Текст книги "Меткие стрелки"
Автор книги: Теодор Гриц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Снайпер занимается геометрией
Углы и «тысячные»
Чтобы уничтожить врага меткой пулей, недостаточно его увидеть, надо еще определить, на каком он расстоянии, иначе не прицелишься.
В обычной обстановке определить расстояние проще простого. Вы измеряете его шагами, а если хотите точнее – берете рулетку или мерную цепь. Иное дело на войне. Тут не станешь расхаживать перед самым носом у противника. Значит, надо изловчиться так, чтобы измерить расстояние, не сходя с места. Возможно ли это? Вполне возможно, если только немного знать геометрию.
Известно, что окружность делится на 360 градусов и что длина ее приблизительно в шесть раз больше радиуса. Зная величину цели и определив, под каким углом она видна, можно вычислить и сколько до нее метров.
С карандашом и бумагой, сидя у себя за столом, такое вычисление произвести нетрудно, но в окопе для этого нет ни времени, ни удобств.
Поэтому артиллеристы, которым то и дело приходится вычислять расстояния, придумали более удобный способ для измерения углов.
Длина танка 7 метров, и он виден под углом в 10 градусов. Длина радиуса приблизительно равна длине дуги в 60 градусов. Значит, от солдата до танка 6 #215;7= 42 метра.
Окружность они разделили на шесть тысяч равных частей. Радиус примерно в шесть раз короче окружности. Значит, одна шеститысячная часть окружности равна одной тысячной радиуса. Это и есть основная единица для измерения углов. Называется она «тысячная».
Пользоваться «тысячными» гораздо удобнее, чем градусами, минутами и секундами. Все вычисления настолько упрощаются, что никакого труда не представляет перевести в уме, без помощи карандаша, любую угловую величину в линейную.
Вы, вероятно, обратили внимание на сетку с делениями, которая видна в окулярах бинокля.
Пользуясь сеткой бинокля, снайпер без труда определяет расстояние до цели.
Эти деления и служат для измерения углов. Расстояние между короткой черточкой и длинной равно пяти «тысячным», а между двумя длинными – десяти «тысячным». Пользуясь сеткой бинокля, снайпер без труда определяет расстояние до цели. Ему нужно только знать, хотя бы приблизительно, ее размер.
Из окопа увидишь не так уж много. Вот предметы, которые чаще всего встречаются на поле боя. Постарайтесь запомнить их размеры:
От наблюдателя до вражеского миномета 1000 метров.
Идет бой. Вы обратили внимание, что над канавой у шоссе время от времени поднимаются прозрачные кольца дыма. Вглядевшись пристальнее, заметили и две головы в касках. Сомнения нет: это ведет огонь минометный расчет противника, который расположился как раз у телеграфного столба. Не обходимо минометчиков уничтожить. Но какой взять прицел?
Вы навели на телеграфный столб сетку и выяснили, что высота его, равная 6 метрам, покрывается углом в 6 «тысячных». Следовательно, углу в одну «тысячную» соответствует расстояние в 1 метр. Весь радиус воображаемого круга в тысячу раз больше. Значит, смело ставьте дистанционную шкалу вашего прицела на цифру «10»: от вас до вражеского миномета 1000 метров.
«Цена» пальцев
В артиллерии для измерения расстояний, кроме бинокля, пользуются стереотрубами и дальномерами. Но опытный артиллерист, если нужно, сумеет обойтись и без этих приборов.
– Я сам себе линейка! – скажет он.
То же должен говорить о себе и снайпер, У него всегда под рукой, или, вернее, на руке, есть угломеры. Это его собственные пальцы. Надо только определить, сколько в них заключается «тысячных», или, как говорят артиллеристы, какова «цена» ладони и пальцев.
Простейший угломер ваши пальцы.
Если мы вытянем на уровне глаз свою правую руку и будем смотреть на лежащую перед нами местность, то ширина четырех согнутых пальцев закроет на местности расстояние, равное 100 «тысячным».
Один указательный палец закроет 33 «тысячных», средний или безымянный – 35 «тысячных», большой – 40 «тысячных», мизинец – 25 «тысячных». Все эти мерки хорошо заранее проверить. Ширина пальцев не у всех людей одинакова. Тут приведены средние цифры. Определив их, можно измерять углы и расстояния буквально «голыми руками».
Понятно, что таким простейшим «угломером» может служить любой предмет, если заранее определить его «цену» в «тысячных».
Можно, например, измерять углы обоймой. По длине она закроет 100 «тысячных», а по ширине – 25. Гильза по ширине шляпки – 20 «тысячных», по ширине корпуса – 18, а по ширине дульца – 13. Пуля по ширине своей средней части закрывает 8 «тысячных». Длина пули от гильзы до конца закрывает 35 «тысячных».
Предметы, которыми снайпер может измерять углы.
Спичечная коробка по длине закрывает 90 «тысячных», по ширине – 60, а по толщине – 30. Спичка по длине закрывает 85 «тысячных», а по толщине – 3 1/2.
Граненый карандаш по ширине закрывает 10, а круглый – 11 «тысячных». Двадцатикопеечная монета закрывает по толщине 2 «тысячных».
При всех этих измерениях надо только обязательно вытягивать руку на полную ее длину.
Снайперский дальномер
У снайпера есть свой дальномер. Это оптический прицел. При известной сноровке им можно измерять расстояния так же точно и быстро, как и с помощью сетки бинокля.
Поставьте в 100 метрах от себя какой-нибудь предмет шириной в 70 сантиметров и наведите на него прицел. Вы увидите, что ваша мишень уместится как раз между концами выравнивающих нитей. Пространство между ними равно 7 «тысячным» и называется базой прицела.
Пространство между концами выравнивающих нитей называется базой прицела. Оно равно 7 «тысячным».
Чем дальше будет мишень, тем больше будет значение базы.
Чем дальше мишень, тем больше значение базы.
На расстоянии 200 метров, чтобы заполнить базу, мишень должна быть шириной уже не в 70 сантиметров, а в 140, на расстоянии 300 метров – в 210, на расстоянии 400 метров – в 280 и т. д.
Мишень шириной в 70 сантиметров на расстоянии 200 метров закроет не весь промежуток между нитями, а только половину его, на расстоянии 400 метров – всего лишь четверть.
Зная размер предмета, снайперу легко вычислить, сколько до него метров. Для этого цифру, показывающую размеры предмета в сантиметрах, нужно умножить на число, показывающее, сколько раз он уложился в базе. Разделив полученное произведение на 70, получим расстояние до предмета в сотнях метров.
Снайперу нужно определить расстояние до вражеского кавалериста, который по неосторожности выехал на бугор. Снайпер наводит прицел так, чтобы тупой конец одной из выравнивающих нитей пришелся вплотную к голове лошади. Затем он определяет на глаз, что размеры лошади уложатся в базе три раза. Известно, что длина лошади примерно 2 метра, или 200 сантиметров. Снайперу остается решить простую арифметическую задачу.
Он 200 умножает на три и полученное произведение делит на 70. До кавалериста 850 метров. Снайпер поворачивает барабанчик на «9», прикладывается и спускает курок. Цель поражена. В окуляре видно, как кавалерист взмахнул руками и свалился на землю.
При измерении расстояния до мелких целей пользоваться всей базой не очень удобно. Попробуйте определить, сколько раз уложилась в базе бойница или голова наблюдателя.
Для измерения расстояний до мелких целей снайпер пользуется половиной базы.
Может быть, девять, а может быть, и десять. Сказать с уверенностью трудно.
А если здесь допустить ошибку, то и весь расчет будет неверный, зря только пулю истратишь. В этих случаях снайперы пользуются не всей базой, а только половиной ее, то есть определяют, сколько раз уложилась мишень на расстоянии от конца выравнивающей нити до острия пенька. Конечно, полученное произведение нужно делить уже не на 70, а на 35. Этот способ гораздо проще и точнее.
«Шестое» чувство Парфена Грязнова
Даже при большой сноровке все способы измерения расстояний с помощью геометрии требуют известного времени. Хорошо, если на фронте затишье и можно спокойно, не торопясь, сделать необходимый расчет. Но война редко балует передышками.
Обычно приходится стрелять, то стремительно перебегая от укрытия к укрытию, то ползя на животе под свист пуль и оглушительный грохот рвущихся снарядов. Тут уж не до математики!
В разгар боя, когда время мчится стремительно, когда цели внезапно появляются и так же внезапно исчезают, когда расстояние между снайпером и противником поминутно изменяется, некогда заниматься вычислениями. Снайперу приходится определять расстояние мгновенно и уже без всяких приборов, на глаз.
У хорошего снайпера развито особое, «шестое» чувство – чувство расстояния. Достаточно бросить ему взгляд на цель, и он не раздумывая говорит: столько-то метров. Со стороны кажется, будто глаза его – дальномерный инструмент, автоматически отсчитывающий расстояние.
Глазомер – не врожденное качество. Его надо воспитывать и развивать.
Ребенок, начинающий ходить, с трудом переставляет ноги, спотыкается и падает. Лицо у него испуганное, движения неточные. А научившись, носится как ветер, даже не смотря себе под ноги. То же бывает, когда учишься определять на глаз расстояния. Вначале чувствуешь неуверенность и делаешь большие ошибки. А когда напрактикуешься и приобретешь опыт, делаешь это легко.
Во время боев с немецкими фашистами в Силезии прославился своими подвигами снайпер-сибиряк Парфен Иванович Грязнов. За короткий срок он уничтожил пятьдесят семь фашистских наблюдателей, пулеметчиков и офицеров, истратив на это пятьдесят восемь патронов.
Этот коренастый, спокойный боец, голова которого была уже тронута сединой, поражал всех точностью своего глазомера. Артиллеристы не раз пытались сманить его к себе.
– Ты ведь природный дальномерщик, – уговаривали они Грязнова. – Ценный ты для нас человек, в почете будешь жить.
Но Парфен Иванович не соглашался.
– Мне и здесь неплохо, – отвечал он. – Вы снарядами работаете, а мое ремесло пулевое, охотничье. Все Грязновы охотничьего рода: и отец мой, и дед, и прадед. Не сулите мне пряников, я с винтовкой не расстанусь.
Он был не очень словоохотлив и любил больше слушать, чем говорить. Но однажды на привале удалось и его втянуть в разговор.
– Я еще совсем мальцом был, – неторопливым басом рассказывал Парфен Иванович, – когда отец подарил мне берданку и начал обучать лесной науке. Идем чащей, он говорит мне:
«Померяй, сколько до той лиственницы будет… Сорок шагов? Ладно. А будешь в поле, прикинь там сорок шагов – разно покажется. Хочешь быть охотником – не ленись, меряй. У тебя в глазах аршин должен быть».
Покоя мне с этим «аршином» не было. Идем просекой.
«Сколько до соснового пня?»
«Пятьдесят шагов», – отвечаю.
«Нет, – говорит, – все семьдесят будет».
Померяю, и правда – семьдесят. У старика моего, Ивана Степановича, на этот счет ошибки не было. Помню, отсчитал я, сколько шагов от опушки до стога, – полтораста было. Как-то ночью привел меня отец на то же место.
«Сколько?» – спрашивает.
В темноте я стога не узнал – большим он мне показался.
«Восемьдесят», – говорю.
А старик смеется:
«Это тебя мрак обманывает. Приглядись-ка получше. Ведь стог-то меряный».
Только я немного наловчился, осень настала, лист опал, и опять мой «аршин» задурил. Даль иною кажется, глаз к тому не привык, ну и врет.
«Батя, – говорю я отцу, – не быть мне охотником. Таланта нету, никак не совладаю с твоим «аршином».
А старик утешает:
«Ничего, привыкнешь. Птенец тоже не сразу летит. Во всем сноровка нужна. Выпадет снег – еще больше врать будешь. Сажень за аршин покажется. А ты примечай, мало-помалу и научишься».
Два года отец меня по тайге водил. Всякий след показывал, объяснял, как какой зверь кричит, учил, как по листьям и звездам дорогу найти, как костер разжечь, как в непогодь укрыться. И за те два года я от нашей заимки на тридцать верст всю тайгу перемерил. Сам не заметил, как глаз у меня навострился, и стал я не хуже старика «аршином» мерить. На третью осень дал мне отец припас, снарядил всем, что нужно.
«Теперь, – говорит, – ты на ноги стал. Можешь в тайгу без няньки идти».
Вот я и сделался промышленником. А было мне в ту пору пятнадцать годков. Когда на белку ходил, на куницу или на соболя, «аршин» мне не очень нужен был – стреляешь близко.
А вот по дальнему зверю – по сохатому (так лося у нас называют), по тигру (два раза и по тигру пришлось) – «аршин» очень нужен, а то прицел не угадаешь.
На войне охотнику без «аршина» и вовсе не обойтись. Враг русской пули боится, близко к нему не подойти. Значит, меряй аккуратно, а то зря пулю истратишь.
Таблица видимости
Вероятно, каждому приходилось наблюдать, как уходящие вдаль шпалы железнодорожного полотна или телеграфные столбы постепенно становятся все меньше и меньше, пока наконец где-то на горизонте совсем не скроются из глаз. Это, конечно, только иллюзия: на самом деле шпалы и телеграфные столбы и вблизи и вдалеке одинаковой величины. Глаза нас обманывают.
«Воробей, прыгающий под ногами, кажется нам больше, чем орел, взлетевший на высокий утес», – говорят горные охотники. Пространство как бы уменьшает предметы, лишает их формы и цвета.
На расстоянии в 200 метров вы отчетливо увидите цвета опознавательных знаков на самолете, но уже с 300-400 метров различите только их очертания – они покажутся вам серыми, расстояние поглотит цвет.
Этим недостатком нашего зрения можно, однако, воспользоваться для того, чтобы приблизительно определять, как далеко от нас находятся люди и предметы. Ведь чем они дальше, тем хуже видны. Можно даже составить специальную таблицу видимости.
Уходящие вдаль телеграфные столбы становятся все меньше и меньше.
Вы увидели в поле солдата и можете различить его лицо: от вас до этого солдата будет не больше 100 метров. Попробуйте проверить – и вы убедитесь, что это правильно.
Но вот солдат отошел подальше, лицо его расплылось в смутное пятно, хотя еще видны очертания головы и плеч. Теперь он находится от вас на расстоянии от 100 до 200 метров. До 150 метров будут еще видны пуговицы и погоны.
Солдат продолжает идти. Его голова и плечи слились в одну точку, но еще можно различить цвет гимнастерки и брюк – расстояние от 200 до 400 метров.
Уже и цвет одежды не виден, только заметно, как передвигаются ноги, – расстояние от 400 до 1000 метров.
А солдат и не думает отдыхать. Он бодро шагает вперед и кажется теперь темной черточкой.
Никаких очертаний фигуры уже не различишь – до него от 1 до 2 километров. Наконец он превратился в едва заметную, крохотную точку вроде булавочной головки – солдат ушел от вас дальше чем на 2 километра.
Если вы не близоруки, то в 150 метрах увидите подсумки с патронами на поясе у бойца, саперную лопату и винтовку с примкнутым штыком, метрах в 700-800 различите головы лошадей, на расстоянии в 900 метров сможете сосчитать количество орудий, движущихся по шоссе, и на расстоянии километра отличите пехоту от кавалерии.
Можно судить о расстоянии по столбам и деревьям. Стволы осиновой рощи нетрудно различить за 850 метров, телеграфный столб – за километр, а развесистую липу, одиноко стоящую в чистом поле, увидишь и за 2 километра.
Опыт Великой Отечественной войны показал, что наиболее упорные и ожесточенные бои разгораются в селах и городах, или, говоря военным языком, в населенных пунктах. Поэтому снайперу важно уметь определять расстояния по степени видимости зданий.
За 200 метров вы увидите черепицы и доски на крышах, а переплеты в окнах видны и за 500 метров.
Если вы ясно различаете окна, двери и дымовые трубы, значит, до избы не больше 3 километров.
Изба еще видна, но ни окон, ни труб не различить – до нее от 3 до 5 километров.
Большие многоэтажные здания и поселки видны, конечно, значительно дальше – от 8 до 11 километров.
Ветряную мельницу, стоящую на холме, можно увидеть в ясный день, находясь от нее в 18 километрах, а церковные колокольни, фабричные трубы и высокие башни – даже за 21 километр.
Эта таблица рассчитана на нормальное зрение при ясной погоде, когда воздух прозрачен и ни туман, ни пыль не заслоняют даль. Но глаза не у всех одинаковы.
Одни близоруки, другие дальнозорки; одни различают лучше цвет, другие – очертания предметов.
Поэтому каждый снайпер должен проверить эту таблицу, применяясь к своему зрению.
Близкое и далекое
Война не считается с удобствами. В любую погоду, в любое время дня и ночи боец должен быть готов к схватке с врагом. Множество трудностей приходится преодолевать глазам снайпера, разведчика и наблюдателя. Туман и мрак, вьюга и дождь, рассеянный сумеречный свет и алое зарево заката – все это изменяет степень видимости.
В зависимости от того, светит ли солнце или небо затянуто тучами, находимся ли мы в горах или в степи, одна и та же цель на одинаковом расстоянии кажется нам то дальше, то ближе.
Непривычный человек, попав ночью в лес, быстро теряется. Тьма превращает куст орешника в огромное дерево, все кажется гораздо ближе, чем на самом деле, и человек испуганно шарахается, подойдя к безобидному березовому пню.
Тот, кому приходилось блуждать в тумане, знает, насколько ошибочными становятся привычные представления о расстоянии и размерах. Как слепой, тычешься в белую непроницаемую стену. Все кажется необычным и таинственным. Вот почему в туман легко сбиться с дороги и так трудно определять расстояние на глаз.
Так же обманчиво действует на наше зрение и метель. Хорошо описывает это Михаил Пришвин в рассказе «Сердце зимы»:
«Странно увеличиваются в метель все предметы. Кустарник мне показался стеной высокого леса, и вдруг из него выскакивает зверь высотой в пол-леса, с ушами в аршин. Зверь летел прямо на меня, так что я даже для обороны взмахнул топором, но зайцу – я показался, наверно, еще страшнее, чем он мне, и он сразу махнул в сторону. Вслед за ним показалось и то, что его подшумело, – какая-то высокая башня, а из этого вышел дядя Михей…»
Чтобы правильно определять расстояния, нужно не поддаваться обманчивой игре света и тени, а этого можно достигнуть только опытом. Наука до сих пор не может объяснить, отчего происходят некоторые иллюзии глазомера.
«Это написано черным по белому», – говорят обычно про что-нибудь очень ясное, бросающееся в глаза. И действительно, черный предмет на белом фоне, например ворон на снегу, виден очень хорошо и кажется нам ближе, чем тот же ворон на черноземной пашне. Но не только черное на белом. Вспомните, как отчетливо и далеко виден заяц-беляк, когда земля уже оттаяла, а косоглазый не успел облачиться в летний наряд. Вообще все предметы, но цвету резко отличающиеся от фона, кажутся нам ближе, чем те, которые сливаются с местностью (например, зеленая плащ-палатка на лугу).
Овраг скрывает расстояние.
Светлые и яркие цвета – белый, желтый, красный – приближают предметы к наблюдателю, а темные и тусклые – коричневый, серый, бурый – удаляют.
Ярко освещенная солнцем украинская хата покажется вам ближе, чем та же хата на закате, когда ее закроет тень от высоких тополей.
Ровная и одноцветная местность – луг, пашня, озеро – выделяет находящиеся на ней предметы, если они другого цвета. Поэтому красный флаг в степи заметен очень далеко – ровный зеленый ковер травы приближает к нам алое полотнище. Наоборот, на пестрой по окраске местности тот же предмет становится менее заметным и как бы удаляется.
Предметы крупные – высокая сосна, двухэтажный дом, взвод солдат, идущий строем, – кажутся нам ближе, чем находящиеся на том же расстоянии небольшие предметы: куст ольхи, шалаш, боец, лежащий на земле.
Глубокие впадины, лощины, овраги, если вы их не видите, скрадывают расстояние между вами и мишенью.
Это хорошо показано на рисунке. Поэтому в горах все кажется ближе.
Посмотрите на какую-нибудь картину. Вы увидите и лица людей, стоящих почти рядом с вами, и далекую линию горизонта, расплывающуюся в туманной дымке. На самом деле впечатление уходящего вдаль пространства – художественный «обман»: ведь все краски нанесены на ровную, плоскую поверхность холста.
«Обман» этот, без которого искусство не могло бы существовать, называется живописной перспективой.
Художники не сами ее придумали, а научились у природы, наблюдая, как воздействуют на наш глаз цвет, освещение и форма предметов.
Законы перспективы, роль цвета и очертания предметов в ощущении пространства нужно знать и снайперу. Это поможет ему умело маскироваться и безошибочно определять, на каком расстоянии находится враг.
Боец-невидимка
Как изменить свой облик
Чудесные истории о шапке-невидимке можно встретить в сказках и легендах почти всех народов мира. Надев такую шапку, герой, незримый как воздух, проникает повсюду, бродит под самым носом у всевозможных страшилищ и легко их дурачит.
Древняя мечта о шапке-невидимке жива до настоящего времени. О невидимости теперь думают для того, чтобы лучше воевать с врагом.
Можно ли сделаться невидимым и как? Один изобретатель предложил покрывать обмундирование и оружие особой зеркальной краской. В зеркальной поверхности, утверждал он, будет отражаться окружающая солдат обстановка, они с ней сольются и станут невидимыми. Выдумка остроумна, но изобретатель не учел, что зеркальная поверхность будет блестеть на солнце, а силуэты солдат, машин и орудий все равно будут видны на фоне неба. К сожалению, проверить это предложение оказалось невозможным, потому что зеркальная краска до сих пор не изобретена.
Иначе решил задачу невидимости английский писатель Герберт Уэллс. Герой его романа «Человек-невидимка» ученый Гриффин нашел способ обесцветить химическим путем органическую ткань. Гриффин проделал опыт над собой. Ужас охватил его, когда он увидел, что его руки стали похожи на мутное стекло. С каждым часом они делались все прозрачнее. Члены его тела стеклянели, кости и артерии тускнели и исчезали. Последними исчезли тончайшие белые нервы. Гриффин подошел к зеркалу и не увидел в нем ничего.
Человеку-невидимке казалось, что он достиг необычайного могущества. Но его ожидало горькое разочарование. Ему пришлось ходить голым, так как любая одежда выдавала его присутствие, а ему надо было спасаться от преследовавших его людей. Зимой невидимка не мог показываться на улице: снег осел бы на теле и выдал бы его. Дождь превращал невидимку в водяной контур, в блестящую поверхность, имевшую форму человеческого тела. Копоть и грязь лондонских улиц осаждались на теле, грозя сделать его видимым. Заманчивая вначале невидимость вскоре оказалась годной лишь для того, чтобы украсть у перепуганного викария несколько шиллингов и безнаказанно стукнуть кого-нибудь по затылку.
Для военных целей уэллсовский способ тоже оказался бы мало пригоден. Вообразите армию голых невидимок в сорокаградусный мороз. Через несколько минут, стуча зубами от холода, они променяли бы свою невидимость на валенки и теплый полушубок. Значит, на деле выходит, что уэллсовская прозрачность не лучше зеркальной краски.
Как же стать невидимым? Как же укрыться от вражеских взоров? Опытный воин обходится без всяких хитроумных изобретений. Он пользуется старым, испытанным способом, которому его обучила природа.
Своих многочисленных детей природа производит на свет в «костюмах», прекрасно приспособленных для игры в прятки. Насекомые, ящерицы, птицы и звери, обитающие в пустыне, имеют естественную окраску всех оттенков песчаного цвета. На далеком Севере природа не пожалела белил, чтобы раскрасить под цвет снега и льдов постоянных обитателей тундры – белого медведя, песца, полярную сову и куропатку. Под тропиками она макала свою кисть в самые яркие краски: тут все цвета – от огненно-красного и оранжевого до ярко-синего и голубого. Оказывается, что эти кричащие наряды отлично сливаются с пестрой растительностью девственных лесов и джунглей, где солнечный луч, пробиваясь сквозь изумрудную листву, переливается всеми цветами радуги. Крохотная колибри, похожая на брошь из драгоценных самоцветов, становится невидимой на цветке орхидеи. Круглые пятна на шкуре пантеры сливаются с солнечными зайчиками, дрожащими в древесной листве.
Спасая своих питомцев от преследования и помогая им незаметно подкрадываться к добыче, природа не только красит их в «защитный цвет», но даже подделывает их очертания под форму окружающих предметов. Бабочку она превращает в лист, гусеницу – в сучок, рыбу – в морские водоросли.
Удивительным костюмом снабдила природа хамелеона – юркую маленькую ящерицу, живущую в жарких странах. Хамелеон обладает способностью мгновенно принимать окраску того предмета, на котором он находится. Заметить хамелеона нелегко: в траве он зеленый, на голой земле – бурый, среди желтых цветов – желтый.
Искусство становиться невидимым широко применяется в военном деле и называется маскировкой. Война – словно гигантский маскарад. На поле боя все изменяет свой облик, цвет и размеры. Полк одевается лесом, осадные орудия прячутся под крышей летней дачи, наблюдательный пункт гримируется срубом деревенского колодца, дзот притворяется снежным сугробом, человек – снопом не обмолоченной ржи, камнем или пнем.
Подвижное делается неподвижным, черное – белым, большое – малым.
Ловкий маскировщик пускает в ход любые средства, любые ухищрения, чтобы обмануть вражеский глаз.
Рисунки в ущелье Зараут-Сай
Искусство маскировки древнее египетских пирамид. Еще не было никаких государств, когда первобытный охотник опутывал себя древесными ветвями, стараясь незаметно подкрасться к зверю. Человечество еще не знало, что такое железо, когда первобытный воин, вымазав свое тело тиной и грязью, часами лежал в болоте, подстерегая врага.
В глухих горах Узбекистана есть ущелье Зараут-Сай. Потоки талой воды, тысячелетиями стекая по крутым уступам, покрыли их желто-розовым известковым налетом.
Охотник Ломаев не раз слышал от стариков, что место это «нечистое» и что «сам дьявол оставил на камнях красные отпечатки своих когтей». Страшные рассказы только раззадорили любопытство охотника. Однажды он забрел в ущелье и действительно увидел на скалах какие-то красные пятна.
Дико и пустынно было кругом. Над головой угрюмо нависли каменные громады, закрывая блеклое небо. Гулко отдавался звук шагов, и далеко разносило его горное эхо. Ломаев остановился в нерешительности, испытывая какое-то неприятное чувство. Но любопытство одолело страх, и, перезарядив ружье, он начал карабкаться по крутым откосам. Каково же было удивление Ломаева, когда отпечатки дьявольских когтей оказались вблизи фигурами людей и животных.
Неведомый художник нарисовал на известковом налете охотников, которые окружают облавой диких быков и туров. Охотники вооружены луками, бумерангами, пращами и дротиками.
Они мечут в быков стрелы и камни и гонят их вверх по скалам. Еще немного – и животные обрушатся в глубокую пропасть.
Первобытный человек, выходя на охоту, маскировался.
Ломаев с интересом рассматривал красные силуэты. Вот дикий бык уперся ногами в землю и грозно наставил рога. Отовсюду летят в него стрелы, в коричневое ухо вонзился дротик. Так и кажется, что разъяренное животное, обезумев от боли, бросится сейчас на своих преследователей. Другие быки несутся галопом к пропасти, а за ними мчатся собаки.
Не отрываясь глядел Ломаев на странный рисунок, сделанный красной охрой. Больше всего его поразил наряд охотников.
На одних были надеты шкуры дроф – больших степных птиц, другие привязали себе хвосты животных. Охотники в ущелье Зараут-Сай оказались замаскированными.
Вернулся Ломаев домой и рассказал о своей находке директору краеведческого музея археологу Парфенову. В ущелье отправились две экспедиции. Подробно всё осмотрели, измерили и засняли. Зашел между учеными спор, когда сделаны эти рисунки. Одни полагали, что за тридцать тысяч лет до нашей эры, другие же – что тысяч за десять. Сошлись же на том, что возраст рисунков в Зараут-Сай никак не меньше двенадцати тысяч лет.
Возраст почтенный. Даже трудно сразу представить, как давно это было. Но человек, изображенный на красных рисунках, и тогда уже умел маскироваться.
Невидимые и неслышимые
Нужда – мать хитрости и выдумки. Одетый в звериные шкуры пещерный человек кормился только охотой. При кремневом копье и дубине это было нелегкое занятие. Но нужда надоумила охотника устраивать засады и ловчие ямы. Нужда научила его подражать голосам птиц и крикам зверей. Нужда заставила его, добывая пугливого оленя, ползти на животе, таиться в древесных дуплах и камышах.
В Австралии живет огромный страус – эму. Это робкая и осторожная птица. Чуть заметит что-нибудь подозрительное, пускается наутек. А бегает так быстро, что рысаку не угнаться.
Австралийские охотники любили полакомиться страусятиной. Но как добыть быстроногую птицу? Вооружение у австралийца неважное – бумеранг да копье, а эму трудно убить даже из современной дальнобойной винтовки. Придумали австралийцы хитрость – маскировочный халат из шкуры страуса.
Наденут его, изогнутся, а правую руку поднимут вверх – похоже на птичью шею и голову.
Как только покажутся эму, охотники в маскхалатах им навстречу. Идут птичьей походкой, не торопятся, делают вид, что травку щиплют. Со стороны глянуть – эму и только. Так спокойно подходили вплотную и бумерангом или просто дубинкой убивали птиц.
Зимой в южную часть Каспийского моря слетаются огромные птичьи стаи. Ловкие охотники добывают здесь уток без выстрела, пользуясь одной маскировкой. Заметят, где у птиц любимое место, и пустят между листьями водяных растений несколько тыкв. Утки видят – покачиваются на воде какие-то желтые шары (вреда от них нет) – и скоро к ним привыкают. Тогда охотник возьмет пустую тыкву, ножом проковыряет в ней дырки для глаз и наденет на голову, как шлем.
Вот послышался в воздухе знакомый шум – это утки летят на кормежку. Охотник – в воду по горло, только торчит на поверхности голова.
Сделают утки над камышами круг, другой: нет ли какой опасности? Все спокойно, на чистом плесе – лишь знакомые шары; можно садиться. Тут охотник в шлеме из тыквы подбирается к ним, хвать какую-нибудь за ногу и в воду. Она и крякнуть не успеет. А крылатая братия не тревожится, думает – нырнула.
Коварная тыква топит широконосых простофиль до тех пор, пока стая, испуганная неосторожным движением, не уберется наконец восвояси.
Хороший охотник и на войне не сплошает. Охота делает его зорким и чутким, охота учит его маскироваться. Недаром знаменитый монгольский полководец Чингисхан говорил, что «охота – школа войны».
Прекрасными охотниками были индейцы Северной Америки. Охотничьи навыки индеец применял и «выходя на военную тропу». Неслышно, как тень, крался он в лесной чаще. Каждая кочка, каждый кустик служили ему укрытием. Надо переправиться через реку, а кругом враги. Индеец столкнет в воду дерево и плывет, плотно прижавшись к стволу. Нужно было обладать очень острым зрением, чтобы в склоненных над водой ветвях разглядеть затаившегося воина.
