватом плаще не плутал среди шатров, как мог бы тот же чужак подозрительный и опасный. Шагал уверенно, выбирая кратчайший путь. Словно по улице родного города шествовал. Что тоже добавляло ему доверия в глазах обитателей лагеря. Ведь раз так уверенно шагает человек – значит место это ему знакомо. А если знакомо, то он бывал уже здесь и не раз. Ну а коли бывал да остался в живых, значит, ему дозволено здесь находиться. Дозволено самим герцогом.

Понимая это, будучи способны на хотя бы такое немудрящее заключение, воины Одербурга не чинили визитеру препятствий. Не то, думали, задержишь его – сам его сиятельство не обрадуется. А сиятельство и без того был не в духе. Из-за истории с Норой-то.

Собственно, к герцогскому шатру гость в зеленоватом плаще и держал путь.

Снова успевший подвыпить, но все равно мрачный и злой, Карл Дерзкий ждал его в шатре один, сидя на походном ложе. Точнее сказать, его сиятельство не ждал никого. Все, чего хотел – забыться. Для чего тряс глиняную бутыль перед собственным раскрытым ртом, пытаясь вытряхнуть из нее последние капли вина.

Вот только человека в зеленоватом плаще желания его сиятельства не очень-то волновали. На ходу бросив «Здравствуй, Том» одному из телохранителей у входа в шатер, он стремительно и уверенно прошагал внутрь. Даже шага не сбавляя. И тем более не давая доблестным стражам ни мгновения, чтобы себя задержать.

– Ты?! – воскликнул герцог, отбрасывая бутыль и поднимая взгляд на незваного гостя.

Незваный, он, кстати, не становился менее знакомым. Хотя знакомство и не делало его желанным. Особенно из-за последних событий.

– Это ведь ты… и шайка твоя подложили мне ведьму! Отродье Сатаны… суккубу-искусительницу!

– Она человек, – ответил визитер невозмутимо, – просто человек очень одаренный. И чей талант на голову выше, чем у большинства двуногих, топчущих землю. Мы же… наше Братство, просто помогли ей раскрыть свой талант. И обратить на пользу.

Не лишним будет еще сказать, что и мимо столба с привязанной в ожидании казни Норой он проходил тоже. И тоже поприветствовал пару воинов, оставленных караулить разоблаченную ведьму. Ни тот, ни другой не заметили, как женщина смотрела на этого человека. С неожиданно вспыхнувшей надеждой.

А любой жест симпатии со стороны опальной герцогской фаворитки был нужен человеку в зеленоватом плаще как собаке крылья. По крайней мере, до встречи с его сиятельством.

– Пользу? Чью пользу? – Карл Дерзкий расхохотался грубым гортанным смехом. – Колдуны могут приносить пользу? Да я скорей поверю, что можно жрать дерьмо… и грызть камни!

– Не забывайте, ваше сиятельство, – поспешил напомнить его гость, – Элеонора еще и побочная дочь Альбрехта Третьего. То есть ваш ключ к трону Нордфалии.

Еще более громкий смех был ему ответом.

– Ключ? Вот мой ключ! – сквозь смех почти выкрикнул герцог, похлопав по мечу. – Мы разбили рыцарей этого труса Альбрехта в пух и прах. И теперь я сам, силой добуду себе трон. Без всяких… ключей. И этот ваш клоповник, который вы называете Братством, я в землю втопчу. Походя. Всех в Преисподнюю отправлю, вместе с вашими колдунами… полезными якобы.

Потом добавил, помолчав несколько мгновений:

– А эти сказочки про королевскую дочь оставь простолюдинам.

– Сказочки, значит, – молвил человек в зеленоватом плаще, покидая шатер, – ну-ну. Пусть будут сказочки… для простолюдинов.

Герцог и не подозревал, что репликой своей пьяной подсказал посланцу Братства Ночи дальнейшие действия. Впрочем, под хмелем люди вообще-то редко способны задумываться. Над собственными словами – в том числе.

13

Вскоре после ухода человека в зеленоватом плаще лагерь одербургского войска покинули и большинство новичков – тех, что помогли разбить рыцарей Нордфалии.

Под знаменами герцога осталась примерно одна десятая часть того пополнения. Да и тех вовсе не чувство долга удержало, не верность едва данной присяге. Но то обстоятельство, что в войске банально… бесплатно кормили. Причем лучше, чем сами они питались в мирные времена, будучи крестьянами.

Да и в доспехах эти люди смотрелись, как многим из них казалось, солидно. Как персоны, достойные уважения, а не твари дрожащие. Чей удел – падать ниц перед такими вот молодцами в кольчугах и при оружии.

По этой причине – надо ли говорить, что и дезертиры выданную им амуницию ничтоже сумняшеся прихватили с собой.

А одербуржцы даже не пытались остановить такую кучу народу. Герцогское-то воинство и без того мертвяки потрепали. Как и рыцари Альбрехта Третьего, хоть и в меньшей степени. Теперь же, коль и новобранцам приспичило разбежаться, воинов у его сиятельства оставалось еще меньше. Гораздо меньше независимо от того, отпустят ли новичков с миром или попробуют удержать силой.

Точнее, в последнем случае потери ожидались еще большие. Ведь мало того, что на этих бывших крестьян как на воинов более рассчитывать не приходилось. Их пришлось бы убить или держать в плену… кормить опять же. Так вдобавок и некоторые одербуржцы (да, более опытные и боевитые) в схватке с ними все равно могли полечь.

А швыряться воинами, особенно опытными, Карлу Дерзкому было не с руки. Тем более война ведь только началась.

Потому все войско Одербурга от командиров до зеленых юнцов, не сговариваясь, предпочло меньшее из зол. Разойтись со своими теперь уже бывшими союзниками без шума и пыли. А про себя радоваться, что эти, ими же вооруженные оборванцы не повернули мечи и луки против них же. Хотя бы чтоб попытаться вызволить свою так называемую королеву, с чьим именем на устах этот сброд громил нордфалийских рыцарей.

Но такой поворот, даже если допустить возможность успеха, был бы для Норы слишком хорош. Тянул на подарок небес, ни больше, ни меньше. Подарок, который эта женщина в своей жизни греховной, положа руку на сердце, не заслужила.

Правда, совсем без подарка она в этот день она не осталась. Только был он поскромнее. И высшие силы к нему причастны были едва ли. Если кого и стоило благодарить, так это человеческие усилия. Или, если угодно, происки.

Но об этом – немного попозже.

А прежде чем удача улыбнулась-таки Норе, к столбу, к которому она была привязана, снова пожаловал сам его тусклое сиятельство.

Произошло это в сумерках, когда обитатели лагеря уже готовились отойти на боковую. За исключением тех, кому выпало дежурить в ближайший час.

Герцог был пьян пуще бедного родственника, попавшего на чужую свадьбу. Но на ногах еще держался – а то б не дошел. И языком худо-бедно ворочал.

– Пшли вон! – рявкнул он на пару воинов, стоявших в карауле и стерегших Нору. – Сменщиков себе найдите. Никуда эта тварь не денется. Видите? Привязана она…

Часовые удалились, в споры и препирательства с его сиятельством, и не думая вступать.

А герцог, оставшись с Норой наедине, подошел к ней почти вплотную. И ее, прямо так, привязанную, вместе со столбом обеими руками обхватил.

– Не могу без тебя, – зашептал он ей в ухо, дыша перегаром, – хочу забыть… проклясть и забыть… но не могу. Ни вино не помогает, ни…чего. Видишь, чего ты добилась? Поработила… привязала меня к себе. Тварь! Дьяволица!

– В такой позе я еще не пробовала, – так же шепотом, в тон ему, проговорила Нора, ухмыльнувшись разбитым ртом, – даже не уверена, получится ли. Хотя если вашему тусклому сиятельству до того невмоготу…

– Видишь, чего ты добилась, с-сука! – вскричал Карл Дерзкий, чуть ли не переходя на визг и резко отстраняясь.

От нового его удара у Норы потемнело в глазах и заложило уши.

– Радуйся, радуйся, пока можешь, – пробормотал он, не заботясь, слышит женщина, привязанная к столбу или нет. – Недолго осталось. Завтра… священник. И очищающий огонь.

С этими словами герцог заковылял прочь, провожаемый недоуменными взглядами новой пары часовых, прибывших на смену предыдущей.

Потом за сумерками пришла ночь, стражи у столба с Норой сменились тоже. И… самое время перейти к подарку судьбы, который эта незадачливая колдунья и несостоявшаяся королева все-таки получила.

Очередная пара караульщиков не простояла и пяти минут. Оба (неслыханное дело!) в сон провалились, почти одновременно. Сказалась, не иначе, бессонная прошлая ночь, потраченная на схватку с мертвяками. А может, оба вояки что-то не то съели, что-то не то выпили. Что-то из провизии, которой жители городка откупились от одербуржцев. Или торговца заезжего стоило винить. Ну, у которого эти двое накануне приобрели за сущие гроши по бочонку пива. И уже успели пригубить.

Трудно сказать, ибо это вообще нелегко – докопаться до истинных причин происходящего. Важно было, что почти на час опальная фаворитка и бывшая союзница Карла Дерзкого осталась без присмотра. И этим временем с успехом воспользовался человек, весь день следивший за событиями в лагере.

Да, большую часть дня он предпочитал отсиживаться в лесу. Но и несколько вылазок успел сделать – кратких и незаметных. Достаточно, чтоб выведать, что к чему. Узнать о падении Норы, не так давно готовой хоть самому королю диктовать условия. И о брожениях в рядах славного герцогского войска.

Про то, что Нору охраняют, этот человек знал. Как знал и то, что часовые имеют свойство сменяться. А еще некоторые из них не настолько дисциплинированы, чтобы ждать сменщиков. Предпочтут сами за ними пойти или просто смыться. Так что на какое-то время пленница-колдунья должна была остаться одна.

Времени этого человеку должно было хватить, думал он сам. Но даже если не удастся сыграть на возможном воинском раздолбайстве (слишком добросовестными окажутся стражи), он надеялся сладить с ними. Рассчитывая, во-первых на внезапность нападения, а во-вторых на меч, самими одербуржцами ему любезно предоставленный. Возможно, и сама Нора могла помочь, своим колдовством. Видя, что пришли ее спасать.

В общем, не боялся караульных этот человек. И все равно… увидев к удивлению своему, что эти двое отправились в Страну Снов – просто-таки превзойдя его ожидания – воспринял это как подарок судьбы уже себе.

И, кстати говоря, к Братству Ночи этот человек, в отличие от давешнего герцогского гостя незваного не принадлежал. Совсем. Более того, к Братству вышеназванному он имел свои счеты. Из тех, что не монетами оплачиваются, но кровью. Поэтому человек, подоспевший на выручку к Норе, очень бы удивился, если б узнал, что действует с Братством заодно.

Хотя данный вопрос его не шибко волновал. Человек преследовал собственные интересы.

А имя человеку было – Освальд.

– Ты? – с удивлением воскликнула Нора, узнав в подошедшем своего несостоявшегося убийцу. А также ценного пленника, о котором едва не забыла.

– Тихо ты! – прошипел Освальд, для пущей надежности зажимая женщине рот левой рукой, а правой махнув в сторону спящих вповалку часовых. – Хочешь, чтоб эти двое проснулись? У них был тяжелый день, а прошлая ночь еще тяжелее. Так не будем мешать.

Нора согласно кивнула, и вор убрал руку от ее рта.

– Ты как крыса, – прошептала она, – или как таракан. Сколько тебя ни лови, сколько ни топчи, а ты все равно везде шныряешь… где хочешь. И выскакиваешь в самых неподходящих местах.

– Ну-ну-ну, – примирительно молвил Освальд, – в данном случае место как раз подходящее. Ведь я пришел…

– …закончить начатое? – перебила его, колдунья. – Так в этом нет нужды. Даже если бы ты не пришел… завтра бы меня сожгли на костре. И колдун, который тебя прислал, мог бы плясать от радости. Пока песок не посыплется. Как, кстати, и его величество.

– Не все так просто, – возразил Освальд, – и ты ошиблась, моя дорогая. Кстати, ничего, что я на «ты», а? В твоем положении не до титулов и прочих расшаркиваний. Так вот, я не убивать тебя пришел. А наоборот вызволить. И не надо пучить глаза как испуганная жаба.

С этими словами он выхватил меч и одним ловким движением перерезал веревки, опутывавшие Нору с головы до ног.

– Ах… благодать, – тихонько прошептала она, шевеля затекшими руками и переступая с ноги на ногу, которым тоже неподвижность на пользу не пошла.

Затем Нора совершенно не к месту вспомнила, что облачена во всего лишь ночную рубашку, вдобавок, замаранную кровью и местами порванную. Перед посторонним мужчиной.

И зачем-то обхватила руками собственное туловище на уровне груди.

– Холодно, понимаю, – сочувственно проговорил Освальд, – прости, что не прихватил ничего теплого. Готовился с боем тебя вызволять и вместе удирать потом. А это лучше налегке делать.

Потом добавил:

– На мои тряпки не смотри. Я все-таки не герой баллад, рыцарских романов… не сэр какой благородный, чтобы ради дамы собой жертвовать… даже так. Но не бойся. Сейчас главное, до леса добраться. Да забиться туда поглубже, чтобы одербуржцы не нашли. А потом я тебе что-нибудь… хм, раздобуду. В ближайшем городке хотя бы.

И наконец, понял жест Норы правильно. Да поспешил внести ясность.

– А стесняться меня не надо, – были его слова, – повторяю, я не герой рыцарских романов. Чтобы, едва выручив даму из беды, непременно посягнуть на ее добродетель. В данном случае – на твою потрепанную добродетель.

Деталей их отношений с герцогом Освальд не знал. Но сильно сомневался, что женщина, приближенная к такому скоту как Карл Дерзкий, имела шансы остаться невинной.

Впрочем, и Нора ни обижаться, ни спорить не стала. Хотя бы в глубине души признавая правоту своего спасителя.

– И да: ты не в моем вкусе, – еще добавил вор, – между прочим.

Только после этого у Норы отпало желание обнимать саму себя, пытаясь прикрыться.

Но от одного вопроса все-таки не удержалась. Задала, когда Освальд за руку потащил ее через лабиринт шатров прочь из лагеря.

– Но… почему? Сначала убить меня пытался… не отрицай. Теперь вот спасаешь. Хотя мог бы дождаться, пока меня сожгут. И бежать к королю с мешком для золота.

– Тс-с-с! – остановившись на миг и обернувшись, вор приложил палец к губам. – Немного тише говори. Хорошо? Так вот, как я уже говорил, не все тут так просто.

– Поясни-ка, – попросила Нора.

– Если кратко, то я вернулся потому, что задание мое не было выполнено. Более того, оно не считалось бы выполненным, если бы я бросил тебя на растерзание одербуржцам и дал погибнуть.

– А поподробней? Потому что я все равно не понимаю.

– Ладно, – Освальд вздохнул. – Наше… мое задание заключалось в том, чтобы доставить тебя в Каллен, в королевский замок, моя дорогая.

– Доставить? – не поняла Нора. – Живьем? В целости?

– Насчет «живьем» граф этот… Бракен-как… или Бракен-хряк ничего не говорил, – нашелся с ответом вор.

Не сказав, что ценно, ни слова лжи. Не считая искажения фамилии королевского приближенного.

– А насчет целости скажу вот что, – продолжал он. – В целости тебя доставить лучше всего. В смысле, целиком. А граф с его величеством уж сами разберутся. Ну, какая часть тебя им нужнее. Не маленькие.

– Даже так? – Нора нахмурилась. – А если я откажусь? Мало ли что король со мной сделает.

– Король? А почему не папочка? – хмыкнула Освальд, продолжая тащить ее за собой, хотя женщина пыталась упираться, заставляя считаться с собою. – В любом случае у тебя нет выбора. Вряд ли король сможет сделать хуже, чем сделал бы герцог. Не так ли? Или я. Все-таки у меня меч, и если ты будешь брыкаться, мой план под угрозу ставя, то я… хм, еще подумаю, а так ли важно тебя целой оставлять. Может, королю с графом и головы твоей хватит.

А немного помолчав, добавил:

– Ну и фокусами своими можешь меня не пугать. Колдунья, ха! Я колдунов и посильнее видал. Да если б ты была способна на что-нибудь эдакое… сейчас, неужели дала бы себя связать? Да готов медяк против золотого поставить, что тогда ни герцогу бы не поздоровилось, ни всему его хваленому войску.

Нора вздохнула, снова признавая правоту спасшего ее человека. И покорно поплелась следом. Уже не сопротивляясь.

И лишь когда оба выбрались из лагеря, хлопнула себя по лбу, едва не вскрикнув.

– Проклятье! Волосок… шкатулка!

Освальд снова обернулся и молча уставился на нее с недоумением.

– В моем шатре шкатулка осталась, – сказала Нора почти жалобно и виновато. И таким же жалобным взором уставилась на вора.

Но тот был неумолим.

– Прости, но нам не до бабских безделушек, – были его слова, – и так еле выбрались. Да и не оторвались до конца.

После этого Норе только и осталось, что язык прикусить. Ибо спорить в данном случае означало посвящать Освальда в свои затеи. А он, как ни крути, оставался чужаком и вообще человеком, работающим на ее врагов.