Текст книги "Вдали от тебя (ЛП)"

Автор книги: Тесс Шарп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Она не относилась ко мне...

– Ты и не представляешь, как она боялась, что ты снова сорвешься... только об этом со мной и говорила. Она не подвергла бы тебя опасности.

Жар приливает к щекам, и затянувшееся молчание прерывает покашливание Рейчел.

– То есть, значит, это был кто-то, кого она не ожидала, – говорю я.

– Это значит намного большее, – добавляет Кайл. – Это значит, что это был кто-то, кому она доверяла.

Кайл прав, конечно он прав. И меня мутит от понимания, что убийца втерся к ней в доверие, убедил встретиться именно там, и она пошла из-за своего всепоглощающего желания знать.

– Там нет никаких сканов или фоток этих записок? – спрашиваю я.

Рейчел качает головой:

– Нет. Но она бы их не уничтожила?

– Однозначно, – подтверждаю.

– Но полиция обыскивала ее комнату, – говорит Кайл.

– Не очень-то тщательно – эту флешку я нашла под половицами.

– Тогда нужно еще раз ее обыскать, – предлагает он.

– У меня это не выйдет, – вздыхаю я.

– Почему?

– Трев, – отвечает Рейчел, когда становится очевидно, что от меня ответа не дождаться.

– Ох, точно, – доходит до Кайла, и у него хватает мозгов принять виноватый вид. – Он нехило разозлился на тебя. Я с ним поговорю и все объясню. Скажу, что солгал, что не по твоей вине вы были на Поинте. Не волнуйся. Трев у тебя под каблуком – он тебя простит.

Игнорирую последнюю часть его речи, потому что совсем не хочу об этом думать, и гляжу на Кайла.

– Если ты расскажешь Треву правду, он тебе задницу надерет.

– Уж о себе я могу позаботиться, – бормочет Кайл.

– Это плохая затея, – спешно говорю я, больше ради блага Трева, чем Кайла.

– Но...

– Брось это, Кайл, – наседаю я. – Рейчел, что еще у тебя есть?

– Почти ничего. Я сделаю копии для вас. Вы знали ее, знали ход ее мыслей, может, заметите что-то, что я пропустила.

– Можем встретиться снова через несколько дней, – предлагает Кайл. – Ну, обменяться мнениями?

– Хорошая идея, – говорит Рейчел и смотрит на меня, ожидая согласия.

Я киваю.

– Да. Хорошая идея.

38

ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ МЕСЯЦА НАЗАД (СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ)

– Мы опоздаем, – говорит Мина.

Я застегиваю молнию на ботинках и поправляю штанины поверх них.

– У нас еще двадцать минут в запасе. Успокойся.

Она заваливается на мою кровать, разбрасывая в стороны декоративные подушки. На ней надето ярко-розовое платьице, настолько короткое, что при виде него ее мама закатила бы истерику – поэтому Мина и переоделась, придя ко мне. Рукава украшены мелкими бликующими на свету бусинами камнями.

Она опирается на локоть, густые темные волосы, перекинутые через плечо, контрастируют на розовом фоне.

– Ты уверена, что хочешь надеть эти джинсы? Лучше черные скинни. И заправить их в обувь.

– В скинни не вздохнешь.

– Но они тебе жутко идут.

Оценивающе смотрю на нее, слишком уж подозрителен этот внезапный интерес к моей одежде.

– Ты мне чего-то недоговариваешь? – спрашиваю ее. Больше всего на свете Мина любит устраивать сюрпризы. – Зачем мне наряжаться? Ты же не устроила вечеринку по случаю моего возвращения? Мина, я их ненавижу.

– Вот поэтому я себя притормозила, – вставляет Мина. – Мы просто поедим бургеров с Кайлом и Тревом. Как я и говорила.

Бросаю на нее взгляд:

– Ладно. Но я все равно считаю, что ты странно себя ведешь.

– А я считаю, что ты должна переодеться.

– Ни за что.

– Ну хотя бы губы накрась.

– Да что с тобой? – натягивая свитер, спрашиваю я. – Это просто Трев и твой парень. – С каждым разом называть Кайла ее парнем становится все легче и легче. Я тренировалась перед зеркалом.

– Ты симпатичная девушка. – Мина встает с кровати и тянется к моей шкатулке с украшениями. – И половину своей жизни одеваешься так скучно, потому что считаешь, что из-за этого люди станут меньше тебя замечать.

– Может, я не хочу, чтобы меня замечали.

– Так, а я о чем и говорю. – Стоя перед зеркалом, она подносит к ушам пару серебряных сережек-колец, но, повертев головой, откладывает их. – Ты хочешь спрятаться ото всех. Ты к себе несправедлива.

– Не я одна хочу прятаться, Мина, – отвечаю, а она теребит в руках выбранное ожерелье.

– Я пойду вниз, – говорит она безэмоционально. – Нам пора выезжать.

Когда мы наконец приезжаем, Трев и Кайл уже сидят за столиком в кабинке. Вся бургерная забита приехавшими на выходные из колледжа студентами, большая компания играет в бильярд в углу зала, в свободных от киев руках они держат бутылки «Короны», украшенные дольками лайма. Музыку в автомате не меняли, кажется, вечность; здесь всегда звучит древнее кантри со звонкой гитарой.

Мина скользит на место рядом с Кайлом, а Трев выходит из отделанной дубом кабинки.

Из Орегона я вернулась неделю назад. Это наша первая встреча, и меня удивляет, как я рада его видеть. С Тревом легко. Спокойно. Именно то, что мне нужно после дней пустословия и предостерегающих взглядов от Мины.

Он обнимает меня и словно утешает, с Тревом всегда так.

– Наконец-то, Софи, – говорит он, и я ощущаю вибрацию в его груди.

– Как учеба? – спрашиваю я, пока мы рассаживаемся. Я полна решимости сосредоточиться на Треве, не обращать внимания на Кайла и то, что он закинул руку на спинку дивана позади Мины, словно это его собственность. Словно она его собственность.

– Все время занимает, – отвечает Трев.

– Трев строит лодку, – вставляет Мина.

– Еще одну? – оборачиваюсь я к нему.

После той аварии он заново отстроил полуразвалившийся парусник, и иногда я составляла ему компанию в доке. Это было единственное время, когда я могла находиться рядом с ним и не чувствовать себя под бременем его вины. Единственное время, когда он восстанавливал что-то, помимо меня.

Месяцами он чинил корпус и перекладины. Наконец закончив, он взял нас – только мы втроем, он, я и Мина, – в первое плавание. Я смотрела, как заботливо он гладит свою лодку, словно прикасается к святыне, и вдруг поняла о нем то, чего не понимала раньше. Осознала, что мы с ним связаны вместе, почти так же, как я и Мина.

– Ты бы видела толпы девчонок, которые собираются в доках каждые выходные, – хихикает Мина. – Сидят, развалившись, на солнышке и поглядывают на него – так забавно. Наверное, сними он футболку, с ними случится массовая истерия. Фу. – Высунув язык, она брызгает Трева водой из стакана.

Трев закатывает глаза, а Кайл смеется.

– Точняк!

– Успокойся, мелочь, – говорит Трев Мине.

– Сходи туда, Соф. Напугай их до усрачки. – Под столом Мина подталкивает меня ногой, и вся легкая атмосфера, подначки Трева и Мины исчезают в ту же секунду.

Я бледнею, и Трев явно замечает мою реакцию. Интересно, думаю я, видит ли он, как она смотрит на меня, как всё ее внимание приковано ко мне, видит ли горечь в ее улыбке, отчаянной и чертовски испуганной. Понимает ли он, что она со мной творит – со всеми нами?

И потому, что такая уж Мина, она идет напролом.

– Нам с Кайлом нужна была пара для двойного свидания. Идеально. Правда забавно, да, малыш?

– Конечно, – соглашается Кайл.

Чувствую, что Трев глядит на меня, но не могу оторвать от нее пристального взгляда, когда говорю:

– Сейчас вернусь.

Ни единого колебания на ее лице. Она все так же смотрит на меня, тогда как я же почти готова лечь перед ней на столе.

– Хорошая идея. Нам надо освежиться. – Она перекидывает сумку через плечо и бросает Кайлу улыбку. «Все отлично, просто идеально» – такую улыбку. До Кайла даже не допирает, какую же чушь она несет, но я понимаю – как и Трев, он хмурится, силясь понять, почему я расстроена, почему она такая радостная.

К женскому туалету она шагает с таким видом, словно ей плевать на весь окружающий мир. Словно не она сейчас сводила меня со своим братом, словно не играла со мной (и с ним) самым худшим образом.

Мина любит играть с огнем.

Но сейчас сгораю только я одна.

39

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Назад к моему дому мы едем в тишине.

Когда я, припарковавшись, тянусь к ручке двери, он не выходит. Только смотрит на приборную панель, сложив руки на коленях. В течение долгой, неуютной минуты мне хочется просто уйти и оставить его одного. Но он внезапно начинает говорить.

– Я признался ей в любви ее, – произносит он. – За неделю до того, как... Сказал, что люблю, а она заплакала. Я думал, она... Как же глупо. Какой же я тупой. Я считал, что знаю ее. Но не знал ее совсем. – Он смотрит на меня полными печали щенячьими глазками, и мне становится жалко его даже при том, что я до сих пор на него сержусь. – Как так получается, Софи? Настолько сильно любить человека и не иметь ни малейшего понятия, что творится в его душе?

Ни единой мысли, как на это отвечать. Я любила ее. Настоящую ее. Любила такой, какой ее знал весь мир, какой ее знала я – перепуганной и убегающей прочь и отчаянно летящей мне навстречу. Каждую ее часть, каждое измерение, каждую версию я знала и любила.

Вспоминаю о том времени, когда мы были младше. Даже в средней школе Кайл вечно крутился неподалеку, наблюдал, очарованный, в то время как с ней была я. Выжидал и наконец получил то, что хотел, но его это сокрушило.

Я понимаю, почему он меня ненавидит. По той же самой причине, что я ненавидела его в те месяцы. Он отнял ее у меня. А теперь ее отняли у нас обоих. В этой игре, о которой мы даже не догадывались, победителей нет.

Из-за такого нашего сходства я могу отложить свой гнев. Могу стать добрее. Ей бы этого хотелось.

– Мина доверилась тебе. Рассказала правду. Это многое значит.

Он смотрит на меня, словно впервые видя. Горе все еще плещется в его глазах, но теперь к нему примешивается что-то еще, пронизывающий взгляд, от которого хочется поскорее сбежать.

– Знаешь, у всех есть вроде, ну, мечты? На всю оставшуюся жизнь?

Я киваю.

– Мина была моей.

Я тянусь – не могу сдержаться – и сжимаю его плечо.

– И моей.

После отъезда Кайла я поднимаюсь к себе в комнату и просматриваю файлы, которые нам дала Рейчел.

Хронология, составленная Миной, не идет ни в какое сравнение с тем убожеством, что прячется на обратной стороне моего матраса – протяженностью лишь в год, со списком подозреваемых и краткими заметками по каждому заинтересованному лицу.

Я не могу даже вспомнить, чтобы хоть раз разговаривала с Джеки Деннингс. Мой первый год средней школы был омрачен аварией, но даже без нее наши пути вряд ли бы пересеклись. Она была старше и, являясь президентом класса и очень популярной девушкой, для меня существовала лишь как миленькая блондинка, скорее идея, нежели реальный человек. А однажды эта блондинка оказалась на плакатах «Пропала», и висели они на каждом шагу. Семья Деннингс даже арендовала билборды на въезде в город, но и это ни к чему не привело.

Согласно записям Мины, Джеки хорошо училась и подавала надежды в спорте, была любящей сестрой и примерной дочерью. Ей даже предложили полную спортивную стипендию в Стэнфорде. Единственным минусом в ее портрете идеальной девушки был бойфренд.

Когда пропала Джеки, Мэтт Кларк стал главным подозреваемым. Злоупотребление наркотиками, несколько случаев публичного пьянства и драк в барах, шаткое алиби от другого наркомана не играли ему на руку, но обыск грузовика и дома полиции ничего не дали.

Курсор замирает на ссылке аудиофайла с записью интервью Мины и Мэтта. Мне нужно кликнуть на нее. Нужно прослушать.

Но я не могу заставить себя. Здесь, в пустой комнате, звук ее голоса покажется мне раскаленным металлом, заберется под кожу, оставив после себя лишь выжженное клеймо.

Мне не хватит сил.

Десять месяцев. Два дня.

На следующий день родители уходят в восемь утра. Я расстилаю на полу коврик и выполняю свои обычные асаны, но не могу сосредоточиться, – а точнее, расслабиться. Теперь у меня есть ради чего двигаться вперед, желание разыскать и опросить всех, кто знал Джеки, накрывает с головой.

Но я не могу. У Джеки остались родители и младшая сестра, многие по ней тоскуют. И их может возмутить мое вмешательство.

Я не Мина. У меня не выходит располагать к себе людей и вытягивать из них нужные сведения. Даже до аварии это не было моим талантом.

Медленно дыша, заканчиваю упражнения позой лотоса, когда раздается дверной звонок.

Прежде чем спуститься, выглядываю в окно. У дома припаркован Форд Трева, и моим первым инстинктом становится – переодеться. Я в коротеньких шортах и топе. Как глупо. Словно он не видел меня в меньшем одеянии; словно не видел вообще без ничего.

Снова звонок.

Глубоко вдыхаю и спускаюсь по лестнице вниз.

– Нам нужно поговорить, – заявляет он, как только я открываю дверь. Он проносится мимо меня, не дожидаясь, когда я его приглашу.

И разворачивается, заключая меня в ловушку с дверью за спиной.

– Кайл заходил вчера.

Черт. И почему я не взяла с Кайла обещание не идти к Треву?!

– Рассказал, что таблетки не были твоими. Что он солгал о словах Мины, будто вы шли на сделку. Мина расследовала исчезновение Джеки Деннингс, и именно поэтому вы были на Поинте.

Я скрещиваю руки, переступая босыми ногами на испанской плитке. Твердый и холодный пол придает мне сил, и я поднимаю подбородок и ловлю взгляд парня.

– Так Кайл сказал?

Его лицо темнеет от гнева:

– Ну нет, Софи, не увиливай. Мы потратили восемь часов, переворачивая вверх дном комнату моей сестры в попытках найти записки с угрозами, которые она получала, по его утверждению. Не вываливай на меня свое дерьмо. Только не когда это касается Мины. Говори правду!

– Я пыталась, – выпаливаю я. – Я писала тебе, когда была в Центре. Все объяснила. Но ты вернул обратно нераспечатанное письмо. Видимо, тогда тебя никакая правда не интересовала. – Не могу скрыть негодование в голосе. Да и не хочу.

Поверженный, он смотрит вниз:

– Там нашли наркотики. На флаконе с таблетками были твои отпечатки пальцев. Детектив Джеймс был уверен, что это наркосделка. Что еще мне оставалось думать? Ты годами лгала нам. Годами, Софи. Не употребляла шесть месяцев, и что, я должен об этом забыть?

– Мне плевать, что ты мне не верил. Теперь – плевать. Теперь, когда все вокруг от меня отвернулись. Меня злит, что ты отвернулся от нее. Она бы никогда не взяла меня туда, где замешаны наркотики. И ты должен был знать это – ее должен знать!

С каждым словом мой голос становится все громче, и теперь я уже кричу на него, потрясая в воздухе рукой от переизбытка чувств.

– Не смей... – Он делает шаг ко мне, но передумывает и отступает назад.

Я стою на своем. Прошли месяцы с тех пор, как он вернул письмо, но обида все так же сильна, она рвется наружу и ее не унять.

– Ты бросил меня! И подвел ее, поверив, что она позволила бы мне вот так сорваться – и даже помогла прикупить таблеток. Издеваешься? Да она же и сдала меня в первый раз! О чем ты только думал? – воплю я, у моего голоса, как и гнева, нет верхнего предела.

На этот раз он не отступает. Он стоит ровно, а по моей спине пробегает холодок от его взгляда.

– Я думал о том, что тогда понятия не имел, кем же ты стала, – молвит он. – Ты лгала нам много лет. Притворялась, что с тобой все в порядке, а мы верили. Я верил. И начал подозревать, о чем же еще ты нам врала. Когда ты уехала в Портленд, Мина два месяца ходила... разбитая. Никогда ее такой не видел. После смерти отца... – Он трет рукой губы, плечами упираясь в дверь, придавая себе сил.

– Я пытался убеждать себя, что она волнуется, скучает по тебе. Вы двое всегда были неразлучны, как сестры. Но в том и дело, да? Ты и Мина. Вы не были сестрами. И не были просто подругами, ведь так? – Он вглядывается в мое лицо, ища намек на правду.

Он знает.

Божебожебоже, слишком поздно, уже слишком поздно.

– Ты любила Мину? – Он требует ответ, но я слышу в его голосе страх. – А она тебя любила?

Хотела бы я знать ответ на последний вопрос.

– Кайл тебе рассказал.

– Господи боже, – выдыхает Трев, и я осознаю, что Кайл ничего не говорил – вместо этого я только что подтвердила страх, сидевший глубоко внутри разума Трева.

Он заметно бледнеет, это видно даже под насыщенным летним загаром. Для поддержки он льнет к двери всем телом. Даже жаль, что этот разговор не состоялся в гостиной, там бы он смог присесть на диван – как, собственно, и я. Мои ноги дрожат, ладони липкие от пота.

– Господи боже, – повторяет он, качая головой, глядя перед собой, словно меня здесь нет. – Все это время... – Он переводит на меня глаза. – Почему ты никогда мне не говорила?

– Тебя это не касалось.

– Не касалось... – Из него вырывается недоверчивый смешок. – Ты же знала, что я люблю тебя. Не считаешь, что можно было и упомянуть, что парни тебе не нравятся? Все это время я убеждал себя, что тебе нужно... – Он затихает. – Ладно. Не важно. Больше не важно. – Он качает головой и отворачивается, собираясь открыть дверь.

– Эй. – Я ловлю его за руку.

Зря я к нему прикоснулась. Это сразу же становится ясно. Теперь нет никакого оправдания. Не списать на шок после смерти Мины. На пьяную ночь и тонкую рубашку.

Только он и я. Последние двое. Из всех людей только он тоскует по ней так же, как я, с кем у нас общие воспоминания о ней, чья любовь ко мне совсем противоположна ее: открытая и непоколебимая.

Он не шевелится. Не может, потому приходится мне. Ради нас обоих.

– Это не изменится, – уверенно говорю я. – Ты и я. Это химия. Или называй как хочешь. У нас с тобой своя история... Ничего не изменилось, Трев. Обещаю.

– Но ты по девочкам.

– Я не лесбиянка; я би. Это разные вещи.

– А Мина?

Мое молчание говорит само за себя, и он молчит тоже.

– Это была Мина, все это время?

Единственное, что я могу ему сейчас дать, – горькую правду. Ту, что перепишет все его воспоминания – о нем и мне, о ней и мне, о них двоих, о нас троих.

– Это всегда будет Мина.

40

ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ МЕСЯЦА НАЗАД (СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ)

Туалетная комната пуста. Мина стоит у зеркал, роясь в косметичке.

Меня переполняют эмоции.

А она даже не смотрит на меня. Просто начинает мазать блеском губы, будто мы только для этого и пришли сюда.

– Какого черта ты творишь? – вопрошаю я.

– Подкрашиваю губы, – отвечает она. – Не слишком темный для меня, как считаешь?

– Мина!

Она вздрагивает. Тюбик выпадает из ее рук на коричневый кафельный пол. Она находит в зеркале мои глаза, а после отводит взгляд.

– Что ты творишь? – спрашиваю снова.

– Ничего, – бормочет она.

– Ничего? Ты пытаешься свести меня с Тревом.

– И что такого? – вопрос быстрый и оборонительный, словно я оскорбила ее брата. – Трев милый, и хороший, и честный. Он будет отличным бойфрендом.

– Он – Трев, – говорю я, как будто это все объяснит.

– Он любит тебя, сама же знаешь.

Конечно я знаю. И потому-то все, что она делает, кажется таким неправильным. Она не настолько глупа – но именно настолько сообразительна. Если я буду с Тревом, то стану неприкосновенной, и это убережет ее от пересечения любых границ. Это единственное, что остановит ее. Остановит нас.

Мне хочется накричать на нее. Хочется попросить у Трева прощения, потому что между нами могло бы что-то быть, не уничтожь меня Мина для других людей. Хочется сбежать отсюда, хлопнув дверью с такой силой, чтобы пошли трещины.

Хочется прижать ее к раковине и попробовать на вкус ее ключицы.

– Зачем ты так поступаешь? – Делаю к ней шаг, а она отступает назад, но я иду вперед, пока ее лопатки не упираются в зеркало. То, что я выше Мины, становится моим преимуществом. Я пересекла ее личное пространство и не собираюсь отступать. Никогда прежде не была такой напористой. Инициатива всегда исходила от парней, но сейчас все меняется. Я изменилась. Теперь я могу что угодно. Я могу стать кем угодно.

Я могу провести тыльной стороной пальчика по нежной коже ее шеи, заставляя издать звук, от которого начнет тянуть низ живота.

Что я и делаю.

– Софи. – Это предупреждение, на издыхании. – Я просто... хочу, чтобы все вернулось на свои места.

– Не выйдет, – шепчу я.

Она облизывает губы.

– Нам нельзя.

– Можно.

– Но Трев... – Она затихает. – Моя мама. Все. Не получится. Ты и я – это неправильно. Ты и Трев – правильно. Естественно. Все этого ждут. Я пытаюсь помочь.

– Ты пытаешься спрятаться.

– Я так хочу.

– А я говорю, что это не обязательно.

Она вырывается из моей ловушки.

– Обязательно! – выпаливает она. – Что, считаешь, все будет прекрасно, если я признаюсь маме, что я лесбиянка? Да она соберет толпу священников и начнет молиться. Как думаешь, что почувствует Трев, когда поймет, что девушка, которую он любит, спуталась с его младшей сестренкой? А в школе – помнишь, что случилось с Холли Джейкобс? Хочешь на своей машине ЛЕСБА огромными буквами? Потому что именно это нас и ждет, Соф. Прятаться – безопасно. Выбрать Трева – безопасно.

Слезы наполняют мои глаза, катятся по щекам. Что бы я ни сказала, ее не переубедить. Мы не живем в большом городе. Семья Мины не из тех, что принимают подобное со спокойствием. Она права, ее мать позовет священника. А Трев... что бы ни случилось, больно всегда будет Треву.

Ее не переубедить. За годы своей любви я ее изучила. Ненавижу, что она загнала себя в ловушку и тянет меня за собой.

– Трев тебя любит, – произносит она в пугающей тишине, что повисла между нами. – Он тебе подходит.

– И я люблю Трева, – говорю я. – Настолько, что не могу так с ним поступить. Не могу использовать его как ширму лишь потому, что это безопасно, или из-за твоего желания.

– Будь умнее, Софи, – в ее голосе больше угрозы, нежели мольбы. Раньше такого не было. – Выбери его.

Я отхожу от нее – это почти легко, будто мною кто-то управляет, – но оборачиваюсь, едва дойдя до выхода. Она стоит у зеркала, наблюдая за мной в отражении, и я ловлю ее взгляд.

– Я выберу тебя. Неважно, насколько это трудно. Неважно, что скажут люди. Всякий раз я выберу тебя. Пора и тебе сделать этот выбор.

Закрывая за собой дверь, я слышу, как она плачет.

41

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Трев подпирает спиной дверь, длительное время храня молчание.

Нам обоим больше нечего сказать.

Слов уже не осталось.

Только наконец открывшаяся правда. Ее бремя накрывает его, разрушая изнутри. Ненавижу себя за то, что так поступила, что причинила ему такую боль, но в то же время мне становится легче.

Он – все, что у меня осталось, мой друг по умолчанию. Безмолвное, стабильное присутствие которого в моей жизни не дает мне пропасть. Я столько раз пользовалась этой стабильностью, что не могу прекратить даже сейчас, и от этого на душе еще отвратнее.

Он резко возвращается к жизни, словно правда, которую я в него бросила, его заморозила. Он выпрямляется и начинает быстро говорить, стаккато срывается с напряженных губ:

– Если наркотики не причем, мне нужно рассказать маме. Полиция...

– Нет, ни за что.

– Но если ты считаешь, что у тебя есть зацепка...

– Ничего у меня нет, – перебиваю я. – Только записи Мины по нераскрытому делу трехлетней давности. У меня нет доказательств того, что ей угрожали. Я не могу пойти к детективу Джеймсу и типа: «Здрасьте, вот вам прорыв в расследовании, которому, по-вашему, я препятствую».

– Но если Кайл объяснит, что лжесвидетельствовал, то они обязаны тебе поверить.

– Черта с два. Там обнаружили наркотики. На пузырьке были мои отпечатки пальцев. Пока делом руководит детектив Джеймс, я лгунья, которая покрывает своего дилера. И какие-то заметки Мины по делу Джеки вряд ли что-то изменят. Но очень поможет выяснение, кто же угрожал Мине. Кто бы ни избавился от Джеки, он же убил и Мину – и я найду его.

– Ты с ума сошла? – вопрошает Трев. – Мину убили, потому что она слишком близко подобралась к нему. И теперь что, ты хочешь начать расследование? Жить надоело?

Отскакиваю как можно дальше от него, меня пробирает дрожь. Он слишком зациклен на своей боли и даже не замечает, в каком состоянии я. Или, может, я слишком на него давлю, что раньше было любимым делом Мины.

– Я делаю это ради Мины. Ты всерьез считаешь, что спустя три года Джеки до сих пор жива? Ее убил тот ублюдок в маске. А после он убил и Мину, потому что она очень много узнала. Он должен заплатить за содеянное.

– И заплатит. Но это работа полиции. Ты можешь пострадать, если продолжишь в том же духе, – сквозь зубы произносит Трев.

Я глубоко вздыхаю:

– Я не Мина. Я не буду держать все в тайне. Мне помогают Кайл и моя подруга Рейчел. Но чтобы полиция меня выслушала, мне нужны доказательства, которые Мина искала после исчезновения Джеки, и что ей угрожали из-за этого. Вы с Кайлом ничего не нашли, так?

Трев качает головой.

– Значит, нужно составить список людей, которые были в курсе расследования Мины, и сузить его до вероятных подозреваемых.

Трев хватается за волосы:

– Безумие.

– Но что еще мне остается? Не могу сидеть сложа руки в надежде, что его поймает полиция. Я понимаю, что ты принял прошлое и все такое, но я не могу. Пока не могу.

Самое ужасное, что я могла ему сказать – и до меня доходит это в тот же момент, как слова слетают с губ. Раскрасневшись, он распахивает серые глаза.

– Принял прошлое? – Он выплевывает слова, словно они ядовиты. – Она была моей младшей сестренкой. Я практически воспитал ее после смерти папы. Я должен был быть рядом с ней, когда она добивалась от жизни всего, чего хотела. Она должна была стать тетей моим детям, как я ее – дядей. Я не должен был ее терять. Я бы сделал ради нее что угодно.

– Тогда помоги мне! – рявкаю я. – Перестань на меня орать и помоги уже. Я сделаю это с тобой или без тебя, но предпочла бы все же с тобой. Ты ее понимал.

– Похоже, что ни черта я ее не понимал, – говорит Трев, и меня снова и снова поражает осознание, что Трев потерял не только Мину. Он потерял и меня – тот яркий, сияющий образ меня, которой не имеет ничего общего с реальностью.

Мне хочется обнять его, как-то успокоить, но я проявляю благоразумие. Решаюсь просто подойти ближе, на расстояние вытянутой руки.

– Ты понимал ее, – произношу я. – Остальные только думали, что понимали. Она любила тебя, Трев. Очень любила.

Трев был вторым любимым человеком Мины. Вторым исповедником, после меня. Мне даже кажется, не будь я центром этого переполоха, она бы рассказала ему всю правду о себе.

Может, он бы принял ее легче. Раз она грелась в лучах его принятия, то это дало бы ей силы освободиться.

Я не знаю. И не узнаю уже никогда. Такие мысли подобны мазохизму, как те часы, что я провела в реабилитации, сплетая прекрасный сценарий наших жизней, где она признается всем и это не имеет значения, представляя будущее, наполненное выпускными платьями, медленными танцами и обещаниями, которые никогда не нарушат.

Под его взглядом я ощущаю себя беззащитной. Впервые с той минуты, как я спустилась вниз, осознаю, насколько мало на мне одежды. Как ярок свет и как видны мои розовые и белые шрамы.

Раздается щелчок, и Трев отступает вперед от парадной двери, когда папа открывает ее.

Долгий момент дискомфорта, когда папа осматривает мое заплаканное покрасневшее лицо и переводит взгляд на Трева в таком же состоянии.

– Трев, – приветствует папа, и кажется, словно он два с лишним метра ростом вместо своих ста семидесяти двух.

– Мистер Уинтерс, – отвечает Трев.

Я переминаюсь с ноги на ногу и сжимаю руки в кулаки, чтобы удержаться и не начать тереть лицо.

– Софи, какие-то проблемы? – спрашивает папа, все так же глядя на Трева.

– Нет. Трев уже уходит.

– Думаю, это к лучшему, – заявляет папа.

Трев кивает:

– Я просто... Ладно, пока, Софи. До свидания, сэр.

Едва захлопывается дверь, как папа поворачивается ко мне, открыв рот.

– Еще секунду, – перебиваю и выскакиваю наружу за Тревом прежде, чем папа мог бы остановить меня.

Он уже на полпути к машине.

– Трев! – окликаю его.

Он разворачивается.

Между нами, словно океан, развёрзнуто новое знание, которое притягивает нас друг к другу, как бы далеки мы ни были.

– Интервью, – понижаю голос. – Которые Мина устраивала с родными Джеки. Они записаны.

У него распахиваются глаза, и он машинально делает шаг в мою сторону.

– Я не могу слушать их одна, – признаюсь ему.

Трев кивает:

– Вечером?

Меня охватывает облегчение, такое простое и приятное.

Он всегда давал мне то, о чем я не могла и просить.

– Вечером, – соглашаюсь.

42

ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД (ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ)

– Я и сама справлюсь, – сжимая флакон с жидким витамином Е, говорю я.

– Без обид, но твоя рука напоминает кусок сырого мяса.

Мина далеко не терпеливый или мягкий человек. Она вырывает флакон, игнорируя мои протесты. Это нормально, она всегда была властной, а я подчинялась, так что теперь я просто стягиваю халат с одного плеча, пока она устраивается на кровати.

Кусаю губу, глядя на ковер. Чувствую ее взгляд на своем плече, где металл пропорол кожу. Она, не мешкая, размазывает масло по моим шрамам с завидной решительностью.

– Эту штука пахнет как моя бабуля. – Она привстает и садится спереди.

– Лаванда, – объясняю я. – Мама нашла его в «Органик шопе» в Чико. Дай-ка сюда. – Пытаюсь забрать у нее бутылочку, но она вытягивает руку подальше от меня. – Круто. Давай, насмехайся над калекой.

– Я выведу тебя, чтобы ты перед своей матерью себя так назвала. Она головой двинется. – Мина озорно улыбается мне.

– Скорее она снова на полгода отправит меня к мозгоправу.

– Она хочет как лучше. Ту неделю, пока ты гуляла по Комаленду, она места себе не находила. Вела себя в стиле дешевых сериалов. Было очень напряжно. – Ее пальцы следуют по моему плечу, изуродованному рельефу, которым стало мое тело.

– Она продолжает вести себя так, словно все вернется в норму.

– Ну, это глупо, – соглашается Мина. – Все теперь иначе. Но это не значит, что должно быть ужасно.

– Порой я ощущаю себя ужасной, – шепчу я. – Ну, сама посмотри. – Я вытягиваю руки, и халат распахивается, являя шрам на груди, кусок плоти, который на свету еще безобразнее. – Мерзость. И не похоже, что это изменится. Пора ей уже понять.

– Ох, Соф. – Мина выдыхает почти весь воздух из своих легких. Она садится рядом со мной. – То, что с тобой произошло, ужасно. За гранью ужасного. И несправедливо и неправильно, что мы с Тревом в порядке, а ты... – Она затихает. – Но мерзость? – Она прижимает руку к моему сердцу. Ее большой палец касается края шрама. – Это не мерзко. Знаешь, что я думаю, когда это вижу?

Качаю головой.

Ее голос становится ниже. Она шепчет, эта тайна только между нами:

– Я думаю о том, какая ты сильная. Ты не переставала бороться, даже когда остановилось твое сердце. Ты вернулась.

Невысказанное «ко мне» повисает в воздухе. Мы слышим его, но ни одной не хватает храбрости произнести вслух.

– Ты никогда... ты же никогда не желала, чтобы тебя не спасали? – спрашивает Мина. Она впивается взглядом в свою руку, словно не вынесет моего ответа, если будет смотреть мне в глаза.

Не могу сказать ей правду. Она напугала бы ее так же, как и меня.

– Конечно нет, – говорю я.

Правда?

Без понятия.

Возможно.

Иногда.

Да.

43

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Когда я возвращаюсь в дом, папа ждет в прихожей.

– И что это было? – интересуется он.