Текст книги "Я не могу проиграть (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лисицына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Мудрость

Глава 22

Всю ночь я не сомкнула глаз и утром встала, зареванная и сонная. По дороге в больницу я так волновалась, что чуть не попала в аварию, а когда вышла из машины, то никак не могла унять дрожь в коленях. Унылое здание грязно-желтого цвета с решетками на окнах стояло передо мной, и где-то там была мама. Мне было страшно, я боялась увидеть ее. Медленно я поднялась на второй этаж. За столом сидела молоденькая девушка в халатике. Я подошла к ней.

– Вы к кому? – спросила она.

– К Алябьевой.

– К Алябьевой? – переспросила она, и ее глаза стали большими. – А вы кем ей приходитесь?

– Я ее дочь.

– Дочь, – м-м-м., – ее милое личико выдавало замешательство, она не знала, что делать. – Я не уверена, что врач разрешит посетить ее. Вам лучше пройти сначала к врачу, он в кабинете, прямо по коридору.

– Что с ней? Она умерла?

– Нет, что вы, – испугалась девушка. – Она жива, но к ней нельзя.

В этот момент по коридору протопала, шаркая ногами, старушка с детским пластмассовым ведерком и совком, видимо впавшая в детский маразм.

Уставившись на нее, я отвлеклась от девушки, которая начала звонить по телефону. Появилась другая больная, которая, раскинув в стороны руки, как крылья, с отрешенным лицом парила мимо нас.

– Что это она делает? – спросила я девушку.

– А-а, – девушка улыбнулась. – Это наша тетя Маша, она себя бабочкой представляет, вот и летает здесь иногда. Да вы не бойтесь, она тихая.

– Девушка, вы дочь Алябьевой? – передо мной вырос мужчина в белом халате лет тридцати пяти. Козлиная бородка, жиденькие прилизанные волосы, достаточно неприятный тип.

– Да.

– Я ее врач. Пойдемте в кабинет. Сначала нам нужно поговорить.

Я послушно пошла за ним. В кабинете он уселся за стол и указал мне на стул.

– Иван Иванович.

– Виктория, – нехотя отозвалась я.

– Сколько вам лет, Вика? – неожиданно спросил он.

– Послушайте! У меня нет времени на светскую беседу. Только вчера я узнала, что маму отправили сюда. До моего отъезда она была совершенно здорова и никогда не страдала психическими расстройствами. Я хочу ее увидеть и разобраться, почему она здесь, – выпалила я на одном дыхании.

– Просто вы показались мне слишком молоденькой, а ваша мама серьезно больна, и я боюсь, как бы это не оказалось слишком сильным для вас потрясением, – вкрадчиво проговорил он, не глядя мне в глаза.

– Я могу вынести что угодно. И если это все, то идемте.

– Еще минуточку. Как я уже сказал, ваша мама, к моему великому сожалению, очень больна, и мы к ней никого не пускаем, но мы сделаем для вас исключение. Мы поместили ее в отдельную палату, дело в том, что она постоянно пытается свести счеты с этой жизнью. Она отказывается от еды, поэтому мы вводим ей питательные вещества внутривенно, и она… – он запнулся. – Мы были вынуждены ее привязать, чтобы она не натворила чего-нибудь. В целях ее же безопасности, понимаете?

Я закрыла глаза – это не может быть правдой, этого не может быть.

– Вам плохо? – участливо проговорил Иван Иванович.

– Все нормально, продолжайте, – я заставила себя посмотреть ему в глаза.

– И она… Я думаю, что она очень изменилась с тех пор, как вы видели ее последний раз. Вы понимаете, о чем я?

– Нет, – покачала я головой. – Когда мы встречались в последний раз, она выглядела цветущей женщиной тридцати пяти лет.

– Я думаю, может быть, вам не стоит тогда сегодня ее навещать.

– Стоит, – я вскочила со стула, подумав, что этот странный врач почему-то препятствует моему посещению, и это вряд ли было продиктовано заботой обо мне.

Ему пришлось тоже подняться.

– Я хотел, как лучше. И еще, обещайте мне, никаких истерик. Вы не должны ее волновать.

– Обещаю.

Длинным коридором мы подошли к палате. Он вошел первым, я следом. Кровать была одна, так что ошибиться было невозможно, иначе я бы никогда не узнала этого лица. То, что безжизненно лежало на кровати, окутанное сетью трубочек, никак не могло быть моей мамой. Я подошла ближе, ее глаза были закрыты, видимо она спала. Я медленно опустилась на стул, который стоял рядом. К сожалению, это была моя мама, вернее то, что от нее осталось. Отчаяние и безнадежность нахлынули на меня. Не знаю, сколько я просидела, вглядываясь в родное лицо. Врач дотронулся до моего плеча.

– Вы еще останетесь?

Я кивнула, и он тихо вышел. Мы остались вдвоем – мама и я. Как же долго мы не виделись, слишком долго. Кошмарный сон, может быть, я проснусь, и все будет по-прежнему – любящие друг друга родители, уютный дом и тихие семейные вечера. Я закрыла глаза, открыла, ничего не изменилось, все та же больница, и мама все в таком же положении, и во всем этом моя вина. Я не должна была так поступать, я не должна была оставлять ее одну. Вадик был совершенно прав, когда называл меня эгоисткой, но сейчас не время думать об этом. Надо что-то делать! Мне захотелось взять маму за руку, и я немного откинула одеяло – руки были привязаны к кровати. Я отшатнулась и вспомнила, что меня предупреждали об этом. Я положила ей руку на лоб, и она открыла глаза, мутные и отсутствующие.

– Мама, это я, Вика, я здесь, я пришла к тебе.

Мама попыталась посмотреть на меня, но, видимо, одурманенное наркотическими лекарствами, сознание ей не подчинялось. Ее взгляд остановился безучастно на мне, но она меня не узнавала.

– Мамочка, посмотри на меня. Ты меня не узнаешь?

– Вика умерла, – прошептала она, и две слезинки медленно поползли по щекам.

– Мама, я жива, – почти закричала я. – Я здесь.

Но было похоже, что она так меня и не услышала. Ее глаза закрылись, и она опять отключилась. Я просидела еще час, но она так и не пришла в себя. Мне было ясно одно, пока ее будут накачивать этими лекарствами, она никогда не поправится.

Я без стука зашла к врачу. Он сидел за своим столом и даже не поднял головы при моем появлении.

– Я хочу с вами серьезно поговорить, – твердо сказала я. – Я требую, чтобы вы прекратили давать маме все лекарства, парализующие мозговую деятельность.

Он удивленно поднял глаза:

– Что значит, вы требуете? Ей назначено соответствующее ее болезни лечение. Все согласовано с ее мужем, он платит за все дорогостоящие лекарства.

– Ах, вот оно что. Ее так называемый муж хочет ее убить, а вы ему в этом помогаете. И я вас предупреждаю, если вы не прекратите колоть ей эту гадость, я подам на вас в суд и, поверьте мне, у меня хватит денег упрятать и вас, и ее муженька за решетку.

– Но вы же ничего не понимаете в медицине, ее состояние…

– Может быть, я ничего и не понимаю в медицине, но зато я понимаю, что вы в сговоре с ее мужем. Сколько он вам платит, чтобы держать ее здесь? Сколько? – закричала я.

– Тихо, тихо, успокойтесь, – он был напуган. – У вас нервный шок после посещения, я вас предупреждал.

Я молча смотрела на него. Он нервно теребил ручку, пальцы дрожали. Похоже, я попала в точку. Я почувствовала свое преимущество и продолжила.

– Завтра я приду снова. И запомните – никаких лекарств, только витамины.

– Ей же будет хуже, сами пожалеете, – мрачно буркнул он.

– Хуже некуда, – сказала я и вышла.

Медсестра сидела все там же за столом, я подошла к ней.

– Девушка, пожалуйста, мне нужна ваша помощь.

– Я вас слушаю, – сказала она без всякого выражения.

– Можно с вами поговорить, где нам никто не помешает?

Она пожала плечами и еще раз посмотрела на меня.

– Вы уже были у врача?

Я кивнула.

– Хорошо, ждите меня на улице, я выйду на пять минут.

Наташа, так звали медсестру, прониклась ко мне сочувствием и действительно помогла, правда прежде я сунула ей несколько бумажек в карман халата, после чего она стала более разговорчивой и даже написала названия лекарств, которые давали моей маме.

Все оказалось так, как я и предполагала. Николай приходит к врачу раз в неделю. Один раз Наташа видела, как он передавал Иван Ивановичу деньги. К сожалению, в их больнице существовала такая практика, некоторые родственники договаривались с лечащим врачом и больному назначались сильные препараты, которые действовали разрушающе на нервную систему, и они впадали в полусонное, заторможенное состояние. В таком состоянии их держали в больнице годами, что значительно развязывало руки их родным, отпадала необходимость забирать их домой и заботиться о них. Сами же больные превращались постепенно в некие растительные существа, не понимающие кто они и почему они здесь.

Наташа ушла, а я села в машину, и попыталась проанализировать полученную информацию. Видимо, именно это и собирался сделать этот негодяй с мамой, если еще не сделал, потому что Наташа подтвердила, что те лекарства, которые кололи ей, очень сильные. Единственная надежда была в том, что прошло еще не так много времени, и ее мозг еще можно спасти. Нужно было спешить. Волна ненависти к Коленьке нахлынула на меня. Один мерзкий человек испортил жизнь моим родителям, но я не собиралась сдаваться. Я окинула взглядом желтые стены маминой тюрьмы и прошептала:

– Я вытащу тебя отсюда, мамочка, обещаю тебе и накажу этого подонка, который так поступил с тобой. Я просто обязана это сделать, иначе никогда не смогу уважать себя.

И опять мысли побежали по знакомому кругу: если бы я только знала, я бы… Нет, остановила я себя, сейчас не было смысла обвинять себя и стучать кулаками в грудь, я должна сделать то, что возможно.

Глава 23

Прошло три дня, и Наташа уверяла меня, что маме отменили все назначенные ранее препараты, оставили лишь самое необходимое, что поддерживало ей жизнь, но она по-прежнему не узнавала меня. Я была в панике, я сидела около нее часами и разговаривала с ней, но все было бесполезно, я понимала, что она не слышит меня. Ее глаза теперь были открыты, но их выражение было абсолютно бессмысленно. Ее мозг был по-прежнему отключен. Я должна была как-то добраться до ее сознания, но не знала как. В этот раз я пришла как обычно после работы. Мама лежала на спине, глаза были закрыты, спутанные, давно немытые волосы, разметались по подушке. Лицо было бледное, чужое и старое. У постели стояла капельница. Я открыла форточку и села рядом на стул:

– Здравствуй, мамочка.

Ответа не было, глаза были закрыты, казалось, что она спала.

– Мама, посмотри на меня. Это я, твоя Вика, – я взяла ее за руку и крепко сжала. Ее рука безвольно лежала в моей, чуть вздрагивая, пульс был слабым. Я потрогала лоб, он был холодным – температуры не было. Я попробовала поговорить с ней снова, все было бесполезно, передо мной лежало тело, мамино тело и лишь до некоторой степени живое.

Отчаявшись, я вскочила со стула и стала метаться по палате. Я знала, что именно сегодня я должна что-то сделать. Устав ходить, я облокотилась на спинку кровати и стала разговаривать с мамой, не обращая внимания на то, что она была без сознания. Я обращалась к ней, к ее душе или к ее мозговому центру, я не знаю, как это называется, но неожиданно поняла, что это может сработать. Я обращалась к ней, я убеждала ее, что она неправа, желая уйти из жизни, она нужна мне и другим людям, она должна играть и радовать других своей музыкой. Я просила у нее прощения, говорила, что люблю ее, и она не может оставить меня одну, и вообще жизнь прекрасна и дается лишь раз. Я говорила с такой силой и убеждением, и мне даже казалось, что я слышу ответы. Каким-то образом, не с помощью разговорной речи, а мысленными концептами, которые появлялись в моем мозгу, я понимала то, что она мне хотела сказать. Она уверяла меня, что испытав такие душевные муки, она не может вернуться в этот мир, и смерть – это ее единственное спасение. Она чувствовала себя виноватой перед нами и просто не могла жить с этим грузом вины. Я попросила у нее прощения за то, что бросила ее тогда после смерти отца и снова и снова убеждала ее, что она нужна мне. Неожиданно я осознала, что стою на коленях у кровати, и держу маму за руку, а слезы струятся по моему лицу. И тут я поняла, что в комнате произошли изменения. Я подняла глаза и встретилась с мамой взглядом, она смотрела на меня вполне осознанно. Она вернулась, вернулась. Мне удалось ее вытащить оттуда, где она была. Ее губы еле слышно прошептали мое имя.

– Пообещай мне жить, мамочка, – прошептала я и почувствовала, как ее пальцы слабо сжали мою руку, а на лице появилась что-то вроде улыбки. Потом она заснула, так как была еще очень слаба, а я сидела рядом и просто смотрела на нее. Неожиданно жуткая усталость навалилась на меня, я начала зевать и, еле передвигая ноги, вышла из палаты и с трудом добралась до машины. Устроившись в кресле, я тут же заснула, а проснувшись, обнаружила, что проспала целых два часа. Усталости как не бывало, и настроение было впервые за долгое время хорошим. Домой ехать не хотелось, и я решила заехать к Ольге – поделиться радостью. По дороге я купила бутылку шампанского и коробку конфет. Наверное, я ехала слишком быстро, поэтому, резко затормозив перед подъездом, я чуть не сбила парочку влюбленных. Не заглушив мотора, я выскочила из машины и закричала:

– Смотреть надо куда идете, а не только друг на друга! Да что же это такое – прямо под колеса лезете. Хорошенькая девчушка испуганно смотрела на меня, а парень, лица которого я не видела, потирал ушибленную ногу. Видимо, я все-таки его задела бампером.

– Вам больно? – спросила я уже тише, подходя ближе к парню.

Он поднял голову, и я сразу узнала его.

– Вадик! Ты! – я не могла скрыть своего удивления.

Он улыбнулся.

– Привет. Какими судьбами? – спросил он, как будто мы столкнулись на улице.

– Ты почему на дорогу не смотришь? – строго спросила я. – Я ведь могла вас не заметить – на улице темно.

– Мы заговорились, – вежливо вставила девушка – И не заметили машины.

– Я так рад тебя видеть, – неожиданно сказал Вадик.

– А я тебя нет! Всю жизнь мечтала увидеть тебя под колесами своего автомобиля.

– Эх, ты горе-водитель. Не знаешь, что в темное время суток нужно ездить с включенными фарами.

Я посмотрела на машину, действительно, я забыла включить фары.

– Правила дорожного движения написаны явно не для тебя, у тебя есть свои собственные, – продолжал ехидничать Вадик.

– А мои правила тебя не касаются, – отрезала я, тем не менее чувствуя себя виноватой. Конечно, если бы я включила фары, то обязательно заметила бы их раньше.

– Ну ладно, Вадим, пойдем, ничего же не случилось, – девчушка потянула его за рукав.

Я посмотрела на нее. Милая мордашка, гладко зачесанные волосы, собранные в хвостик, полное отсутствие косметики. Наверно, скромная и тихая, именно такая и нужна Вадику.

– Подожди, – отмахнулся он от нее как от мухи. – Мы еще не все выяснили с Викторией.

– Мы с тобой уже все выяснили очень давно, – разозлилась я и пошла к машине.

Я села за руль и выключила зажигание, забрала шампанское и конфеты. Они еще стояли на том же месте и о чем-то тихо разговаривали. Я щелкнула сигнализацией и, не обращая внимания на них, пошла к подъезду.

– Вика, подожди, – Вадик загородил мне дорогу. – Где ты теперь живешь?

– Это не твое дело. Твое дело вон, – я показала на девушку.

– Ну, ты же не можешь просто так исчезнуть. Я так переживал, когда понял, что ты не вернулась домой.

Я усмехнулась.

– Ты так переживал, что завел себе эту малолетку.

– Я все объясню.

– Не надо, – я обратилась к девушке, которая одиноко стояла в стороне. – Девушка, заберите его, пожалуйста.

Девушка подбежала к нам и взяла его за локоть.

– Вадим, ну пойдем же, нас ребята ждут, – заканючила она.

Я обошла их и скрылась в подъезде. В лифте я расплакалась. Почему-то мне стало очень обидно, хотя прошло уже больше полугода как мы расстались. Все-таки он был моим первым мужчиной, а до этого был моим лучшим другом.

Так я и ввалилась к Ольге, со слезами на глазах и шампанским в руках.

Ольга, в халатике, открыла дверь.

– Вика! – обрадовалась она. – Что-то случилось? – спросила она, когда заметив мои слезы.

Я покачала головой и сунула ей шампанское и конфеты.

– Ничего не понимаю, если все плохо, то почему шампанское?

– Все хорошо, – уверила ее я. – Поставь шампанское в морозилку и дай мне пять минут привести себя в порядок. У меня хорошая новость – мама сегодня пришла в сознание и узнала меня.

– Ой, как здорово. А почему тогда ты плачешь?

– Просто я встретила одного человека, с которым я… ну, в общем, это теперь неважно.

Я прошмыгнула в ванную и заперлась. Глупые слезы застилали мне глаза. Ну почему, именно сегодня, нужно было его встретить. У меня было такое хорошее настроение. Неужели я ревную? Я так долго старалась его забыть, и у меня почти получилось. Почему же тогда так больно от того, что он теперь с другой?

В дверь постучали, и встревоженный Ольгин голос спросил:

– Вика, у тебя все в порядке?

– Да, – ответила я и взглянула в зеркало на свое красное лицо.

– Открой дверь или я взломаю замок, – услышала я решительный голос.

Мне стало смешно.

– Сейчас иду, только умоюсь.

Я вышла из ванной.

– Ну что ты не даешь мне поплакать?

– Я ужасно боюсь за тебя, ты стала такой странной. У нас же раньше не было секретов друг от друга, – обиженно сказала она.

– Я все тебе расскажу. Я просто встретила Вадика с девушкой.

– Подожди, ты плачешь из-за него?

Я молчала.

– Так это ты с Вадиком жила там, на юге?

Я кивнула. Ольга опустилась на стул с изумлением:

– Так вы с ним…ну ты понимаешь… как муж и жена?

– Как муж и жена, и даже свекровь была, – рассмеялась я, вспомнив, как мы жили у него на Погодинской.

– И его мама знала?

– Конечно, она даже приняла меня как невестку, только все время беспокоилась, что я недостаточно люблю Вадика.

– Ну, ты даешь. Ну и как он?

– Что как? Ты же его знаешь, он же в нашем классе учится, между прочим, – издевалась я.

– Ну, Вика, ты же знаешь, что я имею в виду?

– Не понимаю о чем ты, – мне доставляло удовольствие подшучивать над Ольгой.

Она посмотрела на меня с обидой.

– Ты хочешь спросить, как он в постели?

Моя подружка до сих пор не встречалась не с одним мальчиком. Не знаю, в чем тут было дело, то ли в ее неземной красоте, то ли в застенчивости, но факт оставался фактом.

– Вика, прекрати!

– Ладно, но ведь ты именно об этом спрашивала.

Ольга сидела напротив меня, ее щеки пылали. Мне стало ее жалко.

– Олечка, не сердись. Я тебе так скажу: пока мы жили на юге, все было прекрасно, а когда начали работать, пошли проблемы, и мы расстались. Вадик вернулся в школу, а я пошла на рынок. Остальное ты знаешь.

– Надо же, – удивлялась Ольга, – кто бы мог подумать? Ты и Вадик. Ты же всегда считала его своим другом.

– Да, считала, и знаешь, лучше бы нам остаться друзьями. И давай не будем о нем, ладно? У него есть девушка, у меня есть работа. Каждый получил то, что хотел. Все равно у нас бы ничего не получилось, мы такие разные.

На мое счастье пришла Вера Ивановна с работы, так что я шепнула Ольге:

– Как-нибудь потом расскажу, – и выскочила в коридор.

Вера Ивановна снимала пальто и очень обрадовалась, увидев меня.

– Здравствуй, Вика! Как дела?

– Все хорошо, мама пришла в сознание, и она узнала меня и даже чуть-чуть улыбнулась.

– Слава Богу! Счастье-то какое, – Вера Ивановна обняла меня. – Аллочка, бедная, как настрадалась.

– Давайте пить шампанское, мамино выздоровление нужно отметить, – улыбнулась я и подумала, что хорошо, что у меня есть они – Олечка и Вера Ивановна. С ними я забывала о прошлом и чувствовала себя прежней беззаботной девчонкой.

Вечер удался, мне даже удалось выбросить из головы встречу с Вадиком. Мы пили шампанское и вспоминали старые добрые времена, когда мы собирались вместе, чтобы отметить праздник или чей-нибудь день рождения.

Нашу беседу прервал телефонный звонок, и Оля вышла из кухни. Вера Ивановна посмотрела на меня и спросила:

– Вика, а как же школа?

– Наверно, еще стоит на старом месте, – отшутилась я.

– Будь же серьезной. Я на правах маминой подруги настаиваю, чтобы ты закончила десятый класс.

– Снова одеть школьную форму и выслушивать нотации учителей? – возмутилась я. – Благодарю покорно. Это исключено, к тому же у меня совершенно нет времени. Маме нужно хорошее питание и уход, я должна платить за квартиру.

– Но Вика, тебе же нужно образование. Ты же не собираешься всю жизнь продавать цветы.

– Конечно, нет. Когда у меня будет необходимая сумма, я открою магазин или кафе.

Какое-то время мы молчали. Потом Вера Ивановна продолжила:

– Когда-нибудь ты можешь захотеть учиться дальше. Все твои сверстники в этом году будут поступать в институты. А ты?

– Буду продавать цветы, но у меня будут деньги, а они будут выпрашивать у мамы на мороженое и кино, а к тому времени, как они окончат институт, я уже открою какой-нибудь свой магазин.

– Ты стала очень упряма, – возмутилась Вера Ивановна. – На тебя просто невозможно повлиять.

– Лучше и не пробовать, – засмеялась я. – Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю. На самом деле я купила учебники и сама занимаюсь, только времени мало. Возможно, если бы мне разрешили, я бы могла сдавать экстерном. Только кто будет со мной возиться после уроков?

– Хорошая мысль, – отозвалась Оля. – У нас есть один мальчик, который так учится с восьмого класса, он чем-то болеет и к нему учителя приходят на дом.

– Предоставь это мне, я все устрою, – ухватилась за эту идею Вера Ивановна. – Я поговорю с директором и классным руководителем. Они должны пойти тебе навстречу.

– Вера Ивановна, но только экстерном, я не сяду больше за парту и не надену школьную форму.

– Хорошо, пусть будет экстерном. А ты сможешь все сама-то учить?

– Она очень способная, я буду ей помогать, – вступилась за меня моя подружка.

– Да, смогу, – я сделала паузу и добавила: – если захочу.

– Вика, представь, что будет с мамой, когда она узнает, что ты не учишься. Ты должна это сделать ради нее.

– Я думаю, что маме еще долго будет не до меня.

– Давайте выпьем за Вику, она у нас такая необыкновенная. Я горжусь тобой, – Ольга подняла бокал.

– За тебя! – отозвалась Вера Ивановна. – Видимо, творческие натуры твоих родителей передались тебе в виде деловой хватки.

– Спасибо, даже не знаю, чтобы я без вас делала, – я выпила шампанское залпом и достала из кармана сигареты.

Вера Ивановна и Оля молча смотрели на меня круглыми глазами.

– Вы не прогоните меня, если я закурю? – улыбнулась я.

– Виктория, девочки не должны курить!

– А я уже не девочка, – глупо хихикнула я и затянулась.

За столом воцарилось молчание. Потом Вера Ивановна потянулась к моей пачке за сигаретой. Она курила, только когда была очень взволнована.

– Господи, если бы твой отец был жив, он бы этого не допустил, – выдала Вера Ивановна после нескольких затяжек.

– Если бы мой отец был жив, то ничего этого бы не было. Я могла бы жить с ним, но ему не нужна была только я, ему нужна была моя мама и ее любовь, а без нее он жить не хотел, поэтому и придумал якобы случайно оступиться.

– Что ты говоришь? – возмутилась Вера Ивановна. – Это же был несчастный случай.

– Просто он представил это как несчастный случай, – твердо сказала я. – Он не хотел, чтобы мама винила себя в его смерти и больше всего он не хотел выглядеть слабым. А самоубийство – это слабость.

– И у тебя есть доказательства? – спросила Вера Ивановна.

– Нет, он не оставил записки, если вы об этом. Просто когда он прощался со мной, он говорил такие слова, как будто уходил навсегда. Он уже тогда все решил. А еще я слышала, что Сергей Петрович, тот, что был с ним в экспедиции, рассказывал на кухне, что все это было очень странно, участок был очень легким, а он как будто нарочно поскользнулся.

– Господи, как все это страшно, – Вера Ивановна посмотрела мне в глаза. – Ты не рассказывай это маме никогда, хорошо?

– О чем вы?! Конечно. Маму я буду беречь теперь от всего. Знаете, я когда ее увидела на этой койке с привязанными руками, то сразу ее простила. Я же обвиняла ее во всем, поэтому и ушла, просто не могла ее видеть, – я вытерла глаза.

– Ну ладно, ладно, – успокаивала меня Ольга. – Все уже позади. Надеюсь, твоя мама поправится, а ты больше не будешь так необдуманно поступать.

– Ладно, – улыбнулась я сквозь слезы. – Мне пора, завтра рано вставать на работу.

Я спустилась на лифте, и у двери столкнулась нос к носу с Вадиком.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась я.

– Жду тебя, – он подошел ближе.

– По-моему это глупо, я могла бы остаться здесь на ночь.

– Ты бы вышла утром.

– И ты бы ждал меня до утра?

Он кивнул, глаза у него были как у побитой собаки.

– Что ты хочешь? – спросила я жестко.

– Я просто хотел увидеть тебя.

– Ну, вот посмотрел и хорошо, я пойду, – я попыталась обойти его, но он взял меня за руки.

– Прости меня.

– Больше всего на свете мне хотелось уткнуться в его такое родное плечо и поплакать, а он бы гладил меня по голове как когда-то давно, когда мы были друзьями, но вместо этого я спокойно сказала:

– Все к лучшему, дай пройти.

– Вика, я дурак, я себе места не находил, я…

– Перестань, не надо ворошить прошлое…

– Но нам же было так хорошо вместе.

– У нас разные дороги. Тебе нужно одно, а мне другое.

– Я люблю тебя, – он опустился на колени и спрятал лицо в моих ладонях. Я не знала, что делать, я все еще тянулась к нему, но в то же время понимала, что нельзя снова допустить этого. Я освободила руки и присела рядом.

– Не надо стоять на коленях, тебе это не идет.

– Я виноват, прости меня. Что мне сделать, чтобы ты вернулась?

Я вздохнула и решила сказать ему правду.

– Я не та девушка, которая тебе нужна, и я не люблю тебя.

– Не любишь? – вид у него был как у обиженного ребенка. – Но ты же говорила…

– Говорила, потому что ты хотел это слышать. Я знала, что мне не надо было это начинать, повторяю тебе – я не та девушка, которая тебе нужна.

– Нет, это я не тот парень, который тебе нужен, – он отпустил меня так резко, что я покачнулась. – Я все понял. Будь счастлива, – он развернулся и почти бегом побежал от меня прочь как от прокаженной.

Я села на ступеньки и заплакала. Мне надо было сказать ему это еще давно, мне не надо было ехать с ним на юг. Мне вообще не надо было уезжать, тогда бы не случилось всего этого. А все из-за того, что я думаю только о себе, я – страшная эгоистка. Так, хлюпая носом и кляня себя последними словами, я добралась до машины.