Текст книги "Я не могу проиграть (СИ)"
Автор книги: Татьяна Лисицына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 11
Мария Васильевна была абсолютна права, когда говорила, что я совершенно не представляю во что, я ввязываюсь. Чемодан с розами был очень тяжелым, и к тому же бил по ногам, но, стиснув зубы, я тащила его вперед. В Москве стояла такая же жара, как и на юге, только без моря и свежего воздуха. Сначала мы заехали к Вадику и пересортировали розы, самые стойкие поставили в ведра и кастрюлю, а часть связали для торговли. По всей квартире стоял сладкий приторный запах, как в цветочном магазине.
– Как же я боюсь твоей мамы, – вздохнула я, развалившись на диване, с тоской думая о поездке на рынок через весь город.
Вадик присел на краешек дивана.
– Не надо бояться. Моя мама удивительный человек, она все поймет как надо.
– Странно, что ты так в этом уверен. На ее месте я бы выбросила розы и отправила бы меня домой. Моя мама так бы и сделала.
– Поверь мне, я все устрою, – он погладил меня по волосам. – Главное, что ты со мной, ты уже ко мне переехала. Может, и замуж скоро за меня выйдешь?
– Ох, Вадик! Голова полна забот, а ты с глупостями. Не выйду я за тебя замуж, и жить у тебя не буду. Ну, если только временно, пока не скоплю денег на собственное жилье.
– Ладно, поживем – увидим. Кофе будешь?
Он улыбнулся мне и ушел готовить кофе. А я стала разбирать следующий чемодан с розами. К концу работы мои руки были нещадно исколоты, и моей любви к цветам поубавилось.
Рынок нас встретил неприветливо. Озираясь по сторонам в поисках свободного места, мне стоило больших усилий взять себя в руки, убежать хотелось нестерпимо. Я даже не могла представить, как я встану и начну продавать цветы, а все будут смотреть на меня. Мою проблему решил Вадик, он попросил подвинуться какую-то старушку с подмосковными георгинами, и подтолкнул меня. Я стояла как столб, раскрыв рот, коленки подгибались.
– Ну, давай же, – Вадик деловито раскладывал цветы.
– Вадик, я не могу, – я вцепилась в его руку.
– Что, значит, не можешь? – несколько грубо спросил он.
– Я… Мне… нехорошо. Я не могу! Мне кажется, что на меня все смотрят.
– Конечно, смотрят. Им же интересно, какой товар ты привезла. Вдруг торговлю перебьешь?
– Я не это имела ввиду. Мне кажется, они смотрят на меня!
– Ах, это… Ну, ты же у нас первая красавица, что же ты вдруг растерялась от взглядов этих кавказских джигитов? Улыбнись им, как ты это делала на пляже, – издевался надо мной Вадик. – Давай, лучше, узнай, где достать воды, а я пока разложусь и узнаю цены у соседей.
Я с уважением посмотрела на Вадика, он производил впечатление человека, который всю жизнь торговал здесь. Даже если у него все и сжималось внутри, то внешне он был спокоен и собран. На деревянных ногах с ведром в руке я отправилась за водой, проклиная свою затею и свою слабость. Никогда в жизни я не считала себя застенчивой, а здесь веду себя как идиотка и ничего не могу поделать. Я приволокла ведро – Вадик уже красиво разложил розы и успел написать ценники.
– Иди сюда, сейчас мы им покажем торговлю – наши цены будут самыми низкими, а розы самыми красивыми.
Я чуть-чуть пришла в себя, но как только к нам направилась первая покупательница, спряталась под прилавком, делая вид, что перебираю цветы. Я патологически не могла с ней поговорить. Зато Вадим, запел зычным голосом при ее приближении:
– Девушка, девушка, розочки южные, дешевые, выращенные под ярким солнцем, красивые как вы.
От ужаса, что она к нам подойдет, я пригнулась еще ниже. Со своего места я видела стройные ножки в красных босоножках и слышала голос неутомимого Вадика:
– Вам какие, девушка? Красные? О, цвет любви, замечательный выбор. Или желтые хотите? А может белые? Вот эти? А?
– Да, вот эти хороши, я возьму.
– Завернуть? – спросил он.
– Спасибо, – ответил нежный голос. – А вы всегда здесь торгуете? Я раньше вас не видела.
– Теперь буду часто, заходите. Телефончик не оставите? – поинтересовался наглый Вадик.
Она засмеялась и записала телефон прямо на денежной купюре.
– Только не дайте кому-нибудь вместо сдачи, – кокетничала девица.
Я задохнулась от гнева. Да как он смеет при мне!
– Не волнуйтесь, я спрячу ее у сердца, не отходите вечером от телефона.
– Я буду ждать, – бросила он через плечо, прижав к груди большой букет из красных роз.
– Вика, ты где? – нагнулся ко мне Вадик. – Я уже заработал и денег и телефон, а ты все прячешься.
Я заставила себя вылезти из-под прилавка.
– Да как тебе не стыдно! – набросилась я на него, чувствуя себя идиоткой.
– Что стыдно? Зарабатывать денег? – продолжал издеваться он. – Ты считаешь это неприличным занятием? Ну, кто бы мог подумать.
Я стояла красная и злая, готовая врезать ему по ухмыляющейся физиономии и убежать из этого места. Я просто не могу, я не могу здесь стоять, на меня все смотрят.
– Вика, успокойся! – Вадик обнял меня за плечи и его голос стал ласковым. – Я понимаю, что тебе тяжело, но именно сейчас ты должна перебороть свою скромность или гордость, я не знаю, как это там называется, и начать работать. Посмотри, люди вокруг тебя делают это с легкостью, и это вовсе не зазорно, продавать цветы. Или ты все еще девочка из хорошей семьи? Или ты сама по себе, черт возьми?
– Прекрати, я не хочу, чтобы ты разговаривал со мной таким тоном! – я скинула его руку со своего плеча.
Вадик фыркнул и вернулся к составлению букета, процедив мне сквозь зубы:
– Должен тебя предупредить – если ты не будешь мне помогать, то я буду брать телефоны у всех девушек, проходящих мимо.
– Ах, так! Ну ладно! Смотри же! – мне стало жарко от злости, и мой страх куда-то исчез. – Мужчина, мужчина! – закричала я, заметив покупателя. Схватив несколько роз в охапку, я выскочила из-за прилавка и подлетела к нему.
– Самые красивые розы для вас и вашей девушки!
Его глазки остановились на мне, полностью проигнорировав цветы.
– Чудесные розы, – он полез за бумажником. Как вас зовут, девушка?
– Вика, – улыбнулась я. – А вас?
– Саша.
Минуту мы смотрели друг другу в глаза.
– Знаете, вы очень красивы, – он достал купюру из бумажника. – А сколько стоят розы?
Я шепнула цену ему на ухо.
– Ничего себе, – ухмыльнулся он. – Да ладно, не важно, – он дал мне визитку, – Позвоните мне, когда освободитесь? Мы что-нибудь придумаем.
– А что тут можно придумать, – разошлась я, зажав деньги в кулачке, – Поужинаем где-нибудь. А потом поедем или к тебе, если ты не женат, или ко мне, если тебя уже окольцевали.
Мужик расхохотался и похлопал меня по плечу.
– А ты молодец! Если позвонишь, обещаю изменить сценарий.
– Может быть, – я развернулась и, помахивая визиткой, пошла к прилавку, наблюдая за Вадиком, он был бледнее самой нежной белой розы.
Неожиданно я почувствовала, что кто-то схватил меня за запястье, я повернулась и встретилась взглядом с грузином:
– Что ты себе позволяешь? Это был мой клиент. Не выскакивай из-за прилавка, моя сладенькая, а то я тебе устрою здесь.
Ко мне подскочил Вадик.
– Отпусти ее немедленно!
– Следи за бабой! – грубо ответил грузин, выпустив мою руку. – Пусть с места торгует! Нечего выскакивать!
– Она больше не будет.
Вадик взял меня за руку, прошипев на ухо:
– Совсем сдурела, то под прилавком сидит от страха, то на людей бросается.
– А у меня тоже есть телефончик, – я помахала визиткой. – Он ждет меня на ужин.
– Дай сюда! – Вадик потянулся за визиткой. – Вечно к тебе липнут какие-то козлы.
– Он не козел, он генеральный директор… – начала читать я, но внезапно он вырвал у меня визитку, я потянулась ее отнимать и опрокинула ведро с водой на ноги торговавшей по соседству армянке.
– Да ты больная что ли, – возмутилась она и покрыла меня трехэтажным.
Еле сдерживаясь от смеха, я пролепетала извинения, а когда повернулась, то заметила клочки визитки, разлетавшиеся по ветру. Вадик улыбался, а я подумала, что вряд ли этому мужичку удалось бы изменить сценарий, разве что слегка оттянуть финал.
К вечеру мы валились с ног от усталости, но выручка была очень хорошей, намного больше чем мы ожидали. Я оказалась права, южные розы, яркие, с большим бутоном, привлекали больше внимания, чем их подмосковные собратья. Мы бережно собрали остатки и двинулись к метро. В кармане шуршали мои первые, самостоятельно заработанные деньги, и если бы не предстоящая встреча с мамой Вадика, я испытывала бы состояние эйфории, все оказалось не так сложно. Около подъезда мы остановились, Вадик закурил и спросил меня:
– Ну, ты довольна, бизнес-леди?
– Конечно, – улыбнулась я из последних сил. – Только боюсь встречи с Екатериной Ивановной и ужасно устала. Сейчас бы завалиться на диван и спать, спать, спать.
– Не бойся мамы, она у меня мировая женщина, она тебя полюбит.
– Мне не нужно любви, я не собираюсь у вас задерживаться. Если дела пойдут, надеюсь, я скоро смогу снять что-нибудь.
– Ты совсем не собираешься возвращаться домой?
– Нет, я теперь сама по себе.
– Ну, хотя бы маме позвони. Она же волнуется.
– Позвоню попозже, пусть думает, что я еще отдыхаю. Я собираюсь сначала снять квартиру, а потом уже объявить ей о своей самостоятельности. Пусть выходит замуж, делает все, что ей угодно, я с ними жить не буду.
– Ты очень жестока к матери, она не заслужила этого. Она всего лишь полюбила.
– Полюбила! – сморщилась я. – Из-за того, что одному человеку кажется, что он влюбился, он ломает все, что строилось годами. А того, кого он любил раньше, с кем он делил радость и горе, он готов послать к черту вместе с отпрысками, которые тоже стали помехой новому чувству. Нет, здесь что-то неправильно, близкие люди не должны страдать оттого, что новый мужчина оказался вдруг милее собственного мужа. Можно же как-то бороться с собой? Не складывать же сразу лапки и вздыхать: «Ах, это любовь, я ничего не могу с собой поделать». Да и кончается все это всегда плохо.
– Почему плохо?
– Потому что эйфория проходит, когда они, наконец, оказываются вместе. У плохого начала не бывает хорошего конца. Мы не можем быть счастливы из-за чувства вины за покалеченные души детей.
– Ладно, посмотрим, как ты запоешь, когда сама влюбишься.
– Я уже люблю, тебя, – улыбнулась я, в этот момент я действительно любила не только Вадика, но и весь мир.
– Меня ты не любишь, Вика, к сожалению, – грустно сказал Вадик, – Да и никогда не любила.
– Глупости! Тогда почему же я с тобой?
– Потому что ты хочешь поиграть во взрослую жизнь, а я на данный момент самая подходящая кандидатура, – сказал он, не глядя на меня.
– Зачем ты так? Я хорошо к тебе отношусь, просто, может быть, я не умею любить.
– Просто я не тот, кто тебе нужен. Я был для тебя другом, другом и остался, несмотря на то, что мы теперь спим вместе.
«Зря я это затеяла», – подумала я. «Нельзя было начинать все это с ним. Он заслуживает любви».
– Вика, милая, – он наклонился ко мне и обнял. – Я все равно тебе благодарен, что ты со мной, я был твоим первым мужчиной, это останется со мной на всю жизнь. Просто я не знаю, как я буду жить, когда ты уйдешь.
– Может, я надоем тебе раньше, чем уйду? Перестань раскисать, все будет хорошо, пойдем лучше домой, – мне хотелось закончить этот разговор. И почему людям не живется без того, чтобы втрескаться в кого-то по самые уши? Лично меня уже достала эта любовь.
Вадик открыл дверь своим ключом. Екатерина Ивановна вышла в коридор и грозно заявила:
– Явился, значит, блудный сын!
Я выступила из-за спины Вадика и пискнула:
– Здравствуйте!
Она бросила на меня беглый взгляд и обрушилась на Вадика:
– Да как ты смел так поступить со мной! Я ночей не спала, не знала, жив ли ты. Как ты мог укатить на юг без разрешения, да еще с девчонкой из этой семьи? Да тебя посадит ее мамаша только за то, что ты рядом с ней стоишь. Сколько раз я тебе говорила, держись от нее подальше. А что это за розы в ведрах? Вы что, их украли? Господи, ну послал же Бог сынка.
Я никогда не видела ее в таком состоянии. В ее глазах стояли слезы, а голос дрожал и срывался на визг. Вадик молча стоял в углу, видимо, тоже ошарашенный.
Я решила взять огонь на себя.
– Екатерина Ивановна, – начала я спокойно и твердо. – Вадик не виноват, это была моя идея поехать на юг, с ним или без него, я бы все равно уехала, так сложились обстоятельства. А он, как хороший друг, пришел мне на помощь, и не позволил уехать одной. Вы можете им гордиться! – выпалив свою тираду, я твердо посмотрела ей в глаза.
Она смахнула слезы и ушла в ванную, буркнув:
– Идите на кухню.
Она долго отсутствовала, лишь было слышно, как в ванной текла вода.
Мы сидели за столом, Вадик разглядывал свои руки, а я спросила:
– Ты же говорил, что все ей рассказал?
– Я обманул, – честно признался он. – Я боялся, что ты тогда не пойдешь к нам.
Я хотела ему сказать все, что о нем думаю, но в этот момент Екатерина Ивановна вернулась и села за стол.
– Вика, тебя надо было бы выпороть… – начала она.
– Давайте я вам все расскажу, – перебила я, – Тогда, может быть, вы не будете считать меня сумасбродкой.
И я начала рассказывать, о маме, о том, как она полюбила другого, про папин уход из жизни, о том, как я не могла оставаться дома, и, наконец, о том, что мама собирается снова замуж. Но это ее, мамино, личное дело, просто я не хочу в этом участвовать, я не буду жить с ними, я собираюсь начать собственную самостоятельную жизнь и жить отдельно, а также зарабатывать себе на жизнь.
Во время моего рассказа меня никто не прерывал, две пары внимательных глаз не отрывались от моего лица, в заключении я сказала:
– Екатерина Ивановна, вы можете сейчас позвонить моей маме и сообщить ей, что я здесь, вы можете просто выгнать меня, и вы будете правы. В любом случае я не вернусь домой – это мое решение.
Я смахнула некстати выступившие слезы и ушла в ванную, предоставив им возможность все обсудить. Холодная вода остудила горящие щеки, но, к сожалению, не смыла моих слез. Я сидела на краю ванной и проклинала свой бестолковый, почему-то называемый прекрасным, возраст, из-за которого я не могла распоряжаться своей жизнью, так как хочу, и по-прежнему оставалась зависимым от воли взрослых существом.
Тихий стук в дверь прервал мои размышления. Ополоснув лицо, я открыла дверь – Екатерина Ивановна протянула мне халат и полотенце.
– Думаю, тебе захочется принять душ перед ужином, – ее взгляд был теплым, таким как раньше, когда я приходила к Вадику просто в гости.
А потом мы ужинали жареной картошкой с котлетами, и все было, так как будто я давно здесь жила. Екатерина Ивановна поставила только два условия: первое, чтобы я сообщила маме, что со мной все в порядке, а второе, чтобы мы закончили с продажей цветов до 1 сентября и пошли в школу. Я согласилась и написала маме коротенькое письмо, что жива, здорова и работаю. А в школу я не собиралась возвращаться, пора детства закончилась для меня давно, и тяга к деньгам у меня была куда больше, чем к знаниям. Но об этом я никому не сказала, лишь пообещала, что постараюсь решить свои проблемы за оставшиеся два месяца. После ужина мы занялись посудой, а Вадик ушел курить на лестницу. Екатерина Ивановна прошептала:
– Ты хоть любишь его немножко?
Я вздохнула и решила быть честной перед ней:
– Мне кажется, что я не умею любить. Мы понимаем друг друга, нам хорошо вместе, мне кажется мы все-таки скорее друзья чем… – я замялась, не зная этого определения.
– Но вы же спите вместе, извини за вопрос, конечно?
– Да, – я выдержала ее взгляд.
– Ты, надеюсь, не беременна?
– Нет, мы очень аккуратны. Дети нам ни к чему. И знаете, не волнуйтесь, пожалуйста, я не претендую на Вадика, и уж никак не буду ему обузой. Мы будем готовить, покупать продукты и убираться, и я обещаю не мешаться под ногами, а при первой же возможности сниму комнату.
– Ты неправильно поняла меня, Вика, – она ласково дотронулась до моего плеча. – Я просто хочу знать насколько это у тебя серьезно, потому что я знаю своего сына, он влюблен в тебя с детства, просто все молчал и друга разыгрывал, а сам знаешь как переживал, когда ты с парнями гуляла. Он у меня такой, все в себе держит, ничего не расскажет. Ну, а сейчас мне сказал: «Мать, прогонишь Вику, уйду вместе с ней, у нас все серьезно». Вот я и решила тебя спросить.
– Насколько я серьезно настроена? – я задумалась. – Не знаю, что и сказать вам. У меня столько всего случилось, столько планов, что я просто запуталась. Я хорошо отношусь к Вадику, но я не готова пока к серьезным отношениям. Мне кажется важнее сейчас встать на ноги, заработать денег, а уж потом решать остальные вопросы.
Екатерина Ивановна повесила полотенце и обняла меня.
– Ты умная девочка, Вика. Мне очень жаль, что у тебя так получилось в семье. Ты можешь жить у нас сколько хочешь. Только прошу тебя не делать больно моему сыну.
– Спасибо, я постараюсь, – я тоже обняла ее, испытав огромное облегчение, что все-таки не разочаровала ее.
Вадик застыл на пороге:
– О! Я думаю, вы поладили.
– А мы всегда ладили, – усмехнулась мама, глядя на сына с любовью. – Ну что, время позднее, давайте спать ложиться. Вы у нас теперь работаете. Я постелю Вике в твоей комнате, а тебе придется спать на полу в гостиной. Как бы там ни было, но нужно соблюдать приличия.
Я кивнула в ответ, от усталости я просто валилась с ног и заснула бы на коврике у двери.
– Наш план получил официальное одобрение, – пропел Вадик, заключив меня в объятия. – Как тебе это удалось?
– Не знаю. Мы просто поговорили по душам, но я до сих пор чувствую себя иноземным захватчиком.
– Я счастлив, что ты будешь жить в моей комнате, – он прижал меня к себе так, что у меня захрустели кости.
– Перестань, мама может войти, – мне было совсем не до нежности. Я, к сожалению, испытывала совершенно другие чувства: неловкость, жуткую усталость и острую тоску по дому, который у меня был когда-то. К тому же я была совсем не уверена, что поступила правильно, приехав сюда. Екатерина Ивановна лишь подтвердила мои опасения, что Вадик слишком серьезно воспринимает наши отношения.
Глава 12
Последующие дни были похожи друг на друга как близнецы. Мы рано вставали, чтобы успеть занять место на рынке и поздно возвращались на распухших от постоянного стояния ногах. Сил хватало только на то, чтобы смыть уличную грязь и наскоро проглотить ужин, приготовленный заботливой Екатериной Ивановной. Исколотые шипами руки с трудом удерживали горячую чашку чая. Далее мы падали в постель и засыпали. Лишенные романтики южных ночей и плеска волн, наши отношения грозили превратиться в будничные. Все это время я чувствовала на себе внимательные взгляды Вадика и его мамы. Они ждали, когда я сломаюсь, когда натешусь своей самостоятельностью и вернусь на свое место избалованной девочки. Особенное мучение причиняли исколотые пальцы рук, они гноились и болели. С маникюром пришлось расстаться, я срезала сломанные ногти под корень. Но я не собиралась сдаваться, я шла на рынок как на праздник, расправив плечи, оттягиваемые вниз тяжелой коробкой с цветами. И когда мне было особенно трудно, я представляла, что мне придется вернуться домой, где Коленька ходит в папином халате, спит в папиной спальне, и подступающий к горлу ком отвращения придавал мне сил.
Впрочем, у меня были профессиональные успехи, я научилась делать букеты, украшать их бантиками и завитушками, и это приносило дополнительные деньги за упаковку, хотя и выглядело вульгарно на мой вкус. Так, постепенно мы знакомились с цветочным бизнесом и даже стали своими на рынке. Я узнала, как зовут соседей, но разговаривать нам было не о чем, кроме как попросить друг друга присмотреть за цветами, когда нужно было отлучиться. Я начала курить, и это, конечно, было плохо, но помогало снять напряжение и заполнить паузы между покупателями. Я, казалось, испытывала все сразу – и боль, и отчаяние, и вину, и жалость к себе. В глубине души я по-прежнему оставалась домашней девочкой из интеллигентной семьи.
Как-то после очередного покупателя, который купил у нас много роз, к нам подвалил свирепый кавказец, за его спиной маячил еще один.
– Почем продаешь? – рявкнул он, обращаясь к нам.
Испытывая неприятное чувство страха, я назвала нашу цену, благоразумно чуть завысив ее.
– Ты что, женщина, – придвинулся он ко мне, обдав винным перегаром и табаком.
– Держите наши цены, на хрен нам торговлю сбиваете?! Держите цены, мать вашу. Ты поняла меня? – он схватил меня за руку.
– Отпустите ее, – вступился Вадик.
– Я все сказал. Еще раз такое будет, больше здесь торговать не будете, ясно?
Не дожидаясь ответа, он и его двойник удалились, чувствуя себя хозяевами этого кусочка земли, называемого рынком.
– Сволочи, – я потерла руку.
– А он дело говорит, – неожиданно сказала тихая армянка слева. – Поднимите цену, больше заработаете, и другим мешать не будете.
– Вы думаете? – интеллигентно поинтересовался Вадик. – Дело в том, что южная роза плохо стоит в воде, поэтому и цена низкая.
– Какая кому разница, сколько она стоит – продали и забыли, – отрезала армянка. – Ваше дело – деньги снять, а не заботиться о ерунде.
– Пожалуй, они правы, – шепнула я Вадику. – Если мы хотим здесь работать – придется играть по их правилам, к сожалению, мы слишком еще слабы, чтобы устанавливать свои.
– Вот позор! Какие-то уроды будут нам диктовать свои условия, – слишком громко возмутился Вадик.
– Тихо, – прижала я палец к его губам. – Разбираться будешь в школе с пацанами, а здесь молчи. К тому же не вижу ничего плохого заработать больше. Посмотри, роз осталось не так много, можно попробовать.
Мы подняли цены, это немного затормозило торговлю, но все равно южные розы продавались хорошо. Через четыре дня мы распродали все.
Оглядываясь назад, могу сказать, что это было интересное время, и я считала, что провела его с большей пользой, нежели в школе. На улице, в пыли и грязи, с исколотыми в кровь руками и карманами, набитыми денежными купюрами, я все-таки гордилась собой. Конечно, у меня никогда не было столько денег, но в то же время я понимала, что опустилась вниз, потеряв что-то очень ценное, может быть, это и был тот социальный статус, над которым я раньше смеялась. Один раз мне приснился сон, что я стою за прилавком, а ко мне подходит моя мама, красиво одетая и причесанная, и, покачав головой, уходит, а я бегу за ней, но не могу догнать. Я проснулась в слезах и долго лежала без сна. Но я не делала ничего плохого. Как мне себя убедить в этом? Может быть поэтому я, несмотря на усталость, иногда плохо спала, для меня было слишком много новых впечатлений. Я с интересом наблюдала за людьми, окружающими меня на рынке: вот бомж, сладко спящий на картонке, а вот старушка-попрошайка, каждый день исправно обходящая цветочные ряды, а вот кавказцы, приехавшие в Москву заработать, и ведущие себя не как гости столицы, а как ее хозяева. Это был совершенно другой мир, отличный от музыки, книг и школы, и я училась в нем выживать. Моя новая жизнь началась здесь, на асфальте, где я наспех ела грязными руками и училась быть взрослой.
Было приятно, что моя идея с южными розами оказалась верной, все-таки это оказалась выгодно. На заработанные деньги мы купили билеты в Адлер и поехали рассчитываться с Марией Васильевной и за новой партией цветов. Как же отличались мы от тех детей, которые были здесь совсем недавно. Мы стали увереннее и равнодушнее, а уж о романтике в наших личных отношениях говорить не приходилось. Вадик перестал казаться мне милым, а стал партнером по бизнесу. Общее дело и общий кошелек не хуже бытовых трудностей убивает любовь. Теперь мы говорили о чем угодно, кроме любви, о ценах на цветы и какие продукты купить на ужин, о прохожих и погоде. Впервые в моей жизни у меня были деньги, которые я могла тратить и никого не спрашивать. Мое желание жить самостоятельно было настолько сильным, что я не побаловала себя никаким подарком, отложив все покупки до лучших времен.
Перед отъездом я решила забежать домой, мне нестерпимо хотелось оказаться хотя бы ненадолго в знакомой обстановке, к тому же мне нужны были некоторые мои вещи. Подняв трубку, я набрала знакомый номер и, услышав длинные гудки, почти бегом побежала к дому. Ком в горле и слезы на глазах мешали открыть хитрый замок, который поставил папа на случай прихода незваных гостей. В квартире было тихо, и если бы мама в тот момент оказалась дома я, наверное, бросилась бы к ней на шею и умоляла о прощении. Но дома никого не было, и лишь незнакомый галстук, небрежно оставленный в спальне, напоминал мне, что все изменилось. Я ходила по комнатам и ласкала взглядом знакомые вещи, испытывая лишь одно желание – вернуться домой, но только чтобы все осталось по-прежнему – жить с чужим человеком, вторгнувшимся в нашу жизнь, я не могла. Выйдя на балкон, мой взгляд упал на монастырь, и я почувствовала странное желание обратиться к Богу, верить в которого так и не научилась. Мне так нужна была поддержка, но в этой жизни мне никто не мог помочь кроме меня самой. Вздохнув, я пошла в свою комнату, собирать вещи. А потом долго сидела за письменным столом, за которым провела столько времени, готовя домашние задания, и сочиняла письмо маме, думая о том, что она перестала быть мне родным человеком, предав папу, а значит и меня, и я никогда не смогу относиться к ней, как раньше. В тот момент я думала, что я для нее только помеха на пути создания новой семьи. В нескольких фразах я сообщала, что у меня есть работа и жилье, что я здорова и счастлива и не собираюсь возвращаться домой. К записке я приложила деньги, которые брала перед поездкой на юг и оставила письмо на кухонном столе. Я тогда и подумать не могла, что это письмо не попадет к ней в руки.
