Текст книги "Клуб победителей (СИ)"
Автор книги: Татьяна Лисицына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Глава 51
Когда Ася уверенно вышла из вагона поезда, Максим с трудом узнал ее. На ней был короткий жакетик из лисы и черные обтягивающие джинсы, заправленные в ботфорты на высоких каблуках. Волосы, поднятые над чистым лбом, спускались по плечам локонами, перепутываясь с лисьим мехом. Карие глаза светились от возбуждения и радости. В отличие от него, скованного смущением, Ася чувствовала себя совершенно свободно. Даже поцеловала его в щеку. Ему хотелось сказать ей изысканный комплимент, но он смог пробормотать лишь банальное «хорошо выглядишь». Девушка улыбнулась, показав мелкие ровные зубки, и огляделась по сторонам.
– Ты не поверишь, как я рада, что приехала. Знаешь, ведь тогда, когда мы с мамой садились в поезд на этом же вокзале, я запретила себе плакать. Дала слово, что выберусь из этой ситуации и приеду в Москву победительницей. И вот сегодня, когда поезд подходил к станции, я очень гордилась собой. Жизнь повернулась ко мне спиной, но я прошла через это.
Максим обнял ее за плечи, чувствуя, как смущение отступает и радость, которую он никогда не чувствовал в присутствии другой девушки, затопляет каждую клеточку его существа. Да и не было у него никаких девушек. Только она, его Ася.
– Я тоже горжусь тобой, – сказал он.
– Куда мы пойдем? – лукаво сверкая глазами, спросила бывшая соседка.
– Есть хороший ресторанчик недалеко от метро «Пушкинская». Называется «Венеция». Там неплохо готовят пиццу и спагетти. Если ты, конечно, любишь итальянскую еду.
Ася захлопала в ладоши от удовольствия и призналась, что обожает пиццу.
Когда они вышли из метро к памятнику Пушкина, девушка остановилась, оглядываясь вокруг.
– Раньше я часто приезжала сюда с подружками в кино или Макдональдс. Мне казалось, что здесь так круто. Смотрела на окна домов и завидовала людям, которым посчастливилось жить здесь. Знаешь, я ведь ненавидела Кузьминки. Не знала, что нас вообще выкинут из Москвы.
Макс сжал ее руку.
– Мы постараемся вернуть твою квартиру.
Девушка помотала головой.
– Не будем сейчас об этом. Вот так бы стояла и смотрела. А потом пошла бы гулять по бульварам.
– Так пойдем?
– Нет, сначала пойдем в твою «Венецию». Очень кушать хочется.
Они сидели в кафешке и обменивались новостями, забыв про остывающую пиццу. Макс помрачнел лишь тогда, когда признался, что найти Евгения пока не удалось. Эвелина позвонила только один раз и виноватым голосом сообщила, что ради дочери остается с мужем. О Лычкине она ничего не знает. Максим чувствовал, что история как-то сама собой сходит на нет. Он просматривал газеты и слушал новости, но никто не упоминал про скандал, связанный с организацией «Дотянись до успеха», словно ее никогда не существовало.
Выслушав его, Ася уставилась на куклу, одетую в венецианское платье, которой восхищалась, когда они вошли, но он чувствовал, что девушка думает об отце и расстроена отсутствием сведений о нем.
– Прости меня, я виноват. Думал, на следующий день мы снова встретимся и продолжим нашу борьбу. Но оказалось, что это никому не нужно.
Ася накрыла ладонью его руку, лежащую на скатерти.
– Ты не должен винить себя. Ты и так много сделал для моего отца. А я только злилась на него. Считала, что он поступил, как лох. Доверился непонятно кому. Но он был очень доверчивым и добрым. Раньше мы часто гуляли в парке, кормили уток и разговаривали обо всем. А потом я выросла, стала стесняться. Отдалилась. А когда папа потерял работу, приняла мамину сторону. – она схватила бокал с домашним вином и отпила большой глоток. – Однажды даже назвала его вслух лузером. Тогда я до смерти завидовала своей подружке, потому что родители ей все покупали. По выходным они всей семьей ужинали в ресторанах, а мой отец надевал фартук и вставал к плите. – по Асиному лицу потекли слезы, она всхлипнула, но продолжила. – Ты думаешь, я рассказываю тебе все это, потому что мне надо выговориться? Нет. Я просто хочу, чтобы ты знал, какая я на самом деле и не строил иллюзий. Вот мой отец строил иллюзии насчет меня, а я предала его. – Ася шмыгнула носом. – А готовил папа лучше, чем в любом ресторане, потому что делал это для нас с мамой. Хотел доставить нам радость. Ему ничего не нужно было для себя. Ни-че-го. – она выскочила из-за стола.
Максим, ошарашенный Асиным внезапным переходом от счастливо-возбужденного состояния к отчаянию, тупо смотрел на ее рыжий жилетик, оставшийся висеть на стуле. Ему вдруг показалось, что сбросив его вместе с маской самоуверенности и желанием показать, какая она сильная, его знакомая вновь стала ранимой и любящей, какой и была на самом деле. Под пушистой шкуркой скрывалось думающее и страдающее существо, жаждущее прощения и понимания.
Через несколько минут он заметил Асину хрупкую фигурку с опущенной головой, пробирающейся через тесно поставленные столики. Подойдя к нему, сразу не села, а молча стояла и смотрела на него, словно спрашивая, примет ли он ее после того, что она ему рассказала. Макс потянул ее за руку, девушка села не на стул напротив него, а на диванчик рядом с ним у стены. Они, вдруг почувствовав себя ужасно голодными, молча принялись за остывшую пиццу. А потом он рассказывал, как возненавидел своих родителей за то, что они сдали его психотерапевту. Теперь он стоит на учете в психдиспансере и не может водить машину. Он не собирался убивать себя, просто не хотел жить.
– Но почему ты не хотел жить?
Максим опустил голову, но тут же поднял ее. Между ними не должно быть тайн. Никаких.
– Я не помню. Похоже, этот эпизод мне стерли, когда я был в «Клубе победителей». У меня есть диск с записью. Если машина когда-нибудь станет работать, можно попробовать все вернуть.
– Не надо, – испугалась девушка. – Вдруг с тобой случится такая же история, как с Эвелиной.
Они сидели, прижавшись друг к другу, держась за руки под столом, как школьники. Выйдя из кафе, долго гуляли по бульварам. По какой-то молчаливой договоренности они больше не говорили ни о родителях, ни о клубе. А потом Ася стала все чаще посматривать на часы, чтобы не пропустить свой поезд. Максим чувствовал отчаяние из-за того, что опять долго не увидит ее, а им столько всего надо еще сказать друг другу. И тогда, запинаясь и смущаясь, предложил остаться у него на ночь. Ася удивленно посмотрела на него, но он тут же начал оправдываться.
– Родители будут дома. Ты будешь спать в моей комнате, а я на кухне. Там есть маленький диванчик. Я всегда там сплю, когда родственники приезжают. Пожалуйста. Я не могу без тебя. Не бойся, я ничего себе не позволю.
Она вдруг прижалась к его губам. И он чуть не задохнулся от счастья и крепче прижал ее к себе. Но она быстро отстранилась.
– А твои родители не будут против?
– Конечно, нет. Мама знает, что мы встречаемся.
– Знаешь, я немножко боюсь. Мы войдем в наш дом, в наш подъезд, мне захочется домой.
Максим сжал ее холодные замерзшие руки, потом поднес их к губам. Он помнил, каким раем после пребывания в «Клубе победителей» показалась ему его комната. Уголок, где он может быть королем своего мира.
– А завтра с утра я хотела бы сходить в наш парк. Вдруг там еще есть утки, которые помнят, как мы кормили их с папой? Это было года два назад. Весной. Сколько живут утки?
На глазах у Максима выступили слезы.
– Долго, Асенька. Они помнят вас.
– Знаешь, если бы я могла оставить там для папы записку на песке у озера – я верю, что он обязательно туда придет – он прочитал бы, что я люблю его.
Максим обнял Асю, думая о том, что Лычкин ничего не помнит. Неизвестно, как он воспримет свою дочь. Есть ли что-то еще, кроме памяти, связывающее по-настоящему близких людей? Ниточка, протянувшаяся от одного сердца к другому, которую невозможно оборвать? Нечто, позволяющее родным душам узнать друг друга?
* * *
Увидев свой дом, Ася крепче сжала руку Максима. На глазах снова выступили слезы. Никогда не думала, что вот эта белая панельная пятиэтажка станет такой близкой и родной. Вспоминалось детство, как папа качал ее на качелях во дворе, а она все просила сильнее и сильнее. Качелей, конечно, уже нет, но та детская площадка еще сохранилась. И все там было такое новенькое, свежеокрашенное и чужое. А вот и ее окна и там тоже чужие шторы. У нее в комнате висели розовые, она их терпеть не могла, а вот сейчас все бы отдала, чтобы увидеть на окне такое родное яркое пятно. Так хочется прийти домой, закрыть дверь в свою комнату. Девушка вздохнула. Поднимаясь по лестнице, машинально остановилась на четвертом этаже. Максим слегка обнял ее и повел дальше.
Он не стал открывать дверь своими ключами, позвонил. Хотел, чтобы мать встретила, чтобы сразу с порога объявить, что Ася останется. Эх, было бы ей восемнадцать, могли бы пожениться. О чем он думает? Ведь это первое их настоящее свидание.
Мать, конечно, поджала губы, когда он сказал, что Ася переночует в другой комнате, но никакого недовольства не выразила. Потом, правда, вызвала его и горячо зашептала, чтобы он держал себя в руках. А то будет как в тот раз.
– Какой раз? – удивился Макс. Конечно, он встречался с девушками. Но это было так несерьезно. Да и матери об этом не рассказывал.
– Я боюсь за тебя. Влюбишься, как в Аленку, и башку снесет.
Аленку? Он не помнил этого имени. Осторожно спросил:
– Что ты имеешь в виду, мам?
– Да то, что тогда после ее смерти с жизнью хотел покончить. О матери с отцом, которые растили во всем себе отказывая, не подумал. Я же говорила, что все пройдет и забудешь ты свою Аленку.
Максим чувствовал, словно его стукнули по голове. Напрасно копался в памяти, пытаясь вспомнить. Потом, ничего не отвечая матери, понесся в свою комнату и бросился к столу. У него должны быть ее фотографии. Макс вытряхнул на пол содержимое ящика. Ася удивленно на него смотрела.
Нужное фото попалось быстро. Девушка с кудряшками и нежным лицом. Обратил на нее внимание, потому что в памяти возник вопрос: а что это за девушка. Перевернул ее и прочитал: любимому Максу на память от его Аленки. Схватился за голову. Даже не заметил, как рядом оказалась Ася.
– Я ее помню. Мы вас дразнили «жених и невеста». – Макс почувствовал легкое головокружение. Все помнили, а он – нет! Девушка, с которой у него были, судя по надписи на портрете и словам матери, серьезные отношения. Настолько серьезные, что хотел умереть. Неудивительно, что этот случай выстрелил первым, и Андрей вместе с болью удалил из его памяти любимого человека. Макс повернулся к Асе:
– Ее стерли. Ничего не помню. Хотел бы узнать, что с ней случилось, но боюсь, мать посчитает, что я умом тронулся.
– Ты на самом деле хочешь узнать?
– Конечно. А ты откуда знаешь?
– Забыл, что в нашем доме сплетни разлетаются очень быстро?
Он нетерпеливо мотнул головой.
– Ну, скажи.
– Аленка умерла.
– Умерла? В таком возрасте? Но от чего?
– Не знаю. Разве это важно? – Ася опустила глаза. Историю эту она знала до мельчайших подробностей, как и то, что девушка умерла от рук хирурга, когда мать заставила ее избавиться от ребенка. Рассказать Максу об этом не смогла. Пожалела.
Макс потряс головой, словно желая что-то встряхнуть внутри.
– Чувствую себя идиотом.
– Попробуй посмотреть на это другими глазами. Если девушка умерла, зачем себя мучить? Может, это хорошо, что тебя освободили от боли? Ведь с тобой не произошло такой ужасной истории, как с моим отцом. – Максим вдруг вспомнил необычную легкость, ощущение радости от жизни, которого не чувствовал раньше. «Боль забирает единицы внимания, мешает счастью», – часто повторял Щербаков. И у него теперь есть Ася. Он повернулся к ней и совсем по-детски сказал:
– Ты не бросишь меня?
– Нет.
– Но ведь раньше я тебе не нравился?
– Нравился. Но тогда между нами стояла какая-то стена. Я ее чувствовала.
– Аленка?
– Ты не мог забыть ее.
В комнату заглянула мать и позвала ужинать. С любопытством бросила взгляд на рассыпанные фотографии. На кухне, улучив момент, шепнула:
– Ты ничего не рассказывай про свою любовь. Девушки этого не любят. Ревнуют. – Макс хотел сказать, что Ася все понимает, их отношения совершенно другие, но потом передумал, просто кивнул. – Она хорошая девочка. Жаль, что так с квартирой получилось. Если поженитесь, у нас тесновато будет.
– Мы вернем ее квартиру. В суд подадим на эту организацию. Я статью напишу в газету.
– Ох, и сложно это, сынок, – покачала головой мать. – И как ты будешь писать про то, чего сам не знаешь. Оставь ты это. Мы разместимся как-нибудь. Но сегодня я вас в разных комнатах положу. Асе в твоей спальне постелю, а ты уж давай на кухню.
Глава 52
После разговора с Эвелиной Евгений не стал звонить ни Максиму, ни Дружинникову и на это была особая причина. После длительных раздумий бывший член «Клуба победителей» решил сам разобраться в той частичке себя, которая осталась. Заставил выбросить из головы все мысли о мести. Восстановление справедливости, о котором так много говорилось, отодвинулось в далекое будущее и стало неактуальным. Если уж Эвелина смогла простить то, что с ней сделали насильственно, какой смысл ему, жертве своей глупости, возмущаться? Да, его обманули, но нельзя сбрасывать со счета, что он пришел в «Дотянись до успеха» по собственному желанию. И если бы подчинился правилам, до сих пор пребывал бы в иллюзии, что стал успешным. Насколько это чувство является приятным, Евгений судить не мог, но, глядя на перемены, случившееся с бывшей навязанной ему женой, мог предугадывать, как внедренные воспоминания изменяют сущность человека.
И видит Бог, он этого не хотел.
Уж лучше быть чистым, как лист бумаги, на котором можно нарисовать, каким хочешь стать. Намеренно оставаясь в изоляции, Лычкин принялся решать возникшие проблемы. Те две недели, пока готовился паспорт, устроился уборщиком в кафе. Единственная работа, на которую можно рассчитывать без документов. Намывая полы, к концу рабочего дня валился с ног. Снять удалось лишь койку в общежитии, но и это казалось большой победой. Евгений чувствовал себя подобно дворникам, приезжающим в столицу на заработки. Он также начинал с нуля. Даже ниже, поскольку у него не было смены одежды. Насколько можно судить о том, что рассказывали Макс и Эвелина, он так никогда не жил. До попадания в клуб был менеджером в закусочной, а после прохождения программы даже работал директором престижного ресторана. «Ну и пес с тем, что было, – думал он. – Я, к счастью, этого не помню. И буду довольствоваться тем, что имею сейчас». После пребывания в «Дотянись до успеха» ощущал себя счастливым лишь от того, что мог пойти куда угодно и на сколько угодно. Сейчас, стоя на одну ступень выше нищих на улице, можно считать себя свободным от всего и ото всех. Тот, в кого он превратился, мало для кого представляет интерес. Лишь только для самого себя.
Задача, которую поставил перед собой Евгений, казалась простой до смешного: узнать себя, подружиться с собой и полюбить себя. Утром, бреясь перед маленьким зеркалом, выделял пару минут, чтобы принять свое отражение, даже если оно ему не нравилось. Через некоторое время пришло сознание, что дело не в лице мужчины, готовящемся разменять четвертый десяток, дело в испуганных глазах, живших собственной жизнью. Глаза беспокоили его больше, чем горестные складки возле рта и морщины. Не мог он отказать себе в удовольствии после работы купить бутылочку или две дешевого «Жигулевского» и остановиться в стороне от метро, наблюдая за стайками прохожих, спешащих к тем, кто их ждет дома. Состояние психики Лычкина находилось на уровне недопущения других людей в его жизнь. Такой, как сейчас, он ничего не мог дать другим. Работа отнимала все силы, поэтому гулял Евгений только по выходным. В Кузьминском парке. По иронии судьбы общежитие, койку в котором он мог позволить себе снять, находилось на улице со смешным названием «Чугунные ворота». К бывшему дому своему Евгений и близко не подходил, опасаясь встретить Макса или каких-нибудь знакомых по прошлой жизни. Позавтракав бутербродами и прихватив хлеб, уходил на целый день в лесопарк. Прогулка начиналась с определенного ритуала – кормления уток. Потом просто ходил, стараясь забрести подальше от людей. Подолгу стоял, положив руку на какое-нибудь выбранное им дерево, чувствуя, как оно делится своей силой. Устав бродить, присаживался на скамейку с какой-нибудь книгой. Однажды нашел на скамейке «Дневник мага» и прочитал его тут же, на озере. Так увлекся, что не заметил, как прошел день. Иногда подолгу откладывал книгу и смотрел на деревья, думая о себе. На следующий день начал читать сначала, более внимательно, ощущая, как некоторые предложения ложатся на сердце, а жизнь становится не такой беспросветной. Описание путешествия Паоло Коэльо, прошедшего путем пилигримов, называемого путем Сантьяго, оказало на Евгения целебное влияние. Та самая помощь, которую он жаждал получить в «Клубе победителей», не должна исходить от других людей. Он должен был прийти к ней сам через книги, размышления и работу над собой. Истина, за которую заплачено слишком дорого. Да разве он раньше не знал, что помочь можно лишь себе самому. Конечно, знал. Но что теперь об этом? Путь Сантьяго Лычкин прошел в Кузьминском парке. По выходным. Да, это вовсе не Пиренеи, но гораздо лучше, чем ничего. Каждое описанное писателем упражнение было выполнено. Спрятавшись в тени деревьев от любопытных взглядов, семь дней подряд он, встав на колени и приняв позу зародыша, превращался в зернышко, вырастая из земли, подобно колоску на поле. Позже он мог сказать, что именно это упражнение помогло ему, как ни одно другое. С его помощью он поднялся над пеленой незнания и перестал сожалеть о содеянном. Упражнение «Скорость», заставляющее бродить в два раза медленнее и вглядываться в прохожих, примирило с людьми. Уже через неделю Евгений поднял голову повыше, осознавая, что не каждая особь несет в себе зло. Забавная история произошла, когда Евгений, пытаясь развить интуицию, водил пальцем по маленькой лужице воды, разлитой на деревянной скамейке. Он так увлекся своим занятием, что не заметил маленькую девочку с двумя косичками.
– Дядя, что ты делаешь?
Чувство досады, возникшее из-за прерывания, сменилось умилением, когда он посмотрел в ее ясные голубые глаза. Ему вдруг неудержимо захотелось обнять ее и поцеловать в гладкую упругую щечку. Но неподалеку, поглядывая в их сторону, шла ее мать с собакой, так что он ограничился улыбкой и просто сказал:
– Играю с водой.
– А разве можно играть с водой? Играть нужно с куклами, игрушками. У тебя нет игрушек?
Лычкин, улыбнулся еще шире, чувствуя, как наполняется радостью, словно сам превращается в ребенка, тихо сказал:
– Взрослым не положено играть, ведь так?
Девочка склонила головку набок, словно пытаясь определить, в чем здесь подвох, но, в конце концов, энергично закивала.
– А иногда так хочется поиграть, вот я и пришел сюда, чтобы поиграть с лужицей.
– А мне можно?
– Конечно.
С полной серьезностью девочка погрузила свой розовый тоненький пальчик в воду, и некоторое время размазывала воду по скамейке, рисуя волнистые линии. У нее была другая игра, более осмысленная. Окунув палец в воду, она попыталась нарисовать цветок, и Евгений подумал, что возможно, в детстве мы знаем гораздо больше, чем когда вырастаем, пропитываясь насквозь чужими мнениями.
– Маша! Иди сюда! – послышался голос матери. – Не мешай дяде.
– Я не мешаю! – возразила девочка, не отвлекаясь от своего занятия. Дорисовав последний лепесток, Маша победоносно взглянула на него, словно пытаясь убедить его в том, что она играет лучше его.
– Маша!
На личике девочки промелькнула досада.
– Я люблю рисовать, – быстро сказала она. – Но не знала, что это можно делать водой.
Она убежала к матери, а Евгений, умиротворенный и счастливый, долго смотрел ей вслед. Машин цветок высох, на деревянной доске осталась маленькая лужица.
* * *
Увидев книгу, знакомая официантка фыркнула:
– Коэльо – писатель для тех, кто ничего не читал. Прописные истины.
Лычкин грустно улыбнулся. И то и другое некоторым образом относилось к нему. В его ситуации, когда он, подобно освоившему ползание малышу, пытается встать на ноги, это самое необходимое.
За «Дневником мага» последовали «Валькирии». Сначала в шутку, позже, увлекшись игрой, Евгений придумал собственного ангела и поместил себе на плечо. Иногда, пытаясь разрешить проблему, спрашивал, как лучше поступить. Ангел шутливо подталкивал в плечо, поддерживая и направляя, и Лычкин вдруг неожиданно понял простую истину, что для того, чтобы получить, надо попросить. А еще эти шаловливые создания с крылышками достаточно застенчивы и обладают очень тихим голоском, который нужно уметь расслышать.
Иногда Лычкин с горестью думал, что если бы он прочитал эти книги раньше, то не поддался бы всеобщей панике зарабатывания денег и не чувствовал бы себя ничтожеством.
После получения паспорта жизнь стала налаживаться. Потратил день и составил резюме, выдумав места, где раньше работал. Подал управляющему на рассмотрение. Может, оно и долго валялось бы в столе, если бы один из сотрудников не уволился. Оставив швабру, Лычкин почувствовал благодарность. Работа менеджера оказалась легче и приятнее. Через некоторое время после получения зарплаты, Лычкин смог снять комнату. Закрыв за собой дверь, испытал чувство радости. Свободный от храпа соседей, он может делать все, что пожелает: читать всю ночь или смотреть телевизор, который пока еще не купил. На требование хозяйки «женщин не водить» согласился с легкостью. Зачем усложнять жизнь себе и кому-то еще, если одиночество устраивает, а общения хватает и на работе? Должность обязывала: на распродаже купил костюм и несколько рубашек. Когда встал перед зеркалом у себя в комнате, заметил долгожданное изменение. Страх ушел. Улыбнулся своему отражению. Любить и принимать себя стало легче. Желание жить понемногу возвращалось.
