Текст книги "История Рима. Книга вторая"

Автор книги: Теодор Моммзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Новый главнокомандующий Гай Марий прибыл в 650 г. [104 г.] в заальпийскую армию во главе многочисленных италийских и союзных отрядов и в сопровождении нескольких опытных офицеров, среди которых скоро снова выделился отважный Луций Сулла, захвативший в плен Югурту. Сначала он не нашел врага, против которого был послан. Странные люди, одержавшие победу при Араусионе, перебрались, как уже было сказано, тем временем через Пиренеи, предварительно разграбив область к западу от Роны, и теперь воевали в Испании с храбрыми народами, жившими на северном побережье и внутри полуострова. Казалось, германцы уже при первом своем выступлении на арене истории хотели проявить свой талант упускать случай. Поэтому у Мария было достаточно времени, чтобы снова привести в покорность отложившееся племя тектосагов, поддержать поколебавшуюся верность подвластных Риму галльских и лигурийских племен и получить помощь и подкрепления в римской провинции и за ее пределами от союзников, для которых кимвры были так же опасны, как и для римлян, как например, от массалийцев, аллоброгов и секванов. В то же время он старался поднять во вверенной ему армии дисциплину, строго и беспристрастно взыскивая за проступки как с знатных, так и с простых. Чтобы поднять боеспособность армии, он приучал ее к походам и к крупным земляным работам, в частности по устройству ронского канала, необходимого для облегчения транспортов из Италии. Впоследствии этот канал был передан Массалии. При этом Марий тоже придерживался строго оборонительной тактики и не переходил границ римской провинции. Наконец, по-видимому, в течение 651 г. [103 г.] поток кимвров, разбившись в Испании о мужественное сопротивление местного населения, особенно кельтиберов, отхлынул назад за Пиренеи и оттуда направился, как видно, к северу, вдоль берегов Атлантического океана. Здесь на пространстве от Пиренеев до Сены все племена покорились этим страшным воинам. Лишь на границе страны храбрых белгов они встретили серьезное сопротивление. Но именно здесь, находясь в области велокассов (близ Руана), кимвры получили также значительные подкрепления.

К ним присоединились не только три группы гельветов, в том числе тигорины и тоугены, уже раньше сражавшиеся против римлян на берегах Гаронны, но также и родственный кимврам тевтонский народ под предводительством короля Тевтобода, занесенный в это время по неизвестным нам причинам со своей родины с берегов Балтийского моря на берега Сены ⁵⁶56
  Наше изложение основывается главным образом на сравнительно достоверных сведениях из эпитомы Т. Ливия (где следует читать: reversi in Galliam in Vellocassis se Teutonis coniunxerunt) и из сообщений Обсеквенса. Мы отбрасываем менее веские указания, что тевтоны уже раньше появляются вместе с кимврами, например, по Аппиану (Celt., 13), уже в битве при Норее. С этим связаны заметки у Цезаря (De bell. gall., 1, 33, 2, 4, 29), так как под походом кимвров в римскую провинцию и в Италию он мог разуметь только поход 652 г. [102 г.].


[Закрыть].

Однако даже соединенные полчища врагов не могли одолеть сопротивление храбрых белгов.

Тогда вожди кимвров решили предпринять с возросшими таким образом силами неоднократно уже обсуждавшийся поход в Италию. Чтобы не везти с собой награбленной добычи, они решили оставить ее здесь под охраной отряда в 6 000 воинов. После всяческих блужданий этот отряд стал родоначальником племени адуатуков на Самбре. Однако вследствие ли трудности снабжения в Альпах или по другой причине, варварские полчища снова разделились на два отряда. Один, состоявший из кимвров и тигоринов, отправился обратно через Рейн с намерением проникнуть в Италию через восточные альпийские перевалы, знакомые им еще с походов 641 г. [113 г.]. Другой отряд, состоявший из вновь прибывших тевтонов, тоугенов и амбронов, ядра кимврского войска, испытанного уже в битве под Араусионом, отправился через римскую Галлию к западным альпийским перевалам, чтобы оттуда проникнуть в Италию.

Этот второй отряд летом 652 г. [102 г.] опять беспрепятственно перешел Рону, и на левом берегу после почти трехлетнего перерыва снова вступил в борьбу с римлянами. Марий ожидал неприятеля на хорошо выбранной позиции, в богато снабженном продовольствием лагере при впадении Изеры в Рону. Занимая эту позицию, он преграждал варварам единственные пути, по которым в то время войско только и могло проникнуть в Италию: через Малый Бернар и вдоль морского побережья. Тевтоны напали на лагерь, преграждавший им путь. Три дня подряд варвары штурмовали римские укрепления, но вся их дикая отвага разбилась о превосходство римлян в позиционной войне и о предусмотрительность главнокомандующего. Понеся тяжелые потери, дерзкие варвары решили прекратить штурм лагеря и, оставив его в стороне, двинуться прямо в Италию. В течение шести суток варвары непрерывным потоком проходили мимо римского лагеря – доказательство скорее неповоротливости их обоза, чем их многочисленности. Марий не мешал этому и не пытался напасть на врага. Понятно, что насмешливые возгласы врагов, не найдется ли у римлян поручений к их женам в Италии, не могли вывести Мария из терпения, но то что он не воспользовался возможностью напасть на растянувшиеся колонны врагов, дерзко проходившие мимо концентрированных римских сил, показывает, как мало он полагался на своих непривычных к бою солдат.

Пропустив неприятеля, Марий тоже выступил из лагеря и следовал за ним по пятам, поддерживая в своей армии строгий порядок и тщательно окапываясь каждую ночь. Тевтоны, решив добраться до Италии приморским путем, двигались вниз по течению Роны и достигли Aquae Sextiae. Сюда же вслед за ними явились и римляне. У водопоя легкие лигурийские отряды римлян столкнулись с неприятельским арьергардом, состоявшим из амбронов. Скоро все силы втянуты были в бой. После упорного боя римляне победили и преследовали бегущего врага вплоть до его укреплений из повозок. Эта первая удача ободрила главнокомандующего и солдат. Спустя три дня Марий выстроил свою армию для решительного сражения на холме, на вершине которого находился римский лагерь. Тевтоны давно уже горели нетерпением помериться силами с противником. Они немедленно устремились на холм и начали битву. Она была упорна и длительна. До полудня германцы стояли непоколебимо, как стена. Но непривычный зной провансальского солнца ослабил их, а ложная тревога в тылу, где толпа римских обозников с криком выскочила из засады в лесу, довершила расстройство уже дрогнувших рядов. Германцы были рассеяны и – что понятно в чужой стране – перебиты или взяты в плен. Сам король Тевтобод оказался в числе пленников римлян. Среди убитых было много женщин. Зная, какая участь ожидает их как рабынь, тевтонские женщины отчаянно сопротивлялись в своих повозках и находили смерть в бою. Те же из них, которые попали в плен, просили, чтобы им разрешили посвятить себя служению богам и святым девам в храме Весты, и, получив отказ, сами лишали себя жизни (лето 652 г.) [102 г.].

Таким образом Галлия была избавлена от германцев. Это произошло вовремя, так как их соратники уже перешли через Альпы. В союзе с гельветами кимвры без труда прошли с берегов Сены в долину верхнего Рейна, через Бреннерский перевал перешли Альпы и, следуя по течению рек Эйзака и Эч, спустились в италийскую равнину. Горные перевалы в Восточных Альпах должен был охранять консул Квинт Лутаций Катул. Однако, плохо зная местность и опасаясь, что неприятель может обойти его с тыла, он не решился углубляться в горы, стал ниже Триента на левом берегу реки Эч и на всякий случай обеспечил себе отступление на правый берег, построив мост через реку. Но когда кимвры густыми массами хлынули из горных ущелий, римской армией овладела паника: легионеры и всадники обратились в бегство. Последние поскакали в прямом направлений к столице, пехота же бросилась на ближайшую возвышенность, казавшуюся безопасной позицией. С большим трудом и при помощи военной хитрости Катул собрал б ольшую часть своего войска к реке и отступил по мосту, прежде чем врагам, – уже овладевшим верхним течением Эч и пускавшим по реке деревья и балки, – удалось разрушить мост и отрезать римлянам отступление. Однако один легион пришлось оставить на другом берегу. Командовавший им трусливый трибун собирался уже сдаться. Но один из подчиненных ему офицеров, Гней Петрей из Атины, убил его и прорвался через ряды врагов на правый берег, где присоединился к главным римским силам. Таким образом было спасено войско, и в известной степени воинская честь. Однако, не заняв вовремя горные перевалы и обратившись поспешно в отступление, римляне оказались в очень тяжелом положении. Катулу пришлось отступить на правый берег По и оставить во власти кимвров всю равнину между По и Альпами, так что сообщение с Аквилеей поддерживалось только морским путем.

Все эти события произошли летом 652 г. [102 г.], т. е. почти одновременно с решительной битвой между тевтонами и римлянами при Aquae Sextiae. Если бы кимвры продолжали безостановочно наступать, Рим мог оказаться в очень опасном положении. Но кимвры и на этот раз не изменили своему обычаю прекращать в зимнее время свое продвижение; к тому же богатый край, невиданные удобные жилища, теплые бани, непривычно роскошная еда и вина располагали их отдыхать и наслаждаться. Благодаря этому римляне выиграли время и могли объединить свои силы для встречи с врагом в Италии. В других условиях демократический главнокомандующий, вероятно, принялся бы за задуманный, возможно, Гаем Гракхом и не доведенный до конца план завоевания страны кельтов; но теперь не время было для этого. Победившие войска были переброшены с поля битвы при Эксе к реке По; вскоре в объединенную армию прибыл и сам Марий после короткого пребывания в столице, где он отказался от предложенного ему триумфа впредь до полной победы над варварами. Весной 653 г. [101 г.] объединенные римские силы под начальством консула Мария и проконсула Катула перешли через реку По и выступили против кимвров, которые, по видимому, двигались вверх по течению, чтобы переправиться через эту мощную реку у ее истоков.

Враги сошлись на том самом месте, где некогда произошло первое сражение с Ганнибалом на италийской территории – близ впадения реки Сезии в По, к югу от Верцелл ⁵⁷57
  Некоторые историки вразрез с имеющимися старыми данными утверждали, что эта битва произошла под Вероной. С этим нельзя согласиться. Сторонники этого взгляда упускают из виду, что между боями на р. Эч и решающим сражением прошла вся зима, и произошли неоднократные передвижения войск; упускается также из виду, что Катул, согласно прямому указанию Плутарха (Mar., 24), отступил на правый берег По. Сообщение, что поражение кимвров произошло на берегу реки По (Hier. chron.), и другое сообщение, что оно произошло там, где впоследствии Стилихон разбил гетов, т. е. у Хераско на берегу Танаро, тоже не точны, но и они указывают скорее на Верцеллы, чем на Верону.


[Закрыть].

Кимвры желали дать бой и по своему обычаю предложили римлянам сговориться о дне и месте сражения. Марий согласился и назначил битву на следующий день – 30 июля 653 г. [101 г.], а местом битвы Раудийские поля, обширную равнину, на которой могло хорошо проявиться превосходство римской конницы. Римляне атаковали неприятеля, который хотя и ожидал этого, но все же оказался застигнутым врасплох. Из-за густого утреннего тумана кимврская конница столкнулась с более многочисленной римской раньше, чем ожидала этого, и была отброшена назад к пехоте, которая в это время строилась для боя. С небольшими потерями римляне одержали полную победу; кимвры были уничтожены. Счастливы были те, которые пали в бою. Их было большинство, в том числе отважный король Бойориг. Они во всяком случае были счастливее тех, кто потом сам в отчаянии лишал себя жизни или попал на невольничий рынок в Риме, вкусил горькую участь раба и поплатился за свое дерзостное стремление к прекрасным странам юга. Тигорины, оставшиеся в предгорьях Альп с тем, чтобы потом последовать за кимврами, бежали на родину, узнав о гибели своих союзников. Человеческая лавина, в течение 13 лет наводившая ужас на народы от Дуная до Эбро и от Сены до По, покоилась теперь в сырой земле или томилась в оковах рабства. Обреченный на гибель передовой отряд германцев выполнил свою миссию. Бездомный кимврский народ вместе со своими союзниками исчез с лица земли.

Над трупами павших политические партии Рима продолжали свои жалкие распри. Никто в Риме не сознавал, что с этого момента началась новая великая глава в мировой истории. Не было даже возвышенного сознания, что в этот день римские аристократы и демократы одинаково выполнили свой долг. Немедленно после битвы проявилось в отвратительной форме соперничество между обоими полководцами. Они были политическими противниками, разлад между ними усиливался еще в виду столь различных результатов их походов в минувшем году.

Катул мог ссылаться на то, что исход боя был решен центральным отрядом, которым он командовал, что его солдаты взяли 31 неприятельский значок, тогда как солдаты Мария только 2. Солдаты Катула даже водили представителей города Пармы на усеянное трупами поле битвы и показывали им, что Марий перебил тысячу врагов, а Катул – десять тысяч. Тем не менее настоящим победителем кимвров считался Марий. И по праву. Не только потому, что Марий в силу своего более высокого ранга командовал в решительный день всей армией, и не только потому, что он, несомненно, значительно превосходил Катула военными дарованиями и опытностью, но, главным образом, потому, что вторая победа, победа при Верцеллах, стала фактически возможной только вследствие первой победы, одержанной Марием при Aquae Sextiae. Однако в то время слава победителя, спасшего Рим от кимвров и тевтонов, безраздельно досталась Марию не столько по этим, сколько по политическим партийным соображениям. Катул был умен и образован, он умел хорошо говорить, его благозвучная речь была недалека от настоящего красноречия. Он недурно писал мемуары и стихи, был превосходным знатоком и ценителем искусства. Но он совершенно не пользовался популярностью среди народа, его победа была победой аристократии. Другое дело битвы простого крестьянина, которого народ вознес на щит и который повел этот народ к победе. Эти сражения были не только поражениями кимвров и тевтонов, но вместе с тем также поражениями правительства. С ними связывались совершенно иные надежды, чем расчеты снова беспрепятственно заниматься денежными делами по ту сторону Альп или земледелием в Италии. Прошло 20 лет с тех пор, как окровавленный труп Гая Гракха был унесен волнами Тибра. 20 лет Рим терпел и проклинал правительство реставрированной олигархии. Но еще не появлялся мститель за Гракха, человек, способный продолжить дело, начатое Гракхом. Ненависть и надежда царили в сердцах многих, самых худших и самых лучших граждан. Не нашелся ли, наконец, в лице сына арпинского поденщика тот человек, который сумеет осуществить их месть и их надежды? Не стоял ли Рим действительно на пороге второй революции, которой так боялись и так горячо желали?

ГЛАВА VI
РЕВОЛЮЦИОННАЯ ПОПЫТКА МАРИЯ И ПОПЫТКА ДРУЗА ВВЕСТИ РЕФОРМЫ.

Гай Марий родился в 599 г. [155 г.] в семье бедного поденщика близ города Арпина в селении, называвшемся тогда Цереаты и впоследствии получившем городские права под названием Cereatae Marianae. До сих пор это место называется «родиной Мария» – Casamare. Марий вырос за плугом и в столь большой нужде, что ему, по-видимому, был закрыт доступ даже к общественным должностям Арпина. С детства он привык спать на голой земле и переносить голод и жажду, зной и стужу; будучи главнокомандующим, он сохранил эти привычки. В армию он поступил как только достиг необходимого для этого возраста; в суровой школе испанской войны он быстро выдвинулся и получил офицерское звание. В нумантинской войне под начальством Сципиона Марий, тогда 23-летний юноша, обратил на себя внимание этого строгого полководца тщательным уходом за конем и оружием, а также своей отвагой в бою и достойным поведением в лагере. Возвратившись на родину с рубцами от почетных ран и с военными отличиями, он твердо решил создать себе имя на славно начатом поприще. Однако в тогдашних условиях самый заслуженный человек, но без состояния и связей, не мог рассчитывать на те политические должности, которые одни открывали доступ к высшим военным постам. Состояние и связи достались молодому офицеру в результате счастливых торговых спекуляций и брака с девушкой из старого знатного рода Юлиев. С большим трудом и после ряда неудач он был избран в 639 г. [115 г.] претором. В качестве наместника Дальней Испании он снова выказал свои воинские дарования. Мы уже рассказали о том, как он затем наперекор аристократии добился консульства в 647 г. [107 г.] и в качестве проконсула (648—649) [106—105 гг.] закончил африканскую войну; как после несчастной битвы при Араусионе Марий был назначен главнокомандующим в войне против германцев, и, наконец, с 650 до 653 г. [104—101 гг.], в течение своего беспримерного в летописях республики четырехлетнего консульства, разбил и истребил кимвров и тевтонов, вторгшихся в Италию. В своей военной должности он проявил себя как честный и справедливый человек, беспристрастно судил и взыскивал за проступки, с редкой честностью и бескорыстием распоряжался добычей и был совершенно недоступен подкупу. Искусный организатор, он сделал заржавевшую машину римской военной организации опять пригодной для употребления.

Даровитый полководец, он умел сохранять среди солдат строгую дисциплину и вместе с тем поддерживать в них бодрость; он завоевал их любовь товарищеским обращением. Он бесстрашно встречал врага лицом к лицу и искусно выбирал удобный момент для битвы. Насколько мы можем судить, он не был военным гением. Но и тех, весьма значительных достоинств, которыми он обладал, было в тогдашних условиях вполне достаточно, чтобы обеспечить ему репутацию гениального полководца. Опираясь на нее, он с небывалым почетом вступил в ряды консуляров и триумфаторов. Однако он все же не подходил к блестящему высшему обществу. Его голос оставался грубым и резким, взгляд суровым, как будто перед ним все еще были ливийцы и кимвры, а не благовоспитанные и надушенные коллеги. Он был суеверен, как настоящий солдат. Свою первую кандидатуру на должность консула он решился выставить не следуя влечению своего таланта, а на основании предсказания этрусского гадателя по внутренностям животных. Во время похода против тевтонов в военном совете видную роль играли предсказания сирийской пророчицы Марфы. В подобных суевериях еще не было ничего неаристократического. В ту пору, как, впрочем и во все времена, в такого рода вещах сходились высшие и низшие слои общества. Но Марию не могли простить недостатка политического воспитания. Конечно, с его стороны было очень похвально разбить варваров; но что можно думать о консуле, который до такой степени незнаком с конституционным этикетом, что появляется в сенате в одеянии триумфатора! Да и в других отношениях на нем лежал отпечаток его низкого происхождения. Он не только был, по аристократической терминологии, бедняком, но что еще хуже, он был отъявленным врагом всяких подкупов и плутней, а сам умел довольствоваться малым. Он был по-солдатски неприхотлив, но любил вино, особенно в зрелые годы. Он не умел устраивать пиры и держал плохого повара. Нехорошо было также, что консуляр знал только латинский язык и просил не разговаривать при нем по-гречески. Что он скучал на греческих представлениях, было еще с полбеды; вероятно, он не один скучал на них, но открыто признаваться в этом было наивно. Так, в течение всей своей жизни он оставался в среде аристократии мужиком. Он страдал от язвительных насмешек аристократов и еще больше от их язвительного сочувствия, которое он никак не мог научиться презирать так же, как он презирал самих аристократов.

Марий стоял не только вне аристократического общества, он стоял также вне партий. Будучи трибуном в 635 г. [119 г.], он провел несколько мероприятий в целях борьбы со злоупотреблениями при голосовании: улучшил контроль над подачей избирательных дощечек и провел запрет вносить предложения о чрезмерных тратах в пользу народа. Эти мероприятия не носят штемпеля какой-либо партии и меньше всего – партии демократической. Они лишь доказывают, что Марий ненавидел беззакония и безрассудство. Да и мог ли такой человек, как Марий, крестьянин по рождению и солдат по призванию, быть с самого начала революционером? Впоследствии вражда аристократов толкнула его в лагерь врагов правительства. Оппозиция быстро выдвинула его сначала в роли полководца и, возможно, намечала его в дальнейшем для более важных задач. Однако все это было не столько результатом его собственных усилий, сколько вытекало неизбежно из сложившихся обстоятельств и из крайней необходимости для оппозиции найти вождя. Ведь со времени отъезда в Африку в 647/648 г. [107—106 гг.] Марий был в столице лишь самое короткое время, проездом в Галлию. Лишь во второй половине 653 г. [101 г.] после победы над кимврами и тевтонами он вернулся в Рим отпраздновать отложенный триумф, ныне двойной. Он был тогда, несомненно, первым человеком в Риме и все-таки новичком в политике. Все неоспоримо признавали, что он спас Рим, даже что он был единственным человеком, способным совершить этот подвиг. Его имя было у всех на устах. Аристократы признавали его заслуги, в народе он был популярен, как никто до него и после него.

Этой популярностью он был обязан столько же своим достоинствам, сколько и недостаткам: своему неаристократическому бескорыстию и своей мужицкой грубости. Толпа назвала его третьим Ромулом и вторым Камиллом; в его честь, наравне с богами, совершались жертвенные возлияния. Не удивительно, что у этого крестьянского сына иногда могла вскружиться голова от таких почестей и что свой переезд из Африки в Галлию он сравнивал с победным шествием Диониса из одной части света в другую и заказал себе особый кубок – и не малых размеров – наподобие вакхического. В окружавшем его народном энтузиазме сказывалась не только благодарность за избавление от варваров, но также надежда на будущее. Энтузиазм этот мог ввести в заблуждение и более хладнокровных и политически более зрелых людей, чем Марий. Поклонники Мария не считали его миссию выполненной. Из рук вон плохое правительство было для страны худшим бедствием, чем варвары. Марию, первому человеку в Риме, любимцу народа, главе оппозиции, надлежало вторично спасти Рим. Но ему, крестьянину и солдату, были чужды и противны столичные политические интриги. Он умел командовать армией, но не умел выступать как оратор; перед вражескими копьями и мечами он обнаруживал больше самообладания, чем перед аплодирующей или шикающей толпой. Но его личные склонности не играли роли. Надежды обязывают. Военное и политическое положение Мария обязывало его устранить безобразия в общественном управлении и положить конец правлению реставрации. Если бы он уклонился от этой задачи, он порвал бы со своим славным прошлым, обманул бы ожидания своей партии и всего народа и пошел бы вразрез с велениями своей собственной совести. Если он обладал качествами, необходимыми для главы государства, он мог обойтись без недостававших ему качеств народного вождя.

В руках Мария было грозное орудие – реорганизованная армия. Уже до него были допущены некоторые отступления от основного принципа Сервиева военного устава, по которому армия набиралась исключительно из зажиточных граждан и последние распределялись по различным родам оружия в соответствии с имущественным цензом (I, 87). Эти отступления сводились к следующему: минимальный ценз, при котором гражданин обязан был вступить в армию, был понижен с 11 000 ассов до 4 000 ассов (I, 773); прежние шесть разрядов имущественного ценза в различных родах оружия были сведены к трем; при этом конница по-прежнему составлялась согласно Сервиеву уставу из наиболее зажиточных, а легко вооруженные части – из самых бедных военнообязанных; но средний разряд, составлявший ядро армии, – линейная пехота в тесном смысле, – подразделялся не по имуществу, а по старшинству службы на три строя: гастатов, принцепсов и триариев. Далее, италийские союзники давно уже в весьма широком размере привлекались к несению военной службы, причем последняя и здесь, как и у римских граждан, ложилась преимущественно на имущие классы. Тем не менее римская военная организация в целом строилась до времени Мария на древней основе гражданского ополчения. Но эта система уже не годилась в изменившихся условиях. Высшие классы общества все более и более уклонялись от военной службы, римское и италийское среднее сословие вообще разорялось и исчезало. Зато имелись в распоряжении крупные военные силы внеиталийских союзников и подданных; а в самой Италии массы пролетариата при правильном использовании могли доставить по крайней мере очень недурной военный материал. Гражданская конница (I, 742), которую по закону надлежало набирать из самых зажиточных граждан, уже до Мария фактически перестала участвовать в походах. В последний раз она упоминается в качестве действительной части армии в испанской войне в 614 г. [140 г.]. Она приводила тогда главнокомандующего в отчаяние своим высокомерием и непослушанием; в конце концов между ними разгорелся конфликт, в котором обе стороны – главнокомандующий и всадники – действовали одинаково недобросовестно. В войне с Югуртой эта конница является еще чем-то вроде почетной охраны при главнокомандующем и при иностранных принцах. С тех пор этот вид войска совершенно исчезает. Пополнение легионов военнообязанными с надлежащим имущественным цензом тоже наталкивалось на трудности даже в нормальных условиях, так что чрезвычайные пополнения, которые оказались необходимыми после битвы при Араусионе, фактически нельзя было бы провести при соблюдении существующих правил. С другой стороны, еще до Мария в римской армии, особенно в кавалерии и легкой пехоте, стали появляться и внеиталийские подданные, тяжело вооруженная фракийская и легкая африканская конница, превосходная легкая пехота проворных лигурийцев, пращники с Балеарских островов. Они служили в римских войсках также вне пределов своих провинций, и численность их постоянно возрастала. В то же время, при недостатке военнообязанных граждан с надлежащим имущественным цензом, в Риме было много бедных граждан, добровольно стремившихся на военную службу. При наличии в Риме массы безработных и праздношатающегося сброда и при значительных материальных выгодах, связанных со службой в римском войске, пополнение армии путем вербовки добровольцев, конечно, не могло встретить затруднений. Итак, переход римской военной организации от системы гражданского ополчения к системе добровольной вербовки с использованием вспомогательных контингентов из провинций был лишь необходимым следствием политических и социальных сдвигов в государстве. Легкую пехоту и конницу стали вербовать преимущественно из контингентов римских подданных; так например, для похода против кимвров были затребованы войска даже из Вифинии. Для линейной пехоты сохранен был старый порядок, но допущена также добровольная вербовка всех свободнорожденных римских граждан. Эта последняя мера была впервые проведена Марием в 647 г. [107 г.]. Им же были отменены и подразделения по имущественному цензу в составе линейной пехоты. До сих пор во внутренней организации легионов преобладала старая аристократическая система. Четыре строя – легковооруженные, гастаты, принцепсы и триарии, или авангард, три линии – первая, вторая, третья – до сих пор отличались между собой по имущественному цензу и по старшинству срока службы, а в большинстве случаев также по вооружению. Каждый из этих разрядов занимал определенное, раз навсегда установленное место в боевом строю, имел свой особый военный ранг и особые военные значки. Все эти различия были теперь отменены. Всякий, принятый на службу в легион, уже не нуждался ни в каком цензе, чтобы попасть в тот или иной разряд. Места в строю определялись исключительно по усмотрению офицеров. Все различия в вооружении отпали и соответственно с этим всех рекрутов стали обучать одинаково. С этим, несомненно, связаны и многочисленные улучшения в вооружении, в ношении клади и т. п.; они введены Марием и свидетельствуют об его понимании практических деталей военного ремесла и об его заботливости о солдатах. Особенно важное значение имели в этом отношении новые правила военного обучения, составленные товарищем Мария по африканской войне, Публием Рутилием Руфом (консул 649 г. [105 г.]). Характерно, что эти правила значительно повышали выучку каждого отдельного солдата и в основном сходились с системой обучения будущих гладиаторов, принятой в тогдашних фехтовальных школах. Внутренняя организация легиона стала совершенно иной. До сих пор тактической единицей легиона являлись 30 манипул (manipuli) тяжело вооруженной пехоты, каждая из двух центурий (centuriae). В каждой центурии было по 60 человек в двух первых линиях и 30 человек в третьей. Теперь легион стал делиться на 10 когорт (cohortes), каждая со своим особым военным значком; когорты имели 6, а иногда 5 центурий по 100 человек в каждой. Таким образом, несмотря на убыль из состава легиона 1 200 человек легкой пехоты, общая численность легиона увеличилась с 4 200 человек до 5—6 тысяч. Боевой строй в три линии сохранился, но прежде каждая линия являлась самостоятельным отрядом, теперь же полководцы получили возможность распределять свои когорты на 3 линии по своему усмотрению. Военный ранг определялся теперь исключительно порядковым номером солдата и воинской части. Исчезли четыре военных значка четырех частей легиона с изображениями волка, быка с человеческой головой, коня и вепря, которые раньше, вероятно, носили впереди конницы и трех подразделений тяжелой пехоты. Их заменили знамена новых когорт и введенный Марием новый значок всего легиона с изображением серебряного орла. Таким образом в организации легионов исчезли все следы гражданских и аристократических подразделений, и между легионерами остались только чисто солдатские различия. Вместе с тем еще за несколько десятилетий до этого, наряду с легионами появилась – первоначально по случайным поводам – новая привилегированная часть армии, телохранители главнокомандующего. Прежде личная охрана главнокомандующего возлагалась на отборных солдат из союзных контингентов, так как строгие правила республиканского строя не позволяли употреблять на такую личную охрану римских легионеров, а тем паче добровольцев. Но во время нумантинской войны, когда Сципиону Эмилиану поручили обуздать совершенно деморализовавшееся войско и в то же время запретили произвести набор новой армии, ему разрешили помимо отрядов, полученных от подвластных Риму царей и городов, организовать также особую личную охрану в 500 человек римских граждан, добровольно вступивших на военную службу. Эта когорта состояла частью из членов высших сословий, частью из личных клиентов главнокомандующего и называлась поэтому иногда когортой друзей, а иногда когортой главной квартиры (praetoriani). Она несла службу при штабе главнокомандующего (praetorium), была освобождена от лагерной службы и земляных работ, получала повышенную плату и пользовалась особым почетом.

Впрочем, этот полный переворот в римской военной организации был вызван, надо думать, чисто военными соображениями и вообще не был делом рук одного человека, всего менее – делом расчетливого честолюбца. Преобразование учреждений, ставших непригодными, диктовалось необходимостью. По всему вероятию, система добровольной вербовки среди италийского населения, введенная Марием, спасла военную силу государства, точно так же, как через несколько столетий система вербовки иноземцев, введенная Арбогастом и Стилихоном, продлила на некоторое время существование римского государства. Тем не менее эта военная реформа была настоящей политической революцией, хотя еще в неразвитом виде. Конституция республики строилась, главным образом, на принципе, что каждый гражданин – в то же время солдат, и каждый солдат – прежде всего гражданин. Поэтому с возникновением особого солдатского сословия этой конституции должен был наступить конец. А к возникновению такого солдатского сословия должен был вести уже новый устав строевой службы с его рутиной, заимствованной у мастеров фехтовального искусства. Военная служба постепенно стала военной профессией. Еще гораздо быстрее повлияло привлечение к военной службе пролетариев, хотя и в небольшом размере. При этом имело особое значение следующее. По старым правилам полководец имел право, совместимое лишь с вполне солидными республиканскими учреждениями, награждать солдат по своему усмотрению. Солдат, проявивший доблесть и сражавшийся с успехом, имел как бы право требовать от полководца часть добычи, а от государства – участок на завоеванной территории. Прежние солдаты из граждан и земледельцев, служившие в армии по обязательному набору, видели в военной службе лишь бремя, возлагаемое на них в интересах общественного блага, а в военной добыче – лишь слабое вознаграждение за потери и убытки, связанные с военной службой. Теперь же пролетарий, завербованный в армию, жил на свое солдатское жалованье; мало того, при отсутствии домов для инвалидов и даже для бедных, он отнюдь не стремился уйти поскорей из армии, а, наоборот, стремился остаться в ней, пока не обеспечит своего будущего. Лагерь был его единственной родиной, война – единственной наукой, полководец – единственным источником надежд. Результаты такого положения ясны сами собой. После боя на Раудийских полях Марий тут же, на месте сражения, даровал права римского гражданства двум когортам италийских союзников за их доблесть. Это противоречило конституции, но Марий оправдывался впоследствии тем, что в шуме боя он не мог расслышать голос закона. Если бы в более важных вопросах интересы войска и главнокомандующего сошлись на каком-нибудь противоконституционном требовании, кто мог бы поручиться, что в таком случае бряцание оружия не заглушит голос закона? Теперь существовало постоянное войско, военное сословие, гвардия. В армии, как и в гражданских учреждениях, были уже заложены все основы будущей монархии. Недоставало только монарха. Двенадцать орлов, паривших некогда над Палатинским холмом, призывали царей; новый орел, врученный легионам Марием, предвещал власть императоров.