Текст книги "Коротков"

Автор книги: Теодор Гладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)

Решено было также, что Коротков из оперативных сумм, кстати, не таких уж и значительных, купит новому другу (вернее, оплатит стоимость) венчальные кольца в качестве свадебного подарка.

Казалось бы, события развиваются в выгодном для советского разведчика направлении. И тут вдруг грянул гром…

Легальный резидент ИНО в Париже встретился с одним из своих информаторов, работающих в отделе наркотиков «Сюрте женераль» – так называлась французская контрразведка. Это был тот самый агент, который в свое время передал советской разведке копии полицейских протоколов о похищении 26 января 1930 года главы РОВС генерала Александра Кутепова и ходе расследования этого акта.

Сейчас агент сообщил: «Сюрте» стало известно, что в Сорбонне учится студент-чехословак, который на самом деле является русским разведчиком. «Сюрте» подобрало молодого сотрудника, способного сойти за студента, и поручило ему записаться на курс антропологии университета, чтобы сойтись с подозреваемым.

Нет, ни «Швед», ни сам «Длинный» не допустили какой– либо ошибки, которая навела контрразведку на правильный след. О наличии в Сорбонне русского псевдостудента «Сюрте» поставил в известность ее агент, внедренный во Французскую компартию. От кого информация попала к провокатору, агент не знал. Это остается неизвестным и по сей день.

Резидент ИНО незамедлительно сообщил информацию в Центр, который, в свою очередь, тут же предупредил «Шведа» об опасности. Из-за предательства лжекоммуниста французская контрразведка могла арестовать и Короткова (пока он не приступил к вербовке «Пьера», у нее не имелось доказательств его разведывательной деятельности), и выйти на след «Шведа», а там и связанных с ними агентов-французов.

По распоряжению Центра «Швед» выехал в Швейцарию, а оттуда в Вену. Здесь его ожидало новое назначение в Англию. Ему предстояло участвовать в создании знаменитой «Кембриджской» сети советской разведки.

Александр Коротков был также, пока не поздно, выведен в другую страну, откуда затем благополучно вернулся на Родину.

ДОМОЙ. НЕНАДОЛГО…

За время отсутствия Александра Короткова на Лубянке произошли события, которые очень скоро роковым образом скажутся на судьбах миллионов людей и еще долгие годы будут неумолимо калечить великую страну, приближая тем самым ее распад в девяносто первом…

10 мая 1934 года на даче под Москвой от тяжелого сердечного приступа скончался председатель ОГПУ СССР Вячеслав Менжинский. В последнее время, уже неизлечимо больной, он фактически отошел от дел. Но все же… Его смерть стала своего рода рубежом, водоразделом, за которым началось откровенное превращение большей части чекистского аппарата в центре и на местах в бездушную, безжалостную репрессивную машину политической полиции.

Не случайно всего лишь через два месяца после смерти Менжинского ОГПУ было упразднено. 10 июля 1934 года на его базе постановлением Центрального Исполнительного Комитета СССР был образован чудовищный монстр – Народный комиссариат внутренних дел – НКВД СССР. Наркомом НКВД был назначен Генрих Ягода.

В состав НКВД кроме чекистских управлений бывшего ОГПУ вошли, скажем, не только рабоче-крестьянская милиция, но даже загсы и лесная охрана. В состав Главного управления лагерей – ГУЛАГ НКВД из наркомата юстиции РСФСР были переданы все дома заключения, изоляторы, исправительно-трудовые колонии. Так завершилось формирование пресловутого «Архипелага»…

Для осуществления внесудебной расправы в составе НКВД (как и ранее в ОГПУ) было образовано Особое совещание – ОСО. Оно имело право определять наказание в виде ссылки или заключения в лагерь сроком до пяти лет. Затем полномочия ОСО расширили – оно могло осуждать уже на срок до восьми лет, еще позднее – вплоть до зловещей аббревиатуры ВМН – высшей меры наказания, то есть расстрела. Ответственным секретарем ОСО был по совместительству назначен Секретарь НКВД СССР Павел Буланов.

Оперативно-чекистские подразделения, отделы Особый (ОО), Секретно-политический (СПО), Иностранный (ИНО), Оперативный, Специальный, Учетно-статистический, Транспортный (ТО), а также Экономическое управление (ЭКУ) были объединены в Главное управление государственной безопасности – ГУГБ НКВД СССР. Формально работой ГУГБ руководил сам нарком, а фактически – первый замнаркома Яков Агранов.

Произошли изменения и в Иностранном отделе. В мае 1935 года его руководитель Артур Артузов окончательно перешел на должность заместителя начальника Разведывательного управления Красной Армии. Новым начальником ИНО стал Абрам Слуцкий, его первым заместителем – Борис Берман, вторым – переведенный с Украины Валерий Горожанин.

В том же 1934 году с большой помпой прошел XVII съезд ВКП(б), официально названный красиво и гордо – «Съезд победителей». В историю, однако, он вошел как «Съезд расстрелянных». И в самом деле, спустя некоторое время из 1966 делегатов съезда репрессиям подверглись 1108, причем подавляющее большинство арестованных – казнены. В частности, все до единого расстреляны делегаты, избранные на съезд от партийных организаций органов НКВД.

Закончился год страшно: 1 декабря в коридоре Смольного в Ленинграде был убит Сергей Киров, возглавлявший ленинградскую партийную организацию, человек, которого прочили по меньшей мере на вторую роль в иерархии ВКП(б), а многие коммунисты и на первую. Полная ясность в обстоятельства его гибели не внесена и по сей день. Большинство исследователей убеждены, что злодейский выстрел организовали тамошние чекисты по прямому или намеком данному приказу Сталина. Меньшая часть историков (а также и автор) полагают, что теракт совершил одиночка – озлобленный, с неуравновешенной психикой неудачник Леонид Николаев. Но Сталин с изощренным искусством использовал эту трагедию в своих целях – для развязывания Большого террора. Убивать Кирова из опасений перед возможным конкурентом на пост генсека Сталину было просто ни к чему. На самом деле Киров об этом кресле и не помышлял. Более того, он был одним из самых преданных Сталину лично членов ЦК и вообще всего тогдашнего высшего руководства.

Но Киров был невероятно, как никто другой из того же высшего эшелона, популярен и в партии, и в народе. Будучи, разумеется, твердокаменным большевиком, Киров отличался подлинным демократизмом, простотой, доступностью, человеческим обаянием, всем тем, что ныне называется харизмой. Его не только уважали в массах, но и по-настоящему любили. Характерно, что после Ленина его единственного в народе по-народному же называли лишь по отчеству: «Мироныч». Убийство никакого другого члена Политбюро или секретаря ЦК не вызвало бы в народе столь искреннего взрыва горя и негодования. Это и позволило Сталину немедленно ввести в действие беспрецедентный по своей жестокости и беззаконию «закон» о терроре: рассмотрение дела в десятидневный срок, слушанье в отсутствие прокурора и защиты, запрещение обжалования. Наконец – приведение приговора в исполнение немедленно по вынесении.

Позднее это постановление ЦИК СССР (которое в спешке даже не успел подписать номинальный его председатель Михаил Калинин, но лишь секретарь – Авель Енукидзе) было распространено и на некоторые другие «преступления контрреволюционного характера».

Уже в первые несколько недель действия этого драконовского документа были репрессированы несколько сот человек, никакого отношения к убийству Кирова не имеющих. Поначалу террор чекистов не коснулся. Начальник Ленинградского управления Филипп Медведь, его первый заместитель, в прошлом сотрудник ИНО Иван Запорожец, еще несколько руководящих работников управления «за халатность» были приговорены к двум-трем годам заключения, но и те не отбыли, а были посланы на чекистские должности в дальние лагеря. Однако через несколько лет всех их расстреляли.

В сентябре 1935 года в Красной Армии и Военно-Морском Флоте, а затем во внутренних и пограничных войсках были введены персональные воинские звания вместо существовавших дотоле должностных (вроде комвзвода, комполка и тому подобных, меняющихся при каждом перемещении командира по службе). Месяцем позже персональные специальные звания были установлены также и для кадровых сотрудников органов госбезопасности, а также милиции.

Установлены были и новые знаки различия: довольно запутанные комбинации треугольничков и звездочек на обоих рукавах – серебристых и золотистых. Это приводило ко множеству недоразумений. Чтобы избежать их, в конце концов для сотрудников госбезопасности ввели те же знаки различия в петлицах – эмалевые треугольники, квадраты («кубари»), шпалы и ромбы, что и в РККА. Чтобы отличать все-таки их от армейцев, установили дополнительные эмблемы на обоих рукавах выше локтя: овальные нашивки с изображением меча клинком вниз и скрещенных серпа и молота. Тогда же сотрудники госбезопасности получили свои печально знаменитые фуражки со светло-синим верхом и краповым околышем.

Специальные звания сотрудников госбезопасности были на две ступеньки выше одноименных в РККА.

Звание сержанта[15]15
  В Красной Армии сержантские звания были учреждены для младшего комсостава лишь в ноябре 1940 года.


[Закрыть] госбезопасности соответствовало званию лейтенанта РККА (два «кубаря» в петлицах).

Младшего лейтенанта ГБ – старшего лейтенанта РККА (три «кубаря»).

Лейтенанта ГБ – капитана РККА (одна шпала).

Старшего лейтенанта ГБ – майора РККА (две шпалы).

Капитана ГБ – полковника РККА (три шпалы).

Майора ГБ – комбрига РККА (один ромб).

Старшего майора ГБ – комдива РККА (два ромба).

Комиссара ГБ третьего ранга – комкора РККА (три ромба).

Комиссара ГБ второго ранга – командарма РККА второго ранга (четыре ромба).

Комиссара ГБ первого ранга – командарма первого ранга (четыре ромба и звездочка).

Наркому НКВД Генриху Ягоде было присвоено звание Генерального комиссара государственной безопасности, приравненное к званию Маршала Советского Союза. Петлицы Генерального украшали большие шитые золотом звезды. Как у маршалов.

Рассказ о званиях сотрудников НКВД следует завершить в одном месте. В 1939 году в Красной Армии было введено дополнительное воинское звание «подполковник», полковники получили в петлицы по четвертой шпале. В НКВД дополнительного звания не ввели. 9 февраля 1943 года были учреждены новые знаки различия – погоны. Звания офицеров в армии и органах госбезопасности решено было унифицировать. Сотрудники ГБ от сержанта до капитана включительно получили звания от лейтенанта до подполковника ГБ включительно. Майоры ГБ стали именоваться полковниками госбезопасности. Позднее обязательная приставка «госбезопасности» после звания была отменена. Старшие майоры ГБ, как правило, стали именоваться «комиссарами госбезопасности» (просто, без ранга). Все комиссары госбезопасности носили погоны, сходные с генеральскими, соответственно с одной, двумя, тремя и четырьмя звездочками. Генеральный комиссар госбезопасности получил погоны, сходные с маршальскими. В июле 1945 года все комиссары получили генеральские звания, от генерал-майора до генерала армии соответственно. Наркому НКВД, Генеральному комиссару госбезопасности СССР Берии было присвоено звание Маршала Советского Союза…

Постановление ЦИК от 1 декабря 1934 года общеизвестно, оно было опубликовано и «встречено всеобщим одобрением трудящихся». Но мало кто знает и сегодня, что в мае 1935 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) была образована Особая комиссия по борьбе с «врагами народа». В нее вошли секретари ЦК ВКП(б) А. Жданов и И. Ежов, новый Прокурор СССР А. Вышинский, секретарь Комиссии партийного контроля М. Шкирятов, а также выдвиженец Н. Ежова и его преемник на посту заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК Г. Маленков. Уже один этот факт свидетельствует, что инициативной, направляющей силой наступившей эры Большого террора была сама правящая коммунистическая партия, а органы НКВД, при кажущемся всемогуществе, лишь ее исполнительным механизмом. Примечательно, что аресты некоторых очень уж высокопоставленных деятелей происходили непосредственно в помещении ЦК партии, даже в кабинете Маленкова.

Более того, уже после войны в Москве был построен отдельный корпус при тюремном комплексе «Матросская тишина» под партийную тюрьму. Допросы в этой особо секретной тюрьме проводили не сотрудники МГБ, а так называемые партследователи[16]16
  В этом корпусе, в частности, содержались арестованные в августе 1991 года члены пресловутого ГКЧП.


[Закрыть].

Александр Коротков, как и тысячи рядовых чекистов, понятия не имел о существовании этой комиссии, тем более не мог сознавать, что стоит за данным новообразованием. Но Генрих Ягода, первый из трех Генеральных комиссаров государственной безопасности, не мог этого не понимать. Однако и он не в состоянии был предвидеть, что оно означает и его собственный неизбежный и близкий конец. Дело в том, что Ягода, стаж пребывания в ВКП(б) которому засчитывался с декабря 1907 года, далеко не всегда и во всем разделял взгляды могущественного секретаря ЦК И. Сталина. По свидетельству современников, ему гораздо более импонировали некоторые идеи Бухарина. В частности, Ягода с явным неодобрением относился к тому, что органы ОПТУ привлекались к самому активному участию в раскулачивании и коллективизации сельского хозяйства. Разумеется, он добросовестно выполнял все, что от него требовало высшее руководство, но недостаток личного рвения не остался незамеченным «вождем народа». Такое не прощалось никогда и никому. Потому неслучайно Ягода в качестве уже подсудимого был выведен на один процесс именно с Бухариным, а не, скажем, с военными, хотя это было бы «логичнее».

Введение персональных званий сыграло во многих отношениях положительную роль. Сотрудники приобрели в собственных глазах дополнительный вес. Перемещения по службе, особенно повышения, стали более обоснованными и осмысленными. К тому же материальное обеспечение каждого чекиста становилось более прочным – оно было напрямую связано прежде всего с постоянным званием, а не только с занимаемой должностью.

Новый начальник ИНО Абрам Слуцкий получил звание комиссара госбезопасности второго ранга. Его предшественник на этом посту Артур Артузов в связи с переходом в наркомат обороны получил установленное для высшего военно-политического состава РККА звание корпусного комиссара, равное званию комкора.

Очень странно, что не сохранилось сведений о первых аттестациях Александра Короткова (процесс первичной аттестации сотрудников в Центре и на местах, естественно, затянулся на несколько месяцев, в связи с этим в Москву и из Москвы на периферию шли настоящие потоки бумаг). В документах 1939 года он упоминается уже как лейтенант госбезопасности, что, как уже было сказано, приравнивалось к званию капитана в РККА.

Меж тем все большее внимание советской разведки и контрразведки привлекали события в Германии. Подавив в кровавую «Ночь длинных ножей» 30 июня 1934 года возможную оппозицию со стороны радикального крыла штурмовиков, точнее, попросту вырезав несколько тысяч самых горластых во главе с Эрнстом Ремом, Гитлер затем успешно решил проблему безработицы за счет усиленного строительства знаменитых автобанов (автострад) и восстановления, вернее реанимации (в ходе войны она вовсе не была разрушена) военной промышленности. Получив многомиллионные заказы, «бароны» и «капитаны» пушечной индустрии воспряли духом и мигом простили Гитлеру сомнительное происхождение, социальную демагогию, плохо сшитый и еще хуже сидящий фрак и вообще дурные манеры. Точно так же большинство генералов встрепенулись, словно старые боевые кони, заслышавшие призывный зов трубы, забыли о ничтожном ефрейторском звании рейхсканцлера, которому предстояло стать вскоре их верховным главнокомандующим. В их ушах уже звучал воинственный клич «Дранг нах…». Правда, куда именно «дранг» – на Запад или Восток, – еще не было уточнено…

Еще 1 октября 1934 года Гитлер подписал секретный приказ об увеличении численности армии и начале строительства военно-морского флота.

1 марта 1935 года по итогам плебисцита с предрешенным результатом (более 90 % голосов – «за») Саарская область была присоединена к рейху.

9 марта последовало официальное уведомление о создании военно-воздушных сил Германии – люфтваффе.

В субботу 16 марта 1935 года Гитлер издал закон о введении в Германии всеобщей воинской повинности и создании армии, состоящей из 36 полновесных дивизий (12 корпусов) общей численностью в 550 тысяч человек!

В воскресенье, 17 марта, в стране отмечался «День памяти героев», таким образом новый закон для большинства немцев стал праздником, символизирующим восстановление «национальной чести». Вечером этого дня в помещении берлинского оперного театра состоялось торжество. Сцену украшали знамена воинских частей и огромное изображение черно-серебряного «Железного креста». Гитлер сидел рядом с фельдмаршалом Августом фон Макензеном – последним, остававшимся в живых фельдмаршалом германской кайзеровской армии.

А что же западные державы-победительницы – Англия и Франция, больше других, казалось бы, заинтересованные в доскональном соблюдении Германией Версальских соглашений, столь нагло попираемых? Они, разумеется, гневно протестовали. Но дальше дипломатических демаршей дело не пошло. И уж совершеннейшим плевком в их сторону стала специально отчеканенная в Германии памятная серебряная медаль в честь вышеназванного исторического события.

26 июня Гитлер ввел в стране обязательную трудовую повинность. Значение этого шага до сих пор не оценено в должной мере. Считается, что она в первую очередь была направлена на воспитание молодежи в нацистском духе и ликвидацию безработицы. Это верно. Однако без трудовой повинности невозможно было бы быстро и эффективно построить те же автобаны, имеющие первостепенное военно-стратегическое значение, аэродромы, полигоны и прочие военные объекты.

17 января 1936 года рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Пауль Иозеф Геббельс выступил с большой речью, в ходе которой бросил ставшую крылатой фразу: «Мы можем обойтись без масла, но, несмотря на всю нашу любовь к миру, не можем обойтись без оружия!» В сокращенном несколько виде сей лозунг очень скоро стал звучать еще более выразительно: «Пушки вместо масла!»

Наконец, 7 марта одним росчерком пера Гитлер аннулировал Локарнские договоры и ввел войска в Рейнскую демилитаризованную зону. Версальский договор отныне сохранял разве что исторический интерес. Из разряда действующих международных документов всемирного значения он перешел в разряд музейных редкостей.

Абрам Слуцкий был далеко не худшим руководителем советской разведки. Он прекрасно понимал, что необходимо радикально усилить позиции разведки в нацистской Германии, которую, кстати, знал не только по донесениям, поскольку и сам достаточно долго работал в этой стране. В число кандидатов на направление в Берлин попал и Александр Коротков.

Парадоксально, но факт: хотя большую часть времени в своей первой загранкомандировке «Длинный» провел во Франции, но почему-то немецким он овладел в гораздо большей степени, нежели французским. (Подмечено и обратное явление: немцы говорят по-русски заметно лучше, чем французы. Почему – непонятно.) Помощь жены, похоже, тут ни при чем: Мария Борисовна владела обоими языками свободно в равной степени.

Учтя все обстоятельства, руководство весной 1936 года приняло решение направить Короткова вместе с семьей в длительную командировку в Германию. По тогдашней обычной практике, служебный паспорт был ему выдан на имя Владимира Петровича Коротких. Должность-прикрытие – сотрудник представительства Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР. О том, насколько успешно справлялся Коротков-Коротких со своими официальными обязанностями, можно судить по курьезному случаю, происшедшему уже в послевоенные годы.

На каком-то большом приеме в Москве один из отраслевых министров, бывший в предвоенный годы часто и подолгу в Германии, с изумлением узнал в генерале госбезопасности… экономиста представительства того самого Наркомтяжпрома, в котором сам работал в немалой должности.

– И ведь никаких претензий к вам как к экономисту у меня тогда не было, уважаемый Владимир Петрович, – поспешил заверить министр.

– Александр Михайлович, с вашего позволения, – с улыбкой поправил Коротков собеседника.

В СТОЛИЦЕ «ТРЕТЬЕГО РЕЙХА»

Теплым апрельским вечером Владимир Петрович Коротких высадился на вокзале Фридрихштрассе в Берлине. На перроне его встретил шофер торгпредства и отвез в общежитие для сотрудников на Гейзебергштрассе. Собственно говоря, массивное многоэтажное здание, которому повезло пережить Вторую мировую войну, было типичным для этого города доходным жилым домом с отдельными, естественно, квартирами. «Общежитием» оно называлось, должно быть, потому, что населяли его только работники советских учреждений. Коротких Владимиру Петровичу как человеку семейному (Мария с ребенком приехала несколько позже) выделили здесь двухкомнатную квартиру. Само торгпредство располагалось почти рядом – на Литценбергерштрассе. Это двухэтажное, но достаточно солидное здание хорошо знали многие представители деловых кругов страны. Посетителей здесь каждодневно всегда бывало куда больше, нежели в комплексе зданий полпредства СССР на Унтер-ден-Линден, 63.

Полпредство СССР в Берлине, в левом крыле второго этажа которого размешалась резидентура, было сооружением примечательным во многих отношениях, хотя считать его шедевром архитектуры нельзя было даже с большой натяжкой. От Бранденбургских ворот его отделяло ровно триста метров. Трехэтажный фасад главного здания с тринадцатью окнами выходил на красную линию главной официальной улицы Берлина. В городе была еще одна «главная», но уже торговая улица – Курфюрстендам, или, сокращенно, «Кудам». Здесь находились фешенебельные магазины, рестораны, кинотеатры и разнообразные увеселительные заведения.

Если идти от Бранденбургских ворот к главной водной артерии столицы – реке Шпрее и площади Александрплац, то полпредство располагалось по правой стороне Унтер-ден-Линден, почти сразу за перекрестком с правительственной Вильгельмштрассе, где находилась рейхсканцелярия Гитлера и многие важные министерства. На этом же перекрестке был и знаменитый отель «Адлон» с его «Шепчущим фонтаном», «Зимним садом Гете» и прочими чудесами, в котором останавливались самые важные и богатые гости «третьего рейха». Ни для кого в Берлине не было секретом, что каждый номер этой роскошной гостиницы, каждый столик в его ресторане и барах прослушивается и просматривается гестапо.

С этой стороны к советскому полпредству примыкал более скромный по размерам, но также фешенебельный отель «Бристоль», с другой – большой магазин. Длинный фасад основного здания был окрашен в бледно-зеленый цвет, в этом здании находились парадные залы для приемов, в том числе изумительной красоты «Мраморный зал».

Параллельно главному зданию стояли еще два, и справа – третье, соединяющее их. Таким образом, внутри комплекса имелось два небольших дворика, соединенных воротами. Во втором дворике находился гараж. Третье, четырехэтажное здание задней глухой стеной выходило на Беренштрассе. В нем были квартиры, в которых жили в основном технические сотрудники полпредства.

В комплекс вели единственные прочные ворота со стороны Унтер-ден-Линден с врезанной в них калиткой для посетителей. Никто не мог войти в полпредство, минуя дежурного коменданта. На стене возле калитки имелся объемистый ящик для почты. Никакого забора или изгороди не было и в помине, поэтому ни одна живая душа не могла проникнуть в полпредство или, наоборот, покинуть его незамеченной. Это обстоятельство способствовало тому, что немецкие спецслужбы могли легко контролировать всех посетителей советского полпредства, а также выход в город и возвращение его сотрудников.

Здание на Унтер-ден-Линден когда-то принадлежало сестре короля Фридриха Великого принцессе Амалии Прусской. Затем оно неоднократно меняло владельцев. Россия купила это здание у герцогини Дино вместе «с инвентарем, трюмо, шкафами, столами и домашней утварью» за немалые по тем временам (в 1837 году) деньги: 105 тысяч талеров. По приказу императора Николая I в Берлин на 146 подводах доставили русскую землю и рассыпали во дворе под строящуюся посольскую православную церковь. Перестраивал здание и возводил храм архитектор с «пахучей» фамилией Кноблаух, что в переводе на русский означает «чеснок»[17]17
  Во время Второй мировой войны здание было разрушено. Затем развалины разобрали, и на этом месте было возведено помпезное здание посольства СССР в ГДР. Ныне – посольство Российской Федерации в ФРГ.


[Закрыть].

Существует классический метод, с помощью которого (как и некоторых других) контрразведка устанавливает разведчиков-легалов. Она тщательно фиксирует всех иностранных граждан, не являющихся дипломатами или техническими сотрудниками посольства, слишком часто посещающих свое представительство, особенно по выходным дням. (Известно, что легальная резидентура всегда находится в здании посольства.) Заподозренных лиц контрразведка берет «под колпак»: устанавливает за ними наружное наблюдение, устраивает в квартирах негласные обыски, выявляет круг знакомств, наводит о них справки через свои резидентуры на родине иностранца, перлюстрирует почту и так далее.

Коротков-Коротких, естественно, был прекрасно осведомлен об этой рутинной практике и потому без нужды и повода на Унтер-ден-Линден не появлялся. С нужным ему сотрудником резидентуры он всегда мог спокойно встретиться в клубе советской колонии на Потсдаммерштрасее. Здесь регулярно устраивались просмотры советских кинофильмов, концерты наших же артистов, просто товарищеские вечера.

Наконец, в Берлин тогда часто наезжали делегации ответственных сотрудников Наркомптяжпрома – вплоть до заместителей наркома, директора и главные инженеры крупных предприятий и строек, видные специалисты. В числе сопровождающих их лиц по тогдашней практике обязательно присутствовал кто-нибудь из московских коллег Короткова. Так что поддерживать связь со своими особой проблемы (разумеется, соблюдая все же меры предосторожности) не составляло.

Первым легальным резидентом в Германии – тогда совместно от ИНО и военных – был сотрудник Разведупра РККА Артур Сташевский. Его вскоре сменил опытный работник уже ОГПУ Бронислав Бортновский, участник ликвидации знаменитого заговора главы британской миссии Брюса Локкарта. При этом Бортновский был ранен. Впоследствии он стал заместителем начальника Разведупра.

Следующим резидентом в Берлине был Алексей Логинов (Бустрем), когда-то до революции сидевший на каторге вместе с Михаилом Трилиссером. Фактически он, как и его предшественники, находясь в Берлине, собирал информацию, важную для советского руководства о многих европейских странах – от Польши до Турции.

Красноречивы даже чисто количественные показатели тогдашней активности берлинской резидентуры, в которой и работало-то всего восемь человек. Только в 1927 году она передала в Москву почти пять тысяч материалов, из них свыше тысячи было направлено высшему руководству страны, а сто сорок семь лично Сталину.

В конце 1929 года резидентом в Берлине стал один из выдающихся советских разведчиков Николай Самсонов. У него и внешность была примечательная: длинное, сужающееся книзу лицо, такой же длинный, изогнутый книзу нос, пронзительный взгляд глубоко посаженных глаз и огромный куполообразный лоб, который казался еще выше из-за ранней лысины. До Берлина Самсонов успешно работал в Эстонии, Латвии, той же Германии, Турции и Чехословакии. При Самсонове резидентура сумела овладеть рядом политических и дипломатических документов первостепенной важности, в частности, о явно наметившейся тенденции правящих кругов Германии к отходу от Рапалльских соглашений. Зафиксированы были серьезные успехи в продвижении к власти нацистской партии во главе с Адольфом Гитлером[18]18
  Все названные выше советские разведчики были расстреляны в годы Большого террора.


[Закрыть].

Молодой, красивый, обаятельный, умный Борис Берман был любимцем женщин и сослуживцев. К тому же энергичен и удачлив. Именно он, в связи с изменившейся (в худшую для СССР сторону) обстановкой в Германии, успешно провел перестройку работы резидентуры, осуществил ряд ценных и перспективных вербовок. Центр тогда справедливо отмечал: «Мы имеем весьма ценное агентурное и документальное освещение внешней политики германского правительства… Кроме политической информации нами регулярно получается информация о деятельности германской разведки, проводимой через МИД, с указанием конкретных лиц, ведущих эту работу». Берман был заслуженно выдвинут на должность заместителя начальника ИНО. Ему присвоили высокое звание комиссара госбезопасности третьего ранга. Потом назначили наркомом НКВД Белоруссии…

«Это уже был совсем другой человек – дьявол, вырвавшийся из преисподней и распространяющий вокруг себя смерть…» – так в тюремной камере говорил преемник Бермана на посту наркома НКВД БССР Алексей Наседкин (сам виновный во многих преступлениях) знаменитому разведчику Дмитрию Быстролетову, чудом уцелевшему в мясорубке Большого террора. За какой-то год Берман, действительно осатаневший от крови и страха, расстрелял в Белоруссии восемьдесят тысяч человек… Потом расстреляли и его самого, как и старшего брата Матвея…[19]19
  Старший Берман – Матвей Давидович, комиссар госбезопасности третьего ранга много лет являлся начальником ГУЛАГа, одно время совмещал эту должность с постом замнаркома НКВД. Арестован в должности наркома связи и расстрелян в 1939 году.


[Закрыть]

После Бермана резидентом в Берлине работал Борис Гордон («Рудольф»)[20]20
  Б. Гордон был расстрелян в «особом порядке» в один день и час 21 августа 1937 года вместе с А. Артузовым и еще пятью видными разведчиками.


[Закрыть], при котором развернулось полнокровное сотрудничество с одним из двух самых знаменитых руководителей советской агентурной сети в Германии – «Балтийцем», но об этом также речь еще впереди.

Следует указать, что помимо резидентов по собственно германской линии одно время в Берлине работал и Абрам Слуцкий – в качестве координатора всей деятельности советской разведки в Западной Европе.

В предвоенные годы в Германии действовала целая плеяда (иначе не назовешь) блестящих советских разведчиков: бывший поручик и эсер Николай Крошко («Кейт»), сумевший обезвредить опасную белогвардейскую организацию, во главе которой стоял бывший начальник врангелевской разведки и контрразведки действительный статский советник[21]21
  Звание четвертого класса по дореволюционной табели о рангах. Соответствовало чину генерал-майора в армии.


[Закрыть] Владимир Орлов, Бертольд Ильк («Беер»), создавший первую в истории ИНО нелегальную резидентуру с центром в Берлине и охватывающую своей агентурной сетью Белград, Софию, Бухарест, Варшаву, Ригу, Таллинн, Каунас, Хельсинки, Париж, Лондон, нелегальный резидент в Берлине Карл Гурский («Монгол»), супруги Василий и Елизавета Зарубины и многие другие. Не менее внушительно выглядел список и находившихся в Германии «соседей» – военных разведчиков.

(Забавная деталь – Коротков узнал о ней лишь много лет спустя: немецкие коммунисты, связанные с советскими спецслужбами, называли политическую разведку ИНО «Кларой», а военную – «Гретой».)

Самой влиятельной фигурой в довольно многочисленной тогда уже советской колонии в Берлине был торгпред СССР – некто Давид Канделаки, он пользовался даже большим весом, нежели полпред Яков Суриц. О причине этого влияния Коротков узнал лишь спустя много лет. Дело в том, что через посредство президента Рейхсбанка и одновременно рейхсминистра экономики Ялмара Шахта Канделаки поддерживал сверхсекретные контакты Сталина (они были лично знакомы еще по Кавказу) с высшим руководством Германии, включая самого Гитлера. «Доверие» вождя дорого обошлось торгпреду: после одного из конфиденциальных докладов в Москве Сталину он был расстрелян. Такая же участь постигла и Бориса Гордона, также причастного, хотя и в гораздо меньшей степени, к этим контактам.