Текст книги "Главный врач"

Автор книги: Тихон Пантюшенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Как же это она решилась поехать к Ивану Валерьяновичу? Ясно даже не представляла, что ему скажет. Так, какой-то безотчетный порыв. Посмотрит на него. Это ей нужно, чтобы знать, как жить дальше. Догадается же, с чем она к нему приехала.

Иван Валерьянович был у себя в кабинете. Села в приемной на стул. И тут вдруг от ее решимости не осталось и следа. Он может подумать, что пришла к нему чего-нибудь просить. Да не нужна ей никакая его помощь. А что нужно? Она и сама не знает.

Секретарь-машинистка раз и другой посмотрела на Галину, наконец спросила:

– Вам к Ивану Валерьяновичу?

– Нет-нет, – поспешно ответила Галина. Поднялась и хотела было уже уходить, как вдруг открылась дверь кабинета и на пороге показался сам Корзун. Всмотрелся в лицо, узнал.

– Вы ко мне?

– Да... То есть нет...

– Зайдите, – уловив нерешительность Галины, сказал Корзун.

Неуверенно вошла. Глаз у Ивана Валерьяновича наметанный, еще в приемной заметил: беременна. И претензии, естественно, к нему. Что ж, и по времени совпадает, и вообще водится за ним такой грех, не зря хвастал приятелям: "Иду вдоль забора и боюсь, что каждая доска от меня забеременеет". Знать бы, что она никому о нем не сказала и что готова все перенести молчаливо и безропотно – прошел бы мимо. Но все женщины болтливы, как сороки. С какой стати эта будет исключением? Чертовски неприятно! Не успел стать главным врачом, как уже дал повод для сплетен. Главный врач района – это как-никак фигура, и нельзя допускать, чтобы о нем болтали в подворотнях.

– Вас, помнится, Галиной зовут? – спросил Корзун, усадив ее напротив.

Вопрос, казалось, был рассчитан точно: сразу указать этой простушке расстояние. Но Иван Валерьянович переборщил: Галина беззвучно заплакала, потом встала и направилась к двери. Корзун проворно выскочил из-за стола. Не хватало, чтобы сейчас ее увидели: беременную женщину, которая вышла заплаканной из кабинета главврача. Что случилось? Догадаться нетрудно. И кроме того, он, Иван Валерьянович, не выяснил главного: знает ли о нем еще кто-нибудь?

– Ну хорошо, – перешел Корзун с официального тона на дружеский. – Ты кому-нибудь говорила о... Ну, о том, что между нами было?

– Нет.

– Умница, – обрадовался Корзун. – У тебя родители есть? Где они?

– В Брашинском районе.

– Тебе было бы лучше поехать к ним.

– Не могу.

– Почему?

– Стыдно. Меня там все знают.

– А еще куда-нибудь?

– Кто меня такую на работу примет?

– Да, тут есть сложность. Что же нам делать? – спросил Корзун не столько Галину, сколько себя. Жениться? Чепуха! В его теперешнем положении это конец всему. Раньше – да. А теперь это уже совсем другое дело. Вынужденная женитьба. О таких вещах отзываются не очень похвально. Нет-нет, о женитьбе не может быть и речи. Но и отмахнуться теперь не отмахнешься. Что же все-таки придумать?

– Как у тебя с жильем?

– Комната в больничном доме. Жили с подругой. Но теперь она вышла замуж и съехала. Осталась я одна.

– Ну, хоть с этим все в порядке. Комната останется за тобой. Подселять к матерям-одиночкам теперь не имеют права. А сколько ты получаешь?

– Восемьдесят рублей. Иногда чуть больше.

– Сколько тебе еще нужно?

Это, наверное, опять был перебор. Галина поспешно вытерла слезы, слегка подсушила пудрой лицо.

– Извините, – сказала. И вышла.

Корзун не знал, торжествовать ли ему победу или бранить себя. Все-таки решил, что Галина будет хранить молчание. Гордая...

37

В Поречье Корзун приехал вместе с Алиной Павловной Мазур. Официальный главный врач района и его столь же официальный заместитель. Руководство.

Когда они вошли в кабинет, Наталья стояла у окна. Корзун по-хозяйски прошел к столу, сел, кивком пригласил сесть Алину Павловну. Потом достал из портфеля несколько листков бумаги, бросил их на стол:

– Ознакомьтесь, Наталья Николаевна.

Наталья взяла крупно исписанные листки, начала читать. Это была жалоба в прокуратуру. Описан давний случай с Антоном Тереховым. Ничего нового в этом письме не было, кроме злобы и ненависти к ней, Наталье, требования наказать ее ни много ни мало за смерть человека, за тяжелую болезнь его жены и сиротство малолетней дочери. Потрясла Наталью подпись: Терехова Вера.

– Так вот, – продолжал Корзун. – Вам, Наталья Николаевна, придется передать обязанности главного врача Инне Кузьминичне Норейко. Вопрос согласован с райисполкомом. Вот приказ. Распишитесь, пожалуйста, что вы с ним ознакомлены.

Наталья через силу прочла текст приказа, расписалась.

– Теперь пригласите, пожалуйста, Инну Кузьминичну, – нарочито будничным тоном сказал Корзун.

Не помнила, как вышла из кабинета, как позвала дежурную медсестру и попросила ее разыскать Инну Кузьминичну. Норейко, наверное, уже кое-что знала. Тотчас подошла:

– Я слушаю вас, Наталья Николаевна.

– Вот больничная печать. Возьмите. Вы назначены главврачом.

– Почему?

– Вам скажут. Идите, вас ждут.

Сегодня Наталья на работе не задерживалась. Идя домой, она колебалась, зайти или не зайти к Тереховой. Спросить у женщины, что случилось? Почему она так поступила после того, как Наталья сделала для нее все, что могла? Ну зайдет она к Вере, спросит. И что дальше?

Дома Наталья, не скрывая своих чувств, рассказала о случившемся. Мать, казалось, даже повеселела:

– И слава богу. Будешь, как люди, приходить вовремя.

Спала Наталья тревожно, часто просыпалась.

А утром – повестка. Что ж, значит, нужно ехать в район. Только поставить в известность Инну Кузьминичну. Она, конечно, поинтересуется: чего? зачем? Хочешь не хочешь, придется показывать повестку. Можно себе представить, как посмотрит на нее Норейко. Пожалуй, даже спросит: "Что, доигралась?" Пусть смотрит, пусть спрашивает. Наталья найдет в себе силы перенести и это.

В больнице, кажется, всё уже знали. Люди, которых она встречала, похоже, сочувствовали ей. И Норейко знала.

– У меня повестка. Вызывают к следователю.

– Какая повестка? К какому следователю?

– Обыкновенная повестка, какими вызывают к следователю, – начала злиться Наталья.

– Да вы что, милаша?

– Что еще за милаша, Инна Кузьминична? Соблюдайте, пожалуйста, хотя бы элементарное уважение к человеку.

– Я к вам с сочувствием, Наталья Николаевна, а вы обижаетесь.

– Да знаете же, знаете все. Зачем вам нужно ломать эту комедию?

Норейко сбросила личину. Глазки-пуговки зажглись откровенным торжеством:

– Да, знаю. Если хотите, давно знала, что вы этим кончите. За чужой счет счастье свое не строят.

– Что значит – за чужой счет?

– Не прикидывайтесь невинной овечкой. Не успела опериться, как ей, видите ли, уже захотелось стать главным врачом. Тут же начала строить козни другим. Правду говорят: не рой яму другому – сам в нее попадешь. Теперь, миленькая, не смоешь с себя дерьма до самой старости.

– До чего же вы злобное существо! Кто так исковеркал ваш характер? Может, с вашей помощью и настрочили эту мерзкую жалобу? – наобум спросила Наталья, даже не подозревая, насколько она права.

– Вон! Вон из моего кабинета! – в ярости закричала Норейко. Демонстративно подошла к окну, распахнула его настежь и закончила. – Чтоб духу твоего тут не было!

Зачем Наталья вступила с нею в разговор? Не раз давала себе слово сдерживаться, зная, что в ответ последуют оскорбительные нападки.

Когда Наталья подошла к знакомому зданию с машинами и мотоциклами у подъезда, у нее вдруг пересохло в горле. Первый раз... Вот и дверь кабинета, который назван в повестке. Постучала. Услышала бодрый голос: "Да". Несмело открыла дверь. За столом сидел молодой человек в штатском. Подумала, что ошиблась: она ожидала увидеть офицера милиции.

– Вы к кому? – спросил молодой человек.

– Я по повестке, – протянула бумагу Наталья.

– Садитесь.

– Ничего.

– Садитесь, говорю, – пробежав глазами повестку, повторил молодой человек посуровевшим голосом. – Разговор у нас будет долгий.

Села. Какое-то неприятное ощущение появилось под ложечкой. Начало даже поташнивать. Молодой человек, сцепив пальцы рук и положив их перед собою на стол, в упор рассматривал Наталью. По-видимому, это был один из приемов, который, по мнению следователя, должен парализовать волю подследственного, заставить развязать язык, рассказать все, как было.

– Ну, – начал он, – будем говорить правду или наводить тень на плетень?

– О чем я должна говорить? – справилась с комком в горле Наталья.

– О том, как вы способствовали смерти Антона Терехова, после чего неизлечимо заболела его жена и осиротела их маленькая дочь Оксана.

"Ему, наверное, дали установку, – подумала Наталья, – и он готов из кожи лезть, чтобы только угодить начальству, заработать положительную характеристику для очередного повышения в звании". Вдруг вспомнила о капитане Червякове.

– Скажите, пожалуйста, а капитан Червяков у вас работает?

– У нас. А что? Вы его родственница?

– Нет, какая там родственница. Просто, приезжал он к нам в больницу, ответила Наталья. Рассказывать, зачем приезжал, не стала. Еще подумает, что его хотят разжалобить. Но все же спросила:

– Он сейчас на работе?

– Гражданка Титова, вы что? Приехали сюда узнать последние новости? Я пригласил вас не для этого. У нас разговор другой.

Мучительно стыдно было отвечать на нелепые вопросы следователя. Но пришлось, скрепя сердце, отвечать, отводить от себя клевету.

– Вот заключение комиссии, – ткнул пальцем в какую-то бумагу следователь. – В нем говорится, что виновница гибели Терехова – Титова Наталья Николаевна. Так что придется отвечать.

– Ну что ж, придется так придется.

– Вот вам бумага. Опишите все, как было.

Наталья взяла лист бумага, пересела за маленький столик, стоявший у окна, начала писать.

– В конце, там, где написано об ответственности за ложные показания, поставьте подпись.

– Поставила, – закончив писать, сказала Наталья.

Следователь взял исписанный Натальей лист, внимательно его прочитал и, бледнея, почти шепотом спросил:

– Вы что, собрались издеваться надо мною?

Как ни крепилась Наталья, но сдержать себя не смогла:

– Нет, товарищ следователь, если кто и решил издеваться, то не я, а вы.

Следователь, казалось, готов был испепелить ее взглядом. В объяснении было, видно, совсем не то, чего он ожидал. Она написала и о первом приказе, которого нет в материалах заведенного дела, и о своей объяснительной записке, которую она в тот раз представила главврачу и которой опять-таки не оказалось под рукой.

– Я думаю, – немного пришел в себя следователь, – что мы еще встретимся. Надеюсь получить санкцию прокурора на ваше водворение в КПЗ. Может быть, тогда вы одумаетесь и не будете нести той околесицы, какой нагородили в своем объяснении. А пока вот – подпишите обязательство о невыезде за пределы Поречья.

– Я что, уже преступница?

– Пока нет. Это решит суд.

– Значит, вам заранее известно, что меня будут судить? Любопытно: из каких же источников?

До этого следователь еще хорохорился, стремился психологически сломить Наталью, выбить почву у нее из-под ног. Но тут, кажется, смутился. Оказался в положении фехтовальщика, у которого выбили шпагу из рук. Еще бы: подследственная явно намекает, что он поет с чужого голоса.

– Подпишите обязательство, – только и сказал.

Наталья не знала, как отнестись к требованию о невыезде. Интуитивно чувствовала, что тут следователь превышает свои полномочия, опять берет ее на испуг. Но отказаться поставить подпись не решалась. На проходной спросила у дежурного:

– Скажите, пожалуйста, где сейчас капитан Червяков?

– Сан Саныч? – улыбнулся дежурный. – Он в данный момент любуется красотами черноморского побережья.

– В отпуске, что ли?

– Так точно, девушка. У самого синего моря. Неделя, как уехал.

– Спасибо, – поблагодарила Наталья. Значит, ждать еще целых три недели. Рассказать обо всем Алесю? Нет, только не это. Во-первых, он ничем не поможет. Во-вторых, теперь он заинтересованное лицо. Начнут козырять еще и этим. Мол, пустили в ход знакомство, использование должностных лиц. Да чего же все это нелепо!

Возвращалась домой с тяжелым, невыносимым чувством.

Уже в самом Поречье встретила Пашучиху. Хотела пройти мимо, да не тут-то было. Ухватила Наталью за рукав:

– Здравствуй, касатка, здравствуй, моя птушечка.

– Здравствуйте, Анисья Антиповна. Что-нибудь случилось?

– Случилось, касатка: вернулся мой младшенький.

– Вот и хорошо.

– Да оно как сказать. Для кого хорошо, а для кого и не очень.

Посмотрела Наталья на Пашучиху. Старая уже женщина. Ан нет, злоба из нее так и прет. Нет, лучше не связываться. Повернулась Наталья и пошла дальше, не отвечая на явно прозвучавшую угрозу.

Мать была вся в слезах. Ходила из угла в угол и, заламывая руки, тихонько причитала, почти беззвучно: "Да что же это такое? Да разве ж так можно?.."

– Что случилось, мама? – остановилась в дверях Наталья.

Остановилась, будто застигнутая врасплох, и Марья Саввишна. Смотрела на дочь, словно не верила, что это она, а не кто-то другой. Потом снова залилась слезами, подбежала и, обхватив ее голову, снова начала причитать:

– Чуяло мое сердце, что этим кончится...

– Да ты скажи толком: в чем дело?

– Беда, ох какая беда... – не переставала всхлипывать Марья Саввишна. Как только ты уехала в район, заявилась Пашучиха. Такая приветливая, такая радостная. "Никак в лотерею выиграла?" – спрашиваю. "Выиграла, касатка, выиграла. Дождалась-таки своего счастья". – "И сколько же привалило?" – "Не сосчитать, – отвечает. – Такое счастье на деньги не переводится". Загадки какие-то. Ладно, не вытерпит, сама скажет. А она губки так поджала и говорит: "Такая радость, такая радость, что и не передать. Мой младшенький вернулся". – "Ну что ж, Анисья Антиповна, – говорю ей, – рада за тебя". "Да – тебе-то, – отвечает, – вроде бы и не резон радоваться". "Это почему же?" – спрашиваю. "Уж больно сердит мой младшенький на вас. За Миколку. За его, значит, брательника. Неужто забыла, как твоя касатка упекла его за решетку?" "Иди, Анисья, не мути воду", – сказала ей, взяла за руку и веду к дверям. А она как вызверится: "Ну, вот мой младшенький вам теперь покажет. Отольются вам мои слезки!"

– Не волнуйся, мама, – попыталась успокоить Марью Саввишну Наталья... Все собаки брешут, да не все кусают.

– Ох, доченька, не знаешь ты этих людей. Чует мое сердце, натворят они бед. Уедем отсюда.

– Мама, ты что, испугалась их?

– Не за себя волнуюсь – за тебя.

Тут-то и послышались тяжелые шаги на крыльце. Без стука отворилась дверь. На пороге встал молодой мужчина с коротко остриженной головой, небритый, с небрежно расстегнутым воротом грязноватой рубашки.

– Со свиданьицем вас, – оскалил зубы мужчина. – Не узнаете?

– Змитро? – упавшим голосом произнесла Марья Саввишна.

– Он самый. Значит, признали, – Пашук, не спрашивая разрешения, подошел к столу, сел на скамью.

Марья Саввишна, загораживая собою Наталью, спросила:

– Что тебе от нас нужно, Змитро?

– Я пришел спросить: где мой брательник Микола?

– А то ты не знаешь?

– И второе. За что вы его упекли за эту самую? – Пашук пальцами изобразил решетку.

– Ты знаешь, что он чуть не убил мою Наталку?

– Я одно знаю. Моя маманя просила вас на коленях не сажать Миколу. Вы поимели сочувствие к старой женщине?

– Змитро, уходи, не гневи бога.

Пашук встал, легко отстранил рукой Марью Саввишну, будто какой неодушевленный предмет, и вплотную приблизился к Наталье. Выдохнул самогонным перегаром:

– Ну а ты, стерва, что скажешь?

– Не смей ко мне прикасаться, подонок! – гневно ответила Наталья.

– Доченька! – крикнула Марья Саввишна. – Прошу тебя, заклинаю: беги от этого страшного человека. Он может все.

– Могу. Это ты верно сказала, старая. Но не об тебе разговор. Я эту суку спрашиваю, – ткнул пальцем Пашук в лицо Натальи. – Ты видела слезы моей мамани?

– Мерзавец! – Наталья наотмашь ударила Пашука по лицу.

Марья Саввишна побледнела и, чтобы загородить дочь от удара, встала между нею и Пашуком.

– Да не мельтеши ты, старая, перед глазами, – снова отпихнул Змитро Марью Саввишну. – Ты, козявка, – сдавил Пашук пальцами подбородок Натальи. Я же из тебя блин сделаю. Ты это понимаешь?

– Мама, вызови милицию. Я вижу, эта скотина другого языка не понимает.

Марья Саввишна не знала, как ей быть. Защитить Наталью, понятно, не сможет. Оставлять наедине с этим зверем тоже боялась.

– Мама! – крикнула Наталья. – Прошу тебя, вызови милицию.

– Счас, доченька, – метнулась Марья Саввишна к двери.

Проворным оказался Пашук. Казалось, он даже не двинулся с места, а так, небрежно выставил ногу. На бегу Марья Саввишна споткнулась о его ногу и рухнула.

– Ишь, разогнались, – снова оскалил зубы Пашук. – Да я вас сразу могу к ногтю, и концы. Не знаете, с кем имеете дело. – И – к Наталье: – Вначале бы поиграться с тобой, краля, а уж потом, что заслужила. А?

– Носит же земля таких! – чуть слышно проговорила Наталья.

– Ну да ладно. Здесь руки пачкать о вас не стану, – решил Пашук. Немного постоял, опустив голову, потом выпрямился и добавил: – Даст бог встретимся. Там и поговорим. – Ушел, хлопнув дверью.

Марья Саввишна с трудом приподнялась, села.

– Уедем, доченька, отсюда. Этот зверь все равно не оставит тебя в покое.

– Да что ты, мама, в самом деле, – опустилась рядом с нею Наталья. Будто у нас уже и власти нет никакой. Это одна похвальба.

– Уже была раз такая похвальба. Из-за нее я чуть с ума не сошла.

– Ты как иногда говоришь? Бог не выдаст, свинья не съест, – решила подбодрить мать Наталья. А у самой, почувствовала, слезы подступили к глазам. Столько несчастий на нее свалилось. И в довершение ко всему – эти угрозы Пашука. Как быть? Послушаться мать, бросить все и уехать куда глаза глядят? На тот же БАМ. Ну а здесь, что люди подумают? Сбежала? Значит, виновата. И как же после этого поднимут головы корзуны и пашуки. Натворят такого, что станет сомневаться в себе сама справедливость. Будут новые жертвы. Как быть? Что делать?