Текст книги "Кузя, Мишка, Верочка"

Автор книги: Татьяна Губина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Самым ужасным происшествием была перевернутая тарелка с супом. Верочка очень плохо кушала. Она подолгу сидела над тарелкой с супом, плюхая ложкой и смеясь. Другие дети, глядя на Верочку, тоже начинали плюхать ложками и смеяться. Взрослым это не нравилось. Ане это тоже не нравилось, но она считала, что если ребенок не хочет есть именно суп, то и не надо. Но в этом «государстве» Аня права голоса не имела. Взрослые старались уговорить Верочку есть суп. Воспитатели старались, врач старался. Верочка отказывалась. Однажды она подняла тарелку с супом и перевернула себе на голову. «Ненормальная» – слово, мелькавшее время от времени, теперь приклеилось к Верочке накрепко. «Ненормальная». Это был не диагноз. Это был приговор.

Аня рассказывала дома про Верочку. Ничего особенного, просто рассказы о том, что происходит на работе. Муж слушал с интересом. Сопереживал. Впрочем, он всегда сопереживал тому, что делала Аня, и с интересом слушал. У Ани стала проскальзывать мысль, что муж тоже мог бы познакомиться с Верочкой. «Твоя Верочка, видимо, неординарная личность», – говорил муж Кирилл. «Хочешь, я тебе ее покажу?» – спрашивала Аня. «Нет», – отвечал муж и хмурился.

Про тарелку с супом Аня рассказывала ему, чуть не плача. Она почему-то ожидала, что Кирилл тоже сейчас скажет, что Верочка ненормальная, и посоветует Ане перестать морочить себе голову и тратить время на «ненормального» ребенка. Реакция мужа на рассказ Аню обескуражила. Выслушав про перевернутый суп, Кирилл громко и от души расхохотался.

– Ты чего смеешься? – сердито спросила Аня.

– Понимаешь, – ответил Кирилл, продолжая посмеиваться, – я тоже в детстве опрокинул на себя тарелку с супом. Нарочно. Просто взял эту долбаную тарелку, поднял ее и вылил себе на голову. Ты же знаешь, я ненавижу суп.

Аня знала. Сколько лет они жили вместе, Кирилл упорно отказывался есть суп. Это доставляло Ане массу огорчений, поскольку супы готовить она была мастерица. Иногда муж съедал тарелочку из вежливости и, как можно было предположить, из любви к Ане. Но на суп эта любовь, как ни крути, не распространялась.

Аня замерла. Она не знала этого факта из биографии своего мужа. Она попыталась представить себе маленького Кирюшу, кривляющегося, хохочущего и выливающего суп себе на голову.

– И что же было дальше?

– Ну а как ты думаешь? – Кирилл нахмурился. – К доктору меня повели…

– К какому доктору? К невропатологу?

Кирилл хмыкнул, нахмурился, потом снова рассмеялся:

– К психиатру, наверное. Я ж маленький был, не помню. Помню только, что мама потом долго сердилась и говорила, что мной даже доктор заниматься не хочет.

– То есть доктор не стал тебе диагноз ставить?

Тут уже Кирилл начал сердиться:

– Ань, ну какой диагноз? Ну ты сама-то как? Тебя когда-нибудь кормили какой-нибудь ненавистной тебе пищей? Довели ребенка! Ну да, она такая, – муж уже говорил о Верочке, – ну неуправляемая она, ну вылила на голову тарелку с супом. А чего они к ней пристали? У вас там что, в детском доме, другой еды, кроме супа, нету?

– Он вроде полезный, – попыталась Аня защитить позицию «сторонников супа», но, увидев выражение лица своего мужа, перевела разговор на другое. Самое главное она для себя выяснила – вылитый в детстве на себя суп никак не мешает человеку вырасти хорошим, здоровым и успешным. А может, и помогает?

Аня все больше привязывалась к Верочке. Если поначалу она заходила к девочке от случая к случаю, то теперь каждый день старалась улучить хотя бы десять минут, чтобы спуститься вниз, поздороваться и узнать, как у Верочки дела. Понемножку все стали привыкать к Аниным визитам. Другие дети здоровались с Аней, как со «своей», и бежали звать Верочку. Воспитатели просили Аню поговорить с Верочкой, если та в очередной раз не слушалась или делала что-то «нехорошее».

Судя по рассказам, «нехорошего» Верочка делала много. Кусалась, например. Аню она тоже как-то пыталась укусить. Просто схватила ее руку и потянула к себе в рот, ни с того ни с сего. Аня немного напрягла руку, так, чтобы это не превратилось в «борьбу», но чтобы девочка почувствовала сопротивление. Верочка тут же рассмеялась и стала выдергивать ладонь.

– Ты хочешь меня укусить? – спросила Аня.

Верочка не отвечала, продолжая тянуть свою руку, закидывая голову и громко хохоча. Аня крепко держала Верочку. Ей хотелось разобраться, в чем тут дело.

– Хочешь укусить?

Верочка перестала хохотать и кивнула.

– Ну укуси, если так хочется.

Верочка испуганно посмотрела на Аню, пробормотала:

– Не буду.

– Ты ведь не хотела сделать больно?

– Нет, нет, – Верочка отчаянно затрясла головой.

– А воспитательницу зачем кусала?

Верочка снова откинулась и залилась хохотом. Нерадостный это был хохот. Аня грустно размышляла о том, как мучительно, наверное, что-то чувствовать, но не уметь это выразить. Не знать, как называется то, чем полна твоя душа. И даже не иметь понятия о том, что это все – как-то называется.

Каково тебе сейчас, детка, – грустно? радостно? весело? обидно? «Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно…» – крутился в голове обрывок песенки. Знаешь ли ты, детка, что есть волшебный мир – тот, который умные, образованные взрослые гордо называют – «внутренний мир человека»? Знаю, знаю… есть нелепые взмахи рук и хрипловатый грубый смех, закинутая голова и возможность – укусить, ударить, побежать, споткнуться, упасть… «Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад совершенно…» Как же тебе помочь, нелепая птица, без толку размахивающая крыльями?

Начать «развивать эмоциональную сферу»? И что с тобой будет потом? Куда ты денешь нежность и застенчивость, гордость и беспричинную радость? Как обойдешься со вспыхнувшей вдруг надеждой, кому доверишь щемящую боль одиночества? Что позволено ребенку, живущему в казенных стенах? Безмятежное спокойствие, беспрекословное послушание. Ну иногда – тихая радость, благодарность за то, что – подарили, поздравили, погладили по голове. Пожалуй, немного слез – тоже можно… В меру, аккуратно, и быстро утереть – пока не успели дать таблетку «от огорчения».

Ну что ж, хотя бы с кусанием можно было попробовать разобраться прямо сейчас. У Аниной дочки только что закончился период «покусалок», и ей в голову пришла простая мысль. Она ласково сжала Верочкину руку: «Послушай, давай с тобой договоримся. В следующий раз я принесу тебе вещь, которую ты сможешь кусать сколько захочешь, – сказала она Верочке, – только пообещай мне, что до тех пор ты не будешь делать ничего такого».

Аня решила принести Верочке обычную детскую «грызалку» – такую штуку, которую дают совсем маленьким детям, когда у них режутся зубы. У Верочки зубы, конечно, не резались. Но почему бы эмоциональному ребенку не иметь под рукой что-то такое, во что можно вонзить зубы, пусть даже и от злости или обиды на кого-то? Все лучше, чем в руку живого человека. На всякий случай подошли к воспитательнице, рассказали ей о договоренности. Верочка пообещала, что кусать живых людей не будет. Ну, во всяком случае, очень постарается.

Аня с удовольствием причесывала Верочку. Шевелюра у нее была на редкость – густые шелковистые темно-русые волосы. Удивительно, но этого почему-то никто не замечал. Аня сказала кому-то, от нее отмахнулись – «ну понятно, ты ее вообще красоткой считаешь». Приглядевшись, удивились – и вправду красивые волосы, ну надо же, хоть что-то у нее в порядке… Аня приносила Верочке яркие резинки и заколки для волос. Правда, через пару дней резинки и заколки исчезали бесследно. «Здесь вообще все пропадает», – говорили воспитатели. Иногда что-то находилось, потом снова исчезало. Казалось, что в этом странном мирке даже вещи живут по каким-то своим законам.

В привычном смысле этого слова дети не брали «чужого». Скорее, слова «свое» и «чужое» имели здесь какой-то совсем другой смысл. «Свое» – это то, что еще пару дней назад могло принадлежать кому-то другому, быть «чужим». И вот теперь оно перестало быть нужным «кому-то», и кто-то приносит тебе эту майку, или заколку, или расческу, или тетрадку, и говорит: «Это тебе». Или ничего не говорит, и тогда нужно догадаться, что та вещь, которую положили на твою тумбочку, поступает в твое распоряжение. Надолго ли? Пока снова не придет кто-нибудь и не заберет то, что лежало на твоей тумбочке и не положит туда что-то другое. Да и твоя ли тумбочка? А кровать? А комната?

Аня пыталась спросить у Верочки, где резинки. Было не жалко, а как-то… странно, что ли. Ей хотелось понять, как же тут все устроено, в этом «зазеркалье»? Все общее? Вроде нет – детям раздают красивые новые вещи, по росту, по размеру. Девочкам постарше стараются покупать в магазине то, что им нравится. Все равно получается – вещь пришла как будто «ниоткуда», а надоела – ушла «в никуда». «Это не мое, это вчера было мое».

Верочка рассказала Ане, что девочка Катя забрала у нее новые резинки.

– Как забрала? Отняла?

– Нет, не отняла. Просто подошла и взяла.

– А почему ты не сказала, что это твои резинки?

Верочка молчала. Потом вдруг спросила:

– А карандаши чьи?

– Какие карандаши?

– Я рисовала карандашами, красивыми, мне их тетя Лена дала. Она сказала, возьми карандаши, – Верочка рассказывала медленно, явно стараясь понять что-то, – и я сидела и рисовала карандашами. А потом пришла Катя и взяла карандаш. А я ей сказала – «не бери, это мое».

Аня взяла Верочку за руку. Верочка захохотала, вырвалась, убежала. Через некоторое время вернулась.

– И что же было дальше? – Аня пока не совсем понимала, к чему Верочка клонит.

– Я сказала, что карандаши мои, и потом меня ругали…

– За что?

– За то, что я сказала, что это моикарандаши. Это общие карандаши. Нужно делиться. Я не жадина. Я делюсь.

Ну вот, приехали. Аня почувствовала что-то вроде отчаяния. Как объяснить ребенку, почему резинки, которые тебе дали, – это твои резинки. А карандаши, которые тебе точно так же дали, – не твои, а общие? А игрушки, так щедро наваленные в детской гостиной? Они чьи? Общие? А если ребенок возьмет вот этого зайца и объявит своим? Кто-нибудь поможет ребенку оберегать свою собственность? Как объяснить разницу между «сохранением собственности» и «жадностью»? Аня понимала, что задача ей не по силам. Да и никому эта задача не по силам, пока сами дети – ничьи…

Приближался Новый год. Все дети разъезжались. Кое-кто из детей уже давно «знакомился» с семьей и с воодушевлением ждал, когда же его заберут «в гости» на все праздники. Кто-то уезжал в зимний лагерь. Некоторых, постарше, приглашали к себе воспитатели. Аня узнала, что Верочка остается на этаже одна. Оказалось, что ее не берут в зимний лагерь, потому что у нее какая-то кожная болячка и тамошние врачи побоялись. «Разве это заразно?» – спросила Аня у доктора. «Нет, не заразно. Просто они решили перестраховаться. Мы же не можем настаивать».

У Ани промелькнула мысль, что она могла бы взять Верочку к себе домой, хотя бы на пару дней. Если ей разрешат, конечно. Но прежде чем просить разрешения в детском доме, ей нужно было выяснить, как к этому отнесутся ее домашние. Аня вовсе не была уверена, что дома к ее идее отнесутся с восторгом…

С Новым годом не получилось. Муж отнесся весьма скептически. Вроде напрямую не отказал, но и восторга не выразил. Настаивать Аня побоялась. Да и сама Аня стала сомневаться, стоит ли приглашать Верочку именно на Новый год. Все-таки слишком уж символично получается. Новый год – новая жизнь. Приглашение в гости как первый шаг в семью?

Вот тут Аня начинала проваливаться в какую-то зыбкую трясину… Трясину неясных желаний, смутных опасений, непринятых решений. Что означает это приглашение в гости? Аня читала книжки, общалась с психологами. Она знала, что для самого ребенка приглашение значит очень много. И что ребенок, особенно такой маленький, поневоле начинает строить планы и ждать, когда его пригласят еще, и еще, и однажды не вернут в детский дом… Не окажется ли так, что, взяв девочку на выходные, она потом просто не сможет не взять ее насовсем?

У Ани не было сознательного решения – взять Верочку в свою семью. Она чувствовала, что ее тянет к девочке и сердце за нее болит. Приходя домой с работы, она все больше ловила себя на мысли, что ей тревожно – как там Верочка? При этом Аня отлично понимала, что такое решение – это не только ее боль и жалость. Такое решение нужно принимать всем вместе – с мужем, с дочкой, взвесив все обстоятельства и возможности семьи. Легко поддаться жалости, трудно потом годами выполнять взятые на себя обязательства.

Аня не раз видела женщин, которые пытались взять ребенка из детского дома, не посчитавшись с мнением близких. И знала, что даже если кому-то и удавалось, например, «продавить» мужа или добиться его согласия, пообещав, что «его это не будет касаться», ничем хорошим это не кончалось.

Аня думала – а если Кирилл согласится? Сама-то она готова к таким переменам? Иллюзий по поводу того, что «все пойдет гладко», она не питала, учитывая все обстоятельства. Аня решила отложить свои терзания на потом. А вот пригласить Верочку в гости все же хотелось.

Она поговорила со специалистами. Ей объяснили, что в гости – можно. Ребенку страшно, если человек, однажды пригласивший в гости, потом исчезает как будто в небытие и ребенок не знает, когда этот человек вернется. И вернется ли когда-нибудь… Аня приходила в детскую группу почти каждый день, контакт с ней у ребенка не прерывался. Верочка знала, где рабочее место Ани, и могла попросить, чтобы ее позвали, могла передать ей весточку. Одобрение было получено. Осталось подобрать подходящий момент.

За это время Аня узнала Верочкину историю. Девочка родилась в полной семье. У нее были и мама, и папа. Был еще и старший брат, только к тому моменту, как Верочка родилась, он уже давно жил в детском доме. Почему? Кто знает… В документах указано кратко – ЛПР – лишение родительских прав. Подробную историю семьи к документам прилагать не принято.

Первый год жизни Верочка прожила с мамой. В какой момент исчез папа, история умалчивает. Мама пила. Пила ли она потому, что не справлялась с горем, безденежьем, неустроенностью? Или безденежье и неустроенность были неизбежным следствием пития? И этого никто не знает… Дальше все просто – соседи, уставшие слушать крик ребенка, прорывающийся сквозь гомон нетрезвых голосов, вызывают милицию, ребенка изымают из семьи. Больница, потом – дом ребенка. Все просто.

Ане казалось, что она понимает Верочку. Понимает ее характер, внутреннюю логику ее поступков. Верочка вела себя так, как будто знала, что все должно быть по-другому. Как будто, каким-то чудом, в ней осталась жить память о тех днях, когда мама была рядом. Верочка неумолимо и беспощадно разрушала в этом мире то, что ей не нравилось. Ни угрозой, ни силой никто не мог заставить ее делать то, что она считала несправедливым или ненужным. Суп она так и не ела. Ей пытались не давать второго и компота. Ей оставляли холодный суп на полдник. Она не ела. Сдавались воспитатели – нельзя же морить ребенка голодом.

Была у нее еще одна особенность. Девочка каким-то зверушечьим чутьем определяла, кто к ней относится хорошо, а кто – плохо. Иногда кто-то вел себя по отношению к Верочке внешне безупречно, называл ее «деткой». А отойдя в сторонку, начинал рассуждать о том, что она «дебилка», что это «сразу видно» и что «ей место совсем не здесь». Слышать Верочка всего этого никак не могла. Но каким образом она мгновенно вычисляла тех, кто относился к ней именно так?

Аня долго не могла понять, почему Верочка считается «особенно трудной»? Она не была агрессивной. Она никогда не била других детей. Ну иногда, в ответ, бывало, конечно, но не сравнить с настоящими драчунами. Но тех драчунов никто не грозился отправить в «дурку». Девочка с трудом училась, плохо запоминала стихи, игнорировала таблицу умножения, рвала тетрадки во время занятий. Но мало ли детей так себя ведет. Ничего такого уж особенного, и так бывало, и похуже бывало… Непонятно было, почему Верочка вызывает у некоторых воспитателей чувства, весьма похожие на с трудом сдерживаемую ярость? Почему ее кормят «успокоительными» таблетками?

Много времени с Верочкой Аня проводить не могла, все-таки она была на работе. Но иногда удавалось посидеть и полчасика. Аня сделала для себя некоторые выводы. В поведении Верочки чередовались разные периоды. Бывало, ею овладевали эмоции и она носилась, сшибая все вокруг. Хваталась за одно, потом за другое. Подбегала к Ане, начинала ей что-то говорить, потом что-то вспоминала, бросала: «Сейчас, погоди…» – и убегала куда-то. Порой сидела рядом, внимательно слушала, что ей говорят, но часто перебивала и переспрашивала. Но все же дело было не в этом. Вокруг Верочки создавалась какая-то сгущенная атмосфера. Как будто ее окружало некое беспокойное облако. И она носила это облако за собой, втягивая в него каждого, кто попадался ей на пути. Дело было не в том, что Верочка сама не оставалась в покое. Дело было в том, что никто в ее присутствии не мог оставаться в покое.

А потом на нее накатывала апатия. Девочка как будто спала наяву, не могла сосредоточиться. Не хотела ничего делать. Могла пойти и лечь спать прямо в одежде. Если Аня старалась вовлечь ее в разговор, отнекивалась, отмахивалась. Если ее старались растормошить, сжималась в комочек, прятала лицо. Был и третий период, когда все было в порядке. Верочка лепила и рисовала, старательно учила таблицу умножения и даже английские слова. Смотрела телевизор в общей гостиной, уютно умостившись на широком диване вместе с другими детьми, не пропускавшими любимых сериалов. Играла во дворе в футбол под руководством детдомовского физкультурника.

Подъем – спад. Возбуждение – торможение. Неужели это диагноз? Некоторые воспитатели шептали в сторонке, что – диагноз. Кое-кто из них учился в педагогическом. А там же психологию преподают и что-то из психиатрии, кажется… Аня решила поговорить с доктором. Раз в неделю в детский дом приходил доктор – психоневролог. Консультировал детей.

«Нет, никакого диагноза нет, – сказал доктор Ане, которая вдруг почувствовала себя совершенно счастливой, – а торможение – от таблеток». «А таблетки тогда зачем, если ребенку от них только хуже?» – спросила Аня, чувствуя себя полной идиоткой. Приходит какая-то посторонняя тетка и начинает сомневаться в том, правомерен ли курс лечения. Доктор был человеком понимающим. Он не стал выяснять, зачем вдруг Ане понадобились фармацевтические подробности. Спрашивает человек – значит, нужно человеку. Да и тайны никакой тут нету, почему бы не объяснить, что к чему.

Доктор объяснил, что таблетки он прописал Верочке «легкие», действительно просто успокаивающие. Потому что если ребенок часто возбужден и воспитатели жалуются на то, что ребенок неуправляем, то он, как доктор, обязан реагировать. У него нет причин сомневаться в компетентности воспитателей и справедливости их жалоб. Они профессионалы, и раз не справляются, значит, поведение ребенка действительно выходит за пределы нормы. Такова логика системы.

Аня посомневалась, прежде чем поделиться с доктором одним своим наблюдением. Она боялась, что он поднимет ее на смех. «Понимаете, – осторожно начала она, – у меня такое впечатление, что таблетки на самом деле Верочку не успокаивают. Они ее просто тормозят. Она теряет силы и одновременно становится рассеянной. Она не может ничем заняться, не может сосредоточиться, и от этого она злится». Аня старалась вспомнить в подробностях, как все происходило, и вдруг поняла, что так и было. Верочка как будто пыталась разогнать какую-то муть вокруг себя, сквозь которую она не могла разглядеть текст в книжке, кусочки пазла. У нее не получалось, и она нервничала и злилась. Как злится абсолютно здоровый человек, перед которым вдруг напустили туману.

«Да, есть такое дело, – подтвердил доктор, – снижение концентрации внимания – побочный эффект». «Но ведь это же тупик какой-то, – возмутилась Аня, – она же не может ничем заняться в таком состоянии, она же от этого только еще хуже бесится». «А что поделаешь, – вздохнул доктор, – ничего другого наука пока не предлагает». Аня понуро побрела назад. «Ужас какой-то, – думала она, – доктор ничего поделать не может. А я разве могу что-то поделать?» «Вот забирай ее в семью, – зудел внутренний голос, – и снимай с таблеток».Аня решила зайти в службу по устройству детей, узнать о Верочкиных перспективах. О ее собственных душевных терзаниях пока никто не знал, и Верочке по плану должны были искать семью…

В службе по устройству детей Аню успокоили. «Маленькая девочка, пятилетняя, – сказали ей коллеги, – чего ты волнуешься? Маленькие девочки всегда нарасхват идут, ты же знаешь… Тренинг начался, семей хороших много, кто-нибудь да возьмет…» – «Но она ведь такая девочка, нестандартная… А если с этого тренинга [18]18
  Тренинги(циклы из десяти занятий) проводились один раз в два-три месяца. На каждый тренинг ходило от десяти до пятнадцати семей. По окончании занятий большинство семей были готовы к принятию ребенка на патронатное воспитание.


[Закрыть]не возьмут?» – Аня все не могла забыть, что первоначально Верочку планировали переводить из детского дома в специальное детское учреждение. «С этого тренинга не возьмут – другой будет, – коллега вздохнула, – но вообще-то ей в семью надо. Бывают такие дети, им нужно индивидуальное внимание».

Поговорили немного о том, что вот бывают же «несадовские» дети – те, кого не получается водить в садик, кто закатывает истерику, как только мама делает шаг за порог детсадовской группы, и ни в какую не хочет вливаться в «дружный коллектив». А если ты – детдомовский ребенок? Кому придет в голову размышлять о «неординарности», о необходимости «особого подхода», задуматься о том, не подрастает ли рядом «яркая личность», требующая индивидуального внимания? А если и приходит такая мысль в голову, то все равно – нельзя выделять одного из многих, нельзя поощрять то, что выходит за границы раз и навсегда обозначенных рамок. Одному разрешишь, так и все потянутся, никакой управы потом не найдешь…

Дома Аня все чаще рассказывала про Верочку. Дочка Вера, которой недавно исполнилось три года, долго спрашивала, почему эту неизвестную девочку зовут так же, как и ее, и такая же у нее фамилия или другая? Аня сказала дочке, что хочет пригласить «ту Верочку» к ним в гости. Дочка поинтересовалась, как зовут маму «той Верочки». Знакомые дети всегда приезжают в гости с мамами и с папами. «Верочка приедет без мамы», – сказала Аня.

Аня выбрала подходящий день. Сказала мужу о своих планах – «давно, мол, хотела, вот в субботу, вроде, получается, да и нашей Верке веселей будет, поиграют немножко». «На сколько ты ее привезешь, часа на два?» – муж нахмурился, но вроде не возражал. Аня стала вслух прикидывать: «Нет, за два не успеем. Верочка копуша, одевается по полчаса, а я еще хотела их погулять сводить.

Пока оденемся, пока разденемся, пока чаю выпьем. Ну, с утра заберу, а там посмотрим…» Кирилл насупился, буркнул: «Ладно, я все равно к маме собирался съездить». «Вот и хорошо, – обрадовалась Аня, – конечно, съезди, давно у мамы не был». Надежда на совместную прогулку с мужем и двумя девочками улетучилась. Зато Верочке, глядишь, спокойней будет – для первого-то раза.

Аня получила подробный инструктаж от психологов, как сказать Верочке о поездке в гости. Нужно четко сказать ребенку, что сначала они поедут – «туда», а потом вернутся – «обратно». Нужно объяснить, для чего люди ходят друг к другу в гости и что они делают друг у друга в гостях. Новая ситуация – новая тревога. Нужно снизить уровень тревожности у ребенка. И заодно не дать повода для ложных иллюзий и неоправданных ожиданий. Аня села с Верочкой в сторонке. Спросила, знает ли она о том, что такое «гости».

– Знаю, – сказала Верочка, – гости – это когда торт покупают и дарят много подарков.

– Кому дарят много подарков? – Вопрос с подарками Аня как-то не учла и немного растерялась.

– Мне дарят, вообще всем дарят, много, много, – Верочка сделала размашистый жест рукой, пытаясь изобразить подарочное изобилие.

Ну да, все логично, для Верочки «гости» – это те оживленные и говорливые люди, которые время от времени внезапно появляются в детском доме, оставляют много разных вещей и так же внезапно исчезают. Иногда долго сидят в зале и говорят что-то в микрофоны. Иногда играют на музыкальных инструментах. Едят торт. Смеются. Однажды взяли фломастеры и писали на стенах. По-разному бывает. Но подарки – обязательно. Потом еще в ладоши хлопать надо и кричать «спасибо». Н-да, хорошо, что спросила…

Поговорили про подарки. Потом Аня рассказала, что иногда люди ходят друг к другу в гости не за подарками, а просто так. Пообщаться, погулять вместе, поиграть.

– Вот я же прихожу к тебе в гости, – объясняла Аня, – прихожу, посижу с тобой, потом ухожу. Это называется – побыть в гостях. Понимаешь?

– Понимаю, – серьезно ответила Верочка, – ты мне не даришь подарки.

Аня чуть не рассмеялась, но вовремя себя сдержала. Логика у Верочки была безупречной.

– Ну вот видишь, я прихожу к тебе в гости без подарков. Просто потому, что мне нравится с тобой общаться. А теперь я тебя хочу пригласить к себе в гости.

Верочка задумалась.

– В субботу, – продолжила Аня, – я приглашаю тебя в гости в субботу.

– Меня не отпустят, – вдруг сказала Верочка.

– Почему не отпустят? Я у директора спрашивала, мне уже разрешили, – Аня даже растерялась.

– Нет. – Верочка энергично помотала головой. – Ты же не работаешь, и никто не работает в субботу, все кабинеты закрыты. Я не смогу прийти к тебе в гости в субботу. – Верочка вскочила, заволновалась. – Я как-то хотела пойти к тебе, но мне сказали, в субботу нельзя, в субботу никого нету… – она заговорила быстрее, замахала руками.

До Ани наконец дошло. Верочка решила, что Аня приглашает ее в гости к себе в кабинет.

– Верочка, я хотела пригласить тебя в гости не на работу, а к себе домой. В субботу. Домой. Познакомлю тебя с Верой, моей дочкой. Мы пойдем гулять. Поиграем. А вечером…

Аня не успела договорить самого важного и самого трудного – о том, что вечером она должна будет отвезти Верочку назад, в детский дом.

– Домой… – Верочка вскочила, побежала к любимой воспитательнице, – тетя Лена, я поеду домой!

Аня поняла, что все гораздо сложнее, чем она предполагала. Вскочила, побежала вслед за Верочкой, крепко схватила за руку.

– Домой, в гости, в субботу, – затараторила она, – тетя Лена очень рада, что ты съездишь в гости, она с нетерпением будет тебя ждать, вечером ты вернешься и все-все ей подробно расскажешь.

Тетя Лена подхватила на лету:

– Верочка, я буду по тебе скучать и ждать, когда ты вернешься. Вернешься к себе, сюда, и расскажешь мне, как ты съездила в гости. Обещаешь?

Верочка вяло кивнула.

– Пойдем, обсудим все хорошенько, – Аня повела Верочку в уголок и еще раз рассказала, как и что она запланировала. От и до.

– Какой сегодня день? – спросила Верочка.

– Четверг.

– А суббота – это завтра?

– Нет, суббота – не завтра. Давай вспомним все дни недели.

Перечислили дни недели. Аня еще раз рассказала, как они будут проводить время. «Пойдем гулять втроем – ты, я и маленькая Верочка, моя дочка». Верочка рассмеялась.

– Вдвоем, – сказала она, лукаво глядя на Аню.

– Почему вдвоем?

Верочка снова рассмеялась.

– Один плюс один – это два, – гордо продекламировала она. – Ты и дочка Верочка. Нас двое, ты меня не запутаешь.

Аня вдруг с ужасом поняла, что каждый раз, когда она говорила про «свою дочку Веру», Верочка принимала это на свой счет. Что происходило в ее головке, какими прихотливыми путями вились ее мысли, об этом не знал никто. Но, видимо, желание стать «дочкой» было так велико, что простое совпадение имен каждый раз принималось за обещание, за подтверждение. А слов «познакомлю», «другая девочка» она просто не слышала, пропускала мимо ушей. Не вписывались эти слова в такую желанную картинку.

– Вера. – Аня поняла, что объяснить нужно все прямо сейчас. – Выслушай меня очень внимательно.

Аня четко и кратко рассказала Верочке, что у нее есть муж и дочка. Дочку зовут Верочкой. Это другая девочка, не она. Аня постаралась найти как можно больше отличий – возраст, цвет глаз, фамилия. Они обе хорошие девочки. Аня хочет их познакомить. «Та Верочка – моя дочка. Я ее мама. Ты мне очень нравишься, мы с тобой дружим. Но я не твоя мама». Аня не знала, что сказать про Верочкину маму. К этому разговору она точно не была сейчас готова. К большому облегчению Ани, Верочка ни о чем не спросила. Аня ушла, еще раз подтвердив, что приедет в субботу утром и заберет Верочку.

В субботу все прошло лучше не придумаешь. Чай пили, гулять ходили, книжку вслух читали. Трехлетняя Верочка, обрадованная неожиданно образовавшейся компанией, проявляла чудеса гостеприимства. Вытаскивала со всех полок все игрушки и щедро складывала их горочкой, «это для Верочки, пусть она забирает». Аня с сомнением глядела на огромную кучу, представляя, как потащит все это в детский дом. Да и нужно ли тащить? Опять получится – «в гости за подарками». А в следующий раз? Бежать в магазин, закупать еще одну гору? «Вдвоем играть, конечно, веселее – вон сколько всего», – Аня кучу одобрила, но выразила сомнение, что все это нужно куда-то «забирать». Втроем решили, что прямо здесь играть удобнее, и ничего никуда таскать не надо. А Верочка, если захочет, возьмет себе что-нибудь, просто как сувенир на память.

Развлекать обеих девочек было совсем не сложно. Разница в возрасте совсем не ощущалась. Трехлетняя «домашняя» младшенькая и пятилетняя «детдомовская» старшенькая демонстрировали практически одинаковый уровень развития. Одинаково рисовали, кое-как считали, усердно выписывали на листе бумаги немного корявые печатные буквы. Устроили кукольный дом, потом долго валялись на полу, крича и швыряясь мягкими игрушками – кто дальше кинет. Было очень шумно. Аня порадовалась, что Кирилл уехал.

С едой вроде тоже обошлось благополучно. Сели обедать, Аня разложила по тарелкам тушеные овощи. Старшая Верочка вдруг заулыбалась нехорошей улыбкой и начала возить ложкой по краю тарелки. Видимо, ребенок уже привык, что еда – это проблема, и приготовился к обычной «борьбе». «Сейчас поедим, отдохнем немного, а потом гулять пойдем. У нас тут отличная высокая горка», – Аня решила, что обращать внимания на Верочкины «заходы» не будет. «Как тебе овощи? – через некоторое время спросила она как ни в чем не бывало. – Вкусно?» Девочка немного растерялась. Похоже, ее никто никогда не спрашивал, вкусно ли ей кушать. Конечно, в группе детям говорили, что еда «вкусная». Но именно говорили, а не спрашивали. Младшенькая вовсю уминала свою порцию. «Мне нравится, – сказала она. И гордо добавила: – Это тушеные овощи. Их мама готовит!» Старшенькая медленно начала жевать.

Проблема с именами давала о себе знать. На зов «Верочка!» в первый раз прибежали обе. Во второй раз стали спорить, кого же именно позвали. В третий раз ни одна не подняла головы – «все равно не меня зовут». Как-то изменить имя? Но «Верочка» – так привычно для обеих… Называть по фамилии? Как в плохом детском саду. Проблема… Можно было бы прибавлять слова «старшая» и «младшая». Но так тоже получалось не совсем правильно. Потому что старшая Верочка ну никак не тянула на действительно старшую. Командиром в этой парочке неуклонно оказывалась младшенькая.