Текст книги "Чужая"
Автор книги: Татьяна Губина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
4
Осень пролетела, будто ее и не было. За большим стеклянным окном закусочной уже кружили большие белые мухи ноябрьского снега. За это время у нас сложилась милейшая традиция. Счастливо сплавив своих отпрысков на попечение учителя, мы отправлялись в «Макдональдс» выпить утреннего кофейку и поболтать полчаса о нашем, о девичьем.
Из-за этого Люське пришлось самой водить автомобиль. Кряхтя и охая, поминутно огрызаясь на мирно проезжающие мимо машины, Людмила Большая доставляла сына в школу, а после наших утренних встреч везла свое царственное тело на работу. Злилась она при этом неимоверно, поскольку за рулем сидела очень редко, и обожала утром поспать до восьми. Но желание потрепаться с подружками было сильнее. На вопрос, почему она не может потребовать от своего шофера подвозить ее и Пашку, Люська отвечала:
– Совесть иметь надо. Я понимаю. Пашку в школу отвезти, а потом меня на работу. А так что ж, Саныч будет сидеть в машине и ждать, пока я тут кофею напьюсь? Несправедливо. Тем более, я всегда считала, что это снобизм, когда босса личный шофер на работу возит. Давно ли сама на своих двоих летала? Да и опыт вождения надо восстанавливать. Так сказать, быть ближе к народу.
Мы с Янкой рассмеялись. Да уж, будет мадам Большая-Форетти ближе к народу, самостоятельно ведя эксклюзивный вариант последней модели «Порше»! Чем мы и не преминули поддеть подружку.
– Отстаньте, девки, мне по статусу положена дорогая машина, – хмуря брови, сказала она. – Вы ничего не понимаете в мире бизнеса, поэтому поверьте на слово.
Мы не спорили. Куда нам, простой продавщице и маникюрше! Но мы знали, что Люська – замечательная девчонка, совершенно своя в доску, и если нам о-о-очень захочется, она объяснит, почему ей необходимо ездить на такой дорогой машине, а не на подержанном «Опеле», на котором иногда приезжала я.
Водить я не люблю, отдавая пальму первенства Нику, который если бы мог, то жил бы в машине. Он спокойно стоит в пробках, ловко маневрирует на трассе, и получает истинное наслаждение от самого процесса. Я же злюсь, когда надо двигаться, словно беременный муравей, дергая машину на пару сантиметров, а больших скоростей панически боюсь. Поэтому, когда мой муж пару раз в неделю оставляет мне машину, милостиво разрешая отвести Сашку в школу, я с надеждой спрашиваю сына:
– Может, как белые люди, поедем на метро?
В ответ я слышу нытье Сашки и возмущенные слова Ника, что ребенок устанет и у него не будет возможности хорошо воспринимать новый учебный материал. О том, что добрая половина класса ездит в школу на метрополитене из Строгино, Митино и Алтуфьева и почему-то при этом прекрасно учится, чего не скажешь о Сашке, мои мальчики не вспоминают. На мои скромные потуги, что на метро быстрей и безопасней, они находят тысячи аргументов, опровергая мои доводы. И мне ничего не остается делать, как с тоской идти заводить машину.
Хорошо Яне, ей никуда ехать не надо. Перешел дорогу и вот тебе, родная школа. Так что ей были смешны наши с Люськой завывания по поводу утренних пробок и полной невоспитанности отдельно взятых автомобилистов.
Мы сидели в «Макдональдсе», пили коричневую бурду под названием кофе, и обсуждали очередную выходку Ксюшки Фионовой.
– Вам чего, больше говорить не о чем? – Люська хлопнула стаканчик с капуччино на коричневый поднос. – Каждое утро одно и то же, оскомину уже набило. Я еще в начале сентября говорила, что девочка трудная и взбалмошная. Ласки ей элементарно не хватает. Кстати, а где ее мамаша?
Нина часто ходила с нами пить кофе. Правда, по какой-то удивительной случайности, у нее никогда не было денег, но добрая Люська всегда платила за нее.
– Что убудет с меня, что ли? – отвечала она на гневные протесты Яны.
– Приучишь, так она вообще забудет, что в платное заведение пришла. Благотворительность, конечно, хорошо, но в определенных пределах.
И дело было не в том, что Яне было жаль денег, тем более что платила Люська. Просто у Янины Тверской было обостренное чувство справедливости. Нина каждый раз томно отказывалась покупать себе напиток, ссылаясь на отсутствие денег, а распрощавшись с нами около метро, в ближайшей палатке покупала себе сигареты.
– И, заметь, дорогая, не «Приму» или «Яву», а дорогущий «Парламент», да не у себя на Добрынке, а на Тверской, где цены на порядок выше, – возмущенно рассказывала Яна на следующее утро, после того как случайно увидела Нину около палатки, что располагалась около дома Яны.
– Ну халявщица, что поделаешь, – мирно констатировала Люська. – Бывает.
– Не смей ей больше покупать кофе, – требовательно хлопала рукой по столу Яна.
– Не буду, – соглашалась Люська. И все равно, когда приходила Нина, автоматически брала еще один стаканчик.
Яна возмущалась и пыталась апеллировать ко мне, но я скромно молчала. Потому что в стремлении Фионовой к халяве убедилась на собственной шкуре.
Дело все в том, что уже второго сентября Нина с радостью сообщила, что, оказывается, мы живем рядом. Я это знала по рассказу Лельки, но сделала круглые глаза и мило улыбнулась.
– Правда?
– Это же здорово, Танька. Когда ты будешь занята, я могу забирать Сашку и привозить домой, – воодушевленно сообщила она.
– Заранее спасибо, – отозвалась я.
И надо же было такому случиться, буквально через неделю я попала в цейтнот. Ник уехал в командировку, а у меня была срочный вызов к одной очень выгодной клиентке. Девчонки все, как на грех, были заняты и никто не мог забрать Сашку. И тут-то я вспомнила о Нине. Позвонив ей на сотовый, объяснила ситуацию.
– Какие проблемы, Танюш? – мгновенно отозвалась она. – Я как раз в школе. Работай спокойно. Я заберу Сашку. Они как раз с Ксюшкой погуляют.
Что-то знакомое промелькнуло в словах Нины, но мне было недосуг разбираться, что насторожило меня в ее словах. Поздно вечером я забрала засыпающего сына из дома Нины, поминутно благодаря и уверяя ее в вечной моей признательности.
– Да ладно тебе, Тань. Я тебе помогла, ты мне поможешь, – она махнула рукой на прощанье и захлопнула железную дверь.
А через пару дней, рано утром, раздался звонок по телефону.
– Танюш, – слабым голосом проговорила Нина. – Прости, пожалуйста, ты не могла бы Ксюшку отвести в школу. Я заболела, температура высокая.
Я с готовностью согласилась. Ник подъехал к высотному дому на Люсиновке, Ксюшка выскочила из подъезда и лихо уселась рядом с Сашкой. Всю дорогу до школы она орала и пихалась, доводя моего сына до истерики. Ник, пытаясь урезонить девочку, чуть не врезался в идущий впереди «Форд», я тихо сатанела.
Нина болела неделю. При этом она каждое утро звонила, извинялась, но с мягкой настойчивостью просила в очередной раз взять Ксюшку. Я злилась на себя за слабохарактерность, но Ник взывал к моей совести, и усаживал девчонку в машину. В следующий понедельник я намеренно не подошла к телефону, надеясь избавиться от маленького монстра. Но наглость города берет. Не успели мы выйти из подъезда, первое, что увидели – летящую навстречу нам Ксюшку.
– А мы вас уже ждем! – весело прочирикала она, обнимая Ника за широкие бедра.
Нина, широко улыбаясь, стояла около нашей машины.
– Вот и хорошо, – сказал растаявший от детских объятий Ник и распахнул дверцы машины. – Садитесь, поедем учиться.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я Нину.
– Хорошо, спасибо, – как ни в чем не бывало ответила нахалка, усаживаясь на сиденье рядом с моим мужем.
– Дорогая, ты ошиблась, – скрывая раздражение, сказала я. – На этом месте сижу я.
– Ой, прости. – Ее как ветром сдуло с моего сиденья. – Привычка. У моего мужа тоже была машина.
Я проигнорировала это замечание, уселась в машину, поклявшись себе самой, что больше не буду подвозить их в школу.
Но ни на следующий день, ни через неделю Фионовых около нашего подъезда с утра не наблюдалось. Надо же, все-таки как я быстро умею вешать ярлыки на людей! Мне даже стало стыдно за свои крамольные мысли о наглости и невоспитанности Нины. Ник же вообще не видел в этом ничего предосудительного.
Не успела я забыть неприятный инцидент, как в очередное сентябрьское утро мы снова лицезрели славную парочку. Через две недели взвыл Ник.
– Я не знаю как, но прекрати это, – рявкнул муж.
А как прекратить? Не скажешь же в лицо матери, что ее дочь – невоспитанная маленькая дрянь, от которой бросает в дрожь взрослых людей? Да и Нину жалко. Она постоянно одергивает дочку, а та лишь огрызается на мать. Меня, правда, она побаивается. Пару раз я ей сказала, что выброшу ее из машины, и девчонка заткнулась. И с тех пор вела себя, как мышь. Так что и придраться уже было не к чему.
Я поделилась с девчонками. Люська с Яной тут же взяли Нину в оборот. Вернее, сделали жалкую попытку. Яна в лоб спросила ее:
– Нин, а с какой стати Танька должна подвозить вас до школы? У тебя что, ног нет?
– Тань, а разве тебе трудно? – «на голубом глазу» простодушно спросила Нина.
Я не знала, что ответить. Ведь действительно, ничего сложного в этом не было. Все равно они сами приходили к подъезду, нам даже не надо было заезжать за ними. Девчонки обескураженно молчали. Даже Люська не нашлась, чем апеллировать. Так все и осталось бы, как прежде, если бы не Лелька.
– Что это за малодушие, вашу мать?! – заорала она, когда я, наконец, поделилась с ней. – Я же тебе говорила, чтобы ты с ней не имела никаких отношений.
– Лелька, если честно, я даже не знаю, как ей отказать, – вступился за меня Ник.
– Зато я знаю, – зловеще изрекла моя подруга.
С утра она с Аришкой спустилась с нами в лифте. Выйдя из подъезда, мы сразу же увидели Фионовых. Нина было рванула нам навстречу, как тут же будто споткнулась, увидав высокую фигуру Лельки.
– О, Фионова! – громогласно изрекла моя подруга. – Ты какими судьбами в наших краях?
– А вы знакомы? – подыгрывал ей Ник, обращаясь к остолбеневшей Нине.
– Да виделись пару раз, – многозначительно сказала Лелька. – Правда, не были друг другу представлены.
– Нин, это наша лучшая подруга, Лена, – вступила я в игру.
– Да-да, я помню, – прошептала она.
– А ты чего это от автобусной остановки так далеко ушла? – по-хозяйски открывая дверь нашей машины, продолжала Лелька. – Сашка, живо в машину, а то опоздаешь, – крикнула она моему сыну.
– А нас дядя Ник в школу подвозит, – ответила за мать Ксюша.
– Да ну? Правда? Ну, тогда садитесь, – и Лелька посмотрела в сторону Нины, как, наверное, генерал смотрит на провинившегося прапорщика.
– Нет-нет, что вы. Мы просто зашли сказать, что мы сегодня в школу попозже приедем, – заторопилась Нина, – Ксюша, пошли. А то в поликлинику опоздаем. – И она стала вытаскивать упирающуюся дочь с заднего сидения.
– Ник, говорят, бензин подорожал, – крикнула Лелька моему мужу, который уже усаживался за руль.
– Да кошмар, Лель, на два рубля взлетел.
– Вот я и говорю, лучше на автобусе, все дешевле! Ну, счастливо доехать, – она захлопнула за мной дверцу и помахала рукой на прощанье.
Ник развернул машину, и мы умчались. И конечно, не могли слышать, как Лелька низко наклонилась к Ксюше и тихо сказала:
– А тебя мама не учила, что нельзя бесконечно пользоваться добротой порядочных людей, которые в силу своей воспитанности не могут отказать обнаглевшим людям?
Девочка ничего не поняла из длинной фразы этой высокой худой тети. Она завороженно смотрела на нее и смогла только тихо пролепетать:
– Нет.
– Так попроси, должна научить. До свидания, детка. – Лелька разогнулась, схватила Аришку за руку и ушла.
Больше по утрам мы Фионовых не видели.
Однако Нина как ни в чем не бывало ходила с нами пить кофе, правда уже не так часто, поскольку постоянно опаздывала. Но подвезти нас больше не просила. Люська строго-настрого наказала мне звонить ей в случае, когда надо забрать Сашку из школы, а Яна сказала, что она на карачках приползет за моим сыном, лишь бы не быть обязанной Фионовой.
Выслушав мой рассказ об отлучении Нины и Ксюшки от утренней поездки на машине, девчонки зааплодировали Лельке, а Яна печально сказала:
– Я прихожу к выводу, что порядочность – это не достоинство, а порок.
Я далека от мысли, что моя Лелька непорядочный человек. Совсем напротив, но у нее все так органично получается, как будто так и надо.
– Верно, Ян, иногда излишняя воспитанность мешает делу, – Люська отпила кофе и в очередной раз поморщилась.
Да уж, назвать это пойло благородным напитком можно только под наркозом или будучи в состоянии глубокого опьянения. Но выбирать нам не приходилось. Во-первых, «Макдональдс» рядом, во-вторых, всем нам по карману.
– Или, – продолжала я разговор, – просто надо обладать умением вовремя поставить человека на место. Как Лелька моя. Быстро, необидно и все понятно.
– Извини, Тань, у Лельки был козырь. Нинка ее испугалась. Значит, твоя подруга что-то про нее такое знает, чего тебе ведать не надо, – парировала Люська. – Или ты в курсе?
Они уставились на меня в ожидании объяснений. Я промолчала. Не люблю делиться непроверенными данными.
– Э-э-э, мать, ты чего-то недоговариваешь, – по-своему истолковав мое молчание, подловила меня Яна. Интуиция у нее была звериная. Впоследствии я не раз поражалась этому.
– Ладно, Ян, не дави на нее. Познакомила бы, что ли, со своей Птицей. Сдается мне, что вся информация о Нинке у нее, – ухмыляясь, сказала Люська.
В это время зазвучала бессмертная музыка Штрауса из ее телефона. Она металлическим голосом ответила, дала пару указаний и отключилась.
– Все девы, разбегаемся. Надо ехать руководить. А про Лельку не забудь.
– Обязательно, как только представится случай… – пообещала я.
5
– Вы просто не умеете за себя постоять. Три взрослых человека идут на поводу у одной нахалки! – возмущалась Лелька, нарезая хлеб.
Случай представился, и я познакомила ее с девчонками, когда в очередную субботу мы сидели у меня после сольфеджио.
Суббота – музыкальный день. И приходилось нам, бедным, в свой выходной тащиться в школу. Но мы не унывали и придумали еще одну традицию – после урока приезжали ко мне и от души трепались до ночи, пока наши трое мальчишек резались на компьютере.
В сентябре-октябре Лелька по выходным пропадала на своей даче, а уж когда стало холодно, стала оставаться дома. Вот тогда и произошло торжественное знакомство.
Лелька легко влилась в нашу теплую компашку, приведя в полный восторг моих подружек. Первое, о чем спросила Яна, о Фионовой. Будто поговорить больше не о чем. Мне было немного неприятно, но что сделаешь с бабами – охочи мы до сплетен! И не важно, бизнес-леди ты или уборщица.
– Да понимаешь, Лель, девчонка-то она не плохая. Добрая, отзывчивая, детей любит. Но есть в ней что-то напряжное, – в продолжение нашего разговора сказала Янка.
– А вы не задавались вопросом, почему, хотя она уже девять лет в Москве, у нее совсем нет друзей? – ехидно спросила Лелька.
– Задавались, – ответила Яна. – Вот только ответа не находили. Сама Нина как-то в разговоре сетовала, что москвичи равнодушные. Холодные и жадные. И, де, трудно провинциалу одному в столице.
Лелька ухмыльнулась, и в красках рассказала известную мне историю про Дашку.
– За руку мы ее не ловили, – твердо сказала Яна, разливая вермут. За последний месяц я приучила девчонок к нашему с Лелькой любимому напитку. А они меня – к пиву. Правда, пока только к безалкогольному, но все еще впереди.
– И я не ловила, – согласилась Лелька. – Но нет дыма без огня.
– А мне ее жалко, – вклинилась я. – Представляете, совсем одна в большом городе.
– Ну, ты у нас известная мать Тереза, – махнула рукой Люська.
– Нет, девки, мы в ответе за тех, кого приручили, – настаивала я. – Раз пустили Нинку в свою компанию, значит, вышвыривать не имеем права. Тем более, как вы предлагаете ей сказать, что не хотим с ней иметь ничего общего? Я, например, не смогу. И так каждую субботу врем, куда направляемся.
Это было действительно так. Сначала я звала с собой Нину и Ксюшку. Но через три субботы вдруг заметила, что мои подружки находят массу причин, чтобы отлынивать от наших чудесных посиделок. На мой лобовой вопрос, в чем дело, девчонки переглянулись, и Люська сказала:
– Тань, у тебя доброе сердце, но извини, меня общество Фионовой тяготит. Я не хочу при ней что-то рассказывать о себе. А ты знаешь, мне достаточно рюмки коньяка и я вся, как на ладони. – Яна согласно кивала в такт каждому слову Люськи.
Если честно, меня тоже радовало, когда Нина иногда отказывалась по каким-то причинам ехать с нами. Так чего страдать? И с тех пор мне приходиться врать, чтобы отмазаться от молящих глаз Нины и тоскливого голоска Ксюши: «Тетя Таня, а почему мы не поедем сегодня к вам?». Чувствую я при этом себя препаршиво, поскольку еще приходится подговаривать Сашку, Пашку и Дениску, которые искренне не понимают, почему они не могут говорить Фиону, что они сейчас поедут все вместе к Пархошке.
Кстати, о прозвищах. Это смешно, но ровно через три дня после первого сентября мой сыночек пришел домой и с радостью сообщил, что они придумали всем прозвища. Пашка остался просто Большой, Дениска оказался Дэн, сам Сашка – Пархошка, причем он клялся, что не рассказывал о прозвище отца ни единому человеку (в чем я сильно сомневаюсь). Ксюшку же окрестили Фионом.
– А почему мужское прозвище? – удивились мы, когда все вместе оказались на моей кухне.
– Так она парень в сарафане! – тут же дал характеристику самый языкастый из их троицы Пашка. – В ней же ничего от девочки нет. То ли дело Машенька! Сидит себе на перемене, крестиком вышивает или кукле Барби косички плетет. Фион же первая за мячиком к охраннику бежит!
Девочек в 1 «А» было две. Известная Ксюшка и тихая, скромная Машенька. Именно – Машенька, до того маленькой и хрупкой была эта девочка. Мальчишки взяли над ней шефство и всячески оберегали ее от нападок Фиона. Ксюшка то и дело норовила дернуть одноклассницу за толстую каштановую косу или сломать ее кукле ногу.
Когда по субботам мы звали Фионовых с собой, ребята кривили рожи, но соглашались, видя что мамаши дружат между собой, как и они. Когда же мы перестали звать Нину, мальчишки сильно обрадовались. Только никак не могли взять в толк, почему надо делать все тихо.
– Мам, а почему вы не можете прямо сказать тете Нине, что не хотите с ней дружить? – простодушно задал вопрос Пашка, глядя зелеными глазами на мать.
Люська начала «компостировать» сыну мозги о правилах приличия, такте и тому подобное. Пашка все добросовестно выслушал и сделал вывод.
– Ясно. Вы просто трусите взять на себя смелость признаться, что она вам не нравится, бессовестно лукавите и нас подговариваете врать Фиону.
Я обалдела, хотя уже привыкла к взрослым суждениям сына Людмилы Большой. Люська опять стала что-то туманно объяснять сыну, но Пашка попросил разрешения прервать ее и сказал.
– Я все понял. Это будет наш секрет. Пойду ребятам все объясню.
– Но будь, пожалуйста, любезным, убедительным, при этом не задевая честь и достоинство Ксюши.
– Обижаете, босс, – хмыкнул семилетний отпрыск династии Больших и умчался к друзьям.
Итак, каждую субботу, при молчаливом согласии родителей и детей, я придумывала тысячи причин, чтобы «отмотаться» от Нины и Ксюхи. Мерзко, конечно, но что поделаешь?
– Да-а-а, – улыбаясь, протянула Лелька, выслушав наш рассказ. – Действительно, в вашем случае порядочность – порок. Еще и детей врать учите. Ну, ладно Танька, лишнего слова никому не скажет, насколько я понимаю ты, Яна, тоже не конфликтна, но ты, Люся? У тебя же целая компания, масса народу под тобой ходит! Чего же ты миндальничаешь?
– Не поверишь, Лелька, как взгляну на Нинку, язык не поворачивается, – оправдывалась Люська.
– Могу и в этот раз подсобить, – Лелька иронично улыбалась, окидывая всех снисходительным взглядом. – Увидит меня за этим столом и ее сразу ветром сдует.
– Нет, – твердо сказала я. – На этот раз я сама. Конечно, прикроюсь тобой, не обессудь, но скажу сама.
– Валяй, – разрешила Лелька и тема бедной Нинки была наконец закрыта.
В следующую субботу, когда наши детишки выкатились, словно мячики для игры в пинг-понг, из класса сольфеджио, ко мне подскочила Ксюшка:
– Теть Тань, а мы сегодня к вам едем?
– Конечно, детка, – мило улыбнувшись, ответила я.
Чувствуя себя последней сволочью, я развернулась в поисках Нины и тут же уперлась в три пары ничего не понимающих глаз Сашки, Дена и Пашки. Сашка уже открыл рот, чтобы что-нибудь ляпнуть, но умненький Пашка закрыл ему рот ладошкой и нарочито громко сказал;
– Пархошка, пойдем пока в футбол сыграем, – и быстро увлек ребят за собой.
Я мысленно воздала хвалу Люськиному воспитанию. Это надо же, в семь лет так схватывать на лету сложные многоходовки! И это касалось не только нашей внутренней проблемы. Иногда Пашкины высказывания приводили меня в состояние легкого шока.
Однажды я забрала сына и Пашку из школы к нам домой, поддавшись на уговоры Большого. Он долго и пространно объяснял мне о необходимости его присутствия сегодня вечером у Пархошки, так как у дружка никак не получается ровный и четкий почерк. А у него, Пашки, никак не выходят стройные гаммы. Так что в качестве взаимообразной помощи друзья должны оказаться сегодня на одной территории.
С трудом «въехав» в сложную аргументацию сына своей подруги, я позвонила Люське, та дала добро, пообещав прислать за Пашкой вечером машину или приехать лично.
Мы пришли домой и мне тут же позвонила клиентка со слезной просьбой сделать ей маникюр к неожиданному рандеву! Слава Богу, она жила почти в соседнем доме, и, заручившись клятвой мальчиков, что они будут спокойно и мирно заниматься, ушла работать. Когда же через час я вернулась, в моей комнате было как после Куликова побоища.
Одновременно оказались включенными строго-настрого запрещенные в течение рабочей недели компьютер, видак и телевизор. Среди разбросанных книг, которые были вытащены из стенки, примерные ученики исступленно дрались не на жизнь, а на смерть. Портфели валялись в прихожей, фортепьяно даже не раскрыто, напрашивался вывод, что меня коварно обманули.
Расцепив драчунов, попутно раздавая обоим звонкие затрещины, я гневно потребовала уборки. Мальчишки присмирели, пыхтя и тихо переругиваясь, стали водружать извлеченную с законного места библиотеку. На это у них ушло часа полтора, еще час они рассказывали, зачем им понадобились толстые тома русских классиков и почему они стали драться. К моменту последнего объяснения они помирились, и приехала Люська.
Ей достаточно было бросить взгляд на красное лицо сына, на длинную царапину вдоль щеки Сашки и на неровные ряды книг на полках, чтобы все понять. Пашка пригнулся и замер.
– Тетя Таня, я вас разочаровал, – скорее убедительно, чем вопросительно произнес Пашка. – Я подорвал ваше доверие к себе, и вы вправе больше никогда не общаться со мной.
Я в очередной раз поперхнулась, но сказала, что ничего страшного не произошло, но в будущем прошу меня не обманывать. Наследник семейного бизнеса Больших повеселел, но все еще серьезно сказал:
– Я исправлюсь и обязательно восстановлю свой статус-кво.
Пришедший к концу разборок Ник при этой фразе крякнул. Люська скрывала улыбку.
Поэтому я всегда была уверена, что Пашка правильно истолкует любую ситуацию и, если надо, тут же придет на помощь, пока мой тугодумный сын будет задавать идиотские вопросы, впрочем, свойственные его возрасту.
Словом, Пашка увел ребят, а я пошла искать Нину. Она сидела в буфете и непринужденно болтала с учительницей.
– Нин, ты идешь? – спросила я, приоткрыв дверь.
– Да-да, сейчас, – она подхватила сумку и вышла. – Только у меня сейчас нет денег. Но я отдам.
Когда мы собирались на «субботники», мы всегда скидывались строго поровну «на покушать и попить», несмотря на Люськины поползновения угостить всех за свой счет. И каждый раз Нина произносила заготовленную фразу.
– Ничего страшного. Сегодня нас Лелька гуляет, – непринужденно сказала я. – Она экзамен сдала в институте, так что проставляется. Ты же помнишь мою подругу? Она теперь каждую субботу с нами сидит.
Буря эмоций промелькнула на круглом лице Нины. Я даже испугалась, когда мертвенная бледность залила ее щеки.
– Нинка, тебе плохо? – забеспокоилась я.
– Да-да, что-то с головой. Вы езжайте. Танюш, я все равно не могу теперь по субботам к тебе ездить. Работу нашла, – торопливо сказала Нина.
Она неумело врала. Но мне было не до этого. Бледность не исчезала, глаза затравленно бегали. Неужели она так боится Лельки? Из-за чего? Ну, предположим, она догадалась, что приятельница по детсаду Дашка рассказала Лельке нелицеприятную историю с кошельком одноклассника. Ну и что? Лельки-то там не было, так что все это только со слов Дашки, которая, кстати, сама доверия мне не внушала. Впрочем, как и ее история. Странно…
– Мам, ну где ты? – Сашка подбежал к нам. – Мы уже все в машине у тети Люси сидим, а вас все нет. Поехали?
– А где Ксюша? – слабо улыбаясь, спросила Нина.
– Так я же говорю, в машине, – удивленно ответил Сашка.
Мы спустились на первый этаж, распрощались с охранником и вышли на улицу. Кружил холодный колючий снег, ветер чуть ли не сбивал с ног. Большую площадку перед школой накрыло белым покрывалом, а ведь только час назад она блестела чистым асфальтом.
– Начало декабря, а такая холодрыга. Хорошо еще снег пошел, хоть не так морозно будет, – чтобы прервать затянувшуюся паузу, сказала я.
– Так зима, самое время. Да и разве это холод? – ответила Нина, покрепче запахивая куртку. – Вот в Воркуте сейчас минус пятьдесят. Только там легче холод переносится. Сухой воздух.
– Сейчас снег, а на Новый год опять дождь пойдет, – продолжала я спасительную тему природы. – Страна противоречий.
Мы подошли к машине. По субботам Люська приезжала на вместительном джипе, чтобы вся наша компания умещалась без проблем. Нина стала выволакивать Ксюшку из салона. Та орала на весь переулок, но мать упрямо пыталась вытащить дочь.
– Ксюш, пойдем, я на работу опоздаю, – твердила Нина, отрывая тонкие пальчики от двери.
– Какая работа! Ты уже пять лет нигде не работаешь! – кричала Ксюшка. – Я хочу жрать и играть в компьютер! Отпусти меня, идиотка! Из-за тебя меня с собой не берут, дура! В приличную семью не пускают.
– Ксюша, как ты разговариваешь с матерью! – возмущенно одернула мерзкую девчонку Люська, развернувшись на водительском кресле.
– А вы заткнитесь! – без перехода огрызнулся этот цветок природы. – Наворовали денег и думаете, можете воспитывать чужого ребенка!
От таких слов все обалдели. Нина от неожиданности отпустила дочь, и Ксюха со всего маху хлопнулась в лужу под машиной.
– Это с чьих слов же поет Ксения? – прошипела Люська.
В одно мгновение добрая смешливая Люська превратилась в Людмилу Большую-Форетти. Губы вытянулись в струну, подбородок закаменел, а зеленые глаза вспыхнули нехорошим огнем. Теперь я понимаю, как двадцатисемилетняя девчонка могла крепко держать в своих руках целую компанию в двести человек. Мне даже стало не по себе. Не хотела бы я быть под началом такого босса. Лучше просто дружить.
– Прости, Люда, – заныла Нина. – К нам бабушка неделю назад приехала. Вот и научила. Немедленно заткнись! – она так резко заорала на дочь, что все вздрогнули. Вслед за криком последовала оплеуха, и Ксюшка тут же замолчала.
– Тетя Нина, а детей бить нельзя, – в тишине раздался тоненький голосок Дениски.
– Таких – можно, – жестко сказала я. Наклонившись низко-низко к Ксюшке, я заглянула ей в глаза и сказала. – Еще раз я услышу из твоего поганого рта такие слова о матери или о ком-то еще, клянусь, выпорю самолично до синевы! Веришь?
– Верю, – прошептала девчонка.
– А теперь вышла из машины, взяла мать за руку и тихо поехала домой, – отчеканила я.
Нина, не сказав ни слова в защиту дочери, схватила ладошку присмиревшей Ксюшки и, еще раз извинившись, заспешила к метро.
Я уселась рядом с Люськой и с треском захлопнула дверцу.
– Ну, вы даете, тетя Таня, – с восхищением проговорил Пашка. – Я думал, что так только моя мама умеет разговаривать.
– Я тоже умею, – отрезала я, даже не улыбнувшись. – Только редко и по делу. На досуге поинтересуйся у своего дружка об этом. Доводить меня не надо и все будет о’кей. Ясно? – я развернулась. Все, включая Янку и Люську, согласно закивали головами.
– Да, Танька Пархоменко бывает и такой! – смеялась Лелька, когда девчонки, перебивая друг друга, рассказывали ей об инциденте в машине.
Мы сидели за шикарно накрытым столом, пили вермут и жевали потрясающие пирожки. Ник укатил в очередную командировку, выбивать у поставщиков партию компьютеров. Поэтому можно было без помех «потрендеть» всласть. Я уже успокоилась, только никак не могла остановить дрожь в руках.
– Нет. Ну какая дрянь! Никакого уважения ни к матери, ни к взрослым вообще! – поражалась я.
– Ну, что ты хочешь от ребенка, – пыталась объяснить Лелька. – Что слышит, то и говорит. Рыба, знамо дело, тухнет с головы.
– Ух, Лелька, ну какие же славные ты печешь пирожки! – облизывая пальцы, промурлыкала Яна. – И как тебя, такую умелицу, муж-дурак бросил.
– Вот и я задаю себе этот вопрос уже третий год, – отозвалась Лелька и на радость мне, что тема Фионовой сама собой рассосалась, стала рассказывать о своем неудачном замужестве.
Я же, зная всю печальную лав-стори своей подруги, слушала вполуха и думала о своем.
Да уж, не повезло нашим мальчишкам. Хорошенькое женское начало в нашем классе. Серая неприметная мышка – Машенька и бой-девица Фион.
Правда, мой сын особо не переживает. Он вообще на проблему отсутствия девчонок в классе не обращает внимания.
– А зачем они нужны? – искренне удивляется он. – Хор у нас мужской, а девчонки только фортепьяно занимаются.
Логика, конечно, железная. В дело не идут, тогда зачем? О любви, благородстве, чутком отношении к женщине мой сыночек слыхом не слыхал. Хорошо еще, что всю свою сознательную жизнь провел рядом с Аришкой и такие элементарные вещи, как «девочку нельзя бить, обижать и оскорблять», он знает. Правда, после знакомства с Ксюшей, Сашка несколько поменял свое мнение и мне стоило огромных трудов объяснить сыну, что девочки бывают разные, и Ксюша скорее исключение, чем правило. Вот Аришка, это настоящая девочка.
Дочь моей подруги была маленькой женщиной. Тоненькая, словно осока, с недетской грацией и плавной походкой, Арина Гриф смотрела на мир большими голубыми глазами взрослого человека. То ли оттого, что ей рано пришлось понять, что люди иногда перестают любить друг друга, то ли потому, что Лелька никогда с ней не сюсюкала, но Аришка и говорила, и поступала, как большая.
В отношении окружающих ее мальчиков, будь то мой Сашка или сыновья других Лелькиных подруг, Аришка ведет себя немного снисходительно, немного иронично.
– Ах, тетя Таня, они еще такие дети, – заявляла мне шестилетняя кокетка. – Откуда им знать, как заинтересовать приличную женщину.