Текст книги "Пути судьбы"

Автор книги: Тим Доннел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Что ты собираешься делать с этим клочком сена? – насмешливо спросила Соня, отгребая ногой мусор, – Лучше помоги мне расчистить место, чтобы было где сесть! Я ни за что не усядусь на эти черепки и тряпки! Боги, откуда здесь взялась вся эта дрянь?!

Между тем Луми, не говоря ни слова, достал из мешка небольшую расщепленную на конце палочку и вставил в щель свой пучок, Соня с недоверчивой улыбкой наблюдала за его неспешными действиями.

– И что у тебя получилось, ученик колдуна?! Ха-ха, настоящий ослиный хвост! Ах, ты его еще и поджигаешь?! Недурной факел для этого дворца! Ой, что это?! – Девушка перестала смеяться и отскочила в сторону: трава вспыхнула холодным зеленоватым огнем, и белые искры, шипя, посыпались на пол.

Мальчик медленно пошел вдоль стены, стараясь не наступать на полуистлевшие ткани и острые черепки. Соня принюхалась – отвратительная вонь сменилась запахом прохлады и свежести. Как будто гроза пронеслась над землей, оставив после себя душистый, напоенный ароматом цветов воздух.

– Не нравится мне этот дом, Рыжая, очень не нравится! – бормотал тем временем Луми, двигаясь от стены к стене.

Там, где он проходил, исчезали завалы трухи и мусора, обнажая гладкий мозаичный пол. В конце концов только в середине осталась небольшая кучка мелких камней, черепков и гнилого дерева. Мальчик помахал над ней своим шипящим факелом, и она бесследно растаяла, открыв их взорам орнамент, почти такой же, как на двери. Но тут вместо веток тамариска сплетенные кольца окружал хоровод красных ящериц.

– Вспомнил! Вспомнил, что означает этот рисунок! Три кольца – это знак Огня, а Ящерицы – саламандры, его порождение! Ох, и в дурное же место мы забрели! Пошли-ка лучше во двор, там под стеной заночуем!

– Сам говорил, что нельзя сходить с Тропы и нельзя по ней возвращаться! Но я тоже что-то не хочу здесь оставаться на ночь… Послушай, а когда ты успел прикрыть дверь, через которую мы вошли?! И она была совсем не такой! Я хорошо помню: в ней были щели и доски потемнели от времени… Эгей, да она тоже заперта! Клянусь хвостом дикой кобылицы, мне надоели все эти чародейские штучки! – И Соня бешено заколотила по створке, пытаясь ее открыть.

– Оставь, все равно не откроешь! Мое колдовство тут ни при чем! Смотри, тут тот же знак – листья тамариска. Похоже, мы попали в ловушку! Недаром дом этот мне сразу не приглянулся.

– Ну, заладил, приглянулся – не приглянулся! А что, у нас был выбор? Послушай, а если выпрыгнуть в окно? – И девушка подбежала к пустому проему. На мгновение выглянув, она тут же отшатнулась, С испугом глядя на ее побледневшее лицо, Луми подошел и тоже высунулся наружу. Там, откуда они пришли, ничего не было. Отвесная стена уходила вниз, в бездонную глубину, теряясь в клубах белесого тумана.

Палочка с горящей травой выпала из ослабевших пальцев мальчика и, кувыркаясь, полетела вниз. Вот она вспыхнула в последний раз и скрылась в туманной бездне. Луми, пошатываясь, отошел от окна и без сил опустился на пол. Соня, стараясь не глядеть в ту сторону, бросила к ногам мешки, бережно положила на мозаичный пол лук и колчан и стала доставать дорожное одеяло:

– Знаешь, что бы там ни было, а я не люблю сидеть на голых камнях… Пока еще с нами ничего не случилось, давай отдохнем. Вот был бы у нас хворост, я с удовольствием разожгла бы здесь костерок! Как раз там, где сплетаются эти кольца… О, Луми, посмотри, что я нашла! Как я про нее забыла! – И Соня бережно вытащила из мешка маленькую флейту. Она прихватила ее, унося ноги из Шадизара, и теперь везде таскала с собой, то ли как талисман, то ли как воспоминание.

– Дудка! У нас в такие дудят на свадьбах, – засмеялся Луми, – А ты что, тоже умеешь?

– Эх ты, деревенщина! Сказанул – дудка! Это флейта, запомни: флейта, ее звуки любят короли и нобили, князья и бароны, а тебе, герцогский сын, тоже не мешает знать, что это такое! Слушай!

Девушка села поудобнее, подвернув под себя ногу, и, словно целуя, прикоснулась к флейте губами. Легкая трель, как голос проснувшейся птицы, раздалась в пустынном доме, и сразу тревога будто растаяла, уступив место привычной тоске. Звуки сплетались в нежной гармонии, и Соня с изумлением поняла, что наигрывает ту самую мелодию, которую она услышала, склонившись над Зеркалом Снов в башне Адзир-Кама…

Она играла, забыв обо всем на свете, и снова ей слышались зовущие родные голоса:

– Соня, Соня, Рыжая Соня! Навстречу судьбе по Белой Тропе! Соня, Соня, Соня!

Девушку вел бесхитростный мотив, и она прикрыла глаза, отдавшись своим воспоминаниям. Луми застыл напротив нее, не сводя с флейты и тонких Сониных пальцев завороженного взгляда, что-то смутно знакомое вдруг почудилось ему в этих сладких печальных звуках, и мальчик улыбнулся, вспоминая.

Конечно, он слышал музыку флейты, и слышал не один раз – в этом Луми готов был поклясться. Но где?! Он потер лоб, и тут же мелодия властно напомнила о самом дорогом и заветном, что у него было – о его снах. О, как он любил их, свои волшебные сны, и как ненавидел пробуждение! Наяву его окружали лишь злобные лица: Гартах, его сварливая жена, толстощекий змееныш Зарди, пыльная Хариффа, радующаяся богатым караванам и проклинающая одиноких путников… Флейта журчала, помогая забыть все это и снова вернуться в царство снов, столь прекрасное, зовущее и… ставшее для белобрысого мальчишки реальнее, чем сама ненавистная жизнь…

Соня играла, мечтательно глядя куда-то вверх, под потолок, и тоже видела что-то свое. А Луми сидел, закрыв лицо руками, неподвижный, как камень. Но в этот самый миг он чувствовал себя всадником на горячем коне, скачущим во весь опор, не разбирая дороги, за кем-то, кто был ему бесконечно дорог, за тем, кого он в мыслях называл отцом.

Всадник остановился и развернул могучего вороного жеребца, поджидая Луми. И мальчик с восторгом в который раз впился взглядом в его прекрасное и мужественное лицо. Светлые волосы незнакомца спадали до самых плеч, голубые глаза смотрели на Луми с ласковой усмешкой. Уголки губ тоже приподнялись в улыбке, слегка топорща золотистые усы:

– Ну что, мой мальчик, устал? Смотри, мы опередили их всех, пусть теперь догоняют!

Он поправил вышитый алым темно-зеленый берет и натянул кожаную перчатку – к ним уже приближалась свита, Мальчик знал, что идет соколиная охота, но не видел ни сокольничих, ни птиц. И кони куда-то исчезли, и трава под ногами превратилась в мраморный пол. Отец по-прежнему рядом, но они теперь стоят на высокой террасе дворца, и кругом до самого горизонта расстилаются возделанные поля, зеленые холмы, тенистые рощи…

Рядом зашуршало платье, и Луми, еще не повернув головы, догадался, кого увидит мгновение спустя – конечно, ее, свою мать, всегда такую ласковую и приветливую, с голосом, нежным, как пение флейты… той самой флейты… Луми хотел было обернуться, шагнуть навстречу, но в этот миг мелодия внезапно оборвалась. Лица, яркие одежды, голубое небо, зеленые поля – все смешалось в пестрый вихрь и исчезло. Вздохнув, он открыл глаза и натолкнулся на тревожный взгляд Сони. Уронив флейту на одеяло, она напряглась, как дикая кошка, и чуть слышно прошептала:

– Ты слышал? Там, за дверью?!

Луми покачал головой и повернулся к двери.

– Да не за этой, за другой! Ш-ш-ш, вот опять! Неужели не слышишь?!

Теперь уже и мальчик различал тихие скребущиеся звуки, словно кто-то царапал створку ногтями. Это была дверь в глухой стене без окон, та самая, через которую им предстояло идти дальше. Соня стремительно поднялась и выхватила из ножен кинжал. Луми встал рядом с ней. Его нога наткнулась на флейту, и он быстро, как величайшую драгоценность, поднял ее и засунул в свою суму.

– Смотри! Она открывается! – раздался у него над ухом взволнованный шепот, и Соня потянула мальчишку к противоположной стене. А он и сам уже видел узкую черную щель. Кто-то снаружи сильно толкнул створку, и она, до сих пор крепко запертая, послушно приоткрылась.

Соня метнулась к одеялу и подхватила лук и колчан. Теперь, перекинув лук через плечо и сжимая длинный кинжал, она чувствовала себя готовой встретить неведомую опасность. А Луми стоял позади девушки, прижавшись спиной к стене, и в голове его назойливо вертелись слова, произнесенные совсем недавно им же самим: «Среди огня легко промочить ноги, легко промочить ноги, промочить ноги!.».

Дверь открывалась медленно, очень медленно, словно испытывая терпение людей. Соне захотелось броситься вперед и распахнуть тяжелую створку, чтобы наконец оказаться лицом к лицу с таинственным противником. Девушка каким-то звериным чутьем ощущала таившуюся в двух шагах угрозу, и она давно знала, что нападать всегда лучше первой, но врожденная осторожность все же удержала ее от этого безрассудного поступка.

Сзади топтался Луми, бормоча свою чепуху: «В огне легко промочить ноги, промочить ноги…» Эти малопонятные слова окончательно разозлили Соню, и она двинулась вперед.

В тот же миг створка глухо стукнула о стену, а в проеме неподвижно, опустив голову, стояла медноволосая женщина в мужских холщовых штанах, белой рубахе из тонкого полотна и узорной безрукавке… Ее лица не было видно – вьющиеся пышные пряди закрывали его.

– Боги! – раздался за спиной девушки испуганный возглас. – Рыжая, да ведь это – ты!

Женщина на пороге взмахнула рукой, отбрасывая со лба растрепанные волосы. Соня тихо вскрикнула и невольно попятилась – на лице незваной гостьи, точной копии ее собственного, сверкали черные, обжигающие, словно уголья, глаза. Она была совсем безоружна, эта женщина, казавшаяся зеркальным отражением Сони, но и девушка, и Луми, еще крепче вжавшийся в стену, почувствовали, что ни кинжал, ни стрела ей не страшны.

– Это не человек, это Сила! – прошептал мальчик. – Если она заговорит, не отвечай, а то сразу окажешься в ее власти! Поняла, Рыжая?!

Соня чуть заметно кивнула, не сводя глаз с незнакомки. Та, переступив порог, окинула их горящим взором и медленно вышла на середину комнаты. Дверь за ее спиной тихо закрылась.

– О, я вижу, вы тут прибрались к моему приходу! – молвила она, удивленно приподняв брови. – Я рада, что мне не придется это делать самой! Ну, раз уж вы пожаловали в мое жилище, давайте поговорим!

Женщина еле заметно шевельнула губами, и там, где сплетались мозаичные кольца, появилось кресло из черного дерева. Она села, испытующе глядя на Соню:

– Я – Гара, хозяйка этого прекрасного дворца, а вы кто, юные путешественники по опасной Тропе? – Ее голос звучал сочувственно, и он не был голосом Сони. – Расскажите мне, и, быть может, я отведу вас туда, куда вы направляетесь! Говори ты, отважная девочка! Можешь убрать свой кинжал, а то у тебя уже пальцы побелели! Ха-ха-ха, да еще и лук в придачу! Нет-нет, я не смеюсь над тобой, я жду ответа! Так кто же ты и чего ищешь в моих владениях?

Она говорила вкрадчиво, впившись властным взглядом в растерянные глаза Сони. Губы девушки дрогнули, ей внезапно захотелось все рассказать этой странной женщине, принявшей ее облик. Но тут Луми так сильно вцепился в ее локоть, что Соня чуть не вскрикнула. И сразу же прикусила язык, вспомнив его предупреждение.

Проклятая колдунья! Никому не под силу заставить ее, Соню, заговорить, если она сама того не пожелает! И гирканское упрямство, доставшееся девушке от отца, горячей волной ударило в голову. Щеки ее вспыхнули, губы искривились в надменной усмешке, глаза злобно сверкнули.

Соня небрежно засунула в ножны бесполезный кинжал и молча уставилась на Гару. А та нетерпеливо подалась вперед, желая услышать хоть слово, хоть невнятный шепот. Заметив внезапную перемену, преобразившую лицо девушки, она резко выпрямилась в кресле и протянула вперед руку:

– Я вижу, ты мне почему-то не доверяешь, девочка… И напрасно! А кто это прячется за твоей спиной? Подойди-ка сюда, чтобы я могла как следует рассмотреть тебя, мальчик! – В ее голосе послышались нежные, зовущие нотки, – Иди, иди, ведь ты не такой сердитый, как твоя подружка?

Луми разжал пальцы, вцепившиеся в рукав Сониной рубахи, и неуверенно шагнул вперед. Девушка повернула голову и не поверила своим глазам: мальчик приветливо улыбался, улыбался этой хитрой рыжей колдунье, забыв собственные предостережения!

– О, как ты еще молод, дитя мое! А душа твоя уже полна горечи и неразрешимых вопросов, да? Ну, поведай мне, зачем ты ступил на Тропу? Расскажи, и я помогу вам обоим!

Девушка видела, что Луми готов заговорить – он смотрел на женщину, сидевшую в черном кресле, с любовью и обожанием, и только Боги знали, какой он ее видел. Соня вцепилась в руку мальчишки, изо всех сил вонзив ногти в его ладонь. Больше всего она боялась, что Луми вскрикнет – но он только удивленно посмотрел в ее сторону, поднял руку и уставился на капли крови, выступившие из глубоких ранок. Словно что-то вспоминая, мальчик перевел глаза на Тару и, зажав ладонью рот, отшатнулся назад, за спасительную Сонину спину.

– Куда же ты, малыш?! Ну и злобная у тебя подружка! Так ты и впрямь не собираешься со мной поговорить? – нежно проворковала Тара и повернулась к Соне:

– А ты, упрямица, отчего смотришь на меня, как на врага? Ведь я, погляди-ка, нарочно приняла твой облик, до того ты пришлась мне по душе… Молчишь? Ну, молчи… И ты, малыш, не хочешь говорить с могучей Тарой? Что ж… Вы сами виноваты, глупые, неразумные людишки! Ответь вы мне – игра продлилась бы дольше, на несколько вздохов дольше… А теперь я, Гара, Повелительница Огня, начну свою Пляску Смерти! А-а-а-а!!! – Она встала, воздев руки, и запела голосом, от которого содрогнулись стены; ящерицы из красной мозаики на полу, окружившие знак Огня, вдруг ожили и побежали в разные стороны. Вскарабкавшись на стены, они замерли, и вокруг каждой из них заплясало желтое яркое пламя.

Женщина, стоявшая посередине комнаты, на глазах преображалась. Глядя на нее, Соня снова схватилась за кинжал. Она прекрасно понимала, что это бесполезно, но прикосновение к гладкой костяной ручке придавало ей мужества, ибо то, что предстало ее глазам, было поистине устрашающим: пышные рыжие волосы отдельными прядями отваливались от головы и падали на пол. Лицо, еще мгновение тому назад свежее, и нежное, сморщилось, как печеное яблоко, и застыло коричневой злобной маской. Костлявые руки с хищными тонкими пальцами торчали вверх, как корявые сучья сухого дерева, а милые сердцу Сони рубаха, безрукавка и штаны превратились в багровое с оранжевыми отблесками причудливое одеяние.

И Гара пела, все время пела… Голос её, вначале пронзительный, перешел в тоскливый вой, и Соня почувствовала, как дрожит за ее спиной Луми, уцепившись двумя руками за безрукавку.

Ящерицы, замершие было на стенах, вдруг заметались, и везде, где они пробегали, вспыхивали дорожки шипящего пламени. Некоторые из них вскарабкались на потолок, и тут же трухлявые балки загорелись, роняя на пол россыпи искр.

– Ха-ха-ха, это моя Игра, мое торжество! Еще немного – и вы превратитесь в черные головешки, вы, дерзнувшие прийти сюда! А пока я посмотрю, как вы мечетесь из угла в угол, послушаю, как вопите и воете от страха и боли! Ну, девчонка, попляши, а я допою свою песню! А-а-а-о-у-у-у! – Она закружилась на месте, и ее голос загудел, как пламя лесного пожара.

Над головой Сони угрожающе затрещала балка, грозя обрушиться на людей. Девушка отскочила в сторону и услышала зловещий хохот Гары:

– О-о-о-ха-ха-ха! Вот так, вот так! А теперь ты, щенок, попрыгай немножко!

Но Луми, казалось, не слышал ни ее воя, ни треска огня. Он лихорадочно искал что-то в своей бездонной суме и не мог найти.

– О, Светлые Боги! Где же оно? Куда я его засунул?! – расслышала Соня и подумала, что мальчишка с перепугу, видимо, повредился в уме. Она хотела было броситься к нему и оттащить с опасного места, как вдруг балка с треском обрушилась вниз, обдав их обоих жаром огня и осыпав горячими искрами. Соня отскочила назад, а Луми, словно бы ничего не заметив, еще быстрее стал шарить в суме.

– Вот! Нашел! – раздался его радостный вскрик, заглушивший на мгновение треск горящих балок и вой Повелительницы Огня. – Иди скорей ко мне! Прыгай через огонь, сюда, и давай мне руку!

Не раздумывая, Соня перескочила через пылающие обломки и ухватилась за его рукав. Луми торжествующе улыбался, держа на ладони небольшое круглое зеркало в простой серебряной оправе. Он разжал пальцы, и зеркало упало прямо им под ноги. Гара, размахивая руками, самозабвенно кружилась посередине своего дворца, не сомневаясь, что добыча, жалкие слабые людишки, мечутся сейчас вдоль стен, спасаясь от пылающих балок.

– Ой, что это?! – воскликнула Соня, не веря своим глазам.

У нее под сапогами растекалась лужа. Вода подобралась к ее ступням, просочившись в дыры изодранной обувки. Горящая балка, через которую она только что перепрыгнула, зашипела и погасла. Густой дым поднялся к потолку, на мгновение заслонив от путников беснующуюся Гару.

Огонь полыхал повсюду. Воздух накалился так, что почти невозможно стало дышать. Дым разъедал глаза, и не видно было, где находится та дверь, за которой продолжалась Тропа.

– Кажется, она там! – кашляя, прохрипела Соня, потянув мальчика вправо.

Но он, задыхаясь в дыму, потряс головой и решительно толкнул ее назад. Девушка чуть не упала, но, не раздумывая, повернула туда, куда двинулся Луми, лишь покрепче сжала его ладонь. Холодная влага поднялась им до щиколоток, когда раздался вой, от которого пламя запылало еще жарче:

– А-а-ай-яа-а-а! Вода, проклятье, здесь вода! А-а-а, ноги мои, ноги! – И ослепительный столб белого пламени, прорвавшись даже сквозь завесу густого дыма, огненным смерчем взвился там, где только что бушевала Тара. Взметнувшись к небесам, он с треском пробил горящую кровлю. Обломки стропил, пылая, обрушились вниз, и сквозь завывание огня до Сони и Луми долетел голос, полный нечеловеческой боли и ненависти:

– О-о-оу! Все равно сгорите! Вы здесь сгорите! У-у-у-у, слуги мои, добавьте огня! Ха-ха-ха, вы мои, вы все равно мои!

Луми, пробираясь к двери вслед за Соней, вдруг споткнулся обо что-то мягкое и чуть не упал. Прикрывая волосы от сыплющихся головешек, он, озаренный спасительной догадкой, наклонился и схватил край промокшего Сониного одеяла.

– Рыжая, отойди, ты на нем стоишь! – прокричал он, толкая Соню.

Девушка мгновенно поняла, что он задумал, и быстро помогла Луми поднять тяжелую мокрую ткань. Они накинули его на головы, и Соня, целиком доверившись чутью мальчишки, спросила, еле переводя дух:

– А теперь куда?

– Прямо! Держись за меня, все равно ничего не видно, и пошли!

Они медленно брели, прикрытые одеялом, перешагивая через обгорелые балки, пока наконец не уперлись в каменную кладку. Да, это была она, глухая стена со спасительной дверью, но она оказалась наглухо запертой, так же, как и недавно, до прихода Повелительницы Огня. По обе стороны от створки сидели саламандры и злобно шипели, разбрасывая пламя.

– Что же нам делать?! – пробормотала Соня, изо всех сил дергая ручку. – Луми, у тебя ничего нет в запасе, что поможет открыть ее?!

– Нет, похоже, мы попались, и заговоренное зеркало Гартаха нас не спасло… Против тамариска я бессилен… О-о-о, как я рассчитывал на этот выход!

– Да провались он к Нергалу в пасть, этот твой тамариск! – внезапно разозлившись, закричала Соня. – Я не собираюсь здесь изжариться, как какая-нибудь утка! Вот тебе, вот тебе, вот тебе! – И девушка, выхватив кинжал, стала яростно крушить колдовской орнамент.

От плотно пригнанных твердых досок полетели щепки, а Соня все колотила кинжалом ненавистные резные листья. Вскоре вся середина створки, изуродованная стальным клинком, превратилась в сплошное крошево, где ничто больше не напоминало ни о венке из веток тамариска, ни о знаке Огня… Саламандры исчезли…

– Эй, может, хватит? Я совсем задыхаюсь в дыму… Рыжая, дай мне руку, я сейчас упаду! И вода уже до колен! Нет, мы погибли!

– Держись за стену, не падай! Еще чего, погибли! Да я эту дверь в щепки разнесу! – уверенно бросила Соня, чувствуя в глубине души, что сама близка к отчаянию. Но лучше умереть, отчаянно врубаясь кинжалом в ненавистную дверь, чем покорно стоять и ждать, когда рухнет следующая балка.

Девушка пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за ручку. В первый момент она решила, что все, силы кончились и ноги ее больше не держат. Но тут порыв свежего воздуха, ворвавшегося снаружи, коснулся ее лица, и рев пламени, с новой силой вспыхнувшего над головой, вернули ее к действительности.

– Луми! Мы спасены! Она открылась! Дай руку, скорее, сейчас рухнет крыша! – заорала Соня и почти волоком потащила мальчика за собой.

Они протиснулись в полуоткрытую дверь и, не чуя под собой ног, пробежали несколько шагов. Тлеющее одеяло свалилось с их плеч, сапоги хлюпали по воде, вырвавшейся наружу, но гудения и треска пламени больше не было слышно. Спутники, обессиленные пережитым, пошли медленнее.

– В огне промочишь ноги… В огне промочишь ноги… – продолжал твердить Луми, неуверенно ступая вслед за девушкой.

Соня огляделась. Кругом в тусклом свете раннего утра мирно расстилались зеленые луга, а Тропа, начинаясь как раз под их ногами, манила дальше.

– Постой, Луми, сначала просушим сапоги! – с облегчением сказала Соня, садясь прямо на белый песок.