Текст книги "Я Пилигрим"

Автор книги: Терри Хейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Глава 22

Сарацин уже несколько часов шагал при тусклом свете звезд. Пройдя свалку, он пересек кустарник и двигался вдоль канала, пока не обнаружил шаткую деревянную конструкцию, служившую мостом.

Он перебрался через канал и еще долго устало тащился вдоль зарослей тростника, пока не увидел то, что ему было нужно: ржавеющий каркас машины, наполовину погруженной в дурнопахнущую грязную воду.

Сарацин поместил в пластиковые контейнеры шприц, бумажник Тласса и другие ненужные теперь вещи, добавил к ним для большего веса камешки и забросил все это на середину канала.

Он занес назад руку с пистолетом. Жаль его выбрасывать: это оружие было с ним дольше, чем любая другая вещь, исключая отцовский Коран, однако пистолет – единственный предмет, связывавший его с убийством Тласса, так что выбора не было. Сарацин швырнул пистолет, и тот погрузился в воду рядом с ржавеющим шасси. Если те, кто будет искать улики, пройдут вдоль канала, таща через воду металлоискатель, и обнаружат этот кусок железа, они, скорее всего, решат, что это часть затонувшей машины.

Ускорив шаг, саудовец повернул в направлении мерцающих вдалеке огней Дамаска.

Четырьмя часами позже, в грязной одежде и со стертыми ногами, он отдал картонную квитанцию в камеру хранения автовокзала, получив взамен свой чемодан и докторский саквояж. Набрав код, Сарацин извлек тонкую пачку купюр, расплатился за хранение и дал служителю один фунт за пользование душевой кабиной.

Ближайший автобус, следовавший до самого Бейрута, отходил к ливанской границе только через два часа. Сарацин использовал это время, чтобы подкрепиться лавашем с фруктами и выпить чаю, подстричь бороду и принять душ. Он едва не содрал кожу, отскребая грязь. Извлек из чемодана и надел дешевый костюм западного фасона, рубашку и галстук. Два украденных стеклянных флакона, предварительно сняв с них ярлыки, он поместил в саквояж, спрятав от посторонних глаз среди других пузырьков с лекарствами. Когда Сарацин предъявил свой паспорт и багаж пограничникам, он был в точности похож именно на того, за кого себя выдавал, – на самоотверженного ливанского доктора, работавшего в лагерях беженцев и теперь возвращающегося домой.

Грязную одежду, помогавшую ему создать образ палестинца, он засунул в пластиковый пакет и по дороге к старенькому автобусу выбросил в большую урну, поставленную здесь некоей благотворительной организацией. Еще раз Сарацин остановился, чтобы избавиться от остатков обеда, которые он отправил в мусорное ведро. Постороннему наблюдателю действия этого человека показались бы абсолютно безобидными и заурядными, однако на самом деле каждый его шаг был тщательно продуман.

В начале пятого утра Сарацин занял место в хвосте автобуса, а примерно еще через час сыновья Тласса обнаружили труп своего отца. Они потратили много времени, все расширяя круг поисков, но в конце концов вой дерущихся за добычу собак привлек их внимание.

Поскольку братья состояли на службе в тайной полиции, они хорошо знали, кому следует звонить, несмотря на то что было раннее утро праздничного дня. Новость была передана в высшие правительственные круги, и очень скоро ее распространили средства телефонной связи и радиоволны. Эта информация транслировалась по надежно защищенным, как принято было считать, каналам.

Однако глобальная система радиоэлектронной разведки, имеющая кодовое название «Эшелон», без труда поглощала все эти сведения.

Этот комплекс технических средств перехвата никогда не спит и не устает, поскольку не нуждается, подобно людям, в отдыхе, еде или элементарных бытовых удобствах. «Эшелон» контролирует огромные пространства, действует как вор в устройствах соединения оптоволоконных кабелей, управляет на военных базах по всему миру бесчисленными обтекателями антенн, похожими на пучки гигантских мячей для гольфа. Попросту говоря, этот комплекс прослушивает каждое электронное соединение на земле и является гигантской спутниковой и компьютерной сетью, столь секретной, что ее существование никогда официально не признавали представители пяти англоязычных наций, которые и учредили эту глобальную систему еще во времена холодной войны.

Миллиарды байт данных, которые собирает эта сеть каждую наносекунду, загружаются в суперкомпьютеры штаба Агентства национальной безопасности в Форт-Миде, штат Мэриленд, где особо секретное программное обеспечение использует ключевые слова, принципы построения фраз и даже дефекты речи, чтобы извлечь из недр системы тот или иной фрагмент, достойный дальнейшего изучения.

Множество таких фрагментов поступило в ту ночь из Дамаска. Система «Эшелон» прослушала, например, телефонный разговор убитого горем сына Тласса со своей сестрой. Тот заявил, что ответственность за это злодеяние несут диссиденты и враги государства, которых ожидает самое жестокое преследование. «И да поможет Аллах этим людям и их семьям», – сказал он в заключение.

Аналитики американской разведки, оценивая перехваченную информацию, пришли к похожим выводам: Тласс имел репутацию откровенного садиста и очень многие из пострадавших с радостью скормили бы его собакам. Убийство из мести в обанкротившемся арабском государстве не представляет большого интереса для службы безопасности США. Вот почему об этом происшествии быстро забыли.

Увы, это оказалось ужасной ошибкой, как и то, что органы государственной безопасности Сирии тотчас не закрыли границу: впоследствии они ссылались на то, что был ранний час и один из крупнейших мусульманских праздников.

Глава 23

Старый автобус, фыркая и извергая клубы дыма, полз сквозь темноту по сирийской трассе № 1, где велись капитальные ремонтные работы. Остановиться пришлось только раз – на фаджр, утреннюю молитву.

На границе угрюмые сотрудники иммиграционной и таможенной службы изучили документы Сарацина, осмотрев его с головы до ног и проявив минимум уважения, только когда узнали, что перед ними врач. Если бы даже они потрудились обыскать путника, то все равно не нашли бы четырех стеклянных флаконов, ибо содержимое этих флаконов находилось вне пределов их досягаемости – в крови Сарацина.

Последнее, что он сделал, покидая душевую кабину в Дамаске, – взял из своего докторского саквояжа специальную раздвоенную иглу и, погружая ее во флаконы с раствором, до тех пор вкалывал и втирал его в кожу плеча, пока оно не начало кровоточить. Сарацин знал, что доза в четыре раза превышает норму, но намеревался сделать все возможное, чтобы обеспечить себе необходимый резерв безопасности. Перевязав плечо, саудовец надел рубашку и раздавил пустые флаконы так, чтобы маркировку на них нельзя было распознать. Именно эти осколки он бросил в мусорное ведро вместе с пищевыми отходами.

Уже когда Сарацину оформляли документы на границе, у него, как он и ожидал, началась лихорадка: саудовец испытывал жгучую пульсирующую боль в плече и обливался путом. Он надеялся, что успеет добраться до дешевой гостиницы в Бейруте, пока ему не станет совсем плохо. Симптомы, которые испытывал Сарацин, полностью соответствовали тем, что ощущал двумя столетиями ранее первый в мире человек, подвергшийся процедуре вакцинации: деревенский мальчик, на котором выдающийся английский врач Эдвард Дженнер испытал свое удивительное изобретение.

Чтобы похитить столь необходимую ему вакцину, Сарацин рискнул своей жизнью, проникнув в засекреченный научно-исследовательский институт, и убил незнакомого человека. Вы, наверное, страшно удивитесь, узнав, что в душевой на автовокзале наш герой вколол себе вакцину против болезни, которая уже давно не представляла угрозы, поскольку была полностью уничтожена на нашей планете еще лет тридцать тому назад.

Однако прежде это была самая страшная инфекция из всех, с какими пришлось сталкиваться человечеству, уносившая больше жизней, чем даже кровопролитные войны, еще в середине двадцатого века убивавшая в год более двух миллионов жертв. Эта болезнь была известна ученым под латинским названием Variola vera, а всем прочим – как оспа.

После полного искоренения оспы на планете этот страшный вирус остался разве что в научно-исследовательских учреждениях да в секретных военных лабораториях. Сарацин же задумал сам его синтезировать. Понятно, он был озабочен тем, как бы одна ничтожная ошибка в этом необычайно сложном, почти неосуществимом процессе не убила его самого. Именно поэтому саудовец разыскал соответствующую последним достижениям науки вакцину, которая, несомненно, была тщательно проверена, доказала свою эффективность и теперь давала ему возможность совершить любое число ошибок.

Вакцинация не всегда проходит успешно, у всех организм реагирует по-разному. Чтобы избежать осложнений и обеспечить себе максимально возможную защиту, Сарацин увеличил дозу в четыре раза. Неудивительно, что он чувствовал себя больным, но лихорадка стала для него хорошей новостью: его организм принял вызов, и иммунная система мобилизовалась для борьбы с «захватчиком». Значит, все идет как надо.

Пока сотрудник иммиграционной службы ждал, когда на мониторе компьютера подтвердятся данные паспорта Сарацина, в соседнем офисе начал звонить телефон. К тому времени, когда один из сотрудников снял трубку и услышал распоряжение немедленно закрыть границу, таможенник, изучавший документы Сарацина, уже успел впустить на территорию Ливана этого человека с фальшивым именем, настоящим паспортом и формирующимся иммунитетом против самого убийственного из всех известных человечеству болезнетворных организмов.

Глава 24

Не стану отрицать: это чувство росло во мне не один день. Я не верю в предопределенность или в судьбу, но вскоре после того, как я вышел от Бэттлбо и направился домой по темным улицам Манхэттена, у меня вдруг возникло ощущение, что мне предстоит испытать на себе действие какой-то стихийной силы.

Я вошел в свою скромную мансарду, сам вид которой навевал мысль об одиночестве, и стал рыться в багаже, привезенном из Парижа. Не успев еще попрощаться с Бэттлбо, я уже решил для себя: единственный способ разделаться с сотнями правительственных сообщений, угрожающих моей жизни, – попросить Бена и Марси отдать мне все, что они обнаружили. Откровенно говоря, я сомневался, что у хакера или у меня самого хватит времени и умения продублировать сделанную супругами работу. И вот наконец я нашел то, что искал, – куртку, которая была на мне тем вечером, когда я беседовал с ними в «Плаза Атени». В кармане лежала визитка, которую я с такой неохотой принял от Марси.

В тот день звонить было уже слишком поздно, но в начале следующего вечера я набрал их номер. Трубку взяла Марси.

– Это Питер Кэмпбелл, – тихо сказал я. – Мы встречались в Париже.

– Как быстро вы позвонили! – воскликнула она удивленно. – Приятно слышать ваш голос. Вы где?

– Ненадолго приехал в Нью-Йорк, – как всегда осторожно ответил я. – Не могли бы вы отдать мне материалы о Скотте Мердоке, о которых рассказывал Бен?

– Бена нет дома… Но, конечно, я не вижу причины отказать вам.

– Спасибо, – сказал я с облегчением. – Могу я приехать, чтобы забрать их?

– Сегодня нет: мы с Беном идем в кино, а завтра обедаем с друзьями. Вас устроит в пятницу, часов в семь?

Двухдневная задержка не очень меня устраивала, но что я мог возразить? Поблагодарив Марси, записал их адрес и повесил трубку. Я был высококвалифицированным профессионалом, умудренным опытом работы в мире спецслужб, обученным выживать в ситуациях, где другие, скорее всего, погибли бы, и должен был почувствовать опасность засады. Но, представьте, дал маху: простая школьная учительница переиграла меня и я ничего не заподозрил до тех пор, пока не вошел в квартиру.

Свет горел тускло, стереосистема играла «Hey Jude», в квартире витали просто упоительные ароматы. Стол в гостиной был накрыт на три персоны: оказывается, меня пригласили на обед. Я подозревал, что супруги весь вечер будут убеждать меня изменить свое решение насчет семинара Брэдли. Но выхода не было: эти люди потратили много месяцев, составляя досье о моей жизни, а я теперь вынужден просить их отдать мне эти материалы.

– Вовсе ни к чему было так беспокоиться, – сказал я, силясь изобразить улыбку.

– Это лишь немногое, что мы смогли сделать, – ответила Марси, – если учесть, сколько беспокойства мы вам причинили.

Появился Бен и, сделав широкий жест в сторону бутылок, спросил, что я предпочитаю из спиртного. А у меня тогда как раз был период завязки и воздержания: я решил, что в Нью-Йорке сумею начать жизнь с чистого листа. Это хороший шанс очиститься от скверны, и на сей раз дело не ограничится пустыми словами. Я даже раздобыл расписание занятий местного Общества анонимных наркоманов. Одна рюмочка, конечно, не повредила бы, но мне трудно соблюдать умеренность, поэтому лучше уж вовсе отказаться от алкоголя. Вечер обещал быть долгим, и я попросил минералки.

Брэдли принес бутылку воды «Эвиан». Марси ушла на кухню проверить готовность какого-то блюда, а Брэдли, глотнув спиртного, провел меня в белую комнату в конце своей вселенной. Там не было ничего, кроме килима на полу и вновь повешенных штор. Единственное, что свидетельствовало о драме, разыгравшейся в стенах этого жилища, был какой-то физиотерапевтический прибор в углу.

Рядом стояли десятки картотечных ящиков. Брэдли с улыбкой указал на них:

– Здесь вся ваша жизнь, мистер Мердок.

Я нагнулся и, бегло осмотрев их, был поражен масштабом изысканий, предпринятых супругами. Ящики были заполнены компьютерными распечатками, дисками для хранения данных и копиями всевозможных документов – от ежегодников Колфилдской академии до отчетов представительств ООН. Я взял наугад папку: то был список вымышленных имен, которыми я пользовался. Они вызвали у меня целый поток воспоминаний.

Брэдли смотрел, как я переворачиваю страницы.

– Мы тут обсуждали с Марси… Вы не против, если мы будем называть вас Скоттом?

– А Питер Кэмпбелл чем вас не устраивает?

– Я просто подумал… По крайней мере, при общении нам было бы легче пользоваться вашим настоящим именем. Мы употребляли его, обсуждая вас между собой.

Я взглянул на Брэдли:

– Проблема в том, Бен, что Скотт Мердок – тоже не подлинное мое имя.

Брэдли удивленно воззрился на меня, пытаясь осознать сказанное. Солгал ли я, намереваясь этим ловким маневром сбить их со следа, по которому они столь усердно шли, или всего лишь неудачно пошутил?

Я показал на список своих псевдонимов и пояснил:

– Это имя лишь одно из многих. Еще одна фальшивая личина: иное время, другое место, очередная фамилия. – Я пожал плечами. – В этом вся моя жизнь.

– Но… вы ведь были Скоттом Мердоком уже в школе, то есть совсем ребенком. В то время вы еще не принадлежали к миру спецслужб, – сказал он, вконец растерявшись.

– Никто бы не сделал такого выбора, зная, что ждет его впереди, но так уж случилось.

Я наблюдал, как на лице моего собеседника одна мысль сменяет другую. Имя, которое я носил в детстве, не было настоящим, плюс мое отсутствие на обоих похоронах, плюс то обстоятельство, что я, по-видимому, не получил никакой доли из наследства Мердоков. Бен взглянул на меня и, похоже, догадался: я был не родным, а приемным ребенком Билла и Грейс.

Я улыбнулся, и в улыбке этой не было и намека на юмор.

– Рад, что вы остановили свои поиски на Скотте Мердоке. Все, что было до Гринвича, – это сугубо личное, Бен, и не стоит кому-то туда лезть.

Нет сомнения, что Брэдли понял: это предупреждение. Три комнатки на окраине Детройта, лицо женщины, чьи черты блекнут в моей памяти с каждым годом, данное матерью настоящее имя – это самая сердцевина моей личности, единственное, что неоспоримо мне принадлежит.

– Имя не так важно, – произнес наконец Брэдли, улыбнувшись. – Пит вполне сойдет.

Марси позвала нас к столу, и вечер принял оборот, на который я никак не рассчитывал. Начнем с того, что хозяйка замечательно готовила, и если превосходная пища не поднимает вам настроение, наверное, вы однажды сильно переели. К тому же Бен и Марси ни разу не вспомнили про семинар, и я вынужден был признать, что они вовсе не ставили перед собой цель завлечь меня туда. Я постепенно расслабился, и мне даже пришло в голову, что супруги Брэдли, скорее всего, воспринимают меня как старого друга, настолько много они знают о моем прошлом.

У Бена была ко мне куча вопросов о книге и описанных в ней случаях, а Марси получала явное удовольствие, наблюдая, как ее умный муж пытается припереть меня к стенке, упоминая подробности, о которых мне было запрещено говорить. В один особенно напряженный момент она рассмеялась, сказав, что еще ни разу в жизни не видела супруга настолько разгоряченным. Я мало-помалу дал втянуть себя в беседу.

Когда люди пригласили тебя к себе в гости и изо всех сил стараются, чтобы ты чувствовал себя как дома, и ты смеешься, беседуя с ними; когда они передали тебе коробки с материалами, которые, возможно, спасут твою жизнь, и помогли тебе вытащить их наружу и загрузить в такси; когда ты стоишь под уличным фонарем на Манхэттене и знаешь, что тебя никто не ждет в твоей квартире, такой пустой и холодной; когда ты затерян в собственной стране, весь мир не сулит тебе особо радостных перспектив и впереди неотвратимое и едва ли радостное будущее, а эти люди улыбаются, жмут твою руку, благодарят за то, что ты их посетил, и спрашивают, как в дальнейшем с тобой связаться, – сделать выбор очень и очень непросто.

Я медлил, мой профессиональный и жизненный опыт подсказывал, что нужно дать им выдуманный номер телефона и укатить прочь. Зачем они мне теперь? Но я вспоминал, с какой теплотой эти люди принимали меня, как Брэдли радовался, что мне понравилась музыка, которую он специально подобрал для этого вечера… Одним словом, я не смог поступить так, как следовало. Вытащив свой мобильник, я высветил номер на экране и наблюдал, как Марси переписывает его.

В последующие недели они не раз звонили, и мы ходили в кино или в клуб – послушать старых блюзменов, которых любил Брэдли, – так и проводили весь вечер втроем на джазовом концерте. Хвала господу, супруги не пытались устроить для меня свидание с женщиной или сойти с наезженной колеи и вновь завести разговор насчет участия в семинаре.

За это время Бен прошел на службе целую серию физических и психологических тестов и проверок и, к огромному своему облегчению, был признан годным к работе. Он по-прежнему слегка прихрамывал, и из-за этого ему поручали более легкие задания. Иногда, обычно поздно вечером, Бен звонил мне и спрашивал, не хочу ли я подъехать на место преступления, где, как ему кажется, есть нечто, что может меня заинтересовать.

Однажды вечером он оставил мне сообщение на автоответчике, когда я сидел на очередном собрании Общества анонимных алкоголиков. Перефразируя Льва Толстого, можно сказать, что все наркоманы одинаковы, а каждый алкоголик безумен по-своему. И собрания у них гораздо интереснее, поэтому я решил, что раз уж мне суждено провести остаток жизни в завязке, то пусть меня, по крайней мере, развлекают.

Собрание, проходившее в здании полуразрушенной церкви в Верхнем Вест-Сайде, уже закончилось, и я покинул своих товарищей по несчастью, которые еще толпились в холле. Я пошел на восток, наслаждаясь теплым не по сезону вечером, и, лишь дойдя до готических башен «Дакоты», решил проверить, нет ли сообщений на мобильнике. Увидев номер Брэдли, я было подумал, что он отыскал очередной рок-н-ролльный призрак, поэтому, нажав кнопку воспроизведения и услышав его голос, был немало удивлен: впервые за все время нашего знакомства Бен просил меня о помощи.

Пояснив, что столкнулся с очень странным убийством, он не стал вдаваться в подробности, сказал лишь, что речь идет о молодой женщине, и, дав адрес имеющей сомнительную репутацию гостиницы, попросил меня немедленно туда подъехать.

Гостиница называлась «Истсайд инн».

Глава 25

Женщина из номера 89 использовала мой опыт, знания и идеи, чтобы совершить убийство. Это делало меня, по крайней мере в собственных глазах, ее пособником.

Поэтому, когда помощники коронера застегнули на молнию мешок с телом Элинор, я, возмущенный до глубины души, вышел из комнаты и решительно направился вниз по ступенькам. Давно я не был так сердит.

Я нашел в маленькой нише за конторкой портье то, что искал, – дверь в офис управляющего. Альварес или кто-то другой из молодых копов закрыл ее на ключ, когда они уходили, поэтому я, отступив назад, сильно ударил ногой в дверь ниже ручки.

Услышав треск ломающейся древесины, откуда-то выскочил полицейский в форме.

– Я здесь по просьбе Брэдли, – всем своим видом показывая, что действую в рамках закона, пояснил я.

Он пожал плечами, а я продолжал бить ногой в дверь, пока не оказался в логове этого подонка, пропахшем зловонием его тела и табачным дымом.

В кабинете было грязно, высокий металлический шкаф для хранения документов сдвинули с места, открыв потайное отверстие в полу. В этом углублении был спрятан прочный сейф. Взломщик, по-видимому мастер своего дела, точно знал, где искать, и, подобрав нужную комбинацию цифр, открыл дверцу сейфа.

Среди денег и документов я обнаружил компьютерные распечатки счетов гостиницы, пару дешевых пистолетов и множество пакетиков с цветными кодами. Наклонившись, я поднес пару штук к свету: пакеты с зеленой отметкой содержали кокаин, с черной – крэк, с голубой, как я полагал, – метамфетамин. Маркировка как на хорошем складе. Этот подонок выбрал не то занятие – ему следовало заправлять делами в каком-нибудь дешевом супермаркете.

Я соврал бы, сказав, что не почувствовал искушения при виде наркотиков, особенно меня манил перкодан в пакетиках, обозначенных желтым цветом. Я даже посмотрел, сколько их там, просто из любопытства. Моя рука потянулась было к пакетикам, но я нашел в себе силы отвести ее в сторону. Зря, что ли, я столько времени посещал собрания анонимных обществ!

Вытащив из сейфа компьютерные распечатки и прочие бумаги, я уселся за потертый письменный стол и принялся их изучать. За этим занятием и застал меня Брэдли через полчаса.

– Что вы тут делаете? – спросил он, прислонившись к двери. Выглядел Бен таким уставшим, что лицо его было похоже на смятую постель.

– Пытаюсь помочь правосудию.

От удивления он даже оживился:

– А я-то думал, что вы вышли в отставку.

– Конечно. Можете считать меня старомодным, но меня бесит, когда кто-то пользуется моей книгой, чтобы убить молодую женщину.

Брэдли вошел в кабинет и осторожно опустился на стул. Он раньше говорил мне, что нога теперь будет беспокоить его до конца жизни, особенно при больших нагрузках.

– Поезжайте домой, отдохните немного, – сказал я. – Ваша команда уже закончила работу?

– Еще полчаса, они пакуют аппаратуру. Что-нибудь нашли? – спросил Бен, указывая на бумаги, разбросанные по столу.

– Да. – Я подвинул к нему скоросшиватель. – Это досье номера восемьдесят девять. Ваши детективы, просмотрев его, сделали правильный вывод: постоялица въехала больше года назад и заплатила вперед. Но записи в полном беспорядке, нет даже конкретных дат. Словно кто-то намеренно вносил путаницу…

– На случай, если налоговое ведомство устроит проверку? – перебил меня коп.

– Абсолютно верно. Я залез в сейф с наркотиками и обнаружил на дне компьютерные распечатки подлинных счетов. Там все точно, учтен каждый цент.

– Так и должно быть. Они сделаны для умных парней, владеющих этим заведением. Сами понимаете, как те поступят, если этот подонок попытается их обчистить.

Я указал на один из отмеченных мною пунктов:

– Взгляните-ка сюда: убийца въехала в гостиницу одиннадцатого сентября две тысячи первого года.

На смятой постели лица Брэдли возникли морщины недоумения. Нагнувшись, он внимательно всмотрелся в запись:

– Вы уверены?

– Да. Есть штамп о времени ее регистрации: около пяти дня. После того как обрушились башни-близнецы, прошло около шести часов. Представляете, что творилось здесь одиннадцатого сентября? Весь этот район стал чем-то вроде зоны боевых действий: с неба падает пепел, люди бегут, спасая свою жизнь, все боятся, что худшее еще впереди. Когда эта дамочка сюда въехала, в воздухе носилось столько дыма, что день казался ночью, машины были брошены посреди дороги, кругом тишина, если не считать воя сирен.

– Помнится, я читал, как некий священник ходил по улицам и призывал людей покаяться в последний раз. Словно настал конец света: дрогнули даже сутенеры и проститутки в «Истсайд инн», если верить этим компьютерным распечаткам. В предыдущую ночь было занято девяносто номеров, в ночь с одиннадцатого на двенадцатое сентября – только шесть. Гостиница опустела, как и все вокруг.

– Вот именно. А наша убийца, наоборот, в это время сюда вселилась. Должно быть, шла пешком через руины. Представьте себе, Бен, вся грязная от пыли, практически неузнаваемая, туфли почти истлели от горячего пепла, на лице, возможно, бандана, чтобы защититься от едкого дыма. И вот наконец она толкает входную дверь и снимает платок с лица. До самого утра не заботится о маскировке, а значит, этот подонок – единственный, кто может нам рассказать, как преступница на самом деле выглядит, если, конечно, он захочет вспомнить. Впрочем, мы его еще не разыскали.

Итак, эта женщина сказала, что ей нужна комната. Как я упоминал, она нездешняя, но уже знает, что останется надолго: распечатки показывают, что она заплатила за два месяца вперед.

Я не стал останавливаться на подробностях счета, а сразу перешел к сути.

– Почему, Бен? – спросил я. – Зачем она все это проделала? Ей негде больше было остановиться? Это что, единственная гостиница в Нью-Йорке? Она настолько ее любит, что шла сюда буквально по раскаленным углям?

Бен потянулся к лежавшей на столе пачке «Кэмела». Иногда ему просто хотелось подержать в руках сигарету. Интересно, есть ли какое-нибудь анонимное общество для тех, кто решил бросить курить?

– Вы извлекли всю эту информацию из нескольких колонок цифр? – спросил Брэдли, явно находясь под сильным впечатлением. Я ничего не ответил. – Хоть убей, не знаю, почему она это сделала, – сказал он наконец. – Ничего не приходит в голову.

– И мне тоже, – кивнул я, – но что-то явно случилось в тот день, и все для нее изменилось.

Он пожал плечами:

– Конечно, и не только для нее – для очень многих людей.

– Да, но никто из них не отправился в «Истсайд инн». Эта женщина решила скрыть свою личность и надолго тут поселиться, оплатив номер вперед. Думаю, в тот день она приняла решение убить кого-то. И, обосновавшись в гостинице, сделала первый шаг к этому.

Коп посмотрел на меня, сообразив, что это плохая новость: у человека, который так долго планирует преступление, меньше шансов совершить ошибку. Его плечи понуро опустились при мысли о предстоящем долгом расследовании, а из-за боли в ноге он выглядел так, будто готов заползти назад в свою смятую постель.

Я поднял глаза и увидел, как кто-то прошел мимо двери.

– Петерсен! – крикнул я. – Полицейская машина у входа?

– Нет, но я могу ее вызвать.

– Взвалите босса на плечи и отвезите его домой.

Брэдли стал возражать, но я оборвал его на полуслове:

– Сами сказали, что они уже пакуют аппаратуру. Сегодня все равно никак не разрешить эту загадку.

Петерсен не ожидал услышать такую команду и не скрывал радости. Он наклонился, сделав вид, что выполняет мое распоряжение, но босс оттолкнул его, сказав, что самое подходящее место для него – в ассенизационном обозе.

Петерсен улыбнулся в ответ и спросил у меня:

– Может быть, вас тоже подбросить до дому?

– Не беспокойтесь, со мной все в порядке. Сам доберусь.

Однако это было неправдой. Я собирался ехать не домой, а туда, откуда, по моим расчетам, в тот ужасный день начала свое путешествие убийца. Я отправлялся к эпицентру взрыва.