Текст книги "Наука Плоского Мира II: Земной шар (ЛП)"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

Соавторы: Йен Стюарт,Джек Коэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Похожую точку зрения разделял и Антони ван Левенгук, восхищаясь крошечными существами, обитающими в грязной воде или сперме – это было поразительное открытие, свидетельствующее о том, что Чудо Творения можно встретить даже в микроскопических масштабах. Природа, созданная Богом, оказалась куда сложнее. Она доставляла нам эстетическое удовольствие и поражала своими сокровенными чудесами. Именно так Ньютон восхищался математическими законами, сокрытыми в движении планет; лишь часть природы, явленной нам Богом, была доступна невооруженному глазу – эта идея перекликалась со взглядами герметиков (философия, восходящая к учению Гермеса Трисмегиста). В то время кризис атомизма по сути был кризисом преформизма: если Ева содержала в себе всех своих будущих дочерей, а каждая из них – своихдочерей, и так далее, наподобие матрешки, то материю можно было делить до бесконечности. В противном случае мы могли бы определить день Страшного Суда, подсчитав количество поколений, остающихся до рождения последней дочери.

Смиренность была отличительной чертой образа мыслей в эпоху Ренессанса. Люди критически относились к собственным объяснениям. На этом фоне не лучшим образом смотрятся современные религии вроде гомеопатии, сайентологии и других вероучений, претендующих на «исчерпывающее» объяснение Вселенной человеческим языком.

Хотя некоторые ученые ведут себя столь же самонадеянно, хорошие ученые никогда не забывают о том, что в науке есть свои ограничения, и стремятся дать им объяснение. «Я не знаю» – это один из великих научных принципов, хотя, надо признаться, не слишком распространенный на практике. Как много бессмысленной чепухи можно устранить простым признанием своего неведения! Это признание помогает нам спокойно воспринимать блистательные и весьма убедительные иллюзии, которые нам демонстрирует фокусник со сцены – то есть убедительные до того момента, когда мы включим свои мозги. Мы знаем, что это всего лишь ловкий трюк и, признавая свое неведение, не попадаемся на удочку ложного убеждения, будто иллюзия реальна только потому, что мы не знаем, в чем состоит фокус. Да и откуда нам знать? Мы не члены Магического Общества. Сталкиваясь с природными явлениями, которые еще не привлекли внимание компетентных ученых (и фондов, спонсирующих их исследования) и пока что кажутся… волшебными, мы, также благодаря осознанию своего неведения, не поддаемся легкомысленной вере в мистическое. Мы говорим о «природной магии»… или чаще о Чудесах Природы или Чудесах Жизни.

Почти все мы разделяем эту точку зрения, однако важно понимать традиции, которые лежат в ее основе. Мы не просто восхищаемся сложностью Божественного творения. Наше отношение восходит к мировоззрению Ньютона, Левенгука и более ранних ученых – вплоть до самого Ди. И, без сомнения, к некоторым мыслителям Древней Греции. В его основе лежит вера людей эпохи Ренессанса в то, что изучая потрясающие и удивительные чудеса, можно открыть чудеса еще более потрясающие и удивительные: будь то сила тяготения или сперматозоиды.

Так что же такое «магия» для нас и чем она была для людей Возрождения? Ди говорил о мистических искусствах, да и Ньютон был убежденным сторонником некоторых «магических» объяснений – в особенности его принципа дальнодействия, или «гравитации», восходящего к мистическим силам притяжения/отталкивания, взятых им из философии герметизма.

Таким образом, «магия» может обозначать три совершенно разных понятия. Во-первых, магия – это «то, что вызывает восхищение», от карточных фокусов до амеб и колец Сатурна. Во-вторых, это воплощение в реальность вербальных инструкций, или заклинаний, неким оккультным или мистическим образом…, например, превращение человека в лягушку или наоборот, или замок, который джиннстроит для своего хозяина. Наконец, третье значение – эта та техническая сторона магии, которой мы пользуемся каждый день: чтобы включить свет, достаточно щелкнуть выключателем, и нам даже не нужно говорить «Да будет свет».

Строптивая метла Матушки Ветровоск – это магия второго типа, однако ее «головология» по большей части основана на прекрасном знании психологии (магия третьего типа, тщательно замаскированная под второй тип). На ум приходит высказывание Артура Ч. Кларка «Любая достаточно развитая технология неотличима от волшебства», которое мы уже приводили и обсуждали в первой части «Науки Плоского Мира». Плоский Мир – это пример магии, основанной на заклинаниях; больше того, само его существование невероятным образом поддерживается сильным магическим полем (второго типа). В приземленных культурах вроде Круглого Мира взрослые делают вид, будто утратили интерес к Плоскомирской магии, в то время как их технологии под влиянием культуры все больше и больше становятся похожими на магию третьего типа. А развитие ГЕКСа, которое мы наблюдаем от книги к книге, переворачивает слова сэра Артура с ног на голову: достаточно развитая магия Плоского Мира стала практически неотличимой от технологии.

Будучи (более-менее) разумными взрослыми, мы понимаем, откуда берется магия первого типа. Когда мы видим нечто удивительное, мы испытываем невероятную радость от того, что во Вселенной могут существовать аммониты или, к примеру, зимородки. Но на чем же тогда основана наша вера в иррациональную магию второго типа? Как же так получается, что в любой культуре интеллектуальное развитие детей начинается с веры в волшебство, а не реальные причинно-следственные связи окружающего мира.

Одно из убедительных объяснений состоит в том, что люди изначально запрограммированы на примерах, взятых из сказок и волшебных историй. В любой человеческой культуре детям рассказывают истории. Взаимодействие, которого мы достигаем на раннем этапе развития языка, играет роль в становлении нашей индивидуальной человечности.

Все культуры прибегают к образам животных в воспитательных целях – на Западе детям рассказывают о хитрой лисице, мудрой сове и трусливых цыплятах. Они как будто вышли из наших снов, где животные олицетворяют разные черты человеческого характера и, ко всему прочему, еще и умеют говорить. Следя за поступками – и словами – героев истории, мы учимся понимать туманные значения этих определений. Дети инуитов видят лису не хитрой, а храброй и стремительной, в то время как норвежская лиса олицетворяет мудрость и скрытность и всегда готова дать полезный совет вежливому ребенку. Причинно-следственные связи в таких историях всегда выражены на словах: «И вот, лиса сказала…, и у них все получилось!» или «Я как дуну, как плюну, так и снесу твой домик!». Самая первая разновидность причинности, с которой сталкивается ребенок, – вербальные инструкции, воплощающие материальные явления в жизнь. А это и есть заклинания.

Родители и воспитатели точно так же воплощают желания, высказанные ребенком, в поступках и предметах – от еды, которая появляется на столе, когда ребенок чувствует голод, до игрушек и подарков на день рождения и Рождество. Мы облекаем эти простые вербальные просьбы в форму «магического» ритуала. Мы требуем, чтобы заклинание начиналось со слова «пожалуйста», а его исполнение подтверждалось словами благодарности [35]35
  Воспитатели даже поощряют или ругают детей, говоря: «А где волшебное слово? Ты забыл волшебное слово?»


[Закрыть]. Нет ничего удивительного в том, что наши дети учатся верить в силу простой просьбы открывать дверь в мир материальных благ. В самом деле, обычная просьба или приказ – это и есть классическое заклинание. Помните «сезам, откройся»?

В глазах ребенка слова действительно обладают волшебной силой. Становясь старше, мы хотим сохранить свою веру в то, что «желания сбываются» [36]36
  Несколько лет назад Джек написал книгу «Привилегированный примат» («The Privileged Ape» – прим. пер.). Ее первоначальное название (которое стоило бы оставить, но издатель испугался), звучало так: «Примат, который получил то, что хотел» (Когда желаемое получено, желание, само собой, пропадает).


[Закрыть]. И тогда мы оформляем свои магазины, веб-страницы и машины, руководствуясь этим по-настоящему «детским» мироощущением.

Мы приезжаем домой на машине и одним щелчком открываем гараж; нажимая кнопку на инфракрасном пульте управления, переключаем каналы телевизора, открываем и запираем машину – все это, и даже простой выключатель, с помощью которого мы зажигаем свет, являет собой пример именно такой магии. В отличие от своих викторианских предшественников, мы предпочитаем прятать детали механизма и делать вид, что его там вообще нет. Так что в изречении Кларка нет ничего удивительного. Оно означает, что упомянутые приматы проявляют исключительную изобретательность, пытаясь вернуться в ту беззаботную пору детства. Возможно, есть и другие виды, которые, обладая интеллектом или экстеллектом, проводят первые годы своей жизни в таком же беспомощном состоянии и впоследствии пытаются использовать свои технологические достижения, чтобы компенсировать его или пережить заново? Если это так, то они тоже будут «верить в магию», и мы сможем распознать эту веру по их одержимости ритуалами «пожалуйста» и «спасибо».

Мы видим, как в различных культурах эта философия проникает во взрослую жизнь. Во «взрослых» сказках вроде «Тысячи и одной ночи» джинныи другие чудеса помогают главным героям исполнить их желания – точно так же, как воплощаются в жизнь желания детей. То же происходит и во многих фэнтези-историях, и в «романтических» историях для взрослых. Справедливости ради стоит заметить, что, вопреки распространенному мнению, этого нельзя сказать про современное фэнтези: сложно создать ощутимое напряжение в сюжете, где всего можно достичь простым взмахом волшебной палочки, а потому применение «магии» там сопряжено с разными сложностями и опасностями, и ее стараются всеми силами избежать. Плоский Мир – это мир магии – к примеру, там мы можем услышать, о чем думает гроза, или как разговаривают собаки, – но магия, которую мы ассоциируем с остроконечными шляпами, используется крайне редко. Волшебники и ведьмы обращаются с ней, как с ядерным оружием: знание окружающих о том, что она у вас есть, не принесет вреда, но проблемы коснутся всех, если она будет пущена в ход. Это и есть магия для взрослых: она не может даваться легко, ведь, как известно, бесплатных гоблинов не бывает.

Но, к сожалению, представления взрослых о причинно-следственных связях обычно подпорчены той наивной верой в исполнение желаний, которая живет в нас со времен младенческой, «звенящей» магии. Например, ученые могут возражать против альтернативных теорий на том основании, что «если они верны, то мы не сможем произвести расчеты». Почему они считают, что природе есть дело до их расчетов? Из-за их собственного желания закончить расчеты, чтобы написать статью для научного журнала. И это желание не лучшим образом сказывается на их точке зрения, которая во всех остальных отношения совершенно разумна. Они как будто топают ногой: Всемогущий Бог должен изменить свои законы, чтобы мы могли произвести расчеты.

Представления о причинно-следственных связях могут формироваться и другими путями, однако все они представляют сложность для существ, увязших в собственных культурных предпосылках. Практически все потребности взрослого человека либо «магическим» образом удовлетворяются с помощью технологий, либо требуют участия других людей, которые ему помогают или, наоборот, принимают его помощь.

Разные культуры довольно сильно отличаются подходами к вопросам управления, лидерства и аристократии. В феодальных обществах был класс баронов, которым во многих отношениях было позволительно оставаться детьми, находясь в окружении слуг, рабов и других людей, заменяющих им родителей. Богатые люди в более развитых обществах, как и люди высокого статуса (рыцари, короли, королевы, принцессы, главари мафии, оперные дивы, поп-идолы, известные спортсмены), словно окружают себя обществом людей, потакающих им, как избалованным детям. По мере технического развития общества все большее число людей – вплоть до низших слоев – получают возможность пользоваться благами нарастающей технологической магии. Благодаря супермаркетам, удовлетворение любых потребностей нашего внутреннего ребенка стало общедоступным и законным. Все большее число взрослых посредством технологии стало прибегать к детской магии, в то время как разумная магия, или «чудеса природы», сошла на нет.

В середине XVII века, философ по имени Барух (Бенедикт) Спиноза, опираясь на синтетическую природу философии Ренессанса и критику работ Декарта, выработал совершенно новый взгляд на концепцию причинности. Спиноза был одним из ключевых деятелей, сформировавших мировоззрение Ренессанса и проложивших дорогу к эпохе Просвещения. Основываясь на критике авторитетов еврейской культуры, представителем которой был и сам Спиноза, он создал новый рациональный подход к причинно-следственным связям во Вселенной. Он не признавал ни Глас Божий, услышанный Моисеем, ни ангелов, ни многих других «оккультных» верований – особенно характерных для раннего каббализма [37]37
  Система мистических верований, основанных на еврейской Каббале.


[Закрыть]. Спиноза изъял наивную магию из своей религии. Он был шлифовщиком линз, а эта профессия требует постоянного сравнения результатов своей работы с действительностью. Следуя ремесленническим взглядам на природу причинности, Спиноза лишил Божье Слово всякого волшебства. Он был отлучен от еврейской общины Амстердама. Этому евреи научились у католиков, хотя отлучение не слишком вписывалось в еврейскую религиозную практику – даже в ту эпоху.

Спиноза был пантеистом. То есть верил в то, что частица Бога есть во всем. Его главный аргумент в пользу этой веры состоял в том, что если бы Бог существовал отдельно от материальной Вселенной, то Вселенная вместе с Богом составляли бы сущность, более великую, чем сам Бог. Как следствие, Бог Спинозы – это не существои не личность, по образу и подобию которой могло быть создано человечество. Из-за этого Спиноза часто считался атеистом, а многие евреи, придерживающиеся традиционной веры, до сих пор видят его в таком свете. Несмотря на это, его труд « Этика» представляет собой прекрасный и логически обоснованный довод в пользу конкретной разновидности пантеизма. По сути, точка зрения Спинозы практически совпадает со взглядами большинства ученых, проявлявших склонность к философии, – от Ньютона до Кауффмана.

До Спинозы даже его предполагаемые предшественники – такие, как Декарт и Лейбниц считали, что Бог заставляет мир двигаться силой своего Слова: магия, мышление ребенка. Спиноза предположил, что всемогущему Богу не обязательно быть похожим на человека, чтобы управлять Вселенной. Многие из его современных последователей считают, что свод правил, которые наука придумывает, объясняет или приписывает материальному миру, – это и есть воплощение такого Бога. Иначе говоря, события в материальном мире происходит именно так, а не иначе, потому, что к этому их принуждает Бог, или Природа Вселенной. А эта точка зрения ведет к идеям, которые напоминают не магию или исполнение желаний, а рассказий.

Взгляд Спинозы на развитие ребенка прямо противоположен идее исполнения желаний. Наши действия ограничиваютсяразличными условиями и правилами. Вырастая, ребенок постепенно разбирается в этих правилах, и учится согласовывать с ними свое поведение. Сначала он может попытаться пересечь комнату, полагая, что стул не является препятствием. Обнаружив, что стул не собирается уступать ему дорогу, ребенок от досады испытывает сильные эмоции. И приходит в ярость. Впоследствии, выбирая путь в обход стула, он приобретет больше возможностей довести дело до конца без излишней агрессии. Повзрослев и освоив еще больше правил – будь то Божья Воля или основы причинно-следственных связей во Вселенной, – он приобретет опыт в достижении цели и хладнокровно примет эти правила как должное – на смену эмоциям придет спокойствие.

Книга Куффмана «At Home in the Universe» [38]38
  «At Home in the Universe: The Search for Laws of Self-Organization and Complexity» («У себя дома во Вселенной: Поиски законов самоорганизации и сложности») – прим. пер.


[Закрыть]– яркий пример этой философии: Спиноза понимал, что каждый из нас строит дом в собственной Вселенной, наслаждаясь покоем, обуздывая и контролируя свои эмоции. Мы всецело соответствуем своей Вселенной, мы возникли из нее и в ней же эволюционировали, а благополучие нашей жизни зависит от того, насколько мы ценим ее способность ставить перед нами ограничения и вознаграждать за понимание. В молитве Спинозы нет места словам «спасибо» и «пожалуйста». В его мировоззрении соединились взгляды ремесленника и философа, племенного уважения к традициям и варварских добродетелей любви и чести.

Благодаря этому, появился совершенно новый вид цивилизованных историй. Вместо варварской «И тогда он снова потер лампу,… и перед ним опять предстал джинн», мы видим историю о том, как старший сын короля отправляется в путешествие, чтобы завоевать сердце прекрасной принцессы… и терпит неудачу. Просто поразительно! Ни один герой варварских историй не может потерпеть неудачу. И даже больше: в племенных и варварских волшебных сказках никто и никогдане терпит неудач, кроме злых великанов, колдунов и Великих Визирей. Однако в новой истории рассказывается о том, как средний сын учится на ошибках старшего, показывая слушателю – ученику, – сложность поставленной задачи. Несмотря на все усилия, средний сын тоже не достигает цели, потому что учиться совсем не просто. Зато младший сын – или третий козленок, или третий поросенок со своим кирпичным домиком – наконец, демонстрирует нам, как можно достичь успеха в спинозианском просвещенном мире наблюдения и опыта. Истории, в которых люди учатся на чужих ошибках – это признак цивилизованного общества.

Рассказий проник в наш конструктор «Создай человека», создав разум, который совсем не похож на племенной: «поступай так, потому что мы всегда так делали, и все получалось» или «не делай этого, потому что это табу и зло, а если сделаешь, то мы тебя убьем». Не похож он и на разум варвара: «На этом пути меня ждет слава, добыча, несметные богатства и много детей (если только у меня будет джинн). Я не стану унижать себя и свои руки черной работой». Цивилизованные дети, напротив, учатся повторять задачу снова и снова, добиваясь нужной степени «шлифовки».

Слушатель историй, сформированных и наполненных рассказием, готов делать все необходимое для понимания поставленной перед ним задачи. Возможно, в сказочной вселенной представители среднего класса не склонны соревноваться за руку и сердце принцессы, однако подход, практикуемый младшим сыном, поможет ему добиться успеха и в шахте, и на фондовой бирже, и на Диком Западе (если верить Голливуду, известному поставщику рассказия), и в качестве отца или барона. Мы говорим о «нем», поскольку с «ней» дело обстоит сложнее: рассказий не был создан для девушек и не следовал их модели поведения, а форма, которую ему придают феминистские мифы, по всей видимости, не имеет отношения к вопросам, связанным со старыми моделями, ориентированными на юношей. Но мы можем исправить эту ошибку, если поймем, что рассказий обучает посредством ограничений.

Плоский Мир – это, строго говоря, мир сказочных законов, однако его могущество и успех в значительной мере основаны на том, что жители этого мира постоянно бросают законам вызов и ниспровергают их. Самый яркий пример – ведьма Матушка Ветровоск, которая цинично пользуется этими законами или попросту их игнорирует – смотря по обстоятельствам. Она решительно против того, чтобы девушек насильно заставляли следовать всепоглощающей «истории» и выходить замуж за принца, основываясь только на размере своей ноги; по ее мнению, истории существуют, чтобы бросать им вызов. И все же она сама – часть еще большей истории, и даже истории следуют определенным правилам. В некотором смысле она все время пытается пилить сук, на котором сидит. А ее истории черпают силу в том факте, что мы с раннего детства запрограммированы верить в монстров, с которыми она сражается.

Глава 7. Магия небесных даров

В голове у Ринсвинда все время вертелась фраза «культ небесных даров».

Он уже сталкивался с этим раньше – вообще, он много с чем сталкивался, пробегая мимо – на уединенных островах в открытом океане.

Скажем, корабль, сбившийся с пути, причаливает к такому острову. Пополнив запасы воды и провизии, путешественники подарили услужливым местным жителям разные полезные штуковины, вроде стальных ножей, наконечников для стрел или рыболовных крючков [39]39
  А также новые болезни, правда построить их бамбуковые модели было не так просто.


[Закрыть]. А потом корабль уплыл, и через некоторое время сталь пришла в негодность, а наконечники потерялись.

Нужен был другой корабль. Однако вблизи заброшенных островов корабли встречаются нечасто. Поэтому их нужно было как-то привлечь. Сделать что-то вроде приманки. Неважно, что сделана она была из бамбука и пальмовых листьев – главное, что приманка была похожа на корабль. Должны же корабли испытывать влечение к другим кораблям, а иначе откуда берутся маленькие лодки?

Как и во многих других областях человеческой деятельности, этот подход был совершенно разумным – в определенных границах «разумности».

Суть Плоскомирской магии состояла в управлении безбрежным океаном волшебства, льющимся сквозь мир. А «волшебники» Круглого Мира могли лишь соорудить на берегу огромной, холодной, крутящейся Вселенной нечто вроде бамбуковой приманки, которая умоляла волшебство прийти в их мир.

«Это ужасно», – сказал он Думмингу, который, к восхищению Ди, рисовал на полу большой круг. – «Они верят, что живут в нашем мире. С черепахой и всем прочим!»

«Да, и это странно, потому что разобраться в местных правилах не так уж и сложно. Материя стремится принять форму шара, а шары склонны двигаться по окружности. Как только ты это понимаешь, все остальное становится на свои места. Двигаясь по кривой, разумеется».

Он продолжил рисовать круг.

Волшебники остановились в доме Ди. Сам Ди, казалось, был этому очень рад, но в то же время немного смущен, как крестьянин, к которому неожиданно нагрянули родственники из большого города, занимающиеся непонятно чем, но зато богатые и занятные.

По мнению Ринсвинда, проблема была в том, что волшебники пытались доказывать Ди невозможность магии, но сами при этом колдовали. Хрустальный шар раздавал указания. Орангутан время от времени выбирался на улицу, чтобы подышать – за неимением лучшего слова – свежим воздухом, и бродил по библиотеке Ди, возбужденно «у-укая» и пытаясь сложить книги так, чтобы открыть вход в Б-пространство. Волшебники же, как обычно, тыкали во все пальцами и спорили по всяким пустякам.

А ГЕКС выследил эльфов. В этом не было смысла, но пройдя сквозь время, они оказались на миллион лет в прошлом Круглого Мира.

И теперь волшебникам предстояло отправиться за ними. По словам Думминга, которому для облегчения понимания иногда приходилось пользоваться жестами, сделать это было несложно. Время и пространство круглой вселенной полностью подчинялись Плоскому Миру. И потому волшебники, как материя более высокого порядка, могли без проблем перемещаться внутри нее с помощью магии реальногомира. Существовали и другие, более сложные причины – но большинство из них были труднопроизносимыми.

Волшебники почти ничего не поняли, но им понравилось, что их назвали высокоуровневой материей.

«Но ведь там ничегонет», – удивился Декан, наблюдая за тем, как Думминг рисовал круг. – «ГЕКС же сказал, что там нет никого, похожего на людей».

«Там были обезьяны», – сказал Ринсвинд. – «Ну, или животные, похожие на обезьян». В Плоском Мире было принято считать, что обезьяны произошли от обленившихся людей [40]40
  Библиотекарь, со своей орангутаньей стороны, считал, что это люди произошли от обленившихся приматов, которые не смогли достичь гармонии с окружающей средой, сохранив работоспособную общественную структуру, и – самое главное, – так и не научились держаться во сне.


[Закрыть], но у Ринсвинда на этот счет были собственные соображения.

«А, обезьяны», – сквозь зубы сказал Чудакулли. – «Я помню. Этих бестолочей ничего не интересовало, кроме еды и секса. Они просто дурака валяли».

«Думаю, эльфы пришли сюда еще раньше», – сказал Думминг. Он встал и отряхнул мел со своей мантии – «ГЕКС считает, что эльфы каким-то образом повлияли… на что-то. На что-то, впоследствии ставшее людьми».

«Как-то помешали?» – спросил Декан.

«Да, сэр. Мы же знаем, что своим пением они способны влиять на человеческий разум…»

«Ты сказал, что-то превратилось в людей?»

«Да, сэр. Прошу прощения. Мне бы не хотелось снова начинать этот спор, сэр. В Круглом Мире все постоянно превращается во что-нибудь другое. По крайней мере, кое-что превращается во что-нибудь другое. Я не хочу сказать, что это относится и к Плоскому Миру, сэр, но ГЕКС уверен, что здесь дела обстоят именно так. Мы можем на секунду сделать вид, что это правда, сэр?»

«Чтобы было о чем спорить?»

«Нет, чтобы вообще не спорить, сэр», – ответил Думминг.

«Ну ладно», – неохотно согласился Архканцлер.

«К тому же, сэр, нам известно, что эльфы и в самом деле могут оказывать влияние на разум более слабых существ».

Ринсвинд пропускал слова мимо ушей. Ему незачем было это выслушивать. Он провел намного больше времени в полевых условиях – в канавах, лесах, скрываясь в камышах, шатаясь по пустыням – и пару раз ему приходилось сталкиваться с эльфами, а потом со всех ног удирать от них. Все, что, по мнению Ринсвинда, делало жизнь стоящей – города, кулинария и возможность избежать камней, регулярно падающим с неба вам на голову, – у эльфов не вызывало ни малейшей симпатии. Он не мог с уверенностью сказать, была ли им на самом деле нужна пища – для чего-то, кроме развлечения. Они вели себя так, будто их настоящей пищей был страх других существ.

Эльфы наверняка полюбили людей, когда нашли их. Люди проявляли особую изобретательность, когда дело касалось страха. Они отличноумели заполнять страхом свое будущее.

А потом люди взяли и все испортили. Используя свой необычайный разум, способный порождать страх, они придумали, как этот страх рассеять – календари, замки, свечи и истории. В особенности истории. Ведь именно в историях чудовища погибали.

Пока остальные волшебники спорили, Ринсвинд пошел посмотреть, чем занят Библиотекарь. Примат снял с себя платье, но, отдавая дань местной моде, оставил воротник. Он был счастлив настолько, насколько может быть счастлив библиотекарь среди книг. Ди вполне можно было назвать коллекционером. Большая часть книг была посвящена магии, числам или тому и другому одновременно. Правда, сами книги волшебными не были. Они даже не умели перелистывать страницы.

Хрустальный шар поставили на полку, чтобы ГЕКС мог наблюдать за происходящим.

«Архканцлер хочет, чтобы мы все отправились в прошлое и остановили эльфов», – сказал Ринсвинд, усаживаясь на книжную стопку. – «Он считает, что мы сможем напасть из засады прежде, чем они успеют что-то предпринять. Но лично я думаю, что это не сработает».

«У-ук?» – спросил Библиотекарь, понюхав бестиарий и отложив его в сторону.

«Потому что так обычно бывает, вот почему. Самые продуманные планы не срабатывают. А этот план даже продуманным не назовешь. «Давайте пойдем туда и изобьем этих гадов до смерти железными палками» – по-моему, не лучшая идея. Что смешного?»

Плечи Библиотекаря тряслись. Он передал Ринсвинду книгу, указав черным ногтем место на странице.

Прочитав отрывок, Ринсвинд изумленно посмотрел на Библиотекаря.

Это были возвышенные, по-настоящему возвышенные слова. Ничего подобного Ринсвинд раньше не видел. Однако…

Он провел в этом городе весь день. Здесь проводились собачьи бои и встречались медвежьи ямы, но это было не самое худшее. Над воротами возвышались пики с отрубленными головами. Анк-Морпорк, конечно же, отличался порочностью, но будучи большим городом вот уже несколько тысяч лет, он стал в своих пороках весьма искушенным. А это место было похоже на скотный двор.

Автор этих строк каждое утро просыпался в городе, где людей сжигали заживо, и тем не менееон написал:

«Что за мастерское создание – человек… как благороден разумом… как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях… как точен и чудесен в действии…» [41]41
  Ринсвинд цитирует отрывок из трагедии «Гамлет, принц Датский». Цитата взята из перевода М. Лозинского – прим. пер


[Закрыть]

Библиотекарь чуть ли не рыдал от смеха.

«Ничего смешного, вполне разумная точка зрения», – сказал Ринсвинд, перелистывая страницы.

«Кто это написал?» – спросил он.

«Согласно данным, полученным из Б-пространства, автор этой книги считается одним из величайших драматургов всех времен», – раздался голос ГЕКСа с полки.

«И как его зовут?»

«Сам он писал свое имя по-разному», – ответил ГЕКС. – «Но впоследствии был принят вариант Уильям Шекспир».

«А в этом мире он существует?»

«Да. В одной из множества альтернативных историй».

«То есть, именно здесьего нет?»

«Да. Самый известный драматург этого города – Артур Дж. Соловей»

«Ну, и как он?»

«У них он самый лучший. Но, если говорить объективно, то писатель из него никудышный. Его пьеса «Король Руфус III» была повсеместно признана худшей пьесой из когда-либо написанных».

«О».

«Ринсвинд!» – рявкнул Архканцлер.

Волшебники собирались внутри круга. Они привязали к своим посохам подковы и куски железа, и теперь стояли с видом представителей высшего ранга, которые собирались надрать низкоранговые задницы. Ринсвинд спрятал книгу за пазухой, схватил ГЕКСа и поспешил к волшебникам.

«Я просто…», – начал было он.

«Ты идешь с нами. Возражения не принимаются. И Сундук тоже возьми», – сердито прервал его Чудакулли.

«Но…»

«А иначе нам придется поговорить про семь ведер угля», – продолжал Архканцлер.

Он зналпро ведра. Ринсвинд сглотнул.

«Отдай ГЕКСа Библиотекарю, ладно?» – сказал Думминг. – «Он присмотрит за доктором Ди».

«А ГЕКС с нами не пойдет?» – спросил Ринсвинд, обеспокоенный перспективой потерять связь с единственным обитаталем Незримого Университета, который разбирался в происходящем.

«Там я не смогу найти себе подходящий аватар», – сказал ГЕКС.

«Это значит, ни волшебных зеркал, ни шаров для предсказаний», – объяснил Думминг. – «Ничего, что могло бы считатьсяволшебным. Там, куда мы отправимся, даже людей нет. Оставь ГЕКСа здесь. Что бы ни случилось, мы вернемся в ту же секунду. Готов, ГЕКС?»

Секунду круг светился, а потом волшебники исчезли.

Доктор Ди обернулся к Библиотекарю.

«Получилось!» – воскликнул он. – «Великая Печать сработала! Теперь я смогу…»

В этот момент он исчез. Следом исчез пол. За ним дом. За ним и весь город. А Библиотекарь оказался посреди болота.