Текст книги "Кожное лекарство (ЛП)"

Автор книги: Тим Каррэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Кейб отставил чашку в сторону.

– Послушай меня, Безумец Джек, шериф или как тебя тут ещё называют… Это была самооборона. Прежде чем ты начнёшь кричать, что я хожу по городу и расстреливаю всех направо и налево, заявлю: этот парень… грёбаный Вирджил Клей… Он напал на меня и выстрелил первым. Я всадил в него пулю, потому что у меня не было выбора.

Диркер лишь кивнул.

– Знаю. Мне рассказали все подробности.

– Значит, ты меня ни в чём не обвиняешь?

– Не обвиняю, – подтвердил Диркер. – Пока. Но выслушай меня и услышь. Я не позволю тебе в будущем ходить по моему городу и стрелять в прохожих, потому что у тебя «не было выбора». Если так пойдёт, жители станут спотыкаться о трупы на тротуарах, и им это не понравится.

– Ничего не поделаешь, – хмыкнул Кейб.

– Ещё как поделаешь, – ответил Диркер.

Он тоже не любил Вирджила Клея и его проклятое семейство. Они были мудаками, и все это знали. С Клеем точно расправились бы в ближайшее время – если не Кейб, то кто-то другой. Но Диркер очень ясно дал понять, что большинство свидетелей утверждали, будто Кейб был в стельку пьян и оскорблял Вирджила. Будто Кейб мог не задевать Клея, развернуться и уйти. И никто бы не пострадал.

– О, ещё как пострадал бы, Диркер, – покачал головой Кейб. – Пострадала бы моя репутация. Весь город потом рассказывал бы, какой я трус.

Диркер облизал губы.

– Люди, о которых ты говоришь, Кейб, не кучка зажиточных и зажравшихся дворян. Любой из них перережет тебе глотку за десять долларов. Ты не должен ничего доказывать этим отбросам.

Кейб знал, что шериф был прав, но не собирался признаваться в этом.

Он допил кофе.

– Теперь я могу идти?

– Нет.

Диркер отпер шкаф, достал оттуда револьвер, нож и патронташ и вернул Кейбу.

– Прогуляешься со мной. Я хочу тебе кое-что показать.

– Не хочу ни на что смотреть, если это не мягкая кровать с одеялом.

– Думаю, захочешь.

– Почему же?

Диркер тяжело сглотнул.

– Потому что твой парень в городе. И он, наконец, нанёс удар.

– 16-

Кейб понимал, что у него похмелье, он устал и почти не спал. Поэтому ему не стоило смотреть на это. Не нужно видеть изрезанные, исполосованные останки шлюхи по имени Миззи Модин во всем их омерзительном великолепии.

Он остановился в дверном проёме. Комок подступил к горлу, и во рту проявился горький привкус желчи.

Кейб сжал челюсти.

Диркер подошёл и стал рядом с ним.

– Ну что? Есть сомнения, что это дело рук твоего парня?

Кейб не ответил. Не мог ответить. Не мог разжать челюсти. Да и голос ему больше не повиновался. Он не мог оторвать взгляда от…

Господи, на этот раз всё ещё хуже.

Гораздо хуже.

– Прошу меня простить, – наконец выдавил он и вышел на холодный воздух.

За последние годы Кейб видел множество смертей. Кучу крови и плоти, изуродованной самым ужасным образом. Он давно пришел к выводу, что человеческое существо – возможно, самое прекрасное творение Бога – было также самым отвратительным, если его вскрыть и посмотреть, что заставляет организм работать.

Кейбу давно уже не становилось плохо при виде мёртвецов, но сегодня… Чёрт, сейчас его чуть не рвало.

Желчь в горле отдавала дешёвым виски, дешёвым пивом и кое-чем похуже.

Он попытался скрутить сигарету, но пальцы не слушались. Или просто не хватало освещения от крошечного фонаря у изголовья кровати Миззи Модин?

Диркер помог ему закурить.

Шериф сам скрутил сигарету, всунул её между губами Кейба, поднёс спичку и прикрыл ладонью от ветра, пока Кейб затягивался.

– Говорят, первый взгляд – самый тяжёлый, – произнёс Диркер. – Но знаешь… Я смотрю на это уже несколько часов, и легче не становится.

Кейб кивнул и затянулся.

«Всё, – подумал он, – хватит. Да, сегодня был тяжёлый день, ты уложил человека, но возьми уже себя в руки! Ты должен всё тщательно изучить в той комнате».

А тщательно – значит, не быстро.

«Диркер хочет знать, действительно ли это Душитель. Я единственный, кто может ответить. Но могу ли?..»

И всё же Кейб знал, что сумеет.

Так или иначе.

Цепляясь за сигарету, как за спасительный якорь, Кейб вспомнил, как впервые бросился по следу Душителя Города Грехов.

Юрика, штат Невада. Четвёртая жертва.

Осеола, штат Флорида. Пятая.

И Пинош. Шестая.

* * *

В Пиноше Кейб впервые столкнулся с «работой» Душителя.

Шериф того города, Сайрус Лонг, был крепким орешком, всегда и везде носящим на бедре обрез двустволки.

Приклад был покрыт металлическими пластинами, сильно помятыми от ударов о головы преступников и тех, кто просто выводил Лонга из себя.

Ходили слухи, что во время войны Лонг был канзасским наёмником, одержимым охотой на повстанцев-конфедератов в Миссури и сдиранием с них заживо кожи.

Он был жестоким, злобным типом, и даже Кейба передёргивало от взгляда его глаз, в которых плескалось обещание мучительной смерти.

Кейб расспрашивал о жертве, и, в конце концов, Лонг сам повёл его осмотреть тело.

«Слушай меня сюда, южанин. Я окажу тебе услугу один-единственный раз. Вы, охотники за головами, приходите в мой город, пытаетесь наводить свои порядки, не считаетесь со мной… И ни одному из вас ни разу не хватило порядочности сказать, что это за мудак пробрался в мой город и для чего. Но у тебя хватило, южанин. Поэтому я окажу тебе услугу. Только вот сомневаюсь, что ты будешь по-прежнему мне благодарен, когда мы войдём в ту комнату…

И ещё одно, южанин – да, мне плевать, как тебя на самом деле зовут, южанин! – послушай меня и закрой свой рот хоть на две минуты, или, видит Бог, я сделаю это за тебя. Я уже сыт по горло вашими южными задницами, так что заткнись. Мне хватило встреч с вами и во время войны…

Так, дальше… Я не против, чтобы ты и твои собратья, охотники за головами, приходили в мой город. Но все вы должны отчитываться передо мной, какого хрена вам тут надо. Мне плевать, за кем вы охотитесь: за волками, за индейцами или за белыми… Я просто должен быть в курсе».

В общем, этот Лонг был просто душкой. В него нельзя было не влюбиться.

Он никогда не менялся.

Он был таким же злобным, раздражительным и нетерпимым, как и во время войны.

Он повёл Кейба наверх, в комнату в конце коридора. Белая простыня была наброшена на лежащее на кровати тело. На белой ткани проступили крупные алые пятна.

Лонг сдёрнул её с тела, и она отлетела с липким звуком, как сорванная с доски липкая лента.

Лонг вытащил нож и начал:

«Видишь, южанин? Видишь, как её вскрыли от грудины до промежности? Это знак Душителя Города Грехов. Поверь мне, я видел и других. В Осеоле… Разрезана вдоль, видишь?»

Лонг вёл лезвием ножа вдоль разреза, словно указкой. Как чёртов учитель анатомии.

«Смотри, этот сумасшедший ублюдок воткнул ей нож прямо в район матки и потянул к горлу. Затем сделал надрез по ширине под грудью – и снова к пупку. Развернул её, как грёбаный рождественский подарок. Видишь? Внутри тела нет органов, потому что этот мудак вытащил их все и разбросал вокруг, как серпантин на день рождения. Но одного органа не хватает. Сердца. Ага. Он всегда забирает его с собой. Один светило-врач из Сан-Франциско осмотрел тело и сказал, что умерла она приблизительно в то же время, когда её душили. Ну, тут ему виднее, но знаешь что… Видишь эти фиолетовые синяки на шее? Да-да, вот эти! Они от пальцев. Видишь? Вот большой, а вот указательный…

В общем, южанин, она умерла от удушения, а уже потом её вскрыли, как свинью. Я могу это смело утверждать на основании того, что вижу. Нет, не отворачивайся, южанин. Это самая важная часть. Белки глаз налились кровью, а лицо приобрело синюшный оттенок. Специалисты говорят, то это от кислородного голодания. Её задушили, южанин.

Итак, тот, кого ты ищешь – безумный, мерзкий сукин сын, который любит трахать шлюх, душить их и потрошить.

И открою тебе, южанин, ещё один секрет… Он трахает их после того, как убьёт. Поэтому когда ты найдёшь этого мерзавца, у него должна быть коллекция вырезанных сердец, длинный нож и… Куда ты, мальчик мой?»

Но с Кейба было достаточно.

Только упырь мог спокойно находиться в той комнате.

С Сайрусом Лонгом что-то определённо было не так. Слишком отстранённый. Слишком по-медицински точный.

Казалось, он наслаждался своей лекцией.

Больной сукин сын.

* * *

– Теперь ты готов? – услышал Кейб голос Диркера.

Кейб затушил сигарету.

– А ты?

– Нет. И вряд ли буду.

Они вернулись в комнату; Кейб шел впереди. Стали в ногах кровати.

Воздух был пропитан запахом выпотрошенных кишок, свежей крови и сырого мяса. Тошнотворный запах, медленно втягивающийся внутрь обоих мужчин и заставляющий их еле сдерживать рвотные позывы.

Кейб осмотрел всё, кроме того, на что должен был смотреть.

Он оглядел бархатные гобелены, дубовый шифоньер, красные свечи. Он предположил, что все вещи специально были подобраны алого и багрового цвета, чтобы возбуждать у посетителей страсть.

Но то, что лежало на кровати, возбуждало совсем другое.

Как и шлюха в Пиноше, Миззи Модин была выпотрошена. Только на этот раз всё было куда хуже.

Все её внутренности были вырезаны и расположены рядом с телом в какой-то непонятной последовательности. Они свисали с изголовья кровати и обвивали голову нимбом.

Глаза были вырезаны и замещены монетами.

Грудь срезана и уложена аккуратно на прикроватную тумбочку рядом с глазными яблоками и половыми органами.

– Да, это он, – кивнул Кейб. – Я собственными глазами видел такое же в Пиноше. Только сейчас всё ещё поганее.

Диркер лишь кивнул.

– Ясно. Идём.

Они вместе вышли на улицу; постояли, подставив лицо ветру.

В воздухе висел легкий туман, но даже если бы шёл дождь, он не смог бы смыть пропитавшую их вонь.

Вонь, которая, казалось, уже въелась кожу.

– Можешь идти, Кейб, – произнёс Диркер. – Отдохни. Тут ты больше ничем помочь не сможешь.

Кейб посмотрел на него, хотел что-то сказать, но только покачал головой и направился вниз по грязным, сырым улицам.

– 17-

Едва он переступил порог постоялого двора «Святой Джеймс», как встретил Дженис Диркер.

– Боже мой, мистер Тайлер Кейб! Да от вас разит, как от винодельни самого Сатаны. Для человека, который приехал в Уиспер-Лейк «не для того, чтобы отрываться», вы определённо слишком тесно познакомились с нашими тавернами.

Кейб остановился.

– Да… Выдалась тяжёлая ночка.

– Простите мне мои слова, мистер Кейб, но выглядите вы ужасно.

– Прощаю, мадам.

Ему очень хотелось лечь в постель и проспать весь день, но она настояла, чтобы он присоединился к ней за завтраком.

Наверно, отказать было бы невежливо.

Поэтому он последовал за ней в столовую, думая, что у старины Безумца Джека случится сердечный приступ, если он войдёт и увидит, что с его женой завтракает не кто иной, как Тайлер Кейб.

Возможно, вчера это доставило бы Кейбу удовольствие, но после того, что он пережил сегодня днём и ночью, у него просто не было сил испытывать враждебность к Диркеру. Вся злоба исчезла.

Повар принес яичницу, блинчики, кленовый сироп и кофе.

Кейб смотрел на еду под аккомпанемент собственного голодного желудка, но перед глазами у него по-прежнему стояла выпотрошенная Миззи Модин.

Он взял вилку и положил ее обратно.

– Прошу вас, мистер Кейб, ешьте, – произнесла Дженис Диркер. – Остальные постояльцы еще не встали. Обычно я завтракаю одна, но сегодня я благодарна вам за компанию. Помню дни, когда мой муж завтракал со мной. Но сейчас он слишком занят.

– Думаю, мне нужно поспать, мадам, – сказал Кейб.

– Конечно, нужно. Но прошу вас посидеть со мной ещё пару минут.

Она отрезала кусок блина и начала деликатно жевать.

Кейб заметил, что ей дали прекрасное воспитание. Женщины, которых он встречал в Йеле, сгребли бы блины с тарелок быстрее, чем он успел бы моргнуть.

– Откуда вы родом, мистер Кейб? – спросила Дженис.

– Арканзас, округ Йел. А вы?

– Джорджия. У отца там была плантация.

На мгновение на глаза женщины навернулись слёзы, но она умело спрятала их. Воспитание.

– Отца больше нет… Ничего больше нет.

Она рассказала о своей жизни в Джорджии; о жизни, о которой Кейб мог только мечтать.

Привилегии.

Прекрасные школы.

Благородное воспитание.

Всё это значительно отличалось от Юга, который знал Кейб. Жёсткого и беспощадного Юга.

Она была леди. Янки разрушили все владения её семьи, и всё же она вышла замуж за одного из них. Женская душа – загадка. Женская душа – потёмки. Но Кейб знал, что после войны такие пары стали встречаться всё чаще.

– Вы были на войне, мистер Кейб?

– Да, мадам.

– Но вы не любите об этом говорить?

– Не люблю, мадам.

Казалось, она понимала.

– Мой муж тоже был на войне. И тоже не любит о ней вспоминать.

– Это было ужасное время, мадам. Для всех противоборствующих сторон.

Она заговорщически улыбнулась.

– Но для нас, южан, всё же хуже, согласны?

Кейб кивнул.

– Согласен. Для тех янки, кто остался дома… Возможно, у них всё было неплохо. Но у тех, кто отправился на войну? Нет, не скажу, что они отлично проводили время. Ни у одного человека, прошедшего через тот ад, не могут остаться приятные воспоминания о войне. Да, без сомнений, янки были вооружены лучше, чем мы. И тем не менее, они умирали и истекали кровью, как и остальные.

Дженис призналась, что ее муж был янки.

– Я встретила его через пару лет после войны. Такой высокий, такой уверенный в себе… А как красиво он выглядел верхом на коне! Джексон ухаживал за мной и завоевал меня. И я этого не стыжусь.

– Вы и не должны стыдиться. Север, Юг… после войны это уже не имеет значения. Важно то, что вы – женщина, а он – мужчина.

– Я благодарна вам за понимание, – кивнула Дженис. – Многие южане по-другому относятся к нашей паре.

И тем не менее, многие девушки выходили замуж за солдат-янки. Дженис не могла точно сказать, что же их привлекало… Может, то, что они были победителями?

Наверно, всё дело во власти и силе.

Облечённые властью всегда привлекательны.

А может, всё дело в желании поскорее убраться с Юга; выбраться из той разрухи, в которую он превратился после войны. Сбежать от своих демонов, от меланхолии, от воспоминаний о старом, довоенном Юге, который уже никогда не станет прежним.

– Я знала многих лихих мужчин, которые ушли на войну, мистер Кейб. Но вернулись они сломленными и разбитыми людьми. Глаза их были пусты, лишь горечь и гнев ещё плескались на дне. Злость на янки, на себя, на своих командиров, на политиков, которые поставили их в такое положение и не оставили выбора. Многие из них по возвращении только и делали, что пили и затевали драки. Некоторые сошли с ума, не веря, что война закончилась. Тяжело наблюдать за этим день за днём. Я должна была сбежать от этого, мистер Кейб.

Кейб понимал.

Он ничего не знал о её прежней жизни. Привилегии и деньги были ему чужды. Когда он ушёл на войну, у него за душой ничего не было. И когда вернулся – по-прежнему ничего не было.

Он уехал из Арканзаса как можно скорее, отчаянно желая быть кем угодно, только не тем, кем был его отец – собственностью богача.

Он не смог бы стать фермером.

Поэтому он отправился на запад вместе со всеми в поисках того, что до сего момента так и не нашёл.

Кейб кашлянул.

– Ваш муж… Он хороший человек?

– Да. Думаю, да, – ответила Дженис. – Он всегда старается изо всех сил; всегда пытается поступать правильно. Иногда он терпит неудачу, как и все мы, но никогда не опускает руки. С его работой… Скажем так: когда всё идёт гладко, его не ценят; а когда всё выходит из-под контроля, считают, что в этом виноват лишь он один.

Кейб слушал, но не был уверен, что осознавал услышанное.

Он не мог мыслить здраво после последних событий. Чёрт, он даже не был уверен, какой сегодня день!

Он продолжал видеть выпотрошенную проститутку, Вирджила Клея, старого индейца в тюрьме, Генри Фримена, Джексона Диркера – череда лиц и событий, которые путались в голове и сливались в одно.

Кейб отхлебнул кофе но не почувствовал его вкус.

«Похоже, все, кроме меня, считают Диркера хорошим человеком. Может, я ошибаюсь? Может, я его совершенно не знаю? Может, он изменился? Значит, и мне следует…»

– Вы знаете моего мужа? – спросила Дженис.

– Шерифа? Да, мы встречались? – кивнул Кейб.

– И вы хорошо его знаете?

Кейб сглотнул.

– Нет, мадам. Полагаю, я его совершенно не знаю.

– 18-

На следующее утро Генри Уилкокс выпустил из камеры Чарльза Седобрового.

– Держись подальше от выпивки, старик, и избежишь неприятностей.

– Мне слишком нравится эта огненная вода белых, – вздохнул индеец. – Я не могу избегать её, как облако не может избежать неба.

Уилкокс лишь покачал головой.

– Ступай, Чарли.

На пороге Седобровый остановился.

– А что я вообще сделал?

Уилкокс вздохнул.

– Ты не помнишь? Правда, не помнишь? Или решил надо мной подшутить? Да, похоже, ты не врёшь… Ну, скажем так, Чарли: если следующий раз ты захочешь в туалет, не стоит делать это на чьём-то крыльце. Людям это не нравится.

Индеец почесал голову.

– Я – лишь невежественный дикарь. Что я могу знать о ваших правилах?

– Всё, убирайся отсюда!

Несмотря на хмурое выражение лица, в душе Седобровый хохотал, как ребёнок, написавший на заборе дурные слова. Может, белые и не считали его весёлым, но сам он здорово веселился за их счёт.

Индеец вышел на улицу. Воздух был холодным, хотя и светило солнце.

Второй помощник шерифа, Пит Слейд, привязал коня к изгороди и кивнул Седобровому:

– Холодный денёк, да, Чарли?

Седобровый пожал плечами.

– Я индеец… Я не ощущаю холода.

Слейд только покачал головой и вошёл в здание.

Седобровый плотнее запахнул пальто и поёжился.

Он уже собирался двинуться вдоль по улице, как дверь за его спиной отворилась, и наружу вышел ещё один человек. Он споткнулся о дощатый тротуар и чуть не упал, но удержал равновесие. Худой, долговязый мужчина, чьё лицо было одним сплошным синяком, а овчинный тулуп пах так, словно его только что сняли с овцы.

Он почесал спутанную, неопрятную бороду.

– Забрали моё оружие, – пробормотал он. Казалось, он разговаривает с кем-то третьим, а не с Седобровым. – Кольт калибра.44, да… Скольких сучёнышей я поубивал с его помощью на войне, знаешь? А теперь они говорят, что я не смогу его забрать, пока… Пока… Чёрт, что они там говорили? Не помнишь?

Седобровый ответил, что забыл.

Он знал этого мужчину. Орвилл дю Чен.

Сбрендивший белый, который считал, что он всё ещё на войне. Он говорил, как сумасшедший, и люди переходили на другую сторону улицы, когда видели его впереди. Он был не только встревожен, но и опасен, если его задеть.

Однажды парочка шахтёров решила повеселиться и поиздеваться над дю Ченом, так он изрезал их ножом для разделки шкур вдоль и поперёк.

От него стоило держаться подальше, как от бешеной собаки.

Седобровый никогда раньше не находился так близко к этому безумцу и всегда видел его только с дальнего расстояния.

И сейчас… сейчас его что-то начало беспокоить. Он не мог скачать, что именно. Не запах, идущий от мужчины, и не тревога, которую будило его присутствие. Нечто более глубокое. Нечто особенное.

Орв затрясся, и его глаза, казалось, расфокусировались.

– Да, папочка, я всё помню, папочка. Дедушка сказал мне спуститься в долину сегодня ночью, да, сегодня ночью. Эти корешки… Они появляются только в полночь, как он сказал. Да, папочка. Я выкопал их и принёс дедушке; а дедушка их сварил, и бородавки исчезли. Как в тот раз, помнишь, папа? У старика Вилли была опухоль? Дедушка… Он призывал их по именам… Тех, кого преподобный Эрвин называл плохими, плохими, плохими! Тех, кто заставляет небеса содрогаться, а мёртвых переворачиваться в могилах. Тех самых, папа? Да… А потом… Потом дедушка произносит слова и погружает руки во внутренности выпотрошенной свиньи. Он выкладывает их на опухоль Вилли, и она… эта старая опухоль… она исчезает, папочка. Да… Дедушка говорил, что у меня тоже есть дар… Но мне он не нравится, папочка. Он пугает меня…

Седобровый слушал, но отказывался это слышать.

Он попятился от свихнувшегося мужчины, на которого снизошло видение.

– Да, ничего хорошего из этого города не выйдет, – продолжал Орв. – Ни из этого… Ни из любого другого, которого коснулась его рука…

– Чья рука?

Орв захохотал.

– Древняя рука… Древняя рука из гор…

Индеец прикоснулся к плечу мужчины и попытался его успокоить:

– Всё хорошо, всё хорошо…

Но он прекрасно понимал, что произнесённые Орвиллом дю Ченом слова – не простой бред сумасшедшего. Это его дар. И он глубоко внутри.

Орв закашлялся и пришёл в себя.

– Я… Я говорил о том, чего нет, да? Я снова продолжаю это делать?

Грязная рука легла на плечо Седобрового и сжала его.

– Я говорю с ними; никто больше не видит и не слышит их голоса. Они рассказывают мне, что случится и с кем. Рассказывают тайны других людей, их потаённые секреты. То, что я не должен знать.

– И долго тебя это мучает? – спросил индеец.

– Сколько себя помню. Я говорил Джесси и Рою, что они погибнут, погибнут, погибнут! Они мне не поверили; но янки убили их, как я и говорил! Как и говорил…

Седобровый понимал, что это значит.

Естественно, дю Чен сошёл с ума. Сошёл с ума от того, что сидит внутри него.

Белые просто покачали бы головой и сказали, что он тронулся на войне. Но всё было гораздо серьёзнее. Гораздо глубиннее.

У Орвилла дю Чена был дар. Он был «видящим».

Особая способность. Та, о которой говорил его дедушка. Иногда она передавалась по наследству. У шамана племени тоже была такая способность… Способность предвидеть грядущие события и видеть духов.

Да, этот белый был пророком. Необученным, спонтанным – но пророком.

Орв поднял руку, показывая на что-то, чего Седобровый не мог видеть, начал что-то бормотать и трясти головой.

– Скажи своему папочке, что не нужно брать ремень. Ты же не виноват, что тот пони сбежал… Ты не виноват…

Индеец вздрогнул.

Пони.

Седобровый помнил его.

Давным-давно забыл, но теперь вспомнил.

Этот пони убежал в горы, и отец очень злился.

Белый выдернул эти воспоминания из его головы.

Орв вышел на проезжую часть, замер на полдороги и чуть не угодил под повозку. Успел отшатнуться, потерял равновесие и упал на коновязь.

– Индеец… послушай меня… Ты… Ты скажи ему, скажи, что плохой человек близко… Плохой человек скоро убьёт прекрасную леди, которая не является шлюхой!

– Да, я скажу ему, я…

Но Орв не ждал ответа. Он бросился вдоль улицы, сжимая виски ладонями, словно пытаясь избавиться от голосов в голове. И люди сваливали с его пути, как костяшки домино, потому что все в Уиспер-лейк знали, что Орвилл дю Чен безумен.

Все, кроме старого индейца племени юта.

– 19-

Каждый встретил новый день по-разному.

В отеле «Юнион» сэр Том Йен пристегнул патронташ и вытащил из кобуры кольт Бисли калибра.44.

Мысли его кружили вокруг события, свидетелем которому он стал вчера вечером в салуне «Винодел». Он был впечатлён, что Тайлер Кейб, будучи совершенно пьяным, смог пережить переделку с Вирджилом Клеем.

То, что Клей не попал с такого близкого расстояния, было чистой воды удачей… Но никакая удача не помогла бы Кейбу выстрелить и попасть так метко в противника, уворачиваясь от выстрела.

Сэр Том не любил Вирджила Клея.

Он смирился с тем, что этот человек ходил за ним по пятам, как бродячая собака, и забавлялся его невежеством.

Его смерть ничего не значила для сэра Тома.

Его ждала работа в Седоне, штат Аризона – диком городке, которому требовался первоклассный стрелок с хорошей репутацией.

Но он не торопился.

Ведь теперь Тайлеру Кейбу придётся иметь дело с такими, как Элайджа Клей…

* * *

А недалеко от Уиспер-лейк в заброшенном, защищённом от ветров овраге, окружённом можжевельником и соснами, Элайджа Клей заряжал ружья и точил ножи.

До него уже дошли слухи об убийстве Вирджила – и нет никаких сомнений, что для Элайджи это было именно убийством, а не самообороной.

Жуя вяленое мясо, Элайджа задумчиво провёл лезвием охотничьего ножа по точильному камню, напряжённо размышляя об арканзасском охотнике за головами по имени Тайлер Кейб.

Элайджа принадлежал к горному народу. И в Западной Вирджинии он относился к их клану.

А этот клан неукоснительно следовал определённому кодексу.

Несправедливость должна быть наказана.

Когда убивали кого-то из семьи, кровные родственники должны отомстить.

Око за око.

То, что Кейб был южанином, для Элайджи не значило ровным счётом ничего. Он не принимал ничьих сторон в войне, зная, что одно правительство продажнее другого.

Он жил, как хотел, и думал, что хотел. Как и все жители гор.

А когда дело доходило до мести, они действовали не раздумывая.

Мысли Элайджи переметнулись на другого щёголя-стрелка из Техаса, который застрелил его брата Арвина. Этот трусливый сукин сын сдыхал почти восемь часов, в то время как Элайджа резал его на куски…

* * *

В «Похоронном бюро братьев Каллистеров» Калеб Каллистер смотрел с отвращением на стол.

Его новый бальзамировщик, Лео Мосс, хоть и был страстным профессионалом, слишком болезненно реагировал на всякие ужасы, как и Хайрам, брат Калеба.

После ночи азартных игр и секса Калеба разбудил Мосс. Он попросил спуститься с ним в похоронное бюро.

«Вы должны это увидеть», – сказал Мосс.

На столе лежал какой-то мёртвый бродяга, доставленный вчера из переулка. Тощий, измождённый, он весил не более сорока килограммов.

Мосс до рассвета копался в его внутренностях и теперь гордо демонстрировал Калебу награду за труд.

Ленточный червь. Мосс поместил его в двадцатилитровую бутыль со спиртом. Лентец плавал в жидкости, как какая-то причудливая змея. Паразитический плоский червь, разрезанный на куски.

«Почти десять метров, – похвастался Мосс. – Разве не чудо?»

Калебу пришлось согласно кивнуть.

В мире полно странных сюрпризов.

* * *

На постоялом дворе «Святой Джеймс» в своей комнате от кошмара, который даже не мог вспомнить, проснулся Джексон Диркер.

Он лежал на кровати, глядя в потолок, и думал о войне.

Диркер служил в 59-м Иллинойском пехотном полку. Впервые он ощутил, что такое война, возле Пи Ридж.

Он вспомнил, как наткнулся на Тайлера Кейба и его шайку южан. Вспомнил, как они обыскивали груды тел убитых солдат.

Господи… Те парни были оскальпированы. Выпотрошены. Плоть была срезана с костей, так что их не узнала бы даже родная мать.

Солдаты Диркера хотели прикончить южан на месте, но Диркер назначил другое наказание.

Он помнил ощущение кнута в ладони, свист воздуха и въедающуюся в тело плеть. Глядя на тех убитых и изуродованных парней, он потерял контроль над собой. Потерял всякое чувство приличия.

То, что он сделал, было неправильным.

Сейчас он это понимал… Как и понимал то, что Кейб и его люди не оскверняли те тела.

Но «знать» и «признавать» – две разные вещи.

Ибо гордость – дама суровая.

* * *

Тайлеру Кейбу, как и Диркеру, снилась война.

Мимо в тумане проплывали лица павших товарищей. Он видел кровь и смерть, брёл от одного поля битвы к другому, пробирался через груды тел солдат Конфедерации и Союза и пытался сбежать, сбежать…

Мимо проходил Диркер, качал головой и спрашивал, как он мог позволить своим людям изуродовать те тела.

«Нет, нет, нет, мы этого не делали! Я бы никогда этого не позволил! Никогда…»

И Кейб просыпался, тяжело дыша. Невидящим взором смотрел в потолок и ощущал запах пороха, грязи и крови.

А затем всё исчезало, и он вновь закрывал глаза.

* * *

В захудалом гостиничном номере на кровати, скрестив ноги, сидел человек, который называл себя Генри Фрименом и утверждал, что он – техасский рейнджер.

На одеяле перед ним лежал нож Грин-Ривер с пятнадцатисантиметровым лезвием острее бритвы.

Когда-то ножи Грин-Ривер были популярны среди трапперов[1] и жителей гор.

Лучшее оружие для охоты, битвы и разделки туш.

Также его очень любили охотники на буйволов; подобным орудием они могли снять шкуру с животного в рекордное время.

И, как прекрасно знал Генри Фримен, у ножей могло быть и другое применение… Такое как потрошение женщин и вырезание их сердец.

Один из таких трофеев как раз лежал перед ним, бережно завёрнутый в оленью шкуру.

Фримен раскачивался вперёд-назад и прислушивался к голосам в своей голове.

«Ты всё делаешь правильно. Шлюхи должны быть очищены, – нашёптывали они ему. – Но есть и другие… Такие, как южанка, управляющая постоялым двором «Святой Джеймс»…

* * *

В «Искуплении» мормоны метались, как муравьи, приводя в порядок старый шахтерский город.

Отовсюду доносился стук молотков, визжание пилы, грохот колёс повозок, перевозящих брёвна с одного конца городка в другой.

Старые лачуги и дома были разобраны до фундамента, а иногда и вовсе снесены и перестроены с нуля.

На улице подмораживало, но это не сказалось на энтузиазме и настроении жителей, вновь отстраивающих заброшенное поселение.

Везде кипела работа.

Пот, тяжёлый труд и ноющие мышцы.

Ибо «Искупление» должно быть восстановлено, душой и телом… Такова воля Божья.

И оно должно быть укреплено, ведь в одну из грядущих тёмных ночей линчеватели вновь отправятся вершить свою месть.

* * *

А в мормонском поселении «Избавление», которое, по слухам, целиком отдалось дьяволу, царила мёртвая тишина кладбищ и виселиц.

Она висела в воздухе, как ядовитая пелена.

Полуразрушенные хибарки и высокие покосившиеся дома жались друг к другу, как могильные надгробья, мечтая лишь о скорейшем наступлении темноты.

С гор дул северный ветер, пронизывал улицы насквозь и сковывал лужи ледяной коркой.

Потрепанные временем вывески скрипели над запертыми дверями и пустыми дощатыми тротуарами.

Солнечный свет, казалось, избегал этой тесной и пустынной деревни, и тени – где-то серые, а где-то чёрные – укрывали, как паутина, узкие переулки и укромные тупики.

Время от времени из какого-нибудь сырого подвала доносился стон или скрежет, а из-за закрытого ставнями чердачного окна – жуткое детское хихиканье.

И больше ничего.

Ибо то, что жило в «Избавлении», жило в тайне.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДЖЕЙМС ЛИ КОББ:

БУДОРАЖАЩАЯ И ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

– 1-

Джеймс Ли Кобб родился в репрессированной общине Новой Англии под названием Проктон на юго-востоке Коннектикута.

Жёсткий, запрещающий практически всё мир пуританских догм и религиозного рвения вдали от территории Юта.

Расположенный в отдалённой лесистой долине, он стал местом, где лунный свет был мрачен, а тени длинны; местом, где изоляция и нездоровая неприязнь к чужакам привели к изуверствам, инцестам и помешательствам.

В первую очередь, Проктон и его окрестности были сельскохозяйственными и фермерскими землями. И так было с тех пор, как англичане впервые вырубили здесь леса и вырвали клочок земли из рук пекотов[1].

Жители Проктона были невежественными и безграмотными людьми даже по меркам начала девятнадцатого века.

Они дрожали у костров, когда холодный октябрьский ветер продувал насквозь жилища, а мёртвые ветви деревьев царапали в ночи по крышам.

Они сжимали в руках потрепанные Библии и молитвенники, умоляя о божественной защите от затерявшихся душ, призраков, приведений и многочисленных языческих кошмаров.