Текст книги "Умный, сексуальный, молчаливый (ЛП)"
Автор книги: Тэмми Фолкнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Логан
У меня болит каждый миллиметр тела. Я шевелю большим пальцем ноги и стараюсь поднять руку, но не могу. Поморгав, открываю глаза и смотрю прямо перед собой. Посмотреть направо или налево охренеть как больно. Перед глазами двигаются какие-то фигуры, но они слишком размыты. Не могу ничего разобрать. Я закрываю глаза и снова погружаюсь в темноту. И я рад ей, потому что, когда темно, боли нет.
Эмили
Кто-то трясёт меня за руку.
– Эм, – произносит тихий голос. Затем он становится более настойчивым: – Эмили!
Я стараюсь стряхнуть эти звуки, словно они паутина на моём лице, но безуспешно.
– Эмили, просыпайся, мать твою!
Я, поморгав, открываю глаза и вижу перед собой Мэта.
– Он очнулся, – говорит Мэт и ухмыляется.
Я отбрасываю волосы со лба.
– Что? – Мне всё ещё тяжело соображать.
– Эм, он только что пошевелился, – говорит Мэт. Он чуть с ума не сходит от счастья. Стянув с меня одеяло, Мэт берёт мою руку и поднимает на ноги. – Иди поговори с ним, а мне нужно позвонить Полу.
Парни по очереди дежурят со мной в больнице. В палате одновременно разрешено находиться только двум людям, а я ни за что не уйду. Пол, Мэт и Сэм, похоже, не против. Они по очереди ходят домой, присматривают за Хайли, но кто-то из них всё время здесь, со мной.
Я медленно подхожу к краю кровати и смотрю на лежащего Логана.
– Он не очнулся, – говорю я через плечо. Но Мэт уже ушёл. Я снова смотрю вниз и вижу, как ресницы Логана едва заметно подрагивают.
– Логан! – кричу я, что само по себе глупо – ведь он не может меня слышать.
Присев на краешек кровати, я беру его руку в свою. И вижу, как двигаются его веки. Смотрю на ноги – он шевелит большим пальцем. Но его глаза закрыты, и он по-прежнему лежит неподвижно. Слишком неподвижно.
В палату вбегает доктор, поднимает Логану веки и светит ему в зрачки. Я вижу, как Логан вздрагивает.
– Он скоро очнётся? – спрашиваю я у врача и, задержав дыхание, жду ответа.
Губы доктора сжимаются в тонкую линию.
– Возможно.
Возможно. Одного этого слова уже достаточно, чтобы внутри меня зацвела надежда. Я отступаю с дороги доктора. Медсестра осторожно берёт меня за плечи и отодвигает к стене.
В палату заходит Мэт.
– Я позвонил Полу и Сэму. Они уже едут.
Я киваю. А сама не могу оторвать глаз от Логана. Он пошевелился. Я и подумать не могла, что когда-нибудь снова увижу, как он двигается.
У Логана ужасная черепно-мозговая травма. Он перенёс операцию, которая уменьшила давление на мозг, но у него ещё и несколько внутренних повреждений. Он остался без селезёнки, правая нога сломана. Ему наложили гипс. Почти всё его тело покрыто синяками.
Я смотрю на Мэта, и его взгляд, как и мой, полон надежды.
– С ним всё будет хорошо, ведь правда? – спрашиваю я.
Мэт кивает и притягивает меня к груди.
– Конечно, – выдыхает он, потом наклоняется ко мне и принюхивается. Затем начинает театрально шептать: – Раз уж он вот-вот очнётся, может, ты всё-таки сходишь, блин, в душ? От тебя воняет.
Я отодвигаюсь от него.
– Нет.
– Эм, у тебя дерьмовый вид, – дразнится Мэт. Он ерошит мои волосы, но мне плевать. Хотя у меня действительно дерьмовый вид. Я поднимаю руку и нюхаю себя. Да, точно воняю. Нельзя, чтобы Логан увидел меня такой.
Через несколько минут в палату входят Пол и Сэм. Пол несёт холщовую сумку с моими вещами.
– Слава богу, – не устаёт дразниться Мэт. Он поворачивает меня в сторону ванной и указывает на дверь. – Иди-ка прими душ. Нельзя, чтобы он очнулся и увидел тебя в таком виде.
Я киваю.
– Хорошо.
Когда я прохожу мимо Сэма, он принюхивается ко мне и зажимает нос.
– От меня не настолько плохо пахнет, – ворчу я.
Он морщится.
– Вообще-то, так и есть.
– Ну и ладно! – говорю я. – Я иду в душ. – Потом показываю пальцем на всех троих. – А потом заставлю вас пожалеть.
– Я буду жалеть, если ты не помоешься, – бормочет Пол, но улыбается.
Я захожу в ванную и встаю под маленький душ. Мне не много надо – только смыть с себя неприятный запах после четырёх дней ожидания в больнице. Я быстро одеваюсь и расчёсываю волосы. Вернувшись, вижу троих братьев, глядящих на Логана. Губы Мэта двигаются, произнося слова молитвы, но я едва могу их разобрать.
– Как вы можете молиться без меня! – возмущаюсь я и протискиваюсь к ним в круг. Мэт читает молитву за выздоровление Логана. И я тоже.
Логан
Меня резко вырывает из темноты, когда кто-то начинает тянуть меня за большой палец на ноге. По ступне скользят чьи-то пальцы, и я трясу ногой, чтобы сбросить их. Когда мы были детьми, Пол дёргал меня за пальцы. Он хватал меня за лодыжку, крепко держал и дёргал за пальцы, пока они не щёлкали. Было не больно, но чертовски раздражало. И теперь я ощущаю точно такое же раздражение. А мне так нравится быть в темноте. В темноте нет боли.
Я чувствую резкую боль в руке, а потом словно куда-то плыву. Боль отступает, и я ощущаю, как кто-то развязывает меня. Постепенно открывая глаза, чтобы посмотреть, куда я уплыл, вижу Эмили. Открываю рот, чтобы сказать, как, чёрт побери, я счастлив её видеть. Но она становится размытым пятном, и мне приходится долго моргать, чтобы её стало чётче видно. Я пытаюсь заговорить, но не могу. В горле пересохло, из меня не выходит ни звука. А потом я вспоминаю, что глухой. Что не могу слышать собственный голос. Особенно без слуховых аппаратов. Они куда-то делись.
Где я? Не помню, как тут оказался. Но на меня смотрят Пол, Мэт и Сэм. Сэм плачет, и Пол обнимает его. Я могу читать по его губам. Что-то о том, чтобы перестать быть бабой, когда твой брат чуть было не умер. Пусть плачет, сколько хочет.
А где Пит? Его вроде бы здесь нет. Где он?
Темнота вновь манит меня, и я сопротивляюсь ей. Я отталкиваю её от себя, снова и снова, но она впивается в меня жадной хваткой и не отпускает.
Эмили
Логан до сих пор не очнулся после последней дозы обезболивающих. Доктора говорят, что он будет всё чаще и чаще приходить в сознание, но прошло уже несколько часов с тех пор, как двигались его ресницы. Я устала, очень устала. И ради этого я ходила в душ?
– Тебе стоит вздремнуть, – говорит Сэм. Наступила его очередь оставаться со мной.
– Как ты думаешь, он очнётся? – спрашиваю я.
Сэм кивает.
– Уверен в этом.
– И что делает тебя таким уверенным?
Он пожимает плечами.
– Я просто знаю, что так и будет.
Мне бы тоже хотелось чувствовать такую же уверенность.
– Ты говорил с Питом?
Он качает головой.
– Они не разрешают нам с ним видеться. Хотя твой папа работает над этим.
Мой папа помогает с защитой Пита. Он нанял адвоката по уголовным делам и заплатил за то, чтобы у Пита был самый лучший представитель. Но неизвестно, как сильно это поможет ему в суде.
– Твой отец – классный парень, – говорит Сэм.
Я киваю.
– Бывает. А иногда он настоящая задница.
– Он старается. А это лучше, чем ничего.
Папа вдруг превратился в питбуля. Он любящий, заботливый, весёлый, а ещё недавно в нём появилась частичка, готовая бороться до самой смерти. И он борется за Ридов. Он боролся за Логана, отыскав самого лучше невролога. Он боролся за Пита – и до сих пор делает это – и он борется за меня. Каждый день папа приходит, чтобы поговорить. Он всё ещё на костылях, но ему уже лучше. Он чувствует вину во всём, что касается Логана.
Сэм садится и кладёт ноги на край кровати. Съехав в кресле пониже, он складывает руки на груди и закрывает глаза. В комнате темно, никто не заходит. И Сэм тут же засыпает. Парни тоже порядком устали. Я смотрю на Логана и касаюсь пальцем его губ. Он не шевелится. Я перевожу взгляд на раскладушку, которую принесла медсестра специально для меня, но мне не хочется там спать. Я отодвигаю одеяла и проскальзываю в постель к Логану. Почувствовав, как зашевелилась кровать, Сэм открывает глаза и смотрит на меня. Он качает головой и ухмыляется.
– Если ты будешь приставать к нему, пока он в отключке, мне придётся рассказать ему об этом, когда он очнётся, – шутит Сэм.
Я кладу голову на плечо Логана, стараясь не задеть всевозможные проводки, трубочки или синяки.
– Думаешь, он будет возражать? – спрашиваю я.
Сэм усмехается.
– Думаю, он будет в охрененном восторге. Ты шутишь, да?
Я устраиваюсь поудобнее и расслабляюсь рядом с Логаном, делаю глубокий вдох. Сон одолевает меня, и мне снится Логан.
Логан
Я брожу по полю с цветами. Они кажутся реальными, вот только лепестки у них чёрные, с синими прожилками, и когда я прохожу мимо, их соцветия нежно касаются моей руки. Я хватаю один цветок, но он от меня ускользает. Тянусь к другому, и происходит то же самое.
Уже давно мне не снятся сны, в которых есть слова. Только язык жестов. Но вдруг я слышу голос. «Логан», – зовёт он меня. Этот голос мне знаком, и поле неожиданно начинает пахнуть, как моя мама. Цветы расходятся в стороны, и вот она стоит передо мной, облачённая в красивое белое платье, низ которого колышется вокруг неё. Она не поёт. Но я могу слышать её голос, такой же как до того, когда мне исполнилось двенадцать. И слышу я с предельной чёткостью.
Она не приближается. Складывает руки у рта и кричит:
– Логан! Пора возвращаться.
Наверное, мне нужно вернуться домой, пока не зажглись фонари. Если я не приду домой, мама пойдёт меня искать, а мне никогда не нравится, когда она приходит за мной. Мне неловко. Так что я всегда возвращаюсь домой до того, как включат уличное освещение.
Но, похоже, не сегодня.
Я никак не могу отыскать крыльцо из-за загораживающих всё грёбаных цветов. Если бы не они, я бы уже давно был дома. Самый близкий ко мне цветок сгибает лепесток, словно зовёт меня идти вперёд. Он не говорит. Просто открывает рот, но голоса не слышно. Но зато слышно маму. Она снова складывает ладони чашечкой и кричит мне. Похоже, теряет терпение. Лучше бы мне поторопиться.
– Логан, пора возвращаться! – кричит мама.
Цветы исчезают, утопая в прекрасном, расцвеченном во все цвета радуги, облаке, и вот остаётся только один. А мама снова зовёт меня.
Я моргаю и смотрю наверх. Надо мной виднеется приглушённый свет, а слева от меня какая-то машина загорается в ритме моего сердцебиения. Я шевелю пальцем. Нос чешется, и мне нужно его почесать, но когда я пытаюсь поднять руку, она кажется неподъёмной. Гораздо тяжелее, чем мне помнится. Я издаю стон, пытаясь поднять её, и мне это удаётся. Но она падает мне на грудь.
Я чувствую нежное щекотание в районе шеи и наклоняю голову, чтобы посмотреть. Это не моя девочка с голубыми прядями. Я снова моргаю. Мне больно держать глаза открытыми. Я снова смотрю на фигуру рядом со мной. Это моя Эмили, прижимается ко мне. Только теперь она блондинка.
Слава богу. Конечно же, она не могла никуда деться. Я заставляю свою руку подняться и кладу ладонь на её щёку. Только, должно быть, получилось не совсем нежно, потому что Эмили шарахается в сторону. Она садится и смотрит на меня сверху вниз.
– Боже мой! Ты очнулся?
Я пытаюсь кивнуть, но мне больно.
– Думаю, да, – говорю я.
В горле пересохло. Эмили протягивает через меня руку и берёт стакан, а затем поднимает его к моим губам. Я делаю глоток, и она отнимает его.
– Потихоньку, – предупреждает Эмили. Её глаза наполняются слезами. – Ты и правда очнулся?
Она наклоняется и трясёт ногу Сэма. Он положил её на край моей кровати. Брат удивлённо подскакивает и чуть не падает со стула, но ему всё-таки удаётся удержаться на месте.
– Логан? – склонившись вперёд, спрашивает он.
Эмили что-то говорит ему, и Сэм подскакивает к кровати. Он смотрит на меня и, глядя в потолок, произносит на выдохе:
– Спасибо Тебе.
– Что произошло? – спрашиваю я.
По щеке Эмили катится слеза, но, уверен, она на меня сердится.
– Ты сделал кое-что совершенно идиотское. Я думала, ты умрёшь. – Она берёт моё лицо в свои руки. – Ты правда вернулся?
– Вернулся откуда?
Она смеётся.
– Оттуда, где ты был последние десять дней.
Десять дней? О чём она, чёрт побери?
– Тебя сбила машина.
И тут воспоминания обрушиваются на меня с той же скоростью, с какой мчался тогда тот автомобиль. Вот почему у меня всё болит. И вот почему я в этой кровати.
– Твой отец? – спрашиваю я.
– С ним всё в порядке, идиот, – отвечает Сэм.
Я киваю.
– Хорошо.
– Если ты ещё раз сделаешь какую-нибудь глупость, как например, снова соберёшься убиться, то Пол тебя прикончит, – предупреждает Сэм. Но он берёт мою руку и крепко сжимает её, наши большие пальцы скрещиваются как при рукопожатии.
– Я так рад, что ты снова с нами, – говорит брат. Его голубые глаза, совсем как мои, вглядываются в моё лицо. – Твоя голова была повреждена. И нога сломана. – Он склоняется ближе, как будто хочет поделиться секретом. – Я слышал, что ты сломал и свой член. Эмили очень этим опечалена. А вот на твою ногу ей плевать.
Мне тут же хочется проверить ту часть моего тела, о которой идёт речь. Однако Сэм смеётся.
– Эмили позже проверит, что там.
– Вообще-то, она не так уж много времени посвящает той моей части, – говорю я. От обезболивающих у меня кружится голова.
Сэм отворачивается, чтобы посмеяться.
– Он здорово не в себе.
Эмили густо краснеет.
– Поверить не могу, что ты это сказал. – Она выпячивает нижнюю губу, и я могу думать лишь об одном – как сильно хочу её поцеловать. Но я голову-то поднять не в состоянии, что уж говорить о чём-то ещё.
– Прости, – выдавливаю я и, пошевелив рукой, добавляю, – у меня всё болит.
Эмили целует меня в щёку.
– Сейчас проверю, чем смогут тебе помочь медсёстры, – говорит она. – Они всё равно хотели знать, когда ты очнёшься. Скоро вернусь.
И Эмили выходит из палаты.
– За всё время это в первый раз, когда она ушла от тебя, – говорит Сэм. – Ну, за исключением похорон.
– Каких похорон?
Его лицо становится мрачным.
– Того парнишки, что был за рулём машины, которая тебя сбила. Он умер. А она была здесь всё время, кроме дня похорон.
За все десять дней она ни разу не уходила отсюда?
– Почему?
– Она бы не ушла. Не знаю. Мэту пришлось заставить её принять душ, – смеётся Сэм. – Она потом дулась на него несколько часов.
– Хотел бы я посмотреть на это. Хотя, Мэт вряд ли сможет её обидеть.
Я издаю стон – мне и правда очень больно.
– Медовый месяц закончился. Тебе всё сходит с рук, только когда у тебя рак, – со знанием дела говорит Сэм. – А потом девчонки начинают обращаться с тобой, как с любым другим придурком.
– А где Мэт и Пол? – спрашиваю я.
– Пол сегодня сидит с Хайли, а Мэт отправился домой поспать.
Я киваю.
– Пит?
У Сэма вытягивается лицо.
– По-прежнему в тюрьме.
От этих слов у меня сжимается сердце. В палату входит медсестра, в руке у неё шприц. Спасибо, Господи, мать твою. Она улыбается, но не говорит со мной. Те, кто слышит, всегда переживают о том, пойму ли я их, так что стараются, по возможности, избегать общения.
– Добро пожаловать в мир живых, – наконец произносит она. Я чувствую жжение в руке, а затем боль начинает угасать.
Перед глазами всё плывёт, но мне нужно кое-что узнать. Я смотрю на Сэма.
– Я правда сломал свой член?
Мой ржущий братец – это последнее, что я вижу перед тем, как снова погрузиться в небытие.
Эмили
Логан то засыпает, то вновь ненадолго приходит в себя, но теперь я уверена, что он точно к нам вернётся. После того, как он заговорил со мной, я уже не так волнуюсь.
– Где его слуховые аппараты? – спрашиваю я Сэма.
Он пожимает плечами.
– Ты проверяла его вещи? – Сэм указывает на шкафчик в другом конце палаты. Там находится мешок со всеми вещами, что были у Логана в момент аварии. Я ищу там, но слуховых аппаратов там нет.
Вытаскиваю маленькую серебряную штангу.
– А это что?
Сэм краснеет.
– Пирсинг, – не глядя на меня, бормочет он.
– О, – говорю я и сдерживаю смешок. Все украшения Логана лежат в этом мешке. В больнице весь его пирсинг сняли и положили туда. Даже тот, что был в основании его пениса. Господи.
Я открываю его кошелёк – потому что просто умираю от любопытства. В отделении для водительского удостоверения вложен мой портрет, выполненный углём, а в отделении для банкнот – немного наличности. Ещё я замечаю сложенный листок бумаги и открываю его. Не могу ничего с собой поделать – любопытство убивает меня. И тут же я понимаю, что это та самая записка, которую я написала ему, когда наконец-то решилась сказать своё настоящее имя. Слёзы жгут глаза. Он сохранил её. Слова из записки вытатуированы на его заднице, но вдобавок он хранит и саму записку, должно быть, она для него действительно важна.
– Слуховых аппаратов здесь нет.
– Наверное, спали с него, когда его сбила машина.
– Нам нужно достать ему новые, скоро они понадобятся.
Сэм протяжно выдыхает.
– Ты знаешь, сколько стоят эти штуковины?
Я поднимаю глаза. Понятия не имею, сколько они стоят.
– Много?
– Гораздо больше, чем всё, что у нас есть. – Он низко стонет. – Я устал быть долбанным бедняком. Чёрт!
– Твоя семья куда богаче во многих смыслах, чем моя, – напоминаю я ему. Смотрю на Сэма, а он тем временем рассеянно проводит рукой по волосам. – Поэтому Пит сделал то, что сделал?
Он кивает.
– Думаю, да.
– Я говорила ему не связываться с Боуном. Что это только втянет его в неприятности. – Я говорила ему это несколько месяцев назад, когда он только начал общаться с этим человеком. Неприятно говорить, что я так и знала, но… так и есть.
– Я был там, тем вечером, – вырывается из Сэма. Он потирает затылок с коротко стриженными волосами.
– Тем вечером?
– Тем вечером, когда Пита арестовали. Я был там. Мы вместе разгружали грузовик.
– О. – Не знаю, что тут ещё сказать. – И как получилось, что Пита арестовали, а тебя нет?
– Пит посмотрел на меня и сказал убегать. Так что я убежал, а Пита поймали. Я никогда не прощу себе этого. – Сэм кусает нижнюю губу, бездумно играя с пирсингом. – Он сказал мне, что если я сознаюсь, то он станет отрицать, что я там был. Грёбаный придурок.
– Ты рассказал Полу и Мэту? – Не знаю почему, но мне почему-то кажется, что это важно.
Сэм кивает.
– Они знают. – Он качает головой. – Я думал, что Пол меня прибьёт.
– А он что сделал?
Сэм пинает несуществующий комок грязи.
– Он обнял меня. – Сэм пожимает плечами. – И всё.
– Зачем вы вообще связались с Боуном? – спрашиваю я. Ничего не могу с собой поделать. Ведь все знают, кто такой Боун и чем он занимается.
Сэм вздыхает.
– Нам хотелось иметь достаточно денег, чтобы заплатить за курс лечения для Мэта, если он ему снова понадобится. И тогда мы стали браться за случайную подработку. Всё было законно. – Он поднимает вверх одну руку, словно даёт показания под присягой. – Клянусь. Мы бы не стали делать ничего противозаконного.
– И что это была за подработка?
Он не смотрит на меня.
– Доставка пакетов, писем. Сбор долгов. Разгрузка грузовиков. Всё в таком духе.
Это «всё» было чертовски противозаконным, и Сэм знал об этом.
– Пит теперь несёт наказание за нас обоих. – Сэм рычит и снова проводит рукой по волосам. – Я никогда не прощу себя за это.
– Мой папа занимается этим, – напоминаю я ему.
– Что, твой папа стал чародеем? – спрашивает он, подняв бровь.
Я смеюсь.
– Нет, насколько я знаю.
На минуту Сэм затихает.
– Эй, Эм, – говорит он, и я смотрю на него. – Я ещё так и не поблагодарил тебя за то, что ты спасла Мэту жизнь.
Я машу рукой.
– Подумаешь.
Он с прищуром смотрит на меня.
– Ты ведь любишь моего брата, да?
Я смотрю на фигуру спящего Логана.
– Больше всего на свете.
– Тогда тебе придётся выйти за него.
Я притворяюсь, что дуюсь.
– Ну, раз мне придётся…
Сэм смеётся.
– Я рад, что у него есть ты. Что у нас всех есть.
На мои глаза наворачиваются слёзы, и я моргаю. Сэм крепко обнимает меня, и какое-то мгновение я даже не могу придумать, что сделать в ответ. Мэт всё время проделывает это, но Сэм – никогда.
Сэм отворачивается, и я вижу татуировку в нижней части его шеи. Не знаю, почему не замечала её раньше. Большими, объёмными готическими буквами там выведено «Пит».
– Почему на твоей шее вытатуировано имя Пита? – спрашиваю я.
Сэм широко улыбается.
– Когда нам исполнилось по двенадцать, наш отец по-прежнему нас не различал. Поэтому он решил вытатуировать нам на шеях наши имена. – Его улыбка становится ещё шире. – Он посадил нас в кресло и спросил, кто я. Я ответил, что Пит. А затем он вытатуировал моё имя на шее Пита. Мама была чертовски зла. Ты даже представить себе не можешь. – Он потирает рукой заднюю часть шеи. – Но мне это даже нравится.
– И мне тоже.
Логан
Прошла неделя с того момента, как я пришёл в себя. Несколько дней меня мучила нестерпимая боль, но потом стало лучше. Сегодня меня выписывают домой. Эмили уже едет, чтобы забрать меня, и мы отправимся в её квартиру, потому что там есть лифт – подъём по лестнице я не осилю: моя нога загипсована от половины бедра до самых пальцев. Чешется просто жутко, но мне постоянно говорят не чесать.
Медсестра помогает мне усесться в кресло-каталку. Мне сказали, что так будет лучше. Я так сильно хочу вернуться домой! Ну, или туда, где мы с Эмили сможем спать в одной постели. Туда, где я смогу крепко прижать её к себе и не отпускать. Я совершенно не хочу её отпускать.
Эмили выходит из лифта как раз в тот момент, когда мы едем к нему. Она улыбается, и моё сердце делает сальто и чуть не выпрыгивает из груди. Я чертовски сильно люблю её. Она придерживает дверь лифта, и медсестра закатывает меня внутрь.
Готов отправиться домой? Спрашивает меня Эмили на языке жестов.
Я киваю. Это грубо – общаться жестами перед тем, у кого нет проблем со слухом. Я-то знаю это, надо бы и ей объяснить. Жду не дождусь вернуться домой и затащить тебя в кровать. Я поигрываю бровями.
Эмили хихикает. А ты уже достаточно поправился для этого?
Тебе придётся быть сверху.
Чёрт, мой член встаёт, стоит мне только подумать об этом.
Медсестра, что едет с нами в лифте, ударяется о моё кресло, а затем начинает кашлять в кулак. Эмили стучит по её спине и спрашивает:
– С вами всё в порядке?
Женщина кивает. По-моему, на самом деле, она смеётся, но откуда мне знать наверняка.
У края тротуара стоит чёрный седан, за рулём сидит отец Эмили. Мой взгляд тут же устремляется к ней, и она улыбается.
Он сам так захотел, показывает она.
Почему ?
Эмили пожимает плечами. Спроси его.
– Логан, – приветствует меня её отец. Наши взгляды встречаются, и он протягивает мне ладонь для рукопожатия. Я принимаю приглашение, мы крепко и уверенно жмём друг другу руки. – Как ты себя чувствуешь?
– Готов отправиться домой, мистер Мэдисон.
– Прошу, называй меня Ральфом, – отвечает он.
У меня внутри всё сжимается, и я смотрю на Эмили, но она укладывает мои вещи в багажник. Я осторожно поднимаюсь из кресла, держась за дверцу машины. Затем, допрыгав на одной ноге, падаю на место рядом с водительским – там просторнее.
Когда дверца закрылась, медсестра, которая везла меня, поворачивается ко мне и показывает жестами: Надеюсь, вы скоро поправитесь. Блин! Она знает язык жестов. В смущении я провожу рукой по лицу, а она смеётся и инструктирует меня: Не торопитесь и не перебарщивайте с этим делом.
Я киваю, в то время как моё лицо заливается краской. Эмили лишь улыбается и качает головой. Мы попались. Вот именно поэтому нельзя общаться на языке жестов, когда рядом слышащие. Помимо того, что это очень грубо.
Отец Эмили молчит всю дорогу до её дома. Он не произносит ни слова, как и она сама.
Когда машина останавливается у дома Эмили, мистер Мэдисон вылезает из машины и открывает мне дверцу. Я снова протягиваю ему руку.
– Спасибо, что подвезли, сэр.
Но вместо того, чтобы пожать мою ладонь, он помогает мне выбраться из автомобиля и встать на костыли.
– Я поднимусь наверх, так мы сможем поговорить.
Я снова смотрю на Эмили, но она уже сидит за рулём и машет мне рукой, отъезжая.
– Куда она поехала? – спрашиваю я.
– По делам, заодно привезёт твои лекарства, – отвечает отец Эмили.
– Это мог бы сделать кто-нибудь из моих братьев.
Он машет рукой.
– Ничего страшного.
Генри, консьерж, спешит, чтобы помочь мне войти внутрь.
– Я так рад, что ты вернулся, Логан, – говорит он.
– И я, – со смехом отвечаю я.
Отец Эмили улыбается, а я по-прежнему не знаю, что делать с этой его внезапной дружелюбностью. Пока мы поднимаемся в лифте, он молчит, как и тогда, когда я вытаскиваю ключ и, открыв дверь, вхожу в квартиру Эмили. Возможно, мне стоило бы объяснить ему, почему у меня есть ключ, но, если честно, мне не хочется этого делать.
Я падаю на диван. У меня совершенно нет сил, неохота идти куда-то дальше.
– У тебя что-то болит? – спрашивает мистер Мэдисон.
– Нет. – Я оглядываю комнату. – Где Трип?
Я ожидал увидеть его в одних трусах на диване Эмили.
– Он вернулся обратно в Лос-Анджелес, – отвечает папа Эмили.
Он садится на диван, в противоположном от меня конце, и, кажется, ему некомфортно. Не в том плане, словно он не знает, что сказать. Это больше похоже на то, что он испытывает дискомфорт на эмоциональном уровне, и из-за этого именно я начинаю переживать, что же сделать для него.
– Навсегда? – интересуюсь я.
– Да.
– О, ничего себе. – Вот так неожиданность!
– Логан, мне нужно извиниться перед тобой, – говорит мистер Мэдисон. Его щёки порозовели, очевидно, что он очень нервничает.
– В этом совершенно нет необходимости, мистер Мэдисон, – начинаю я.
Отец Эмили обрывает меня, подняв руку вверх.
– Ральф, – поправляет он. – И мне следует поблагодарить тебя. То, что ты сделал, требует недюжинной смелости.
– О, перестаньте, – пытаюсь прервать его я.
– Дай мне, на хер, закончить, ладно? – улыбаясь, говорит он.
Он, что, только что выругался?
– Вы тусовались с моими братьями?
Мистер Мэдисон усмехается.
– Нет, но я родился в таком же грёбаном районе, как и ты. Просто в один прекрасный момент я забыл, откуда родом.
Не знаю даже, что сказать. Я понятия не имел, что мистер Мэдисон из бедной семьи.
– Я рос в жуткой нищете. В районе похлеще вашего. – Он протяжно выдыхает. – Но на каком-то этапе своей жизни я совершенно позабыл о том, что действительно важно. Моя семья для меня всё. Я ничто без них.
Он морщится, словно не знает, что говорить дальше.
– Я гожусь тем, что ты появился в жизни моей дочери. Я бы не смог быть более счастлив её выбором.
– Спасибо, сэр, – отвечаю я потрясённый. Мой мир словно перевернулся с ног на голову. Я совершенно не ожидал от него такого.
– Я знаю, что ты хотел бы всегда быть с моей дочерью. – Отец Эмили лезет в карман и достаёт оттуда маленькую коробочку для драгоценностей, а затем впихивает её мне в руки. Я открываю коробочку – внутри помолвочное кольцо с маленьким бриллиантом. Для того, чтобы его разглядеть, понадобится микроскоп, но, по мне так, самое оно. Кольцо прекрасно, по всей его поверхности красуется гравировка. Похоже, оно старинное.
– Если ты вдруг решишь попросить её выйти за тебя замуж, то знай, у тебя есть моё благословение. Это кольцо её бабушки. – Внезапно мистер Мэдисон снова выглядит нервным. – Или можешь купить собственное. На самом деле, мне не так уж важно.
Я вспоминаю, как однажды он мне сказал о том, что я куплю своей жене малюсенький бриллиантик и буду жить с ней в убогой квартирке. Он пожимает плечами. Тоже вспоминает эти слова.
– Спасибо, сэр. – Я едва могу соображать. – Даже не знаю, что сказать.
– Я не намекаю на то, чтобы ты просил её руки как можно быстрее.
– Я собираюсь сделать ей предложение в самом скором времени, – признаюсь я. Я задумал это в больнице, как только очнулся. Мне не хочется быть вдали от неё хотя бы секунду. Ни за что.
– Тогда у тебя есть моё благословение, и её матери тоже. – Он предупреждающе тычет в меня пальцем. – Мне кажется, что ты хороший человек. Но если ты каким-то образом разобьёшь ей сердце, я сотворю с тобой жуткие вещи. – Он внимательно смотрит на меня. – Я знаю людей. – Но при этом он улыбается.
Я смотрю на свою сломанную ногу.
– Потерять Эмили будет самым страшным наказанием, – говорю я. Мне тоже нужно кое-что сказать ему. Я делаю глубокий вдох. – Мне кажется, мы должны прояснить кое-что.
Мистер Мэдисон поднимает брови и придвигается вперёд.
– Давай.
– В ту ночь я хотел оттолкнуть не вас. Эмили шла прямо за вами, и я хотел защитить её. И мне пришлось толкнуть вас в надежде, что вы упадёте прямо на неё, как фишки домино. – Я пожимаю плечами. – Это сработало.
Он громко смеётся.
– Я знаю.
– Знаете? – Как, чёрт побери, он это понял?
– Да, я видел выражение твоего лица. Никто так сильно не испугается за человека, который обращался с тобой как с куском дерьма. – Он откидывается на спинку дивана и разглядывает меня, прищурив глаза. – Ты увидел тот мчащийся автомобиль, и выражение на твоём лице сказало мне, что ты абсолютно влюблён в мою дочь и что ради неё пожертвуешь собой. – Он кивает на кольцо. – Поэтому я дал тебе своё благословение. Не потому, что ты спас мне жизнь.
– О. – Возможно, я похож на идиота, но мне просто не приходит в голову, что на это можно сказать.
– И ещё кое-что, пока Эмили не вернулась. – Он нервно смотрит в сторону двери. – Во-первых, когда ты будешь готов, тебя ждёт стажировка в отделе рекламы «Мэдисон-Авеню». Ты талантливый художник, Логан, и мне нужны такие люди. – Он поднимает руку, чтобы остановить меня, когда я в удивлении открываю рот. – Трип признался мне, что те зарисовки для рекламной кампании нарисовал ты. У тебя дар. – Он улыбается, и эта улыбка отражается в его глазах. Или я принял слишком много обезболивающих. – Но ты не начнёшь сразу с верхушки из-за того, что женишься на моей дочери.
Я вглядываюсь в него, гадая, кто этот мужчина, что сидит передо мной и расхваливает меня.
– Я и не ждал бы какого-то особенного к себе отношения. – И не принял бы подобного.
Мистер Мэдисон снова смотрит в сторону двери.
– И второе. – Он облизывает губы, а затем встречается со мной взглядом. – Как ты думаешь, ты бы смог нарисовать для меня татуировку? Я бы хотел нечто, что отражало бы мою жизнь. Такую татуировку, которая бы имела для меня значение.
Он хочет татуху?
– У вас есть на уме что-то конкретное? – спрашиваю я.
Он качает головой и хлопает меня по колену здоровой ноги.
– Я уверен, ты придумаешь идеальный эскиз.
Тут дверь открывается, и в квартиру входит Эмили. Я прячу коробочку с кольцом в диванные подушки.
– Подумай об этом и дай мне знать, когда что-нибудь придумаешь, – говорит мистер Мэдисон, а затем прижимает палец к губам, словно просит сохранить всё в тайне.
Я киваю.
Он целует Эмили в щёку и выходит за дверь. Эмили пулей летит ко мне.
– Что он тебе сказал?
Я по-прежнему не могу поверить в произошедшее.
– Он сказал мне, что любит меня. – Я широко ухмыляюсь ей.
Она закатывает глаза и шлёпает меня по плечу.
– Не валяй дурака.
– Но так и есть, – протестую я. – К тому же, я травмирован. Не бей меня.
Я хватаю Эмили за руку и притягиваю к себе.
Она садится рядом.
– Нет, правда, что он сказал?
– Сказал, что я могу попросить твоей руки, – отвечаю я, прижимаясь ко лбу Эмили своим, и быстро целую её.