Текст книги "Главный врач"
Автор книги: Тихон Пантюшенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Выбрала день и, когда Наталья была на работе, пошла в сельсовет. Постучалась, чуть приоткрыла дверь:
– Можно к вам, товарищ участковый?
– Пожалуйста, прошу вас, Марья Саввишна, – поднялся навстречу старший лейтенант.
Взглянула на него, и сердце обмерло. Да какая ж девка не засмотрится на такого статного, стройного да пригожего? Форма на нем чистенькая, выглаженная. Глаза весенние какие-то. Вышел из-за стола, предложил сесть. Величает по имени-отчеству.
– С чем пожаловали, уважаемая Марья Саввишна?
– Прежде тут был у нас тоже старший лейтенант. Так он пожурил, что забор у меня непокрашенный. Я все сделала. Пришла сказать ему. А оказывается, на его месте новенький. Значит, вот вам докладываю, товарищ участковый.
– Зовите меня Александр Петрович.
– А-а, так вы и есть тот самый Александр Петрович? – слукавила Марья Саввишна. – Наташа мне о вас столько рассказывала!
– Рассказывала? – живо спросил Алесь.
– О вас. Калан же ваша фамилия?
– Так точно, Калан, – радостно подтвердил Алесь. – Вы ведь знаете, она меня на ноги поставила. Сколько раз хотел к вам зайти, посоветоваться с Натальей Николаевной. Не знаю, как себя вести. Одни говорят, что после перелома на первых порах нужно остерегаться, не давать слишком большой нагрузки на ногу. Другие, наоборот, советуют побольше ходить, укреплять кость.
Марья Саввишна усмехнулась про себя: так уж и не дала тебе Наталья инструкций, что да как делать. Но вслух сказала:
– Что ж не зайдете? Будем рады.
– Все никак не решался. Честно признаюсь: боюсь Натальи Николаевны больше, чем своего прямого начальства.
– А вы не бойтесь, Александр Петрович. Это я говорю вам, как мать. По секрету скажу, что и она что-то жалуется на вас. Уж не знаю, что там. Но и не узнаю свою дочь. Только, чур, уговор. Я ничего вам не говорила, вы ничего не слышали. Да и вообще мы с вами еще нигде не встречались. Узнает что про наш разговор или что я уже была у вас – разгону мне не миновать. Бедовая она у меня. И в кого только пошла!
– Буду нем как рыба, – пообещал Алесь. – Только под каким же предлогом мне вас навестить? Без предлога Наталья Николаевна может догадаться, что разговор у нас с вами был.
– А у вас там должно быть записано про забор. Вот вы, значит, идете и проверяете, какой у нас порядок. Засиделась я у вас, Александр Петрович, а там, поди, и дочка пришла домой. Так что не забывайте нас. Обязательно приходите.
– Вы не знаете, как я вам рад, Марья Саввишна. Так рад, как родной матери, – придерживая женщину за локоть, говорил ей Алесь. Он намеревался проводить ее до самого выхода из сельсовета, но под конец Марья Саввишна воспротивилась.
– Не надо, чтобы нас видели вместе. Передадут моей дочери, скажут, что, мол, так и так, видели меня у вас – рухнет вся наша затея, – уходила Марья Саввишна домой успокоенная. И такая в ее душу радость вселилась, что хотелось встретить кого-нибудь из хороших знакомых и рассказать ему о новом участковом. Он теперь придет к ним домой, обязательно придет. Она, слава богу, научилась разбираться в людях. Если все пойдет хорошо, придет время породниться с ним. Человек он, по всему видно, уважительный. Она, Марья Саввишна, ни в чем перечить ему не будет. Разве что Наталья может другой раз из-за своей дурацкой ревности наговорить ему что-нибудь. Ну да они оба, Марья Саввишна и Алесь (так иногда называет его Наталья), образумят ее. С матерью дочка считается. Еще не было случая, чтобы Наталка чем-нибудь обидела ее. Пойдут у них дети. Уж как она рада будет своим внукам. Правда, забот у Марьи Саввишны хватает и сейчас. Оксанка – девчонка не из очень поседливых. Да и, правду сказать, где они сейчас поседливые дети. Малыши, они всегда малыши, как те козлята. И влезут куда не следует, и заберутся куда повыше. Только ходи за ними и посматривай в оба. Ну а что за жизнь была бы без этих забот, без детских голосов? Пустота, одна пустота. Хватит ее, этой пустоты, потом. А пока человек жив, у него должны быть заботы. Взять хотя бы птиц. Ума у них, положим, никакого. А и они, поди, хлопочут, когда приходит время. Галдеж устраивают такой, что голова начинает болеть. А все из-за чего? Из-за своих птенцов. И накормить их нужно вовремя, и доглядеть, чтоб какой-нибудь хищник не подхватил. Да и потом, когда летать начнут, не один день и не одна неделя проходит, пока у них не появится самостоятельность. Это у птиц. А что говорить о человеке? Его нужно научить не только есть, но и добывать пищу. И добывать не просто так, а честным трудом. Научить вести себя, чтобы его любили и уважали не только родители, но и люди. Чтобы он жил по совести. Не так, как Пашуки, по-волчьи, а как добрые люди, как Заневский, например. Уважают его за доброту. Он не только поможет, но и выручит из беды. Как выручил, спас Наталью от неминуемой гибели.
23
Полевановская сельская больница стояла, можно сказать, прямо в Пуще. Иван Валерьянович, видно, и не собирался бы приехать сюда, если бы не приглашение егеря Дербени. Дорога немалая: с объездами за полсотни километров. Добрались до больницы чуть ли не в полдень.
В таких больницах, как Полевановская, серьезных операций не делают. Так, по мелочам: обработка ран, вскрытие гнойников, перевязки. Но хирург есть, как без хирурга. В разговоре с ним Иван Валерьянович сказал:
– Вас, наверное, замучили разными проверками. Так вот: я не формалист. Документация меня не интересует. Важно что? Живое дело! У вас, к примеру, должен состоять на диспансерном учете Павел Васильевич Дербеня. Знаете такого?
– Конечно, – ответил хирург. – Вот, пожалуйста, его контрольная карта.
– Карта картой. А каково его состояние после операции? Вы проверяли?
– Собираемся пригласить.
– Собираетесь. А я семь верст должен киселя хлебать и вместо вас осматривать больного.
– Так ведь прошло всего два месяца. Контрольный осмотр полагается через квартал.
– Въелся в нас, понимаешь, этот формализм. А чтоб по-человечески, не через квартал, а когда надо? Руки не доходят. – Понимая, что упрекает хирурга напрасно, Корзун уже более примирительно сказал: – Ладно. Сам съезжу. Интересоваться судьбой больного должен в первую очередь тот, кто оперировал.
– Рановато вы приехали, Иван Валерьянович, – улыбнулся хирург. Неподходящее сейчас время для охоты.
– А при чем тут охота? – насторожился Корзун.
– Дербеня-то у нас егерь.
– Ну и что?
– Могли бы удовольствие получить.
– Я приехал делом заниматься, – вздернул плечо Иван Валерьянович. – И ваши намеки совсем не к месту. Скажите лучше, где искать Дербеню.
– Скорее всего – в лесничестве.
Полистав все же больничную документацию, Корзун поехал в местное лесничество. Дербеня был там. С жаром стал звать Ивана Валерьяновича к себе:
– Думал, вы уж и забыли, что есть такой Дербеня, – радовался он. – Я рассказывал жене, как вы меня от килы спасали. То-то будет рада повидать вас.
Жил Дербеня на околице Полеванова. Едва подъехали, он выскочил, торопливо открыл ворота и жестом показал, куда ставить машину.
Корзун огляделся и не без зависти подумал: "Крепко живет мужик!" Дом из смолистых сосновых брусьев. Шиферную крышу венчает конек из оцинкованного железа. Оконные наличники и крыльцо в резных украшениях. Рядом с крыльцом конура – из нее доносилось злобное урчание. Тут ничуть не страшась грозного соседства, рылись в земле куры. Иные грелись, закатив от наслаждения глаза, в уютно насиженных ямках и не очень-то спешили на зов большого и пестрого петуха, когда тот принимался скликать свой пернатый гарем. У сарайчика, рядом с корытом, лежала упитанная хавронья. Ко двору примыкал отгороженный низким заборчиком садик-пасека: там в три ряда стояли ульи.
Вошли в дом. Не знай Иван Валерьянович, к кому приехал, он все равно определил бы, что хозяин имеет прямое отношение к охоте. На стенах висели развесистые оленьи рога, на полу перед диваном распростерлась кабанья шкура. Привлекла внимание картина: нетронутый уголок лесной пущи. Корзун не очень разбирался в живописи, но и он отметил, что картину писал не дилетант, а профессиональный художник. Видно, было за что отблагодарить егеря.
– Ну как вам у нас? – спросил Дербеня.
– Знаете, как в музее. Особенно эти рога.
– Какие вам больше нравятся?
– Сразу не скажешь.
– Берите, Иван Валерьянович, на выбор.
– Что вы! Это же редкость. Да у меня и денег таких при себе нет.
– Какие деньги? Вы что, обидеть меня хотите?
– Спасибо, коли так.
Вошла жена Дербени, моложавая, полная и довольно привлекательная женщина. Да еще, видно, принарядилась ради гостя. "С такой, – подумал Корзун, – больше тревог, чем покоя".
– Моя жена Настасья... Анастасия Петровна, – поправился Дербеня и добавил: – А это, Настенька, мой исцелитель Иван Валерьянович Корзун. Я тебе о нем говорил.
– Здравствуйте, – подала руку хозяйка. – Вы извините, я на минутку отлучусь. Гостей надо привечать не только добрым словом.
– Давай, Настенька, уж похлопочи.
– Да что вы беспокоитесь, Павел Васильевич, – проводив хозяйку долгим взглядом, сказал Корзун. – Я, собственно, ненадолго. Заехал узнать, как вы себя чувствуете.
– Спасибо. Грех жаловаться. Все теперь в порядке.
– Посмотреть все-таки надо. Прилягте на диван...
После осмотра Корзун сказал:
– Что ж, действительно все в порядке.
– Пока моя хозяйка собирает на стол, покажу я вам свое пчелиное хозяйство. Вы не увлекаетесь этим делом?
– Все недосуг.
– Не говорите так. У человека всегда найдется минутка для любимого занятия. Вот, например, пчелы. Кроме пользы, ничего от них нет, – Дербеня вышел в сени и тут же вернулся с приспособлением, которое напоминало широкополую шляпу со свисающими сетчатыми полями. – Надевайте.
Во дворе водитель обхаживал "Москвича".
– Вот сюда пожалуйте. – Подойдя к ближнему улью, Дербеня снял крышку и поднял лежавшие под ней защитные планки. Дымокуром отогнал пчел, скопившихся на верхних планках рам. Выбрал раму потяжелее и показал Ивану Валерьяновичу на свет. Несмотря на то, что соты были покрыты тонким слоем белого воска, они горели на солнце, как янтарь.
– В этом году, Иван Валерьянович, думаю получить не меньше чем по пуду на улей. Как считаете, стоящее дело?
– Пожалуй. Как только выйду на пенсию – обязательно займусь пчеловодством.
– Будете подгонять под пенсию – ничего у вас не получится. Это дело такое. Требует, чтоб его любили, а не поркались от скуки. Пойдемте в хату. Там, поди, у Настеньки уже все готово, – Дербеня, не торопясь, закрыл улей, снял сетку и, довольный собою, махнув по пути рукой водителю, неспешно направился в дом.
Стол был накрыт. Среди тарелок со всякой снедью выделялись небольшие глиняные горшочки, запечатанные бумажными листами. В центре стоял запотевший графинчик с багряно-красной наливкой. Дербеня принялся разливать ее по рюмкам.
– Мне не надо. Я за рулем, – закрыв ладонью рюмку, сказал водитель.
– Да здесь же никакого ГАИ.
– Не надо принуждать, – рассудил Корзун. – Порядок, он везде порядок, даже за обеденным столом.
– Нет так нет, – согласился Дербеня. – За встречу.
Когда Корзун чокался с хозяйкой, она посмотрела на него так, что у Ивана Валерьяновича захолонуло сердце.
Закусили ветчиной, солеными боровичками. Наконец хозяйка пододвинула гостю горшочек:
– Отведайте нашего кушанья. Вы такого не пробовали даже в ресторане.
– Что же это, если не секрет?
– Вы сначала попробуйте.
Корзун снял ножом бумажную корку и принюхался. Первое удовольствие выразил неопределенным звуком, в котором угадывалось: "Ч-черт". Попробовал.
– Картошка с грибами, – не то спросил, не то высказал свое заключение.
– Верно, – ответила хозяйка. – Только это еще не все. Не будем вам голову морочить. Тушеная картошка с лосятиной и белыми грибами. Когда я работала официанткой в ресторане, там по особым случаям готовили такие блюда. Вот я и решила... Мой Павлуша ничего другого знать не хочет. И только в горшочках.
– У Павла Васильевича вообще вкус, – многозначительно произнес Корзун, с удовольствием принимаясь за еду.
Дербеня, не переставая жевать, горделиво покосился на свою Настеньку: мол, в чем-чем, а в женской красоте он разбирается. Та зарделась и потупила глаза.
– Хозяйственный вы человек, Павел Васильевич, – вел свою линию Корзун.
– Штука не хитрая, было бы умение, – согласился Дербеня. – Нельзя быть жадным. Если ты к человеку с душой, то и он к тебе с душой. К примеру, я попал к вам в больницу. Вы сделали мне операцию. Вернули мне здоровье. А что значит здоровье? Здоровье – это все. Нет его, здоровья, и ни за какие деньги ты его не купишь. Так могу я не отблагодарить своего дорогого доктора? Да я ему отдам все, что у меня есть. Верно я говорю?
– Не согласен, Павел Васильевич. Зачем же меня благодарить за то, за что я уже получил зарплату? Вот вы трудитесь, оберегаете лесное богатство. А разве вам дают еще что-нибудь, кроме оклада?
– Все вы верно говорите. Но тут нужно, как я говорил, еще и умение. У вас есть свое министерство. Мы тоже подчиняемся министерству лесного хозяйства. Вы что же, думаете, оттуда приезжают просто так? Нет. Им нужно, когда сезон, и ружьишком побаловаться, и прихватить с собой что-нибудь из даров природы. Сам-то представитель ничего этого не найдет. Потому как городской. Вот и пойдешь ему на выручку. А это, ежели ты человек, не забывается. Вот и получается, что мы вроде помогаем друг другу. Жизнь, она и есть жизнь.
– Нет, Павел Васильевич, я не согласен. Надо, чтоб все шло по строгому порядку.
– Да разве ж я против порядка? Для порядка я и поставлен. Но как, скажите, быть в таком случае? У соседа не хватило каких-нибудь припасов. Он идет ко мне. Я, понятное дело, его уважу. Другой раз и он меня уважит. Так что ж, по-вашему, мы ради порядка не должны помогать друг другу?
– Это другой разговор. Я за то, чтобы мы берегли государственное. Без обруча, говорят, нет клепкам державы.
Когда обед подходил к концу, хозяин, поднимаясь, сказал:
– Вы тут, Иван Валерьянович, прилягте, отдохните. А я тем часом сбегаю в лесничество. Вернусь – мы с вами еще потолкуем.
Дербеня ушел, водитель сказал, что вздремнет в машине, а хозяйка принялась убирать со стола. Иван Валерьянович, сидя на диване, смотрел на пышнотелую Настю, и в нем росло желание подойти к ней, заглянуть в глаза и молчаливо спросить... О чем? Она догадается. А дальше что? Откликнется ли на его призыв? А вдруг разразится гневом?
– Что это вы примолкли? – спросила Настя, проходя мимо с посудой в руках.
– Не знаю, что и сказать, – чувствуя, как спирает дыхание, ответил Корзун. – Язык отняло. То ли от наливки, то ли еще от чего.
Настя вышла на кухню. А Иван Валерьянович мучительно думал, как ему поступить, когда она вернется. Отбросить всякие условности? Или посмотреть, как она себя поведет?
– Так от чего же язык-то отняло, ежели не от наливки? – спросила, возвращаясь и садясь рядом с ним, Настя.
– Можно мне называть вас Настенькой?
– Пожалуйста. Только не при всех.
– Что же это со мною, право? – уже не владея собой, проговорил Корзун. Он провел рукой по отворотам тонкой кофточки, ткнулся губами в белую шею хозяйки, зашептал: – Настенька... Это какое-то наваждение...
– Иван Валерьянович! – тоже шепотом ответила Настя. – А если заглянет ваш водитель?
Вот он, пароль, который дает право идти на решительный штурм! "А если?.. Никаких если..."
– Водитель у меня воспитанный человек, – шаря губами по Настиной уже оголенной груди, ответил Иван Валерьянович.
– Ну что же вы спешите, как наш Петька? Чего уж там... – обхватывая руками шею Корзуна и удобнее втискиваясь телом в диван, шептала Настя...
Когда вернулся Дербеня, Иван Валерьянович, готовый в дорогу, прохаживался в саду. Не там, где стояли ульи, а за надворными постройками. Егерь, оказывается, занимался не только пчеловодством. На приусадебном участке росли яблони, вишни, груши, сливы. Вдоль забора уже наливались соком ягоды черноплодной рябины, облепихи, дозревала алыча...
– Может, заночевали бы? – спросил Дербеня.
– Что вы, дорогой Павел Васильевич, – возразил Корзун. Мелькнула мысль, что после всего случившегося Дербеня стал ему как бы роднее. – Пора и честь знать.
– Ну тогда открывайте багажник. Без гостинцев вас не отпустим.
Гостинцы – это была наполненная чем-то сумка и два трехлитровых бидончика.
– Тут сушеные грибки. В бидончиках медок – свежий, самый что ни есть целебный, – говорил Павел Васильевич, укладывая принесенное в багажник машины. – Постойте, вы же забыли. – Через минуту он вынес развесистые оленьи рога. – Не знаю только, как чтоб поудобнее их поместить.
Кое-как уложили.
– Ты выезжай, – сказал водителю Корзун, – а я еще перекинусь парой слов с хозяевами.
Дербеня открыл ворота. Машина, провожаемая все тем же урчанием из конуры, медленно выехала с подворья. Иван Валерьянович, растроганный, подошел к хозяевам. Чуть-чуть вроде саднила совесть. Павел Васильевич как мог отблагодарил своего врача. Хотя хватило бы, пожалуй, и одних рогов. А получилось, что наградил рогами своего пациента и он, Корзун. Какой-то злой каламбур. Но это длилось недолго. Взглянул на Настю. В ее глазах светилась радость. Вот и решай после этого, что хорошо, а что худо. Нет, ничего не надо усложнять. Пусть жизнь идет так, как идет.
– Ну, дорогие мои, – раскрывая объятия, сказал Корзун, – встречал я людей на своем веку всяких. Но таких, как вы, еще не приходилось. Спасибо от души. Если в чем будет нужда – дайте только знать.
– Приезжайте к нам, – говорила Настя. – Примем как самого дорогого гостя.
– Да-да, Иван Валерьянович, приезжайте. Обязательно приезжайте, поддержал жену и Дербеня.
– Ловлю на слове, – улыбнулся Иван Валерьянович. – Придет пора отпуска – загляну на недельку, если вам не в тягость.
– Ой, что вы! – обрадовалась Настя. – Отдохнете, как ни на одном курорте.
Уже в дороге Ивана Валерьяновича разморило: сказались и обильный обед, и сладкие минуты близости с Настенькой. Началось с дремоты, а там навалился и сон.
Проснулся, как от толчка, когда машина нырнула в виадук. Ага, скрещение дорог! Надо было выбирать: сворачивать или ехать прямо, в областной центр. Собственно, в области Ивану Валерьяновичу делать нечего. Но вспомнилась Лива Петровна, обещания, вторые давал ей. Нет, более подходящего случая, пожалуй, не будет. Куй железо, пока горячо. Лива Петровна, судя по тому, как она обрадовалась розам, не станет жеманиться, примет подарок. Щедрый подарок: и эти дурацкие рога, и бидончик свежего меда, и грибы. Они теперь на вес золота. Второй бидончик меда останется ему, Корзуну.
– Давай прямо, – сказал Иван Валерьянович. – Нужно заехать в одно место.
Уточнять куда именно, Корзун не стал. Водителю незачем знать лишнее.
– Прямо так прямо, – пожал плечами водитель. – Наше дело – крути баранку.
Дальше ехали молча. Корзуну пришел на память разговор с Дербеней. Разговор о благодарности. Да, в отношениях между людьми нельзя смешивать личное и государственное. Личным ты можешь распоряжаться как хочешь. Вот хотя бы эти грибы и мед. У Дербени такого добра навалом. Так почему же не поделиться с человеком, к которому ты испытываешь добрые чувства? Будь у Корзуна то, чего нет у Дербени, и он поступил бы точно так же. Другое дело, если бы Дербеня попросил больничный лист, скажем, на дни прогула. Тут ответ один: "Уволь, Павел Васильевич, этого я сделать не могу". И весь разговор. С Ливой Петровной, между прочим, тоже самое. Разве Иван Валерьянович собирается просить у нее надбавки к жалованью или что-нибудь в этом роде? Нет. Он просто хочет, чтобы между ним и Ливой Петровной были хорошие отношения. Ну что это за работа, когда между людьми нет взаимопонимания? Это уже не работа, а растранжиривание нервных клеток.
– А хозяйка у этого Дербени смачная, – вдруг нарушил молчание водитель.
Корзун покосился на него, словно усомнился, все ли у парня в порядке с рассудком.
– Чего это тебе полезли в голову такие мысли?
– Да так. Заметил, как она на вас смотрела.
– Обыкновенно. Как еще можно смотреть на гостя?
– Да нет. У бабы все в глазах написано.
– Не заметил.
– Да мне что? Мое дело сторона.
Вот и областной город. Угадали аккурат в час пик. На автобусных остановках очереди – люди спешат домой. "А вдруг Лива Петровна еще на работе? – мелькнула беспокойная мысль. – Ничего, подожду во дворе. Соседи? А какое дело соседям до машины "медицинской помощи"? Может, кому-нибудь действительно понадобился врач".
Нужную улицу и дом нашли сразу. Повезло и в другом: едва подрулили под тополя, как Корзун заметил Ливу Петровну. У нее все та же коса, заплетенная сбоку. Пожалуй, эта молодежная прическа не очень-то гармонировала со строгим покроем ее светлого костюма, но необычное сочетание как раз и выделяло Ливу Петровну среди других женщин.
Корзун поспешил ей навстречу.
– Здравствуйте, Лива Петровна.
– Иван Валерьянович! Каким ветром? Здравствуйте! – подала руку Лива Петровна.
– Как обещал. Извольте принять лесные дары.
– Ну зачем это, Иван Валерьянович? В какое положение вы меня ставите?
– Не понимаю вас, Лива Петровна. Да тут все, можно сказать, чисто символическое. – Корзун достал бидончик, сумку с сушеными грибами. Водитель извлек из недр машины и передал ему рога. – Куда прикажете?
– Ничего себе символика, – буркнула Лива Петровна, направляясь в свой подъезд. Ее квартира была на третьем этаже. На звонок открыл мужчина лет сорока. Вошли в прихожую.
– Знакомьтесь, пожалуйста, – сказала Лива Петровна. – Мой муж Степан Васильевич. А это тот самый Иван Валерьянович Корзун. Я тебе рассказывала о нем, Степа. Как видишь, молодой, энергичный руководитель. Только не знаю, что он надумал с какими-то дарами.
– Все свое, – соврал Корзун. – Родня ни за что не отпустит с пустыми руками. А мне ни к чему столько. Да, признаться, сам я с кухней не в ладах. Это Ливе Петровне, – ставя у порога бидончик и сумку с грибами, продолжал Иван Валерьянович. – А это вам, Степан Васильевич.
– Рога? Покорно благодарю.
– Степа! – одернула мужа Лива Петровна. – Ты всегда во всем видишь второй смысл. Нельзя же так.
– Вы многим уже преподнесли рога? – пропустил замечание мимо ушей хозяин квартиры.
– Что вы, Степан Васильевич?! – поняв нелепость своего положения, оправдывался Корзун. – Я же без задней мысли, от всей души.
– Шучу. Ну проходите, раз гостем назвались.
– Я ненадолго. Меня ждет машина...
– Не обижайтесь на моего мужа, – говорила Лива Петровна, провожая Корзуна. – Он всегда отличался прямолинейностью и, я бы сказала, даже некоторой бестактностью. Спасибо вам.
Не такой представлялась Ивану Валерьяновичу встреча с Ливой Петровной. Почему-то считал, что она будет одна, что можно будет обо всем поговорить, если не дойдет до большего. Не вышло. Все этот мужиковатый Степан Васильевич. Правда, он, Корзун, тоже дал маху. С этими рогами... Ну, бывает, допускает человек ошибку. Но нельзя же его казнить за это. Культурные люди так не поступают. И где нашла Лива Петровна этого мужлана? Он, видите ли, шутит. Ну, ничего. Не стоит расстраиваться из-за этих мелочей. Главное, что подарок принят. Лива Петровна теперь будет стоять за него, Ивана Валерьяновича, горой. А что касается иных утех, то у него есть Настенька.
– Куда теперь, Иван Валерьянович? – спросил водитель, когда в ранних сумерках подъезжали к райцентру. – Домой или в больницу?
– Давай, браток, в больницу. Надо навестить Якова Матвеевича.
Последний раз он видел Ребеко, считай, в день инфаркта. Избегал заходить не потому, что времени не было (для такого дела всегда можно выкроить десяток минут). Боялся показаться на глаза. Неизвестно, как Яков Матвеевич встретил бы своего заместителя. Мог, чего доброго, разволноваться, довести себя до повторного инфаркта. Потом оправдывайся, доказывай, что ты не верблюд. Вот что удерживало Корзуна. Однако дальше так вести себя уже просто нельзя. Зачем давать козыри недоброжелателям?
В терапевтическом отделении дежурила сама заведующая.
– Какие сегодня у нас новости? – спросил Корзун, входя в кабинет Алины Павловны.
– Все в порядке, Иван Валерьянович.
– А Яков Матвеевич как?
– Лучше, хотя ходить мы ему еще не разрешаем.
– Посетители у него бывают?
– Кого-кого, а посетителей хоть отбавляй. Сегодня приезжал первый секретарь райкома.
– Федор Васильевич? – с тревогой спросил Корзун. Вот уж это было совсем некстати. Ребеко мог наговорить чего угодно. О нем, о Корзуне, он, понятно, доброго слова не скажет. Да, надо было попытаться наладить отношения раньше. А теперь вроде бы уже и поздновато. Ну да ничего. Иван Валерьянович надел белоснежный халат, шапочку и с достоинством в сопровождении Алины Павловны направился в указанную ему палату.
– Здравствуйте, дорогой Яков Матвеевич, – подойдя к больному и легонько пожав его руку ниже локтя, бодро произнес Корзун. – Не навещал вас – боялся беспокоить. Ну да сейчас, как сказала Алина Павловна, уже лучше. Я рад, очень рад, что дела идут на поправку.
Ребеко даже не шевельнул рукой для встречного рукопожатия. Сделал вид, что он и хотел бы, да еще слаб.
– Трудно без вас, Яков Матвеевич. Опыт остается опытом, и ничем его не заменишь. Был я сегодня в Полевановской больнице. Просили передать, чтоб поскорее выздоравливали. Любят вас...
Якову Матвеевичу сказать бы "спасибо", а он молчит. В глазах будто чертики скачут, будто хочет сказать: "Ах и сукин же ты сын, Иван Валерьянович. И кто только учил тебя так беззастенчиво врать. Меня ведь, старого воробья, на мякине не проведешь". Даже Мазур, казалось, поняла смысл этого выразительного молчания. Сказала, неизвестно к кому обращаясь:
– Сегодня у Якова Матвеевича был трудный день. Ему нужен покой.
– Да-да, – поспешил согласиться Корзун. – Не будем вас больше беспокоить. Выздоравливайте только скорее.
– Постараюсь, – негромко ответил Ребеко.
24
Титову неожиданно вызвали в районную больницу. Что еще надумал Иван Валерьянович? Новое взыскание? За что? Раздумывать долго не станет. Корзун найдет за что. Тот и сыщет, кто ищет. Как бы там ни было, а ехать надо. Поехала.
Иван Валерьянович успел уже перебраться в кабинет Ребеко. Он был на месте, однако пришлось ждать. "Куражится, – подумала Наталья. – Пусть его, как-нибудь выдержу". Наконец вызвал. Прежде вышел бы сам, так как знал о приезде Натальи (секретарша доложила), а тут по телефону, через ту же секретаршу.
– Вы что же самовольничаете? – спросил в упор. Не поздоровался, ничего не объяснил. Даже не предложил стула. "Далеко мы пойдем", – мелькнуло у Натальи.
– Можно сесть?
– Садитесь.
– Я слушаю. Так в чем мое самовольство?
– Это я вас слушаю, – начал злиться Корзун. – Почему вы, не согласовав с главврачом объяснительную записку, отдали ее профессору Малевич?
Вот оно в чем дело. Разгневался Иван Валерьянович, что ему не доложили об объяснительной записке. Как ответить? Щелкнуть его по носу? Не стоит. Закусит удила и понесет.
– У вас так много других забот. Вот я и подумала: зачем беспокоить главного врача.
Корзун прищурился. Уловил, значит, иронию. Хотел вспылить. Но вовремя, видно, вспомнил, что гнев – плохой советчик. Уже более спокойно продолжил:
– Могли бы и показать. Ведь одно дело делаем. Вот, читайте, – протянул Корзун телеграмму из министерства здравоохранения.
"Предлагаю командировать заседание коллегии министерства главных врачей районной и Поречской участковой больниц обсуждения вопроса заболеваемости инфекционной желтухой тчк министр".
– Когда нужно быть в министерстве? – спросила Наталья.
– Завтра в десять.
– Все? Или будут еще указания?
– Какого только черта вы приехали к нам? Оставались бы в своей аспирантуре, – не сдержался наконец Корзун.
– Вот это уже откровенно. К счастью, не все зависит от вашего не в меру чувствительного "я". Можно идти?
– Идите!
На следующий день Наталья села на проходящий автобус и к девяти часам была уже в Минске. Знакомое многоэтажное здание Дома правительства. В приемной министра ждали вызова заместитель заведующего облздравотделом Лива Петровна и Иван Валерьянович. В половине одиннадцатого помощник министра открыл двери кабинета: "Пожалуйста, товарищи, ваш вопрос". Коллегия министерства – это не только солидно звучит, но и выглядит соответственно. Рядом с министром – его заместители, за ними – начальники управлений, председатели общественных организаций. Еще дальше – приглашенные из столичных клиник, других учреждений здравоохранения. Титова поискала взглядом начальника управления кадров. Не нашла. Вместо него увидела знакомого – Бориса Семеновича Гордейчика. Тот ободряюще кивнул ей. Ага, видимо, начальник в отпуске и Борис Семенович присутствует вместо него.
Министр озабоченно просматривал лежавшие перед ним бумаги. Постарел. Наталья знала еще его по институту – был у них ректором. Тогда он казался сравнительно молодым. Но за эти полдесятка лет, что возглавляет министерство, заметно сдал. Виски заметно посеребрило, морщины на лбу и под глазами. Да и не мудрено. Столько забот! Помощники помощниками, а если уж где-то что-то случается, то спрос прежде всего с него, с министра. Вот и сейчас. Нужно разобраться, почему участились случаи заболевания инфекционной желтухой в благополучном прежде районе. Казалось бы, чего проще. Поручить это облздравотделу. Не может же министерство заниматься каждой районной больницей. Но нет, министр знает, что такие вопросы нужно решать не вообще, а конкретно, на примере одного из районов. Для этого профессору Малевич и было поручено побывать на месте и выяснить, почему там не перестают тлеть заразные болезни.
– Иван Валерьянович, в чем причина, что вы никак не можете справиться с инфекционной желтухой? – спросил министр Корзуна после доклада профессора Малевич. – Мало того что ваш район вышел в передовики, извините, по этому заразному заболеванию, так вы умудрились привить четырем больным еще и сывороточную желтуху.
Корзун встал, одернул полы пиджака и, сделав губы хоботком, заговорил:
– Подвела нас Поречская больница. Мы разобрали все случаи заболеваний инфекционной желтухой на медсовете. Наказали главврача Титову. Опыта у нее, считайте, никакого, а самоуверенности хоть отбавляй.
– Путает Иван Валерьянович. Все ставит вверх ногами, – резко вмешалась Малевич. – Самоуверенность, а может, просто нежелание показать неприглядную у себя картину проявило медицинское руководство района. А наказали Титову, чтоб неповадно было выносить сор из избы.
– Титова, товарищ министр, – попытался выгородить себя Корзун, критиковала на медсовете ваш приказ.
– Какой приказ?
– По заготовке консервированной донорской крови.
– Разрешите, я внесу ясность, – поднялся заведующий кафедрой гематологии мединститута. – Наша клиника, как всем вам известно, занимается и вопросами переливания крови. Я помню Наталью Николаевну еще по студенческому научному кружку. Пытливая, думающая студентка. Простите, теперь уже врач. И догадываюсь, о чем речь. Мы неоднократно поднимали вопросы порочной практики заготовки цельной крови, а не ее компонентов. Учили этому и наших студентов. Говорили также об устаревших методах проверки донорской крови на вирус сывороточной желтухи. Но воз и ныне там. Пока не перейдем на современные способы проверки, случаи сывороточной желтухи будут повторяться, и винить в этом практических врачей нельзя.
