Текст книги "История Рима. Книга вторая"

Автор книги: Теодор Моммзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Когда восстание во внутренней части острова принимало угрожающие размеры, другое восстание вспыхнуло на западном побережье. Во главе его стоял Афинион. Как и Клеон, он был на своей родине Киликии грозным атаманом разбойников, попал в рабство и был привезен в Сицилию. Подобно своим предшественникам он укрепил свой авторитет среди сирийцев и греков главным образом пророчествами и другими шарлатанскими проделками. Но он понимал толк в военном деле и действовал осмотрительно; поэтому он не вооружил подобно другим вождям всех явившихся к нему, а отобрал из них людей, годных для военной службы, и образовал из них регулярную армию; остальным же велел заняться мирными делами. Он быстро достиг значительных успехов благодаря строгой дисциплине (он подавлял в своем войске малейшее колебание и непокорность) и мягкому обращению с мирными жителями и даже с пленниками. Римляне и на этот раз обманулись в своих расчетах на раздор между обоими вождями: Афинион добровольно подчинился гораздо менее способному Трифону и добился таким образом единства в рядах повстанцев. В скором времени повстанцы стали почти неограниченными господами в деревнях, где свободные пролетарии снова более или менее открыто стояли на их стороне. Римские власти не имели достаточно сил, чтобы напасть на них в открытом бою, и вынуждены были ограничиться тем, что при помощи ополчений, сицилийского и наскоро собранного африканского, кое-как охраняли города, находившиеся в самом печальном положении. Деятельность судов прекратилась, на всем острове властвовало только кулачное право. Городские жители, имевшие участки за городом, не смели выходить за городские ворота, ни один поселянин не отваживался проникнуть в город. В результате вскоре возник страшный голод, и римским властям пришлось снабжать хлебом городское население острова, который раньше сам кормил всю Италию. К тому же внутри острова всюду угрожали заговоры городских рабов, а под стенами городов стояли войска повстанцев. Даже Мессана была на волосок от взятия ее Афинионом. Как ни трудно было правительству в разгар тяжелой войны с кимврами организовать вторую армию, оно вынуждено было послать в 651 г. [103 г.] в Сицилию претора Луция Лукулла с армией из 14 000 римлян и италиков, не считая заморских ополчений. Соединенная армия рабов, стоявшая в горах над Сциакки, приняла предложенное Лукуллом сражение. Превосходство военной организации доставило победу римлянам. Афиниона считали павшим на поле битвы, а Трифон бежал в горную крепость Триокалу; повстанцы серьезно обсуждали вопрос о возможности продолжения борьбы. Победила партия, настаивавшая на продолжении борьбы до последней капли крови. Спасшийся каким-то чудом Афинион вернулся к товарищам и вдохнул в них новое мужество. А главное, Лукулл по непонятным причинам совершенно не использовал своей победы. Говорили даже, что он намеренно дезорганизовал армию и сжег военные запасы, чтобы скрыть полную безуспешность своего управления и лишить своего преемника возможности затмить его. Так ли это или нет, во всяком случае преемник Лукулла Гай Сервилий (652) [102 г.] не добился лучших результатов. Впоследствии оба военачальника были преданы суду за свое управление и осуждены, что, впрочем, вовсе не является бесспорным доказательством их виновности.

После смерти Трифона (652) [102 г.] Афинион стал один во главе восставших. Его значительная армия одерживала победы, но в 653 г. [101 г.] ведение войны в Сицилии перешло к Манию Аквилию, как консулу и наместнику. В предыдущем году Маний Аквилий под начальством Мария отличился в войне с германцами. Два года продолжалась упорная борьба с Афинионом, затем, по рассказам, Аквилий боролся в поединке с Афинионом и убил его; тогда, наконец, римскому командующему удалось сломить отчаянное сопротивление инсургентов и взять их измором в их последнем убежище. Рабам в Сицилии было запрещено носить оружие, и на острове снова восстановилось спокойствие; другими словами – новые мучители были заменены прежними; да и сам победитель занимал выдающееся место даже среди множества грабителей-наместников того времени. Кому нужны еще доказательства, как поставлено было управление в эпоху реставрации, тому можно указать на эту вторую сицилийскую войну с рабами, длившуюся пять лет, на то, как она возникла и как она велась.

На всем обширном пространстве, на которое простиралось римское управление, мы находим одни и те же причины и одни и те же последствия. Сицилийская война с рабами показывает, что даже такая простейшая задача, как обуздание пролетариата, была не под силу римскому правительству. Происходившие одновременно события в Африке показывают, как Рим управлял теперь зависимыми государствами. В то время, когда в Сицилии вспыхнула война с рабами, изумленному миру предстало еще одно зрелище: незначительный зависимый государь мог в течение 14 лет отстаивать узурпированную им власть и поддерживать восстание против могущественнейшей республики, одним ударом раздавившей царства Македонское и Азиатское. Этим успехом он был обязан не своему оружию, а лишь бездарности римских правителей.

Нумидийское царство простиралось от реки Молохата до Большого Сирта (I, 635 и сл.) и граничило с одной стороны с Мавретанским царством в области г. Тингиса (Марокко), а с другой – с Киреной и Египтом; оно окружало с востока, юга и запада узкую прибрежную полосу римской провинции Африки. Кроме старых владений нумидийских царьков в него входила б ольшая часть территории, принадлежавшей Карфагену в период его расцвета, в том числе ряд значительных старофиникийских городов, как то: Гиппон Царский (Hippo regius, Бона) и Большой Лептис (Лебида), вообще б ольшая и лучшая часть богатого североафриканского побережья. Наряду с Египтом Нумидия была, несомненно, самым значительным из всех государств, зависимых от Рима. После смерти Массиниссы (605) [149 г.] Сципион поделил его наследство между тремя его сыновьями: Миципсой, Гулуссой и Мастанабалом. Старший получил столицу и государственную казну, второй – армию, третий – суд. Теперь после смерти двух младших братьев Миципса стал править один ³⁶36
  Приводим родословную нумидийских царей:


[Закрыть]. Это был слабохарактерный и миролюбивый старик, который предпочитал заниматься вместо государственных дел изучением греческой философии. Так как его сыновья были еще очень молоды, фактически правил государством Югурта, незаконнорожденный племянник царя.

Югурта был достойным внуком Массиниссы. Он был красив, ловок и отважен на охоте и в бою. Соотечественники очень уважали его, как умного и энергичного администратора; свои военные дарования он проявил на глазах Сципиона в Испании, где Югурта командовал нумидийским отрядом под Нумантией. Ввиду того положения, которое занимал Югурта в государстве, и того влияния, которым он пользовался в Риме благодаря своим многочисленным друзьям и соратникам, царь Миципса нашел целесообразным усыновить его (634) [120 г.] и распорядиться в своем завещании, чтобы после его смерти два старших сына его – Адгербал и Гиемпсал – и приемный сын Югурта управляли государством втроем, подобно тому, как он сам после смерти отца правил вместе с братьями. Для вящей надежности это распоряжение было гарантировано римским правительством.

Вскоре после этого (636) [118 г.] царь Миципса умер. Завещание вошло в законную силу. Но оба сына Миципсы – старший, слабохарактерный Адгербал и особенно младший, горячий Гиемпсал – вскоре поссорились с Югуртой, которого они считали захватчиком их законных прав; отношения между ними так испортились, что нельзя было и думать о совместном правлении трех царей. Была сделана попытка разделить владения; однако враждовавшие цари не могли договориться о размерах причитавшихся каждому территорий и сокровищ. Рим, которому юридически принадлежало окончательное решение, по обыкновению не утруждал себя этим делом. Произошел разрыв. Адгербал и Гиемпсал, вероятно, обвиняли Югурту в том, что он неблаговидным путем добился включения себя в завещание, и вообще оспаривали его права на наследство. Тогда Югурта со своей стороны выступил претендентом на нераздельную власть во всем Нумидийском царстве. Еще во время переговоров о дележе наследства Гиемпсал пал от руки наемных убийц. Между Адгербалом и Югуртой разгорелась междоусобная война, в которой приняла участие вся Нумидия. Войска Югурты уступали по численности войскам неприятеля, но были лучше обучены и имели лучшего предводителя; Югурта одержал победу и, завладев всем Нумидийским царством, стал жестоко преследовать царьков – приверженцев своего двоюродного брата. Адгербал бежал сначала в римскую провинцию, а оттуда отправился в Рим с жалобой. Югурта предвидел это и заранее принял меры, чтобы избежать вмешательства римлян. В лагере под Нумантией он научился у римлян не только приемам римской тактики; вращаясь в кругу римской аристократии, он был посвящен в интриги разных римских группировок и убедился на опыте, чего можно ожидать от римской знати. Уже тогда, за 16 лет до смерти Миципсы, он заводил со своими знатными римскими товарищами предосудительные переговоры относительно нумидийского наследства; Сципиону пришлось поставить ему на вид, что иностранному принцу приличней дружить с римским государством, чем с отдельными римскими гражданами. Послы Югурты явились в Рим не с одними словами; о правильности их дипломатических приемов свидетельствует их успех. Самые ревностные защитники законных прав Адгербала с невероятной быстротой убедились в том, что Гиемпсал был убит своими подданными за жестокость и что виновником войны за наследство является отнюдь не Югурта, а Адгербал. Даже руководящие лица в сенате устрашились скандала; Марк Скавр пытался вмешаться, но тщетно. Сенат обошел молчанием события в Нумидии и постановил, что два оставшиеся в живых наследника должны разделить между собой царство поровну, а для предотвращения новой распри раздел должна произвести сенатская комиссия. Комиссия прибыла на место. Ее возглавлял консуляр Луций Опимий, прославившийся подавлением гракховской революции; он воспользовался случаем, чтобы получить теперь награду за свой патриотизм. Раздел был произведен безусловно в пользу Югурты и не без пользы для членов римской комиссии. Адгербал, правда, получил столицу Цирту (Константина) с ее гаванью Рузикадой (Филиппвилль); но именно поэтому ему была отдана восточная часть царства, почти целиком состоявшая из песчаной пустыни, Югурта же получил плодородную и густо населенную западную часть (позднейшую Мавретанию Ситифенскую и Цезарейскую).

Это было возмутительно, но в скором времени стали совершаться дела и похуже. Югурта решил отнять у Адгербала доставшиеся ему владения под предлогом самообороны и стал всячески провоцировать его на войну. Однако умудренный опытом слабохарактерный Адгербал не препятствовал коннице Югурты опустошать свои владения и ограничивался лишь жалобами в Рим. Тогда Югурта, выведенный из терпения этой проволочкой, сам без всякого повода начал войну. Близ теперешнего Филиппвилля войско Адгербала было наголову разбито, и сам он укрылся в своей столице Цирте. Город был осажден, и войска Югурты вели ежедневные бои с многочисленными италиками, жившими в Цирте и принимавшими в защите города более горячее участие, чем сами африканцы. Между тем в Нумидию прибыла сенатская комиссия, назначенная еще по прежним жалобам Адгербала. Она, конечно, состояла из людей молодых и неопытных; тогдашнее правительство имело обыкновение назначать таких людей для государственных поручений непервостепенной важности. Послы предъявили Югурте следующие требования: пропустить их в осажденный город, так как они присланы державой-покровительницей к Адгербалу; прекратить военные действия и принять их посредничество. Югурта категорически отказался выполнить эти требования, и послы, как дети, – они в сущности и были детьми, – немедленно отправились домой с донесением к отцам-сенаторам. Отцы-сенаторы выслушали сообщение и предоставили своим соотечественникам в Цирте продолжать борьбу своими собственными силами, сколько им заблагорассудится. Лишь на пятом месяце осады, когда посланец Адгербала, пробравшись через неприятельскую линию обложения, доставил сенату письмо царя с настойчивой мольбой о помощи, сенат пробудился от спячки и принял решение – не объявить войну, как требовало меньшинство, а снарядить новое посольство. На этот раз во главе его был поставлен Марк Скавр, великий победитель таврисков и вольноотпущенников, высокочтимый герой римской знати, одно появление которого должно было образумить непокорного царя. Действительно, Югурта по вызову римлян явился в Утику для переговоров со Скавром. Начались бесконечные дебаты; когда же, наконец, конференция закончилась, она оказалась безрезультатной. Посольство, не объявив войны, вернулось в Рим, а Югурта продолжал осаду Цирты. Адгербал потерял всякую надежду на помощь римлян, а италийские жители города, измученные осадой, требовали сдачи города; они были уверены, что их личная безопасность достаточно гарантирована тем, что имя Рима всем внушало страх. Город был сдан. Югурта приказал жестоко пытать и казнить Адгербала и перебить всех взрослых мужчин в городе, без разбора – африканцев и италиков (642) [112 г.].

Крик негодования раздался во всей Италии. Меньшинство членов сената и все внесенатские круги единодушно осуждали правительство, для которого честь и интересы страны стали, как видно, только предметом купли и продажи. Особенно негодовало купечество, интересы которого больше всех были затронуты гибелью римских и италийских торговцев в Цирте. Сенатское большинство, правда, все еще упорствовало. Апеллируя к сословным интересам аристократии, оно нажимало все пружины, чтобы путем бесконечных проволочек, характерных для системы коллегиального управления, сохранить мир, столь дорогой его сердцу. Но выбранный на 643 г. [111 г.] народный трибун, энергичный и красноречивый Гай Меммий, вступив в должность, немедленно поставил на обсуждение народа этот вопрос и грозил привлечь главных виновников к суду. Тогда, наконец, сенат согласился объявить Югурте войну (642/643) [112/111 г.]. Дело, очевидно, принимало серьезный оборот. Послы Югурты, не допущенные до переговоров, были высланы из Италии. Новый консул Луций Кальпурний Бестия, отличавшийся – по крайней мере среди лиц своего сословия – рассудительностью и активностью, энергично занялся подготовкой к военным действиям. Сам Марк Скавр вступил в состав командования африканской армии. Очень скоро римская армия прибыла в Африку. Двигаясь вверх по Баграду (Медшерда), она вступила во владения нумидийского царя. Города, лежавшие далеко от резиденции Югурты, как, например, Большой Лептис, добровольно заявляли о своей покорности, а мавретанский царь Бокх предложил римлянам союз и дружбу, несмотря на то, что дочь его была замужем за Югуртой. Сам Югурта пал духом и отправил в римскую главную квартиру послов с просьбой о перемирии. Война, очевидно, должна была скоро кончиться; конец ее наступил еще скорей, чем ожидали. Соглашение с Бокхом не состоялось, потому что царь, незнакомый с римскими обычаями, полагал, что заключит этот выгодный для римлян договор безвозмездно, и не снабдил своих послов средствами для уплаты рыночной цены римских союзных договоров. Югурта во всяком случае лучше знал римские порядки и не преминул подкрепить свои предложения о перемирии надлежащими аргументами. Однако и он ошибся. После первых же переговоров выяснилось, что в римской главной квартире можно купить не только перемирие, но и мир. Царская казна еще со времен Массиниссы была полна. Об условиях быстро сговорились, и договор был заключен. Для соблюдения формальностей его представили военному совету и добились его санкции после беспорядочного и самого поверхностного обсуждения. Югурта изъявил безусловную покорность. Победитель милостиво возвратил царю все его владения, обязав его лишь уплатить весьма умеренную контрибуцию и выдать римских перебежчиков и боевых слонов (643) [111 г.]. Б ольшую часть этих слонов царь впоследствии получил обратно путем сделок с отдельными римскими комендантами и офицерами.

Когда в Рим дошло известие о договоре, там снова разразилась буря. Всем было известно, как был заключен договор. Стало быть, и Скавра можно купить, лишь за более высокую цену, чем средняя продажная цена сенаторов. В сенате энергично оспаривали законность договора. Гай Меммий заявил, что если царь действительно безусловно покорился Риму, он обязан по вызову явиться в Рим, а вызвать его необходимо, чтобы путем опроса обеих сторон установить неправильности, имевшие место во время мирных переговоров. Сенат подчинился этому неприятному требованию. Югурте обещана была неприкосновенность; это было противозаконно, так как он ехал в Рим не как враг, а как покорившийся. Царь действительно прибыл в Рим и предстал для допроса перед собравшимся народом. С великим трудом уговорили толпу соблюдать неприкосновенность Югурты и не растерзать на месте убийцу циртийских италиков. Но как только Гай Меммий обратился к царю с первым вопросом, другой трибун заявил свое veto и запретил царю отвечать. Следовательно, и в этом случае африканское золото оказалось сильнее воли суверенного народа и его высших должностных лиц. Тем временем в сенате продолжались прения о законности заключенного договора. Новый консул Спурий Постумий Альбин ревностно добивался кассации договора, надеясь, что в таком случае он получит должность главнокомандующего в Африке. Тогда внук Массиниссы Массива, проживавший в Риме, предъявил в сенате свои права на вакантный нумидийский престол. Но Бомилькар, приближенный Югурты, предательски убил этого соперника своего повелителя, несомненно, по поручению последнего. Когда против убийцы возбудили уголовное преследование, он с помощью Югурты скрылся из Рима.

Это новое преступление, совершенное на глазах римского правительства, привело по крайней мере к тому, что сенат кассировал договор и выслал Югурту из Рима (зима 643/644 г.) [111/110 г.]. Военные действия возобновились, и консул Спурий Альбин принял главное командование (644) [110 г.].

Однако африканская армия вплоть до рядовых воинов находилась в состоянии разложения, естественного при таком политическом и военном руководстве. В этой армии не сохранилось и следов военной дисциплины, и главное занятие римской солдатчины в период военных действий, да и во время перемирия, сводилось к грабежу нумидийских городов и даже римских владений. Больше того, солдаты и офицеры, по примеру высших начальников, вступали в тайные соглашения с неприятелем. Разумеется, такое войско было совершенно небоеспособно, и если Югурта и на этот раз купил бездействие римского главнокомандующего (которого впоследствии обвиняли в этом перед судом), то он понапрасну тратил свои деньги. Итак, Спурий Альбин, прибыв в Африку, не предпринимал ничего против Югурты. Но зато вступивший ввиду отъезда Альбина во временное командование его брат Авл Постумий, человек столь же безрассудно смелый, сколь и бездарный, решил среди зимы немедленно отправиться в экспедицию и овладеть сокровищницей царя в труднодоступном и хорошо охраняемом городе Суфуле (позднее Калама, теперь Гуэльма). Войско выступило и подошло к городу. Но осада протекала неудачно, и успеха не предвиделось. Царь, одно время стоявший со своим войском у Суфула, ушел в пустыню, и римский военачальник пустился за ним в погоню. Югурте только этого и надо было. Нумидийцы напали ночью на римский лагерь. Неблагоприятные условия местности и тайные связи Югурты в римской армии содействовали успеху. Римский лагерь был взят, римляне, большей частью безоружные, обратились в позорнейшее бегство. В результате этого поражения римская армия капитулировала. Римляне обязались: пройти под ярмом, немедленно очистить всю нумидийскую территорию и восстановить кассированный сенатом договор. Эти условия были продиктованы Югуртой и приняты римлянами (начало 645 г.) [109 г.].

Это уже превосходило всякую меру. Африканские народы ликовали. Возродилась надежда на свержение иноземного ига, казавшаяся до сего времени совершенно неосуществимой; эта надежда привлекла под знамена победоносного царя многие свободные и полусвободные племена пустыни. В Италии общественное мнение негодовало против правящей аристократии, развращенность которой приводила к столь пагубным последствиям. Негодование разразилось бурей судебных процессов, раздуваемых озлоблением купечества и вырвавших ряд жертв из среды высшей знати. По предложению народного трибуна Гая Мамилия Лиметана и при слабом сопротивлении со стороны сената была учреждена чрезвычайная комиссия присяжных для расследования фактов государственной измены в вопросе о нумидийском престолонаследии. По приговору этой комиссии были изгнаны оба бывших главнокомандующих – Гай Бестия и Спурий Альбин, затем Луций Опимий – глава первой африканской комиссии и он же палач Гая Гракха, и много других менее знатных членов правящей партии как виновных, так и невиновных. Однако все эти процессы велись с исключительной целью успокоить общественное мнение и в первую очередь капиталистов, пожертвовав несколькими наиболее скомпрометированными лицами. Мы не находим ни малейших признаков того, что народное негодование направлялось против самой системы управления, бесчестной и несправедливой. Наглядное доказательство: самого виновного из преступников, умного и могущественного Скавра, не только никто не осмелился затронуть, напротив, именно в это время он был выбран на должность цензора и даже – что уж совсем невероятно – выбран также в число председателей чрезвычайной комиссии по делам о государственной измене. Тем более не было сделано ни малейшей попытки ограничить полномочия правительства; сенату предоставлено было покончить с нумидийским скандалом возможно мягким для аристократии способом. Что настала пора покончить с ним, начали понимать даже самые знатные из знатных.

Прежде всего сенат кассировал и второй мирный договор. Выдать неприятелю главнокомандующего, заключившего этот договор, как это сделали еще 30 лет назад, теперь, по новым понятиям о святости договоров, нашли излишним. Но войну было решено возобновить, на этот раз уже не на шутку. Главное командование в Африке возложено было, разумеется, на представителя знати, но на одного из тех немногих аристократов, которым такая задача была по силам в военном и нравственном отношении. Выбор пал на Квинта Метелла.

По своим убеждениям Метелл, так же как и вся его влиятельная семья, был упрямым и непримиримым аристократом. Как должностное лицо, он считал своей заслугой использование наемных убийц для блага государства и, вероятно, высмеял бы поступок Фабриция с Пирром как непрактичный и донкихотский. Но он был непоколебим в своих решениях; как администратор не поддавался ни угрозам, ни подкупу, кроме того был дальновидным и опытным полководцем. В этом отношении он был настолько свободен от сословных предрассудков, что своими ближайшими помощниками назначил людей незнатного происхождения: Публия Рутилия Руфа, превосходного офицера, высоко ценимого в военных кругах за то, что он ввел в своем отряде образцовую дисциплину и усовершенствовал систему военного обучения, и храброго Гая Мария, сына латинского крестьянина, выслужившегося из простых солдат. В сопровождении этих и еще нескольких способных офицеров Квинт Метелл в 645 г. [109 г.] в качестве консула и главнокомандующего прибыл в африканскую армию. Эта армия находилась в состоянии полного разложения, так что военачальники до сих пор не решились вести ее во вражеские владения, а солдаты наводили страх только на несчастных жителей римской провинции. Энергичными мерами Метелл быстро реорганизовал армию и весной 646 г. [108 г.] повел ее в Нумидию ³⁷37
  Саллюстий в своем увлекательном и талантливом описании этой войны слишком пренебрегает хронологией. Война кончилась летом 649 г. [105 г.] (гл. 114); следовательно, если Марий стал руководить военными действиями как консул в 647 г. [107 г.], то он должен был командовать армией в трех кампаниях. Однако в рассказе Саллюстия говорится только о двух кампаниях, и это правильно. Метелл, по всей вероятности, отправился в Африку еще в 645 г. [109 г.], но прибыл туда поздно (гл. 37, 44), некоторое время отняла и реорганизация армии (гл. 44); поэтому он начал военные действия лишь в следующем году. Точно так же и Марий надолго задержался в Италии по причине военных приготовлений (гл. 84) и принял главное командование в качестве консула либо в конце 647 г. [107 г.] после окончания похода, либо в качестве проконсула лишь в 648 г. [106 г.]. Итак, оба похода Метелла относятся к 646 и 647 гг. [108 и 107 гг.], а Мария – к 648 и 649 гг. [106 и 105 гг.]. С этим согласуется и то, что триумф Метелла состоялся лишь в 648 г. [106 г.] (Eph. epigr., IV, стр. 257), а также, что битва при Муфуле и осада Замы должны быть отнесены к 646 г. [108 г.], судя по тому, в какой связи эти события стоят ко времени кандидатуры Мария на должность консула. Изложение Саллюстия отнюдь не свободно от неточностей: так например, Мария он и в 649 г. [105 г.] продолжает называть консулом.
  Продление срока полномочий Метелла, о котором упоминает Саллюстий (62, 10), можно, судя по контексту, отнести только к 647 г. [107 г.]: летом 646 г. [108 г.] надо было, согласно закону Семпрония, распределить провинции между консулами, избираемыми на 647 г. [107 г.]; сенат назначил этим консулам две другие провинции и, следовательно, оставил Нумидию за Метеллом. Это сенатское решение было отменено плебисцитом, о котором упоминает Саллюстий (72, 7).
  Следующее место, приводимое в лучших рукописях с пропуском: sed paulo… decreverat: ea res frustra fuit, должно было, по-видимому, или включать название провинций, назначенных консулам, и читаться примерно так: sed paulo [ante uti consulibus Italia et Gallia provincia essent senatus] decreverat, или же, следуя добавлению в распространенных рукописях: sed paulo [ante senatus Metello Numidiam] decreverat.


[Закрыть]. Югурта, убедившись, что положение изменилось, счел свое дело проигранным и еще до начала военных действий предложил римлянам на этот раз действительно серьезное соглашение; в конце концов он добивался только одного, – чтобы ему оставили жизнь.

Но Метелл решил – возможно, что он следовал инструкциям самого сената, – что война должна окончиться лишь полным подчинением Нумидии и казнью дерзкого Югурты. Действительно, только такой исход войны мог удовлетворить римлян. Югурта после своей победы над Альбином прослыл освободителем Ливии от ненавистного чужеземного ига. При его энергии и коварстве и при беспомощности римского правительства он и после заключения мира мог в любое время снова зажечь на своей родине пожар войны. Только когда царя Югурты не будет более в живых, спокойствие в Африке могло считаться обеспеченным, и африканская армия могла удалиться. На предложение царя Метелл официально дал уклончивый ответ; втайне же он подстрекал послов выдать римлянам своего повелителя живым или мертвым. Однако если Метелл думал состязаться с африканцем на поприще тайных убийств, то он встретил в своем противнике истинного мастера этого дела. Югурта проник в замыслы Метелла, и так как у него не было другого исхода, стал готовиться к отчаянной защите.

Путь римлян, двигавшихся внутрь страны, вел через совершенно дикую горную цепь. По другую сторону гор вплоть до реки Муфула, текущей параллельно горам, простиралась обширная равнина шириной около 4 немецких миль. До самой реки Муфула эта безводная и безлесная равнина пересекалась цепью холмов, покрытых низким кустарником. На этих холмах Югурта ожидал римскую армию. Его войско было разделено на два отряда. Один, состоявший из части пехоты и из слонов под начальством Бомилькара, расположился там, где холмы спускались к реке. Другой, лучшая часть пехоты и вся конница, стоял выше на холмах, покрытых кустарником. Перейдя горы, римляне заметили врага и убедились, что его позиции господствуют над их правым флангом. Не имея возможности оставаться на открытом и совершенно безводном хребте гор, они должны были разрешить трудную задачу: пробиться к реке, для чего надо было пройти 4 мили по совершенно ровной местности на глазах у неприятельской конницы. При этом римляне сами не имели легкой кавалерии. Метелл выслал вперед отряд под начальством Руфа и приказал ему идти прямым направлением к реке и разбить там лагерь. Главные же силы его армии, выйдя из ущелья, двинулись наискось по равнине по направлению к холмам, чтобы выбить оттуда неприятеля. Этот переход через равнину мог погубить римскую армию, так как нумидийская пехота занимала горные ущелья в тылу римлян по мере того, как последние уходили оттуда, а нумидийская конница спускалась с холмов и со всех сторон окружала римскую наступательную колонну. Беспрестанные атаки вражеских всадников задерживали движение римлян, и битва, казалось, должна была свестись к ряду отдельных беспорядочных стычек. В то же время Бомилькар со своим отрядом удерживал отряд Руфа и препятствовал ему идти на помощь сильно теснимой главной римской армии. Однако Метеллу и Марию с несколькими тысячами солдат удалось пробиться к подножию холмов. Лишь только римские легионеры устремились на приступ высот, как занимавшая их нумидийская пехота бежала почти без всякого сопротивления, несмотря на свое численное превосходство и выгодные позиции. Столь же плохо держалась нумидийская пехота и против отряда Руфа: при первой атаке нумидийцы были рассеяны, а все слоны в этой холмистой местности были перебиты или захвачены. Поздно вечером оба римских отряда соединились. Каждый из них одержал победу над врагом и тревожился об участи другого. Эта битва свидетельствовала о необыкновенных воинских дарованиях Югурты и о несокрушимой доблести римской пехоты; только благодаря этой доблести стратегическое поражение римлян превратилось в победу. После битвы Югурта распустил б ольшую часть своего войска, и ограничился мелкими военными операциями, но и в них проявил большое искусство.

Обе римские колонны, одна под начальством Метелла, другая под начальством Мария (по происхождению и по рангу он был младшим среди военачальников африканской армии, но после битвы на Муфуле занял среди них первое место), двинулись далее по нумидийской территории, занимая города и избивая всех взрослых мужчин, если население не открывало перед ними добровольно городских ворот. Однако город Зама, самый значительный из городов в восточной, внутренней части страны, оказал римлянам серьезное сопротивление, которое энергично поддержал Югурта. Жители города даже произвели удачное нападение на римский лагерь, после чего римляне должны были снять осаду и удалиться на зимние квартиры. Чтобы облегчить снабжение войск, Метелл отвел их на стоянки в пределы римской провинции, оставив в завоеванных городах гарнизоны. Воспользовавшись приостановкой военных действий, он возобновил переговоры с царем и обнаружил готовность пойти на мир на сносных для Югурты условиях. Югурта охотно согласился. Он обязался уплатить 200 000 фунтов серебра и уже выдал римлянам своих слонов, 300 заложников, а также 3 000 римских перебежчиков, которых Метелл немедленно казнил. В то же время Метелл вел тайные переговоры с Бомилькаром, который не без основания полагал, что царь в случае заключения мира выдаст его римскому суду, как убийцу Массивы. Обещав Бомилькару безнаказанность и большую награду, Метелл получил от него обещание выдать царя римлянам живым или мертвым. Однако ни официальные переговоры, ни эти тайные интриги не привели к желанному результату. Когда Метелл потребовал, чтобы царь сам отдался ему в плен, Югурта прервал переговоры. Тайные сношения Бомилькара с врагом были открыты, он был арестован и казнен. Мы не собираемся оправдывать эти дипломатические интриги самого худшего сорта, но римляне имели основательные причины стремиться захватить в плен своего противника. Война дошла до такой стадии, когда нельзя было ни продолжать ее, ни прекратить. О настроении нумидийского населения свидетельствует, например, вспыхнувшее зимой 646/647 г. [108/107 г.] восстание в городе Ваге ³⁸38
  Теперь – Бедша, на берегу Медшерды.


[Закрыть], крупнейшем из городов, занятых римлянами. Все офицеры и солдаты римского гарнизона были перебиты за исключением коменданта Тита Турпилия Силана. Впоследствии он был обвинен (справедливо или нет – неизвестно) перед римским военным судом в тайном соглашении с неприятелем и казнен. На второй день после восстания Метелл напал врасплох на город и расправился с ним по всей строгости военных законов. Но если таково было настроение среди населения, жившего по реке Баграду в непосредственной близости от римлян и сравнительно покорного, то чего же можно было ожидать от населения внутренней части страны и от бродячих племен пустыни? Югурта был кумиром этих африканских племен; они прощали ему двойное братоубийство и видели в нем спасителя нации и мстителя за нее. Даже 20 лет спустя после этих событий римлянам пришлось спешно отправить назад в Африку нумидийский отряд, сражавшийся в Италии за римлян; пришлось сделать это потому, что в рядах неприятеля показался сын Югурты. Уже по этому факту можно заключить, как велико было влияние Югурты на нумидийцев. Как же можно было надеяться на окончание войны в стране, в которой условия местности и характер населения обеспечивали популярному вождю возможность затягивать войну бесконечными стычками или же дать ей затихнуть, а потом снова возобновить ее в благоприятный момент?