Текст книги "Тысяча разбитых осколков"

Автор книги: Тилли Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Оглавление

об авторе

Тот же автор

Титульная страница

Преданность

Эпиграф

Пролог

1: Затерянное дыхание и движущиеся облака

2: Заброшенные мечты и замерзшие пруды

3: Робкие сердца и первые взгляды

4. Реактивные самолеты и дождливое небо

5. Холмы и покачивающиеся лодки

6. Душевные слова и теплые объятия

Глава 7: Общие секреты и прощальное небо

Глава 8. Возобновившиеся мечты и застывшие улыбки

9: Снег порхает и непринужденный смех

10: Цветное небо и ледяные поцелуи

11: Слияние душ и открытые сердца

12: Золотые пески и глубокие печали

13: Разбитые сердца и разбитые воспоминания

14: Достопочтенная любовь и безмятежные закаты

15: кромешная тьма и слепящий свет

16: Яркие цвета и громкий смех

17: Разбить сердца и отпустить

18: Горе и родственные души

19: Душераздирающие истории и подавленный гнев

20: Темное небо и яркие звезды

21: Вдумчивые жесты и возрождение музыки

22: Разбитые тарелки и обретенная красота

23: Цветущие цветы и старые друзья

24: До свидания

25: Теплые ветры и душевные слова

26: Тихие голоса и поворотные моменты

27: Сердца, возвращающиеся домой, и исцеляющиеся души

28: Исцеление

29: Удивительные гости и соединенные сердца

30: Круги почета и обнадеживающие звезды

Эпилог: Под звездами и вечным небом

Благодарности

Руководство группы чтения

Авторские права

об авторе

Тилли Коул родом из небольшого городка на северо-востоке Англии. Когда она не пишет, Тилли наслаждается ничем иным, как проводить время со своей маленькой семьей, свернувшись калачиком на диване и смотря фильмы, выпивая слишком много кофе и убеждая себя, что ей действительно не нужен этот последний кусочек шоколада.

ТАКЖЕ ТИЛЛИ КОУЛ

Тысяча поцелуев мальчиков

Тилли Коул

ТЫСЯЧА Сломанных ЧАСТЕЙ

Роман

Для тех, кто потерял близкого человека, я иду с вами.

Для тех, кто потерял частичку своего сердца, я держу вас за руку.

Я молюсь, чтобы эта книга утешила тех, кто не знает, как двигаться дальше.

Для папы.

Я буду скучать по тебе навсегда.

Пока мы не увидимся снова.

«Выдержать Форт»

«Я пришел к пониманию того, что смерть для больных не так уж и тяжела. Для нас, в конце концов, наша боль заканчивается, мы идем в лучшее место. Но для тех, кто остался позади, их боль только усиливается».

– ПОППИ, ТЫСЯЧА МАЛЬЧИКОВ ПОЦЕЛУЕТСЯ

Пролог

Саванна

Возраст тринадцать

Блоссом Гроув, Джорджия

Я НЕ СЛЫШАЛ НИЧЕГО, КРОМЕ оглушительного биения своего сердца. Слишком быстрый по ритму, гремящий, как разрушительные летние бури, пронесшиеся по Джорджии, когда поднялась жара.

Мое дыхание стало затрудненным, поскольку легкие начали медленно переставать функционировать. Воздух, находившийся в моей груди, превратился в гранитные валуны и давил на меня с такой силой, что я застыл на месте. Замерзла, глядя на Поппи, угасающую в постели. Видеть, как мои родители цепляются друг за друга, как будто тоже умирают. Их ребенок, их первая дочь проиграла борьбу с раком на наших глазах, смерть парила рядом с ней, как зловещая тень, готовая забрать ее. Тетя ДиДи стояла, обхватив руками талию, как будто это было единственное, что удерживало ее на ногах.

Я почувствовал, как Ида сжала мою руку так сильно, что могла сломать кости. Я почувствовал легкую дрожь тела моей младшей сестры, без сомнения, от страха, боли или полного неверия, что это действительно может быть реальностью.

Что это действительно происходило.

Моё лицо было мокрым от слёз, лившихся потоком из моих глаз.

«Саванна? Ида?" – тихо сказала моя мама. Я моргнул сквозь водянистую дымка, пока я не увидел перед нами свою маму. Я начал трясти головой, мое тело, казалось, вернулось к жизни из оцепенелого, кататонического состояния.

– Нет… – прошептала я, чувствуя, как на мне пристально смотрит испуганный взгляд Иды. «Пожалуйста…» – добавила я, и моя почти безмолвная просьба растворилась в паре в застоявшемся воздухе вокруг нас.

Мама наклонилась и провела дрожащей рукой по моей щеке. – Тебе нужно попрощаться, детка. Голос ее дрожал – хриплый и усталый. Она посмотрела через плечо туда, где Руне сидел на кровати, оставляя поцелуй на руках моей старшей сестры, ее пальцах, ее лице, глядя на свою Поппимин, как он всегда смотрел – как будто она была создана исключительно для него. Сдавленный крик сорвался с моих губ, пока я смотрел на них.

Это было не по-настоящему. Это не могло быть правдой. Она не могла оставить его. Она не могла оставить нас …

– Девочки, – снова настойчиво повторила мама. Мое сердце разорвалось, когда нижняя губа мамы начала дрожать. – Она… – Мама закрыла глаза, пытаясь собрать хоть какое-то самообладание, прерывая то, что собиралась сказать. Я не знал, как она это сделала. Я не мог. Я не мог с этим смириться. Я не мог этого сделать .

– Сав, – сказала Ида, стоящая рядом со мной. Я повернулась, чтобы посмотреть на свою младшую сестру. На ее темные волосы, зеленые глаза и глубокие ямочки на щеках, на ее кожу, покрасневшую от слез. На ее милое, убитое горем лицо. "Мы должны." Ее голос дрожал. Но она кивнула мне в знак одобрения. Прямо сейчас у Иды было больше сил, чем я мог собрать.

Ида стояла, не ослабляя своей железной хватки на моей руке и ведя меня вверх. Поднявшись на ноги, я взглянул на наши сцепленные руки. Вскоре так будет навсегда. Только наши две руки, без третьей, чтобы держать нас и вести нас.

Я следовал за Идой, чувствуя, что на каждом шагу я иду по патоке, когда мы приближались к кровати. Он был расположен так, чтобы смотреть в окно. Чтобы Поппи могла видеть снаружи. Падающие розовые и белые лепестки вишневого цвета проносились на ветру и рассыпались по земле, падая с деревьев. Когда мы приблизились, Руне поднял глаза, но я не мог встретиться с ним взглядом. У меня не хватило сил увидеть его в тот момент. Момент, которого мы все боялись. В глубине души я никогда не верил, что он появится.

Когда я вздохнул так глубоко, как только мог, мы с Идой обогнули кровать. Первый Я слышал только дыхание Поппи. Оно изменилось. Это было глубоко и хрипло, и я мог видеть усталость, борьбу на ее красивом лице…

Ей потребовались усилия, чтобы просто продержаться еще несколько минут. Оставаться с нами так долго, как только сможет. И все же, несмотря на все это, она широко улыбнулась, когда увидела нас. Ее сестры. Ее лучшие друзья.

Наша Поппи… лучший человек, которого я когда-либо знал.

Подняв свои тонкие, хрупкие руки, Поппи протянула каждому из нас по одному. Я закрыл глаза, когда почувствовал, насколько ей холодно, насколько слаба теперь ее хватка.

«Я люблю тебя, Поппи», – прошептала Ида. Я открыл глаза и изо всех сил старался не упасть на пол, когда Ида положила голову на грудь Поппи и крепко обняла ее. Поппи закрыла глаза и призрачно поцеловала голову Иды.

«Я люблю… тебя тоже… Ида», – ответила она, держась за нашу младшую сестру так, будто никогда не отпустит ее. Ида была двойником Поппи во всех отношениях – по характеру, внешности, всегда позитивному взгляду на жизнь. Пальцы Поппи пробежались по темным волосам Иды. – Никогда не меняйся, – пробормотала она, когда Ида подняла голову. Поппи положила слабеющую руку на щеку Иды.

– Не буду, – сказала Ида, ее голос надломился, когда она отступила назад и неохотно позволила своей руке выпасть из руки Поппи. Я сосредоточился на этом выпуске. Я не знал почему, но мне хотелось, чтобы Ида держалась за нашу сестру. Может быть, если бы мы просто держались за нее вместе, Поппи не пришлось бы уходить, может быть, мы смогли бы оставить ее здесь, где она будет в безопасности…

– Сэв… – прошептала Поппи, ее глаза сияли, когда я встретился с ней взглядом.

Я рухнул, мое лицо упало, и я начал рыдать. – Поппи… – сказал я, взяв ее за руку и протянув к себе. Я снова и снова качала головой, молча умоляя Бога, вселенную, кого угодно остановить это, благословить нас чудом и оставить ее здесь с нами, даже если это продлится совсем немного дольше.

– Я… в порядке… – сказала Поппи, прерывая мои молчаливые мольбы. Ее рука дрожала, я поднес ее к губам, чтобы поцеловать ее холодную кожу. Но когда я это сделал, я увидел, что рука Поппи была тверда, а я дрожала. Слезы текли по моим щекам. – Саванна, – сказала Поппи, – я… готова… идти…

– Нет, – сказал я, покачав головой. Я почувствовал, как чья-то рука легла мне на спину и обвилась вокруг моей талии. Я знал, что это мама и Ида держат меня в вертикальном положении. «Я не готова… Ты мне нужна… Ты моя старшая сестра… Ты мне нужна, Поппи». Моя грудь болела до боли, и я знал, что это мое сердце разбилось на крошечные осколки.

– Я… всегда буду… с… тобой, – сказала Поппи, и я заметил желтоватость ее кожи, услышал, как ужасающее хриплое дыхание углубилось и стало более хаотичным. Нет… нет, нет, нет… – Мы… – Поппи сделала слабый вдох, затихающий выдох, – встретимся снова…

– Поппи… – успела я сказать, прежде чем меня одолели мучительные рыдания. Я опустила голову на грудь Поппи и почувствовала, как ее слабые руки обхватывают меня. Возможно, она теряла силы, но эта хватка ощущалась как надежное одеяло вокруг меня. Я не хотел отпускать.

«Я… люблю тебя… Саванна. Так… много, – сказала Поппи, борясь с замедлившимся дыханием, чтобы говорить. Я зажмурился, тщетно пытаясь удержаться. Поппи поцеловала мои волосы.

«Саванна». Голос мамы донесся до моих ушей. – Детка… – прошептала она. Я поднял голову и встретил слабую улыбку Поппи.

– Я люблю тебя, Попс, – сказал я. «Ты была лучшей старшей сестрой, о которой я когда-либо мог мечтать». Поппи сглотнула, и ее глаза заблестели от слез. Я изучал ее лицо. Она была так близка к тому, чтобы покинуть нас. Я запомнил зелень ее глаз, естественные пряди тепла в ее темных волосах. Теперь она была бледна, но я сохранил воспоминания о персиковом оттенке ее мягкой кожи. Я сохранил воспоминания о ее сладком аромате, окутывающем меня, о ее лице, полном смеха и жизни.

Я не хотел отпускать ее руку, я не знал, смогу ли я когда-нибудь это сделать, но когда мама сжала мои плечи, я так и сделал, отказываясь оторваться от ее взгляда, пока мама и папа не подошли к кровати и не закрыл ее от моего взгляда.

Я отшатнулся назад, потрясенный. Ида схватила меня за руку и свернулась калачиком у меня на груди. Я наблюдала почти отстраненно, как мама и папа целовались, держали Поппи на руках и прощались. Белый шум наполнил мои уши, когда мама и папа отошли назад, а Руне подошел к кровати. Я остался, как вкопанный, Ида рухнула на мою грудь, тетя ДиДи, мама и папа развалились в стороне от комнаты, а Руне что-то сказал Поппи, затем наклонился и поцеловал ее в губы…

Я задержала дыхание, когда через несколько секунд он медленно отступил назад. И я смотрел это. Я наблюдал за лицом Руне и по его разбитому выражению увидел, что она ушла. Эта Поппи ушла от нас...

Голова Руне тряслась, а мое сердце до невозможности трещало еще сильнее. Затем он выскочил из комнаты, и одновременно с этим я с оглушительным грохотом врезался обратно в здесь и сейчас. Звук мучительного плача был первым, что встретил меня, разрушительные звуки разрезали мою душу пополам. Я посмотрел на маму, затем на папу. Мама упала на пол, папа пытался удержать ее на руках. Тетя ДиДи отвернулась к поддерживающей ее стене и неудержимо рыдала.

– Сав, – крикнула Ида, крепче сжимая мою талию. Я прижал Иду к себе. Держал ее, пока я смотрел на кровать. Посмотрел на руку Поппи. Ее рука, неподвижно лежавшая на кровати. Ее пустая , неподвижная рука. Казалось, все происходило в замедленной съемке, как в каком-то трюке с камерой, используемом в кино.

Но это была реальная жизнь. Это был наш дом. И это была моя любимая сестра на кровати. На кровати, рядом никого нет.

Мама потянулась к Иде. Моя младшая сестра упала в объятия наших родителей, но я двигался вперед, как магнит притягивал меня к Поппи. Словно какая-то невидимая сила, какая-то прозрачная нить манила меня туда, где она лежала.

Заикаясь, я обогнул кровать. И я замолчал. Я замер, глядя на Поппи. Из ее рта не вырывалось дыхание. Ее грудь не поднялась, щеки не покраснели. И все же, она была так же прекрасна в смерти, как и в жизни. Затем мой взгляд снова упал на ее пустую руку. Его перевернули, как будто хотели, чтобы его держали в руках, всего лишь в последний раз.

Поэтому я сел на край кровати и взял ее за руку. И пока я сидел там, я почувствовал, как что-то во мне изменилось. В тот момент я потерял в своей душе что-то, чего я знал, что никогда не верну. Я поднес холодные пальцы Поппи к своим губам и поцеловал ее мягкую кожу. Затем я опустил наши переплетенные руки на колени. И я не отпускал. Я бы не отпустил.

Я не был уверен, что смогу это сделать.

Потеря дыхания и движущиеся облака

Саванна

Возраст семнадцать

Блоссом Гроув, Джорджия

НА ПОЛЕ ЛИНОЛЕУМА БЫЛО РОВНО СОРОК ДВЕ ТРЕЩИНЫ . Роб, руководитель терапии, говорил, но все, что я слышал, это жужжание системы отопления над нами. Мой взгляд был расфокусирован, я улавливал только лучи дневного света, прорезавшие высокие окна, и размытые очертания остальных людей в кругу вокруг меня.

«Саванна?» Я моргнула, чтобы сосредоточиться, и взглянула на Роба. Он улыбался мне, открытый язык тела и ободряющая улыбка на лице. Я нервно поерзал на сиденье. Мне не повезло говорить вслух. Я изо всех сил пытался выразить словами бурные чувства, бушующие внутри меня. Мне было лучше одному. Слишком долгое пребывание среди людей истощило меня; слишком многие из них заставили меня замкнуться в себе. Я не была похожа на свою сестру Иду, чья личность была заразительной и общительной.

Прямо как Поппи…

Я проглотил комок, подступивший к горлу. Прошло почти четыре года. Четыре долгих, мучительных года без нее, а я все еще не мог думать о ее имени или представить ее красивое личико, не чувствуя, как мое сердце обрушивается на меня, как обрушивающаяся гора. Тень непреклонных пальцев смерти обхватывает мои легкие и лишит их воздуха.

Сознательные приступы тревоги немедленно начали пробираться вверх из глубин, где они дремали. Вонзая свои зубы в мои вены и посылая яд по моему телу, пока он не захватил меня как своего невольного заложника.

Мои ладони стали влажными, а дыхание стало тяжелым. «Саванна». Голос Роба изменился; хотя он эхом отдавался в моих ушах, когда все вокруг меня ушло в узкую пустоту, я слышал его тревожные интонации. Чувствуя на себе тяжесть взглядов всех, я вскочил со своего места и бросился к двери. Мои шаги были аритмичной барабанной дробью, когда я следовал за потоком света в коридоре, выходящим на открытый воздух. Я вылетела через дверь на улицу и втянула в себя зимний воздух Джорджии.

Танцующие прожекторы вторглись в мое поле зрения, и я наткнулся на дерево, стоящее на территории терапевтического центра. Я оперся на тяжелый ствол, но ноги подкосились, и я упал на твердую почву. Я закрыл глаза и прислонился головой к дереву, грубая кора царапала затылок. Я сосредоточился на дыхании, пытаясь вспомнить каждый урок, который мне когда-либо преподавали о том, как справиться с приступом паники. Но, похоже, это никогда не помогало. Нападения всегда держали меня в заложниках, пока они наконец не захотели меня освободить.

Я был совершенно измотан.

Мое тело дрожало целую вечность, сердце колотилось и колотилось, пока я не почувствовал, что мои легкие начали расслабляться, а трахея наконец-то дала моему телу кислород, которого он так жаждал. Я вдыхал через нос и выдыхал через рот, пока не опустился глубже в дерево, запах травы и земли прорывался сквозь туман тревоги, блокирующий сенсорные ощущения.

Я открыл глаза и посмотрел на ярко-голубое небо, наблюдал за белыми облаками, идущими впереди, пытаясь найти формы в их структурах. Я наблюдал, как они появлялись, затем уходили, и задавался вопросом, как это выглядело оттуда, что они видели, когда смотрели на всех нас сверху вниз, любя, теряя и разваливаясь.

Капля воды упала мне на тыльную сторону руки. Я взглянула вниз и увидела, как еще одна капля упала на сустав моего безымянного пальца – они стекали с моих щек. Усталость охватила меня, поглощая все мои силы. я Я даже не мог поднять руки, чтобы вытереть слезы. Поэтому я снова сосредоточился на наблюдении за путешествующими облаками, желая быть похожим на них, постоянно движущимся, никогда не имея времени остановиться, чтобы обдумать ситуацию и подумать.

Размышление дало мне возможность передохнуть.

Я даже не осознавал, что кто-то сел рядом со мной, пока не почувствовал легкое изменение в воздухе вокруг меня. Облака все еще привлекали мое внимание.

«Снова приступ тревоги?» – сказал Роб. Я кивнул, мои волосы терлись о рыхлую кору, которая едва держалась на своем месте. Робу было всего лишь тридцать с небольшим. Он был добрым и исключительным в своем деле. Он помог очень многим людям. За последние четыре года я видел, как множество подростков входили в двери терапевтического центра и уходили, изменившиеся, наделенные полномочиями и способные снова функционировать в мире.

Я был просто сломлен.

Я не знала, как исцелиться, как снова собрать себя воедино. Правда заключалась в том, что когда Поппи умерла, весь свет исчез из моего мира, и с тех пор я спотыкаюсь в темноте.

Роб некоторое время молчал, но наконец сказал: «Нам придется сменить тактику, Саванна». Края моих губ приподнялись, когда я увидела в облаке что-то похожее на маргаритку. Ида любила ромашки. Это были ее любимые цветы. Роб прислонился спиной к дереву рядом со мной, разделив широкий ствол. «Мы получили некоторое финансирование». Его слова доносились до моих ушей по одному слогу, пока мир, кропотливо и медленно, начал сшиваться воедино. – Это путешествие, – сказал он, позволяя этому повиснуть в воздухе между нами. Я моргнула, остаточные изображения солнца танцевали в темноте, когда я зажмурился, чтобы прогнать его ослепляющее сияние.

«Я хочу, чтобы ты продолжил», – сказал Роб. Я замерла и в конце концов повернула голову к нему. У Роба были короткие рыжие волосы, веснушки и пронзительные зеленые глаза. Он был ходячей осенней цветовой палитрой. Он также был выжившим. Сказать, что я восхищался им, – это ничего не сказать. Наказанный в подростковом возрасте за свою сексуальность теми, кто должен был любить его, он пробился сквозь ад, чтобы достичь свободы и счастья, а теперь помогает другим, которые тоже боролись по-своему.

«Есть путешествие… Я хочу, чтобы ты отправился в него…»

Эти запоздалые слова проникли в мой мозг, и беспокойство моего старого друга начало проявляться вновь.

«Небольшая группа со всех Штатов собирается в путешествие по пяти странам. Одно из исцелений». Он повернул голову и посмотрел на облака, которые ранее привлекли мое внимание. «Подростки, переживающие горе».

Я покачала головой, с каждой секундой делая это все более отчетливым.

– Я не могу, – прошептала я, и мой голос мгновенно окутал страх.

Улыбка Роба была сочувственной, но он сказал: – Я уже говорил с твоими родителями, Саванна. Они согласились, что это будет полезно для тебя. Мы уже закрепили за тобой место.

"Нет!"

«Вы уже закончили среднюю школу. И ты поступил в Гарвард. Гарвард , Саванна. Это невероятно." Роб ненадолго сделал паузу, чтобы подумать, но затем добавил: «Это Бостон. Далеко-далеко отсюда».

Я понял подтекст. Я не мог работать дома, так как же я буду учиться в колледже в другом штате?

Когда Поппи умерла, я с головой ушел в учебу. Мне все время приходилось занимать свои мысли. Именно так я оставался над водой. Я всегда был прилежным. Я всегда был умным. Книжный червь. Тот, кто говорил о физике, уравнениях и молекулярных структурах. Ида была громкой, драматичной сестрой, забавной, привлекающей все внимание – всеми лучшими способами. А Поппи… Поппи была мечтательницей. Она была верующей, творческой личностью, с музыкой и бесконечным счастьем и надеждой в сердце.

Тот, кто изменил бы мир.

Когда Попс умер, я больше не могла смотреть в школу – взгляды людей, печальные взгляды, прожектор, который преследовал меня повсюду, изображая меня девочкой, которая видела смерть своей старшей сестры. Поэтому я училась на дому и рано закончила учебу. Гарвард меня принял; Я сделал достаточно, чтобы поступить. Но, когда все школьные задания были выполнены, вновь обретенное время стало моим врагом. Праздные часы мы провели, вновь переживая угасание Поппи, она медленно умирала раньше нас. Бесконечные минуты, которые дали моему беспокойству передышку, чтобы нанести удар, замедлить свое наступление, как наемники, играющие с легкой мишенью. Отсутствие Поппи я чувствовала, как петля, затягивающаяся на моей шее с каждым днем.

«Я знаю, это может показаться пугающим. Я знаю, что ты, возможно, не веришь, что сможешь это сделать, – сказал Роб нежным и ободряющим голосом. "Но ты можешь , Саванна. Я верю в тебя." Я почувствовала, как моя нижняя губа задрожала, когда я встретилась с ним взглядом. «Я не сдаюсь.» Нежная улыбка. «Мы собираемся помочь вам пройти через это. Этой осенью мы собираемся отвезти тебя в Гарвард. И ты будешь процветать».

Мне хотелось улыбнуться в ответ, выразить свою признательность ему, даже думая обо мне, за то, что он никогда не бросал меня, но нервы сдерживали меня. Новые люди. Новые места. Неизведанные земли – это было совершенно страшно. Но во мне не осталось сил сопротивляться этому. И Господи, ничто другое не помогло мне. Четыре долгих года индивидуальной и групповой терапии не смогли ни поднять меня, ни собрать воедино. Я слишком устал, чтобы спорить. Поэтому я снова повернул голову и снова посмотрел на небо. Накатилось большое облако, и я замер.

Оно выглядело в точности как виолончель.

Я вошел в Цветочную Рощу под симфонический саундтрек пения птиц. Независимо от времени года, в этом месте всегда было что-то неземное. Кусочек рая, помещенный на Землю, проблеск небесного мира. Или, может быть, именно чей дух покоился здесь, и сделало это место таким особенным. Защищая место, которое она так обожала.

Деревья были голыми, бутоны цветов еще не были готовы показать нам свою красоту, зима ненадолго задержала их. Но роща от этого не стала менее красивой. Я дышал свежим воздухом, который свистел сквозь коричневые ветки, пока мои ноги не привели меня к дереву, которое защищало моего лучшего друга.

Белый мраморный надгробие сиял, как ангел, в лучах заходящего солнца, а сумерки покрывали могилу идиллическими золотыми оттенками. « ПОППИ ЛИТЧФИЛД » выделялся золотой надписью « НАВСЕГДА ВСЕГДА » , выгравированной внизу.

Я вытер опавшие листья с надгробия и сел перед ним. – Привет, Поппи, – сказала я, уже чувствуя, как у меня сжимается горло. Я знал, что для многих четырех лет после смерти близкого человека было достаточно, чтобы найти дорогу обратно к какой-то жизни. Двигаться дальше всеми возможными способами. Однако для меня четыре года вполне могли оказаться четырьмя минутами. Было такое ощущение, будто только вчера Поппи ушла от нас – оставила Иду и меня. Оставил маму и папу и Тётя ДиДи. Левая Руна. Трещины, пронзившие мое сердце, все еще были открытыми и незаживающими.

Эти четыре года ничего не изменили. В тот день была нажата кнопка паузы. И с тех пор я не мог нажать кнопку воспроизведения.

Я поцеловала свои пальцы, а затем положила их на надгробие. Под моей рукой было тепло солнца, которое всегда освещало эту рощу, давая миру понять, что здесь обитает кто-то по-настоящему прекрасный.

Я посмотрел вниз и увидел фотографию, приклеенную к нижней части надгробия. Слезы навернулись на мои глаза, когда я с трепетом смотрел на потрясающую сцену, которой он мог похвастаться. На снимке идеально передано северное сияние: зеленые и синие тона, парящие по усыпанному звездами черному небу.

Руна.

Руна был здесь. Он всегда делал это. Каждый раз, приходя домой, он часами проводил на могиле Поппи, под их любимым деревом. Проведите день, разговаривая со своей единственной любовью, своей второй половинкой, рассказывая ей о своей жизни в Нью-Йоркском университете. Об обучении у фотографа, лауреата Пулитцеровской премии. О своих путешествиях по всему миру, посещении далеких стран и достопримечательностей – например, северного сияния – которые он всегда снимал на пленку, а затем привозил домой, чтобы Поппи увидела.

«Чтобы она не пропустила новые приключения», – говорил он мне.

Были дни, когда он навещал Поппи, а я сидела за ближайшим деревом, незамеченная и скрытая, и слушала, как он разговаривает с ней. Когда слезы лились из моих глаз от несправедливости мира. На то, что мы теряем самую яркую звезду на нашем небе, на то, что Руне теряет половину своего сердца. Насколько я знаю, он никогда ни с кем не встречался. Однажды он сказал мне, что никогда ни к кому другому не будет относиться так, как к Поппи, и что, хотя их время вместе было коротким, этого хватило ему на всю жизнь.

Я никогда не испытывал такой любви, как у них. Я не был уверен, что многие так сделали. Там, где Ида искала и молилась о любви типа Руны и Мака, я боялся, что это только причинит мне еще большую боль. Что, если я их тоже потеряю? Как бы я справился? Я не знал, как Руне выживал каждый день. Я не знала, как он каждый рассвет открывал глаза и просто дышал . Я никогда не спрашивал его. Я так и не нашел в себе смелости.

«Сегодня у меня случился еще один приступ», – сказал я Поппи, прислоняясь к ее надгробию. Я положил голову на теплый мрамор. Напиталась успокаивающим пением птиц, которое всегда составляло ей компанию. После нескольких минут молчания я вытащил блокнот из сумки. Тот, который я никогда не осмеливался открыть. Я проследил слова «Для Саванны» , написанные на обложке рукописным почерком Поппи.

Блокнот, который она мне оставила. Тот, который я никогда не читал и даже не открывал. Я не знал почему. Возможно, это было потому, что я был слишком напуган, чтобы прочитать то, что должна была сказать Поппи, или, возможно, это было потому, что это был последний кусочек, который у меня остался от нее, и как только он был открыт, как только я закончил самое последнее слово, тогда она действительно исчез.

Я прижал блокнот к груди. – Меня отсылают, Попс, – сказал я, и мой тихий голос разнесся по почти безмолвной роще. «Чтобы попытаться сделать меня лучше». Я вздохнула, тяжесть в груди почти ушибла ребра. – Я просто не знаю, как тебя отпустить.

Правда заключалась в том, что если бы Поппи могла поговорить со мной, я знал, что она была бы убита горем из-за того, как ее смерть парализовала меня и непоправимо ранила. Тем не менее, я не мог поколебать это. Роб сказал мне, что горе никогда не покидало нас. Вместо этого мы адаптировались, как будто это был новый придаток, которым нам нужно было научиться пользоваться. Что в любой момент боль и душевная боль могут поразить и сломить нас. Но в конечном итоге мы разработаем инструменты, позволяющие справиться с этим, и найдем способ двигаться дальше.

Я все еще ждал этого дня.

Я смотрел, как заходящее солнце исчезает за деревьями, а его место занимает растущий серп луны. Золотое одеяло, украшавшее нас, стало серебристо-голубым, когда наступила ночь, и я встал, собираясь уйти. «Я люблю тебя, Попс», – сказала я и неохотно пошла через рощу к нашему дому. Наш дом, в котором в эти дни пропало сердцебиение.

Потому что она была зарыта в землю позади меня. Вечно семнадцать. Возраст, в котором я сейчас. Никогда не стареть. Никогда не светить своим светом. Никогда не делиться своей музыкой.

Травестия, которой мир будет навсегда лишен.