Текст книги "Менжинский"

Автор книги: Теодор Гладков

Соавторы: Михаил Смирнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Решения расширенной редакции газеты «Пролетарий» произвели на Менжинского огромное впечатление и оказали решающее влияние на его политическую позицию в дальнейшем. Под влиянием этих решений он изжил отзовистские взгляды и хотя не сразу, но снова встал на ленинские позиции, встал после известных колебаний, которые проявлялись в том, что некоторое время он примыкал к группе «Вперед», правда не разделяя полностью ее взглядов, ее политической платформы. Больше того, к практическим действиям этой группы он относился весьма иронически. Фамилии Менжинского мы не видим в числе «шестнадцати идейных единомышленников», от имени которых в декабре 1909 года Максимов (А. Богданов) и Марат (В. Л. Шанцер) направили в ЦК РСДРП уведомление об образовании группы «Вперед». Нет подписи Менжинского и под платформой группы «Вперед», которая была опубликована одновременно с заявлением Богданова и Шанцера. В отличие от других впередовцев Менжинский не выступал в печати с нападками и памфлетами на Ленина и ленинцев.

После закрытия «Пролетария» (решение об этом было принято январским Пленумом ЦК, несмотря на протест Ленина) весной 1910 года Менжинский уехал в Соединенные Штаты Америки, где пробыл полгода. В США Менжинский посетил Нью-Йорк, Филадельфию, Чикаго. Здесь он познакомился с историей рабочего движения, с работой профсоюзов, притом настолько глубоко, что по возвращении в Европу прочел лекцию на тему «Парламентаризм и рабочее движение в США и Европе».

Из США Менжинский вернулся в Европу в перцод оживленной деятельности антипартийной группы «Вперед» и бескомпромиссной борьбы с ней Ленина. Группа «Вперед», объявившая себя литературной организацией, фактически являлась фракционным центром отзовистов, ультиматистов и богостроителей. Выдавая себя за хранительницу большевистских традиций, группа решительно расходилась с Лениным по важнейшим вопросам теории и тактики большевизма.

Искажая смысл и содержание ленинской тактики «воспитания, организации и сплочения сознательных масс пролетариата», сочетания нелегальной и легальной работы, использования думской трибуны, впередовцы заявляли, что против этой тактики они высказываются «самым решительным образом».

В организационных вопросах группа «Вперед» стояла за беспринципное объединение различных фракций.

Впередовскую оппозицию Ленин подверг весьма «жестокой бомбардировке», как выразился впоследствии Луначарский. Критикуя впередовцев, отмечая фальшь их лозунга «свободы революционной и философской мысли», характеризуя эту группу как насквозь оппортунистическую, Ленин тогда писал, что во всех странах подобный лозунг изнутри социалистических партий выдвигался только оппортунистами и не означал на деле ничего иного, кроме «свободы» развращения рабочего класса буржуазной идеологией.

На ленинскую критику впередовские лидеры Богданов, Алексинский, Луначарский ответили собиранием фракционных сил, устройством фракционной пропагандистской школы в итальянском городе Болонье.

Созданный впередовцами «Комитет школы», в который вошли Богданов, Луначарский, Лядов и Савельев, начал вербовать слушателей, приглашать лекторов. Официальное открытие школы состоялось 21 ноября (по новому стилю) 1910 года в присутствии членов «Комитета школы» и 17 слушателей. Учрежденный на открытии школы «Совет школы» разослал приглашение принять участие в чтении лекций Ленину, Плеханову, Розе Люксембург, Мартову, Троцкому, Дану, Горькому, Менжинскому.

Ленин ответил следующим письмом:

«Уважаемые товарищи!

На ваше предложение взять на себя чтение лекций в Болонье я не могу согласиться по причинам, во-первых, принципиальным, а, во-вторых, по невозможности для меня ехать в Болонью.

И направление, и приемы деятельности той группы, которая устроила школу на Капри и в Болонье, я считаю вредными для партии и несоциал-демократическими…

Понятно, поэтому, что никакого участия в предприятиях этой антипартийной и разрывающей с социал-демократизмом группы я принимать не могу» [6]6
  В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, стр. 5–6.


[Закрыть].

Алексей Максимович Горький, получив приглашение, написанное рабочим Ф. И. Калининым (партийная кличка «Аркадий»), прочитать лекции по истории русской литературы, от чтения лекций также отказался. Горький ответил слушателям, что читать лекции ему мешает сильный кашель и головные боли мучают и что «товарищ Луначарский может рассказать вам об этом блестяще и шире, чем мог бы я».

Отказались от чтения лекций Каутский и Роза Люксембург. Каутский сослался на занятость. Роза Люксембург из соображений принципиальных. В статье «Революционное похмелье», опубликованной в «Пролетарии», Роза Люксембург резко критиковала впередовцев за их «революционный авантюризм».

Троцкий, стремясь объединить в антипартийный блок все антиленинские фракции, получив приглашение, немедленно помчался в Болонью.

Ленин, резко критикуя Троцкого за его раскольническую деятельность и фарисейство, в статье «О краске стыда у Иудушки Троцкого» писал: «Вопреки прямому решению назначенной пленумом Школьной комиссии, которая постановила, что ни один партийный лектор не должен ехать во фракционную школу впередовцев, Иудушка Троцкий туда поехал и обсуждал план конференции с впередовцами. План этот опубликован теперь группой «Вперед» в листке…

Такова краска стыда у Иудушки Троцкого» [7]7
  В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 96.


[Закрыть].

Вопреки решению школьной комиссии, назначенной январским Пленумом ЦК, поехал в декабре 1910 года в Болонью и преподавал во фракционной впередовской школе я Менжинский. Факт, конечно, есть факт. Но, говоря об этом факте, нельзя забывать, что произошел этот факт уже в период, когда Менжинский, так же как и Покровский, идейно и организационно порвал с впередовской группой и вошел в большевистскую организацию.

Выход Менжинского и Покровского из группы «Вперед» ускорили несколько обстоятельств. Во-первых, ленинская критика впередовства как фракционного, ле-восектантского течения в нашей партии; во-вторых, опубликование письма А. Богданова «Ко всем товарищам», в котором Богданов фактически клеветал на Ленина и ленинцев, и особенно его статьи «Социализм в настоящем», напечатанной во втором номере сборника «Вперед».

Против опубликования этой статьи Покровский, как член редакции, протестовал еще в ноябре 1910 года. И Покровский и Менжинский квалифицировали эту статью как ревизионистскую. Несмотря на протест Покровского, статья была опубликована, что послужило поводом для формального разрыва Покровского и Менжинского с впередовцами.

В-третьих, разрыв Менжинского и Покровского с впе-редовцами ускорили та склочная обстановка, те непрерывные драчки, которые шли внутри этой группы, драчки между Богдановым и Алексинским, между Богдановым и Луначарским, между Луначарским и Алексинским.

В-четвертых, приезд в Париж летом 1910 года Людмилы Менжинской и ознакомление через нее с петербургскими делами. Людмила Рудольфовна в то время вела активную работу в культурно-просветительских организациях рабочих Петербурга. Людмила рассказала, что впередовцы в Петербурге не пользуются никаким авторитетом, из районов их гонят, в отношении их платформы говорят: «Бумага все терпит», а в отношении их практической работы: «Никто не видел от впередовцев признаков какой-либо деятельности».

Приехал Менжинский в Болонью в начале декабря 1910 года. Остановился, как он сам пишет, в «весьма посредственном отеле, где за комнаты брали только два франка…». Через два дня отправился в школу.

Войдя в дом № 16 по улице Марсель, где помещалась школа, Менжинский поднялся по лестнице, в темноте («тщетно пытаюсь зажечь итальянские спички») еле отыскал какую-то дверь, только вошел в переднюю, как сзади услышал радостный возглас:

– Да это же товарищ Менжинский!

Обернулся. В переднюю входили Лядов и его жена, секретарь школы и группы «Вперед» «Лидия Павловна», высокая, худощавая блондинка, с толстой косой, переброшенной через плечо.

Лидия Павловна, одетая в серое осеннее пальто и черную шляпку с широкими полями, из-под которых через пенсне лучился удивленный взгляд серых глаз, ввела Менжинского в большую комнату, заваленную одеждой, и через нее провела в столовую.

– Дорогой товарищ Степинский, – сейчас же подъехал к нему Луначарский, – когда прибыли, где остановились? – И, взяв Менжинского под локоть, Луначарский подвел его к окну и начал читать письмо «Аркадия» (Ф. И. Калинина), который писал о своем намерении порвать с группой «Вперед» – «никаких дел с впередовцами иметь не хочу» – и примкнуть к Ленину. Прочитав это место, Луначарский с горечью сказал, что разочаровался «Аркадий» в школе, и протянул его письмо Менжинскому.

Пробежав первую страницу письма, Менжинский возвратил его Луначарскому и категорически заявил:

– Аркадий, конечно, прав. Что касается меня, то к организационным делам школы я не желаю иметь никакого отношения.

Пытаясь скрыть разочарование за любезной улыбкой, Луначарский поспешил распрощаться с Менжинским, сославшись на неотложные дела.

Обо всем этом Менжинский подробно рассказал в письме к Покровскому от 21 декабря 1910 года.

О положении дел в школе и о своих отношениях с руководителями школы и преподавателями он в том же письме писал:

«Чувствую, чувствую вину свою – до сих пор не написал вам ни строчки, так что вы могли бы думать, не поглотили ли меня львы в болонской пещере. Но здешние львы совершенно непричастны и валить на них не приходится. Они оказались такими смирными и кроткими, такими слинявшими и подмокшими, что гораздо более напоминают мокрых куриц, безнадежно сидящих на яйцах, – что из этих яиц вылупится: ленинцы, впередовцы, меньшевики или анархисты – никто не знает и даже пресловутый кумир А. А. [Богданов] не может открыть потайной двери в будущее, смутное и чреватое разными сюрпризами для лекторов… О вас ни слова, есть на свете М. П. [Михаил Покровский] или нет, судя по их отношению, как будто бы и нет, а вот ученики вами интересуются. О моей статье [8]8
  О какой статье В. Р. Менжинского идет речь, не установлено.


[Закрыть]молчание, как и о всех прочих неприятных предметах. Внешняя любезность умопомрачительная… Нат. Б−а [Наталья Богданова, жена А. А. Богданова] предложила мне остановиться… вместе co всеми, а раз я пришел на полчаса раньше начала утренних занятий, и она предложила мне выпить чаю или кофе… но я отказался от этого любезного угощения и от общего пайка. Знаете, пить, есть, а потом и отплатить Сашке [А. Богданову]… неблагодарностью. Но это музыка будущего…

На курс мой они дали 8 лекций, и я прочту его в конце болонского сидения, когда буду лучше знать учеников… С лекторами же отношения чисто внешние, никаких частных разговоров, посмотрим, что последует за печатной полемикой. Новые комбинации с Троцким, по-видимому, придали им мало бодрости, так как они не уверены ни в учениках, ни в своих. У них какие-то нелады с Аркадием. Луначарский дал мне прочесть его последнее письмо, где я прочел только первые полторы страницы, заявив, что к организационным делам я не желаю иметь никакого отношения… Об А. А. [А. Богданове] не успею сейчас ничего написать, вид у него крайне жалкий, держится он особняком… но [этот] тип умеет и гонорий сделать опорой своей полит[ической] позиции.

Крепко жму вашу руку. В. Менжинский».

В свете всех этих фактов и особенно письма Менжинского к Покровскому из Болоньи в Париж нельзя Менжинского и Покровского ставить на одну доску с вдохновителями и организаторами фракционной группы «Вперед».

Известно, что и Ленин не ставил всех впередовцев на одну доску. Ведя бескомпромиссную борьбу против Богданова и Базарова, считая их индивидуалистами, людьми, потерянными для партии, Владимир Ильич в то же время прилагал усилия к тому, чтобы переубедить заблуждающихся товарищей, помочь им вернуться на партийные позиции.

Уже в конце 1910 года из группы «Вперед» ушли M. Н. Покровский, А. М. Горький, В. Р. Менжинский и Ф. И. Калинин. В мае 1911 года редакция сборника «Вперед» сообщила, что с настоящего (3-го) номера сборника товарищ Домов (псевдоним M. Н. Покровского) не принимает никакого участия в изданиях «Вперед». В июне 1913 года редакционная коллегия того же сборника, состоявшая из Алексинского и Мануильского, известила, что «А. Луначарский членом редакционной коллегии группы «Вперед» в настоящее время не состоит». В 1913 году группа распалась на два кружка – Парижский и Женевский. Большинство членов этих кружков в 1917 году вернулись в большевистскую партию.

Антипартийная, фракционная группа прекратила свое существование. Один из руководителей этой группы, Луначарский, впоследствии признавался: «Мы были в конце концов только группой партийных интеллигентов, нашедших слабый отзвук среди некоторой части рабочих социал-демократов, находившихся под властью революционной инерции. Вот почему после неизбежного распада и ослабления (последовательный отход самого Богданова, Менжинского, Покровского) мы должны были потерять импульс к самостоятельному существованию».

Порвав идейно и организационно с группой «Вперед», отряхнув, по выражению Покровского, сей прах со своих ног, Менжинский и Покровский сразу же вошли в большевистскую партию.

Но вернемся к «болонскому сидению» Менжинского. Именно Менжинского и Покровского, да еще Алексин-ского Луначарский считал виновниками распада группы «Вперед». Но совершенно по-иному оценивается Менжинский как преподаватель в официальном «Отчете второй высшей социал-демократической пропагандистско-агитационной школы для рабочих (ноябрь 1910 – март 1911 года)», изданном отдельной брошюрой группы «Вперед» в Париже в 1911 году.

Менжинский читал в школе курс основ государственного права (8 лекций) и вел специальные, мы бы теперь сказали – семинарские, занятия по газетной технике. Степинский (Менжинский), говорится в «Отчете», чтобы ознакомиться с индивидуальными особенностями и способностями слушателей, предложил каждому из них написать рассказ на тему «Как я стал социал-демократом». Затем в течение нескольких вечеров они писали небольшие статьи и прокламации: «Взгляд Каутского на легальные возможности и думу в связи с его письмом школе»; «Призыв к организации профессиональных союзов»; «1 Мая»; «О военных организациях» и другие. Этим преследовалась также и другая цель – приучить товарищей письменно излагать свои мысли и выработать стиль. О том, что Менжинскому таким образом удалось узнать способности каждого из слушателей, свидетельствует цитированное выше письмо Менжинского из Болоньи в Париж Покровскому, в котором он писал: ученики «произвели на меня в общем очень приятное впечатление – народ живой и интеллигентный, но особыми знаниями, по-видимому, не обладают».

Чтобы научить слушателей правильно излагать мысли, Менжинский тщательно поправлял каждую работу, затем эти работы читались в присутствии всех слушателей и преподаватель объяснял, почему он сделал те или иные поправки.

Менжинский предложил слушателям разбиться на две группы и каждой группе самостоятельно составить по номеру газеты. Каждая из групп выделила из своей среды ответственную редакцию в составе трех человек, которые должны были тщательно отредактировать все статьи, а также коллективно наметить содержание своего номера. Давалось на все приблизительно две недели. Подготовленные номера обсуждались коллективно слушателями с участием преподавателя.

Преподавательская работа Менжинского в болонской школе не осталась не замеченной царской охранкой. Несмотря на то, что были приняты необходимые меры конспирации (все преподаватели выступай под псевдонимами, всем ученикам были даны новые партийные клички, письма из школы отправлялись в двойных конвертах через Париж и Берлин), охранке удалось установить состав преподавателей и слушателей. В болонской школе охранка имела своего агента-провокатора Сесицкого (ученик «Владимир»), который сумел втереться в доверие организаторов школы и стать помощником секретаря школы. Деятельность школы освещали также агент охранки Случевская и провокатор Бряндинский, агент Московского охранного отделения (жандармские клички Вяткин, Кропоткин). Этот махровый провокатор выдал в 1912 году Московский городской и окружной комитеты партии, собрал и передал охранке сведения о преподавателях и учениках школ в Лонжюмо и Болонье.

На основании донесений провокаторов охранка арестовала всех вернувшихся в Россию слушателей болонской школы и некоторых слушателей партийной школы в Лонжюмо. На основании тех же донесений в записке Петербургского охранного отделения директору департамента полиции от 18.3 1911 года дается общая характеристика болонской школы, характеристика руководителей и преподавателей. К записке был приложен даже конспект лекций Богданова и Луначарского, выкраденных агентом Сесицким. В записке сообщалось, что лекции по государственному праву читает Степинский-Менжин-ский, по русской истории Домов-Покровский. «Что же касается личностей Салмана и Степинского-Менжинско-го, – говорилось в записке, – то о таковых сведений в департаменте не имеется».

В начале 1911 года Менжинский возвратился из Болоньи в Париж, окончательно порвав с впередов-цами. Вскоре здесь он встретился с Горьким, приехавшим с острова Капри. А летом познакомился с Дзержинским.

Во время первой парижской встречи Дзержинский и Менжинский говорили об Италии, о Капри, где Дзержинский провел несколько месяцев в 1910 году, о Горьком, с которым Феликс Эдмундович встречался довольно часто.

Затем разговор перешел на партийные, российские дела, на слухи о новых арестах, о провокаторах.

– Почти все ученики вашей школы, – сказал Дзержинский, – при возвращении в Россию арестованы или на границе, или в пунктах, в которые им «позволила» приехать полиций. Здесь мы имеем дело с несомненной провокацией.

– Вы думаете? – спросил Менжинский.

– Убежден, – ответил Дзержинский. – В прошлом году на Капри я много работал над материалами о провокации в подпольных организациях социал-демократии Польши и Литвы. Ситуация провалов учеников обеих школ, и Болонской и Парижской, напоминает то, что было год-два назад в Варшаве. Несомненная провокация. Наша подпольная деятельность в России будет сизифовым трудом до тех пор, пока не удастся обнаружить и изолировать провокаторов. Надо бы нам иметь в партии что-то вроде следственного отдела…

– Своего Бурцева?

– Бурцев в этом деле дилетант. Он этим делом занимается по своей инициативе, на свой страх и риск. Занимается как журналист. А нам надо иметь собственный партийный аппарат. – Замолчал, задумался. И, как бы продолжая мысль, над которой думал в эту минуту, с грустью сказал: – Иначе мы будем посылать людей только для того, чтобы сделать очень немногое для большой награды провокаторам…

Живя в Париже, Менжинский продолжал усиленно заниматься политическим самообразованием. «Марксистскую литературу, – писал он впоследствии, – русскую и немецкую до 1917 года изучал в свое время за границей. Следил и за литературой французской, английской и итальянской».

Наряду с теорией марксизма Менжинский продолжает изучать историю Франции, в особенности историю французской революции. Уже после Октября на вопрос: «В какой области знания чувствуете себя особенно сильным и по каким вопросам можете читать лекции?» – Менжинский отвечал: «По русской и французской истории с XVIII века по настоящее время».

С целью самообразования, знакомства с английским рабочим движением Менжинский в 1912 году выезжал в Англию, где провел шесть месяцев.

Исключительную марксистскую образованность Менжинского, его умение схватывать самое существенное в политике, холодно и спокойно взвешивать положение, трезво судить о людях и партиях отмечал впоследствии Мануильский:

«Я встретил впервые Вячеслава Рудольфовича в эмиграции, в годы реакции задолго до мировой войны. Помню, какое сильное неизгладимое впечатление произвели на меня беседы с ним по поводу германской и французской социал-демократии. Я был еще тогда молод и политически неискушен. И помню, что с жаром отстаивал тот взгляд, что германские и французские социалисты не допустят войны. Нужно было видеть, с какой пророческой гордостью говорил об этих фактах товарищ Менжинский.

– Вы увидите, – твердил он, – что эти предадут рабочих.

Тогда я считал эту оценку пессимизмом, но как оказался прав Вячеслав Рудольфович впоследствии, когда 4 августа (1914 года] германская социал-демократия завершила свое беспримерное в истории предательство».

Глубокое изучение произведений Маркса и Ленина, западноевропейского и российского рабочего движения, близкое знакомство с фракционной деятельностью впере-довцев положили конец кратковременным колебаниям Менжинского. Он окончательно становится на ленинские позиции. Вновь восстанавливаются на принципиальной, партийной основе и личные товарищеские взаимоотношения между ним и Лениным.

В период жизни Ленина в Кракове и Поронино через Менжинского, жившего в Париже, и его сестер в Петербурге идет одна из линий связи Ленина с партийным подпольем в России. Об этом свидетельствует, в частности, письмо Менжинского к Ленину от 13 апреля 1914 года:

«Уважаемый товарищ!

Сестра Людмила арестована в Петербурге в феврале месяце, в связи с ее выступлением на «женском дне». Подробностей никаких не знаю, получил за это время от Веры только коротенькое письмо и открытку… Вера имеет свидания с сестрой, та сидит в новой женской тюрьме, вот и все, что я знаю. При таких условиях я затрудняюсь переслать Ваше письмо, тем более, что не все мои письма дошли до Веры, а ее письма с подробностями я так и не получил еще, хотя оно должно было давно прийти.

Напишите мне, пожалуйста, может ли Ваше письмо ждать, пока я проверю один адрес, или вы желаете получить его назад.

Крепко жму вашу руку. В. М.».

Начало первой мировой войны застало Менжинского в Париже. Здесь он собственными глазами мог наблюдать предательство французских социалистов, которое он предсказывал в беседе с Мануильским задолго до начала войны – 23 июля (3 августа) французские социалисты – депутаты парламента проголосовали за военные кредиты правительству. Точно так же поступили германские, австро-венгерские и бельгийские социалисты. За два дня до голосования военных кредитов во французском парламенте наемным агентом реакции был убит пламенный противник империалистической войны Жан Жорес. Вместе с другими русскими эмигрантами Менжинский шел за гробом Жореса, провожая его в последний путь на кладбище Пер-Лашез.

Социал-шовинистический угар охватил не только французских, но и русских социал-эмигрантов. Меньшевик Плеханов и скатившийся в болото меньшевизма Алексинский, эсер Савинков и его друзья оказались в одном лагере с буржуазией и европейскими социал-предателями. Этот шовинистический угар захватил даже я некоторых эмигрантов-большевиков.

Вячеслав Менжинский с первого дня войны занял интернационалистическую позицию и в дальнейшем целиком и полностью разделял ленинскую тактическую линию по вопросам войны и мира. Резко, со свойственным ему остроумием высмеивал Менжинский оборонцев, ¦ в частности Плеханова, заявляя, что он читатель, но не почитатель Плеханова.

Жизнь в эмиграции была вообще тяжелой, полной лишений и невзгод. Но особенно тяжелой, и морально и материально, она стала во время войны. Вести с родины, отделенной от Парижа фронтами, вести от родных приходили редко. Чтобы иметь средства к существованию, какой-нибудь заработок, Менжинский в 1915 году поступил на работу во французский частный банк «Лионский кредит».