Текст книги "Гадюки в сиропе, или Научи меня любить"

Автор книги: Татьяна Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 47 страниц)

Много раз Дитрих старался понять мотивы, которыми руководствовалась в своих поступках Кристина Вильямс, но ни разу не смог влезть в чужую шкуру, проникнуться чужими мыслями и взглядами на жизнь. Эта женщина оставалась загадкой, которую, правда, не хотелось разгадывать, чтобы не испачкаться в чужой грязи.

Есть люди, после общения с коими хочется расцеловать весь мир. Есть и такие, после общения с которыми весь мир хочется уничтожить. Кристина относилась как раз ко второй категории. Невозможно было найти с ней общий язык, подход к ней обнаруживался только один: стать ковриком у нее под ногами. Всегда слушаться, не перечить, не пререкаться. Просто потерять себя. Действительно, стать человеком-тенью.

Вот и сейчас Дитриху отчаянно хотелось что-то сломать, разбить, стереть с лица земли, только бы успокоиться.

Он не стал устраивать скандал в кафе. Ушел. И это было правильно. Не потому, что он чего-то опасался, не потому, что было стыдно перед другими посетителями. Просто этот поступок сыграл в его пользу. Кристина, скорее всего, рассчитывала на бурную реакцию с его стороны, а вместо этого получила равнодушие. Это стало для нее самым страшным ударом. Хотела взбесить своего собеседника, да ничего не вышло. Осталось только сидеть и давиться собственной злобой. Рано или поздно она захлебнется собственным ядом. Останется в старости одинокой, никому не нужной ворчливой старухой. Ни дети к ней не придут, ни внуки, потому что рядом с ней плохо. Она не тот человек, в обществе которого хочется провести как можно больше времени. От нее хочется сбежать, как можно скорее. Пока не перешагнул границу дозволенного, не сорвался с поводка. Пока злоба не затопила сознание, а эмоции не одержали победу над разумом.

Дитрих безвольно сжал кулаки и тут же разжал.

Эта женщина уже сломала одну судьбу. Виртуозно, почти играючи. И теперь она взяла себе ребенка на воспитание. Хотелось верить, что приемная девочка не повторит судьбу Люси и все у нее сложится намного лучше, чем у предшественницы.

На смену мыслям о Кристине пришли мысли о Кайле. О том, что он так легко отказался от дочери. Второй ребенок оказался для него дороже. Люси никому из них не была нужна. Кристина не любила дочь, видя в ней отражение бывшего мужа. Кайл не любил дочь, по той простой причине, что она напоминала ему о бывшей жене. Замкнутый круг. Порочный. Его невозможно разорвать.

Зачем заводить ребенка, если знаешь, что он тебе не нужен? Или искренне веришь в чудо? Надеясь, что любовь проснется позже, семейные пары решаются на этот отчаянный шаг, а итогом становятся нелюбимые дети и сломанные судьбы.

– Загадочная штука – жизнь, – пробормотал Ланц.

* * *

– Он сломает тебе жизнь! Он – ничтожество.

– Не смей говорить о нем такое. Ты его совсем не знаешь.

– А ты? Ты знаешь? С чего ты решила, что он – принц на белом коне?

– Он заботится обо мне больше, чем ты.

– Как это? Обслюнявив тебе лицо? Прекрасная забота!

– Он поцеловал меня всего один раз.

– А на катке?

– На катке ничего не было. Ты пришла раньше, чем он позволил себе меня поцеловать.

– Я тебе не верю.

– Ты мне никогда не веришь.

– Потому что ты – лгунья!

– Когда я лгала?

– Постоянно.

– Приведи хотя бы один пример.

– Я не обязана перед тобой отчитываться!

– Тебе просто нечего сказать, мама.

– Даже, если так, то что?

– Ничего.

– Не разговаривай со мной в таком тоне.

– Хорошо.

Люси пожала плечами и отвернулась от матери, надеясь, что разговор дальше развиваться не будет. Она и так по горло сыта несправедливыми упреками. Рыдания подкатывали к горлу, но Лайтвуд держалась, не позволяя себе разрыдаться на глазах у матери. Хватит! Она так часто плачет от выпадов Кристины, что уже и слез не должно остаться. Однако наступает новый день, и снова мама находит причины, чтобы высказать ей свои претензии. Может, это просто стиль её жизни?

– Почему ты молчишь? – ворвался в её мысли голос матери.

– Ты сама сказала, не разговаривать с тобой.

– На повышенных тонах.

– А иначе у меня не получится.

– И всё из-за него?

– Нет.

– Лжешь!

– Отстань от меня! – не выдержала Люси, срываясь на крик. – Достала!

Она резко повернулась. Теперь взгляд матери не прожигал ей спину, они смотрели друг другу в глаза. Люси тяжело дышала, губы подрагивали. Руки вцепились в столешницу. Она и сама не поняла, в какой момент решилась откровенно дерзить матери. Раньше подобное поведение казалось ей недопустимым. Кто она, чтобы отвечать в подобной манере своей маме? У нее ничего нет. Она просто приживалка. Мать обеспечивает ей достойную жизнь, кормит, одевает, платит за все. Разумеется, ничего выдающегося в этом поступке нет, все родители так делают. Но далеко не все требуют в ответ полного подчинения. Люси старалась держать язык за зубами, лишний раз не провоцировать мать, но сейчас чаша терпения переполнилась. Надоело быть послушной марионеткой в чужих руках. И раньше она срывалась, но никогда не чувствовала себя так, как прежде. Сейчас ярость все допустимые пределы превосходила. Хотелось крушить все на своем пути.

Но Кристина первой нанесла удар. Ударила дочь по лицу так, что Люси от неожиданности прокусила губу, и из прокушенной губы потекла кровь.

– Из-за него?

– Да нет же!

– А других причин я не вижу.

– Плохо смотришь.

– Девка неблагодарная! Я тебе путевку в жизнь даю, а ты вместо того, чтобы "спасибо" сказать, дерзишь и дурой меня в глазах других выставляешь!

– Когда?

– Что?

– Когда я тебя дурой выставила?

– Да хотя бы сегодня. На глазах у всей школы с этим недоноском целовалась.

– Чем он так тебе не угодил?

– Бесят меня такие люди, как он!

– Но почему?

– Потому что он на твоего отца похож!

– А?

– Такой же самовлюбленный тип, считающий, что у него весь мир в кармане. Вот попомни мое слово, отольются кошке мышкины слезы. Хлебнешь с ним горя, да поздно будет что-то менять. Вспомнишь тогда, что мать тебе говорила...

– Хуже не будет, – тихо, но решительно произнесла Люси.

Кристина замерла на месте. Ей хотелось верить, что она ослышалась, и дочь этих слов не произносила. Но Люси смотрела на нее с вызовом, без слов понятно, что она сказала это. И, если попросить, она повторит свои слова, не сомневаясь в их правильности.

– Уверена в своих словах?

– Да.

– Считаешь, что с ним тебе лучше будет?

– Знаешь, я бы давно сбежала, если бы не уверенность, что ты станешь меня искать.

– Сбежать, значит, хотела, – злорадно протянула женщина. – Вперёд. Дорога открыта. Были тут люди... Просили дать тебе немного свободы. Пожалуй, устрою вам обоим день исполнения желаний. Посмотрю, во что это выльется. Кто в итоге окажется правым, а кто – виноватым.

– О чём ты? – дрогнувшим голосом спросила Люси.

– О том, что, если так хотите быть вместе, я дам вам эту возможность. Только потом не жалуйтесь.

Все оказалось проще простого. Не слушая протестов дочери, Кристина собрала её вещи и заявила решительно, что больше Люси порог этого дома не переступит. Если она такая взрослая, самостоятельная, то пусть и отвечает за свои поступки. Языком трепать способны все, кому не лень. Мало кто умеет доказывать свои слова на практике. Возможно, Люси думала, что ей все с рук сойдет... Но она ошибается.

Кристина не позволит ей отступаться от слов. Решила что-то делать, так пусть и делает.

Пока они ехали в машине Кристина ни слова не произнесла. Люси пыталась заговорить с матерью, взывала к её здравому смыслу, но натыкалась на стену ледяного молчания. Мисс Вильямс делала вид, что не замечает попыток дочери наладить диалог. Внимательно смотрела на дорогу, а на слова принципиально не отзывалась.

Никто не тянул Люси за язык, никто не заставлял её делать выбор в пользу Дитриха. Она сама сказала, что хуже с ним не будет. Вот и получит теперь желаемое. Видно же, что она голову потеряла, только о нем и думает, хоть и старается матери о своих переживаниях не говорить. На деле же новенький все её мысли занимает.

– Мам, – Люси в очередной раз потянула Кристину за рукав.

Женщина резко ударила по тормозам, так что Люси бросило вперед. Она едва не ударилась лбом о приборную панель.

– Чего ты от меня хочешь? – злобно процедила Кристина, продолжая смотреть вперед.

К дочери лицом не поворачивалась. Хотела продемонстрировать свое безразличие.

– Поехали домой. Поговорим нормально, а не так, как сейчас.

– Не обязательно возвращаться. Говори, что хотела...

– Ты что не понимаешь, как это глупо?

– Что именно?

– Твой поступок.

– Мой?

– А чей же еще?

– Твой. Исключительно твой.

– Мама, сколько мне лет?

– Семнадцать. Что с того?

– Почему ты считаешь, что я маленькая и глупая?

– Потому что ты маленькая и глупая. И в мужчинах совершенно не разбираешься.

– Разумеется. А твой поступок поможет мне в них разбираться, – фыркнула Люси, закусив губу.

Неосторожное движение причинило боль. Попала зубом в ранку. Пришлось залезть в сумку, вытащить оттуда платок и приложить к поврежденной губе.

– Посмотрим. Вот увидишь, я докажу тебе, что твой Ланц – ничтожество. Только увидит тебя на пороге своего дома, как сразу убежит с поджатым хвостом. Начнет отнекиваться, скажет, что все у вас несерьезно, и он не готов принять на себя ответственность.

– Если он так скажет, мы поедем домой?

– Нет.

– Почему?

– Я поеду, а ты можешь идти, куда угодно. Хоть к дорогому, любимому и единственному, хоть к папаше, хоть в тридевятое королевство. Но дома я тебя видеть не желаю. Ты мою заботу не ценишь. Плевать хотела на мое мнение. Для тебя глупая любовь к незнакомому мальчишке важнее родственных отношений... Что ж, ты сама себе хозяйка. Делай, что считаешь нужным, но на мою помощь больше не рассчитывай.

– Мам, – растерянно выдала Люси.

– Для тебя отныне мисс Вильямс.

Женщина вновь завела машину, тем самым дала понять, что разговор окончен. И продолжение не предвидится.

Новый виток скандала разыгрался уже на пороге дома Дитриха.

Трагикомедия, а, может, фарс, главными участниками которого они стали. Она, Люси, Дитрих и его мать. Лота Ланц, кажется, вообще ничего не понимала, потому что большую часть времени провела в качестве молчаливого наблюдателя. По большей части дискутировала Кристина с собственной дочерью, а Дитрих стоял и смотрел на нее, как на таракана. Дай только свободу действий, и он сразу же кинется на нее с кулаками. Цель – уничтожить. Впрочем, тут они были солидарны друг с другом.

Кристина испытывала схожее чувство, глядя в это надменное лицо.

Их перепалка длилась недолго. В итоге Кристина оставила дочь в чужом доме и с чувством выполненного долга отправилась восвояси. В душе клокотала злоба. Хотелось придушить наглого мальчишку.

Вопреки ожиданиям он повел себя не так, как предположила Кристина. Не стал выпроваживать Люси на улицу, кричать, что ему не нужна приживалка в доме. Нет, все получилось иначе. В жизнь претворился иной сценарий, противоположный тому, что в мыслях нарисовала себе мисс Вильямс.

Быть может, слова и поступки Дитриха должны были переубедить её, заставить поверить в искренность его намерений, но... Получилось так, что Кристина разозлилась ещё сильнее. Он спутал ей все карты. Сделал все не так, как она распланировала заранее. Придраться оказалось не к чему.

Она отметила, как Дитрих прижимает к себе Люси. Не остался незамеченным и взгляд Люси. В нем больше не было вызова, только страх. Кажется, девушка все-таки не хотела оставаться в этом доме. Надеялась, что Кристина образумится, позовет её домой, и они все обсудят, не переходя к взаимным оскорблениям.

– Если тебя через пару недель спишут со счетов, домой можешь не возвращаться. Хоть на коленях будешь ползать под дверью, все равно обратно тебя я не приму. Живи с тем, кого предпочла матери, шлюха малолетняя.

– Захотите забрать, я не отдам, – долетели до нее слова Дитриха, ставшие чем-то вроде выстрела в пустоту.

Вроде никакого вреда он причинить не способен, но мороз по коже пробегает.

Она нажала на педаль газа.

Прочь! Прочь отсюда. Как можно дальше.

Чтобы не слышать, не видеть, не думать...

Не думать о том, что это была самая большая ошибка в её жизни.

* * *

Всем свойственно ошибаться. Для людей – это закономерно. Набивать шишки, потом искать пути исправления ошибок, находить и снова оступаться. Давно известно, что научиться можно исключительно на своих ошибках, а опыт предыдущих поколений никогда не окажет должного влияния. Можно слушать доброжелателей, внимать их словам, но потом все равно случится что-то, что выбьет из колеи, и тогда опыт предшественников окажется невостребованным. Человек будет искать выход самостоятельно, без посторонней помощи. И только так сможет понять, чего ему не хватает для полного счастья.

Хорошо, когда есть возможность исправить...

А когда нет?

Совсем-совсем. Впереди тупик, из которого невозможно выбраться. Лбом стену не пробить. Остается только бродить в темноте, надеясь на чудо. Кому-то, действительно, везет. Открывается дверь в светлое будущее. А кто-то так навсегда и остается в заточении, не имея возможности справиться с теми проблемами, что свалились на голову. В нужный момент рядом не оказалось человека, способного разложить все по полочкам, помочь в понимании проблемы. Все приходилось делать в одиночестве, и теперь стало понятно, что все эти действия – ошибочны. Не будь их, всем было бы лучше.

Разговор с Дитрихом вновь не принес Кристине Вильямс ничего, кроме разочарования, испорченных нервов и желания удушить мерзкого крысеныша. Она не любила его хотя бы за то, что он имел смелость обличать её, не испытывая никакого трепета перед взрослым, уважаемым человеком. Она не имела особой власти, не в её компетенции было устраивать ему "райскую" жизнь, да что там проблемы... Она, в принципе, не могла ему никаких неприятностей устроить, потому как за спиной мальчишки маячила влиятельная фигура. Времени зря парень не терял. Смог окрутить девчонку Грант, которая теперь за него готова в огонь и в воду шагать. Только этого ей не придется делать. Все равно папочка всегда и везде ей будет путь пробивать, а она послушно выполнит желания родителей. Она – их надежда и опора, а её муж – будущий кандидат на роль гаранта семейного благосостояния. Женится Дитрих на Аманде, и будет в шоколаде. Сделает удачную партию.

Кто бы сомневался, что он сможет пробиться наверх? Кристина не сомневалась. Только не думала, что он решится женить на себе какую-нибудь богатую девчонку.

Женщина не допускала мысли о том, что его чувства могут быть настоящими. Дитрих искусно манипулирует Амандой, старается очаровать, говорит слова любви. Лживые насквозь, как он сам. Обличать он умеет только тех, кто ему неугоден. Тем, к кому он стремится найти подход, будет безостановочно льстить, боясь потерять расположение.

Она понятия не имела, по какой схеме развиваются отношения Дитриха и Аманды. Не знала всех тонкостей, но уже делала свои выводы. Те, что пришлись ей по душе, но не имели ничего общего с реальностью. Как всегда, в её мыслях Дитриху отводилась роль главного чудовища, а Аманде роль жертвы, самоотверженно восходящей на эшафот.

– Все влюбленные женщины невероятно глупы, – произнесла Кристина, не надеясь на ответ.

Никто и не мог ей ответить.

В кабинете она сидела в гордом одиночестве.

Дочку она уложила спать, прочитав перед сном сказку. Даже песенку попыталась спеть, но её вокальные данные оставляли желать лучшего. Малышка на фальшь в голосе внимания не обратила. Осталась довольна.

Кристина поцеловала ребенка в щеку, поправила одеяло. Вышла из комнаты, спустилась вниз и закрылась в кабинете. Теперь, когда она осталась в гордом одиночестве, без собеседника, способного отвлечь от дурных мыслей, слова Дитриха зазвучали в ушах с новой силой. Будто он насмехался над ней. Ему было приятно доводить Кристину до истерик. Он упивался этим.

В кабинете было достаточно темно. Свет Кристина так и не удосужилась включить. Занавески не закрыла, потому помещение освещалось лишь тусклым светом луны.

Кристина сидела в кресле, опираясь локтями на стол. Упиралась лбом в скрещенные руки и время от времени тяжело вздыхала. Пыталась проанализировать свои прошлые поступки, которые сейчас казались незрелыми. Глупыми. Это не поступки взрослого, мудрого человека. Иные дети ведут себя более зрело и обдуманно, чем она. Но ведь...

Она откинулась на спинку кресла, положив руки на подлокотники. В горле по-прежнему, стоял ком. Отчаянно хотелось заплакать, но не получалось. Хотела, но не могла. Наверное, просто разучилась плакать. Всю свою жизнь она старательно пыталась стать личностью с большой буквы. Добиться успеха, подняться вверх по карьерной лестнице, прожить жизнь так, чтобы все окружающие обзавидовались. Наблюдали за ней, затаив дыхание, а она лишь благосклонно улыбалась.

И что получила на выходе? Ничего. Дырку от бублика.

Иллюзии и мечтания сложились, как карточный домик.

Карьера? Да. Более или менее она сложилась, но директорское кресло – не то, о чем Кристина мечтала прежде. Семья? Нет. Совсем нет. Она не смогла удержать рядом человека, которого любила, которого считала своей судьбой. С ребенком тоже не получилось найти общий язык. Многие матери-одиночки находят себя в детях, посвящают себя им. Кристина тоже считала, что все делает ради дочери. Ничего для себя. Все для Люси. Но сейчас понимала, что подобная расстановка сил была лишь в её собственном воображении. А на деле все складывалось иначе. Они не понимали друг друга. Не было любви, взаимопонимания и поддержки. Они не чувствовали друг друга. Жили под одной крышей, но были чужими. Полное отсутствие душевной теплоты и попыток проникнуться проблемами другого человека, как со стороны Люси, так и с её стороны.

Принято считать, что приемные дети никогда не станут настолько же любимыми, как родные. Здесь наблюдалась обратная ситуация, опровергавшая данное утверждение. Кристина сама не могла разобраться, что ею движет, какие мотивы у её поступков, но, тем не менее, время от времени ловила себя на мысли, что приемной дочерью дорожит намного сильнее, нежели родной.

Она старалась списать все на то, что после смерти Люси произошла в жизни некая переоценка ценностей. И потому она стала выше ценить тех, кто находится рядом с ней. Но потом все же решалась заглянуть правде в глаза и понимала, что все не так. Будь Люси рядом, ей по-прежнему доставались бы упреки и затрещины, ведь эта девушка раздражала самим фактом своего существования.

Она была желанным ребенком. Кристина никогда не скрывала своего желания иметь детей, беременность её не стала неприятным сюрпризом, и на первых порах даже обрадовала. Но потом стало просто невыносимо. Вся радость ожидания оказалась перечеркнута, ничего не осталось от былого, радужного отношения к предстоящему событию. Постоянное пребывание на пределе, тяжело протекающая беременность, отсутствие поддержки со стороны человека, который, по идее, должен был носить Кристину на руках, только бы она не чувствовала себя ущербной из-за своего положения.

За время беременности женщина особенно ярко осознала, насколько она одинока. Поняла, что поддержки не будет, потому перестала верить мужчинам.

Потом родилась Люси.

Казалось бы, с появлением дочери жизнь Кристины должна была стать ярче и светлее, но и этого не произошло. Вероятно, свою роль сыграл тот факт, что девушка походила на отца, пробуждая в душе не самые приятные ассоциации. Этого достаточно было для того, чтобы девчонку возненавидеть.

Кристине было неприятно смотреть на свою дочь. Хотелось отыграться на ней, чтобы Кайл почувствовал хотя бы десятую часть его страданий. Мисс Вильямс упустила из вида одну важную вещь: дети за родителей не отвечают. Люси не виновата, что природа наградила её такой внешностью. Она не сама выбирала собственный внешний облик.

Но эмоции имеют тенденцию частенько одерживать победу над здравыми мыслями. У Кристины они безоговорочно выигрывали, а Люси расплачивалась за отца.

Добрая, старательная, тихая, скромная. Но Кристина продолжала видеть в целомудрии порок. Она готова была при каждом удобном случае всех собак спустить на Люси. Потом наступало раскаяние, но Кристина, конечно, ничего не предпринимала, перед дочерью не извинялась. Старалась подавить в себе раскаяние, чтобы не казаться мягкотелой и уступчивой. И тогда подобное поведение казалось ей единственно правильным. Нельзя давать спуску этому человеку, иначе она пойдет по стопам своего отца.

Кристина поставила перед собой цель: вырастить из Люси человека, не похожего на Кайла. Этого и так не случилось бы. Люси была едва ли не точной копией Кайла внешне, но характер у нее был иной, никакого сходства. При всем желании она не смогла бы копировать характер своего отца, да и не хотела она этого.

Лайтвуд мечтала лишь о спокойной жизни, но так её и не получила. Мелкие придирки перерастали в грандиозные скандалы, а после были слезы. Много слез. Люси улыбалась намного реже, чем плакала.

На людях они старались выглядеть образцово-показательной семьей. За закрытыми дверями разворачивались маленькие трагедии небольшой семьи. Кристина не ограничивала себя в выражениях, и, хотя большинство из них были несправедливыми, она полагала: нет иного способа выбить всю глупость из головы дочери. Нужно держать её на коротком поводке. Сейчас стало понятно, что чаще всего она перегибала палку во время воспитательного процесса. Излишне придиралась даже к мелочам, мимо которых можно спокойно пройти, и они не бросятся в глаза. Большинство их просто не заметит, а Кристина фокусировала на них свое внимание.

Только дай повод, и она снова оседлает любимого конька.

Занимаясь воспитанием приемного ребенка, Кристина способна была многое дочери с рук спустить. И в душе у нее преобладали иные чувства. Не смесь равнодушия и ненависти, а волна нежности. Странно осознавать, что чужой ребенок стал дороже своего.

Кристина не так давно получила разрешение на усыновление. Сразу же, не задумываясь, остановила выбор на этом ребенке. Пока о своем выборе не пожалела. В новой дочери её устраивало абсолютно все, хотя по характеристикам девочка была такой же, как Люси, отношение к ней оказалось намного теплее. Её не хотелось поучать, о ней хотелось заботиться. У Кристины, наконец-то проснулся материнский инстинкт. Она чувствовала себя именно матерью, а не насильно приставленной к постороннему ребенку опекуншей. Раньше она чувствовала себя кукушкой. Мучилась от этого, но сознательно убегала от своих мыслей, старалась убедить себя, что со временем отчужденность пройдет, все станет на свои места. Время шло, любовь к родной дочери не просыпалась. Видимо, умерла еще в зародыше, а на замену ничего не пришло.

Без Люси, как ни странно, было легче жить. Дышать.

Кристина наблюдала за ситуацией, будто со стороны. Старалась играть роль матери, находящейся едва ли не на грани помешательства, но, на самом деле, ничего не испытывала. Смерть Люси прошла мимо нее незамеченной. Самые сильные эмоции вызвало осознание, что девушка погибла, закрывая собой Дитриха. Даже тогда не переставала думать о нем. Чего больше в этом поступке? Бескорыстия или глупости? Любви? Но есть ли такая любовь, что заставит человека пожертвовать собой? Жертвенная... Глупая... Как и все чувства, сжигающие человека без остатка.

На похоронах она тоже не смогла заплакать. Старалась, но не получилось. Угнетало внимание к её персоне со стороны тех людей, что пришли проститься с Люси. Они все неизменно подходили к Кристине и к Кайлу, выражали им соболезнования, а ей хотелось сказать только то, что они надоели ей своим вниманием. От этого стало страшно. Вывод напрашивался единственный: она – бессердечная тварь, которую даже подобная трагедия не смогла выбить из колеи. Ей не больно. Совсем. Ну, может, самую малость. Кайл и тот переживал сильнее.

А на кладбище Кристина видела его. Он стоял вдалеке, не спускал глаз с процессии. Длинные, тогда еще, волосы трепал ветер. Руки в карманах, а взгляд устремлен вперед, на процессию. Он пришел на похороны, наплевав на запрет Кристины. На сотую долю секунды сознанием завладела ненависть. Захотелось подойти к ненавистному мальчишке, отчитать его, сказать, чтобы больше никогда здесь не появлялся. Но мисс Вильямс знала, он не послушает её. Сделает по-своему. И будет прав. Пожалуй, во всей этой истории он – единственный человек, по-настоящему, дороживший Люси.

Безумно хотелось уличить его во лжи, найти уязвимое место. Но их не было. Дитриха не волновало материальное состояние Люси, его не привлекали её успехи в учебе, он не рвался тащить её в постель при первой же возможности. Да, следовало признать это, а не настаивать на ошибочной позиции. Целовал, но ведь это всего лишь поцелуй... Редкие подростки в семнадцать лет не знают, каково это целовать другого человека. Ничего преступного нет в этом поступке.

Дитрих просто любил Люси. Неважно, когда именно вспыхнула его любовь. Что послужило началом для их отношений. Важно то, что о девушке постоянно помнил только Ланц.

Кристина иногда спорила сама с собой, ставки делала, когда же на могиле перестанут появляться свежие цветы. Время шло, а цветы все равно были на месте. Однажды Кристина не выдержала, растоптала их, чтобы не служили упреком. Кто-то заботится о Люси. Столь странным способом, но заботится. Дает знать, что она нужна ему. Что он помнит её. В такие моменты собственное равнодушие казалось петлей на шее. Удавкой, затягивающейся с каждой секундой все сильнее. Так, что уже невозможно сделать глоток воздуха.

Тогда ей довелось нарваться на Аманду и получить гневную отповедь.

Её не оставляло чувство дискомфорта. Посторонняя девушка стоит и отчитывает её, как провинившуюся школьницу. Почти ментальная пощечина. Каждое слово, произнесенное с осуждающей интонацией, – очередной удар по расшалившимся нервам. Но она не может поспорить с этой девчонкой. Знает, что все равно останется в проигрыше. Аманда права. Люси приятно внимание со стороны Дитриха. Она не может поблагодарить его, сказав о своей любви. Но она все равно знает, что Ланц любит её и бережно хранит в памяти образ. В его поступках гораздо больше искренности, чем в поступках Кристины. Она хотела быть в глазах окружающих идеальной матерью, но уже два человека без стеснения сказали, что это не так. Она отвратительная мать. Наверняка, и третий думает так же, просто не подвернулось подходящего случая, чтобы выказать ей свое презрение. Тот самый мальчишка. Эшли Паркер... Первая любовь Люси.

Всю свою жизнь Кристина старательно придерживалась правил. Хорошая девочка. Даже слишком хорошая. Правильная. Скучная. До приторности. В том и крылся секрет разрыва отношений с Кайлом. Он не смог привыкнуть к пресной жизни, его не привлекали правила. Ему хотелось яркости, а не тусклого существования. Кристина предлагала ему то, от чего он старательно бежал. Так что не стоит удивляться печальному финалу отношений.

Сделать Люси своей копией. Привить ей свои взгляды на жизнь. Свои симпатии и антипатии. Кристина старалась сделать это, но не смогла. Люси оказалась свободолюбивой, слишком самостоятельной. Она решила противостоять тирании матери, и все окончилось печально.

Такой исход дела был неизбежен в любом случае.

Женщина старалась проанализировать свою жизнь. Приходила к выводу, что её стремление всегда и во всем быть хорошей девочкой никакого удовлетворения происходящим не принесли. Только разочарование. Ей хотелось сделать что-то безумное, но сейчас это все выглядело не как вызов обществу, а как неудачная шутка. Она упустила то время, когда можно было жить на полную катушку. Сейчас общество её не поймет, да и потребность находиться в центре внимания давно испарилась.

Часы пробили два раза. Надо же. Она и не заметила, что уже приличное время сидит здесь в одиночестве, перебирая в памяти все, что связано с прошлым и настоящим. Темные, гнетущие мысли, как и вся её жизнь. Может, не вся, но большая часть.

Поднявшись из кресла, Кристина покинула кабинет.

Отправилась на кухню. Все еще сомневаясь в правильности своего решения, достала из фруктовницы лимон. Подбросила его в руке. Включила воду и промыла фрукт. Взяла нож и начала резать фрукт тонкими ломтиками.

В воздухе запахло эфирным маслом. Оно приятно щекотало ноздри.

Никогда прежде Кристина не злоупотребляла алкоголем. Положение обязывало всегда держать себя в рамках приличия, не позволяя себе лишнего. Да и особого очарования в алкогольной дымке она не видела. Сейчас обстоятельства были другие. Ей казалось, что, если не выпьет, свихнется с ума. Жизнь в постоянном напряжении, одни и те же мысли. Не желают оставить её в покое, преследуют по пятам. Стоит немного расслабиться, порадоваться тому, что всё налаживается, как новая волна воспоминаний накрывает с головой. Создается впечатление, что она с головой ныряет в черноту, из которой невозможно выплыть. Невозможно избавиться от призраков прошлого.

Разложив ломтики на блюдце, Кристина вернулась в кабинет. Достала рюмку, налила себе коньяка, что хранился в доме уже пару лет, но так и не нашел применения. Все равно никто не приходил к ним праздновать, и они с дочерью никуда не выбирались. Все их торжества они обычно праздновали вдвоем, иногда – поодиночке. Но веселых праздников, большого скопления народа никогда не было.

Неприятный спиртовой запах распространялся в воздухе, словно по нервам ударил. Непривычный. Кристина давно отвыкла от алкоголя, так что и небольшой дозы достаточно было для опьянения.

Она сомневалась. Стоит ли пить? Потом все же решилась. Поднесла рюмку к губам и все же сделала глоток. Небольшой, только, чтобы вкус на самом кончике языка ощутить. Потом решительно влила в себя все содержимое рюмки.

Почти ничего не почувствовала. Лишь горло огнем обожгло, да внутри тепло разливалось. Недолго думая, она налила себе вторую порцию.

Подцепила с блюдца кусок лимона. Кислый сок заставил её поморщиться. Отвратительное пойло, не менее противный фрукт. И что в этом ценители находят?

Одну за другой, почти без перерыва выпила она три рюмки, после чего приказала себе остановиться. Такими темпами недалеко и до алкоголизма.

Да и с чего она вообще напиться решила? Неужели встреча с Дитрихом так взбесила? Неужели его слова так сильно задели?

Следовало признать, что слова его не прошли незамеченными. Кристина, действительно, зацепилась за них. От слов Дитриха все и пошло. Если бы не он...

Мысли о Дитрихе вновь сменились мыслями о Люси. Тот ком, что все это время не давал Кристине спокойно дышать, вдруг перестал сдавливать горло, найдя, наконец, выход наружу. Кристина почувствовала, как по щеке её сползает одинокая слеза. За ней вторая, третья... Они капали на лакированную столешницу. Не были подвластны контролю. Мисс Вильямс хотела бы перестать плакать, но не могла себя заставить.