Текст книги "Пути судьбы"

Автор книги: Тим Доннел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Тим Доннел
Пути судьбы

Глава первая

 
Звон струны, плеск волны, стук меча.
Жизнь опасна и горяча.
За потоком грозным иду,
Потеряю или найду?..
 

Салафра… Просторный дом с бесчисленными переходами, галереями, башенками, пристройками и погребами, окруженный роскошным садом. Можно было целый день бродить по его дорожкам, выложенным разноцветной каменной плиткой, любуясь цветущими деревьями и кустами и мелькающими среди зелени ручными фазанами. Когда-то сад представлялся Соне настоящим лесом, таким, как в далеком Ванахейме, на родине ее матери… Или дикими вендийскими джунглями, о которых рассказывал отец, ласково перебирая ее отливающие медью непослушные кудри.

Салафра, Гранатовый Сад, прошлое, навсегда утерянное и сгоревшее в жадном пламени…

Рыжеволосая девушка задумчиво поворошила веткой почти прогоревший костер. Отсюда, с холма, петляющая дорога казалась узким кожаным ремешком. По ее расчетам, остался еще день пути – и она наконец доберется до Керсиса.

Вдруг, вспомнив о чем-то, девушка быстро пошарила рукой в невысокой траве. Что это на нее сегодня нашло?! Костер угасал, угли почти почернели, а птица как лежала, так и лежит со стрелой в груди. Соня кинжалом вспорола брюшко, вытащила внутренности и засыпала жирную тушку горлицы горячими углями. Всё. Теперь нужно немного подождать – и нежное жаркое будет готово. А сколько этих горлиц водилось в окрестностях поместья! Соня прикрыла глаза, прислонившись к стволу старого бука. И снова перед ней замелькали картины прошлого, такого близкого и уже такого далекого…

Салафра; Поместье на самой границе Хаурана и Заморы, куда семья девушки перебралась из, туранского города Майрана. Шумная, беспокойная семья.

Их было четверо – два брата и две сестры. Братья, Хункар и Эйдан, и старшая сестра Ална. Мальчики темноволосые и кареглазые – сказывалась гирканская кровь отца, богатого торговца Келемета, – они походили друг на друга внешне, но обладали совершенно разными характерами. Заводилой чаще всего был задира Хункар, худой и жилистый, как отец. Только он, неугомонный старший брат, мог подбить на какую-нибудь отчаянную проделку медлительного, серьезного Эйдана и любимицу матери, тихоню Алну. А Соня, Рыжая Соня, и без уговоров всегда следовала за ним. С замирающим от восторга сердцем лезла, обдирая руки, вслед за братом на самое высокое дерево, чтобы разглядеть край земли: то место, за которым уже ничего нет. Или пряталась от домочадцев в конюшне, под ногами злого отцовского жеребца, который прижимал уши, гневно фыркал, но все же ни разу не придавил дерзкую девчонку…

А как часто они с легкими луками охотились на горлиц! Нет, не все, Ална в таких забавах не участвовала, она предпочитала смотреть, как из голубей готовят начинку для огромного пирога, знаменитого пирога ее матери, хозяйственной Сиэри. Высокая, стройная, с волосами цвета начищенной меди, она всегда сама следила за приготовлением этого пирога. «Запомни, дочка, за слугами всегда нужен глаз да глаз!» – любила она повторять, прижимая к себе скромницу Алну.

Соня проглотила слюну, вспомнив и пирог, и богатые пиры в отцовском доме. Разбросав угли, она вытащила на траву почерневшую птицу и привычно ощипала перья. В маленьком карманчике широкого мужского пояса Соня всегда носила свои любимые приправы без них любая пища казалась ей невыносимо пресной. Она торопливо разорвала горячую тушку, посыпала ее зеленоватым порошком и впилась зубами в сочное ароматное мясо. Сок тонкой струйкой потек по подбородку, но девушка жадно еда, не обращая внимания на такие мелочи..

Отец, любуясь, как, она, почти не целясь, попадала стрелой из детского лука в летящую птицу, часто говаривал: «Ты нигде не пропадешь, золотая моя! Не хочешь сидеть с прялкой – бери коня и меч, Боги лучше знают, что за дело дать твоим рукам» И она скакала, на полуобъезженных жеребцах, метала кинжал, сражалась с братьями на коротких мечах, нередко одерживая победу даже над Хункаром, ловким увёртливым Хункаром! Он не мог скрыть досады, а Соня, встряхивая гривой волнистых волос, счастливо хохотала… А теперь… Где все это теперь?!

Что у нее осталось, кроме воспоминаний, да еще гнедой кобылы Подружки, которую три года назад подарил ей Келемет. Вон она пасется на склоне холма, тихонько всхрапывая и позвякивая уздечкой. Соня с нежностью посмотрела в сторону лошади, и та, словно почувствовав взгляд хозяйки, подняла голову и негромко заржала. Девушка улыбнулась и легко вскочила на ноги – они с Подружкой без слов понимали друг друга. Вот и сейчас Соня готова была поклясться, что кобыла торопит ее в дорогу, своим ржанием как бы говоря: «Пора двигаться дальше! До вечера надо проделать еще немалый путь!» И, может быть завтра, Соня наконец узнает тайну, которая мучает ее уже целый год. Тайну страшной гибели своей семьи…

Весь этот год Соня скиталась с места на место, нигде не задерживаясь подолгу. Правда, шумный Шадизар пришелся ей по душе, но две-три рискованные проделки заставили ее покинуть город. К тому же на многолюдных шадизарских базарах вовсю толковали о знаменитом гадальщике Адзир-Каме из Керсиса, маленького городишки на севере Заморы. И эти слухи подтолкнули Соню отправиться в путь. Пламя, которое целый год тлело, словно присыпанное толстым слоем пепла, снова вспыхнуло в груди жарким огнем воспоминаний. Но не только память жгла сердце; Ее обуревало желание узнать, почему погибли ее родители и братья, и жестоко отомстить. Гнев и ненависть бушевали, ища выхода, и Соня, глядя вперед потемневшими глазами, подгоняла кобылу, торопясь навстречу судьбе.

Лишь в конце следующего дня она увидела вдалеке высокие башни. По рассказав Соня знала, что Керсис невелик, но стены, которые его окружали, превращали город в неприступную крепость. Плодородная долина, река, берущая начало в Карпашских горах, дорога, которая вела через перевал в Коринфию, – в таком месте просто не мог не возникнуть город. Но вечный бич богатых поселений – разбойничьи шайки – вынудили жителей еще в незапамятные времена позаботиться о своей безопасности, и теперь Керсис благоденствовал, окруженный крепостными сооружениями, которым мог позавидовать даже славный Аренджун.

Заходящее солнце бросало красноватые отблески на высокие смотровые башни, когда Соня подъехала к городским воротам. Стражники, получив обычную плату, сразу же забыли о сероглазом рыжеволосом всаднике, медленно въехавшем в город на усталой лошади. Соню и впрямь можно было принять за юношу – сильная и рослая, она выглядела старше своих неполным семнадцати лет. Темный дорожный плащ, коричневые штаны из плотного холста, безрукавка, с некоторым щегольством отделанная золотистым шнуром, и рубашка из тончайшего туранского полотна с распахнутым воротом. Это была ее слабость: Соня скорее согласилась бы остричь свои густые непокорные волосы, чем надеть грубую рубаху, вроде той, что носили ремесленники и пастухи.

Серая войлочная шляпа с небольшими полями довершала ее нехитрый наряд. Пестрое фазанье перо лихо торчало из-под узкого ремешка, обвивавшего тулью, подрагивая в такт лошадиной поступи.

Соня выехала на центральную площадь. Сейчас здесь было совсем пусто. Несколько улиц разбегались отсюда в разные стороны, и девушка остановилась в нерешительности, размышляя, куда повернуть. Вдруг откуда-то сбоку, чуть ли не из-под ног всхрапнувшей кобылы, выскочил мальчишка лет десяти с длинной палкой в руке и на мгновение остановился, озираясь. Он шумно дышал, опираясь на свою палку, и испуганно таращил круглые глазенки, пытаясь что-то разглядеть в глубине кривой удочки.

– Эй, храбрец, тебе что, приятели на пятки наступают? – раздался у него над ухом звонкий насмешливый голос.

Мальчишка вздрогнул и попятился, явно собираясь удрать, но, встретившись взглядом с лукавыми глазами молодого всадника, сразу успокоился и тоже заулыбался:

– Не-е! Ещё чего – стану я удирать от приятелей! Да я на этой улице самый сильный! Во, смотри! – сказал мальчишка и с неимоверной быстротой закрутил свою палку. Она засвистела, замелькала в разные стороны, нанося молниеносные удары, от которых снопами должны были валиться на землю воображаемые враги.

– Ого, да ты, я вижу, мастер! А от кого же тогда ты уносил ноги?

– От верзилы Баруфа. Это наш кузнец, а я у него в учении. Ох и злющий он, когда выпьет! Гоняется за всеми с молотом и грозится башку проломить! Но вроде он бросился за старшим подмастерьем, а то ходить бы мне снова битым… дождется Баруф, что я сбегу и подпалю его кузню! Когда-нибудь дождется! – Мальчишка сердито засопел, размазывая по лицу жирную грязь.

– Ну, это ты всегда успеешь! – Соня засмеялась и повертела перед его измазанным носом серебряной монеткой. – Забудь пока о своем кузнеце и помоги дорожному человеку. Где тут у вас приличный постоялый двор с хорошей харчевней да с хозяином, что не дерет три шкуры за глоток вина и горелое мясо? А ты прыткий, я вижу, сразу все понял! Да-да, эта монета будет твоей, если проводишь меня в такое место!

– Я знаю, путник, что тебе нужно! Конечно, это постоялый двор старой Фирены! Иди за мной, и ты не пожалеешь! – воскликнул мальчишка, глядя на денежку загоревшимися глазами. И схватившись за узду двинулся вперед.

Они пересекли площадь и свернули на узкую улочку. Редкие прохожие, не обращая на всадника и его провожатого никакого внимания, спешили домой. Сгущая синие тени и дыша прохладой, незаметно подбиралась ночь.

– Днем здесь всегда толчется куча народу, видишь, сколько тут лавок! А по вечерам все прячутся, ночью в городе неспокойно… Раньше, давным-давно, когда еще мой дед был молодым, по городу, говорят, ходили стражники с факелами и мечами, и никто не боялся выйти за ворота в темноте. А может, и врут всё, станут тебе стражники ночью шататься, по улицам, а, путник, как ты думаешь? – без умолку болтал парнишка, то и дело оглядываясь.

– Может, болтают, а может, и нет! – невесело усмехнулась Соня. – Скоро доберемся? Смотри, не заведи меня в какой-нибудь притон, а то я не хуже твоего кузнеца тресну тебя по башке!

– Да мы уже и пришли! – испуганно ответил мальчишка, толкая створку приоткрытых ворот.

– Эй, Фирена! – его пронзительный крик разорвал вечернюю тишину. – Фирена, я привел тебе важного гостя! Это переодетый барон или его брадобрей!

На его крик во двор выскочили два конюха и, дожевывая что-то на ходу, приняли поводья усталой кобылы.

Между тем на крыльцо вышла полная улыбающаяся женщина – это и была Фирена, хозяйка постоялого двора.

– Ты что тут расшумелся, постреленок? Какого-такого барона мне привел? Вот этого, что ли? и она спустилась со ступенек, чтобы рассмотреть нового постояльца. – Ах ты, сорванец, все бы тебе шутить да зубоскалить! Барона! Нет, мало тебя твой кузнец колотит, еще и я уши надеру, чтобы поумнел! Где у тебя глаза, ведь это же… – Но, увидев, как гость недовольно нахмурился, Фирена мгновенно умолкла и, почтительно поклонившись, распахнула дверь харчевни, жестом приглашая Соню войти. Бросив монетку расплывшемуся в довольной улыбке мальчишке, девушка переступила порог. Да, смышленый подмастерье привел ее как раз в такое место, о котором она и говорила: чисто, опрятно, не слишком людно. Соня обернулась и сказала хозяйке:

– Ужин подашь мне в комнату. Вина совсем немного… Есть у тебя хорошее вино? Если нет – то лучше не неси совсем…

– Есть, есть, прекрасное вино! А что молодой господин, – хозяйка с лукавой улыбкой взглянула на Соню, – пожелает на ужин?

– Что принесешь – то и ладно, да, и не забудь сладости, есть у тебя засахаренные фрукты, орехи в меду или… – Соня не успела договорить, как хозяйка всплеснула руками:

– Конечно, есть! Да в этом со мной никто во всем Керсисе не сравнится! Мои засахаренные фрукты покупает сам главный повар наместника! – Она хотела было добавить что-то еще, но Соня утомленно махнула рукой:

– Ну хорошо, хорошо! Проводи меня, я хочу отдохнуть, – и достала из пояса несколько монет.

Хозяйка, подобрав юбки, быстро затопала вверх по широкой дубовой лестнице. Там, на галерее, она подошла к одной из дверей и распахнула ее:

– Вот моя лучшая комната, хотя и остальные тоже хороши! Но эта – самая просторная и прохладная, здесь всегда останавливаются именитые гости… Сейчас я принесу светильник и займусь ужином!

Дверь за ней закрылась, и Соня устало опустилась в небольшое кресло с гладкими подлокотниками. Да, видно, и впрямь хозяйка отвела ей лучшее помещение! Девушка сняла шляпу и потрясла головой. Волосы густой волной рассыпались по плечам, несколько непокорных завитков упали на лицо, щекоча щеки и лоб. Она блаженно откинулась на спинку кресла, вытянула ноги и прикрыла глаза. Опять… Опять они здесь, перед ней, отец, мать, сестра, братья… Скоро, теперь уже совсем скоро она узнает все!

Тихо скрипнули дверные петли. Соня вздрогнула и открыла глаза. Хозяйка медленно вплыла в комнату и поставила на стол красивый бронзовый светильник. Длинный язычок пламени осветил широкое с ярким одеялом ложе, чисто выбеленные стены, обшитые по низу темными дубовыми панелями, большое квадратное зеркало и низкий столик на резных ножках. Да, лучшего и желать нельзя!

Хозяйка стояла рядом, не торопясь уходить. Она с улыбкой смотрела на девушку, сложив на животе полные руки. Еще не старая, в самом соку, с румяным круглым лицом и темными живыми глазами, она понравилась Соне сразу. Вишневое платье с широкими, закатанными до локтей рукавами, блестящие черные волосы, подхваченные жгутом из пестрого щелка, чистый холщовый передник – от ее облика веяло чем-то уютным, домашним, и Соня, почувствовав к ней доверие, молча показала рукой на второе кресло.

– А я сразу догадалась… – начала было хозяйка, но Соня нетерпеливо прервала ее:

– Ну и что?! Не первый раз, наверно, ты видишь женщин в мужских штанах и шляпе? Согласись, для дальней дороги это самый удобный наряд… Слушай, Фирена, – ведь тебя так зовут? – хочу у тебя спросить… Наверное, ты знаешь…

Хозяйка, не скрывая любопытства, ждала, что скажет девушка. Соня немного помолчала, запустив пальцы в густые волосы, потом заговорила, не глядя на нее: – Я слышала, что здесь, в Керсисе, живет гадальщик по имени Адзир-Кам…

Услышав это имя, хозяйка вздрогнула и отвела взгляд. Соня, ничего не замечая, продолжала:

– Мне нужен, мне очень нужен этот человек, я хочу с ним встретиться.

Фирена, тебе наверняка известно, где его найти, ведь слава о нем дошла даже до Шадизара. Я заплачу тебе, пап ты расскажешь мне про него и покажешь дорогу к его дому.

Хозяйка вскочила и, потупив глаза, стала суетливо разглаживать складки на переднике;

– Я… Я сейчас сбегаю, принесу ужин. Ты устала с дороги и думаю очень голодна. А потом… потом поговорим… – и поспешно вышла.

Соня удивленно посмотрела ей вслед, покачала головой и задумалась, наматывая на палец длинную прядь. Гадальщик… Интересно, какой он? Наверное, такой же, как все эти предсказатели в Аките, Аренджуне, Шадизаре – худые или толстые, с одинаково мрачными глазами, они, облапошивая простаков, разводят руками с растопыренными пальцами, читают непонятные письмена в толстых растрепанных свитках, а потом многозначительно говорят нечто невнятное, что можно истолковать и так, и эдак.

Раньше подобные прорицатели всегда ее забавляли, она не понимала людей, стремящихся узнать будущее или прошлое. Зачем спрашивать? Что было – то прошло и не вернется, а что будет – случится и так. А вот теперь… Теперь она сама ищет ответа, ищет и не находит. Так какой же он, этот знаменитый гадальщик, чье имя в Шадизаре произносят испуганным шепотом, с опаской оглядываясь по сторонам? Может, и впрямь, как поговаривают, демон? Тем лучше! Соня отбросила волосы за спину, Встала с кресла и медленно прошлась по комнате.

За дверью послышались мягкие шаги, и Фирена внесла в комнату большой поднос. Ноздри девушки затрепетали, вдыхая аромат пряного мяса с черносливом, свежего хлеба и душистой зелени.

– Ого, какое угощение! – сказала Соня, присаживаясь к столу, – Да только ради этого стоило потратить четыре дня и приехать в Керсис! У тебя на постоялом дворе, наверное, отбою нет от постояльцев, а харчевня никогда не бывает пустой? – Она налила немного вина в изящный серебряный кубок. – Знаешь, Фирена, я хочу, чтобы ты посидела со мной подольше. Сбегай-ка за кубком для себя и возвращайся, глоток хорошего вина сделает наш разговор более приятным! – И на стол легли еще три серебряные монеты.

Хозяйка вздохнула, покосившись на деньги, потом махнула рукой:

– Эх, хоть и не хочется мне говорить об этом колдуне, но раз ты настаиваешь, расскажу… Подожди немного, я принесу кубок. – И она, прихватив монеты, выбежала вон.

Соня, нетерпеливо принюхиваясь, отломила большой кусок пышного хлеба и обмакнула в густой соус. Да, Фирена знает толк в приправах! И вино у неё превосходное, явно не один год протомившееся в бочке.

Вернулась хозяйка с большим глиняным кувшином, двумя кружками и маленьким оловянным кубком для себя.

– А что это ты несешь в таком огромном кувшине? Я же сказала – дешевого вина не надо! – Соня недовольно посмотрела на Фирену.

Хозяйка улыбнулась:

– Здесь холодный напиток из свежих фруктов и ягод. Ну, и как тебе мое вино? – Она взяла узкогорлый кувшинчик и наполнила свой кубок По-моему, оно не уступит пуантенскому! Так откуда же ты, девушка, знаешь об Адзир-Каме?

– Зови меня Соней… Я услышала о вашем гадальщике в Шадизаре, там говорят, что только он может видеть прошлое и говорить с умершими… И я должна у него спросить… – Девушка замолчала, сжав губы и нахмурившись.

Фирена посмотрела на нее с материнским сочувствием и, не удержавшись, ласково погладила тонкую руку. Соня до боли закусила губу, но слезы, целый год не находившие выхода, вдруг неудержимым потоком хлынули наружу.

Она зарыдала, уронив голову на сомкнутые ладони, а хозяйка, подсев поближе, легонько поглаживала ее растрепавшиеся волосы.

– Поплачь, девочку, поплачь! Я вижу, у тебя большое горе, если ты из Шадизара примчалась к этому Адзир-Каму… Сама бы я ни за что к нему не сунулась… Но люди приходят сюда, приходят издалека; чтобы, как и ты, задать свой вопрос… – Голос Фирены журчал, как ручей, и Соня, постепенно успокаивалась, изредка судорожно всхлипывая. Мягкая рука хозяйки гладила Сонины волосы, вздрагивающие плечи, совсем как когда-то в детстве гладила ее мать.

– Я, вот боюсь его до смерти, да и все в Керсисе боятся Адзир-Кама. Спросишь, почему? Сама не знаю. Вроде никогда он ничего плохого жителям не сделал, но вот страшатся – и все. Даже дом его стороной обходят. При нем всего двое слуг – старуха, которая ему стряпает, и огромный такой, чёрный, то ли человек, то ли зверь, то ли демон… Бр-р-р, вот сказала, и даже мурашки по спине побежали. Я этого черного видела всего два раза, один раз еще девчонкой, а второй раз совсем недавно – знаешь, милая, колдун есть колдун, годы идут, люди стареют, а слуги его какими были, такими и остаются. Говорят, и он сам нисколечко не изменился. Но уж об этом не мне судить, я его лица ни разу не видела, он всегда появляется в плаще с капюшоном, только борода седая торчит… – Хозяйка ненадолго замолкла, осушив для храбрости полный кубок вина.

Соня подняла голову. Глаза и щеки были еще мокрыми от слез, губы припухли. Хозяйка отставила кубок, подперла рукой голову и стала рассказывать дальше:

– Он ведь не всем гадает, случается, что и прогонит прочь да еще начнет выкрикивать такие страшные слова – ужас! Сразу поднимается ветер и забрасывает неугодного колдуну человека неведомо куда!

– Так ты отведешь меня к нему? – нетерпеливо спросила Соня, наполняя свой кубок.

– Отведу, раз уж обещала… Идти к нему надо ранним утром, еще до восхода. Войдешь во двор и станешь ждать, а он появится на пороге, посмотрит на тебя и скажет, когда прийти для гадания… или прогонит прочь. Ох, мне что-то не по себе! Может, передумаешь, ты еще так молода, горе твое когда-нибудь смягчится… А вдруг он и тебя тоже забросит куда-нибудь в горы, как проезжего купца прошлым летом? – Хозяйка снова потянулась к кувшинчику.

– Ну нет, если я что-то решила, то так оно и будет! – Значит, завтра утром? – И Соня, окончательно придя в себя, продвинула к себе плошку с остывшим мясом, принялась есть, продолжая внимательно слушать неторопливую речь Фирены:

– …С кого-то Адзир-Кам требует большие деньги, а с кого-то ничего не берет. Зато велит принести что-нибудь совсем несуразное – или красный камень с берега ручья или кривую ветку, похожую на рога оленя, или ящерку зеленую… Тьфу! – Хозяйка, выпив еще кубок, совсем разрумянилась и стала говорливей. – А что же ты сладости-то мои не попробуешь? Забудь до завтра свои печали, поешь, а я налью тебе еще из этого кувшина!

Снизу, из харчевни, послышался звон посуды, визг, и пронзительный мальчишеский голос закричал:

– Фирена! Фирена, иди скорей сюда! К нам опять толстый Орлу к ввалился! А-а-а! Отпусти мое ухо!

– Ах ты, напасть, надо бежать, а то опять этот негодяй всю посуду перебьет! – Фирена вскочила и бросилась из комнаты. На пороге она обернулась и ласково посмотрела на девушку:

– Ложись-ка спать, не мучай себя напрасными думами! Мне кажется, все будет хорошо… Завтра я рано утром тебя разбужу! – И она выскользнула за дверь. Вскоре внизу послышался ее сердитый голос:

– Это что еще такое! Приходишь сюда без единой монетки и устраиваешь разгром! Я еще в прошлый раз обещала тебя проучить, негодяй! Ну, теперь держись! Эй, Шори, Рамад! Быстро сюда, связать его и посадить в погреб! Поутру оттащим его к судье, пусть велит всыпать безобразнику плетей!

Раздался пьяный рев рассерженного Орлука, крики гонявшихся за ним слуг, треск скамей и звон разбитой посуды.

Соня с легкой улыбкой прислушивалась к переполоху в харчевне, с удовольствием лакомясь засахаренными ягодами. Да, здесь, у Фирены не скучно!

Было еще совсем темно, когда что-то словно мягко толкнуло ее в самое сердце. Сон мгновенно слетел, и девушка села на ложе. Все, рассказанное Фиреной, мгновенно ожило в памяти, и Соня вскочила, откинув покрывало. Открыв окно, она выглянула в сад. Свежий запах раннего утра был, как глоток вина, или скорее как прохладный напиток из душистых ягод. Девушка зажгла светильник, сунула в рот вяленую сливу, начиненную орехами, и присела около большой дорожной сумы. Там лежало ее единственное платье и кое-какие безделушки, которыми она дорожила, Когда хозяйка пришла ее будить, Соня, уже одетая, сидела в кресле, доедая сладости. Фирена, переступив порог, удивленно попятилась, потом всплеснула руками и негромко рассмеялась:

– Ну, королева, настоящая королева! Я поначалу даже не признала, подумала, кто ж это? Ну, что, пошли, и пусть помогут тебе боги!

Соня поднялась, задула лампу и, мягко ступая, вышла вслед за хозяйкой. Давно, не припомнить как давно, не надевала она шелкового платья и изящных башмачков с серебряными пряжками, не убирала волосы в замысловатую прическу. Медленно спускаясь по лестнице, девушка чувствовала себя легкой, почти невесомой, словно пушинка, подхваченная ветром…