Текст книги "Меткие стрелки"
Автор книги: Теодор Гриц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Тот, кто был в Москве в начале Великой Отечественной войны, никогда не забудет разноцветные полосы, квадраты и пятна неправильной формы, которые появились на стенах и крышах домов и даже на асфальте площадей. Кроме того, многим приходилось видеть в таком же пестром наряде танки, орудия и машины. Эта причудливая пятнистая раскраска называется камуфляжем.
Для чего же она нужна?
Проделайте простой опыт. Покройте обыкновенную белую тарелку, из которой вы едите суп, пятнами черной туши так, чтобы они подходили к краям. Поставьте теперь «камуфлированную» тарелку на черный стол и отойдите на несколько шагов. Пятна туши сольются со столом, и вы увидите только белые кусочки неправильной формы. Окрашенные части как бы выпадут из тарелки, и она станет неузнаваемой. Если вы поставите замаскированную тарелку на белую скатерть, будут видны только черные пятна, а белые исчезнут.
Снайпер в зеленом халате на травянистой лужайке невидим. Но стоит ему переползти на пашню или подойти к бревенчатой избе – и он сразу себя выдаст. Зеленый силуэт на черноземе или на фоне коричневой стены будет виден издалека. Вот тут-то снайпера и спасает камуфлированный халат. С ним нигде не пропадешь. Это та же тарелка, расписанная тушью.
Зеленые пятна сольются с травой и листьями, коричневые – с глиной и стволами сосен, серые – с песком, со скалами, с бетонными стенами, черные – с черноземом и обуглившимися балками, белые – со снегом. Напрасно враг будет портить себе зрение.
В окопе нужно укрываться так, чтобы задняя стенка за спиной бойца поднималась выше передней,
иначе голова будет резко вырисовываться на фоне неба.
Этого снайпера противник не заметит,
а этого обнаружит быстро.
Он увидит только не слившиеся по цвету с фоном пятна неправильной формы и ни за что не догадается, что это и есть снайпер, которого он так старательно разыскивал.
Если снайпер в камуфлированном халате и ящерица, меняющая свою окраску, побьются об заклад, кто из них лучше сумеет стать невидимым в самой разнообразной обстановке, – ставьте, читатель, на снайпера. Тропическая ящерица наверняка проиграет пари.
Что творится за кулисами
Актеру постоянно приходится изменять костюм, фигуру, лицо. Недаром в старину актера называли лицедеем. Сегодня он венецианский мавр Отелло, завтра – король Лир, а через день может быть гоголевским городничим, Фамусовым или Любимом Торцовым.
Еще более удивительные превращения совершаются «за кулисами» переднего края. Зритель, то-есть противник, видит куст, груду камней или снежный сугроб, а если бы ему удалось проникнуть «за кулисы», он увидел бы, как такой «сугроб», потягивая махорочную ножку, вкладывает в магазин новую обойму.
Военные «лицедеи» гримируют все – даже мысли. Удастся, например, вражескому разведчику включиться в наш телефонный провод, и он услышит странный разговор:
– Пень! Пень! Говорит Дупло! Пришлите сорок карандашей. Порисовать хочется. Огурчиков подкиньте, да побольше. Попробуй догадаться, что «пень» – это штаб полка, «дупло» – штаб батальона, «карандаши» – бойцы, «огурчики» – снаряды, а «порисовать» – это значит атаковать.
Плохо загримированному актеру в худшем случае грозит свист негодующей публики, плохо замаскированному бойцу – свист вражеской пули.
Шапка-невидимка из подручных материалов. Рисунок С. Телингатера.
В бою малейшая оплошность может оказаться гибельной. Поэтому снайпер, уходя на огневую позицию, одевается самым тщательным образом, чтобы сбить с толку врага.
С этой целью окопные «лицедеи» устраивают настоящие спектакли.
Было это в прошлую мировую войну, под Праснышем. Батарея Сибирской стрелковой дивизии расположилась на узкой лесной прогалине. Впереди нее и позади из окрашенной в защитный цвет фанеры и бревен саперы искусно сделали две ложные батареи.
Когда открывала огонь настоящая, на бутафорской, стоявшей впереди, устраивали вспышки. Они были хорошо видны с привязных аэростатов противника. Вскоре появлялись немецкие самолеты. Тогда артиллеристы бросались закрывать фанерные пушки палатками и разбегались по кустам, но делали это так, что летчики успевали заметить и мнимые орудия и людей.
Иногда батарея «меняла позицию»: она торжественно выезжала на дорогу, подкатывала к бутафории, расположенной позади, а затем скрытным путем возвращалась на свое место. После этого маневра вражеские наблюдатели видели вспышки на задней позиции. На передней же временно все замирало.
Сотни снарядов обрушивал противник на раскрашенную фанеру и разносил все в щепы. Тогда саперы брались за топоры и пилы. Через несколько часов от страшных «разрушений» не оставалось и следа.
Три месяца вражеская разведка ломала голову, пытаясь разгадать секрет артиллеристов, но все безуспешно. Неуловимая батарея продолжала вести губительный огонь.
А вот как закончился «спектакль», разыгранный немецкими фашистами зимой 1942 года перед деревней Долгинево.
Соорудили гитлеровцы дзоты. И без бинокля можно было разглядеть темные полоски амбразур. За снежным валом время от времени появлялись фигуры в касках и быстро исчезали в одном из дзотов.
Камуфлированная тарелка. Черные или белые пятна сливаются с фоном, и тарелка становится неузнаваемой.
Снайпер в камуфлированном халате.
Белые халаты этих снайперов сливаются с белизной снега. Стволы их винтовок издали кажутся сучьями.
Наши снайперы били по амбразурам, стреляли в перебегавших солдат. Расстояние небольшое – 300 метров. Как тут не попасть! И действительно, фигуры в касках падали за валом. Но противник огня не прекращал, а через определенные промежутки над бруствером вновь маячили фашистские каски.
«Мне это показалось странным, – рассказывает снайпер Константин Боровский. – Что за беспечность такая? Одних уложишь, а через полчаса другие на этом же месте разгуливают. Решил я выяснить, чем это пахнет.
Ночью подобрался метров на восемьдесят. Ближе фашисты не подпустили. Осветили ракетой, палят вовсю. Пришлось залечь. Зарылся в снег и думаю: «Раз уж так близко, надо поглядеть, что они за гулянку здесь устроили».
Начало рассветать. Ленты трассирующих пуль совсем побледнели, а я все лежу. Озяб порядком.
Снайпер в камуфлированном халате отправляется на передовую. Винтовку она оплела дубовыми ветвями. Рисунок С. Телингатера.
Смотрю, за валом опять фигуры в касках. Вид у них какой-то странный и движутся что-то уж очень плавно. Всмотрелся пристальнее и все понял. Солдаты, беспечно разгуливавшие под нашим огнем, оказались просто куклами. Ползавшие по дну траншеи гитлеровцы таскали их на длинных палках. Бугры с ясно видимыми амбразурами были ложными дзотами. Настоящие дзоты фашисты построили левее, вдоль шоссейной дороги. Они были гораздо ниже, и амбразуры в них тщательно завешивались белыми тряпками.
Кукольную комедию гитлеровцы разыгрывали для того, чтобы отвлечь наше внимание. Когда мы начинали стрелять по куклам, фашисты открывали огонь из настоящих дзотов.
Ползком я вернулся в роту.
Выкатили мы противотанковую пушку на открытую позицию и стали бить прямой наводкой уже не по декорациям, а по настоящим дзотам.
Так провалился фашистский спектакль».
Они сидели в печке
На чистом степном снегу их черные фигуры казались зловещими. Сажа насквозь пропитала полушубки, валенки и ушанки; сажа вычернила даже поры их кожи, не оставив ни одного светлого пятнышка. Только глаза снайперов белели, выделялись.
Но расскажем по порядку, как это случилось.
Когда командир взвода младший лейтенант Погорельцев велел Рындину и Симакову уничтожить фашистские минометы, снайперы только коротко повторили приказание и попросили разрешения идти. Погорельцев не сказал им, насколько это трудно, да они его об этом и не спрашивали.
Снайперу не раз приходится решать неразрешимые задачи, но и среди них бывают такие, которые запоминаются на всю жизнь. Такой вот задачей оказался краткий приказ Погорельцева.
Немецкие минометчики устроились в овраге. Кругом – степь, голая как ладонь. Ни холмика, ни кустика. Попробуй подберись! Справа овраг кончался на «ничейной» земле. Здесь, метрах в ста от фашистских окопов, стоял хутор, вернее то, что от него осталось: полуразвалившаяся изба и скворешня.
Долго осматривали снайперы снежную гладь и голубую впадину оврага. Начало смеркаться. Из станицы трассирующей очередью ударил пулемет. Было видно, как зеленые огоньки, гонясь друг за другом, прострочили избу, метнулись к стогу и здесь погасли. Из стога медленно поднялся сизый дымок. Тогда-то Рындин и принял решение, которое осторожному человеку показалось бы безрассудным.
– Надо у фашиста за пазухой спрятаться, – сказал он и в двух словах объяснил свой план.
Симаков в знак согласия кивнул головой.
Основные события начались с утра. Овраг был глубокий, и фашистские минометчики чувствовали себя здесь в полной безопасности. Командир их батареи по обыкновению скомандовал: «Огонь!» – и вдруг свалился с пулей в виске; за ним – наводчик, а минут через десять – второй номер. Поднялась тревога. Так могли работать только снайперы.
Десятки биноклей и стереотруб, десятки напряженных взглядов зарыскали по безлюдной степи, обшаривая ее, как слепой ощупывает пальцами незнакомое место.
Может быть, на хуторе? Но он загорелся еще ночью, и теперь из-под снега поднималась только кирпичная печь да рядом дымились обуглившиеся бревна.
Одному наблюдателю показался подозрительным снежный сугроб, наметенный ветром. Фашисты пристрелялись, дали беглый огонь, подняли настоящую вьюгу, глубоко проковыряли мерзлую землю, но никого не нашли.
А меткие невидимки продолжали губительную работу.
Мастер искусной маскировки подобрался незамеченным к окопам противника.
Они сидели в печке.
С вечера им повезло. Началась метель и протянула от земли до неба снежные завесы. В непроницаемой белой мгле подползли снайперы к развалинам хутора. Как и думал Рындин, изба оказалась пустой. За полтора часа они разобрали ее по бревнышку.
– Складывай рядом, да пореже, чтоб не сразу занялось, – сердито прошептал Рындин.
Несколько досок и охапку соломы он положил на самую печь. Симаков набрал сухих щепок, закрылся полою от ветра и чиркнул зажигалкой. Голубой огонек переметнулся на солому. Дым и огонь со всех сторон окутали избу. Так начался «пожар».
Убедившись, что все идет как следует, снайперы забрались в печь и положили на загнеток несколько головешек.
– Натурально получается, – сказал Симаков. – К утру следы заметет. Будь у него хоть семь пядей во лбу, и то не догадается.
Рындин только хмыкнул в ответ.
Хутор горел весь день. Огонь то совсем угасал, то вновь разгорался, раздуваемый ветром. Время от времени рядом с печкой взбивали снег пулеметные очереди. Это по просьбе Рындина наши давали огоньку для маскировки.
К вечеру в овраге остались только занесенные снегом трупы. Живые немцы поспешили оттуда убраться.
Лежать в печке было не очень приятно. Кирпичные стены промерзли насквозь, и бойцы жались друг к другу, стараясь хоть немного согреться. От сажи першило в горле, и они надрывались от кашля. Стемнело. Они хотели уже вылезать, когда вблизи раздался шуршащий звук. На свинцовом фоне январского неба показались белые тени. Они двигались гуськом. Привычное ухо различало скрип лыж.
На зимней огневой позиции.
Снайперы лежали не дыша. Больше всего они боялись закашлять. Тени сбились гурьбой, о чем-то поговорили вполголоса, потом одна из них отделилась и подошла к печке. В светлом квадрате появилась голова. Симаков изо всей силы стиснул себе рот ладонью. Долгими, бесконечно долгими показались ему эти три секунды, когда голова со странно поблескивающими во мраке глазами заглядывала внутрь холодной печки. Потом голова исчезла, снайперы услышали короткую команду и скрип удаляющихся лыж. Тогда Симаков снял шапку-ушанку, уткнулся в нее и откашлялся вволю.
– Раз уж они проверили, лучшего места теперь не найти, – сказал он наконец. – По-моему, глупо его бросать.
– Останемся, – коротко ответил Рындик,
И они лежали в печке всю ночь и весь следующий день, стреляли в наблюдателей и пулеметчиков, дрожали от холода, кашляли, дышали сажей.
Только на следующую ночь вернулись они в роту. Даже невозмутимый Погорельцев охнул, увидев их. Рапорт снайперов он выслушал стоя.
– Благодарю за службу, – сказал он строгим голосом, потом велел выдать Рындину и Симакову по куску мыла. – Впрочем, нет, по два, – усмехнулся он, – а то они никогда не отмоются.
Снайпер ловит цель
Бои глазами
Тихо и безлюдно в поле. Лютики желтым ковром покрыли болотистую лощину, в кустах хрипло кричит коростель, над зеленым холмом трудолюбиво снуют пчелы. Солнце стоит высоко. Над землей струится горячий воздух. Налетит ветерок, зашелестит листвой в осиннике, потеребит прошлогоднее сено – и снова июльский ленивый зной.
Но не доверяйте этому мирному безлюдью. Взвилась красная ракета, и тихое поле внезапно преобразилось. Безобидный холм, поросший сочной травой, оказывается пулеметным дзотом; из болотистой лощины, завывая, несутся мины; осиновая роща сотрясает воздух громом артиллерийских залпов; стога сена рассыпаются, и, скрежеща гусеницами, мчатся вперед грозные танки. Тот, кто заметит все это лишь в разгар боя, может потерпеть поражение. Притаившегося врага надо отыскать заранее.
Бою стали и огня предшествует бой глазами.
Целые армии пехотных, артиллерийских и воздушных наблюдателей ведут трудную и упорную борьбу. Их оружие – бинокли, перископы, стереотрубы, специальные фотокамеры – не менее грозно, чем снаряды и пули.
Сотни глаз пытливо следят друг за другом, сотни взглядов скрещиваются в молчаливом поединке. И горе тому, кто окажется «слепым». «Слепого» не спасет мощь его оружия. Он будет беспомощно метаться, не зная, откуда ждать удара и куда направить свой прицел.
Зрячий среди слепых
«Никогда не пренебрегайте вашим противником, но изучайте его войска, его способы действия, изучайте его сильные и слабые стороны», – наставлял Суворов своего офицера Александра Карачая.
Современники поражались уменью Суворова разгадывать намерения врага. Им казалось, что он сумел невидимкой проникнуть в неприятельский лагерь и подслушать все, что там говорилось на военном совете. Солдаты были уверены, что Суворов «знал все на свете» и «проницал замыслы врага».
Чтобы «прощупать» противника, Суворов не жалел трудов и часто лично вел наблюдение.
– Осведомленный, – говорил он, – подобен зрячему среди слепых.
В сентябре 1789 года под Рымником шестидесятилетний полководец залез на высокое дерево и долго обозревал турецкие позиции. Оказалось, что главное их укрепление не закончено, ров неглубок, насыпь невысока. Суворов принял исключительное решение – бросил в атаку на укрепления конницу. Внезапный удар ошеломил турок, и стотысячная армия в панике бросилась наутек.
По-суворовски видеть должен советский снайпер. Ведь наблюдение – его обязанность. Искусный стрелок гордится не меткостью, а умением разыскать ловко спрятавшегося врага.
– Попасть в цель – штука не очень хитрая, – говорил своим ученикам снайпер Михаил Сурков, уничтоживший семьсот фашистов. – А вот попробуй разыщи подлеца, когда он в грязи да в листьях вываляется и за кочкой приникнет. Тут, брат, поморгаешь! Хороший прицел еще полдела, главное – умные глаза!
Соколиный глаз
Аршинные буквы афиш, яркие огни реклам, цветные фонари светофоров всегда к услугам горожанина. Они словно берут его за руку и, как заботливая няня, ведут по шумным, многолюдным улицам.
«Осторожно, трамвай!» – предупреждает красный глаз светофора. «Здесь булочная», – любезно сообщает оранжевая вывеска. «Заходи сюда – ресторан!» – перебивают ее зеленые буквы световой рекламы. «Сворачивай направо», – указывает шоферу синий сигнал.
Красный снайпер под Царицыном. С картины художника М. Грекова.
Как мускулы человека, не занимающегося физическим трудом, становятся дряблыми и бессильными, так и глаз горожанина, привыкший к услугам этих проводников, отучается видеть.
Дерсу Узала, всю жизнь проведший в уссурийской тайге, не раз ворчливо выговаривал своему другу и спутнику по скитаниям Арсеньеву: «Глаза у тебя есть, а посмотри – нету». Старый гольд сердился не зря. Попадая в тайгу или в степь, горожанин как бы «слепнет».
В городе и плакаты, и рекламы, и указатели буквально «бросаются в глаза», а здесь изволь определить по чуть примятой траве, по двум шерстинкам, кто прошел: свирепый тигр или трусливый барсук. Не под силу это человеку, никогда не ездившему дальше конечной остановки трамвая. И он только глазами беспомощно хлопает. Он не в состоянии определить по цвету крови, куда ранен лось, и даже по «печатной пороше» не всегда скажет, чей след – лисы или собаки. А идти безошибочно двое суток за соболем, как сибиряк-промышленник, – это для него уж просто чудо.
И не то чтобы у каждого горожанина глаза от природы были плохие. Не в этом дело. Таежник покажет ему едва заметный след на снегу, шерстинку, приставшую к сосновой коре, узкую нору в сугробе, тогда и горожанин увидит, да еще с удивлением пробормочет: «Фу ты, как просто! Что ж это я не заметил?» А не заметил потому, что привычки нет замечать.
Чтобы стать мастером в любой области, надо упорно работать и тренироваться. Спортсмен каждый день до испарины бегает на стадионе, чтобы «не потерять форму» и первым прийти к финишу. Художник делает сотни карандашных набросков, чтобы линия его не лишилась выразительности.
Скрипач часами играет на скрипке, чтобы пальцы его не теряли гибкости.
Умение видеть и замечать – тоже искусство. Чтобы овладеть им, надо упорно и настойчиво тренировать свой глаз.
В ясный день над болотом парит сокол. Черной точкой кружит он под самыми облаками, высматривая, чем бы поживиться. Вдруг сложил крылья, камнем упал вниз, и охотник видит, что в когтях у птицы бьется жирная кряква. Удивляется охотник: ведь я рядом был и не заметил, а он из поднебесья разглядел ее в камышах.
У сокола замечательное зрение. Недаром индейцы прозвали героя куперовских романов стрелка и следопыта Натаниеля Бумпо Соколиным Глазом. Вот таким Соколиным Глазом, умеющим по увядшей ветке и по комку желтой глины разыскать логово противника, должен быть каждый советский боец и особенно снайпер.
На войне побеждает тот, кто видит.
Секрет разведчика
– В чем секрет вашего искусства? – спросил однажды журналист талантливого разведчика. – Вы близорукий, а от вас не укроется ни одна мелочь.
– Никакого секрета тут нет, – улыбаясь, ответил разведчик. – Вернее, секрет простой – ежедневная гимнастика глаз. Как-то еще мальчиком я прочел рассказ про наблюдательного человека, который разгадывал самые таинственные преступления. Герой рассказа увлек мое воображение. Я решил стать таким же. На улице, в театре, в метро, в магазине – везде и всюду я присматривался к людям, к их одежде и постепенно научился видеть. Достаточно мне разглядеть человека, и я узнаю его в любом месте, в любой одежде – никакой грим ему не поможет. Я вам подробно опишу старика, которого случайно встретил в трамвае лет десять назад.
Номер проехавшего автомобиля отпечатался в моей зрительной памяти, как на фотографической пластинке. Мои глаза не знают, что такое лень, и их не надо понукать. Иногда это утомительно, зато мне открываются любопытнейшие вещи. Разведчик снял очки и, смеясь, повторил:
– Секрет простой – ежедневная гимнастика глаз.
Конечно, разведчик не думал открывать случайному собеседнику тайны своего ремесла, но, в сущности говоря, он был прав: секрет зоркости и наблюдательности заключается в ежедневной гимнастике глаз.
В военных школах у будущего наблюдателя-разведчика прежде всего стараются развить остроту зрения и зрительную память. Ему показывают предметы различных форм и цветов. Ученик должен их запомнить в течение двух-трех минут и по требованию преподавателя подробно описать.
Уроки «зрительной азбуки» начинают с самых несложных фигур – квадрата, круга, треугольника. Ученик быстро их осваивает. Тогда в нем начинают воспитывать чувство цвета. Красный круг изображается то на синем, то на желтом поле; затем поле становится красным, а окраску меняет круг и т. д. От одиночных предметов переходят к сочетаниям их, от простых геометрических фигур – к орудиям, танкам и самолетам. Чем дальше идет обучение, тем оно становится сложней.
Ящик с песком изображает план местности, а картонные макеты – мельницу, дерево, колодец, стог сена.
– Смотрите внимательно и постарайтесь запомнить, – говорит руководитель. – Даю на это две минуты.
Затем ученики отворачиваются, а преподаватель за их спиной делает «местность» неузнаваемой: снимает кусты и на их место ставит дом, мост переносит выше, за излучину реки, а мельницу – к перекрестку дорог.
– Что здесь произошло? – спрашивает преподаватель, и ученик должен заметить каждое изменение.
Иван Меркулов показывает своему самому молодому ученику, Золотову, как нужно одеваться на «охоту».
Если занятия идут в поле, наблюдатель подмечает все встречающееся на пути. Вот проехала мимо повозка. Что на ней лежало? Крашеная она или нет? Как был одет сидевший на ней человек? Какой масти была лошадь?
Наблюдатель приучается улавливать мелкие различия, запоминать цвет предметов, их количество, соотношение и т. д.
Вместе со зрительной памятью у него развивается острота зрения. Он мгновенно отличит по погонам вражеского ефрейтора от сержанта, пехотинца от артиллериста, по следу гусениц определит, какой проехал танк, по осколку снаряда назовет калибр орудия.
Постепенно внимательный наблюдатель излечивается от «слепоты» и становится «зрячим».
Адрес цели
На свой опасный промысел снайперы обычно выходят парами: один стреляет, другой ведет наблюдение. Работа наблюдателя нелегкая. От постоянного напряжения глаза устают, очертания предметов начинают двоиться. Тогда наблюдатель берется за винтовку, а напарник сменяет его у бинокля.
«Ловцы целей», – почтительно говорят о наблюдателях. И они действительно искусные ловцы.
Во всем нужны порядок и сноровка. Если бегло шнырять глазами по полю боя, могут остаться не просмотренные места. Наблюдатель, как косец, прокашивает глазами пространство полосу за полосой, всякий раз захватывая край предыдущей. Особенно внимательно присматривается к подозрительным местам, где противнику легко спрятаться: к окраинам деревень, опушкам леса, садам, лощинам, оврагам, копнам, кустам.
Если войска наступают, снайпер ведет наблюдение от своих позиций к вражеским. Он прощупывает глазами местность справа налево. Сначала ближнюю полосу (до 400 метров), затем среднюю (до 800 метров) и наконец дальнюю (свыше 800 метров). Если же наши войска стоят в обороне, наблюдение ведется в обратном порядке.
Вот наблюдатель заметил между кочками пульсирующую струйку прозрачного дыма. Присмотрелся – так и есть: ручной пулемет. Как об этом кратко и точно сообщить напарнику? Тут секунда дорога, а поле боя большое. Пока начнешь объяснять: вот, мол, направо, за ручьем, ивы, а за ивами шагах в пятидесяти ложбина, а за ложбиной, вон видишь, левее кочки, так вот там ручной пулемет, – его уже и след простыл. С таким красноречием на войне далеко не уйдешь. Язык снайпера должен быть кратким, как телеграмма, и точным, как математическая формула.
В городе, если нужно объяснить, где живет Петров, вы говорите: «Пятницкая, дом 20, квартира 13». В лесу и в поле нет ни улиц, ни домов. Розыску адреса здесь помогает какая-нибудь приметная группа деревьев, холмы, кусты, изгороди. Они служат бойцу путеводными знаками и называются ориентирами.
Так нужно осматривать местность, чтобы найти затаившегося врага.
Не всякий предмет годен для этого. Опрометчиво поступит тот снайпер, который, заметив в степи одинокое дерево или торчащий на виду столб, изберет его ориентиром. Такой ориентир просуществует недолго. Противник постарается уничтожить его.
Опытный боец подыщет себе ориентиры, которые не бросаются в глаза: перекресток дорог, груду камней, бугор, угол пашни, болотце, поросшее осокой. Отыскав в секторе своего наблюдения несколько таких ориентиров, он нумерует их слева направо.
У наблюдателя, заметившего ручной пулемет, ложбина за ивами была ориентиром номер два. Вот он и говорит:
– Ориентир два, левее три пальца – ручной пулемет.
Коротко и ясно. Напарник быстро отыскивает цель и ставит прицел «4», потому что они заранее определили, что до лощины 400 метров.
Если позволяет время, снайпер составляет стрелковую карточку. Не думайте, что это сложно. На листке бумаги надо пометить, где находится позиция снайпера, условно, двумя-тремя штрихами, нарисовать ориентиры, а рядом написать, сколько до них метров. По этой «адресной книге» легко сказать, где находится цель.
Иногда стрелки делают искусственные ориентиры и подманивают к ним врага. Свидетелем и участником такого любопытного случая пришлось быть генерал-лейтенанту Морозову.
«В первую мировую войну под Вильно мне пришлось вести бой на абсолютно ровном и голом месте, – рассказывает он. – Но у нас еще было время для изучения и оборудования участка оборонительной позиции. Были высланы вперед солдаты, которые по указанию командира роты быстро нарыли кучки земли на определенных, строго отмеренных расстояниях и насадили там несколько реденьких кустарников.
Стрелковая карточка.
Наступающего любая кочка тянет к себе, как магнит. И здесь немцы попались на нашу удочку: перебегая, они накапливались у нарытых нами кучек и посаженных кустиков, а наши солдаты расстреливали их метким огнем, заранее зная расстояние и установку прицела».
Пчелинцев читает книгу примет
В прошлую мировую войну русским войскам было очень трудно отличать румынскую союзную пехоту от австрийской: и у румын и у австрийцев форма по покрою и цвету, особенно выцветшая и запылившаяся, была почти одинаковой. Как тут распознать, кто перед тобой – союзник или враг? Но наблюдатели вскоре нашли различие: румынская шапка была приподнята и спереди и сзади, а австрийская – только спереди. По этой мелкой примете зоркий глаз даже на большом расстоянии безошибочно отличал румына от австрийца.
Опытный воин не пренебрегает мелочами. Он знает, что маленький ключик может открыть большую дверь, а несколько волосков могут указать, где спрятался лев. Простая открытка, найденная в сумке убитого артиллериста, предупредила французский штаб о большом немецком наступлении на Шмэн-де-Дам в марте 1918 года.
Разыскать цель на поле боя не легче, чем иголку в стоге сена. Редко-редко посчастливится снайперу видеть противника во весь рост. Обычно приходится угадывать его присутствие по едва заметным приметам.
Солнечный зайчик, мелькнувший в кустах, дымок, поднимающийся над снежным бугром, испуганно взлетевшая стая грачей, ветка, качнувшаяся в безветренную погоду, заставляют снайпера мгновенно насторожиться.
А не спрятался ли в кустах наблюдатель с биноклем? Не устроен ли под бугром дзот? Кто спугнул грачей? Почему шевельнулась ветка? И снайпер не успокоится, пока не разгадает причины.
Существуют целые словари следов и примет.
Как, например, узнать, где противник устраивал привал? По смятой траве, по остаткам еды, по банкам из-под консервов, окуркам, остаткам костров, по забытому снаряжению.
Если на дороге валяются носки и портянки, значит, враг поспешно отступает и сильно утомлен. В июне 1916 года русские войска, прямо как по следу, шли и разыскивали отступающих австро-германцев по валявшимся всюду окровавленным носкам, стоптанным башмакам, одеялам и шинелям. Через два-три дня преследования, когда отступавшие устали еще сильнее, стали попадаться подсумки, противогазы и даже винтовки.
Лай собак, шум моторов, дым, идущий со дворов и огородов, испуганно кружащиеся над домами стаи голубей и галок рассказывают о том, что в село вступил противник.
Появление новых кустов, приставленная к дереву лестница, телефонные провода, с разных сторон сходящиеся к роще или к бугру, поблескивание стекол – характерные признаки наблюдательного пункта.
Чуть заметная пульсирующая струйка сизого дыма, клубочки пыли, темная полоска амбразуры на фоне свежей травы помогут наблюдателю разыскать пулеметное гнездо.
Всех примет не перечислишь. Тысячи мелочей – комья свежевырытой земли, увядшие листья, багровый отсвет костра, столб пыли, тревожные крики птиц, сломанные ветки, внезапно появившаяся кочка – расскажут наблюдателю больше, чем самый словоохотливый собеседник.
Опытный снайпер свободно владеет языком следов и примет. Как на страницу огромной книги, глядит он на поле боя и слово за словом, фразу за фразой читает рассказ о притаившемся враге.
Умением бегло читать эту книгу прославился Герой Советского Союза Пчелинцев. Однажды он выполз на опушку леса. Перед ним расстилалось ровное снежное поле. Снег так сверкал, что почти невозможно было смотреть. Пчелинцеву почудилось едва заметное движение, словно кто-то встряхивал легкую белую материю. Погода стояла тихая, безветренная. Пчелинцев выстрелил. Видит – упал фашист. Маскхалат его распахнулся. Очевидно, фашист вздумал очистить от снега свой окоп.
В другой раз Пчелинцев вышел на берег реки, где уже несколько дней охотился за фашистами. Накануне вечером он заметил, как на той стороне промелькнула какая-то тень и тотчас же растаяла в темноте.
Утро было ясное, в прозрачном воздухе отчетливо выделялась каждая ветка. Пчелинцев внимательно осмотрел крутой откос с торчащими из-под снега валунами, невысокий холм, голое поле и синюю полоску леса вдали. Все по-старому, только знакомый куст вереска как будто немного выдвинулся вперед.
Прошел час, другой, третий. Зимний день короток. На землю спустились сумерки, и наблюдать стало труднее. Пчелинцев начал уже ругать себя, что зря потратил столько времени. Очертания предметов окутались серой дымкой, и скоро совсем ничего не увидишь. Пчелинцев скинул рукавицу, протер запотевшее от дыхания стекло оптического прицела, взглянул и замер.
Нет, это не ошибка! Куст вереска качнулся и стал медленно удаляться.
Через секунду куст покачивался в светлом кружочке прицела. В морозном воздухе выстрел прозвучал глухо, словно пастух кнутом щелкнул. Куст вместе с фашистским наблюдателем опрокинулся и замер.
Герой Советского Союза снайпер Владимир Пчелинцев.
Кто ищет, тот находит
«Трудно увидеть черный волос на черном камне», – говорит восточный поэт. Еще труднее заметить врага во мраке ночи. Ее черный маскировочный плащ непроницаем, и самый зоркий не видит, что делается ночью в двух шагах от него.
Но кто ищет, тот находит. Зоркому глазу снайпера и ночь не помеха, потому что гордость воина в том, чтобы и невозможное сделать возможным.
В слепую темь не увидишь ни цвета, ни очертаний предметов, будто кто сажей все вымазал, зато каждый луч света, каждая искорка издалека бросаются в глаза.
