Текст книги "Кузя, Мишка, Верочка"

Автор книги: Татьяна Губина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Эпилог, или телефонные звонки в детский дом

Хотим маленького

В Службе «Родители» раздается телефонный звонок.

– Алло, это детский дом? А какие дети у вас есть?

– Вы хотите взять ребенка?

– Да, хотим, маленького. У вас маленькие есть?

– Есть маленькие. Есть и большие.

– Нет, мы большого не возьмем. Нам маленького надо. Ну, максимум года полтора.

– Так это вам нужно не к нам обращаться, а в дом ребенка. Детки до трех лет живут в домах ребенка, а у нас – детский дом. К нам дети после трех лет попадают.

– Ой, спасибо, подсказали. А мы и не знали. Сразу не разберешься… – На том конце телефонной трубки возникает пауза.

Вроде все, что хотели, узнали. Да уж очень соблазнительно продолжить разговор – может, еще что-нибудь полезное расскажут.

– А в вашем детском доме какие же дети? Ну, какого возраста?

– У нас как обычно – от грех до восемнадцати.

– До восемнадцати? – собеседница явно ошеломлена.

Информация о том, что дети – это «до восемнадцати», часто оказывает просто шоковое воздействие на тех, кто никогда не думал на эту тему. Смутный образ «детдомовских детей-сирот». Ну, живут там, где-то, в каких-то домах, такие маленькие. Дети – они же маленькие. Детсадовская малышня, которая играет на площадке.

– И что, их тоже берут?

– Ну, восемнадцатилетние сами не очень-то хотят… А вот пятнадцатилетнего подростка вполне можно в семью устроить. У нас иногда получается.

Собеседница кладет трубку. А может быть, и не кладет, увлекшись неторопливым разговором. Слово за слово, и выясняется, что хотят-то на самом деле не то чтобы именно младенца. Хотят маленького, потому что боятся, что с «большим» будут проблемы. Хотят, чтобы считал их своими родителями. Хотят избежать проблем. Словом, хотят того, чего хочет большинство людей, – радостей побольше, трудностей поменьше. Нормально.

Узнав, что в наш детский дом можно для начала просто прийти и поговорить, с радостью записываются на информационную встречу. Очень часто уже в первом телефонном разговоре желаемый возраст ребенка «сдвигается» с «совсем маленького» до двух-трех лет.

– Да я бы и трехлетнего взяла, – доверительно шепчет женщина, почувствовав поддержку. – Муж вот только…

– А вы приходите к нам вместе с мужем. Он сам на нас посмотрит, поговорит с нами. Сам будет принимать решение… – Пятнадцати летнего они, конечно, не возьмут. А вот трех-четырехлетнего – скорее всего.

Первый звонок

Первый звонок в детский дом. Это для нас, сотрудников, – рутина, каждодневная и не самая важная работа. Это у нас – социальные работники бегают, телефоны звонят… А у них, на том конце телефонного провода – день «Икс», час «Че». Они шли к этому годами. Они думали об этом каждый день. Смотрели передачи, читали статьи в журналах. Брали в руку телефонную трубку и не решались набрать номер.

– Алло… Здравствуйте… Мы хотим взять ребенка…

– Алло… Здравствуйте… А у вас есть дети…

– Алло… А где находится ваш детский дом…

Им очень трудно говорить. Они не знают – как? Они не знают – с кем? Пауза повисает после первых же слов. Они не знают, а что – дальше? «Вот мы пришли за ребенком», – шепчут они Вселенной и покорно ждут ответа…

Так важно подхватить сразу: «Вы хотите взять ребенка?» – по-деловому, но обязательно доброжелательно. Так, чтобы там – услышали: «Все нормально. Вы пришли туда, куда надо. Мы рады». Потом будем разбираться, правда ли хотят и чего хотят, смогут ли они и сможем ли мы. Потом, потом… а сейчас – сказать что-то такое, от чего человеку становится совсем не страшно, а наоборот – радостно.

На заре моей детдомовской «карьеры» Алла Петровна, наша хозяйственница, позвала меня к телефону. Звонил молодой мужчина, они с женой хотели взять ребенка из детского дома. Хотеть-то хотели, но обстоятельства у них были «не очень» – квартирка маловата, родственников многовато, да и младенец только что народился. Куда уж тут еще и патронатного! Я держала телефонную трубку, понимая, что надо просто – дослушать, а потом вежливо как-то объяснить, что сейчас – не время. Я уже открыла рот, я уже начала говорить: «Понимаете, Петр, в вашей ситуации мы обычно не рекомендуем…» Алла Петровна вдруг замахала мне рукой и зашипела: «Прерви разговор на минутку». Мы вышли в коридор.

– Таня, я хочу тебе сказать… – Алла Петровна глядела на меня ласково и с пониманием, – очень страшно звонить в детский дом.

– Страшно? – Я как-то растерялась. – Кому страшно?

– Им страшно. Тем, кто звонит.

– Почему страшно?

– Потому что у них судьба сейчас решается. Мы для них – голос Судьбы. И сейчас этот голос ему скажет: «А пошел ты, мужик…»

– Но у них ведь… они ведь все равно не смогут, у них там…

– Да знаю я, что у них там… Я с ним полчаса разговаривала, – Алла Петровна смотрела на меня все так же ласково. – Понимаешь, вот он решился – и позвонил. Поверь мне, это непросто – позвонить в детский дом.

Я поверила. А еще – вспомнила. Вспомнила, как года два назад сама куда-то звонила и что-то узнавала. Нет, я не собиралась брать ребенка из детского дома. Что-то попроще делала. Но до сих пор помню, как дрожали руки и как трудно было подбирать слова. Интересно, откуда Алла Петровна знала, что звонить – страшно?

– Алло, это детский дом? Расскажите, какие у вас дети есть? Нам надо маленькую светлую девочку, у меня муж блондин…

Первая, вполне человеческая реакция – «вот я щас прям разбегусь и все тебе про всех расскажу. А потом начну подбирать ребеночка под цвет мужниной шевелюры».Это длится – мгновение. Потом включаешься:

– Вы хотите взять ребенка из детского дома?

– Вы знаете, очень хочу. А муж сомневается. Вот я и подумала, если ребенок будет на него похож… – Мы разговариваем полчаса.

Хорошая тетка, очень любит мужа и хочет детей.

– Приходите к нам вместе с мужем. Мы сначала всех приглашаем на информационную встречу. Вас это ни к чему не обязывает. Послушаете, зададите вопросы… Если захотите, запишетесь на интервью. – Понятная последовательность действий, спокойная обыденность происходящего. Собеседница тепло прощается. Приятная женщина, как говорит социальный работник Наталья Чуланова.

Телефон умолкает ненадолго, потом звонит снова:

– Алло, это детский дом? Мы хотели бы усыновить ребенка…

Ну да, у нас патронатный детский дом. Можно с чистой совестью сказать, что вам, мол, не сюда. Только вот многие считают, что «усыновить» – это и значит «взять ребенка из детского дома». Как-то женщина звонила: «Мы хотим усыновить на патронатное воспитание». Поговорить с человеком надо…

– Здравствуйте. Да, это детский дом. Вы как раз попали в Службу по устройству ребенка в семью. А вы хотите именно усыновить?

– Да я, собственно… Ну, мы ребенка хотим… А что вы имеете в виду – опеку, что ли? Нет, мы под опеку не хотим, мы хотим, чтобы он называл нас мамой и папой.

– Знаете, у нас детский дом – патронатный. А вы какого возраста ребеночка хотите?

– Ну, лет пять… Или шесть. Чтобы в школу подготовить успеть. А что такое – патронатный?

Через полчасика, возможно, удастся попить кофе. А пока мы обсуждаем все – чем опека отличается от усыновления, и патроната, и всего остального, и в каком возрасте ребенка нужно начинать готовить к школе… Возможно, это не наши «клиенты». И ребенка они возьмут не у нас, а где-то в другом месте. Зато к нам они не будут бояться звонить. Вдруг чего спросить придется. Дите-то жару задаст независимо от формы устройства…

Свой-чужой

Перед самым Новым годом позвонила женщина – хотят отдать ребенка, мальчика, 1 год 5 месяцев. Ребенок приемный, в семье прожил больше года. Почему нам позвонили? Да кто ж их знает, телефон кто-то дал, хотят не просто «сдать ребенка» (брали не у нас), а чтоб семью нашли хорошую…

Почему-то перед Новым годом такое, как бы это сказать… обостряется, что ли… Кто-нибудь да позвонит – не могу, говорит, больше…

У них еще мальчик есть, чуть постарше, 1 год 9 месяцев. Свой. Или, как бы это сказать, кровный, что ли… Короче, сами родили. Тот, который приемный, – поактивней, побойчей, хоть и младше. Зашугал, видно, «братика». И еще младенец родился, только что. В семье бабушек-дедушек нет. Родители не справляются. Приемного решили отдать.

Брали в семью, сказали, «на эмоциях». Жалко стало, отказничок, сиротина, кроха. Как-то не рассчитали…

Потом мы в курилке сидели. Лена сказала:

– Все-таки я не понимаю…

Наташа:

– А я понимаю. Они устали. И помощи у них нет…

Лена:

– Котенка – и того не отдашь. Своего бы не отдали…

– Свой, он из утробы, – сказала Наташа, – а этот – приемный…

Тут самое сложное – удержать «профессиональную позицию». Всех понять. Всем помочь. Сделать то, что от тебя зависит. Не визжать. Не материться. Не плакать. Работать. Но и это не самое сложное.

Самое сложное – это продолжать их всех любить.

Благодарности:

Марии Феликсовне ТЕРНОВСКОЙ– директору московского детского дома номер девятнадцать с 1994 по 2010 год, создателю патронатной системы, удивительному человеку, которым я восхищаюсь, которого уважаю и люблю.

Елене БУХМАН– руководителю Службы по устройству детей в семью с 1996 по 2005 год, человеку, который научил меня видеть в людях лучшее, что в них есть, бережно и трепетно относиться к тому, что происходит в душах человеческих.

Марии Викторовне КАПИЛИНОЙ– детскому психологу, удивительно доброму и преданному человеку, посвятившему свою жизнь и свой профессиональный талант ничейным детям.

Моему мужу– человеку, который все эти годы выдерживал жену, работающую с чужими детьми. Да еще и «пишущую».

Моим детям– замечательным девочкам, которые так сопереживали всему, что я делаю, что просто невозможно было не делать.

Елене Исаевой– «человеку-оркестру», издателю, дизайнеру и чудесному другу.

Послесловие

Сегодня очень модно стало говорить о традиционных семейных ценностях: о том, что их надо защищать, прививать – не забывать про них. Признаюсь, что мне нравится эта мода, но есть некоторые сомнения. Так, не совсем понятно, почему семейные ценности – это то, что мы потеряли? Какими они были в традиции нашего народа, общества 50, 100, 200 лет назад?

Веками складывался образ идеальной (правильной) семьи: дом, в котором витают запахи пирога, варенья; авторитетные, добропорядочные родители – хозяин и хозяйка дома; вежливые, сосредоточенные на своем образовании дети. Порядок в доме: аккуратность, бережливость, уют. Внешняя респектабельность. Одновременно с этим формировался в коллективном сознании и образ семейных отношений (наиболее точно отразили эволюцию этого осознания произведения художественной литературы XIX века): это и противостояние поколений, и борьба за свободные отношения, споры и размышления по поводу «неравного брака» и «брака по расчету», супружеской измены и любви. Двадцатый век в России прошел под знаком отказа отличного в пользу общественного: духом этого времени стало освобождение от быта, развитие общественных, коллективных форм воспитания детей и провозглашение свободы отношений.

Сегодня ни у кого не возникает сомнения в том, что главная ценность нашего современного мира – это семья. Однако именно в определении этой ценности в обществе нет согласия. И мне представляется, что мы сегодня находимся лишь в стадии его формулирования, – долгий путь прошло человечество для того, чтобы отметить самое важное для себя. Семья является действительно самым важным для человека – самой важной возможностью быть любимым. И это не нечто совершенно абстрактное и непонятное. Нет, быть любимым в семье – это значит знать, что на белом свете есть место, где тебя ждут. Испытывать привязанность – эмоциональную близость с родным человеком. Обладать способностью поддерживать длительные доверительные отношения с одним человеком. Все это определяет нашу успешность в самых разных сферах, потому что привязанность рождает доверие – доверие к миру. Отсутствие привязанности разрушает доверие к миру и порождает в человеке страх и агрессию.

Ребенок-сирота переживает именно эту – самую страшную из всех человеческих – катастрофу. Он лишается права на привязанность. Его семья больше не может о нем заботиться (так решил кто-то, так случилось почему-то), ребенка помещают в детский дом. Здесь он будет накормлен, здесь обеспечат его право на учебу и крышу над головой. Но здесь нет никого, кто может дать самое важное – абсолютную уверенность в том, что «я есть» и вот «это мое», потому что ее может дать только мама, папа и дом, в котором ребенок с ними живет.

Но какое отношение к этому имеет книга Татьяны Губиной, спросите вы, ведь в ней речь идет не о кровной, а приемной семье! О замене…

Тем не менее, отношение это самое прямое – приемные родители становятся посредником в том, чтобы ребенок сохранил привязанность к своим близким, чувствовал, что есть взрослые, которые готовы его поддержать в этом, обеспечить его право собственности на самого себя. И именно этому, на мой взгляд, посвящен сборник очерков о «ничейных детях»: описание технологии работы детского дома, в котором главную свою задачу видят в защите и обеспечении права ребенка на семью, внимательное отношение к тому, чтобы читатель не упускал из виду эту важную деталь: одна из самых главных задач приемных родителей – это не заменить (и уж тем более не вытеснить собой) кровных родителей, а принять ребенка вместе с тем, что ему уже пришлось пережить. Привязанность к приемным родителям возникает только из доверия, из стопроцентной уверенности, что взрослый человек не испытывает ненависти, не отрицает твоего прошлого, находит в себе возможность принимать твоих родителей.

Возвращаясь к мысли о том, что является ценностью для современной семьи, могу сформулировать, что наивысшей значимостью в жизни человека является то, что разлито в повседневности, совершенно не имеет должного блеска, часто не имеет ничего общего с евроремонтом или традицией семейных праздников, – это умение общества ценить чувства, привязанности и доверие одного человека к другому, его способность не путать их с некими «традиционными» или «правильными» стереотипными представлениями о семье. Наша готовность доверять друг другу и уважать – это и есть те условия, при которых не будет «ничейных детей».

Книга Татьяны Губиной: и та, которую вы только что прочитали, и готовящееся сейчас ее продолжение – это разговор с читателем именно на эту тему.

Екатерина Леонова