Текст книги "Неотразимый дикарь"

Автор книги: Тереза Медейрос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

– Негодяй! Мерзавец! Подлец!

Памела никак не могла подобрать достаточно оскорбительное слово и в отчаянии швырнула заячью лапку в баночку с рисовой пудрой. В воздух поднялось белое облачко нежной субстанции, от которой Софи принялась чихать.

– Надо было тогда позволить полковнику Манро повесить его! – продолжала гневаться Памела.

Отмахиваясь от висящей в воздухе пудры, Софи пыталась уложить густые завитки волос Памелы хоть в какое-то подобие прически.

– Если я не ошибаюсь, предложение руки и сердца от маркиза обычно принимают с благодарностью, – пробормотала она.

– Уже во второй раз этот коварный негодяй заманил меня в ловушку! – кипятилась Памела. – Ну, все, это последний раз!

Наклонившись к зеркалу, она нахмурилась, разглядывая свое отражение. Она начинала походить на безумного и беспокойного герцога.

– Не понимаю, зачем он это сделал, – пробормотала она.

– Что именно? – со вздохом поинтересовалась Софи, подбирая непослушный локон и закалывая его за ухом перламутровым гребнем. – Публично признался в своей любви к тебе и объявил своей невестой?

– Вот именно! Я знала, что он прирожденный негодяй, но никак не ожидала, что он опустится до такого! Ты видела, как посмотрела на меня эта ужасная леди Астрид? На ее лице было написано такое отвращение, словно я что-то вроде грязи под ногами. А с герцогом чуть не случился апоплексический удар. Я думала, он умрет на месте. Наверняка они решили, что мне мало денег, и я решила прибрать к рукам самого наследника герцога.

Софи мечтательно прижала к груди щетку, которой расчесывала волосы сестры, и задумчиво произнесла:

– Может, он говорил от всего сердца. Может, он безумно влюбился и не может представить жизни без тебя…

Ирония Софи почему-то показалась Памеле обиднее, чем неожиданный поступок Коннора. Наверное, потому что на какое-то мгновение, когда Коннор посмотрел ей в глаза и нежно поцеловал руку, ее собственное сердце поверило в его искренность.

Но потом она заметила тот дьявольский огонек в его глазах и вспомнила, что она не из тех женщин, которые могут вызвать в мужчине такую сильную страсть. Слова Коннора были насмешкой.

Она гордо выпрямилась на стуле.

– Уверяю тебя, Коннор Кинкейд любит только себя и думает о выгоде, которую получит от нашей совместной, бесчестной затеи.

– Ну, если ты не хочешь выходить за него замуж, тогда я готова стать его женой, если, конечно, он когда-нибудь меня вообще заметит, – вздохнула Софи. – Никогда еще не встречала мужчину, столь неуязвимого для моих чар. Готова поклясться, его сердце уже занято другой женщиной.

– Возможно, так оно и есть, – тихо сказала Памела, вспоминая золотой медальон, с которым он обращался очень бережно и всегда носил у сердца. – Ай!

Софи в очередной раз больно дернула ее за волосы, пытаясь соорудить прическу.

– И как это мама многие годы позволяла тебе причесывать ее! Удивительно, что она не потеряла при этом все свои волосы:

– Мама так не дергалась, да и волосы у нее были гораздо послушнее твоих, – парировала Софи, втыкая в волосы сестры еще одну шпильку. – И напрасно ты жалуешься! В конце концов, тебя ждет отличный ужин, в то время как мне придется изнывать здесь в тоске и одиночестве.

Хотя Софи сказала это так, словно ей предстояло провести вечер в холодном каземате, на самом деле им были отведены весьма уютные и просторные покои с гостиной, спальней и туалетной комнатой. По правде говоря, это Памела завидовала сестре – сейчас ей больше всего на свете хотелось свернуться клубочком на кровати с пологом и с головой укрыться одеялом.

– Если ты не перестанешь ныть, – сказала Памела сестре, – я разжалую тебя в посудомойки, и тогда тебе придется глодать куриные кости на кухне.

Софи не отреагировала на шутку сестры и даже не улыбнулась. Памела вздохнула и повернулась к ней лицом.

– Дорогая, мне тоже все это не нравится. Если бы я знала, что мы останемся здесь надолго, я бы представила им тебя своей сестрой, а не служанкой. Я знаю, тебе нелегко играть эту роль, но, по крайней мере, я знаю, что со мной ты в безопасности. Обещаю сказать, кто ты такая на самом деле, как только… – она запнулась, желая защитить сестру от ужасной правды о причине смерти их матери, – как только представится удобный случай.

Софи все еще продолжала дуться на сестру, несмотря на все старания Памелы.

– Ты хотя бы могла сказать, что я француженка, а не просто служанка! – негодующе фыркнула Софи.

– Знаешь, некоторые леди имеют обыкновение… бить своих служанок, чтобы поднять им настроение, – лукаво улыбнулась Памела.

Софи вздернула подбородок и сердито фыркнула, но все же закончила причесывать сестру и торжествующе воскликнула по-французски, отступив на шаг назад:

– Вуаля! Готово!

Коснувшись рукой прически, Памела не могла не признать, что сестра сотворила чудо, имея в своем распоряжении минимум средств. Она вплела в волосы Памелы одну из своих алых лент и завернула их греческим узлом на шее. Чтобы прическа не выглядела слишком строгой, она выпустила несколько локонов по обеим сторонам лица.

Памела с удовлетворением разглядывала свое отражение в зеркале. Пусть она бледна, а глаза слишком ярко горят, зато волосы уложены безупречно.

Теперь ей оставалось лишь спуститься в столовую и предстать перед своим вероломным женихом и, может быть, увидеть злодея, готового убрать его с дороги.

Коннор беспокойно ходил в своей комнате из угла в угол, ожидая, когда позовут к ужину. Половину просторной спальни занимала огромная кровать с четырьмя столбиками по углам и большим бархатным балдахином. Одна эта кровать была больше некоторых тюремных камер, где довелось побывать Коннору, и все же ему казалось, что в спальне слишком тесно.

Каждый раз, когда правосудие отправляло его в тюрьму, он, по крайней мере, знал, что оттуда можно сбежать. Коннор машинально запустил руку за ворот и потер старые шрамы от веревки палача.

Он слишком много лет провел на воле, свободно бродя по горам и болотам, и не мог хорошо чувствовать себя взаперти. Ему буквально не хватало воздуха в этой просторной спальне, идеальной для уважающего себя джентльмена. Стены были окрашены в теплый бордовый цвет и обиты по низу панелями из вишневого дерева. Вся мебель в основном была сделана из красного дерева. Перед камином, отделанным черным мрамором, стояли два обитых бежевой кожей кресла.

В воздухе стояли устойчивые запахи кожи и дерева, нигде не было ни пылинки. Создавалось впечатление, что эта комната всегда ждала его.

Нет, не его, конечно, а настоящего сына герцога.

Когда старый герцог коснулся щеки Коннора и посмотрел на него так, словно он был послан ему Всевышним, он должен был возликовать, но вместо этого почувствовал острую жалость и… угрызения совести. В эту минуту он готов был отдать все на свете, только бы оказаться снова в горах Шотландии, верхом на коне, где-нибудь в вересковых пустошах…

Члены его клана однажды точно так же смотрели на него, словно он мог осуществить их мечты о воссоединении клана Кинкейдов. Почти десять лет они были с ним рядом. Они были ему ближе братьев, узы верности связывали их крепче кровных уз. Но постепенно Коннор стал понимать, что ведет их прямо в петлю палача. Поэтому пять лет назад, одним туманным утром, он сел на коня и ускакал прочь от своих людей и от несбыточных мечтаний.

Коннор подошел к окну, выходившему в сад, чтобы вдохнуть живительный воздух. Ухватившись обеими руками за створки окна, он попытался распахнуть их, но тщетно – все было покрыто толстым слоем белой краски. Очевидно, окно только недавно покрасили.

Мысленно кляня недобросовестного маляра, Коннор огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, для того чтобы разлепить раму и створки. Подойдя к камину, он взял кочергу и вернулся к окну. Ему почти удалось высвободить одну створку, когда кочерга вдруг выскользнула из его вспотевших рук и разбила нижнюю часть оконного стекла. Осколки со звоном посыпались на мощеную дорожку под окном. В оконный проем ворвался прохладный вечерний воздух. Коннор чертыхнулся, в ужасе глядя на разбитое окно.

– Кочергой не окна открывают, а огонь в камине поправляют, – раздался за его спиной насмешливый голос.

Коннор обернулся – у порога стоял улыбающийся Броуди. В штанах до колена, белых чулках и туфлях с пряжками он выглядел скорее школьником-переростком, нежели камердинером.

– Еще раз подкрадешься ко мне, – Коннор сердито ткнул в его сторону кочергой, – воспользуюсь этой штукой, чтобы проучить тебя как следует.

Не обращая ни малейшего внимания на угрозы Коннора, Броуди направился через всю комнату к кровати, странно позвякивая при каждом шаге. Подойдя к кровати, он расстегнул сюртук, и оттуда вывалилось немыслимое количество всевозможного добра, включая пару серебряных подсвечников, маленький золотой наперсток, фарфоровую масленку и часы филигранной работы.

Недоуменно хлопая ресницами, Коннор смотрел на все это богатство.

– Это что, дворецкий попросил тебя принести все это сюда, чтобы как следует почистить?

Выудив из кучи добра серебряную ложку, Броуди принялся любоваться собственным отражением.

– Просто я думаю о будущем. Если завтра этот твой герцог решит выкинуть нас на улицу, я не собираюсь уходить с пустыми руками. Кроме того, тут этого добра столько, что пропажи хватятся не раньше чем через месяц-другой.

Положив кочергу на место, Коннор сказал:

– Мне не хочется напоминать тебе об этом, но все же я когда-нибудь стану хозяином этого дома, и сейчас ты украл мои вещи.

– В таком случае будем считать это авансом.

– Но я не собираюсь платить тебе жалованье.

– Тогда я, пожалуй, вернусь в библиотеку за серебряной табакеркой.

Броуди направился к двери, но Коннор преградил ему дорогу, заставив повернуть обратно.

– Ты же мой камердинер, и тебе, кажется, полагается чистить мою одежду, сапоги или что-то в этом роде, не так ли?

Броуди невозмутимо улегся на кровать и закурил сигару, которую, вне всяких сомнений, украл у герцога.

– Но у тебя ведь еще нет никаких сапог. Сапожник придет завтра утром.

Коннор провел рукой по волосам и снова стал ходить из угла в угол.

– Ну да, вместе с портным, шляпником, ювелиром, галантерейщиком, учителем фехтования и прочими, – раздосадовано уточнил он.

– Не понимаю, чего ты капризничаешь, дружище. Не успел пробыть здесь и нескольких часов, как нашел себе невесту. Ты подумал, каково мне?

Коннор сложил руки на груди. Ему не хотелось признаваться в том, что ему стало страшно, когда Памела собралась уйти. В тот момент в его ушах уже слышался звон кандалов и клацанье замка тюремной камеры.

– Ты отлично знаешь, что я не имею намерения жениться на мисс Дарби, – мрачно сказал он. – Мне не хотелось отпускать ее. Она бы ушла, а мы бы остались запертыми в этой золотой клетке. Насколько я ее знаю, она вполне могла бы улепетнуть с вознаграждением, предварительно анонимно уведомив власти о том, что новоявленный сын герцога, то есть я, всего лишь самозванец.

– Значит, ты ей совсем не доверяешь?

– Разумеется, не доверяю, – посуровел Коннор. – Она же англичанка.

– Рад слышать это, – расплылся в широкой улыбке Броуди. – Я всегда думал, что ты скорее попадешь на виселицу, чем женишься.

С этими словами Броуди выпустил колечко дыма и стал наблюдать из-под полуприкрытых тяжелых век, как оно медленно поднимается к потолку.

– А странно, ведь герцог сказал, что у тебя глаза матери, то есть его жены, герцогини, – задумчиво проговорил он. – У меня просто мурашки по коже побежали.

Коннор недоуменно пожал плечами, снова чувствуя угрызения совести.

– Серые глаза встречаются часто. Именно такие были у обоих моих родителей. Кроме того, Памела была права, когда говорила, что люди видят то, что хотят видеть, а не то, что есть на самом деле.

Памела не сразу нашла столовую, хотя горничная, которая пришла позвать к ужину, указала ей правильное направление и ушла по черной лестнице. Очень быстро Памела поняла, что в особняке множество длинных коридоров и просторных комнат, которые переходили одна в другую без всякой логики и предсказуемости.

Блуждая по коридорам, она вдруг почувствовала, что сильно проголодалась. Она не ела с самого утра и теперь почти всерьез опасалась, что просто умрет с голоду, если не найдет столовой.

После пробежки по длинной галерее, увешанной портретами строгих Уорриков, которые, казалось, презрительно морщили свои аристократические носы при виде Памелы, она, наконец, была вознаграждена за упорство. Когда она подошла к высокой дубовой двери, лакей в напудренном парике почтительно отворил ее, с любопытством разглядывая гостью.

Замедлив шаг, Памела разгладила юбки, неожиданно для себя чувствуя некоторое смущение и нежелание входить в столовую. Поскольку лучшее платье она надевала днем, у нее не оставалось выбора, и она была вынуждена надеть к ужину что-то другое.

Платье из белого поплина со светлой кружевной отделкой больше подходило для утра. Глубокий вырез в форме каре совсем не подходил для вечерней трапезы. Из опасения, что остроглазый герцог и его настороженная сестра сразу распознают фальшивые ювелирные украшения, Памела не стала ничего надевать на шею. К счастью, никто не мог заметить на ее ногах единственную, приличную пару туфель, принадлежащих, кстати, Софи.

Гордо вздернув подбородок, она проплыла мимо лакея в столовую. Если она опозорит Коннора перед его новой семьей, пусть он винит в этом только себя. Если она станет посмешищем всего Лондона, это послужит ему хорошим уроком.

Мельком взглянув на длинный, покрытый светлой скатертью стол, во главе которого сидел герцог, а на противоположном конце расположилась леди Астрид, Памела увидела внушительную фигуру Коннора, поднявшегося ей навстречу. На нем была все та же белая рубашка, килт и плед. С некоторой долей зависти она заметила, что он после всех передряг и бурных событий выглядел так же свежо, как утром.

Густая грива аккуратно причесанных волос была стянута на затылке бархатным шнуром, щеки и подбородок были безупречно гладкими – значит, перед ужином он брился второй раз. «Возможно, он поручил это лакею», – саркастически подумала она, чувствуя странную тоску по прежнему, лохматому и небритому дикарю.

– Добрый вечер, дорогая, – пробормотал Коннор, беря Памелу за руку. Нежная улыбка на губах плохо сочеталась с настороженным блеском его глаз. – Надеюсь, ты не слишком устала, чтобы отужинать вместе с нами.

– Ну что ты, милый, конечно, нет, – пропела она с восхищенной улыбкой, вонзая каблук туфельки в подъем его ноги. – Ты же знаешь, каждое мгновение, проведенное без тебя, – сплошное мучение для меня.

Умело, пряча гримасу боли, Коннор склонился к ней, чтобы нежно поцеловать в румяную щечку. В последний момент она отвернулась в надежде на то, что его губы уткнутся в ее прическу. Однако он предвидел это и отлично все рассчитал, поэтому поцеловал не только щечку, но и уголок рта, от чего Памела вздрогнула всем телом.

Откашлявшись, герцог проговорил:

– Если бы я мог, я бы вышел вам навстречу. Но поскольку я не могу подняться, вы тоже можете сидеть.

Герцог горящими глазами наблюдал, как Коннор проводил Памелу к ее стулу, а потом сел напротив нее, по другую сторону стола. Принимая во внимание громадные размеры стола, можно было только радоваться хорошей акустике гостиной. В противном случае им пришлось бы кричать, чтобы услышать друг друга.

Леди Астрид выдавила жалкую улыбку.

– Сегодня брат оказал всем нам честь, присутствуя на общем ужине. В силу слабого здоровья он не делал этого уже много месяцев.

Памела испытала некоторое замешательство, глядя на ряды пустых стульев по обеим сторонам стола. Она ожидала увидеть за ужином не только герцога и его сестру, но еще кого-нибудь, кто мог бы подойти на роль убийцы ее матери. Леди Астрид, во всяком случае, никак не подходила для роли поджигательницы.

В этот момент в гостиной появились четыре лакея. Каждый нес дымящуюся фарфоровую тарелку с рыбным супом.

Как только все тарелки были расставлены, Коннор поднял свою и поднес к губам. Не обращая внимания на изумленные взгляды лакеев и леди Астрид, он отхлебнул содержимое через край и довольно крякнул.

Герцог засмеялся, стуча ладонью по столу, словно ребенок.

– Астрид, ты только посмотри! У него отличный аппетит! Мне всегда нравилось, когда у человека хороший аппетит. Я и сам в его возрасте любил поесть.

Внезапно осознав, что все присутствующие смотрят на него, Коннор опустил тарелку.

– Не сомневаюсь, он будет иметь успех на всех званых вечерах, – с отвращением в голосе проговорила леди Астрид.

Не в силах терпеть презрение сестры герцога и видеть, как краска медленно заливает лицо Коннора, Памела с вызывающим видом подняла свою тарелку к губам и намеренно громко отхлебнула из нее через край. Опустив тарелку, она лучезарно улыбнулась герцогу:

– У вас отличный повар, ваша светлость. Прекрасный суп!

– Мне тоже нравится, – согласился герцог. Он протянул руку за ложкой, потом отодвинул ее в сторону нетерпеливым жестом и взял тарелку обеими руками. Однако они так сильно дрожали, что одному из лакеев пришлось помочь герцогу держать тарелку так, чтобы ее содержимое не пролилось ему на колени. Герцог выпил весь суп, не опуская тарелку.

Леди Астрид в ужасе смотрела на остальных словно все они внезапно сошли с ума. Но когда ее брат поставил свою пустую тарелку на стол и молча взглянул на Астрид, она покорно отложила в сторону свою ложку и, подняв тарелку к губам, сделала несколько мелких глотков супа, после чего отставила тарелку в сторону и вытерла губы салфеткой.

– На сегодня довольно, с меня хватит, – пробормотала она, и Памела поняла, что она имеет в виду не только суп.

Все сидели в неловком молчании, пока лакеи уносили пустые тарелки. Потом они принесли основное блюдо. Пока один из лакеев разливал в бокалы вино, другой обходил присутствующих с серебряным блюдом и осторожно раскладывал на тарелки толстые ломти тушеной форели, восхитительный аромат которой щекотал ноздри Памелы, и она невольно облизывала губы, предвкушая вкусную трапезу.

Судя по жадному блеску в глазах Коннора, он был еще более голодным, чем она. Нахмурившись, он беспомощно смотрел на множество вилок, ножей и ложек возле своей тарелки. Наконец он выбрал самый большой нож и приготовился вонзить его в рыбу.

Памела многозначительно покашляла. Когда Коннор взглянул на нее, она взяла маленькую вилку, лежавшую ближе всех к тарелке, с ее помощью отделила небольшой кусочек жирной рыбы и отправила его в рот. Поколебавшись минуту, Коннор отложил нож и последовал ее примеру.

– Мой сын уже рассказал мне о милосердной супружеской паре, которая взяла его на воспитание после… – лицо герцога помрачнело, – после того как он потерял мать. Возможно, теперь вы захотите рассказать, каким образом нашли его.

Интересно, что будет, если сказать сейчас правду? «Он остановил карету, в которой я ехала, и решил ограбить меня, угрожая оружием».

Вместо этого Памела лучезарно улыбнулась и сказала:

– Вероятно, вы уже знаете, что я тщательно проверяла все слухи и версии, но все же мне и в голову не приходило, что я застану его готовящимся принять духовный сан.

– Духовный сан? – удивленно воскликнули разом герцог и его сестра.

– Духовный сан? – эхом переспросил Коннор, едва не подавившись куском рыбы.

– Вот именно! – воскликнула Памела. – Я нашла его в аббатстве Святого Андрея, где он изучал Божьи заповеди и вел монашескую жизнь.

Опасное выражение лица Коннора свидетельствовало о том, что он готов сейчас нарушить одну из Божьих заповедей, а именно «Не убий».

– Он был монахом? Ну, это у него точно не от отца, – заметил герцог, задумчиво делая глоток вина. – Никогда не думал, что в нашем роду могут быть архиепископы.

– И совершенно правильно не думали, ваша светлость, – заверил его Коннор, – потому что я решил посвятить всю свою жизнь изучению того, что обязан знать ваш наследник, а также ублажению моей дорогой невесты, разумеется.

Он поднял бокал за здоровье Памелы, жадно глядя на нее.

Она наклонила голову, надеясь скрыть румянец смущения, проступивший на ее щеках.

– И как скоро вы собираетесь пожениться? – спросил герцог.

– В июне, – сказал Коннор как раз в тот момент, когда Памела сказала:

– В конце декабря. Или в следующем году.

– Как видите, – усмехнулся Коннор, – у моей невесты весьма своеобразное чувство юмора. Поскольку период ухаживания показался ей слишком коротким, она считает, что мы не должны торопиться со свадьбой и получше узнать друг друга.

– Весьма разумное решение, – впервые одобрительно заметила Астрид.

– С каких это пор разум и страсть могут существовать рядом друг с другом? – пожал плечами Коннор. – Моя невеста отлично знает, что я не намерен так долго ждать, пока она станет, наконец, моей.

Уже не в состоянии скрывать краску стыда на лице, Памела мысленно пожалела, что ее ноги не так длинны, чтобы незаметно под столом ударить Коннора по голени.

– Будут ли на свадьбе ваши родственники, мисс Дарби? – поинтересовалась леди Астрид.

– Боюсь, нет, миледи. Я сирота, – призналась Памела, пытаясь прочитать на лице леди Астрид признаки вины за содеянное.

– Ах, как это печально, – ответила она, запивая кусочек рыбы глотком вина.

Памела вздохнула и залпом осушила свой бокал. При таких темпах ей удастся найти убийцу матери не раньше декабря следующего года.

За дверью столовой послышался какой-то шум, и леди Астрид привстала с места. Ее губы дрожали.

– Сядь, Астрид, – приказал ей брат. – Этим займутся слуги. Они получают хорошее жалованье.

Под его ледяным взглядом Астрид опустилась на место, схватившись за край стола побелевшими от усилия руками.

Мужские голоса за дверью звучали все громче. Памела и Коннор обменялись встревоженными взглядами. Его рука потянулась к поясу, за которым он, вероятнее всего, еще носил свой пистолет.

– Да убери от меня свои лапы, Филипп! – отчетливо послышалось за дверью. – Какое ты имеешь право удерживать меня?

И в тот же момент дверь столовой распахнулась настежь. В нее, покачиваясь, вошел молодой человек. Следом за ним появился лакей, тщетно пытавшийся не пускать его в столовую.

Незнакомец окинул презрительным взглядом присутствующих, и его глаза остановились на Конноре.

– Значит, это правда? После долгих лет отсутствия к моему дяде явился блудный сын, чтобы воссоединиться со своей семьей и потребовать наследство!

С этими насмешливыми словами он отвесил Кон-нору презрительный поклон.

– Чрезвычайно приятно познакомиться с вами, кузен Перси.