Текст книги "Рассказы (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лисицына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Ах, Таня, Танечка

Назвали меня в честь бабушки Татьяны, женщины красивой, судьбой наделенной властным, а порой и деспотичным характером. Вся наша семья у нее в подчинении. Праздник – значит все, без исключения, за столом, выходные – в грядках на даче. И, конечно, ежедневный отчет по телефону, как прошел день. Ни одно решение без бабушки не принималось. Ибо Татьяна Ивановна – учредительница семейных правил и повелительница наших душ.

На бунт никто не осмеливался. «Ах, Таня, Танечка», – бормотал себе под нос, увешанный всеми земными регалиями дедушка, безропотно отправляясь выполнять поручения своей властной женушки. Хмуря брови и протирая запотевшие очки, тащил тачку с землей для новых грядок отец. Забыв про ухоженные руки пианистки, сражалась с сорняками мама. И только я, спрятав в кустах садовые перчатки, осмеливалась тайком перелезть через забор, чтобы сходить на свидание. Возвращаясь под вечер с букетом полевых цветов, я, ожидавшая расплаты за содеянное, только выше поднимала подбородок, стараясь убедить себя, что совсем не боюсь бабушку, недаром ее имя ношу.

Увидев меня, Татьяна Ивановна, удобно расположившаяся в кресле со спицами в руках, опускала очки на нос, чтобы разглядеть бунтовщицу получше. В комнате воцарялось молчание и только дедушка, предвосхищая бурю, мягко замечал, что я отпросилась у него и что Алеша ждал меня у ворот с самого утра, как когда-то, в далекой молодости, ждали саму бабушку.

Лицо Татьяны Ивановны от его слов становилось еще суровее, на переносице образовывалась складка.

– Вот и надо было мне замуж не за тебя, а за твоего друга пойти, который министром стал. Тогда бы и домработница была бы и садовник.

– Не обижай дедушку! Он самый лучший! – я прижималась к дедушкиному плечу, пока бабушка перечисляла, сколько грядок мне положено прополоть в наказание.

За ужином я наблюдала, как ловко двигаются спицы в бабушкиных руках. Я быстро ела, чтобы побыстрее пристроиться рядом и, достав свое вязание, рассказать, как переживал Димка, когда увидел меня с Алешкой. Бабушка смягчалась, глаза под очками становились добрыми и веселыми, когда она вспоминала своих ухажеров.

Бабушка была общительна, все соседки забегали к ней поболтать или спросить совета. Называли ее «Татьяночкой» с отчеством и без, видимо, чтобы смягчить решительность и твердость имени.

С возрастом я становилась все больше похожей на нее, а после того, как бабушки не стало, уверенно забрала бразды правления в свои крепкие ручки. И настали новые учредительные правила. На участке нашем вместо грядок поднялись люпины и незабудки, а на месте кустов с малиной колыхался от летнего ветерка гамак, в котором мне нравилось расположиться с вязанием, наблюдая, как мой муж, недовольно качая головой, подстригает наш и без того безупречный газон, а маленькая дочурка, которую я, избегая бунта в семье, не стала называть Танечкой, послушно сгребает подстриженную траву.

10.02.2014

Пригоршня горячего ветра

Забыть себя в танце с лошадью -

Все равно, что прикоснуться к вечности

Лере казалось, что боль притаилась в макушках сосен, в пестрых стволах берез, в уставших лицах пассажиров поезда. Слезы, пока еще сдерживаемые, но уже готовые поползти по щекам, придавали окружающим предметам расплывчатые очертания. Она закрыла глаза и вцепилась в подлокотники кресла, приказывая себе успокоиться. Она должна продолжать жить, пусть уже не ради себя, а ради сына.

Дом приветливо распахнул свои объятья, обволакивая приятным, после ветреного апрельского дня, теплом. Валерия бросила дорожную сумку в угол, повесила пальто на крючок. Прошлась по квартире, отмечая исчезнувшие вещи: в коридоре нет его тапочек, в ванной зубной щетки, а шкаф, после того как он забрал свои костюмы с рубашками, выглядит осиротевшим. Машинально перебирая вешалки, она неожиданно заметила его свитер. Вытащив его дрожащими пальцами, она уткнулась в нежный кашемир; и снова боль – еще более сильная – от родного запаха, впитавшегося в ткань. И один единственный вопрос, срывающийся в пустоту: «Как же ты мог бросить нас?»

Лера не помнила, сколько она провалялась, уткнувшись в подушку, перебирая события их жизни с Юрой.

Свадьба, беременность, роды. Чудесный, но болезненный сын Артемка. Юра тогда уговаривал:

– Для женщины карьера не главное, оставайся дома. Я смогу позаботиться о вас.

И ей пришлось позабыть о своих планах, и бросить любимую работу в больнице и наполовину написанную диссертацию. Она согласилась на роль домашней хозяйки: готовила, поддерживала уют в доме, проверяла уроки, и ждала мужа с работы. Злилась, ревновала, смотрела глупые сериалы, чтобы скоротать время. Ну, а Юра все чаще задерживался, бормоча нелепые оправдания. И она еще долго бы терпела, если бы однажды он не заявил, что собирается развестись:

– Ну, пойми же меня, я люблю Галю. Ничего не могу с собой поделать.

Наплевав на гордость, попыталась уговорить:

– Но у нас же семья. Подумай о сыне.

– У Гали тоже будет ребенок.

Она не выдержала, нагрубила:

– Да как ты мог, ублюдок?!

Он не остался в долгу:

– А ты посмотри на себя в зеркало! Какой мужик захочет с тобой жить?

В его словах была горькая правда – Лера не помнила, когда при взгляде на нее в глазах мужчин мелькала хоть искорка желания. А с Юрой они уже года три спали в разных комнатах, и она не помнила, когда… Нет, тот раз лучше не вспоминать, он был слишком пьян и назвал ее чужим именем.

Звонок в дверь заставил женщину встрепенуться. И побежали мысли, перебивая друг друга: «А вдруг это Юрка? Одумался и решил вернуться? И она больше не будет брошенной. Она простит и никогда не вспомнит». Валерия рванулась в коридор босиком и распахнула дверь.

– Привет! – вместо мужа перед ней супружеская пара бывших одноклассников: Борис и Наташа.

– Вы? Вы зачем пришли? – Лера попыталась скрыть свое разочарование и запахнула поглубже халат. – Я… сейчас занята.

Молодая женщина сама слышала, что ее голос звучал жалостливо. Она, вообще, с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Какого черта они явились? Она же думала, что это ОН!

Борька мягко отодвинул ее в сторону и вошел. Наташа протиснулась за ним и прикрыла дверь, избегая смотреть в подруге глаза.

«Они уже ЗНАЮТ! – мелькнуло у Леры в голове. – Ох, как же не хочется ей этих жалостливых взглядов, дурацких разговоров о том, что после развода жизнь только начинается».

– Мы… это… того… – замялся Борис, сдергивая с головы смешную шапку с кисточкой, – Юру вчера встретили, он во всем признался. Ты давай, слезы не лей, а лучше собирайся. Мы за тобой.

– Я никуда не поеду! – запротестовала Лера.

– Поедешь-поедешь, – Борькин голос звучал грубовато, но твердо. – Ната, давай же, помоги ей одеться.

Наташа, сняв сапожки, проскользнула в комнату и бесцеремонно открыла шкаф. Пару раз она что-то спросила, но Лера не ответила. Она отрешенно сидела на разобранной кровати. Какая разница?! Пусть делают, что хотят. На нее, как на ребенка надели спортивную одежду, подали куртку. Даже шнурки на кроссовках ей завязывал Борька. У Леры не было сил сопротивляться, ей хотелось крикнуть: «Оставьте меня в покое! Я собиралась плакать. Плакать и страдать о своей никчемной жизни».

В машине Лера, положив голову на плечо подруги, почувствовала цитрусовый запах духов. «Интересно, когда она сама последний раз пользовалась духами? А надевала короткую юбку? Когда последний раз крутилась перед зеркалом, любуясь собой? То-то, все в прошлой жизни».

Лера сама не заметила, как заснула, а когда открыла глаза, увидела, что их автомобиль уверенно оставляет все машины позади, скорости в новеньком «форде» совсем не чувствовалось. Она взглянула на спидометр: ничего себе, сто семьдесят километров в час. Серой лентой неслось под колеса шоссе. «Вот бы разбиться сейчас! – подумала она. – И не надо жить с мыслью, что она неудачница. О чем ты? – оборвала она себя. – Ты теперь одна у Артема, да и ребята-то жить хотят, у них все хорошо».

Борис, сбавив скорость, свернул направо и поехал по проселочной дороге и вскоре затормозил перед низеньким забором из некрашеных, почерневших от времени досок.

Лера вышла из машины, огляделась: строгие платья зеленых елей, высокие сосны мохнатыми шапками, устремляющиеся в голубое небо, за забором старый бревенчатый дом.

Наташа достала из сумки ключи и отперла покосившуюся калитку.

– Милости просим! – Борька пропустил Леру вперед.

– Откуда у вас этот дом? – удивилась Лера.

– Тетушка в наследство оставила, – ответила Наташа. – Здесь, конечно, все разваливается, но мы надеемся со временем построиться.

Пока Борька растапливал печку, его жена деловито накрывала на стол, доставая из сумки продукты.

– Тебе помочь? – выдавила из себя Лера, с некоторым подозрением оглядывая веранду, с перекошенным полом, грязноватыми обоями на стенах и самодельным деревянным столом.

– Лучше выйди на улицу, подыши, – предложила Наташа. – Воздух здесь целебный. Представляешь, на шести сотках двадцать сосен?

Валерия спустилась с крыльца и огляделась: на яблонях распускались первые клейкие листочки, сквозь прошлогодние листья пробивалась свежая трава. Оказывается, наступила весна, которой она не замечала в городе. Весна без него! Вокруг пробуждается природа, а ей хочется умереть. Ну почему все это произошло с ней? Ведь она так старалась, всем пожертвовала, буквально растворилась в своей семье. А вот теперь и сын ему не нужен. А как растить мальчишку без отца? Как будет жить Артемка без мужских забав, вроде рыбалки и футбола? А кто научит его забивать гвозди и чинить проводку? И как он будет смотреть в глаза своим друзьям, у которых есть отцы? Женщина закусила губу. Как же жить дальше? Как?

– Лера, иди сюда, все готово! – услышала она Борьки голос.

Она смахнула слезы и направилась к дому, взывая к остаткам гордости. Надо держаться. Надо! Даже лучшим друзьям нельзя показывать свою боль.

Оказалось, что она даже голодна и с удовольствием поглощала закуски, запивая их домашним вином.

– Ты лучше выглядишь! – заметил, сидящий напротив раскрасневшийся от вина, Борис. – Ты это… даже не думай переживать. У нас есть для тебя сюрприз!

Лера попыталась сделать заинтересованное лицо.

– И что это?

– Идем, сама увидишь. – он выскочил из-за стола, накинул куртку и посмотрел на жену, складывающую тарелки. – Наталь, приходи к нам. Потом со стола уберем.

Конюшня находилась в конце улицы, у самого леса. В денниках стояло пять лошадок. Молодой конюх с тачкой сена приветливо поздоровался с Борисом.

Валерия вдохнула знакомый с юности запах сена и лошадиного пота, погладила доверчиво высунувшуюся рыжую морду, выпрашивающую лакомство, и вновь почувствовала себя девчонкой, которая обожала лошадей.

– Держи сахар, – Борька протянул ей маленький пакетик. – Это Небылица. Покорми ее, она жуткая попрошайка и сластена. А я тебе Кумира поседлаю, ты прокатишься и поймешь, что…

– Да ты чего, Боря? – перебила его Лера. – Какого Кумира? Я последний раз в седле…

– Знаю, лет десять назад, – Борька улыбнулся. – А помнишь, родители не давали нам денег, и мы чистили денники, чтобы нам давали поездить в лесу. Ты тогда говорила, что в жизни нет ничего прекраснее, чем скакать галопом?

– Так это когда было-то, – протянула Лера.

– Не волнуйся, ты все вспомнишь. Помнишь ту бедуинскую легенду, которую любил повторять наш тренер: «И взял Бог пригоршню горячего ветра, и вдохнул свое дыхание в него – и создал лошадь»?

Лера улыбнулась.

– Лучше и не скажешь.

– Мне когда тоскливо, я всегда приезжаю сюда. Прокатишься верхом по лесу, посмотришь вокруг, глядишь – и ты снова счастлив. И еще знаешь что – Борька, вдруг обнял Леру за плечи, – Все хотел тебе сказать, но боялся: тогда, в той далекой юности, я был в тебя влюблен.

Валерия с удивлением посмотрела в глаза уже лысеющему тридцатилетнему мужчине, с которым они дружили с первого класса.

– Что ты придумываешь, Борька? Какая любовь? Ведь ты с Наташкой встречался.

– Вокруг тебя вертелось слишком много парней. К тому же, с кем еще я мог поговорить о тебе? В общем, я так и не осмелился признаться и сделал предложение Наташке.

– Ты все это придумал, чтобы отвлечь меня? – недоверчиво спросила Лера, но взгляд серых глаз Бориса был слишком серьезным, ей даже показалось, что он вот-вот наклонится, чтобы ее поцеловать. Лера почувствовала себя неловко. Надо же, как получилось. Столько лет молчал и вдруг…

– А Ната знает? – спросила Лера, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Конечно, – Борис улыбнулся, – и любит пошутить на эту тему. Твоя подруга оказалась чертовски умной женщиной. Потом я понял, что сделал правильный выбор. Ну, все, осваивайся, а я пойду седлать Кумира. – Его же еще чистить надо, – Борис так быстро ушел, что обескураженная его признанием Лера не смогла его остановить.

– Но я не могу сейчас поехать! Я все забыла! – крикнула Лера в спину Бориса, на что он отрывисто бросил, обернувшись через плечо:

– Кажется, ты никогда не была трусихой.

Лера обиделась. Да, трусихой она не была, это точно. Но снова сесть на лошадь?! Она же весит сейчас килограммов на пятнадцать больше. А ведь когда-то галопом носилась по лесу, но ведь когда-то и муж ее любил.

Небылица толкнула ее мордой, напоминая о себе. Лера протянула лакомство: мягкие влажные губы нежно коснулись раскрытой ладони, оставив мокрый след. Давно забытое удовольствие.

Борька выводил под уздцы огромного серого жеребца. Возбужденный предстоящей прогулкой конь, крутил головой, пытаясь вырвать повод, и скалился.

Бог мой, подумала Валерия, да этот жеребец сбросит ее моментально. Если она сможет, конечно, забраться на него. Она уж точно теперь не сможет подтянуться, а он такой высоченный!

Борька, увидев ее испуганное лицо, улыбнулся:

– Смотри, какого красавца я тебе поседлал! Давай, пошли, Кумирчик истомился в конюшне, капризничает.

Не осмелившись противоречить, Лера последовала за ними. «Наверно, эта прогулка так просто не кончится. Можно и сломать себе что-нибудь. Вот, черт. Лезет всякая чушь в голову. Да что она теряет, в конце концов? Ведь хотела же умереть».

Она еле смогла всунуть ногу в стремя, так высоко оно было. Схватилась за луку седла и попробовала подтянуться. Ну, где там, она только чуть не упала, а разленившиеся мышцы жалобно взвыли.

– Ну что, старушка, никак? А ведь раньше одним махом взлетала, – издевался Борька. – Подожди, я сейчас тебя подсажу, – он ловко закинул ее в седло.

Пока Борька потягивал подпруги и регулировал стремена, Лера, вцепившись в поводья, пыталась удержать неугомонного коня на месте, еле живая от нахлынувшего на нее страха. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать: «Сними меня отсюда! Я боюсь! Я упаду!»

Борька похлопал коня по шее:

– Ну, вперед. Дорогу Кумирка знает. Главное – удержись в седле и не дергай поводья, он этого не переносит. Мы тебя догоним.

Кумир рванулся галопом, словно собирался взять приз на соревнованиях. От ужаса Валерия вцепилась в гриву и прижалась к его шее. Почувствовав облегчение, конь увеличил скорость. Всем ее существом владела одна мысль – только бы удержаться в седле. На узкой тропе Кумир перешел на рысь, и она смогла поймать потерянные стремена. Тропинка привела к широкой дороге, на которой Кумир снова перешел в галоп.

Лес кончился – перед ними простиралось поле. Валерия почувствовала, что страх исчез, теперь их сердца бились в унисон, а тела слились в одно. Время и пространство исчезли, ей казалось, что они одни в целом мире. Она не ощущала под собой земли: только сильные мускулы Кумира и его свободное дыхание. Ей казалось, что они летят по воздуху: не было ни дороги, ни лошади, ни ее самой – только полная свобода и чистая радость.

Кумир сам перешел на шаг и остановился у обрыва над рекой. Малиновый шар солнца, перерезанный пополам узким облачком, завис над быстрой речушкой, окрашивая деревянные дома и белую церковь, раскинувшуюся на противоположном берегу, в розовый цвет. Разгоряченная после скачки, Валерия с жадностью вдохнула свежий, кружащий голову, весенний воздух.

Чувство гармонии охватило все ее существо, и она почувствовала, что любит каждую травинку, каждый листик дерева, каждую капельку бегущей внизу речушки; и никто никогда не сможет отнять у нее этих мгновений счастья. И она вдруг поняла, что больше не останется хныкающей растолстевшей неудачницей, она может и хочет жить. Да, надо признаться себе, что муж ушел, но ведь это еще не конец света, а всего лишь конец давно исчерпавших себя отношений и начало новой жизни. И в этой новой жизни она сможет и сама воспитать сына, – ведь воспитывают же другие и ничего, справляются. Для этого только надо найти работу, а потом и возобновить работу над диссертацией. Настанет время и Артем еще будет ею гордиться. А в выходные они будут приезжать сюда. Она вдруг вспомнила, что Артемка давным-давно просился поездить на лошадях, да только у нее все время находились оправдания, которым больше не будет места в ее новой жизни.

Внезапно Валерию переполнило чувство благодарности: она уткнулась в шею коня, чувствуя как жесткие волоски его гривы щекочут лицо, и прошептала: «Спасибо тебе, Кумир! Ты подарил мне крылья».

15.03.2014

Амин

Учитель вел учеников против течения реки. От настоящего к рождению. Вздымались, заслоняя голубое небо горы, журчала вода, промывая умершие листья и складывая из них яркие узоры.

– Слушайте себя, следите за рекой и тогда нас пропустят.

– Куда? – спросила Надия.

Учитель посмотрел с укоризной:

– Не задавай вопросов! Почему ты все время смеешься и сбиваешь всех? Ты обкрадываешь себя и других!

Девушка поспешно присела у реки, разгребая руками преграду из красных и желтых листьев. Священная вода смыла обиду. Мучительный клубок прошлых бед размотался вместе с яркими уплывающими по течению листьями. Надия поднялась и легко, несмотря на тяжелый рюкзак, догнала остальных. Несколько раз по пути останавливалась, разгребая застывшие кучки. Уплывавшие листья наполняли чувством радости, которым теперь нельзя было поделиться.

К священным вратам группа приходила каждый год, но каждый раз они обнаруживали невидимую преграду, не позволяющую войти в другой мир. Учитель уходил грустным, сердясь на себя, что опять что-то недодал ученикам. Он уже почти не спал, изнуряя себя и группу аскезами и упражнениями. Тех, кого он считал сильными, не выдерживали и уходили, а на новеньких, вроде этой девчушки с непокорными кудряшками, надежды не было.

Учитель остановился, сняв со спины рюкзак. Поднял глаза к яркому небу в безмолвной мольбе к Амину, суровому духу гор. Дух молчал, а в голове учителя, словно надоедливый припев, вертелось имя новенькой ученицы. Учитель вздохнул, досадуя на себя, что взял ее в поход.

Зашелестела трава, к нему подошел один из самых старых учеников, Эдуард. В некогда темных волосах его уже хозяйничала седина. Он был рядом все эти годы, он был тем, кто понесет его открытия после.

– Они сняли стражу, – голос Эдуарда прерывался от волнения.

Учитель вздрогнул и, наконец, решился посмотреть в сторону гор. Каменный балкон отвесной скалы казался пустым и безопасным. Неужели сегодня им дана возможность пройти в мир великих знаний?

– Идем же, Эдуард! Позови остальных. Кроме Надии. Пусть возвращается на базу.

Они собрались на том же месте. Охваченные всеобщим возбуждением, что приблизились к цели. Учитель медленно обвел взглядом паству.

Да, они готовы. Да, я готов. Благодарю тебя, Амин.

Неожиданно в голове учителя снова зазвучала мелодия имени. Надия, Надия Надия.

А потом все стихло и раздался смех.

– Надия осталась? – спросил учитель.

– Мы не нашли ее, – пожал плечами Эдуард.

– Мне был дан знак, что ей нельзя с нами. Идемте!

Учитель сделал первый шаг, второй, третий. В отвесной скале появился разлом.

Их пропускают.

И вдруг они увидели ее. Надия была уже возле самых ворот. Маленькая фигурка, освещенное закатным солнцем, казалась золотой.

Не может быть! Она не достойна! Она не должна там быть! Они потеряют из-за нее новый мир.

Учитель оступился и вскрикнул от боли. Нога застряла между камнями. Пропустив Надию, горы начали сдвигаться.

Посыпались камни. Эдуарда, пытающего помочь учителю, ударило по плечу.

05.02.2014

Медвежья сила
Повесть

1

При подъезде к Ростову погода изменилась: свинцовые тучи спрятали голубое небо, первые капли дождя, плюхнув по лобовому стеклу, сползали дорожками слез. Крылья молний прорезали темноту, гром зарокотал над крышей маленького автомобильчика, показатели приборной доски, зловеще подмигнув, погасли. «Что за чертовщина!» – выругалась Вероника, сворачивая на обочину. Дождь расходился. Ветки деревьев, словно набожные старухи, гнулись к земле, вымаливая живительную влагу.

– Придется подождать, – сказала Вероника, поворачиваясь к дочери.

Олеся провела ладошкой по запотевшему стеклу и тихо, словно для себя, сказала:

– Не надо нам туда ехать.

– Малыш, но ведь нет другого выхода. Я сто раз объясняла.

Олеся резко повернулась к матери, властный огонек полыхнул в глазах, темные волосы упали на лицо, растопыренными пальцами правой руки она провела по голому колену, на котором, словно от когтей, проступили красные следы. Вероника вздрогнула: ей показалось, что в облике дочери промелькнуло что-то звериное.

– Я все понимаю, – через минуту голос девочки уже звучал спокойно, черты лица разгладились. – Нам пришлось сдать квартиру в Москве, чтобы рассчитаться с долгами. И тут очень вовремя подвернулось предложение тетушки пожить у нее, – темно-карих глазах девочки зажглись и тут же погасли желтые огоньки. – Но все же не стоило нам ехать в Ярославль.

– Но почему? Чем этот город отличается от любого другого? – Вероника с трудом сдерживалась, в данный момент ее больше беспокоили неполадки с машиной, чем капризы дочери. – Ты ведь никогда не была в Ярославле.

– У меня предчувствие нехорошее. Как в тот раз, помнишь?

Самолет, на который Вероника опоздала, когда Олеся устроила истерику, столкнулся с другим самолетом. Как она плакала в аэропорту от счастья, что осталась жива. Тогда и дала себе слово, что будет прислушиваться к предсказаниям дочери. И вот опять поступила вопреки ее воле.

В тетушкиной квартире Вероника тщетно пыталась расшевелить Олесю, но та, свернувшись клубочком на стареньком диване, включила телевизор и отказалась от ужина.

Женщина встала перед мутноватым зеркалом тетушкиного трюмо. Покрутилась, любуясь стройной фигурой в обтягивающих черных джинсах. Сняла заколку, густые каштановые волосы упали волнами, обрамляя бледное лицо с грустными темными глазами.

«Иногда красота вместо удовлетворения причиняет боль», – подумала Вероника. – «Почему рядом со мной нет мужчины, который любил бы меня?» Вопрос повис в воздухе, кольнув глубоко сидящей в сердце занозой одиночества. Слишком долго бизнес-леди в строгом костюме с холодным взглядом и компьютером вместо мозга упивалась своей ролью: пусть личная жизнь не задалась, зато карьеру сделала, дочку смогла поднять в одиночку. Даже квартиру в Москве купила. А ведь начинать пришлось с «нуля», да еще с ребенком на руках. Но ничего, справилась, даже открыла собственный магазин женской одежды, осуществила свою детскую мечту. Пришлось, конечно, кредит взять, но три года назад это казалось правильным: костюмы ее быстро расходились. А потом кризис грянул: женщины стали реже покупать одежду. Какое-то время она, не привыкшая сдаваться, пробовала выплыть. Ей бы тогда закрыть фирму, а она еще прикупила зимнюю коллекцию – вечерние платья для Нового года. Да только, похоже, что этот Новый год, как и предыдущий, все дома встречали. Разукрашенные стразами и перьями наряды пришлось продавать ниже закупочных цен на рынке. А чтобы расплатиться с кредитом, еще и собственную квартиру сдать иностранцам.

Вероника забралась на продавленную софу с ногами и уткнулась в пахнущую нафталином подушку, вспоминая прошлое.

* * *

Замуж вышла в восемнадцать лет и по любви. Каким счастьем тогда казались их отношения. Подруги завидовали – повезло. А потом как-то быстро, погрязнув в быту и борьбе с нищетой, исчезло их волшебное чувство. А она беременна. Муж чуть ли не силком на аборт тащил, но она уперлась: можешь уходить, я оставлю ребенка. Он не заставил себя долго упрашивать:

– Вот и справляйся сама, если ты такая дура. Мне спиногрыз не нужен.

Она хорошо помнила, как приехала к подруге и рыдала, уткнувшись ей в колени. Алла, как мама в детстве, гладила по волосам:

– Ты правильно поступаешь, Ника. Внутри тебя растет маленькая девочка, и если ты сломаешься, она никогда не увидит весны, не почувствует запаха цветущих яблонь.

– Причем тут яблони, Алка? – подняла мокрое от слез лицо Вероника. – Я не вытяну этого ребенка одна. Мне надо платить за комнату, учиться, работать. А меня тошнит весь день, и я с трудом заставляю себя подняться с постели. Мы вдвоем с Димой еле-еле концы с концами сводили. У тебя же своя квартира, ты не представляешь, как отдавать больше половины зарплаты за съем жилья. И куда я приведу малышку – никто из них не сомневался, что родится девочка – в комнату в коммуналке? И буду мыть ее в ржавой ванной?

– А ты переезжай ко мне.

– Да что ты такое говоришь?! – помотала головой Вероника. – Я же буду тебе мешать. Тебе надо строить свою жизнь, заканчивать институт, выходить замуж.

– Замуж пока никто не берет, а институт мы вместе закончим. И вообще, ты мне мешать не будешь. Так что давай съездим за вещами и начнем устраиваться.

– Но я не могу стеснять тебя…

– Можешь. Я уже решила.

Тогда Вероника поверила в женскую дружбу. Что бы она делала без Аллы?!

Вероника взяла телефон и набрала номер подруги.

– Алла, привет! Да, доехали! Тоска здесь такая, хоть плачь.

– Я же говорила – пожили бы у меня.

– Нет уж, хватит. Я достаточно долго пользовалась твоим гостеприимством.

– Как там Олеся?

– Уткнулась в телевизор. По дороге опять говорила, что не надо сюда ехать.

– Вот и у меня нехорошее предчувствие, – вырвалось у Аллы.

– Да ну вас с вашей тонкой организацией. Что с нами может случиться?! Поживем здесь, подышим чистым воздухом. Олесе будет полезно, а то за последнее время у нее два приступа астмы было. А ты приезжай к нам на выходные – погуляем по Ярославлю.