Текст книги "Чужая"
Автор книги: Татьяна Губина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Я, как говорится, выпадала в осадок. Кстати, способностью рассуждать совсем по-взрослому, они схожи с Пашкой Большим. Возможно, поэтому Аришка отдала предпочтение именно ему, когда Лелька в первый раз привела дочь в компанию школьных друзей Сашки. Я была немного встревожена, как на это прореагирует мой сын. Все-таки это его подружка детства. Но, как уже говорилось, мой Сашка далек от любовных интриг, как Земля от созвездия Лошади. А вот Аришка обиделась. Она ничего не сказала, но было видно, что реакция друга детства ее огорчила. Она поджала губки, закатила глаза и глубоко вздохнула:
– Ну, ребенок. Абсолютный ребенок.
Мы с девчонками покатились со смеху.
Словом, в нашем классе таких маленьких леди не наблюдалось, поэтому мы были счастливы, что женское начало присутствовало хотя бы по субботам.
– А ты никогда не задумывалась, что он мог уйти к другой бабе? – резкий вопрос Люськи рассеял дымку моих размышлений.
– Да ты что! Мой тихоня Гриф оторвать зад от дивана после работы не мог даже ради того, чтобы спуститься сюда водки попить! – рассмеялась Лелька. – Да и потом, на баб надо деньги тратить, а он всю зарплату до копейки мне в зубах приносил. И потом, попробовал бы он хоть рыпнуться куда налево – живо получил бы в лоб!
– Значит, он тебя боялся? – спросила Яна. – Может, поэтому решил свалить? Устал от диктата парень, и нашел себе тихую скромную девушку.
– Нет, Янка, он жил со мной, как у Христа за пазухой. Ни в чем отказа не было, – жестко проговорила Лелька. – Мое требование было только одно – мужик должен зарабатывать на семью! А я вести хозяйство и тоже работать понемногу, себе на шпильки. Так и было. А потом ра-а-з, и нету его! А бояться? Чего ему было бояться? Мы современные люди, могли разрулить любой конфликт.
Вот тут Лелька лукавила, а Яна отчасти была права. Анатолий Гриф не то чтобы испытывал страх перед своей энергичной супругой, скорее, он боялся скандалов, которые ему закатывала Лелька, ежели что было не по ней. Скандалить Птица могла долго и с удовольствием. Причем муж участия в скандалах не принимал, а только молча внимал гневным словам Лельки. Но, по моему мнению, даже не ругань Лельки было самое скверное в их жизни. А то, что к этим сугубо семейным разборкам подруга обожала привлекать своих родных.
Стоило Анатолию задержаться на полчаса на работе, она тут же звонила отцу, который трудился в той же конторе, и требовала найти мужа. Папенька находил зятя в дальней комнате офиса, вытаскивал его из теплой компании ребят, усевшихся в конце рабочего дня за бутылочкой пива, и привозил домой. И вместе с дочерью и женой принимался учить зятя жизни. Толя молча все выслушивал, а потом отправлялся спать. Может, действительно, за десять лет такой жизни ему просто все надоело? Когда-то я пыталась сказать об этом Лельке, но встретила такой яростный отпор, что тут же заткнулась.
– Да уж, знаю я, как ты разруливать умеешь, – озвучила я свою мысль. – В гневе ты, подруга, страшна, как огнедышащий дракон.
Лелька тут же стала продолжать защищать свое реноме. Мы еще посидели пару часов и девчонки засобирались домой. Лелька тоже ушла, сказав, что ей надо готовиться к зачету. Но меня не проведешь! Что-то ее задело в нашем разговоре.
В десять вечера я уложила спать Сашку. Позвонил Ник, сказал, что вернется к завтрашнему вечеру. Я пожелала ему большой удачи в бизнесе и, положив трубку, решила подняться к подруге. Но не успела я сделать и двух шагов по направлению к прихожей, как дверь в квартиру тихонько отворилась.
– Сашка уже спит? – Лелька просочилась в прихожую.
– Ага. А я к тебе собралась. Ты чего это губы надула? Обиделась что ли?
– Ну, а кто правду-матку любит? – резонно ответила Лелька. – Думаешь, я сама не знаю, что глупо поступала, когда с Толькой ругалась? Ну, да в прошлом это. Я тут про другое подумала. А что, если мой тихий скромный муженек действительно к бабам бегал?
– О как! – ахнула я. – Ты с чего это взяла?
– Да ты понимаешь, я тут вспомнила. Помнишь, я тебе рассказывала, что последние месяца три он какой-то пришибленный ходил. И сексом мы почти не занимались, и жрать он особо не просил. Может вот она, где разгадка. У него, наверное, баба была!
Я в удивлении уставилась на подругу. Уже прошло два года. Мне казалось, что Лелька оставила идею узнать, почему Гриф так внезапно ушел. Оказывается, нет.
– Лель, мы эту теорию отбросили сразу! – напомнила я подруге. – Ты же его у свекрови в Клину нашла. Он там так и живет, у своей матери. И работу там нашел. Нам же Ариша все рассказывает.
Раз в неделю Аришка звонит отцу и договаривается, когда они встретятся и куда пойдут на выходные. Лелька не против, поскольку считает, что запрет на эти встречи губителен для психики ребенка. После этих рандеву Аришка дает матери подробный отчет что, как, с кем живет и чем дышит бывший супруг.
– Ну, может, она в Клину живет? – предположила Лелька.
– И когда же, позволь тебя спросить, он мог крутить с предполагаемой клинской любовницей амуры, когда после работы он домой, а на работе – под бдительным оком твоего отца? – спросила я.
– А летом? – тут же парировала она. – Когда я на даче жила?
– Так твоя бабушка все под контролем держала, – ответила я, а сама подумала: «Бедный Толька, а действительно, продыху ему от Лелькиных родственников не было. Может, и хотелось ему запретной любви, да себе дороже».
– Верно, – отчего-то огорчилась Лелька. – Не выходит.
– Лель, я не понимаю, зачем опять в этом копаться? Даже если была у него любовь, ну что сейчас-то об этом думать! Плюнь и разотри!
– Ну неужели ты не понимаешь, мне нужно знать, почему он меня бросил! – горько ответила Лелька, и вдруг из больших серых глаз как-то разом потекли прозрачные слезы. – Он ведь так ничего и не объяснил. Молчал, как пень, только все твердил: «Жить с тобой не могу».
Я, как могла, успокаивала Лельку. Мне даже показалось, что время повернулось вспять и мы снова оказались в той ситуации, что произошла два года назад.
– Ладно, черт с ним, – вздохнула подруга.
– Кстати, Лелька, – вскинулась я. – Хотела тебя спросить. Почему Фионова тебя так боится?
– С чего ты взяла? – в глазах подруги тут же загорелся огонек личной заинтересованности.
Я мысленно улыбнулась. Вот ведь какие мы, женщины! Что нас может отвлечь от горьких дум? Хорошая шмотка, красивая побрякушка и, конечно же, сплетни и интриги! Лелька вся подобралась, от слез не осталось и следа, и ждала моих объяснений. Я не стала ее долго томить и рассказала про реакцию Нины, когда я сообщила ей о присутствии Лельки на наших субботниках.
– Забавно, – задумчиво протянула подруга, когда мой рассказ иссяк. – Тань, клянусь, кроме той истории, что рассказала мне Дашка, ни в чем Нинка мной не была уличена. Может, это после того, как я ее от вашей машины шуганула?
– Не знаю, мне показалось, что страх перед тобой связан не только с историей Даши. Может, ты что-нибудь пропустила? – поинтересовалась я.
– Тань, не надо делать из меня кретинку! – возмутилась подруга. – Я же не пьяна и не под наркозом. Если ты уж так этим заморочилась, могу организовать встречу с Дашкой. Она, наверное, много «милого» может рассказать о Нинке.
– Нет! – с ужасом откликнулась я. – Только Дашки мне не хватало. Она соврет не дорого возьмет.
– А вот и зря. Она неплохая девчонка, – не согласилась Лелька. – Мы часто видимся в школе. Так вот что я тебе скажу. Дашка, конечно, хабалка и матершинница, но врать никогда не станет.
Лелька с сожалением поднялась и ушла. В понедельник она должна была сдавать зачет по истории, а там и конь не валялся.
6
Меня разбудила трель телефона. Я еле разлепила глаза, машинально глянула на настенные часы. Два часа! Какой идиот звонит в ночь глухую! Вываливаясь из теплой постели, чертыхаясь, что не положила трубку радиотелефона рядом с собой, я пошлепала на кухню. На душе было тревожно. Вдруг что с Ником?
– Алло? – прокричала я в трубку.
– Танечка, извини, что так поздно, но у меня несчастье. Пожалуйста, приходи ко мне, – голос захлебывался в рыданиях.
Спросонья я не сразу узнала Нинку Фионову.
– Что-то с Ксюшкой? – единственным несчастьем я считаю только болезнь и смерть близких. Так как у Нинки в наличии из родных только Ксюха, я, естественно, спросила о ней.
– Нет, с мамой, – услышала я писк в трубке.
Я не стала спрашивать, откуда свалилась мама, и пообещала, что приду. Нинка почему-то попросила захватить перевязочный материал: марлю, вату, зеленку. Когда-то, на заре моей юности, я работала пару лет в травмопункте медсестрой. Поэтому все знают, что у меня в квартире всегда найдется все необходимое для оказания первой помощи. Но зачем они Нине в два ночи, я не понимала.
Я быстро натянула джинсы и свитер прямо на пижаму, накинула дубленку и пошла к Нинке. За сына я не волновалась: Сашка всегда дрых, как медведь зимой, и чтобы его разбудить, требовалось много усилий. Но даже если случится чудо и Сашка откроет свои черные очи, то, не обнаружив меня, просто поднимется на седьмой этаж к Лельке. Хотя представляю, что она мне потом скажет, если такое произойдет.
Большой сталинский дом стоял через пару кварталов. Я рысью побежала по безлюдным улицам. Резко похолодало. Мороз тут же схватил за нос и голые лодыжки. Носки мне искать было некогда, поэтому впрыгнула в сапоги, как была. Но все равно я радовалась установившейся погоде.
Наконец-то наступила зима. Весь ноябрь моросил холодный дождь с подобием снега, и темная жижа хлюпала под ногами. А тут – красота! Выпал снег, покрыл деревья пушистым покрывалом, снежинки искрились в свете одиноких фонарей. Сказочно красиво! Когда я вижу такую картинку, я сразу вспоминаю детство. Жаль, что не могу остановиться и всей грудью вдохнуть этот свежий воздух, пахнущий арбузами. Надо бежать к Фионовой, спасать ее маму.
Пока собиралась, я вспомнила, что сегодня, в разгар скандала около школы, Фионова что-то говорила о приехавшей бабушке. Что с ней могло случиться?
Дверь мне распахнула Нинка, зареванная и с подозрительно мутными глазами. Как только я вошла в квартиру, я тут же поняла причину – Нинка была во хмелю. Не так чтобы очень, но пару пива на грудь приняла. Я скинула дубленку и прошла на кухню, где сидела маленькая, сухая, словно прошлогодний лист осины, женщина. Одного взгляда было достаточно, чтобы поставить точный диагноз – алкоголичка с солидным стажем. Желтый цвет лица, характерные мешки под глазами, размытый контур рта, подведенного ярко-красной помадой. На набрякших веках остатки голубых теней, так любимых женщинами семидесятых.
Это то, что удалось мне рассмотреть под огромным фиолетовым синяком, расползающимся прямо на глазах. Кожа с переносицы была содрана до кости и висела тоненьким лоскутом вдоль щеки. Кровь сочилась из раны, капая на клеенку большими тягучими каплями. При этом дама сидела за столом абсолютно голая.
– Боже, Нинка, да ее в больницу надо! – вскрикнула я.
– Куда я ее сейчас отправлю? – заныла Нина. – Она пьяна в стельку. Обработай, пожалуйста, рану. А до утра она оклемается, и я вызову скорую.
– А почему голая? – недоуменно спросила я, разглядывая большие кровоподтеки на ребрах и руках женщины.
– Так пришла вся в грязи. Я вещи с нее сняла, а она одеваться не желает.
– Что значит «не желает»? – возмутилась я. – А ну, тащи какую-нибудь одежку!
Нинка нехотя встала, и принесла какой-то затасканный байковый халат. Я натянула его на тело ее мамаши, причем последняя не выказала при этом ни тени недовольства. Только все время улыбалась счастливой улыбкой олигофрена.
Пока я смывала кровь с лица Веры Семеновны, так звали виновницу моего ночного вояжа, и пластырем заклеивала ей переносицу, Нинка, заплетающимся языком рассказывала, что произошло.
Вера Семеновна приехала навестить дочь неделю назад. Ходила гулять с Ксюшкой, занималась хозяйством, пока Нинка горбатилась на работе.
– У нас в конторе завал, – объясняла Нина. – Так что было очень кстати, что мама приехала. Я с утра до ночи бумажки по городу развожу. И все это за копейки. Ты не представляешь, как у меня болят ноги. Сапоги развалились, а денег на новые нет. И у Ксюхи зимних ботинок нет. И…
– Так что же случилось? – прервала я ее вечные жалобы.
За четыре месяца нашего знакомства песню про отсутствие осенних, зимних, летних ботинок я уже знала наизусть. После перечисления всех недостающий вещей в доме всегда следовала фраза: «Девочки, не дадите в долг сто рублей до зарплаты?». Поначалу мы, конечно, тут же раскрывали кошельки и протягивали ассигнации несчастной. Но через пару месяцев кредит закрыли, ограничившись только покупкой кофе в «Макдональдсе». Деньги-то мы давали, а вот осенние сапоги у Ксюшки так и не появились.
Нинка, поняв мой маневр, скривилась, но продолжала:
– А сегодня она встретила случайно своих старых знакомых. Позвонила, сказала, что посидит с подругами в кафе. А час назад завалилась вот в таком виде! Она пьет редко, да и совсем не умеет! Бокал вина примет и с копыт.
«А это уже бессовестные враки, милая! – подумала я. – Хоть мне-то песни не пой! Матушка твоя пьет горькую минимум лет пять!» Но промолчала. Не хочешь признаваться, не надо. Я ее понимала – гордиться такой мамашей нечего. Странно еще, почему Нинка мне позвонила. Чаще дети таких горе-родителей стесняются водить в дом друзей. Но причину я узнала ровно через минуту.
– И самое ужасное, кроме того, что ее избили, у мамы еще деньги своровали. Пять тысяч, представляешь! Что делать, ума не приложу!
– Откуда же у нее такие деньги? – не поддаваясь на провокацию, спросила я. Надо отметить, что во время разговора Вера Семеновна молчала. Сидела, как древний сфинкс, не шелохнувшись, даже когда я делала ей больно.
– Так она из Воркуты привезла, – тут же отреагировала Нина. – Хотела нам с дочкой диван новый купить. Нам же даже спать не на чем! Чем мне Ксюху завтра кормить! И за музыкалку платить за месяц надо! А у меня в кошельке только десять рублей.
И пошло-поехало! Я стоически ждала, пока Нинка вдоволь нажалуется на свою судьбу и на отсутствие элементарных вещей, так необходимых молодой женщине. Создавалось впечатление, что у нее в доме нет ничего, начиная от прокладок и заканчивая солью. По идее, я должна была моментально метнуться к своему кошельку и тут же выложить все, что у меня было. Но я этого не сделала по двум причинам: во-первых, что-то не верилось в такую жуткую нищету, глядя на большую банку кофе «Нескафе-голд» на столе и пару золотых колец с камушками, что лежали в хрустальном блюдечке на стиральной машинке «Бош», а во-вторых, у меня просто не было кошелька. Я же бежала оказывать первую медпомощь, а не давать деньги в долг.
Я закрепила на щеке Веры Семеновны последний пластырь, а Нинка все жалилась. Про то, что произошло с матерью сегодня вечером, она уже забыла. Я еще раз попыталась узнать подробности, дабы выяснить состояние здоровья женщины. Нинка нехотя сказала, что злодеи, по рассказам матери, напали на нее в пяти метрах от подъезда, отобрали деньги и били ее ногами.
– Очки раздавили, челюсть зубная вылетела, а ведь только в прошлом году я шесть тысяч заплатила, чтобы зубы ей сделать. Ксюху ради этого в санаторий не отправила. А девочке надо хорошо питаться, отдыхать…
На последнем витке ее нытья Вера Семеновна вдруг стерла с лица идиотское выражение, вполне трезво на меня посмотрела и четко сказала:
– Не верь ей, девочка. Она все врет.
Я заглянула в ее бесцветные глаза и поверила. Как-то сразу и безоговорочно. Нинка тут же отчего-то испугалась и громко сказала:
– Что вру? Что ты потеряла деньги или что мне Ксюху кормить нечем?
– Все врешь, – настаивала мать.
Они стала ожесточенно ругаться. Вернее, на голову несчастной Веры Семеновны полились страшные оскорбления из уст дочери, но мать вновь нацепила спасительную улыбку идиота и только качала головой.
В следующее мгновение я сделала то, чему впоследствии не могла найти объяснения. Я встала, сделала пару шагов, благо кухня в этой большой квартире почему-то была маленькая, и резко рванула на себя дверцу холодильника. На полках теснились баночки йогурта, батон сырокопченой колбасы, вскрытая упаковка малосольной семги. На керамическом блюде небрежно лежала нарезка копченого мяса, а между гроздьями винограда и персиками (зимой!) скромно выглядывали два пластиковых судочка с черной и красной икрой.
Этот маневр я проделала столь молниеносно, что хмельная Нинка даже не успела понять, куда я рванула. Но увидав открытую дверцу холодильника, сразу сказала:
– Это все не мое! Я комнату сдаю одной девочке. Вот она это и ест. Да ты посмотри! Вон в прихожей сапоги стоят за двести долларов, да шуба висит каракулевая. Разве стала бы я ходить, как оборванка, если бы у меня такие шмотки были!
Я медленно закрыла холодильник и повернулась.
– А что ты оправдываешься, Фионова? – ухмыльнулась я. – Я, кажется, тебя ни о чем не спрашивала и ни в чем не уличала.
– Тань, это все не мое! – проныла она, пряча глаза.
– Все врет! – подала голос Вера Семеновна. – Сама шалава и дочь такую же вырастит.
– Ах, ты…! – задохнулась Нинка, и в голову матери полетела банка кофе.
Как я успела перехватить банку, до сих пор не знаю. Но поймав налету, поставила на стол и сказала:
– Значит так, Фионова. Если будешь пить дальше, закончишь как мать, если не хуже. Вера Семеновна, – повернулась я к женщине, – вы что-нибудь соображаете? – Та в ответ кивнула. – Сейчас вы пойдете спать, а утром вызовите скорую. У вас могут быть внутренние повреждения. Надо сделать рентген и ультразвук. И…
Договорить я не успела, так как послышался звук поворачиваемого ключа. Мгновение – и на пороге кухни появилась высокая девица, размалеванная, словно индеец, в коротком платье по самое некуда под песцовым полушубком. Окинув нас взглядом, она затрещала:
– Ой, Нин, извини, не смогла предупредить, что сегодня приду ночевать. Батарейка в телефоне сдохла. Теть Вер, опять нажрались? О, у тебя гости?
– Да, – ответила Нина. – Эльвира, познакомься, это моя подруга Таня. Тань, эта как раз моя квартиросъемщица, Эля.
– Очень приятно, – вежливо ответила я, собирая вату и зеленку в пакет.
– А чо на сухую сидите? Нинка, вытаскивай харч, есть хочу. Чего у тебя там есть.
– Есть у тебя, у меня ничего нет, – внимательно глядя на девицу, процедила сквозь зубы Нина.
– Да нет, спасибо, Эля, я уже ухожу, – отказалась я.
– А чо так. Посидели бы, потрендели о нашем девичьем.
Я улыбнулась, ничего не ответила и прошла в прихожую. Нинка выскочила за мной.
– Вот видишь, я не вру, – затараторила она шепотом. – А мать ты не слушай. Она когда пьяная, ересь несет. А стиралка мне от мужа вместе с квартирой досталась.
– Да ладно, Нин, мне-то что за дело? – удивилась я ее настойчивым оправданиям. – Только ты все же держи себя в руках, мать одна – какая бы ни была.
– Да если бы ты знала, как она мне все нервы истрепала!
Нинка уже приготовилась к очередной слезной исповеди, но я прервала ее.
– Нин, ты прости, у меня там Сашка один. Не дай Бог, проснется.
– Да-да, конечно, – заторопилась Нина. – Спасибо огромное, что пришла. А то я так перепугалась, не знала, что и делать.
Я влезла в сапоги, накинула дубленку и вышла за дверь. Нинка шла за мной до лифта.
– Тань, ты не выручишь меня до зарплаты? – Ключевая фраза была произнесена!
– Я бы с радостью, Нин, да только кошелек дома оставила, – сказала я чистую правду.
– Да? – огорчилась Нинка. – Ну, ладно, придется у Эльки опять перехватить. Я ей уже всю следующую квартплату должна. Она же моя школьная подруга. Приехала из Воркуты, в институте здесь учится. Платит копейки. Но как же я могу с друзей много брать? Это же не по-человечески, правда ведь? Люди должны помогать друг другу, а как же иначе жить? – и она заглянула мне в глаза.
У меня сжалось сердце. В лучистых глазах Нинки не было и тени лукавства. Я тут же отбросила все свои коварные подозрения. В конце концов, может действительно все эти роскошества принадлежат Эльвире, а девке кормить дочку нечем.
– Нин, у меня действительно нет денег, – сказала я. – Но вчера моя свекровь из деревни мясо привезла. Я тебе завтра в школу принесу пару килограмм. Суп сваришь, котлеты накрутишь, авось до получки протянешь.
– Да нет, что ты, Тань, спасибо, – стала отказываться Нинка. – Выкручусь как-нибудь. А скорую маме я обязательно вызову утром, ты не сомневайся. Ну, пока.
Я вошла в лифт, и пока не закрылись двери кабины, Нинка смотрела на меня тоскливым взглядом больной собаки.
Возвращаясь домой, я все никак не могла отделаться от чувства щемящей жалости к этой непонятной Фионовой. Вряд ли бы она сшибала лишнюю сотню у меня, если бы все, что я видела в холодильнике, было куплено на ее деньги. Да и роскошь в ее квартире соседствовала с вопиющей нищетой. Когда я зашла в ванну помыть руки, я приметила на полочке под треснувшим зеркалом множество тюбиков и баночек дорогущей косметики. На сушке висели пушистые ярко-желтые полотенца, предмет моего вожделения уже полгода. Но я не могла себе такие позволить. При этом вся плитка над ванной была отбита, а дырки в пластиковой занавеске аккуратно заклеены прозрачным скотчем. Под покосившейся полкой в прихожей действительно стояли дорогие сапоги и несколько пар ботинок, явно не с рынка. Наверное, это обувка Эли. Правда мне показалось, что размер ноги у высокой квартирантки Нины намного больше, но я могла и ошибаться.
Словом, мутно все, как говорит Люська. И матушка у Нинки еще та. С такой родительницей хорошо не заживешь, даже если она приезжает только погостить. Так что остается только пожалеть девчонку.
