Текст книги "С первого взгляда (СИ)"

Автор книги: Татьяна Никандрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 9. Матвей

– Глядите, новенькая идет! – шипит Пастухов, вылупляя зенки куда-то вдаль.

Все синхронно перехватывают направление его взгляда, и я в том числе. Обычно, когда мне нравится девчонка, я обхожусь без агрессивных зрительных атак, предпочитая действовать более мягко и ненавязчиво, но в случае с Красновой старые схемы не работают.

На нее хочется смотреть в режиме нон-стоп. Буквально пожирать глазами, судорожно глотая литры выделяющейся слюны. Я видел много красивых девочек, но Аня… Черт, это какая-то магия! Честное слово! Она настолько хороша, что при взгляде на нее у меня каждый раз слегка мутится рассудок…

Аня в компании подружки спускается с крыльца и, обняв себя руками, робко озирается по сторонам. На ней мешковатый джинсовый комбинезон и кеды. Русые волосы распущены и рассыпаны по плечам. На лице, как обычно, ни грамма косметики.

Краснова выглядит максимально просто. Никакой вычурности, нарочито выставленной напоказ, никакого стремления понравиться. Но при этом внимание доброй половины парней на дискотеке приклеено именно к ней. К девчонке, чье кукольное лицо с огромными влажными глазами обладает каким-то поистине гипнотическим эффектом…

– Так, ну что, колитесь, пацаны, – начинает Леха с видом заговорщика, – как дела с новенькой? Есть у нас претенденты на выигрыш в споре?

– Да ну ее, – небрежно бросает Данила, лузгая семечки. – Пуганая какая-то… Чуть увидит, сразу шарахается.

– Ага, – поддакивает Земцов. – Я как-то пробовал с ней заговорить в столовке, так она такое лицо состряпала, будто привидение увидела, – он комично округляет глаза и поджимает губы, передразнивая мимику Ани. – Дикарка, короче. Даже неинтересно.

– Ну а ты, Мот? – Леха глядит на меня.

– То же самое, – отвечаю как можно равнодушней. – Походу, надо забить на спор, пацаны. Видно же, что от нее ничего не добьешься.

Я намеренно умалчиваю об инциденте на озере. От части, потому что Аня меня об этом попросила. От части, потому что тот случай стал для меня чем-то личным, сокровенным…

Вообще-то я далеко не романтик и не верю во всю эту киношную сентиментальщину, но в тот момент я правда почувствовал нечто особенное. Будто где-то в груди защелкнуло, защемило… Бац – и я уже вовсе не я. В голове – странные мысли, в душе – непривычные эмоции... Целыми днями думаю об Ане, вспоминаю ее милое родимое пятнышко в форме сердца и ощущаю, как нутро наполняется чем-то теплым и сладким, словно свежесваренное яблочное варенье…

Блин… Похоже, я спятил, да? Наверняка спятил. Но, как вернуться обратно, к нормальному состоянию, понятия не имею…

– Вы просто не умеете находить подход к женщинам! – авторитетно заявляет Пастухов. – А в этом деле, между прочим, креатив нужен! Фантазия!

Мы с пацанами дружно ржем. Умеет Леха сказануть что-нибудь эдакое.

– Ну че, великий знаток женской натуры, – насмешливо подначивает Данила, – может, покажешь нам мастер-класс? А то мы без твоей мудрости так девственниками и помрем.

– Да без проблем! – хорохорится Леха, не выкупая иронии. – Смотрите и учитесь, пацаны!

Вмиг став серьезным, друг приглаживает рыжую шевелюру и поправляет ремень на джинсах. Затем распрямляет плечи, выпячивает грудь и пружинящей походкой направляется к Ане, которая по-прежнему стоит на отшибе и с отсутствующим видом буравит взглядом асфальт.

Отчего-то я заранее уверен, что Лехе ничего не обломится. Краснова в детдоме совсем недавно, но уже ясно, что она не из тех кокеток, которые коллекционируют пацанские сердца. Скорее, повышенное внимание ее даже немного пугает. Она ведь не выбирала рождаться такой красоткой.

Но, даже несмотря на то, что Пастухов обречен на провал, мне все равно любопытно понаблюдать за его потугами. Интересно, что он скажет Ане? Выдумает очередную псевдооригинальную хрень? Или ограничится банальным «пошли потанцуем»? Лично я бы на его месте выбрал второй вариант. Он, как ни крути, наименее рисковый.

Затаив дыхание, смотрю на то, как Леха приближается к Красновой, когда моей руки внезапно касается что-то мягкое и теплое.

Оборачиваюсь и изумленно вздергиваю брови.

Черт. Настька. Про нее я как-то совсем забыл…

– Мот, тут медляк начался, – заискивающе произносит она. – Пригласишь?

– Эм… Я…

Слегка растерявшись, оглядываюсь на Леху, который в этот самый момент стоит подле Ани. У нее вид напуганный, у него – откровенно раздосадованный.

Походу, не по зубам оказалась девочка. Вот он и бесится.

– Слушай, Насть, – чешу затылок, пытаясь подобрать правильные слова, – я пас, пожалуй. Извини, ладно?

Ее лицо обиженно вытягивается, а в глазах зажигается огонек ярости.

Чувствую себя неловко. С одной стороны, она вроде не чужой мне человек. А с другой, что делать, если я реально не хочу с ней танцевать? Насильно-то мил не будешь…

– Ну и ладно! – надув губы, Настя демонстративно вскидывает подбородок и отходит в сторону.

Считай, легко отделался. Хотя далеко не факт, что она просто проглотит обиду.

Ладно, пофиг, потом с ней разберусь.

Снова перевожу взгляд на Леху с Аней, но друг с кислой физиономией уже ковыляет обратно. Жалко даже как-то: его триумф и минуты не продлился.

– Ну че, Дон Жуан, – глумится Гера, – как прошло?

– Отвалите, – угрюмо бурчит Пастухов.

– Не сработал твой подход, да? От ворот поворот дали?

– Да она вообще тормозная! – выпаливает Леха с обидой. – Ни рыба ни мясо! Отвечаю, пацаны!

– Ну-ну, – хохочет Лесков. – А как же креатив? Не помог?

– Иди нахрен.

Пастухов дуется, как голубь-трубач, а пацаны продолжают издеваться. Я в их стеб не лезу, но мне тоже смешно. Все-таки Леха – фантастический олух. С напрочь отсутствующим критическим мышлением. И на что он только надеялся? Аня ведь не одна из тех девиц, с которыми он привык проводить время. К ней на хромой козе не подкатишь.

Одергиваю джинсовку и собираюсь с духом. Поржали – и хватит. Пора брать ситуацию в свои руки.

На спор с пацанами мне уже давно плевать, а вот Аня и впрямь запала в душу. Да и я ей вроде как тоже не противен… Вижу же, нет-нет да стрельнет глазами в мою сторону.

Короче, надо действовать. А то пока я тут ушами хлопаю, еще какой-нибудь смельчак ее пригласить захочет. А она со мной должна танцевать. Со мной и точка.

Так что нахрен всех остальных ухажеров. Моей будет.

Глава 10. Аня

Каждый шаг Мота отдается в моем теле новым всплеском адреналина. Парень все ближе и ближе, и голова взрывается от вопросов. Зачем он к нам идет? Что хочет сказать? Собирается пригласить на танец? А если да, то кого? Нину? Или все же меня?..

Не выдержав напряжения, снова опускаю глаза в землю и закусываю щеку с внутренней стороны. Томительное ожидание натягивает нервы тетивой. Сердце колотится так сильно, что сотрясает все мое тело. Целиком. Я чувствую пульс в висках, в горле, в животе и даже на кончиках пальцев…

– Почему Леху отшила? – голос Горелова пронзает мелодичную музыку медляка и током проходится по моим венам.

С усилием отдираю взгляд от асфальта и фокусирую его на Матвее.

– Не люблю танцевать, – лепечу еле слышно.

– В принципе? Или конкретно Пастухов не угодил?

На самом деле наиболее правдивым будет второй вариант, но я выбираю тот, что кажется наиболее безопасным:

– В принципе.

Какое-то время Горелов молчит, пристально рассматривая мое лицо. Изучающе так, с прицельным вниманием. А затем вдруг ни с того ни с сего заявляет:

– А со мной потанцуешь? Ты ведь вроде как моя должница.

Изумленно расширяю глаза. Неужели Матвей считает, что это равносильно? Он жизнь мне спас, а взамен просит просто танец? Забавный. Я бы и так согласилась…

Потому что он нравится мне. Очень.

После того инцидента на озере я не переставала о нем думать. Он даже снился мне пару раз. И после этих снов у меня было такое приятное, такое сладкое послевкусие, что мне категорически не хотелось просыпаться…

Я знаю, мы едва знакомы. Но почему-то мне кажется, что Горелов хороший. Не такой, как остальные мальчишки в детдоме. Он чуткий, добрый и понимающий. Да и к тому же храбрец. Так по-геройски вытащил меня из воды и никому не рассказал о случившемся. Оставил свой маленький подвиг в тайне.

– Давай, – робко киваю я.

Наверняка из-за смущения мое лицо сейчас напоминает огненный шар. Щеки горят, губы искусаны. Но совладать с эмоциями мне не под силу, ведь совсем скоро мы с Мотом окажемся лицом к лицу. Я одновременно боюсь и безумно хочу этого…

Совершенно непринужденным естественным жестом Горелов берет меня за руку и утягивает за собой на импровизированный танцпол. Туда, где под знаменитое «Люби меня, люби» плавно покачиваются из стороны в сторону десятки других парочек.

Становимся друг напротив друга. Горелов располагает ладони на моей талии, а я несмело опускаю руки на его плечи. Взгляд глаза в глаза. Такой глубокий и пронизывающий, что на миг у меня перехватывает дыхание…

– Ты дрожишь, – негромко замечает Матвей.

Его лицо – спокойное и серьезное – всего в тридцати сантиметрах от моего. В карих глазах мерцает теплое пламя.

– Прости, – отзываюсь тихо.

– Боишься меня?

– Нет, – мотаю головой. – Просто отвыкла от всего этого…

– От чего именно? – излом его бровей становится чуть резче.

– От нормальной жизни, – легонько пожимаю плечами. – От танцев, от общения…

Мы медленно колышемся на волнах музыки, вращаясь вокруг своей оси. Матвей, к счастью, держит свои руки строго у меня на талии, не позволяя им сползти ни на сантиметр ниже. Это приятно, учитывая, что парни вокруг уже вовсю щупают своих партнерш за пятые точки…

– Ты скоро втянешься, – говорит он. – Только кажется, что с попаданием в детдом жизнь заканчивается, однако на самом деле тут не так уж плохо. Точнее плохо, конечно, но найти плюсы можно в любой ситуации.

– Надеюсь, – слабо улыбаюсь я и, расхрабрившись, задаю давно интересующий меня вопрос. – А ты давно тут живешь?

– С раннего детства. Лет с трех-четырех, если не путаю. Жизнь до детдома как в тумане.

Опускаю ресницы, ощущая, как к горлу подкатывает ком. Это грустно. Мне хотя бы посчастливилось знать своих родителей, а у кого-то и этой возможности не было…

– Мне очень жаль.

– Да брось, – в его голосе нет ни грамма скорби. – Глупо жалеть о том, чего никогда не было.

– Не помнишь своих маму и папу?

– Не-а. И поэтому не испытываю к ним совершенно никаких чувств.

– Они погибли?

– Я, если честно, не вникал в детали. Мать вроде погибла, а отец… Черт его знает. Скорее всего, просто не захотел со мной возиться.

Он произносит эти страшные в своем глубинном смысле слова с абсолютной невозмутимостью, и я с ужасом осознаю, что для таких, как Матвей, родительская нелюбовь – норма. Дети, оказавшиеся в детдоме в раннем возрасте, смирились и приняли факт своей ненужности как данность. Для кого-то быть отвергнутым собственным родителем – это крах, а для кого-то – унылая обыденность.

– Ты здесь вроде как авторитет, да? – я решаю сменить тему, от которой щиплет в глазах.

– Кто тебе такое сказал? – на губах Горелова появляется усмешка.

– Да так… Слышала…

– Это все глупости, Ань. В детдоме нет авторитетов. Есть только страх, основанный на физическом превосходстве.

– Тогда мне тут придется несладко, – пробую пошутить.

– Ты девчонка, – улыбается он, обнажая красивые зубы. – У девчонок все иначе.

– Думаешь?

– Надеюсь, – хмыкает. – А если вдруг кто обидит – сразу беги ко мне, поняла?

– Спасешь меня? – сама того не ожидая, вкрапляю в интонацию игривые нотки.

– Конечно, – отвечает серьезно и даже немного строго. – Мне ведь не впервой.

Песня заканчивается, и окружающие нас парочки разбиваются. Теперь все снова поодиночке, только мы с Гореловым никак не можем разойтись. Его ладони по-прежнему греют талию, а мои пальцы прилипли к его плечам.

Мне не хочется отпускать Матвея. Сама не знаю, почему. Возможно, дело в защищенности, которую я испытываю рядом с ним. А возможно – в табачно-ментоловом запахе его кожи, который мне так нравится вдыхать…

Со мной никогда не случалось такого. Чтобы тянуло к человеку со столь неумолимой силой... Как к костру в зимнюю ночь. Как на свет спасительного маяка.

Нет, бывало, конечно, что нравился кто-то. Актер какой-нибудь. Или старшеклассник из школы. Но вот так намертво душой не привязывало. Время не останавливалось, и сердце в порыве трепета не замирало…

А сейчас я стою в объятиях Мота и понимаю, что тону. Натурально тону в бескрайних зыбучих песках его мальчишеского обаяния. Он вроде весь такой крутой, развязный, немного дерзкий, но при этом в нем чувствуется какая-то врожденная человечность… Редкая, но безумно ценная способность сопереживать. Понимать и чувствовать даже то, что не было произнесено вслух…

Завершившийся медляк сменяется быстрой ритмичной мелодией. Пару раз заторможенно моргнув, я выныриваю из мечтательного оцепенения. Отрываю руки от Мота и неловко переминаюсь с ноги на ногу.

– Спасибо за танец, – говорю просто потому, что чувствую необходимость что-то сказать.

– Хочешь… – он слегка заминается, дергая подбородком, а затем возобновляет мысль. – Хочешь прогуляемся?

– Куда? – во мне с новой силой разгорается воодушевление.

– Да куда-нибудь…

И тут становится ясно, что прогулка – лишь предлог. Матвей просто хочет провести со мной еще немного времени.

Так же, как и я с ним.

Глава 11. Матвей

Мы с Аней неспешно бредем по улице, нарезая круги вокруг детдома. Болтаем обо всем на свете: о прошлом, о будущем, о здешних порядках и о забавных случаях из жизни. С Аней легко. Она не грузит, не занудствует и умеет слушать. А еще у нее очень красивый смех. Тихий и переливчатый, будто трель хрустального колокольчика.

Время от времени нам на пути попадаются знакомые, которые атакуют меня вопросительно-насмешливыми взглядами, но я не обращаю на них никакого внимания. Пошли к черту. Когда я с Аней, мне даже думать о других не хочется.

– А потом они подарили мне котенка, – с придыханием вещает Краснова. – Такого милого, с белой мордочкой и серыми ушками.

– Прикольно, – хмыкаю я. – Как назвала?

– Зефиркой, – с улыбкой признается она.

И мне тоже хочется улыбаться, потому что мимимишность этой девчонки просто зашкаливает. Она вся такая трогательная, милая, по-детски непосредственная… Прямо куколка. Ее хочется защищать, оберегать и кормить сладостями. Чтобы она радовалась и на ее щеках появлялись маленькие симпатичные ямочки.

– А где сейчас твой Зефир?

– Не знаю, – Анино лицо вмиг делается грустным. – Наверное, тоже сгорел при пожаре.

Ее история жизни еще более печальная, чем моя. Оказалось, Аня потеряла в огне всю семью. Маму, папу и бабушку с дедушкой.

Честно? Не представляю, как она справилась, ведь это даже звучит жутко. Одно дело – просто никогда не видеть своих предков, не помнить их. И совсем другое – лишиться людей, которые тебя вырастили и которых ты по-настоящему любишь. Разница, сами понимаете, колоссальная.

– Выходит, у тебя вообще ничего не осталось? Пожар сожрал все?

– Да, – кивает Аня. – Хотя… У меня осталась одежда, которая хранилась в дедушкиной квартире… И браслет, который дарила мне бабушка… Но сейчас его тоже уже нет.

– Почему? Куда делся?

Аня поджимает губы и отводит взгляд в сторону. Ее молчание затягивается, и мне становится ясно, что тут есть какая-то неприятная история.

– Ну же, расскажи, – подбадриваю я. – Я постараюсь помочь.

– Ну… В общем, как только я переехала в детдом, у меня отняли браслет, – заминаясь, произносит она.

М-да. И почему я не удивлен?

– Кто?

Аня снова берет паузу. Бросает на меня опасливый взгляд, как бы решая, стоит посвящать меня в свою тайну или все же не стоит.

– Не бойся, – негромко, но твердо говорю я. – Ты можешь мне довериться.

– Ты знаешь Дашу Севастьянову? Кажется, она из десятой группы…

Ну еще бы! Конечно, я знаю Севастьянову. Та еще горгулья. Помнится, когда я только начал гулять с Настькой, она все время таскалась за нами по пятам. Подружка, е-мое. Тогда она сильно подзадолбала меня своим навязчивым присутствием и лошадиным смехом, поэтому я попросил Настьку как-нибудь по-хитрому избавиться от нее. Уж не знаю, о чем они договорились, но с тех пор Севастьянова тусуется сама по себе. И я несказанно этому рад.

– Значит, Дашка отжала у тебя браслет? – уточняю я.

– Угу.

– Стерва, – выругиваюсь. – Но ничего, скоро твоя вещь к тебе вернется.

– Правда? – Аня недоверчиво округляет свои и без того огромные глаза. – Ты попросишь ее вернуть мне браслет?

– Ну… Да, – усмехаюсь. – Можно и так сказать. Попрошу.

– Спасибо, Мот, – произносит так невинно и искренне, что у меня в груди опять что-то екает.

Невероятная девочка. Такая нежная. Такая настоящая…

– Да не за что пока, – отчего-то смущаясь, чешу затылок. – И вообще, ты теперь под моей защитой, поняла? Если кто начнет докапываться, так и говори.

– Под твоей защитой? – Анины ресницы трепещут.

– Да.

– Потому что мы друзья? – притормаживает и поворачивается ко мне лицом.

– Ага, – в горле почему-то пересыхает, и голос становиться хриплым. – Друзья…

Так глупо. Предлагаю ей дружбу, а сам при этом бессовестно залипаю на ее красивый розовый рот. Поцеловать хочу. До одури. До помутнения. До зуда в конечностях…

Почему она такая офигенная? Почему меня к ней так тянет? Я задыхаюсь, мучаюсь, болею… Кажется, если не прикоснусь к ней вот прям сейчас, то неминуемо взлечу на воздух.

Желание медленно перетекает в потребность. Трансформируется в наваждение. Сводит с ума. Кипятит кровь, превращая ее в раскаленную лаву. Что будет, если я все же решусь и дотронусь до нее губами? Отпрянет? Или позволит чуток покайфовать?..

– Ань, знаешь… Я… Ты… Ты мне нравишься, Ань…

Язык заплетается. Мысли врассыпную. Я такой дебил, что не могу нормально сформулировать предложение. Но, несмотря на это, Краснова, кажется, меня понимает…

Делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами. Аня стоит на месте. Не шевелится и не предпринимает попыток отстраниться. Чуть задрав голову, смотрит мне в глаза и полушепотом отвечает:

– Ты мне тоже.

Заторможенно моргаю. Башка как во хмелю. Сердце обезумевшей птицей рвется наружу.

Делаю короткий вдох и на выдохе подаюсь вперед. Приникаю к Ане губами, глубоко втягивая цветочный аромат ее кожи. Стою на ногах, но при этом ощущаю странную космическую невесомость. Будто душа покинула тело и гуляет где-то в райских облаках…

Это не поцелуй в классическом смысле. Никаких рук, никакой пошлости. Мой язык послушно лежит у меня во рту и даже не порывается выскользнуть наружу. Я просто прижимаюсь к Ане. Просто впитываю ее тепло. Смакую миг нашей внезапной неземной нежности…

Мои глаза закрыты, и мне почему-то кажется, что ее – тоже. Я существую исключительно на уровне запахов и тактильных ощущений. Это так мало… И вместе с тем так много. Целый цветной мир, открывшейся мне на губах маленькой невинной девчонки…

Аня разрывает поцелуй первой. Отворачивается в сторону и тяжело дышит. Видно, что ее переполняют эмоции. Она дрожит и шумно хватает ртом воздух.

Я ее не виню, это нормальная реакция. Наверняка наш поцелуй для нее первый. Я подобным похвастаться, увы, не могу, но точно знаю, что за те десять секунд, в течение которых мои губы обнимали ее губы, она стала для меня особенной. Действительно особенной. Потому что прежде я не испытывал ничего подобного. Ни к кому.

Да, был трепет, было влечение, желание обладать… Но это все не то, понимаете? Какая-то дешевая подделка, суррогат… А с Аней все по-настоящему. Каждый миг как вспышка. Каждая эмоция острее стекла.

Сука, разве так бывает? Я думал, только в сказках… Но жизнь не перестает удивлять.

– А у нас в детдоме, кстати, тоже есть кот, – говорю я, пытаясь разрядить обстановку. – Барсиком зовут. Хочешь, покажу?

– Хочу! – оживляется Аня.

На ее щеках все еще горит стыдливый румянец, но во взгляде уже зажегся неподдельный интерес.

– Пошли, – беру ее за руку и со смехом утягиваю за собой. – Но учти, он ленивый и жирный. Поэтому, скорее всего, будет просто лежать и ворчливо мурлыкать.

– Все равно, – хохочет Аня, подстраиваясь под темп моих шагов. – Я так люблю кошек, что согласна даже на ленивого Барсика!

Глава 12. Аня

Возвращаюсь в комнату за пару минут до отбоя и, стараясь не шуметь, пробираюсь к своей кровати. В груди полыхает бурный восторг, а на лице застыла блаженная улыбка. Сколько я ни пытаюсь быть серьезной, уголки губ отказываются опускаться вниз.

Мне хорошо. Впервые за долгое время.

После дискотеки мы с Мотом отправились гулять. Бродили по территории детдома, разговаривали, делились наболевшим, а потом… Потом он меня поцеловал. По-настоящему, представляете? Прижался губами, обдал жаром своей кожи, невидимкой пробрался в душу…

Он грел меня внезапным пылким прикосновением, а я натурально млела от удовольствия. Сердце трепетало за ребрами, словно пойманная в банку бабочка. Билось мучительно, яростно, быстро. Кровь неслась по венам, вспениваясь и воспламеняясь. А в голове расползался густой розовый туман…

Горелов нравится мне. До спазмов в животе нравится. Оттого я позволила ему себя поцеловать… Разрешила то, чего никогда и никому не разрешала. Всем своим существом ему навстречу потянулась…

Потом стушевалась, конечно. Волнение взметнулось к горлу, адреналин парализовал трахею и бронхи. Шарахнулась, отвернулась, задышала, как астматик после стометровки. А Мот смотрел на меня и улыбался. Снисходительно так, с пониманием. Будто на раз-два считывал меня и мои эмоции…

Затем снова пошли гулять, и он показал мне местного питомца по кличке Барсик. Ленивого пухлого кота с медно-рыжей шерстью и умными серыми глазами. Барсик оказался дружелюбным и непугливым зверем, поэтому спокойно позволил себя погладить. Я сидела на траве, чесала его за ухом и вспоминала давно забытое ощущение умиротворения. Такое тихое, светлое, убаюкивающее…

Матвей сказал, что мне идут животные, и, став взрослой, я обязательно должна завести домашнего любимца. Я полностью с ним согласна. Потому что, как по мне, коты – это лучшие создания на земле. Чего только стоит их нежное «мур-мур-мур»… Настоящая услада для слуха.

Наигравшись с Барсиком, мы с Гореловым отправились обратно в детдом. Он проводил меня до входа в женскую спальню, а на прощанье снова поцеловал. На этот раз не в губы, а в щеку. Коротко, мимолетно… Но я все равно залилась краской смущения.

Прежде у меня не было ничего подобного. Интересно, значит ли это, что отныне он всегда будет меня целовать?..

Если честно, мне бы очень хотелось.

Стягиваю комбинезон и, облачившись в пижаму, расстилаю постель, когда внезапно совсем рядом раздается приглушенный голос Ниночки:

– Я уж думала, ты не придешь.

Обернувшись, упираюсь взглядом в подругу. Она стоит подле моей кровати. Руки скрещены на груди, брови сведены к переносице, в глазах читается недовольство.

– Почему? – осторожно интересуюсь я.

– Горелов тебя пальцем поманил, и ты сразу же про всех забыла! – выдает с укором.

– Прости, – выдыхаю тихо. – Я думала, ты поймешь…

– Да как такое понять?! – распаляется сильнее. – Я сказала тебе, что он мне нравится, а ты его увела!

И тут я замечаю, что в ее взгляде плещется не просто раздражение, а самая настоящая злость. Но в чем причина столь странной реакции? Разве я в чем-то виновата?

– Нин, я не уводила Матвея, – возражаю мягко. – Вы ведь с ним не встречались.

– Какая разница?! Я открыла тебе секрет, а ты всадила мне нож в спину!

Ее реплики обескураживают. О каком ноже в спину может идти речь, если за всю жизни Нина с Гореловым и парой слов не обменялись? Это же абсурд!

– Неправда, – по-прежнему спокойно отвечаю я. – У нас с тобой не было никаких договоренностей относительно Матвея. Он сам пригласил меня на танец, что мне оставалось делать?

– Ты могла бы отказаться! – продолжает дуться Лисицына. – Из уважения к нашей дружбе!

– Извини, – повторяю снова. – Я не знала, что для тебя это так важно…

– Ну конечно! Теперь тебе выгодно прикидываться дурочкой!

Обидно. Я ведь и предположить не могла, что моя прогулка с Матвеем вызовет у Нины такую бурю негодования.

– Но… Ты говорила, что Горелов общается с Настей Крыловой, – припоминаю ее слова. – Поэтому я решила, что твои чувства к нему – не более, чем симпатия к популярному парню…

Я говорю это совершенно искренне, потому что у меня в свое время много раз случалось нечто подобное. Когда я жила нормальной жизнью и училась в обычной школе, нам с подружками все время кто-то нравился. То симпатичный одиннадцатиклассник, то молодой физрук, то студент, пришедший к нам в школу на практику. Это были неглубокие чувства. Поверхностные и легкие, словно зефир. В подростковом возрасте так часто бывает. Мама говорила, что это просто особенность психики.

И если, например, этот самый одиннадцатиклассник вдруг уделял внимание одной из моих подруг, мне и в голову не приходило на нее обижаться. Мы ведь все на равных условиях, верно? А на вкус и цвет товарищей нет. Кому-то нравится шоколадное мороженое, кому-то ванильное, ну а кто-то в принципе равнодушен к сладкому.

Поэтому реакция Нины вводит меня в ступор. Я правда не знаю, что ей возразить и как донести свою мысль. По-моему, наш конфликт просто высосан из пальца.

– Кстати, насчет Крыловой, – Лисицына недобро щурится. – Ты же не думаешь, что она проглотит тот факт, что ты при всех танцевала с ее парнем?

– Что ты имеешь в виду? – по спине пробегается колючий холодок.

– Увидишь, – отзывается едко.

– Я ведь ничего не делала, Нин… – оправдываюсь зачем-то. – Ты же видела, Мот сам меня позвал…

– Посмотрим, как ты это ей будешь объяснять!

Пульнув в меня язвительной фразой, Нина разворачивается и отходит к своей кровати. Забирается под одеяло и, укрывшись им с головой, скрывается из вида.

Выпускаю из рук покрывало и, опустившись на постель, зависаю в тотальной растерянности. Что это все значит? Просто ядовитый треп обидевшейся подруги? Или мне и впрямь стоит опасаться последствий?..

Странно, в разговоре Матвей ни разу не упоминал Крылову. Ни слова о ней не проронил. Да и его внезапный поцелуй… Такой терпкий и такой горячий… Разве стал бы он целовать меня, если бы всерьез встречался с Настей? Это же некрасиво…

Подтягиваю колени к груди и испускаю тихий печальный вздох. Я не хочу ссор и драмы. Не желаю вставать у кого-то на пути. Если Мот с Настей и впрямь вместе, я вычеркну случившееся из памяти и без проблем подвинусь в сторону.

Но тогда зачем было нужно водить меня за нос и давать ложные надежды?..