Текст книги "Последний рыцарь (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Нора не ответила. Единственная идея, которая была у нее, была связана с выбиванием дерьма из бывшей жены Лэнса и адвоката, который вытащил личные фантазии Лэнса в зале суда.

– Это неправильно, – сказала Нора. – Это несправедливо.

– Что есть, то есть. – Лэнс поднял руки. – Но я еще не сдался. Я просто перегруппировываю силы для следующего боя.

Они допили кофе и вернулись в машину.

– Итак, кто следующий? – спросил Лэнс.

– Финансовый директор какой-то крупной компьютерной компании. Ананас, Яблоко, что-то фруктовое. Не могу вспомнить название.

– Он извращенный?

– Нет, на самом деле, нет. Не совсем. У него хронические боли.

– И он встречается с Доминатрикс ? Это бессмысленно.

– Подчинение боли заставляет тело вырабатывать эндорфины и прочие природные болеутоляющие гормоны. Я встречаюсь с несколькими парнями, которым прописана порка в медицинских целях.

Лэнс ждал за дверью, пока Нора дарила бизнесмену миллиардеру порку его мечты. Она на клиенте вымещала свою злость и разочарование из-за несправедливости по отношению к ситуации Лэнса. Она оставила клиента на тысячу беднее, но это никак не повлияло на ее настроение.

Лэнс проводил ее к машине, и они направились в Коннектикут. Обычно она проводила выходные, играя в особняке Кингсли. Самые интересные извращенцы в городе проходили через его дом на регулярной основе. Они пили, они разговаривали, они играли. Однажды Кингсли и Сорен устроили нечто вроде дуэли Доминантов и провели тест в мастерстве владения флоггером и кнута. Немного алкоголя плюс воз мужского эго, плюс слишком много красивых женщин, наблюдающих и аплодирующих, устроили адски занимательный вечер. Но она знала, что атмосфера у Кингсли будет приглушенной, пока все будут ждать новостей о Госпоже Наташе и мужчине, который напал на нее. В мире столько несправедливости, столько страданий.

В такие дни Нора почти хотела быть одной из этих ванильных женщин, которых обычно презирала. Хороший муж, дом в пригороде, может, кошки и собаки. Она могла бы писать и совершать длительные прогулки, могла заняться волонтерством. Она знала, что через неделю такой жизни ей бы все это наскучило. Но иногда ощущала стремление к жизни противоположной Преисподней.

Они добрались до дома, и Лэнс проводил ее до самой двери.

– Хочешь зайти? – спросила она. – Я не наброшусь на тебя. Обещаю, мы просто поужинаем и поговорим.

– Не знаю, хорошая ли это идея. Не припомню, когда в последний раз я хотел кого-то так же сильно, как вас. Мы можем оба забыть как себя вести.

Нора прислонилась к входной двери.

– Есть и другие вакансии, если ты потеряешь эту работу, – сказала она.

– На этой платят больше, чем на любой другой, которую я могу найти сейчас, и это не бумажная работа.

– Проблемы с деньгами?

– Нет. Я коплю, чтобы позволить себе по-настоящему хорошего адвоката и устроить второй тур с бывшей женой.

– Я бы хотела устроить с ней раунд. Я бы хотела, чтобы она познакомилась с моим жестким правым кроссом.

– Никакого насилия в отношении женщин, – ответил он, пригрозив пальцем. – Даже с бывшей женой. Но я бы заплатил приличные деньги, чтобы посмотреть, как вы подходите к ней и говорите, что у нас был секс.

– О, я бы ей сказала. Я бы сказала, насколько ты хорош в постели, и что она не понимает, что упускает. И что она может и дальше веселиться в своем фригидном мире, пока я буду объезжать потрясающий член ее бывшего мужа каждую ночь своей жизни…

– Есть с собой диктофон? Я бы хотел, чтобы вы все повторили. Только для меня. И, может, на моей голосовой почте.

Нора протянула руки и схватила Лэнса на лацканы пиджака.

– Пожалуйста… – сказала она, притягивая его на несколько дюймов ближе. – Останься со мной сегодня. Кинг не узнает.

– Но я буду знать. Я пообещал ему, что буду защищать вас и не допущу этого. И, так или иначе, как только они словят ублюдка , я больше не буду телохранителем. И мы можем продолжить там, где остановились.

– Обещаешь? – Она подняла руки к его красивому лицу и провела по щетине на его подбородке.

– Своей честью моряка, – ответил он, целуя тыльную сторону ее ладони.

Сатерлин оторвала себя от него и вошла в дом. Но дальше парадной двери не ушла. Как только она закрыла за собой дверь, то осталась на месте. Прошло почти две минуты, прежде чем девушка услышала удаляющиеся с порога шаги Лэнса. Было приятно знать, что он нехотя уходил, так же как она нехотя отпускала его.

Наконец, она услышала рев двигателя, и Лэнс уехал. С тяжелым сердцем Нора осмотрела дом и поняла, что пустота почти невыносима. Нет, не почти. Абсолютно невыносима. Ей нужно что-то, кто-то, безопасность и уют, и отвлечение. Ей нужно потрясающее отвлечение. Она побежала в спальню и переоделась из фетиш-наряда в более обыденную одежду – обычную черную юбку, черный свитер, чулки и сапоги на высоком каблуке. Она накинула пальто и снова ушла, зная пункт назначения, прежде чем призналась себе в этом.

Сорок минут спустя она приехала, припарковала машину, пока никто не увидел ее и ее номерной знак «скажи А й».

Она молилась, чтобы он был дома, и ее молитвы были услышаны. Она постучала, и он открыл дверь, приветствуя ее молчанием и лишь вопросительно изогнутой бровью.

И Нора не удосужилась поприветствовать его. Она просто прошла мимо и вошла в его дом, словно владела им.

Если она не могла получить Лэнса , то получит одного единственного мужчину, которого хотела больше, чем его.

Сорена.

Часть 3: Игры судьбы

– Не смотри на меня так, – сказала Нора, входя на кухню.

– Как? – Сорен закрыл за ней дверь и запер ее. Она стянула плащ и села на край кухонного стола.

– Будто ждал меня.

– Я ждал тебя. Я знал, что ты захочешь поговорить о Наташе. Увидел это в твоих глазах прошлой ночью у Кингсли.

– Ха, – ответила она, когда Сорен подошел к ней. – Заметно, как хорошо ты меня знаешь. Я не хочу говорить о Наташе.

Он скрестил руки на груди. Сейчас был поздний вечер, он сменил свое облачение на нормальную одежду – черную футболку с длинным рукавом и черные джинсы. Даже вне исполнения служебных обязанностей он не мог избавиться от черного. Она заметила бокал вина на кухонном столе и учуяла аромат горящего камина. На мгновение Нора подумала, что прервала его развлечение с кем-то. Но нет, на столе был один бокал, а не два. Они были одни, и ей было стыдно за свое облегчение.

– Разве? – спросил он. – Тогда о чем ты, Элеонор, хочешь поговорить?

– Ни о чем, – ответила она и потянулась к нему за поцелуем. – Вообще ни о чем.

Казалось, Сорену было все равно будут они говорить или нет. Она поцеловала его первой, но он ответил жестче, глубже, с таким отчаянным желанием обладать, что она почти забыла, что больше не принадлежала ему – довольно опасный вид амнезии. Нора могла остановить его одним словом, но единственное слово, сорвавшееся с ее губ, было вопросом.

– Спальня?

– Сейчас, – приказал Сорен , и за считанные секунды девушка добралась до верхней ступени лестницы. Оказавшись там, он поднял ее, и она обернула руки вокруг его шеи, а ноги вокруг талии. Будучи Доминой, она должна быть постоянно сильной. Мужчины подчинялись ей, боялись ее, преклонялись у ее ног и боготворили ее. Сегодня она нуждалась в принадлежности ему, нуждалась в подчинении, нуждалась быть той, кто стоит на коленях. Она пришла к Сорену , единственному мужчине, которому она отдавала свою власть, но только на одну ночь.

– Сделай мне больно, – взмолилась она, и он впечатал ее спиной в стену с угрожающей силой. Его поцелуи были такими же угрожающими. Он укусил ее нижнюю губу, и она ощутила кровь.

Он опустил ее, и в тот момент, как ее ноги коснулись пола, Сорен жестко и беспощадно схватил ее за заднюю сторону шеи. На пороге его спальни мужчина опустил ее на колени, там, где она и хотела быть. Невероятно сильные пальцы впились в ее кожу, и она прижалась лбом к его бедру. Она дышала сквозь боль, дышала сквозь нее и ею, но не сопротивлялась. Сегодня она пришла сюда за болью, за подчинением, за шансом забыть все, что она не хотела вспоминать.

– Сейчас, – сказал он снова единственное слово, содержащее все необходимые ей инструкции. Она расстегнула его брюки и взяла в рот член. Даже пока она сосала, облизывала и ласкала губами и языком, Сорен удерживал ее шею. Она вцепилась в его рубашку обеими руками и превратилась в податливую рабыню. Нора ушла от него, и неважно как часто священник напоминал ей, как она скучала по нему, Сатерлин никогда не признается ему в этом. Но здесь и сейчас, стоя на коленях перед ним, она призналась себе.

Она задрала его рубашку. Мышцы на твердом животе напряглись, и она оставила глубокие, ранящие его кожу, царапины. Как и многие садисты, она знала, что он любил боль, которая граничила с мазохизмом. Он никогда не позволял над собой доминировать, но без недовольства принимал любую боль, которую она причиняла ему во время секса. Секс был самым мощным лекарством для них обоих, когда пронзала боль.

Он толкнулся бедрами вперед, и она едва не подавилась. Сорен мог быть нежным в спальне, но только после того, как выместит на ней свой садизм. И они только начали эту игру.

Без предупреждения он поднял ее на ноги и развернул к себе спиной. Он задрал ее юбку, стянул черное кружевное белье и проник в нее пальцами. Прижавшись к дверной раме, она закрыла глаза и заставила себя оставаться неподвижной, пока он ее растягивал. Под его рукой она становилась влажной, достаточно влажной, чтобы он рассмеялся над пылом ее тела.

– Ублюдок , – прошептала она, но достаточно громко, чтобы он расслышал.

– Следи за языком, Элеонор. Ты никогда не станешь достаточно старой, чтобы я не смог перекинуть тебя через колено.

– Выпори меня, как угодно, но сначала оттрахай. Пожалуйста.

– Пожалуйста, что?

Нора прижала лоб к скрещенным рукам.

– Пожалуйста… сэр. – «Сэр Мудак», – сказала она про себя. – Пожалуйста, трахните меня.

– Оттрахаю… но ты заплатишь за это. Сейчас или позже?

– Позже. – Она знала, если позволит ему использовать флоггер или трость на ней сейчас, все закончится через несколько минут. Позже он будет спокойнее, холоднее, и боль будет тянуться и тянуться. Торги сексом с Сореном были такими же опасными, как и сделки с дьяволом. Он даст ей, что она просит, но расплата будет адской.

– Ты можешь пожалеть об этом решении, – ответил он ей на ухо. – На самом деле, я удостоверюсь, что именно так и будет.

Он вытащил из нее пальцы и потащил ее на пол, толкнул на спину и забросил ее ноги себе на плечи. Нора застонала, когда он проник в нее, наслаждаясь этим чувством наполненности, которое испытывала только с ним. Его толчки словно наказывали ее, но ей было плевать. Она любила боль, доказывающую его страсть, любила синяки, которые оставались на ее теле после ночи с ним.

Ее тело наполнялось с каждым толчком и пустело, когда он отстранялся. Каждое новое движение заставляло Нору задыхаться, хвататься за освобождение. Под её спиной был только деревянный пол, и она могла цепляться за один лишь воздух.

Вскоре она потерялась в ритме его толчков и полностью открылась ему. Он прикасался только к ее бедрам, пока держал. Она чувствовала себя ничем иным как дырой, отверстием, телом, которое нужно использовать. Сорен доминировал и над другими женщинами, но никогда не занимался с ними сексом. Он бил их, ломал их, и если они были очень хорошими девочками, мог кончить им на спину. Только с ней он делил свое тело; она знала, что прошло несколько месяцев с тех пор, как у него был секс. Она ощущала его нужду, его голод, даже в его толчках ощущалось одиночество. Она принимала боль, потому что это было единственным, что она могла принять от него. Не его любовь. Больше нет.

Один бокал вина на кухонном столе. Чтобы она испытала, будь их два? Наступит ли тот день, когда он перестанет ждать ее возвращения к нему? Наступит ли ночь, когда он, наконец, возьмет другую любовницу и оставит Нору в прошлом? Часть ее боялась этой ночи больше, чем чего-либо еще. Другая часть желала, чтобы он поторопился и сделал это, чтобы они оба могли двигаться вперед.

Нора не обратила внимания, как долго он оставался внутри нее. Он не кончил, но и ей не позволил. Когда он достаточно возбужден, он мог трахать ее вечность, но даже вечности ей будет недостаточно.

– Раздевайся, – приказал он, после того как восстановил дыхание. – На край кровати.

Нора сняла свитер, бюстгальтер, юбку, сапоги и чулки за рекордно короткое время. Она заключила с ним сделку – сейчас секс, игры потом. Потом было сейчас. Сейчас было потом.

Она стояла обнаженной у изножья кровати и дышала. Ее охватила сонливость, тяжесть. Когда Сорен застегивал манжеты на ее лодыжках и запястьях, она не сопротивлялась. Она стала вялой, безразличной. Ее суставы расслабились, словно Нора стояла под теплой водой, а не в комнате с садистом. Десятки лет практики привели ее к тому, что перспектива эротической боли заставляли ее тело расслабиться, а не напрячься.

Сорен приковал ее лодыжки к двухфутовой распорке, а руки над головой к столбику кровати. Когда первый удар трости приземлился на тыльную сторону ее бедер, Нора едва вздрогнула.

Трость была первой. Затем флоггер. Снова трость, поменьше, оставляющая адские маленькие рубцы, вместо больших синяков. После нее тяжелый флоггер. Затем ремень, этот дьявольский кожаный ремень.

Затем ничего. Нора повисла в своих оковах, ее мышцы обмякли, несмотря на то, что ее тело пылало от часа перенесенной боли. Когда Сорен расстегнул манжеты, она едва не рухнула на пол. Но он поймал ее и уложил на постель. Ради привилегии наблюдать за тем, как он раздевается, она заставила себя открыть глаза. Все в Преисподней видели Кингсли обнаженным в той или иной мере. Его французская восприимчивость искоренила скромность. Только когда он был покрыт синяками и рубцами, которые оставила она, Кингсли предусмотрительно оставался в одежде, даже во время секса. И ее… во времена подчинения, когда ее столько раз, что она и сбилась со счета, публично трахали в «Восьмом круге». Но никто кроме Норы не видел Сорена полностью обнаженным в те дни, кроме его одной и единственной любовницы – ее.

Он медленно расстегнул джинсы, пока Нора лежала и наблюдала за ним.

– Прекратите так дразнить, – сказала она и устало улыбнулась.

– Не понимаю о чем ты… – ответил он, опустив руки.

Нора перекатилась, встала на четвереньки и поползла к нему.

– Я говорю, – ответила она и взяла его за запястья, подняла его руки и помогла снять рубашку, – о том, что вы слишком медлительны, сэр. Вы знаете, что я умираю от того, как хочу вас.

– Умираешь? Мне провести соборование?

– Оно мне понадобится, если вы не разденетесь и не вставите свой член в меня как можно скорее.

– Я думал, сначала выпить бокал вина.

– Я вас ненавижу.

Сорен резко шлепнул ее по ягодице.

– Малышка, ты и за это заплатишь.

– Запишите на мой счет, – ответила она, отправляя рубашку на пол. Нора полностью расстегнула его брюки и погладила его. – Секс с вами стоит любой цены, которую я должна заплатить, сэр.

Или ее слова, или ее прикосновения убедили его. Или то и другое, но ей было плевать. Все, что было важно, это то, что оставшаяся одежда исчезла, и он снова оказался над ней и внутри нее.

Их губы встретились, и языки переплелись. С каждым проникновением она приподнимала бедра навстречу ему. Сорен обхватил ее запястья и прижал к кровати. Напряжение возрастало в ее животе, и она попросила разрешения кончить. Он позволил, и ее тело освободилось от напряжения сотней сокращений стенок влагалища вокруг его потрясающей твердости. После оргазма она окончательно расслабилась. Нора развела ноги как можно шире, приглашая Сорена погрузиться в нее глубже.

– Ты моя… – прошептал он ей на ухо. – Признаешь ты это или нет, ты по-прежнему моя.

Она закрыла глаза и промолчала. Отрицать это было бы ложью. Соглашаться было сродни поражению. Неважно, что она по-прежнему любила его, по-прежнему скучала по нему. Она не могла вернуться к нему, не могла вернуться к старой жизни у его ног, подчиняться его приказам, прятаться в его тени, жить во лжи и считать дни до тех пор, пока его не поймают и не отлучат от церкви.

«Я ваша…» – Эти слова она произнесла про себя.

Прижавшись губами к ее горлу и сжимая пальцами ее предплечья, Сорен кончил, содрогаясь и тихо выдохнув. Она закрыла глаза, пока он изливался в нее.

Вскоре она лежала на его груди, прижимаясь ухом к его сердцу. Нежными прикосновениями он ласкал ее спину от бедра до шеи, ласковыми поглаживаниями, которые успокаивали ее пылающую кожу, но в то же время делали еще больнее.

– Я не верю тебе, – сказал он, пока она оставляла несколько благоговейных поцелуев на его ключицах и выемке на его горле.

– Не верите в чем?

– Что ты пришла не поговорить. Я знаю, ты приходишь сюда не только ради секса, неважно как мне льстит то, что мое тело настолько тебя соблазняет.

– Ваше тело должно завоевывать награды, даже медали. Вашему телу должны быть присвоены почетные степени от колледжей Лиги Плюща.

– В какой дисциплине?

– Анатомия. Может даже химия. Нет… искусство. – Она посмотрела на него и улыбнулась. – Вы произведение искусства.

– Можешь продолжать так всю ночь, и я не стану жаловаться, но это не изменит того, что я знаю, что ты специально оттягиваешь момент. Я хочу тебя обнаженной.

– Я обнажена. – Она указала на свое тело. – Вы не сможете раздеть меня еще больше… если только кожу не снимете, но это будет мерзко и грязно. Я знаю, вы садист, но никогда не считала вас живодером.

– Не могу сказать с уверенностью. Никогда не пробовал.

– Попрактикуйтесь на Кингсли. Живодерство – мой жесткий предел.

– Похоже, у тебя отвращение к ответам на мои вопросы, малышка. Твое тело обнажено, но не твое сердце. – Он щелкнул ее по кончику носа. – Ты предпочтешь ответить мне или быть освежеванной?

– Дайте подумать.

– Элеонор Луиза, – предупреждающим тоном сказал Сорен. Она могла испытывать его терпение до тех пор, пока он не обращался к ней, добавляя второе имя.

– Ладно. – Она села и притянула подушку к груди. Сорен вытянулся на белых простынях и ждал. – Но помните, это вы заставили меня говорить.

– Принимается. А теперь рассказывай.

Нора глубоко вдохнула, пытаясь собраться с мыслями. Никому в мире она не доверяла настолько, насколько доверяла Сорену , ценя его проницательность больше остальных, лелея его советы. Но он любил ее, хотел ее вернуть. Казалось, что говорить о Лэнсе – это слишком жестоко.

– Ты знаешь, что можешь рассказать мне все.

– Я не хочу причинять вам боль… кроме той, что уже причинила.

Он стянул простынь вниз, показывая алые следы от царапин, которые она оставила на его животе. Царапины? Скорее, рубцы. Или хуже того, следы от когтей. Они еще несколько дней будут на его теле.

– Ты не хочешь причинить мне боль? А как объяснишь это?

Она опустила голову и поцеловала рубцы.

– Мы причиняем боль друг другу, – произнес мягко слова Сорен и смахнул ее длинные волосы с ее обнаженного плеча. – Вот что мы делаем. Сделай мне больно. Поверь, я могу принимать ее так же, как и дарить.

Слезы собрались в уголках глаз, но Нора проигнорировала их.

– Жизнь внезапно стала раздражающе сложной, – призналась она.

– У жизни есть плохая привычка так делать.

– Тот парень, в моем подземелье прошлой ночью, когда вы постучались в дверь… он мне нравится.

– Он тебе нравится?

– Он мне нравится. Я только познакомилась с ним. Понимаю. Но опять же, я влюбилась в вас с первого взгляда, так что были случаи, чтобы принимать эти чувства всерьез.

– Он был полуобнажен и в твоем подземелье. Что-то мне подсказывает, что и ты ему понравилась.

Нора кивнула.

– Он саб. Один из тех сабов «рыцарей в сияющих доспехах». «Я был рожден служить и поклоняться женщинам» тип. Вы бы слышали, как говорит этот парень, словно из фильма или романа. Он, правда, верит во всю эту чушь с честью и благородством.

– Кажется, я давно предупреждал тебя о таких мужчинах.

– Знаю, знаю. «Когда кто-то монстр, нужно избегать рыцарей в сияющих доспехах». Поверьте, я не хочу терять голову из-за этого парня. Особенно учитывая…

– Учитывая что?

Нора тяжело и с крайним разочарованием выдохнула.

– У него есть ребенок. Маленькая девочка. Это так несправедливо.

– Что у него есть ребенок? Это довольно распространенное явление, хотя я и могу представить, какие чувства ты бы испытывала к кому-то с маленьким ребенком…

– Животный страх?

– Именно.

Она покачала головой.

– Ребенок не та несправедливая часть, хотя да, и это тоже меня пугает. Несправедливость в том, что этот парень, он такой хороший. Неподдельно хороший – добрый и защищающий и благородный…

Нора провела следующие полчаса, рассказываю Сорену все, что знала о Лэнсе. Как он был ранен во время службы стране, и его отставке из морфлота , как он пережил три операции, и как его поблагодарили за службу и отвагу, будучи отрезанным от сексуальной жизни с ныне бывшей женой. Нора не упустила ни одной детали драмы, рассказывая Сорену о порнографии, которая стоила Лэнсу опеки над дочкой. Сорен был священником, в конце концов. Просмотр порно был штрафом за парковку по сравнению с теми преступлениями, которые он слышал в исповедальне.

– Поэтому я злюсь, – подвела она. – Злюсь на Лэнса за то, что он принял работу телохранителя, и, значит, мы больше не можем спать друг с другом. Я злюсь на мудака, который избил Наташу. Злюсь за вселенную, за порку Лэнса. Это моя работа.

Она застонала и перекатилась под бок Сорена.

– Я не знаю, что делать, – ответила она, скользя пальцами по царапинам на его животе. – Ненавижу это ощущение.

– Какое? – Сорен накрыл ее ладонь своей.

– Ненавижу чувствовать. Точка. Я только познакомилась с парнем, и он меня действительно беспокоит? Он действительно был хорош в постели, но нет никого лучше вас. – Она усмехнулась, а Сорен нет. Казалось, он всегда знал, когда она шутит, а когда нет.

– Ты ничего не можешь сделать для него, – сказал Сорен. – Если ты только не стала адвокатом или судьей и забыла мне рассказать. Ты говоришь, что он тебя волнует, так заботься о нем. Будь его другом, если не можешь стать любовницей. Ты не можешь ему вернуть дочь, но ты можешь дать свою дружбу.

– Будто это как-то ему поможет.

– Я дорожу нашей дружбой больше всего, даже больше, чем этими ночами, когда ты приходишь ко мне. Ни один мужчина в трезвом уме не откажется от твоей любви и преданности.

– Если только он знает, что это хорошо для него. – Она подняла кулак и игриво толкнула Сорена в центр его груди. Он перехватил ее руку и поцеловал тыльную сторону.

– Не делайте этого, – ответила она. – Я должна смириться с довольно глупой доблестью Лэнса. Он даже называет меня леди. – Она усмехнулась, словно это было самое нелепое понятие, которое она когда-либо слышала.

– Это беспокоит тебя?

Нора закатила глаза.

– Нет. Не беспокоит. Это просто не имеет смысла.

– Что не имеет смысла? – спросил Сорен , легкая улыбка приподняла уголки его губ. – То, что он называет тебя леди, или то, что тебе это нравится?

Нора прищурилась.

– Я бы заходила к вам чаще, если бы вы не заставляли меня разговаривать с вами после, – ответила она, ненавидя его за то, как он хорошо ее знал, как легко мог пройти сквозь ее защиту одним или двумя простыми вопросами.

– Физическая боль – лишь одна из мириады форм моего садизма, – сказал он, притягивая ее в объятия. – Ты переносишь боль гораздо лучше, чем допрос.

– Я скажу стоп-слово , если вы не прекратите трахать мою психику.

– Неужели? – Он толкнул ее на спину и накрыл своим телом.

– Да, тем более , что я могу думать о ваших более приятных частях, которыми вы должны трахнуть меня. Например, мою…

Он поцеловал ее раньше, чем она смогла завершить предложение. Поцелуй был страстным, но не отчаянным, не как прежде. Он целовал ее легко, неторопливо, словно сегодня была первая из бесконечного количества совместных ночей, так зачем торопиться?

– Почему вы не злитесь из-за моих чувств к другому мужчине? – спросила она, когда он оторвался от ее губ и перешел к шее.

– Потому что ты здесь, – ответил он, нависая над ней. – И я здесь. – Он наклонился и поцеловал грудь над сердцем.

– Почему у меня ощущение, будто мы с Лэнсом должны были встретиться? Как будто это судьба?

– Судьба не всегда играет в сваху, – ответил Сорен , лаская ее губы, подбородок и нос. – Иногда судьба играет с нами в другие игры.

Нора пыталась до конца ночи не думать о Лэнсе. То, что делал Сорен с ней до двух утра, кого угодно заставило бы думать только о священнике. Тем не менее, когда она выскользнула от него перед рассветом, в ее ушах звенели слова Сорена.

«Ты ничего не можешь сделать для него…»

Правда. Она не могла помочь Лэнсу , но осознание этого никак не отразилось на ощущении беспомощности. Быть Доминатрикс означало подчинять мужчин ее воле. Почему остальной мир не может следовать тому же правилу?

Дома Нора заползла в постель и проспала оставшиеся драгоценные часы. Ее тело ныло от порки, которую ей устроил Сорен , но боль в сердце была сильнее. Она знала Лэнса всего два дня и уже понимала, что каждый ребенок в мире был бы благословен иметь такого отца. Что его бывшая жена и суд осудили его за то, что он делал наедине, как оскорбление всему их миру. Извращенец или нет, Сорен был лучшим священником в мире. Она не понимала, почему церковь и штат не могли не совать нос в их спальни. К тому же, церковь и штат часто навещали ее спальню и ее подземелье. Она потеряла девственность со священником, но Сорен не был единственным церковнослужителем в Преисподней. Среди ее клиентов было много официальных лиц – конгрессмен, один сенатор, множество адвокатов и даже судья Б.

Судья Б…

Глаза Норы распахнулись, когда она вспомнила остальные слова, сказанные Сореном.

«Ты ничего не можешь сделать, чтобы помочь ему… если только ты не стала адвокатом или судьей и забыла рассказать мне…»

Нет, она не была судьей, но тот был у нее, который целовал землю, по которой Нора ходила, и ноги, которыми ступала по ней. Тем не менее, она не могла придумать более серьезное нарушение протокола, чем просить клиента об одолжении, скорее всего, нелегальном одолжении.

Кингсли собственноручно высечет ее, если узнает. Но опять же, чего Кингсли не знает, то и не навредит ему…

Ровно в одиннадцать Лэнс постучал в ее дверь.

– Ты зайдешь на этот раз? – спросила Нора, когда обнаружила его на крыльце, выглядящим беспричинно красивым. Ей нужно поговорить с ним о том, чтобы он выглядел менее привлекательным.

– Могу я вам доверять?

– Нет.

– Тогда нет. – Лэнс сделал шаг назад.

– Погоди… задай вопрос снова. В этот раз я отвечу правильно.

Лэнс рассмеялся и покачал головой. Вместо вопроса он просто вошел в дом.

– Значит, это и есть дом Доминатрикс ? – Он осмотрел гостиную.

– Ты ожидал больше плеток и цепей? Подземельный шик?

– На самом деле, да.

Нора плюхнулась на диван в своей уютной гостиной, обставленной мягкой мебелью и книжными шкафами.

– Все это в шкафу наверху. И еще кое-что в кабинете, но только потому, что там я храню свою сумку с игрушками.

– Вы живете одна?

Лэнс изучал ее книжный шкаф. Она подумала, не читали ли они одни и те же книги.

– Да. Я пытаюсь представить того, кто подошел бы мне в качестве соседа. Может, Иов? Мне нужен кто-то терпеливый.

– Иов?

– Чувак из Библии, который просто сидит и терпит свои проблемы? «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно»? Этот парень?

– Интересно. Никогда не слышал, чтобы Доминатрикс цитировала Библию.

– А станет еще интереснее – моя мама монахиня.

У Лэнса распахнулись глаза.

– Да вы шутите. – Он сел в кресло рядом с диваном. Нора должна была быть польщена, потому что он не чувствовал себя в безопасности, чтобы сесть рядом с ней.

– Моя мать хотела быть монахиней всю свою жизнь. Но она залетела мной еще подростком, и ее мечта вылетела в окно. Но после убийства отца…

Лэнс начал говорить что-то, но Нора вытянула руку, чтобы остановить его.

– Нет, сегодня мы не будем разговаривать о моем отце, – ответила она, и Лэнс неохотно кивнул. – Как только я стала совершеннолетней, у мамы не было никаких препятствий, чтобы вступить в религиозный орден. Я думала, она сошла с ума. Когда я была подростком, у нее были тяжелые времена.

– Теперь это меня ни капельки не удивляет.

– Ага, я заставила эту женщину пройти через десять кругов ада. Но я считала монастырь чем-то экстремальным. Я переехала к ней на несколько месяцев, надеясь, что мы сможем наверстать упущенное. Может, некая связь мать-дочь изменит ее решение бросить всю свою жизнь.

– Не сработало?

Нора пожала плечами: – Мать и дочь не самые лучшие соседи. Скажем так, когда она узнала о моем образе жизни, с кем я спала, и чем мы занимались, пресловутые фекалии попали в метафорический генератор.

– Дерьмо попало на вентилятор?

– И довольно лихо. Для мамы это стало последней каплей. Мир был развращен за пределами возможности искупить его грехи, и единственная надежда для верующей женщины, которая остается чистой среди этой пустыни, это присоединиться к монастырю и больше никогда не выходить в мир. Так она и поступила.

– Вау. – Лэнс удивленно присвистнул. – Католический священник садист, и сексуальнейшая Госпожа с мамой монахиней. Что-нибудь еще?

Нора только улыбнулась.

– Ничего существенного.

– Итак… – Лэнс снова встал. – Какие планы на сегодня? Вы готовы ехать?

– На самом деле, у меня нет сегодня клиентов. Редко вижусь с ними по воскресеньям, если это не что-то срочное.

Лэнс прищурился.

– Хочу ли я знать, что подразумевает собой срочное в мире БДСМ?

Нора рассмеялась. Хороший вопрос.

– Трудно объяснить. Для некоторых моих клиентов БДСМ – не выбор. Он словно наркотик. Я не подразумеваю что-то плохое. Я не говорю о таких наркотиках, как героин или кокаин. Я говорю о наркотике, не знаю, как объяснить… инсулин или Прозак. Взять, например, нашего садиста-священника. Причинение боли для него работает как Литиум. Он становится адски мрачным, когда обходится без этого слишком долго. Постоянно снабжаешь его сессиями – может, раз в неделю, и мужчина становится терпеливым как вышеупомянутый Иов. Поэтому у меня есть парочка клиентов, которые нуждаются в сессиях, как астматик в ингаляторе. Это один тип неотложных сессий.

– А какой другой?

– Персона богата и похотлива, и Кингсли хочет его осчастливить.

– Это я могу понять. Но если у вас нет встреч, почему я сегодня здесь?

– Приказ Кингсли. Если я вдруг засобираюсь куда-нибудь, он хочет, чтобы ты был со мной.

– Даже если вы не работаете?

У Норы не было подходящего ответа.

– Нора?

Она загудела.

– Кингсли не говорил, что я не должен охранять вас, когда вы не работаете, верно?

– Что ты сказал? Я не расслышала тебя из-за гудения.