Текст книги "Гадюки в сиропе, или Научи меня любить"

Автор книги: Татьяна Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 47 страниц)

– Что? – Люси усмехнулась. – Мама, ты сама слышишь, какой бред ты несешь? Тебе лечиться надо. Ты совершенно съехала с катушек. Ты видишь то, чего нет на самом деле. Ты не замечаешь мои хорошие поступки, а за любую провинность готова меня с лица земли стереть. Мама, в моем возрасте большинство девчонок слали к черту указания родителей. Они поступают так, как хотят и никто им не указ. Курят, пьют, занимаются сексом со своими парнями и носят короткие юбки. Представь себе, никто из них не считает это чем-то предосудительным. Я ничего подобного не делаю, я вообще образец целомудрия, а ты все равно видишь во мне лишь грязь.

– Подросткам нельзя давать свободу действий. Они развращаются, почувствовав её вкус.

– Не факт, – возразила Люси. – Совсем не факт.

– Факт.

– Если у человека есть голова на плечах, он несколько раз подумает прежде, чем сделать. Если же человек безголовый, то и воспитывать его – смысла нет. Все равно никакого результата не добьешься.

– Вот потому я тебя и воспитываю, потому что понимаю – результат будет.

– Как ты меня воспитываешь?

– Как же?

– Глупо. Я и без твоих постоянных нотаций ориентируюсь в этом мире. Понимаю, что такое хорошо, а что плохо. Если тебе кажется, что на многое ты мне открыла глаза, смею заверить, ты ошибаешься. Ты просто взращиваешь во мне миллионы комплексов, самый главный из которых – неполноценности. Только и всего.

– Разберем на примере сегодняшней ситуации? – внесла предложение Кристина.

– А что там разбирать? – удивилась девушка.

– Ты говоришь, что я зря тебя наказываю, но...

– Что но?

– Скажешь, что я ошиблась, и этот выскочка не собирался тебя целовать?

– Собирался, – согласилась Лайтвуд.

Не было смысла отрицать очевидный факт.

– Тогда какие претензии?

– Мама! – воскликнула Люси, грохнув на стол бутылку с ледяной минералкой, которую все это время держала в руках, да время от времени прикладывала к поврежденной губе. – Ты считаешь себя невероятно грамотной в вопросах воспитания, но сейчас говоришь такие глупости, что мне даже, в какой-то степени, стыдно за тебя.

– Стыдно? За что же?

– Ты ведешь себя, как маленький ребенок, у которого отбирают игрушку. Слезы, истерики и разъяренный топот. Это со стороны выглядит глупо. Это нелепо и смешно. Поцелуй. Один единственный поцелуй, без всякого продолжения. Если бы ты не пришла, вполне возможно, я бы даже Дитриха оттолкнула... Я не знаю, что со мной тогда было. Я растерялась, потому что это было неожиданно. Мы просто катались на коньках, потом...

– Конечно, просто катались, – передразнила женщина свою дочь. – Видела я, как вы катались. После таких катаний мне однажды подсунут пищащий сверток и скажут, что это олимпийская награда.

– Ты до сих пор наивно полагаешь, что от поцелуя рождаются дети? – хмыкнула Люси. – Странно, учитывая тот факт, что ты уже однажды рожала. Должна вроде знать...

– Не смей дерзить матери! – взвилась Кристина. – Как ты можешь говорить мне такие вещи? Ты вообще слышишь себя со стороны?

– Понятно. Я зря теряла время, – резюмировала Люси и, прихватив со стола воду, направилась к выходу из кухни. – Прекрасная жизненная позиция, мама, – произнесла, притормозив у порога. – Неудивительно, что папа бросил тебя и побежал за первой же попавшейся юбкой. Будь я на его месте, едва ли выдержала бы дольше... Рядом с тобой свихнуться можно за считанные секунды, а вот заботы и поддержки от тебя не дождаться.

– Я запрещаю тебе общаться с этим парнем, – процедила Кристина сквозь зубы. – Он разобьет тебе жизнь...

– Ты мне её постоянно разбиваешь. Я же тебя в этом не упрекаю, – хмыкнула Люси.

– Запрещаю, – повторила куда более яростным тоном Вильямс.

– Я услышала тебя с первого раза. Повторять не обязательно. Знаешь в чем разница между нами, мама? В том, что я слышу все, а ты только то, что хочешь слышать. Все, кто не согласен с тобой – враги народа, и их предполагается подвергнуть опале. Увы, мама, с тобой редко соглашаются, потому и друзей у тебя нет...

– Не учи меня жизни, – прошипела Кристина.

– Даже мысли такой не было, – улыбнулась Люси.

Улыбка вышла вызывающей, насмешливой. Как будто издевательской. Она такой, на самом деле, и была. Люси хотелось показать, насколько ей надоел этот режим, и как она мечтает избавиться от него. Ей практически удалось это сделать. Во всяком случае, мать разозлилась не на шутку. Сейчас Кристина была в ярости. Едва ли не сильнее, чем в тот момент, когда увидела Люси рядом с Дитрихом. Ей хотелось грохнуть пару тарелок, но она сдержалась и продолжила крошить овощи в салат.

Попутно думала над тем, что же она сделала не так. Замечать ошибки, на которые ей указала Люси, она категорически отказывалась. Ей наоборот казалось, что она слишком ослабила свое влияние, вот дочь и позволяет себе подобные выходки.

Жизнь ничему не учила Кристину Вильямс. Она была ужасна в своей непробиваемости и зацикленности на собственной персоне. Если ей чего-то хотелось, весь мир должен был подчиняться.

* * *

Дитриха мучили угрызения совести. Он никак не мог смириться с тем, что по его вине пострадает Люси. То, что она пострадает, он даже под сомнение не ставил. От Кристины шел удушающий поток негатива и ненависти, направленный, как на Дитриха, так и на её собственную дочь. Ланц этого не понимал. Вполне нормально относиться с подозрением к постороннему человеку, но как можно обвинять во всем своего ребенка? Обычно родители склонны к идеализации образов своих детей. Своих обелить, других очернить – стандартная практика. Но иногда даже идеальная, отточенная система дает сбой. Так и случилось в семье Люси. Кристина вместо того, чтобы подлететь к наглецу, посмевшему прикоснуться к её дочери и одарить его пощечиной, во всех смертных грехах обвинила Люси. И готова была испепелить её взглядом.

Ему очень хотелось выговориться. Но только подходящего человек на роль собеседника не было. В конце концов, не к матери же идти и рассказывать о своих неприятностях? С Керри тоже не поговорить, она и так с головой в свои проблемы погружена. Дитрих с тоской посмотрел в окно. Он привык к тому, что в окне напротив маячит Паркер с неизменной сигаретой в руке. Сейчас соседа там не наблюдалось, хотя, именно его желал видеть своим собеседником Дитрих. Паркер достаточно хорошо знал Люси, так что и о матери должен был иметь представление. Он ведь совсем недавно хвастал, что знает о Люси все. Вот пусть и поделится своими знаниями.

Открыв окно, Дитрих в последний раз подбросил в руке теннисный мяч, а потом размахнулся и запустил им в окно Паркера. Ударившись о раму, мяч благополучно отскочил и свалился вниз.

Паркер появился в окне через пару минут. Всем своим видом он демонстрировал недовольство происходящим. Ему совершенно не хотелось скандалить с Ланцем, а по-другому они просто не умели. Почти каждый их диалог рано или поздно переходил в перепалку без особых на то причин, по привычке уже.

– Какого, собственно, черта? – поинтересовался Эшли.

В руках у него была метелка для пыли. Скорее всего, снова наводил уборку, надраивая и так практически стерильную комнату. У него, по мнению Дитриха, была какая-то маниакальная тяга к чистоте. Самому Ланцу такое точно не светило. Уборка в список его любимых дел не входила.

– И тебе привет, – радостно начал Ланц. – Сегодня такой прекрасный день, не находишь?

– До этого момента был вполне неплох. Сейчас даже не знаю, что сказать. Если в очередной раз хочешь обвинить меня в том, что я перешел дорогу тебе или кому-то из твоих родственников, то говорю честно и откровенно, сегодня весь день провел дома, к Керри не приближался, никаких попыток соблазнения не предпринимал.

– Ты издеваешься надо мной? – прищурившись, спросил Дитрих.

Паркер вел себя на редкость странно, это не могло не настораживать.

– Ты только сейчас догадался? – удивился Паркер. – Да, я издеваюсь. По-моему, это очевидно.

Дитрих схватил со стола второй теннисный мячик, размахнулся и запустил его в окно соседа, искренне надеясь, что попадет прямо в цель, и Паркер, получив по лбу, перестанет смеяться над ним. Реакция у Эшли оказалась отменная, потому что он не увернулся от летящего мяча, а умудрился его поймать на лету. Показал Дитриху язык, и отправил мяч обратно. Дитрих едва успел отскочить в сторону, иначе не Паркер, а именно он получил бы по лбу. А ему и так потрясений на сегодня было достаточно.

– Неудачник, – фыркнул Эшли. – Даже врага из строя вывести не можешь.

– Мой враг – изворотливая гадюка, – откликнулся Дитрих.

– Все лучше, чем бешеный доберман.

– Обмен любезностями окончен?

Дитриху не терпелось свернуть неприятный ему разговор и все же попытать счастья, переведя его в другое русло.

– Полагаю, да, – кивнул Паркер и собирался захлопнуть окно.

– Подожди!

Эшли не поверил своим ушам. Недоверчиво посмотрел на соседа, изогнув бровь. Без слов осведомляясь, чего тому угодно.

– Я не для того тебя позвал.

– Да? – продолжал издеваться Паркер. – Мне казалось, что ты просто хотел в очередной раз со мной поцапаться, без особого на то повода. Для поддержания себя в тонусе, так сказать.

– Нет. Мне, правда, нужно с тобой поговорить.

– И о чем же? Надеюсь, ты не собираешься в очередной раз читать мне нотации на тему "не стоить шутить с Керри, иначе..."?

– Нет.

– Тогда я весь внимание, – иронично произнес Эшли, опираясь локтем на подоконник.

Во второй руке по-прежнему была метелка для пыли, которой он время от времени протирал оконную раму, словно на ней за пару секунд собиралась грязь.

Паркер, как всегда, иронизировал. Внимания как раз не было. Просто он считал невежливым оборвать разговор без пояснения причины. Его не волновало то, что собирался сказать ему Дитрих. Все равно Ланц никогда ничего умного не произносил.

– Ты говорил, что знаешь о Люси все...

– Ты хотел получить консультацию?

– Заткнись и дослушай до конца.

– Молчу. Нем, как рыба, – тут же выпалил Паркер и снова принялся обмахивать метелкой оконную раму.

– Я хочу поговорить о её матери. Ты хорошо знаешь директрису школы?

– Достаточно для того, чтобы составить о ней свое мнение.

– И что ты можешь сказать?

– Специализируешься по старшему поколению? – в очередной раз съехидничал Паркер. – Потянуло в сторону опытных женщин? Сверстницы уже пройденный этап? Не самый плохой выбор, скажу тебе. Насколько мне известно, многие взрослые женщины любят молодых парней. Мать Люси обожает красные розы и темный шоколад. Подари при случае, если она тебе приглянулась...

– Ты можешь быть серьезным? – прошипел Дитрих, сдерживаясь из последних сил.

Он не понимал, как можно ерничать, когда собеседник говорит о серьезных вещах. С головой погруженный в свои проблемы, он позабыл о том, что Паркер о произошедшем на катке не догадывается. Потому и не воспринимает ситуацию так, как её должно воспринимать.

– Стараюсь.

– Так вот. Что ты можешь сказать о нашей директрисе? Какой она человек?

– Честно? – поинтересовался Паркер. Получив в ответ утвердительный кивок, ответил коротко и ясно: – Мерзкий. Во всяком случае, я не хотел бы быть её сыном. Она убила бы меня в тот самый момент, когда я проколол губу. А когда я впервые прогулял урок, она меня четвертовала бы.

– То есть ты хочешь сказать...

– Хочу сказать, что она помешана на порядке. Не в смысле на чистоте, а на соблюдении правил разного рода. То нельзя, это нельзя. Этих "нельзя" в её жизни гораздо больше, чем "можно". Она подавляет людей, подчиняет их себе. А те, кто её не слушают, попадают в личный черный список.

– А ты?

– Что я?

– Ты тоже в этом списке?

– Не знаю, – пожал плечами Паркер. – Она мне не докладывает о своей расстановке приоритетов.

– Но у вас с ней были конфликты?

– Слушай, Ланц, хватит ходить вокруг да около. Говори, что у тебя произошло? Это как-то связано с твоими утренними планами?

– Да.

– Свидание прошло неудачно?

– Не важно, – произнес Дитрих, не желавший делиться всеми подробностями.

– Тогда сам с собой и советуйся, – ответил Паркер во второй раз намереваясь закрыть окно.

– Стой, – вновь остановил его Ланц.

– Что ещё? Ты передумал?

– Да. Мне нужен совет, потому, наверное, придется рассказать тебе всё.

– Давай лучше на улице пересечемся?

– На улицу не хочу, там холодно. Можешь прийти к нам домой. Ради такого случая даже вытерплю твое присутствие на своей территории.

– Щедрость твоя не знает границ, – выдохнул Паркер. – А если так за территорию свою опасаешься... Ну, пометь её что ли.

– Паркер – ты тупая скотина! – не удержался от очередного злобного выкрика Ланц.

Эшли захохотал и, наконец, закрыл окно. В комнате после такого сквозного проветривания было холодно. Он и сам замерз немного.

Поставив метелку в вазу, специально для нее предназначенную, Паркер сбежал по лестнице вниз. Надел куртку и вышел на улицу. Перчатки, конечно, забыл, но возвращаться за ними никакого резона не было. Рассовав по карманам мобильник, сигареты и ключи, он подошел к забору и поинтересовался у хмурого Дитриха, стоявшего на пороге дома:

– От слов своих не отказываешься? Можно заходить или вцепишься мне в глотку, как только я окажусь в вашем дворе?

– Да проходи уже, – обреченно выдал Ланц.

Паркер, недолго думая, перемахнул через забор, благополучно проигнорировав наличие калитки. И зашагал к дому Ланцев. Дитрих в очередной раз одарил его хмурым взглядом, словно это Эшли был источником всех его бед, а не его неумение держать свои желания под контролем. Все тот же хмурый взгляд был направлен в сторону Эшли, пока он вытаскивал из карманов куртки свои вещи и вешал верхнюю одежду в шкаф.

Дитрих никак не мог смириться с тем фактом, перед которым его поставили обстоятельства. Он вынужден советоваться со своим врагом. Это ли не унижение? Хуже не придумаешь при всем желании.

– Керри дома? – поинтересовался Паркер между прочим.

– Нет. Они с Лотой шатаются по магазинам.

– Ясно. Ладно, говори, что произошло.

– У меня сегодня было свидание.

– Я так за тебя рад. Ты даже не представляешь, насколько, – сохраняя серьезное выражение лица, выдал Эшли. – Что дальше?

– Хотя бы раз в жизни дослушай до конца.

– Окей. Я слушаю.

– Мы с Люси были на катке. Неожиданно там появилась её мать и устроила скандал.

– Какой познавательный рассказ. Даже не знаю, за что зацепиться, – в который раз за этот день подколол своего собеседника Паркер. – Знаешь, я ни за что не поверю, что Кристина Вильямс устроила скандал на пустом месте. Она, конечно, истеричка порядочная, но и ей нужен повод для истерики. Скажи, где твой рассказ провисает? Ты же не договариваешь чего-то?

– Да, ты прав. Не договариваю. Когда она появилась, я собирался поцеловать Люси. Но пришла её мать и все испортила.

– Ну, ещё бы. Если бы я увидел свою дочь рядом с тобой, я бы тоже особого восторга не испытал.

– Прекрати сыпать своими тупыми шутками. Джим Керри местного разлива...

– Спасибо за сравнение. Ненавижу его, – произнес Паркер.

– Я тоже, – улыбнулся Дитрих. – Потому и сравнил.

Но тут же улыбка с его лица исчезла. Он вспомнил, по какой причине сейчас разговаривает с Эшли, и желание подкалывать собеседника испарилось в неизвестном направлении.

– На самом деле, ничего утешительного сказать тебе не могу, – тем временем, "обрадовал" Паркер. – Понимаешь ли, был в моей жизни один неприятный эпизод, тоже связанный с Кристиной Вильямс. Впрочем, нет. Он был неприятным для Люси, а для меня – удивительным. Никогда бы не подумал, что мать способна на такое.

– Что? – насторожился Дитрих.

– Ну...

Паркер все ещё сомневался, стоит ли посвящать Дитриха в свои тайны. Взвесив все "за" и "против", понял – сейчас не время для хождения по кругу. История его заняла совсем немного времени. Он поведал о своих разговорах с директрисой. О том, как она расспрашивала его о планах в отношении Люси, как ставила ему условия и в какой-то степени даже угрожала. Она не обещала ему проблем открытым текстом, все было изложено предельно четко, деловым тоном, но в этом тоне слышались нотки металла. Кристина могла устроить Паркеру "райскую" жизнь и, наверняка, устроила бы. На руку ему сыграл тот факт, что он никаких планов в отношении Люси не строил и даже не смотрел в сторону девушки. Он никогда не видел в ней свою вторую половину. Максимум – подругу.

Ланц, судя по всему, строил иные планы.

Эшли внимательно наблюдал за реакцией своего собеседника. По мере того, как его рассказ приближался к логическому завершению, Дитрих все чаще вздыхал и нервно постукивал пальцами то по столешнице, то по подлокотнику кресла.

В любой другой ситуации, Паркер, скорее всего, позлорадствовал бы, но сейчас он своему соседу сочувствовал, хоть и знал, что Дитриха его реакция не волнует абсолютно. Скорее, она его разозлит.

– Успокоилась она только, когда я сказал, что никаких попыток предпринимать не стану и на Люси не претендую. До этого я тоже значился у нее в черном списке. Сейчас ей, вероятно, нет до меня никакого дела. Ну, может, время от времени она обращает свой царственный взгляд в мою сторону, чтобы удостовериться – моё решение осталось неизменным.

– Зная то, как она относится к подобным вещам, ты позволяешь себе целовать Люси прямо в школе? Эгоизм чистой воды.

– Ну... Как тебе сказать Ланц. Мне ничего за это не будет. Я уже вышел из подозрения. А вот ты...

– Я и так уже понял, что я – первый в списке на расстрел. Не надо напоминать мне об этом ещё раз.

– Я и не собирался.

На некоторое время в гостиной установилась тишина. Дитрих продолжал стучать ногтями по столешнице, Паркер ленивым взором окидывал гостиную. Ему нечего было добавить ко всему вышесказанному. Да и изменить что-то было не в его компетенции. Он не имел никакого влияния на директрису.

– И что мне делать? – Дитрих, наконец, решил задать волновавший его вопрос.

– Не знаю.

– А, если не злить меня в очередной раз, а хотя бы попытаться дать дельный совет?

– Дельный совет тебе нужен? Или забудь Люси, или добивайся её. Третьего не дано. И, по-моему, это очевидно.

– С матерью её что делать?

– Вот тут ничего посоветовать не могу. Она – сумасшедшая феминистка, разочарованная в мужчинах. Она истерична и самолюбива. Она – тиран. Таких людей ничем не исправить и ничем не переубедить, так что вариант остается только один – идти против нее, раз за разом доказывая ей, что ты не просто так светишься рядом с Люси, а у тебя самые серьезные намерения в её отношении.

– Думаешь, она...

– Уверен. Как только закончатся каникулы, ты окажешься у нее в кабинете. Свет в глаза, говорить только правду и ничего, кроме правды. Но при этом каждое сказанное вами слово может быть использовано против вас.

– А...

– Насчет доказательств?

– Да.

– Если тебе, действительно, нравится девушка, ты найдешь способ убедить не только её саму, но и её окружение в том, что она тебе небезразлична. Ты же ведь, действительно, настроен на серьезные отношения, или это просто игра с твоей стороны?

Паркер злобно прищурился и внимательно посмотрел на Ланца.

– Это ты сейчас к чему? – спросил Дитрих хмуро.

– Узнаю, что ты с Люси просто играешь, убью, – с милой улыбкой произнес Эшли, словно не угрозу озвучивал, а говорил о наступлении весны.

– Тебе-то какая разница?

– Ну, ты же говоришь мне подобные вещи? Говоришь. Я тоже имею право вступаться за дорогих мне людей. Люси слишком хороший человек, чтобы я мог отмахнуться от нее. Она мне ближе и роднее многих. Столь же дорога, как тебе дорога Керри. Можешь даже считать, что Люси для меня, как сестра.

– Ну да, – вздохнул Дитрих. – Видел я твое проявление братских чувств.

– Не бесись. У меня с ней, правда, ничего нет. И не было.

– Я и не бешусь, – прошипел Ланц, возвращаясь в свое обычное состояние.

– Конечно, – согласился Эшли. – Не бесишься. Именно поэтому готов меня придушить каждый раз, когда я только произношу её имя. Ревнуешь к прошлому, считая, что её прошлое – я. Успокойся и выброси из головы. Романа у нас с ней не получилось. Кристина вмешалась вовремя. Если бы не она, вполне возможно...

– Закрой рот, – отмахнулся от него Дитрих.

– Ланц, ты невозможный человек. Любые попытки заговорить с тобой заканчиваются твоими неизменными "заткнись", "закрой рот" и прочими не самыми приятными приказами. Ты совершенно асоциальный тип.

– Шел бы ты уже домой, а? – предложил Ланц, не церемонясь.

– Не поверишь, как раз об этом и подумывал, – сообщил ему Паркер. – Все равно разговаривать с тобой нереально. Ты почти такой же, как Кристина. Все, кто с тобой не согласен – идиоты, а твое слово – закон. Знаешь, мне даже интересно узнать, чем закончится это противостояние. Предчувствую красивое сражение, если, конечно, будете играть честными методами, а не гадить друг другу исподтишка.

– Думаешь, мы с ней будем воевать? – хмыкнул Дитрих.

– Ага. И уже запасаюсь попкорном.

– В больших количествах он вреден. Смотри не переборщи.

– Конечно, конечно.

– Все, проваливай уже.

– Ты такой гостеприимный, жуть берет, – крикнул Паркер уже из прихожей. – Впрочем, ничего другого я и не ожидал. Спасибо за то, что даже чая не предложил.

Дитрих его уже не слушал, потому и последнее замечание пропустил мимо ушей.

Глава 10. Первое и единственное свидание.

В ванной комнате пахло солью, лавандой, а еще немного парафином. Вопреки заявлениям производителей свечи пахли именно парафином, а не ванильной отдушкой. Этот факт немного портил общее впечатление, но, в целом, Керри была довольна жизнью.

Сегодняшний день помог ей многое понять и расставить все по своим местам. В который раз за время своей поездки к родственникам девушка задумалась о смысле жизни, но теперь, когда время её отъезда стремительно приближалось, она, наконец, начала думать головой, а не сердцем. Все, что раньше казалось катастрофой, теперь виделось в ином свете. Было незначительным и никаких струн в душе девушки не затрагивало.

Плакать больше, однозначно, не хотелось. Ей надоело. Пожалуй, слишком долго она терпела. Дальше терпеть не сможет. Да и не хочет она этого делать.

Они с Куртом слишком разные, их отношения все равно обречены на провал. Влюбленным людям свойственно ошибаться. Они часто думают, что их огромной любви хватит на двоих, а потому никак не могут смириться со своим поражением. Насколько бы огромной не была любовь, рано или поздно она начинает улетучиваться под влиянием равнодушия второго участника тандема, потому не стоит и пытаться вытащить отношения из той пропасти, в которую они стремительно падают. Это только в фильмах любая история любви, даже самая глупая и нереальная на первый, да и на второй взгляд тоже, имеет обыкновение заканчиваться хэппи-эндом. Даже, если участники тандема совершенно друг другу не подходят. Девушка глупа, эгоистична, миловидной наружностью не отличается, и ко всему прочему ещё и роман крутит одновременно с двумя. При этом оба воздыхателя готовы ей все прощать, хотя сами – краса и гордость всей школы, города, страны (нужное подчеркнуть) и при желании могли бы найти себе гораздо лучше, милее, красивее и умнее. Но нет, их почему-то, как магнитом, тянет к одной безликой дурнушке, которая никак не может определиться, и вертит хвостом перед обоими.

В какой-то степени, Керри даже проассоциировала себя с этой героиней. У нее тоже было два варианта. Только в жизни все складывалось гораздо прозаичнее. Никто мир к её ногам бросать не собирался. Никто не говорил, что она – самая прекрасная на свете, и её желание – закон. Курту было наплевать на то, что происходит в жизни его девушки. Скорее всего, он проводил время в свое удовольствие, катался на лыжах, флиртовал с окружающими его девушками, а о существовании Керри временно забыл. За все время, что она жила в доме Ланцев, он ни разу не позвонил и даже на несчастное смс-сообщение не расщедрился. Видимо, решил, что Керри точно так же, как и он, развлекается и ни о чем не думает. У Курта была привычка всех людей судить по себе. Он даже и предположить, что девушка может мучиться от неизвестности, каждое утро просыпаясь с мыслями о нем. Напряженно ждет звонка, мечтая услышать голос, спросить, как у него дела и рассказать о том, что творится в её жизни. Она бы и рада была поведать ему обо всем, но он и малейшего интереса к её персоне проявил.

Вторым вариантом, конечно, был Паркер.

О нем Керри знала еще меньше, чем о Курте. Со своим парнем она была знакома едва ли не с первого класса, а вот с Паркером общалась всего ничего. За столь короткий срок сформировать свое мнение о человеке, девушка не могла. Она навыками тонкого психолога не обладала. Ей нужно было долго изучать человека, прощупывать почву под ногами, а только потом открывать ему душу. Возможности долго общаться с Эшли ей не представилось. Слишком мало времени отводилось на каникулы, да и вообще...

Керри вновь мысленно вернулась к моменту знакомства с Паркером. Снова обвинила себя в отсутствии здравого смысла, тяжело вздохнула.

Дарк всегда осуждала девушек, поступавших так, как тогда поступила она. Фактически, презирала их, но... Но сама же им и уподобилась. А какое впечатление создалось у Эшли о ней? Керри в очередной раз зарделась, стыд обжигал щеки, заставляя их краснеть.

Господи, какой же дурой девушка себя чувствовала. Хотелось взять ластик и стереть все события того дня с картины своей жизни, но, увы, все, что с ней происходило не было картинкой или надписью, которую можно удалить при желании, а потом убедить всех в том, что им просто показалось. Теперь все были в курсе её проблемы. И Эшли, и Дитрих. Второй вообще проявил себя на редкость упертым человеком, входить в положение отказался и объявил сестре бойкот. Она должна была стать его союзником, а она наоборот совала ему палки в колеса.

С Лотой о своих душевных метаниях Дарк тоже заговорить не отважилась. Это было слишком личным переживанием, чтобы делиться им с окружающими.

Выбравшись из ванны, потушив все свечи, Керри завернулась в полотенце, села на край ванны и потянулась к пузырьку с черным лаком. Накрасив ногти, несколько секунд помахала руками в воздухе, чтобы лак поскорее подсох. Производители обещали прекрасный маникюр за минуту. Разумеется, обманули. Керри все же смазала лак, пришлось перекрашивать ногти.

Волосы, как всегда после ванны, пушились и торчали во все стороны. Ни лак, ни сушка с помощью фена не помогали придать им надлежащий вид. Керри старалась зафиксировать их в одном виде, но все время получала иной результат, который её совсем не устраивал.

Всё то время, что Керри посвящала уходу за внешностью, она думала о Паркере.

Впрочем, в последнее время она постоянно о нем думала. И сама не могла объяснить, почему все так происходит. Для того чтобы оправдываться банальным чувством вины, мысль была слишком навязчивой. Дарк никак не могла выбросить из головы мысли о соседе своего брата, хотя изначально была настроена скептически...

Он не понравился ей в тот раз, когда Дитрих старательно пытался донести до нее сведения о неприятном соседстве и даже вызвал Эшли на скандал. Тогда Керри не успела парня разглядеть, как следует, увидела лишь мельком. Как самого Паркера, так и его девушку. Скорее всего, это была его девушка. На тот момент Керри о ней ничего не знала, потому и утверждать ничего не бралась.

Поведение Паркера тогда не вызвало у нее ничего, кроме недоумения. Но, когда она его увидела, а потом ещё и пообщалась немного, мнение изменилось в лучшую сторону. Паркер был совсем неплохим парнем. Во всяком случае, гораздо лучше, чем его описывал Дитрих. Разумеется, Ланц был настроен против соседа, потому всячески и старался его очернить. Если бы Керри не выпала возможность поговорить с Эшли тет-а-тет, так и пребывала бы в святой уверенности, что он – воплощение порока и мерзости.

Теперь же ловила себя на крамольной мысли, что Эшли лучше её родственника.

Похож на него, но есть и отличия. Дитрих во всем был непримирим. Всегда спорил, если кто-то не соглашался с его мнением. Эти споры зачастую перерастали в скандалы, а, если Ланц злился очень сильно, то и в драки. Паркер старался не обращать внимания на раздражители, чем бесил их ещё сильнее. Иногда игнор – самый действенный способ в борьбе с врагами, Эшли рано усвоил это правило и теперь постоянно бил своим оружием в слабые места самовлюбленных людей, таких, как Дитрих.

При случае он тоже не упускал возможности покрасоваться перед публикой, но ему это внимание особой радости не приносило. Ланц кайфовал, чувствуя на себе внимание толпы. Он, конечно, говорил, что его это все раздражает, но, на самом деле, жить не мог без внимания со стороны. Ему нравилось играть роль антагониста, этакого страдальца за свои убеждения, который не сближается ни с кем, а живет сам по себе, но все равно был тщеславен сверх меры. Уж Керри знала это наверняка.

Дарк хотелось с кем-то поделиться своими переживаниями на счет Паркера, но она не знала, к кому идти. С Дитрихом о таком точно не заговоришь. Он сотрет её в порошок в тот самый момент, как только она откроет рот и подтвердит его подозрения насчет влюбленности. Керри не хотела этого признавать, но, кажется, она, действительно, влюблялась. В это трудно было поверить. Девушка всегда считала, что ей для влюбленности нужны веские причины. Из серии: "она его за муки полюбила, а он её за состраданье к ним". Ей тоже нужно было любить за что-то, а Эшли в эту стройную теорию не вписывался. Его не за что было жалеть, ему не нужно было сочувствовать. Он просто жил так, как живется, ни на что не жаловался. Казалось, что он доволен жизнью. Быть может, так и было.

Сам собой повис в воздухе вопрос: может ли она чем-то заинтересовать Эшли? И какой вообще тип девушек ему нравится?

Керри знала точно, что ни под кого подстраиваться не станет. На уступки идти следует лишь в том случае, когда есть отношения, и этими отношениями оба дорожат; до того, как люди решат называть себя возлюбленными, смысла выстилаться перед другим – просто нет. Унижаясь, можно лишь вызвать сочувствие, но никак не заставить себя полюбить. Такой опыт девушка вынесла из предыдущих отношений. Сейчас она даже не сомневалась в своем решении порвать со своим бой-френдом. Всё, их отношения себя исчерпали. Нужно поставить точку вместо привычной запятой и двигаться вперед.

Все утро она провела в раздумьях. Ей очень хотелось увидеться с Паркером, но она так и не придумала повода для встречи. Все казалось наигранным и глупым. В очередной раз приносить извинения за улаженный конфликт – выставить себя идиоткой в его глазах. Просто сказать привет и начать нести ту чушь, что обычно несут все влюбленные девочки – выставить себя в его глазах еще большей идиоткой, чем в предыдущем случае. Керри так хотелось хоть что-то сказать, но дельные мысли в голову не шли. А те, что появлялись, оказывались настолько нелепыми, что девушка моментально от них отмахивалась.