Текст книги "Гадюки в сиропе, или Научи меня любить"
Автор книги: Татьяна Гилберт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 47 страниц)
Ничего почти и не было. Просто для Люси, вообще никогда не находившейся в отношениях, это было самым волнующим временем в жизни. А ещё никто и никогда не признавался ей в любви. Даже так, небрежно. Между строк кидая самую главную фразу, как подачку.
– Зачем так шутить? – прошептала она. – Это же жестоко. Это больно...
Она слышала шаги. Его шаги. Люси могла бы узнать Дитриха хоть из тысячи, хоть из миллиона. Была уверена, что это именно он сбегает по лестнице, а потом решительно идет к ней, опускается на корточки и пытается отвести руки от её лица.
Она чувствовала себя ужасно. Хотелось провалиться сквозь землю, только бы не услышать, как сейчас он скажет своим немного надменным тоном:
– Да, это была шутка. Ты же не думаешь, что я, действительно, мог влюбиться в тебя?
И она, конечно, отрицательно покачает головой, отвечая:
– Разумеется, нет. Я же все понимаю.
Но Дитрих не спешил разбивать её мечты вдребезги. Он осторожно провел ладонью по её щеке. Руки у него были теплыми, а вот щеки у Люси все еще холодными от мороза. Девушка смотрела на него, не отводя взгляда ни на секунду, но больше ничего не говорила. Хватило и того, что она уже опозорилась перед всей школой, сорвавшись с места, как ищейка, увидевшая добычу, бросилась вслед за ним и едва не разревелась на виду у всей школы.
– Знаю, больно, – произнес он размеренно. – Потому и не шучу. Быть может, просто немного преувеличиваю. Быть может, не люблю, но определенно не равнодушен в отношении тебя.
– Дурацкая шутка, – хмыкнула она.
– Это не шутка. Я, между прочим, с родителями поссорился из-за того, что постоянно думал о тебе, а они лезли ко мне со своими нотациями. И мне наплевать на это. И на гнев твоей матери мне тоже наплевать. В конце концов, не ей же со мной жить.
– Жить?
Люси засмеялась. Планы Дитриха уходили в далекое будущее, как будто он сидел и продумывал каждый год их совместной жизни.
– Да, – кивнул он. – Жить. В любви и согласии, пока смерть не разлучит нас.
Он наклонился совсем близко, как тогда на катке. Она почувствовала его дыхание на своих губах и замерла. Дышать на время перестала, чувствуя волнение Ланца, а потом мягкое прикосновение его губ. Его, действительно, не волновали запреты Кристины, он готов был идти до конца. Он готов был идти один против всего мира, только бы не потерять эти зарождающиеся отношения.
Её первый поцелуй... С другим человеком. Не с Паркером, к которому уже все перегорело, и кроме братских чувств она ничего не испытывала. Нет, это было нечто особенное. В какой-то степени даже волшебное, невероятное. Сладкое и немного запретное. Один раз они неловко столкнулись носами, но, казалось, даже не обратили на это внимания. Дитрих только коротко хмыкнул, но комментировать данное событие никак не стал. Люси немного осмелела и всё-таки обняла его рукой за шею, притягивая чуть ближе, почти опрокидывая его на себя. Дитриха это веселило, и в то же время казалось невероятно трогательным. Он не любил проявления чувств на людях, считая это самым глупым способом привлечь внимание к своей персоне, но теперь он расценивал свой поцелуй с Люси иначе. Это не было тщательно спланированной акцией. Это было, как ему в тот момент виделось, действительно, проявление чувств.
– Уроды, – прошипел кто-то, едва не навернувшись через парочку, сидевшую возле стены. – Другое место найти не могли, чтобы лизаться?
– Пошел на хер, – в привычной для себя манере отозвался Дитрих.
Наверное, в этот момент сильнее всего зацепило его именно слово лизаться, все остальное, в том числе и "уродов" он даже не заметил. Это было незначительным. Лизались в его представлении иначе, а у них были не просто поцелуи, а проявления чувств.
– Он прав был, – шепнула девушка. – Здесь не самое подходящее место для этого.
Дитрих очень удивился бы, не сработай закон подлости, преследовавший его по пятам, всегда и всюду, потому что именно в этот момент за его спиной раздался цокот каблуков. Ему и оборачиваться не нужно было, чтобы понять, кто именно стоит там сейчас.
Кристина была вне себя от ярости.
Она запретила дочери близко подходить к Ланцу, даже думать о нем, и что же увидела в итоге? Она снова увидела Люси рядом с этим прохвостом. При этом одного взгляда на них достаточно было для того, чтобы понять: никто её приказы не слушал, держать себя в руках не собирался и сейчас, скорее всего, парочка довела до логического финала начатое на катке действо.
– Люси, я запретила тебе общаться с ним, – ледяным тоном отчеканила Кристина. – Могу я узнать, по какому праву...
– Вас-то я и хотел увидеть, – протянул Дитрих, поворачиваясь лицом к директрисе.
Он стоял как раз между матерью и дочерью, как будто отгораживал их друг от друга, закрывал собой Люси, чувствуя прикосновение её ладони к своей руке. Она держала его за локоть, вцепилась так, словно боялась упасть без него.
– Меня? – усмехнулась Кристина.
– Именно вас, мисс Вильямс, – подтвердил Ланц. – Думаю, нам есть что обсудить. Все придумывал повод, чтобы попасть к вам на собеседование, а тут все так удачно сложилось.
Люси чувствовала напряжение, повисшее в воздухе. Дитрих, кажется, готов был прямо тут кинуться в драку, наплевав на то, что перед ним женщина. Пусть даже эта женщина ведет себя откровенно нагло, пытается спровоцировать его на сильные эмоции. Кристина всегда знала, куда нужно ударить, чтобы вызвать своего оппонента на скандал. Это у нее получалось отменно. Намного лучше, чем всё остальное. Скандалить она умела, общий язык находила с трудом. Во всяком случае, с теми людьми, что были ей неугодны.
– Что ж, давайте поговорим, Ланц, – насмешливо протянула женщина. – Прошу в кабинет. А ты, – взгляд её переметнулся в сторону дочери. – Марш на уроки, и чтобы я тебя до конца учебного дня не видела, иначе пеняй на себя.
– Она не ваша собственность, – прошипел Дитрих, проходя мимо Кристины. – Так что не указывайте, как ей поступать.
– Рот закрой, мерзкий крысеныш, – ответила Кристина так тихо, что услышал только он.
– Да прямо сейчас, уродливая крыса, – отозвался Дитрих.
Так же тихо, под стать своей собеседнице.
Ему в этот момент было наплевать на все нормы поведения. На войне все средства хороши. Если директор позволяет себе такие высказывания в адрес учеников, то почему же он должен держать эмоции в кулаке и на откровенное хамство отвечать молчанием? Она первая начала, не он. Так что пусть теперь выслушает все, что он о ней думает.
Дитрих, конечно, был наслышан о том, что родители редко бывают довольны выбором своих детей, и, по идее, ему не следовало обострять ситуацию, но он уже не мог сдерживаться. Эта мерзкая сука его достала.
И пусть он потом вылетит из школы, главное – он выскажет ей в лицо все, что думает о ней, получив при этом огромное моральное удовлетворение.
Все его планы полетели в пропасть. Он хотел показать себя пай-мальчиком, но вместо того, чтобы прыгать на цырлах перед директрисой, тут же начал хамить. Кристина сама его спровоцировала, вновь начав командовать дочерью, помыкать ею, как феодал вассалом.
Живут они в свободной стране, имеют право делать все, что угодно их душе, в рамках закона, естественно. И, кажется, Дитрих не видел в законе пункта, запрещавшего молодым людям целовать своих девушек.
У кабинета Дитрих притормозил и обернулся. Люси уже на месте не было. На её месте, сложив руки на груди, стояла Кристина. Провожала взглядом Люси, направлявшуюся к лестнице. Даже сейчас пыталась контролировать.
С каждой минутой эта женщина вызывала у Ланца все больше отвращения.
* * *
Он расположился в кабинете со всем комфортом. Не дожидаясь приглашения, сел в кресло, стоявшее напротив директорского. Был порыв позлить мерзкую бабу, закинув ноги на столешницу, но Дитрих сдержал свои не самые благородные порывы.
С прошлого раза здесь ничего не изменилось. Все та же аскетичная обстановка, минимум мебели, какие-то идиотские фотографии в рамках на столе. Стоят вполоборота, чтобы каждый желающий посмотрел на то, с какими людьми знакома Кристина. На самом деле, так себе люди. Не особо известные личности. Местные знаменитости, чиновники не самого высшего ранга. Но Кристине казалось, что эти фотографии добавляют ей солидности, потому и выставила их на всеобщее обозрение.
А еще грамоты в рамках, награды, какие-то благодарственные письма в адрес школы. Сплошная показуха, не более того. Зато ощущение собственной важности, наверняка, усиливают.
Такие люди, как Кристина, однозначно, только и делают, что занимаются самолюбованием, да и лучшим комплиментом для них будет не что иное, как высказанное восторженным голосом: "В будущем я хочу быть, как вы".
Стоит только сделать такое заявление, и они тут же расплывутся в улыбке, а человек, польстивший им, станет на веки вечные лучшим другом.
Дитрих явно выбрал не ту тактику для налаживания диалога. Ему в итоге ничего не светило, кроме усиления ненависти со стороны мисс Вильямс.
Стояла в коридоре до тех пор, пока Люси не скрылась из вида. Только потом соизволила пройти в кабинет, обошла вокруг стола и грациозно опустилась в кресло.
Она смотрела на него, как удав на кролика. Старательно гипнотизировала, словно пыталась заглянуть в душу своему ученику, проникнуться его мотивами, понять, чем же он руководствуется в своих поступках. Почему вдруг решил кинуться на защиту Люси, словно она... Словно она, на самом деле, что-то для него значила, а не была очередным развлечением на пару дней, пока не наскучит. Пока не найдется другая на все готовая дурочка, только более привлекательная и не такая скованная, как Люси.
Кристина скептически относилась к своей дочери.
Любила, конечно, пусть любовь эта и выражалась своеобразно, но, тем не менее, трезво смотрела на вещи и никогда не вбивала дочери в голову мысли о том, что она прекрасна и неповторима. Скорее, пыталась убедить в обратном. Говорила, что в мире очень много красивых женщин, и Люси даже в первую сотню не входит. Обычно принято говорить дочерям, что они – самые красивые в мире. Многие матери так делают, но Кристина не собиралась обнадеживать дочку. Она знала, что красота – это всего лишь бонус. Её легко утратить, она быстро проходит. Ставку в жизни нужно делать на нечто иное, но никак не на физическую привлекательность.
Любовь тоже в список приоритетов молодой женщины не входит. Эту истину Кристина активно вбивала в голову дочери, но, видимо, та плохо слушала мать. Урок прошел мимо, и сейчас перед мисс Вильямс сидел тот, кого Люси по своей молодости и неопытности решила записать в графу "моё будущее".
Будущее нагло ухмылялось, глядя в глаза Кристине, и даже не пыталось отвести взгляд. На губах его играла косая ухмылочка. Волосы вновь были собраны в хвост, а одна широкая прядь выпущена, закрывая левый глаз. К одежде в этот раз у директрисы претензий не было. Дитрих не позволил себе ничего лишнего. Школьная форма; выглаженная и накрахмаленная рубашка, казалось, притронься к воротничку, и он захрустит под пальцами, брюки с идеальными стрелками, начищенные ботинки, а не те новомодные сапоги, что раньше.
– Ну, что же вы молчите, госпожа директор? – спросил Дитрих, опершись локтем на стол и подперев ладонью подбородок. – Кричать на беззащитную девушку в коридоре, при свидетелях, вы горазды, а сказать что-то, находясь наедине со мной, не можете. Дар речи покинул или придумываете, как больнее уколоть?
– А вы забываетесь, Ланц, – ответила Кристина, вернув себе былое самообладание.
– Позвольте узнать, в каких моментах.
– Во всех.
– Могу я кое-что уточнить?
– Что именно?
– Не волнуйтесь, не количество ваших любовников, – хохотнул Ланц, упиваясь тем, сколько ненависти во взгляде у женщины появляется каждый раз, когда в ушах у нее звучит его голос.
Это были чистейшие эмоции, без примесей. Те самые, что на вес золота. Истинная ненависть, а не просто злость, припорошенная пыльцой отторжения.
– Что вы себе позволяете, Ланц! – крикнула женщина, ударив ладонью по столу. – Повторюсь, вы забываете о том, где находитесь и с кем разговариваете. Я вам не малолетняя дура, в присутствии которой можно отпускать пошлые шуточки, а она будет млеть от счастья.
– Я позволяю себе глумиться над вами. Разве непонятно? – Дитрих искренне изобразил удивление. – Вы ведете себя так, что над вами просто невозможно не посмеяться. Но да, впрочем, собрались мы здесь не вас обсуждать, а вашу дочь. Так давайте о ней и говорить, а не болтать на отвлеченные темы.
– Не боитесь вылететь из школы?
– Я? – удивился Ланц. – Совсем нет. Вы говорите так, словно это единственная школа в Англии, и я обязательно останусь недоучкой, если сейчас выскажу вам все, что о вас думаю. Угрозы у вас глупые, как, впрочем, и вы сами.
Кристина молча проглотила эту обиду.
Уже поняла, что их разговор будет проходить на ином уровне. Здесь будет задействован не тип отношений директор – ученик, а нечто более близкое, родственное, почти семейное. Мать девушки и парень этой же девушки. В этом общении допускались и некие вольности вроде тех, что сейчас вылетали изо рта Дитриха.
В то же время ей было крайне неприятно слышать подобные слова от человека, который ничего не добился, а уже пытается учить её жизни.
Хотелось в очередной раз воспользоваться своей властью, пригрозить, заявив, что может испортить ему жизнь. Дитрих тут же отмел и это заявление.
– В крайнем случае, вернусь в Германию. И там доучусь. Свет клином на вашей школе не сошелся, – подвел он итог своему выступлению.
Вильямс все сильнее убеждалась в том, что в случае с Паркером ей было намного спокойнее, чем в случае с Ланцем. Этот парень не устраивал её вообще по всем пунктам. Он был чрезвычайно наглым, не проявлял никакого уважения к ней, женщине, родившей ту, кому он, вроде бы симпатизировал, да и просто, как к женщине. Он всем своим видом демонстрировал ей свое презрение, осуждал, пытался доказать свою правоту, в её доводы Дитриха совсем не интересовали.
Ланц откровенно скучал, глядя на нелепые попытки Кристины донести до него свою точку зрения. Странно, что Паркер с его умением язвить, не поставил её на место в свое время. Скорее всего, его просто привели в замешательство угрозы о вылете из школы. В отличие от Дитриха, Паркер опасался потерять место, а потому вел себя тише воды, ниже травы. Ланц теперь отрывался от души, глядя на то, как на лице женщины проступают красные пятна, как она хватает со стола первую попавшуюся папку и начинает обмахиваться ею, стараясь привести расшалившиеся нервы в порядок.
Она выглядела нелепо и жалко. Даже аргументов не могла подобрать. Вся её бравада оказалась показной.
Неужели этого человека боялась Люси?
Хотя, в случае с Лайтвуд опасения не напрасны. Они не чужие люди, родственники. Люси зависима от матери до тех пор, пока сама не начнет обеспечивать себя.
Она не сможет, как Дитрих хлопнуть дверью и уйти из дома. Люси девушка, а такие приключения не для девушек. Их нужно оберегать и лелеять, а не подставлять под удар.
Отношения – это всегда ответственность. И несут её двое, а не кто-то один. Об этом Дитрих не забывал ни на секунду, но все равно старательно тянул одеяло на себя, стараясь огородить Люси от всех неприятных факторов, присущих развернувшейся ситуации.
– Какого черта ты снова вертишься рядом с ней? Разве тебе непонятно, что я не желаю видеть вас вместе?
– Понятно, – кивнул Дитрих. – Но с каких пор ваше мнение стало для меня законом? Вы мне никто, да и, в принципе, особой властью не обладаете. Вы не королева, не Господь Бог, просто озлобленная на мир женщина, считающая, что знает жизнь лучше, чем кто-либо другой.
– То есть ты хочешь сказать, что не отступишься и будешь идти до победного конца?
– Разве вы этого еще не поняли?
– Ты не ответил на вопрос.
– По-моему, я дал ответ, который невозможно расценить иначе.
– Зачем тебе это нужно?
– Скажите, мисс Вильямс, а для чего вообще люди заводят отношения? Сегодня вы выдаете на редкость глупые вопросы. Это даже звучит странно, а уж со стороны выглядит так вообще верхом идиотизма.
Дитрих без спроса потянулся к стакану, стоявшему на столе, и бутылке минералки. Отвинтил пробку, налил жидкость в стакан и принялся пить маленькими глоточками. Просто так, ради того, чтобы в очередной раз позлить женщину, сидевшую напротив. Она явно не была в восторге от того, что этот клоун прикасается к её вещам.
– Но ты ведь не для того за Люси ухаживаешь.
– А для чего?
– Вот это я и хочу понять.
– Для вас не существует иного мнения, кроме вашего. Так ведь?
– К чему сейчас эти слова?
– К тому, что вы всегда будете уверены исключительно в своей правоте. И что бы я сейчас не сказал, вы будете трактовать все на свой манер. Придерживаясь своей кривой логики. Разговаривать с вами бесполезно. Результат будет нулевой.
– Зачем же тогда настаивал на разговоре?
– Просто интересно было понаблюдать за вами. Вы напоминаете мне лабораторную мышь, что бегает по своей клетке и искренне считает, что эта клетка – весь мир, а она – его хозяйка. Но, поверьте мне, за пределами клетки тоже есть жизнь, и она гораздо более насыщенная, чем вы думаете. У вас при любом раскладе не получится вечно внушать своей дочери, что именно в этой клетке счастливая жизнь, а за её пределами – грязь, чернота и разруха. Люси умная девушка. Она сама неплохо разбирается в жизни, так что дайте ей свободу действий. Я уверен, она ничего плохого не сделает.
– И свобода действий – это отношения с тобой? – хмыкнула Кристина, постукивая ногтями по столешнице. – Я правильно тебя поняла?
– Не только. Но и это в том числе.
Кристина посмотрела на Дитриха изучающе, улыбнулась почти нежно, а потом произнесла тоном, не терпящим возражений:
– Нет.
Ланц скрипнул зубами, поняв, что проиграл это сражение. А, может, и всю битву. Впрочем, он и не надеялся, что у него получится переубедить Кристину. Она была не из тех людей, что легко могут сменить гнев на милость, послушав несколько весомых доводов в пользу той или иной точки зрения.
– Почему же, позвольте узнать? – спросил безмятежно, сделав вид, что совершенно не расстроен этим ответом.
– Потому что ты меня бесишь, и я не хочу видеть тебя рядом со своей дочерью.
– Лицом не вышел?
– И лицом тоже.
– Что ж, на иной результат я и не надеялся, – вздохнул Дитрих. – Счастливо вам оставаться, мисс Вильямс. Я удаляюсь.
Поднявшись из кресла, он надел пальто, лежавшее все это время на коленях. Подхватил свой рюкзак и, не прощаясь, направился к выходу из кабинета, но в последний момент, когда Кристина уже чувствовала себя победительницей, подлетел к столу, схватил стакан с недопитой минералкой и выплеснул её Кристине в лицо.
– Удачного вам дня, мисс Сучье поведение, – произнес надменно и на этот раз покинул кабинет окончательно.
Кристина выхватила из сумки свой шарф, вытерла лицо и прошипела в пустоту:
– Войны хочешь? Ты её получишь, мерзкий выблядок. Я тебе устрою третью мировую. Посмотрим, что ты запоешь, когда твоя любовь разобьется о быт.
* * *
Со спокойной душой Дитрих прогулял первый учебный день. Возвращаться в школу не было смысла. Там была Кристина, и этим все объяснялось. Пересекись они еще раз, Дитрих не только минералку ей в лицо выплеснул бы, но и стаканом в голову запустил. Может, мозги на место встали бы, а не болтались где-то на периферии. Настроение было хуже некуда, к тому же Ланц чувствовал, что не оставит Кристина все так, она обязательно придумает какую-нибудь гадость, попытается повлиять на его жизнь. Вполне возможно, уже позвонила родителям, и дома его ждет грандиозный скандал, в сравнении с которым все предыдущие покажутся незначительными, мелкими ссорами, которые яйца выеденного не стоят.
Телефон молчал. Родители ему не звонили, прямо сейчас голову снять с плеч не грозились. Ланц даже засомневался на время в справедливости своих суждений, но потом сам над собой и посмеялся. Не тот человек мисс Вильямс, чтобы оставить все, как есть. Ей обязательно нужно продемонстрировать свою власть, умение управлять людьми, и для достижения своей цели она пойдет на все.
Сеанс самобичевания продолжался. Теперь мысли Дитриха целиком и полностью перекинулись на Люси. Он мучительно думал о том, что отыграться директриса может, как всегда, на ней. Это подло, низко и гадко, но Кристине никакие методы не чужды. Она играет, как умеет. А умеет играть только такими методами.
Прошатавшись два часа по улицам, Дитрих решил идти домой, наплевав на то, что там Лота. Следовательно, его тут же забросают вопросами о школе. Начнут выяснять, по какой причине он так рано вернулся домой, и неизбежно вытянут из него правду о разговоре в кабинете директора. Под конец размышлений Ланца эта перспектива уже не пугала. Он верил, что поступает правильно, и сейчас его мнение не изменилось. Окажись он снова в той ситуации, поступил бы точно так же.
Как и ожидалось, Лота в это время была дома. Услышав стук входной двери, а потом грохот отбрасываемой в сторону сумки со школьными принадлежностями, она высунулась в прихожую, чтобы посмотреть на посетителя.
– Ты рано, – произнесла скептически.
– Ни о чем не спрашивай, – отозвался Дитрих, не имевший ни малейшего желания ввязывать в ещё один скандал.
Ему хватило выяснения отношений с Кристиной.
– Видимо, произошло что-то серьезное, – вздохнула Лота.
– Мам, – напряженно протянул Ланц. – Ну, не начинай.
– Как мать, я имею право знать, что происходит в жизни моего сына. Если бы ты раскинул мозгами и перестал думать только о себе, наверняка, понял бы, что я беспокоюсь о тебе, потому и хочу поговорить с тобой. Это не праздное любопытство, а обыкновенная материнская забота.
В голове тут же пронеслись события этого утра. Слова Паркера о матери, а потом ещё один пример "заботливой" матери в лице Кристины. Лота отличалась от директрисы кардинально, а он относился к ней так пренебрежительно. На время Дитриху даже стыдно стало за свое поведение. Лота была прекрасной матерью, на самом деле, и, скорее всего, его равнодушие причиняло ей боль.
– Если позвонят из школы, не переживай, – произнес он, расшнуровывая обувь. – Ничего страшного не произошло. Впрочем, наверное, нам следует поискать для меня другую школу. Вряд ли я задержусь в этой.
– Что ты опять натворил? – вздохнула Лота. – Только не говори, что снова организовал купание кому-то из своих одноклассников.
– Нет, мам, этот уровень я уже перерос, – Дитрих тихонько засмеялся и подмигнул Лоте. – Бери выше, не прогадаешь.
– Учителя из себя вывел?
– Выплеснул воду в лицо директрисе, – просто, как будто о погоде говорил, отозвался Дитрих. – Она меня довела, и я сделал то, что давно хотел сделать. Впрочем, нет, вру. Это не совсем то. Будь моя воля, я бы выплеснул ей в лицо не минералку, а ведро с помоями.
– Дитрих... – протянула Лота. – Ну почему ты не можешь вести себя, как все остальные подростки? Почему ты вечно обостряешь ситуацию?
– Она сама меня спровоцировала, – отчеканил тоном, не терпящим возражений, Дитрих. – Если бы она была нормальным человеком, я бы и разговаривал с ней нормально. Эта сука не заслуживает хороших слов в свой адрес.
– Дитрих! Она женщина, прежде всего. Не говори о ней в подобном тоне.
– Женщина женщине рознь, – ответил Ланц, повесив пальто на вешалку. – Есть, действительно, женщины. А есть суки, и она как раз из второй породы.
– Чем она тебе так не угодила?
Лота привыкла к тому, что взрослых дам Дитрих уважает, но здесь уважением даже не пахло, он ненавидел директрису, это было видно, как на ладони.
– Сволочь просто.
– С каких пор для тебя сволочизм стал определяющим фактором для ненависти? Обычно тебе требовалось гораздо больше причин.
Дитрих тяжело вздохнул, посмотрел на мать задумчиво. Прикидывал, стоит ли открыть ей душу, или же промолчать в очередной раз.
Подумал, подумал, да и рассказал всё...
* * *
Личности с большой буквы должны самостоятельно бороться со своими проблемами. Но иногда и им хочется понимания и сочувствия со стороны. Примерно такие мысли одолевали в данный момент Дитриха. Он сидел за столом, покусывая кончик карандаша, и рисовал набросок. Картинка выходила на редкость мрачной, даже какой-то угнетающей. Полуразрушенный мост, покосившиеся деревья, и луна на заднем плане. Дитрих редко что-то рисовал, особого таланта в этом деле у него не было, но он и не из любви к прекрасному за карандаш ухватился. Для него это был один из способов выплеснуть свои негативные эмоции, которых было хоть отбавляй.
Скептически посмотрев на свой рисунок, Дитрих без сожалений разорвал его на клочки, смял в комок и бросил в корзину.
К вечеру эмоции утихли. Он по-прежнему готов был вцепиться в горло директрисе, но теперь смотрел на все не через пелену ярости и понимал, что своими действиями жизнь Люси не облегчил, а только усугубил её положение. Он вымещает зло на директрисе, зная, что бессилен в этой ситуации и ничего сделать не сможет, а она, в свою очередь, отрывается на дочери. Делает все возможное, чтобы девушке жизнь медом не казалась.
Звонок в дверь отвлек его от грустных мыслей. Лота, как всегда, не спешила открывать, в глубине души искренне надеясь, что посетитель уйдет, не дождавшись, пока дверь перед его носом распахнется. Но визитер был настойчив. Дитрих бросил карандаш на стол, вышел из комнаты и, сбегая вниз по лестнице, направился в прихожую. Лота уже была там, она стояла, распахнув дверь настежь, и с удивлением смотрела на посетителей. Взгляды пересеклись, Дитрих с трудом удержался от того, чтобы не схватить со стола книгу и не запустить ею в голову директрисы. Она старательно пыталась изобразить доброжелательность, растянув уголки губ в улыбке, но по глазам было видно, что доброта напускная. В глубине души Кристина по-прежнему Дитриха ненавидит, и желает ему – самое меньшее – попасть под машину.
– А вот, собственно, и виновник торжества, – пропела она почти ласково, но от подобной ласковости все воды мирового океана могли вмиг покрыться льдом. – Рада снова столкнуться лицом к лицу с тобой. Ты говорил, что я должна дать Люси свободу действий, позволить ей самой ориентироваться в жизни. Прекратить излишне оберегать её. Что ж, думаю, ты прав. Ты же говорил, что, действительно, серьезно настроен в отношении моей дочери. Вот только скажи мне, насколько хватит твоей любви? До первого секса? Или до тех пор, пока она не залетит? Потом выставишь за порог и скажешь, что знать её не знаешь?
– Мама! – раздался возглас Люси.
Девушка попробовала вырваться из цепких рук матери, но Кристина сжимала её запястье будто тисками. Захочешь получить свободу – уйдешь без руки.
– Стой, – прошипела Вильямс.
– Прекрати позориться, – продолжала взывать к матери девушка.
– Если кто тут и позорится, то только ты, – ответила Кристина все тем же, ледяным тоном. – Ты так геройствовал сегодня днем, – обратилась женщина уже к Дитриху, – что я подумала, а почему бы и нет? Забирай, она твоя. Только, если вы хотите быть вместе, сами о себе и заботьтесь. У меня больше нет дочери, она умерла.
– Мама, зачем ты говоришь подобные вещи?
– У тебя нет матери, – отчеканила Кристина. – Ты сама сделала этот выбор, я тебя ни к чему не принуждала. Если ты готова отказаться от матери ради чужого человека, то мне такая дочь не нужна. Я не терплю предателей под боком.
– Да где ты предательство-то усмотрела?! – не выдержала Люси, срываясь на крик.
– Сама догадайся, – отозвалась женщина, толкая девушку вперед и, наконец, отпуская её руку.
Люси от неожиданности запнулась о порог и, наверняка, упала бы, если бы Дитрих вовремя не подхватил её. Люси дрожала, как зайчишка, загнанный лисой. Сердце колотилось, как безумное, а в глазах читался страх вперемешку с отчаянием.
Кристина тем временем забросила в прихожую сумку с вещами дочери и направилась к машине, не оборачиваясь. Уже у машины остановилась и произнесла:
– Если тебя через пару недель спишут со счетов, домой можешь не возвращаться. Хоть на коленях будешь ползать под дверью, все равно обратно тебя я не приму. Живи с тем, кого предпочла матери, шлюха малолетняя.
– Захотите забрать, я не отдам, – крикнул Ланц вдогонку, но мисс Вильямс его уже не услышала.
Произнеся свою гневную речь, Кристина скрылась в салоне автомобиля. Машина сорвалась с места, и в гостиной наступила гнетущая тишина. Лота первая нарушила её, захлопнув двери. Люси, по-прежнему, стояла, прижавшись к Дитриху, кусала губы, не зная, что сказать. То ли попытаться как-то извиниться за разыгравшуюся на глазах у посторонних людей семейную драму, то ли промолчать и не усугублять ситуацию.
– Извините, – прошептала в итоге.
– И что теперь делать? – растерянно выдала Лота.
Она в подобной ситуации оказалась впервые. Раньше никогда сталкиваться с такими случаями не доводилось. Слова о том, что родители могут выгнать своих детей из дома, казались ей нереальными. Она никогда не ставила себя на место таких родителей, для нее подобное поведение чем-то невозможным, надуманным было.
При всем своем человеколюбии, она не знала, как поступить. Конечно, выставить девушку на улицу, было в её представлении дикостью, и Лота никогда не стала бы этого делать. Для начала нужно было определиться хотя бы с тем, в качестве кого воспринимать их гостью. Судя по всему, сейчас перед ней стояла девушка Дитриха, и расценивать её стоило, как потенциальную невестку, но... Но мозг отказывался принимать такую правду.
Какая может быть семейная жизнь в семнадцать лет? Когда ничего нет за душой, ни образования, ни работы, ни первоначального капитала. Любовь? Она не самый лучший советчик в этом деле. Любовь приходит и уходит, а благоустроенного быта хочется всегда. То, что с милым рай и в шалаше – сказка. Стоит только попробовать испытать на свое шкуре все прелести совместного проживания, как дымка развеется, и от волшебства, именуемого счастьем, даже воспоминаний не останется.
– Не волнуйтесь, – вновь вмешалась Люси, опередив Дитриха, который только-только собирался высказать свою точку зрения. – Я здесь долго не задержусь. И жить тут я не буду. Может быть, мама завтра все обдумает и поймет, что поступила глупо...
– Это вряд ли, – не удержался от колкости Дитрих.
– В конце концов, я могу пожить некоторое время у друзей.
– Например? – вновь перебил её Ланц.
– Пока не знаю.
– Надеюсь, это не Паркер, – проворчал Дитрих.
– Может, и Паркер, – честно призналась Люси.
– Я возражаю.
– Но...
– Она привела тебя сюда, здесь и живи, – произнес он, перестав изображать ледяное изваяние.
– Дитрих, – позвала его Лота, обращая внимание сына на себя. – Думаю, нам стоит серьезно поговорить.
– Да, мама, – согласно кивнул он.
Сейчас Дитриху было не до споров.
