Текст книги "Чужая"
Автор книги: Татьяна Губина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
3
Год назад высокая, вызывающе яркая Эльвира подсела на лавочку к Нине, попросив закурить. Разговорились. Нине стало понятно с первого взгляда, чем живет эта девушка. Да и видела она ее не раз из окна своей кухни на Варшавском шоссе.
– Слушай, подруга, а ты как живешь? – вдруг спросила Эля, закуривая очередную сигарету.
– Плохо живу, – отчего-то разозлилась Нина. Эта девица была красиво одета, от нее пахло хорошими духами, и курила она отнюдь не «Яву». Ароматный дым «Парламента» кружил Нине голову.
– Вот ты говоришь, что жиличка от тебя съехала. А ты еще кого-нибудь присмотрела? – продолжала Эля.
– А у тебя какие-то предложения? – осторожно спросила Нина.
– Предложение есть. Вот только не знаю, как ты на это прореагируешь. – Эля задумчиво уставилась своими большими глазами на Нину.
– Спать с мужиками за деньги не буду, – твердо сказала Нина.
– Я еще ничего не сказала, – усмехнулась Эльвира, – пока я только хочу снять у тебя комнату. Вот, – она порылась в яркой сумке и вытащила паспорт. – Можешь списать данные. И вообще, холодно уже, может, пойдем к тебе, кофейку попьем, поговорим.
Нина с сомнением посмотрела на Элю. Та широко и по-доброму улыбалась.
– Не дрейфь, Нинок, мне твои шмотки не нужны. Я действительно дело предлагаю.
Они поднялись в квартиру. Ксюха уже спала, прижав к животу большого плюшевого мишку.
– Не девочка, а ангел, – умильно проворковала Эля, погладив Ксюху по льняным кудряшкам.
– Ага, – хмыкнула Нина. – Это когда спит. Завтра глаза откроет, поглядишь, что это за ангел.
Они прошли на кухню. Нина выставила нехитрое угощение. Достала початую бутылку вина, оставшуюся от приезда свекрови. Сев за стол, они выпили по бокалу, и Эльвира выложила ей свое предложение.
– Значит так. Я снимаю у тебя комнату, плачу сто долларов в месяц и процент с каждого клиента, которых буду приводить сюда.
– Да ты в уме, Элька! – тут же взвилась Нина. – У меня ребенок маленький, соседи с ушами и глазами, словно локаторы. Да нас за бордель посадят!
– Знаю, что ребенок, – спокойно отреагировала Эля, наколов на вилку кусок колбасы. Засунула в рот и тут же выплюнула. – Фу, гадость. Как ты это ешь?
– На что хватает, то и покупаю, – проворчала Нина.
– Ладно, завтра я забью холодильник нормальной едой. Если, конечно, договоримся.
И они договорились. Оказалось, что у Эльвиры есть пара-тройка постоянных клиентов, которые готовы с радостью встречаться с Элечкой, но на ее территории. Двое из них могут позволить себе большую и страстную любовь только днем, а третий глубокой ночью.
– Если кто тебя спросит, один мужик – мой любовник, другой за тобой ухаживает. А третий появляется раз в две недели, авось ночью не просекут, – убеждала Эля. – Мужики все солидные, платят хорошо, но не настолько, чтобы купить мне квартиру или даже снять. Скупердяи, в общем-то. Днем ты на работе, Ксюха учится, так что психологической травмы для тебя и дочки никакой. Если вдруг девочка или ты заболеете, сворачиваем работу и ждем выздоровления. На этот период я работаю вне дома. Как и в выходные. Ну, как тебе?
Предложение показалось заманчивым. Нина думала пару минут.
– Ладно, – согласилась она. – А какой процент?
– Не обижу, – чуть пьяно ухмыльнулась Эля. – Я шлюха первый класс. Годов уже много, поэтому от мамки ушла на свободные хлеба. Вот сколько ты мне дашь?
Нина внимательно вгляделась в гладкое, с ярким макияжем лицо. Стройная фигура, длинные ноги, высокая грудь – все кричало в Эльвире о молодости.
– Ну-у-у, лет двадцать семь, – неуверенно ответила Нина, боясь обидеть Элю.
Эльвира запрокинула голову и довольно захохотала.
– Мне тридцать восемь!
– Как же тебе удается так выглядеть? – удивилась Нина.
– Я никогда не работала на службе, не имела начальников, у меня всегда было мало клиентов, и только те, кто мне нравился, – перечисляла Эля, загибая длинные, с кровавыми ногтями пальцы. – И самое главное, львиную долю своих доходов я трачу на салоны красоты. Девки – дуры! Кто спивается, кто на иглу садится, а я пью умеренно, курю мало, бегаю по утрам и в дождь и в снег, так что еще поработаю ногами лет пять. Потом все, дыхалки не хватит. Это только кажется, что профессия ночных бабочек легка и романтична. Нет, дорогая, даже если ты элитная шлюха и не обслуживаешь братков, тебе дорого достается относительное благополучие. Да что я говорю, за время демократии о нашей сестре уже все написали.
Нине очень хотелось спросить, почему же она, вся такая крутая, шлифует асфальт Варшавского шоссе и снимает комнату у незнакомой девчонки.
– Подставили меня, – будто услышав Нинины мысли, просто сказала Эля. – История гнусная и мерзкая, рассказывать не хочу. Было у меня все: и квартира, и машина, и счет в банке. Думала уже завязать, родить ребенка и уехать в теплые страны. Наивная, – грустно улыбнулась она. – Лишилась всего в один миг. Ну, ничего, мне все сначала начинать не впервой. Только уже времени мало, так что на теплые страны вряд ли заработаю, а вот квартирой надо обзавестись. Ну что, договорились?
Они ударили по рукам, выпили еще по бокалу вина. Единственно, о чем попросила Нина, это не выходить больше на шоссе.
Если я тебя срисовала, то уж Дашка с четвертого этажа точно просекла. Так что это мое условие, – твердо сказала Нина.
– Не вопрос, – чуть подумав, ответила Эля. – Я, как героиня «Интердевочки», так переоденусь, что меня не то что твои соседи, ты сама не узнаешь. Мне и самой невыгодно на панель выходить. Отстегивать Гарику надо.
Гариком оказался местный владелец панели Варшавского шоссе. А раз Эля перебралась на хату работать, то надобность стоять ночи напролет отпала.
Так они и зажили. Эля исправно выполняла свои условия, днем ходила в длинном скромном платье, с легким макияжем, прилежно здоровалась с бабками на лавочке около подъезда, которые были поставлены в известность Ниной о новой квартирантке. Только поздно ночью, когда ее никто не мог видеть, она позволяла себе ярко одеваться и краситься. Да и было это всего несколько раз. Чаще Эля закутывалась в свой длинный белый плащ и стягивала длинные волосы в хвост, когда подходила после ночной смены к дому.
Эля платила каждый месяц за комнату, в конце каждой недели на столе кухни Нина находила конверт с процентами. Не бог весть что, но вполне достаточно, чтобы свести концы с концами. На круг выходило двести долларов в месяц. Да и Эля не жадничала, покупала еду, игрушки для Ксюхи, даже иногда с большого заработка приносила девочке вещи.
Но Нина видела, что Эля имеет много больше, и заснувшая на время детская зависть резко вскинула свою мерзкую головенку в душе Нины. Слов нет, Нина приоделась, правда с Черкизовского рынка, они с дочкой прилично питались. Жаловаться на жизнь уже вроде бы и не стоило, но…
Эля имела шикарную одежду, сногсшибательную обувь и два раза в неделю пропадала в самом дорогом элитном салоне красоты на Тверской. Нина закусывала губу, но молчала. А что тут скажешь?
Однажды Элька намекнула, что положение можно в корне изменить, но Нина сделала вид, что не поняла ее намеков.
С мужчинами у Нины были проблемы. Она любила секс, с радостью отдавалась своим немногочисленным любовникам, но те отчего-то быстро покидали ее. Москвичи вообще очень странные люди.
Прожив в Москве уже более десяти лет, Нина так и не поняла, почему она не заимела ни одной мало-мальски приличной подруги или постоянного парня. Ей казалось, что она открыта и коммуникабельна. Она быстро находила общие интересы, звала домой, но не проходило и месяца, как предполагаемые друзья исчезали из поля ее зрения.
В понятии Нины друг – это человек, который всегда может помочь. Ну что, трудно что ли дать в долг до зарплаты или посидеть с маленькой Ксюшкой пару раз? Взять хотя бы эту Дашку, соседку. Вроде так хорошо все начиналось. По вечерам они пили кофе, болтали. Когда была необходимость, сидели с детьми. Так нет, устроила целый скандал из-за кошелька своего приятеля. Подумаешь! У этого борова денег куры не клюют, сам весь вечер хвастался, а у Нины тогда ни копейки не было. Она даже не помнила, как кошелек стянула. Вернее, помнила, конечно, но это было как наваждение какое-то. Так обидно стало. Дашка и все ее подружки такие ладненькие, такие хорошенькие сидели за праздничным столом, а она в старом платье и зашитых босоножках. А портмоне небрежно торчало из внутреннего кармана пиджака на стуле. Будто просило: «Возьми меня, Ниночка, и купи себе чего-нибудь». Ну, Нина и… Убыло бы что ли с борова? Так нет, Дашка орала, как резаная! Ну, и черт с ней!
С мужиками та же история. Ну, если я с тобой сплю, кормлю тебя по вечерам, разве сложно подарить девочке куклу Барби или мне дать денег на новую кофточку. Разве это не норма отношений: проявлять к своей любовнице внимание и заботу? Но не успевала Нина попросить денег при первой встрече, как мужики пугались и тут же исчезали. Странно. Жадные эти москвичи.
Правда, был у Нины пять лет назад настоящий роман. Парень положительный, добрый и ужасно несчастный.
Как-то поздним вечером она возвращалась домой и приметила на лавочке около своего подъезда парнишку, абсолютно пьяного. Он был хорошо одет, на руке поблескивали недешевые часы, а черная, отличной кожи барсетка, из кармашка которой выглядывал сотовый телефон, небрежно валялась рядом. Внимательно приглядевшись, она узнала его. Этот парень жил в квартале от дома Нины, и она часто видела его на улице и в магазине. А с его женой и ребенком она несколько раз сталкивалась в детской поликлинике.
Нина растолкала парня, с трудом довела его до своей квартиры и уложила в постель. Когда она заботливо его укрывала старым пледом, он вдруг открыл глаза, перехватил ее руки и прошептал:
– Дюймовочка моя, я так люблю тебя. Иди ко мне.
Нина не стала ждать, когда он пригласит ее дважды, поскольку на это и рассчитывала, когда решила притащить его домой. Во-первых, у нее давно не было мужчины, а во-вторых, внешний вид парня говорил о его финансовом благополучии.
Она даже удивилась, как будучи пьяным и в темноте он так быстро разглядел ее маленький рост. Ей льстило это ласковое Дюймовочка.
Прозрение наступило утром. Парень с ужасом вертел головой, рассматривал Нину и спрашивал, как он тут оказался. Нина все подробно рассказала, не забыв про давешнюю бурную ночь любви. А Дюймовочкой он, оказывается, называл свою жену. Перепутал, значит. Но он оказался благородным человеком. И, по всей видимости, очень несчастным, поскольку почти два месяца ходил к ней. Правда денег давал мало, да и переспали они всего пару-тройку раз, и то по требовательному настоянию Нины. Но он всегда приносил полные пакеты еды и хорошо относился к Ксюшке.
Нина уже начала строить планы на будущее и заговорила о его разводе, но парень твердо сказал:
– Я никогда не буду с тобой. Ты, Нина, жадная, навязчивая и везде ищешь выгоду. Ходил-то я к тебе лишь из-за Ксюшки. Жалко мне ее, уродом ты ее вырастишь. Прощай, ты меня больше не увидишь.
– Ах ты, сволочь неблагодарная! – в гневе заорала Нина, хватая его за полу пиджака. – Только попробуй меня бросить. Я все расскажу твоей жене!
– А вот этого не советую, – зловеще ухмыльнулся он. – Моя Дюймовочка на расправу жесткая. Я-то от нее все равно уйду, не могу себе простить, что с тобой связался, а вот тебя она вмиг сожрет, если узнает. Поверь, не стоит с ней связываться.
И Нина поверила. Она не понимала отчего, но каждый раз, когда она видела жену своего бывшего любовника, а бывало это редко, но все же случалось, безотчетный животный страх сковывал тело и душу. Даже когда она случайно узнала, что любовник действительно ушел от своей жены, и вроде бы опасность разоблачения миновала, Нина старалась обходить дом, где он когда-то жил, стороной.
Так что с мужчинами у Нины длительные отношения не складывались. А в последнее время и короткие – тоже. Годы мытарств брали свое. Плотная фигура расползлась, круглое лицо покрылось мелкими морщинками, только светлые прозрачные глаза еще горели огнем и кокетливо прищуривались, когда вдруг кто-то обращал на нее внимание. Но лишь на миг. Одна ее знакомая в Большом театре ответила на ее удивление по поводу странный реакции мужчин:
– Нинка, у тебя же на лбу написано – хочу МУЖА! У одиноких баб даже взгляд особенный. Вот и бегут от тебя самцы, как от чумы. Да и одеваешься ты не очень. Ты уж прости, но московский мужик любит девочек модных и ухоженных.
Нина обиделась, затаила злобу на откровение сотрудницы и при случае ей коварно отомстила. Никто не смеет говорить Нине Фионовой, что она уже вышла в тираж. Бабу обвинили в краже и с позором выгнали из театра.
Но после этого Нина все чаще задумчиво смотрела на Элю, которая в очередной раз приходила с шуршащими пакетами из дорогих магазинов и показывала обновки. Эля это заметила.
– Ну что, Нинка, зависть сжирает? – без всякого лукавства, в лоб спросила Эля.
– Сжирает, – так же прямо ответила Нина.
– Могу помочь, – спокойно сказала Эля.
– Я не могу спать с мужиками без тени симпатии. Хоть режь, – повторилась Нина. – Да и фигура у меня не твоей чета, хотя и на четыре года тебя моложе.
– Ну, любителей маленьких и толстеньких пруд пруди, – заверила ее подруга. – Морщинки можно заштукатурить. А если не можешь с мужиками потными и вонючими, то на это есть другие варианты, – и большие кошачьи глаза Эльвиры вопросительно прищурились. – Врубаешься?
– Нет, – ошарашенно ответила Нина.
– Ну, темнота! – хлопнула Эля себя по изящной коленке. – Про розовую любовь слыхала?
– Да ты с ума сошла! – взвилась Нина. – Меня тут же вырвет. Да и не умею я.
– А если со мной?
– Да говори толком! – закричала Нина. – Я ничего не понимаю, мужики, бабы, е тобой!
– Короче. – Эля вплотную села к Нине. – Есть среди богатых мужиков некоторые оригиналы. Сами трахать проституток брезгуют, а вот наблюдать обожают. Особенно лесбиянок. Приходим, разыгрываем перед клиентом бурную розовую любовь, я тебя научу, не бойся, ничего сложного, берем бабки и все. Клиентов я найду, проверенных и солидных. Думай! – и Эля ушла.
Нина думала три дня. Эля ее не тревожила, ничем не напоминая о давешнем разговоре. Но когда в Большом театре объявили, что сотрудников перестанут бесплатно обслуживать в поликлинике, и требуется оплачивать часть услуг, Нина решилась. И с тех пор она работала в паре с Элей.
Сначала было мерзко и противно. Потом как-то все сгладилось, превратившись в тупую механику. Для Нины, конечно, а для клиентов все было, как в кино – крики, стоны и животная страсть. Заказов на такую экзотику было мало, но вполне достаточно, чтобы приодеться в хорошем магазине и раз в месяц сходить в салон красоты.
Но по ночам Нина грызла подушку, захлебываясь злыми слезами. Она клялась себе, что как только появится удачный вариант с замужеством, она тут же с легкостью бросит это противное занятие. Будет варить щи мужу и растить детей.
Нина докурила сигарету, выбросила пепельницу, полную окурков и вернулась в комнату. Уже засыпая, она подумала, что все не так уж и плохо сегодня прошло. Как бы то ни было, жалость сквозила в глазах у Татьяны, так что еще не все потеряно. Надо сказать Ксюхе, чтобы почаще играла с Сашей Пархоменко. Хорошо, что кроме Ксюшки, в классе только Машенька. Она из строгой еврейской семьи, такие выходят замуж только за своих. Даже если не получится навести мосты с Татьяной, препятствовать дружбе детей она не станет. Не такое у нее воспитание. А больше девочек в классе нет и не будет. Так ей сказала директор школы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
– Мам, мам, а у нас в классе новенькая! – заорал с порога Сашка.
От неожиданности я выронила елочную игрушку на пол. Хорошо, не разбилась. С детства люблю паласы. Чтобы во всю ширь комнаты, желательно под плинтуса. И тепло, и уютно, и ничего не бьется, если выскользнет из рук.
Двадцать пятое декабря. Пять дней до Нового года, самого яркого и прекрасного праздника.
Сегодня я попросила Ника забрать Сашку из школы, поскольку ничего не успевала. Надо было съездить по магазинам, сварить обед и не забыть нарядить елку. И, между делом, сгонять по двум адресам, сделать новогодний маникюр своим постоянным клиенткам. Но к вечеру народу в магазине было, как пчел в улье в летний ливень, поэтому развернувшись, я решила рвануть домой. Подарки можно купить и завтра, но с утра, пока народ не ринулся после работы в недра многочисленных магазинов опустошать прилавки. Поэтому дома я оказалась за полчаса до прихода моих мальчишек.
– А ты чего это дома? – удивился Ник, входя за сыном в квартиру и стряхивая снежную пыль с рыжей дубленки. – Ты же сказала, что только в семь придешь.
– Да везде такие очереди, не протолкнуться, – отмахнулась я и повесила очередную стеклянную сосульку на пушистую ветку нашей искусственной елки.
– Мам, ты меня слышала? – подлетел Сашка ко мне. – У нас новая девочка. Такая, такая… – Сашка закатил глаза и пытался подыскать правильные слова.
– Красивая, – подсказал Ник, пряча улыбку.
Я удивилась. С утра мы как обычно с девчонками отправили ребят в класс, а сами пошли пить кофе. Янка поднималась к учительнице, относила какие-то книжки и ничего по поводу новой девочки не говорила.
Я уже хотела спросить, что же это за нимфа, что произвела неизгладимое впечатление на моего сына, как тут загудел мой сотовый.
– Во, не прошло и получаса. Не иначе, как твои подруги хотят тебя обрадовать, – съерничал Ник и ушел в кухню.
Я схватила трубочку и через секунду услышала хрипловатый голос Люськи.
– Танька, аллилуйя! К нам в класс пришла новая девочка! – сообщила подруга.
– А ты-то откуда знаешь? – воскликнула я, взглянув на большие часы, что стоят на полке моей стенки.
В половине седьмого вечера Людмила Большая только начинает думать, что скоро конец ее рабочего дня. Раньше девяти она не встает со своего начальственного кресла, и если бы не уборщица, вообще могла запросто потерять счет времени. Но как только Люська слышит громыхание ведра и шарканье шлепанцев по ковровому покрытию, это значит, что уже девять вечера и пора вспомнить, что дома ее ждет голодный сын, который категорически не ужинает без своей деловой мамаши.
Поэтому я и удивилась, каким образом Люська оказалась вечером в школе, да еще успела увидеть новенькую.
– Люсь, у тебя все в порядке? – забеспокоилась я. – Никто не умер, и твой офис не захватили террористы, пока ты ходила завтракать в соседний ресторан?
– Твоя ирония неуместна, но мне понятна, – я так и увидела, как Люська скривила в ухмылке свое холеное лицо. – Нет, дорогая, слава Богу все здоровы-живы, а террористам моя компания не нужна. Я сижу на работе, а про новенькую знаю от Янки. Она мне еще в четыре позвонила, а ты была недоступна.
Из разговора с Люськой я поняла, что к нам в класс пришла небесной красоты и идеального воспитания девочка Катя.
– Люська, а как же заявление директрисы, что девчонок не берут в классы, даже если потребует сего департамент образования, – игнорируя красоту и воспитание новенькой, спросила я.
– Этого точно не знаю, но Янка что-то витиевато верещала о структурах более сильных, чем департамент образования, – ответила Люська. – Все. У меня работа. – И не попрощавшись, Люська отключилась.
2
На следующее утро мы все встретились в школе. Уроков двадцать шестого декабря не проводили, но вся школа пришла на грандиозный новогодний праздник, который устраивал большой спонсор.
Я вошла в класс, переодела Сашку в костюм его любимого Бэтмена. По этому поводу целую неделю у нас в доме шли ожесточеные дебаты. Я предлагала различные варианты от зайки до волшебника Изумрудного города, но Сашка стоял на Бэтмене.
– Не хочу снова быть зайцем, – канючил фанатик американской лабуды. – Весь детский сад, как дурак, прыгал вокруг елки с идиотскими ушами на голове. Буду Бэтменом! В маске и плаще!
Пришлось сдаться.
Пока я натягивала на круглую голову Сашки дурацкую шапку, в класс вошла девочка. Я хотела лишь мельком на нее взглянуть, чтобы убедиться, что Янка преувеличивает свое впечатление о ее внешности. Мельком не получилось. Я застыла, как соляной столб, и откровенно пятилась на девочку. Сашка заворочался под моими руками.
– Ну, мам, ты чего так долго копаешься? – пропищал сын, а я не могла оторвать взгляд от бледного личика, на котором черным огнем полыхали бархатные глаза.
Длинные пушистые ресницы бросали тень на круглые щечки, бровки темными стрелами разлетались к вискам, а маленький точеный носик словно лепили с греческих скульптур. Девочка приветливо улыбалась, обнажая белые ровные зубки, которые блестели между темно-розовых губ. Абсолютно прямая спина балерины, длинные ножки, обтянутые джинсами, точеные пальчики и волна блестящих темно-каштановых волос довершали общую картину этого чуда.
– Как мне жаль ее маму, – под нос пробурчала я, очнувшись от «видения чистой красоты».
– Согласна, – сбоку вынырнула Люська, непонятно каким образом пробежавшая мимо меня в класс.
Она натягивала на Пашку красно-синий комбинезон Спайдермена. Да-а-а, не только мой сын пал жертвой американской анимации.
– Представляешь, если девочка имеет столь яркую внешность в семь лет, что вырастет из нее к тринадцати? Я бы такую дочь отправила в закрытый женский пансион в Англию и держала бы ее там до двадцати лет. А потом сразу выдала замуж за английского лорда. Чтобы сохранить свое психическое здоровье.
Люська читала мои мысли. Представить, как такую красотку-подростка отпускать гулять по вечерам, даже с подружками, я не могла. С ума сойдешь и сердце разорвется от тревоги.
– Как звать девчушку? – бабушка одноклассника наших сыночков так же, как и я завороженно глядела на девочку, забыв про внука.
– Катей ее зовут, – вздохнув, ответил Пашка. – А фамилия Пельменова.
– А точно. Пельмень, значит, – тут же сориентировался Сашка.
– И вы такую девочку будете так называть? – ужаснулась я.
– А чем она лучше других? – Сашка вскинул на меня свой чистый детский взор. А я уж грешным делом подумала, что Катя зацепила-таки еще дремавшие мужские чувства моего сыночка. Отнюдь!
– Пельмень, привет! – заорал через весь класс Пашка, и, хитро прищурив зеленый глаз, явно ждал реакции девочки. Конечно, рассчитывая, что она сейчас расплачется от обиды.
Но он жестоко ошибся! Пельмень повернула к нему свое лицо, еще шире улыбнулась, и задорно сверкнув глазищами, звонко крикнула:
– Привет и тебе, Коротышка!
Весь класс грохнул от смеха. Пашка уселся за парту и зло засопел. Да уж, так оскорбить его не удавалось еще никому! Уже полгода он очень гордился своей кличкой Большой, которую даже уже не воспринимал как свою собственную фамилию.
– Молодец, девочка! – захлопала в ладоши Люська. – Один ноль в твою пользу. А ты, – она развернулась к сыну и тихо сказала: – Если не знаешь, как обратить на себя внимание девочки, лучше вообще молчи.
– Катя! Ты забыла свои балетки!
Мы с Люськой обернулись на чей-то голос и в проеме двери класса увидели Катю Пельменову, какой она будет лет через двадцать. Те же бархатно-черные глаза, те же стрелы бровей, такой же темно-розовый рот и стройная длинноногая фигура. И все это было увеличено до размеров тридцатилетней женщины.
– Мамуль, я еще заколки у тебя из сумки не взяла. – Катя подлетела к женщине и взяла из ее рук сумку.
В класс вошла Оксана Борисовна и, заметив нас с Люськой, замахала рукой.
– Девочки, подойдите!
Мы с Люськой выдали ценные указания сыновьям по поводу поведения на празднике и пробрались к учительнице сквозь толпу детей.
– Катя, это наш родительский комитет, Татьяна Алексеевна Пархоменко и Людмила Михайловна Большая. – Она повернулась к нам и продолжала. – А это моя новая ученица – Катя Пельменова.
– Привет, Катюша. – Я присела на корточки и протянула ей свою ладонь. – Мы очень рады, что ты пришла к нам в класс. На мальчишек не обижайся. Они немного стесняются.
– Да я все понимаю, – просто ответила Катя, пожимая мою руку. – Я не дам себя в обиду. А это моя мама Регина. – И Катя повернулась к матери.
– Здравствуйте, мама Регина, – улыбаясь, сказала я. – Добро пожаловать.
Регина кивнула головой, чуть улыбнувшись, отчего еще больше стала похожа на дочь. Или дочь на нее, не знаю.
– Спасибо, – услышала я ее тихий голос.
– Вы уж новую маму не бросайте, и возьмите с собой пить кофе, – сказала Оксана Борисовна.
– Не бросим, – заверила ее Люська. – У вас есть время, Регина?
– Немного, но на то, чтобы попить кофе, хватит, – несколько удивленно ответила она.
Я почему-то не испытывала особого восторга от этой идеи. Странная она какая-то. Внимательный, настороженный взгляд, скованность и неуверенная тень улыбки. Хотя, я затрудняюсь сказать, как бы чувствовала себя я, если бы меня так бесцеремонно навязывали абсолютно чужим теткам. Наша учительница иногда поражала своей непосредственностью.
Мы уселись к Люське в машину и весь путь до «Макдональдса», который занимает пару минут, и то, если горит красный свет светофора на перекрестке, напряженно молчали. Даже Янка, которую мы подхватили по дороге, не задавала никаких наводящих вопросов. В воздухе витало непонятное напряжение, и исходило оно от Регины плотной волной.
И только когда мы уселись за свой любимый столик со стаканчиками кофе, Регина сказала:
– Расслабьтесь, девочки. Я вас не съем.
При этом ее лицо как-то помягчело, и улыбка стала более открытой.
– Это ты расслабься, – ответила Люська. – А то вся какая-то замороженная.
– Да это я от неожиданности, – объяснила Регина. – Трудно вливаться в старую дружную компанию. Вы все учились в этой школе?
– С чего ты взяла? – удивились мы.
– Ну, во-первых, мне директор сказала, что в классе учатся дети выпускников, а, во-вторых, меня вчера выловила после школы одна очень колоритная особа, звала в гости, кофе пить. Я не поехала, мне очень далеко домой добираться. Так Нина мне сказала, чтобы я вашу троицу обходила стороной. Что вы такие, такие… – она подыскивала слово.
– Крутые, жадные и жестокие, – продолжила за нее Янка.
– Что-то в этом роде, – смущенно улыбнулась Регина.
– Что ж пошла сейчас с нами? – отхлебывая кофе, бесхитростно спросила я.
– Привыкла составлять о людях свое мнение, – четко ответила Регина. И ее лицо приобрело жесткое серьезное выражение. Я даже удивилась.
– Ну и как, составила? – усмехнулась Янка.
– По поводу колоритной особы Нины – да. Чем вы так ее обидели, девчонки, что она от ненависти к вам вся трясется?
– Да так, – неопределенно пожала плечами Люська. – В компанию не принимаем. Вот и бесится.
– Да уж, мутная девица, – подытожила Регина, и мы рассмеялись. Надо же, пять минут за нашим столом, а уже заговорила нашими афоризмами.
– Ладно, Регин, она в общем-то неплохая девчонка, но будь с ней поосторожней, – сказала я. – Навязывать свое мнение не будем, сама разберешься. А по поводу долгой и счастливой дружбы мы тебе сейчас расскажем.
И мы наперебой рассказали Регине историю нашего знакомства.
– Ну, надо же, никогда бы не подумала, – ошарашенно протянула Регина. – Такое впечатление, что вы дружите лет пятнадцать. Удивительно.
– Велком в наш девичий клуб! – подытожила любительница английского языка Люська.
– Выпьем! – подхватила Регина и мы чокнулись стаканчиками.
Мы непринужденно болтали и в процессе трепотни мне все больше и больше нравилась эта немного зажатая девчонка. Особенно поражала ее откровенность.
– Девочки, я бы хотела сразу сказать, чем занимаюсь, чтобы вы не ловили дурацкие слухи. Я работаю в Госдуме, в аппарате депутата Баталова.
– Ах, вот почему ты в школу попала среди года! – воскликнула Янка.
Регина непонимающе подняла бровь, и мы ей в красках рассказали обычаи и традиции нашей школы.
– Так вы подумали, что нас по звонку из Конторы взяли? – рассмеялась Регина. Смех у нее был чистый, открытый, будто летний теплый дождь. – Да нет, все не совсем так. Звонок, конечно, был, но не прямой.
Оказалось, что коллега по Конторе (так она всегда называла место своей работы) Регины, была чуть ли не лучшей подругой нашей директрисы. И когда перед Региной остро встал вопрос о переводе Кати в другую школу, добрая самаритянка-коллега позвонила своей подруге.
– Конечно, директриса в курсе, где я работаю, но уверяю, взяла она нас только потому, что подруга составила мне протекцию, – закончила она. – Только огорошила меня музыкальной частью. Я ничего не поняла. Объясните.
Через пять минут Регина знала все о школе, хоре и занятиях фортепьяно.
– Да-а-а, проблема, – задумалась Регина. – Пианино-то у меня есть, но только у родителей. Сама я двенадцать лет, словно лимитчица, по съемным квартирам мотаюсь. Мужа у меня нет, у мамы жить не могу, с отцом сложные отношения.
– О, нашего полку прибыло! – воскликнула Янка.
Господи, что же творится с этим миром! Если даже такая красотка, как Регина, живет одна и тащит весь быт на своих хрупких плечах, то что еще можно говорить о полных семьях и радостях взаимного существования! Мужики!!! А-у!! Куда вы все делись? Чего вам надо от жизни и от женщины в частности? Вот сидят передо мной три красавицы, умницы, настоящие хозяйки и, уверена, умеющие нежно и преданно любить. И все, как одна, одинокие! Нонсенс! Категорически отказываюсь понимать!
Да уж, компашка у нас подобралась! Одни одиночки, не считая меня с Ником. Пять баб вместе с Региной и моей Лелькой и один мужик. Наш общий муж и отец, смеясь, называют Ника девчонки.
Регина допила свой кофе и заторопилась на работу.
– Спасибо, девочки. Если будете встречаться на каникулах, о нас с Катюшкой не забудьте. Только я могу присоединиться лишь на выходные.
– Так на свободных хлебах у нас только Танька. Так что ежели что, то только по выходным, – успокоила ее Люся.
Регина ушла, мы еще немного посидели, делясь впечатлениями о новом члене нашего клуба. Пришли к выводу, что девчонка неплохая, только все же несколько настороженная.
– Ничего, мы ее быстро радоваться жизни научим, – рассмеялась Янка. – Мало ли, какая трагедия ее постигла.
– Разберемся, – как всегда кратко подытожила Люська. – Но какова Нинка! Не успела девка в класс прийти, тут же в оборот ее взяла.
– Сдается мне, она в противовес нам хочет свою компашку сбить, – предположила Янка.
– Сухого асфальта ей под колеса! – воскликнула Люська. – Дай бог! Одной тяжело в этом мире. А так и к нам больше лезть не будет и друзей заимеет. Только с кем ей компанию сбивать?
– Насколько я знаю, она подкатывала к родителям Машеньки, но там водки не попьешь и матом не поругаешься. Обломилось, – сказала я.
Как-то утром меня остановила на крыльце школы маленькая, тоненькая, как тростина камыша, мама Машеньки. Я знала, что ее зовут красивым иудейским именем Юдифь. Она долго просила прощения за беспокойство, и я уже начинала нервничать от ее витиеватой правильной речи, когда она наконец собралась с духом, и сказала:
