Текст книги "Наваждение"

Автор книги: Татьяна Турве

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Ну, маме только дай покричать! – отмахнулась Янка и, перехватив его взгляд, добавила: – Молчу.

В дверную щель заглянула Марина, легка на помине:

– Зря ты это делаешь! Вот посидела бы без телефона!.. – и с победным видом скрылась в коридоре.

Янка и тут не удержалась:

– Как ты с ней уживаешься? – и в ответ на его досадливую гримасу важно провозгласила: – Это риторический вопрос.

"Вот умора! Сейчас как раз самое время с ней поговорить, в спокойной непринужденной обстановке…" – Володя начал как будто между прочим:

– Так что у вас с мамой случилось? Я уезжал, всё было спокойно… Сравнительно.

– Ничего не случилось! Просто я неправильно живу, – дочка вскочила на ноги и зашагала взад-вперед ("как тигр в клетке", опять-таки по образному выражению Марины). Он и сам частенько так мечется из угла в угол, когда нервничает – до чего же Янка на него похожа! Жутковато бывает наблюдать, как этот маленький, но уже независимый человек морщит твои брови, произносит с твоей интонацией твои же слова и улыбается знакомой улыбкой. Янка тем временем продолжала, резкие порывистые жесты выдавали волнение, хоть всеми силами пыталась его скрыть:

– Пока я делала, как она хочет, всё было хорошо. Но она хочет одно, я другое… это нормально, все люди разные! Я же не вмешиваюсь в ее жизнь! Почему она вмешивается?!..

Ну конечно, каждая пытается перетянуть его на свою сторону. Как же ему надоела эта роль миротворческого корпуса!

– А ты не пробовала с ней поговорить?

Янка презрительно повела слегка курносым маминым носом, вышло презабавно:

– Говорить мы не умеем, мы кричим! С ней надо на ее языке, я так не могу. И не хочу – меня потом полдня колбасит, как мы поругаемся! А ей хоть бы хны! Такая веселая бегает, сбросила на меня все свои…

Владимир жестом остановил этот горячий поток:

– Подожди, так не бывает. Мать плохая, а ты прямо ангел небесный!

– Нет, ну и я не ангел. Я ж не говорю…

– Что ж она такого страшного хочет?

Вот он, главный вопрос! Дочка замолчала в глубоких раздумьях, не помешает разрядить обстановку.

– Чего-то он недоговаривает… – протянул Володя гнусавым голосом, старательно выпучивая в Янкину сторону глаза.

Дочура от восторга едва не поперхнулась воздухом и на одном дыхании подхватила:

– Подумала Муму, глядя на Герасима! – и оба рассмеялись, как пара заговорщиков. Это была их любимая с детства игра – не забыла пока, помнит… Она сидела рядом, неудобно скорчившись на табуретке, почти взрослая и невероятно красивая (такой вдруг показалась, даже в домашней старенькой футболке и джинсовых шортах с бахромой). А память всё тянула к той маленькой, которая, засыпая, крепко держала его всей ладошкой за палец… Володя чуть было не спросил: "Ну зачем ты так быстро выросла?", но отчего-то сдержался.

И слава Богу, что не спросил, – на кухню воинственно ворвалась Марина, не остыла еще. Щеки разгорелись, глаза мечут молнии, белокурые крашеные волосы разметались по плечам – хоть амазонку с нее пиши:

– Что, жалуется? – и всем корпусом развернулась к дочери, на манер атакующего танка: – Я ж добра тебе хочу! Чтоб ты человеком стала!

Такого Янка стерпеть не могла:

– А я, по-твоему, не человек?

– Да какой ты человек! Ты еще так, человечек…

Владимир поморщился: с педагогическими способностями у жены всегда было туго, хоть и педин закончила. Дочка опять задохнулась от возмущения (новая привычка, надо понимать?), с трудом перевела дух и обернулась к нему, ища поддержки:

– О чем с ней можно говорить?!

– А-а, так со мной и говорить не о чем?!.. – Марина взяла свою самую высокую оперную ноту. Янка от нее отшатнулась и выставила перед лицом маленькие ладони с отцовскими длинными пальцами, словно защищаясь от режущего крика. У Володи кольнуло острой иголкой в самое сердце, до того этот жест показался беспомощным…

– Всё, хватит! Не кричи, мне потом плохо будет! – запричитала Яна. – У меня потом дырки в ауре, когда ты так кричишь!

– Дырки у нее, ты слышал? – обернулась к Володе Марина, призывая его в свидетели. – Ей от меня плохо, значит! Дожились. А мне от нее хорошо! – но тон жена всё же немного сбавила и заворчала уже потише: – Гимнастику бросила, рояль пылью оброс! Юное дарование нашлось!..

На "даровании" Владимир не выдержал и абсолютно спокойным размеренным голосом – каким обычно прикрываются, когда внутри всё пенится и кипит! – проговорил:

– Да, ребята, так я в плаванье досрочно уйду.

Они разом замолкли на полуслове, повернули к нему головы и замерли на полу-движении – ну прямо тебе сцена из любительской пантомимы… Тишина зависла над их головами, всё сгущаясь и вроде бы физически уплотняясь, пока не стала совершенно невыносимой. В самое пиковое мгновение Янка очнулась от оцепенения и пулей вылетела в коридор, чуть не сбив по пути табуретку. От этого грохота что-то непостижимым образом изменилось: где-то на самой грани слуха Володя уловил тоненький звон тысячи осколков, как от разбившейся хрустальной вазы. (Или просто померещилось, расшалились натянутые до предела нервы?..)

"Так вот что значит "разрядить обстановку", что-то происходит в пространстве…" – неизвестно откуда взялась достаточно нелепая мысль. Марина провела дочку долгим взглядом:

– О! В туалете закрылась! – тон был самый миролюбивый, точно это не она полминуты назад так верещала, переходя на ультразвук: – Дай Боже сил… – и принялась разглаживать одной только ей видимые складки на клеенке: – …пережить этот год. С Яриком и то легче было! Зато у этой что ни день так новые выбрыки, творческая натура, видите ли!..

Что Владимира всегда поражало в жене, так это необъяснимые перепады настроения. Вот и сейчас: сидит себе, улыбается безмятежно, как ясно солнышко… Иногда кажется, что она получает истинное удовольствие от подобной бессмысленной ругани по мелочам: все расползаются зализывать раны, а Марина сияет! Впрочем, вслух эти соображения он высказывать не стал, голова и без того раскалывалась.

До чего же всё изменилось за прошедшие полгода! На двери Янкиной комнаты вызывающе красовался плакат – обычный снежно-белый лист ватмана с крупной надписью чем-то синим: «Главный закон Вселенной – закон свободной воли». И ниже под ним – полыхающими кумачовыми буквами (вышло что-то наподобие революционных лозунгов, Владимиру так и привиделся отряд красной конницы с развевающимся на скаку волнистым знаменем):

"Не беспокоить!

Don't disturb!

Вход 100 у.е."

Володя невольно улыбнулся: чего уж тут удивляться, что мама рвет и мечет! «Вход 100 у.е.», однако!.. Из-за двери раздавались приглушенные звуки чего-то медитативного, скорей всего, индийского. Он легонько постучал; не дождавшись ответа, вошeл.

Яна лежала на кровати, закрыв глаза и беспомощно (так ему опять показалось) сложив на груди руки. Тоненькие по-детски запястья особенно ярко выделялись на фоне темного с неразборчивым рисунком одеяла. С неприятно замершим сердцем он рывком наклонился к ней и осторожно потрогал за плечо:

– Янка! – дочка неохотно открыла глаза. – Тебе плохо?

– Я сеанс делаю, – она ловко уселась по-турецки, но взгляд оставался не до конца приземленным, плавающим. "Ежик в тумане с круглыми глазами", – смешно подумал Володя.

– Какой сеанс?

– Рейки. Смотри! – она махнула рукой в направлении стены, густо увешенной акварельными рисунками: – Это принципы Рейки.

Очередной по счету плакат в витиеватом резном узоре, с иероглифами по краям, – не иначе, Китаем увлеклась? Янка, вытянув шею, заглядывала снизу ему в лицо – видимо, пыталась с ходу вычислить реакцию. Какая же она худенькая, неужели и раньше такой была? Вроде ж уже и барышенция… Еще и в открытый сарафан нарядилась, додумалась! Хрупкие плечи с выпирающими косточками смотрятся довольно трогательно: всё такой же "цыпленок жареный", как в детстве.

"Не кормят ее здесь, что ли? – озабоченно нахмурился Владимир и про себя усмехнулся: – Уже как мама-клуша рассуждаю! – И спохватился, дочка смотрела на него уже с нескрываемым возмущением: – Совсем забыл про плакат, почитаем…"

"Именно сегодня, не беспокойся.

Именно сегодня, не злись.

Почитай своих родителей, учителей и старших.

(Он с невольной иронией покосился на Яну, та в ответ скорчила уморительно-постную физиономию пай-девочки. Получилось не слишком убедительно – как сказал бы сейчас Станиславский, "не верю"!)

Честно зарабатывай себе на жизнь.

С любовью относись ко всему живому."

– М-да-а, принципы хорошие, – Володя аж никак не аристократическим жестом почесал в затылке: – А что это вообще такое?

– Это японская система исцеления, – с важностью проговорила дочура. – Как Христос лечил руками, так и я: получила инициацию, теперь тоже могу… Ну, не совсем как Христос, это я загнула… – вероятно, на его лице отразилось сильное недоверие: – Не веришь? Хочешь, покажу? Садись!

Янка энергично дернула его за руку и усадила в свое любимое скрипучее кресло у забитого книгами шкафа, занимающего всю заднюю стенку комнаты. Ее огромные восточные глазищи с голубоватыми белками и расширенными от полутьмы зрачками азартно поблескивали:

– Закрой глаза, расслабься! Постарайся ни о чем не думать…

Он почувствовал легкое прикосновение ладошек на своих висках, от них явно исходило тепло. Мягкое и вкрадчивое, оно окутало всю голову и незаметно добралось до шеи… Володя неожиданно пришел в себя: что-то его смутно беспокоило, как червячок изнутри подтачивал:

– Подожди! – с осторожностью убрал дочкины руки. – Тебе потом плохо не будет?

– Нет! – она, кажется, была недовольна. С досадой нахмурилась, но через несколько секунд сменила гнев на милость и царственно покачала разлохмаченной пушистой головой. Ну глазастый одуванчик тебе и всё! – Это Рейки, жизненная энергия, – возобновила свою лекцию Янка. – Китайцы называют её "Ци", а христиане – Святой Дух. Она течет через всех нас, так что я ничего своего не трачу, только передаю… Но я в этом еще не сильно разбираюсь. Хочешь, приходи к нам на семинар, тебе там всё объяснят… – И опять перешла на бойкую скороговорку: – Я маму звала, а она не пошла, это потому она про секту кричит, придешь?

– Приду. Посмотрю, чем вы там занимаетесь.

Марина в который раз за этот вечер просунула нос в дверную щель – у нее всегда был слух, как у горной козы:

– Лучше спроси, сколько она на это денег выкинула! – и торжествующе хлопнула дверью, весьма довольная собой.

Янка с негодованием воскликнула:

– Опять она!..

"Это что-то новое!" – озадаченно прищурился Володя, рука привычным с юности жестом потянулась к затылку:

– Откуда деньги?

Дочка с вызовом ответила, как бы защищаясь заранее от еще не высказанных вслух обвинений:

– На день рождения дарили, на Новый год!

Не вставая, Володя снял с гвоздика на стене золотисто-желтую гитару с тщательно расправленным синим бантом на грифе и взял пробный аккорд. Что-то не нравилась ему вся эта ситуация:

– Ушам своим не верю! Мой ребенок потратил свои личные кровные деньги не на одежки.

После секундной заминки малАя церемонно подтвердила:

– Сама удивляюсь.

Как раз в это мгновение Володя обнаружил, что головная боль испарилась без остатка, будто ее в помине не было, и от изумления заглушил струны раскрытой ладонью. Янка его звенящему рваному аккорду обрадовалась и восторженно заверещала на всю квартиру:

– Давай нашу любимую!

И они запели в два голоса, совсем как раньше:

Люди идут по свету,

Им вроде немного надо:

Была бы прочна палатка

Да был бы не скучен путь.

Но с дымом сливается песня,

Ребята отводят взгляды,

И шепчет во сне бродяга

Кому-то: "Не позабудь!"

Мама тихонько вошла в комнату и скромной институткой присела на краешек дивана, на ходу вытирая руки о кухонный передник в зеленых горохах. И Янке опять отчего-то стало так светло и спокойно, как в детстве, – то ли от этого горошка, то ли от старой полузабытой песни:

Они в городах не блещут

Манерой аристократов,

Но в чутких высоких залах,

Где шум суеты затих,

Страдают в бродяжьих душах

Бетховенские сонаты

И светлые песни Грига

Переполняют их.

Глава четвертая. Аэробика

Не руби сук, на котором сидишь.

Вообще слезь с дерева, человек!

(Козьма Прутков)

Погода намечалась просто супер: солнце пригревало пусть и не так, как летом, но для осени вполне прилично. Зато следующее соображение было куда менее приятным… Сергей нахмурился: опять эти заморочки с переводом в другой зал, уже в третий раз с начала года! Гоняют с места на место, как сирот казанских. Наверно, оттого, что их клуб каратэ за всё время своего существования еще ни одного соревнования не выиграл – пока что не выиграл. «Какие-то идиотские бальные танцы не трогают, а нас футболят кому не лень!» – раздраженно подумал Сергей и с силой затянулся стрельнутой у Эдика контрабандной сигаретой. Настроение с утра было самое что ни на есть паршивое: каждый день начинается с того, что сам себе клятвенно обещает бросить, но всякий раз всё идет по тому же накатанному сценарию. Короче, никакого характера!

Сергей раздосадовано швырнул едва начатую сигарету на асфальт и энергично ее затоптал, не жалея новых "найковских" кроссовок. Будто вымещал накопившуюся на самого себя злость. Асфальту, правда, и без него уже досталось: тот больше походил на раздолбанную бомбежками прифронтовую дорогу времен Второй мировой, вспучивался под ногами светло-серыми выгоревшими складками. Сергей вдруг явственно увидел перед собой, как под одуряющим южным солнцем эти складки начинают оживать, вспухают с жадным чмоканьем и растут прямо на глазах, словно невиданное дрожжевое тесто… Он резко встряхнул головой, отгоняя от себя полу-бредовые образы: честное слово, собственная фантазия не раз ставила его в тупик! (Да что там в тупик, иногда прямым текстом пугала…)

Чтоб поскорей развеяться, Сергей усиленно закрутил головой по сторонам, пока не нашел кое-что достойное интереса. Все-таки не зря он вспоминал про бальные танцы: неподалеку расположилась пестрая стайка девчонок (очевидно, тоже ждали тренера). Вся эта ногастая, при полном боевом раскрасе компания преувеличенно громко смеялась и кокетливо стреляла глазами в их сторону. "А ну-ка, развлечемся!" – Сергей подтолкнул локтем Эдика и одним подбородком указал на девчат. Тот сразу смекнул, в чем дело, и замахал руками почище мельницы, созывая аудиторию. Соскучившиеся по культурной программе пацаны собрались быстро, и пошло-поехало: голосом заправского зазывалы Эдик протяжно объявил:

– Делайте ваши ставки, господа!

Девчонки были видны, как на ладони: стояли под ярким дневным солнцем и не подозревали, что им сейчас предстоит… Кто-то выкрикнул первый:

– Двадцать на рыжую!

– Двадцать! Кто больше?

Рыжая и в самом деле была ничего: высокая и длинноногая, с симпатичной веснушчатой мордашкой – видать, рыжая от природы.

– Сорок на рыжую!

– Пятьдесят!

– Продано! Дай пять!

– Сорок на черную! За такие буфера…

Вот черненькая, пожалуй, самая из них классная: с выразительными темными глазами и черными, будто рисованными бровями. "Да и формы там что надо, в самый раз", – не мог не отметить Сергей. Но делать ставку не спешил, что-то удерживало внутри.

– Пятьдесят на черную! – вдохновенно заливался Эдик.

– Вон еще две подвалили, – предупредил Макс.

Она шла прямо на них, чуть покачиваясь на высоких каблуках. Черная мини-юбка, наверно, мешала и сковывала движения, зато ноги были красивые. Большеглазая, с хрупкими щиколотками и запястьями, она счастливо кому-то улыбалась, светлые волнистые волосы разлетались за плечами вроде парашюта. "Как у королевы эльфов из "Властелина колец", – успел подумать Сергей.

«Хух, еще не началось! – Яна с огромным облегчением перевела дух и сбавила шаг: – Ноги прямо отваливаются, и дернуло же надеть такие каблуки!» Но проблема в том, что все подруги, как на подбор, высокие, так что приходится соответствовать, чтобы не выглядеть рядом с ними пигалицей… И к тому же на каблуках она чувствует себя намного лучше, уверенней. Головой прекрасно понимает, насколько это глупо, что дело в ней самой, а не в несчастных сантиметрах, но ничего поделать с собой не может. А Машка вон жалуется, что слишком высокая и каблуки на свидание не наденешь, вечно на плоском ходу. (Потому как в их славном южном городе все парни, как на зло, ростом примерно с нее! И это еще, если сильно повезет.)

"Тогда лучше уж быть невысокой, так хоть свобода выбора", – в который раз утешила себя Янка. Да и вообще, папа любит ей цитировать из своих любимых "Двенадцати стульев", в вольном переводе про Эллочку-Людоедочку: "Эллочка была маленькая, так что любой, пусть самый плюгавенький мужичок чувствовал себя рядом с ней большим и сильным мужем…" Сравненьице, конечно, не ахти, но сама мысль заслуживает уважения. Хо-хо!

Второй ее крупный недостаток – это близорукость. Даже не то, чтобы недостаток… Почему-то так получилось: классе в четвертом зрение без всякой видимой причины начало падать. (Хотя не без причины, конечно: скорей всего, это чтение лежа при чисто символической лампочке вылезло боком.) Мама отреагировала на диво оперативно и чуть не силком потащила Янку к окулисту, а та прописала ужасающего вида очки в розоватой пластмассовой оправе. (Яна сразу же их окрестила "Фобос и Деймос, страх и ужас". Она в то время сильно интересовалась астрономией.)

Так вот, эти выписанные докторшей очки Янка возненавидела всеми фибрами души и твердо для себя решила, что такого публичного позора просто не переживет! Чего уж тут удивляться, что за все последующие годы ни разу не вышла на улицу со злополучным "Фобосом и Деймосом" на носу, только дома иногда таскала. Хоть как мама ни пилила, ни зудела и не капала методично на мозги. Но всё безрезультатно: еще не родился тот, кто может сломить сопротивление Скорпиона!

Из-за этого ослиного (по маминому определению) упрямства пришлось несколько лет мириться с неизбежными минусами близорукости. Например, когда проходишь в десяти метрах от знакомых и не здороваешься, потому что не сразу узнаешь… Или когда пропускаешь нужный автобус только из-за того, что он издали показался совсем другим номером – вот это уже полный пролет! Именно тогда Янка и приспособилась распознавать маршрутки и автобусы не по названию, а "в лицо": на родной Жилпоселок, к примеру, табличка рядом с водителем ярко-зеленая с белыми буквами, на Центральный рынок – желтая или белая с черной надписью… "Художественное восприятие мира", подшучивает над ней папа.

В общем, когда год назад заказали в "Оптике" контактные линзы, жизнь наконец повернулась к Яне лицом, а не той другой, филейной частью. Дело было осенью, буйными красками отцветало по-южному длинное бабье лето, и до самого ноября летели с деревьев потрясающе яркие листья. Каждый день после занятий Янка отправлялась бесцельно бродить по городу – просто гулять по паркам да по улицам и зачарованно глазеть по сторонам. Оказалось, что трава на газонах – это не одно сплошное густо-зеленое пятно, а несчетное количество тоненьких нежных травинок. И опавшие листья под ногами – совсем не однотонный скучный ковер, а как раз наоборот: багряно-красные, желтые, коричневые, темно-зеленые с разлапистыми прожилками и без… Та прошлая осень так и осталась в памяти огромной палитрой с акварельными красками, над которой колдует небесный Гулливер.

Вот от чего Янка до сих пор не может избавиться – это от своей знаменитой рассеянности. Точно так же, как в детстве, может пройти мимо в двух шагах и наглым образом не узнать. А народ, естественно, обижается и устраивает разборки: «Как ты могла?!..» Видно, осталось в наследство от тех времен, когда смотреть внутрь себя было намного интересней, чем на прохожих.

Девочки стояли на улице под самой дверью – следовательно, и инструктора Иры еще нет, повезло… Янка почувствовала жгучую к тренерше благодарность. Больше всего на свете она, Яна, терпеть не может прибегать во время тренировки: все уже разминаются, а ты переодеваешься в гордом одиночестве, точно бедный родственник в двадцатом колене!

– Расслабься, – раз в сотый повторила Юлька, – я ж говорила, что успеем. Take it easy. (Не принимай близко к сердцу.)

Вообще-то это любимая Юлькина привычка: к месту ли, ни к месту вставлять английские фразы и словечки. Да и остальные девчонки потихоньку начинают перенимать, действует заразительно.

– Лучше поздно, чем никогда! – по-доброму встретила их Галя. Забыв про свою диету, она как раз отправляла в рот колоссальных размеров хот-дог, из которого вываливались куски чего-то ярко-оранжевого (наверно, корейской моркови). Стоит заметить, запивала подруженция это гастрономическое извращение колой "лайт"… Янка моментально вспомнила свой любимый прикол у Задорнова, из серии про американцев: "Дайте мне, пожалуйста, три двойных гамбургера и одну ДИ-Е-ТИ-ЧЕС-КУЮ кока-колу!" Но озвучивать свои развеселые мысли вслух благоразумно не стала: Галька всегда становилась очень чувствительной, едва только дело касалось этой крайне щекотливой темы.

Юлька оглянулась на стоявших неподалеку незнакомых ребят: те оживленно что-то выкрикивали и гримасничали, как стая шимпанзе. Короче говоря, всячески пытались привлечь к себе внимание:

– А это кто?

– Это каратисты, их к нам перевели, – Маша, как водится, была в курсе.

Яна в свою очередь выразительно вздохнула:

– Вот это счастье! Всю жизнь мечтала.

– А чего вы тут стоите? – поинтересовалась Юлька.

– А ты как думаешь? – съехидничала Машенция.

– Что, закрыто? – Юля решительным шагом направилась к двери, Галька радостно закричала ей вслед:

– Иди замок поцелуй! Подергай, подергай…

И только подлила масла в огонь: Юлька обеими руками крепко вцепилась в дверную ручку и уперлась ногой в дверь, не забыв скорчить при том зверскую физиономию. Девчонки хватались друг за друга от смеха: что-что, а развлекать публику Юлия умеет в совершенстве! Дверь в тот же миг распахнулась, как от сказочного "сезама", и разъяренная техничка в темно-синем рабочем халате завелась с полоборота:

– Хулиганы! Ты что делаешь?! – и только тут разглядела: – А еще девочка!..

– Со стрижкой моя, – во всеуслышание объявил Эдик, – люблю с характером!

– Пятьдесят на кудрявую, – включился в обсуждение Сергей.

– Да, ножки ничего… – поддержал Макс. – Семьдесят.

– Сто.

– Сто пятьдесят!

– Двести! – пацаны в восторге засвистели, Эдик размашистым движением сунул приятелю руку:

– Ну, Серега! Молоток. Дай пять! – и неразборчиво забубнил себе под нос: – Двести на блондинку раз, двести на блондинку два… Продано!

Сергей порылся в кармане джинсов и после недолгих поисков выудил оттуда пару смятых купюр:

– Две гривны, держи!

– Пятьдесят копеек за мою, я не жадный! – Эдик с самой серьезной физиономией подкинул монету на собственную ладонь. Ребята дружно загоготали, воздавая дань его остроумию. Этот момент с "оплатой" они любили больше всего, даже с деньгами расставались охотно, играючи. Хотя какие это деньги!..

Дверь все-таки открылась окончательно и народ с обеих сторон взволнованно зашевелился, пробираясь поближе. Стоявшая рядом с Эльфом долговязая стриженая девчонка в джинсах – именно та, что приглянулась Эдику – на их хохот с подозрением оглянулась и громко спросила, обращаясь к подружкам:

– А эти чего тащатся? – и, повысив голос, задумчиво изрекла: – Интересно, это правда, что у каратистов одна извилина?

"Один – один", – с уважением отметил про себя Сергей.

Тренировка задерживалась, будто как раз для такого случая. Ребята со всеми удобствами расположились на балконе, вид внизу открывался богатый: девчонки успели переодеться в максимально обтягивающее и короткое. Только Эльфа нигде не было видно, как в воду булькнула… Вот она где! С собранными волосами и в гимнастическом трико Сергей ее не сразу узнал, совсем не такая. Не обращая ни на кого внимания, она танцевала странный беззвучный танец: прыжки перемежались со взмахами рук, потом вдруг села на шпагат и замерла, плавным движением раскинув в стороны руки.

– Художественная гимнастика, – объявил всеведущий Эдик. Ну и дела, а он-то откуда знает?..

Яна сидела на полу, краем уха прислушиваясь к болтовне за спиной. Обсуждали Галины волосы, та страстно кого-то убеждала:

– Нет, девочки, химия мне не пойдет…

– Можно мелирование, – авторитетно предложила Машенция.

– Лучше под "бобика". Стрижка ноль-пять миллиметра! – это опять встряла Юлька. Галя, видать, красноречиво на нее посмотрела, потому что Юлия протянула со своей неподражаемой интонацией: – А что-о-о?

Но всё же из соображений безопасности отошла от Галины батьковны подальше и завертела головой в поисках, чем бы еще полезно и не без приятности заняться. Вон и подходящий объект: Янка, пристроившись на полу, обеими руками тщетно пыталась закинуть ногу в позу лотоса. Обрадовавшись настолько шикарному поводу, Юлька присела перед ней на корточки:

– Йоги ёжатся…

– Не смеши меня! – еле сдерживаясь, чтоб не улыбаться (давно ведь известно, что от смеха теряешь силы), Яна взялась за растяжку. Но от Юльки так просто не отделаешься, даже и не мечтай:

– А ну давай, позу крокодила! Следующий номер нашей программы…

Янка резво вскочила на ноги и погналась за ней – та ловко увернулась, словно только этого и ждала. Яна бы ни за что на свете не призналась вслух, но в глубине души считала Юльку своей лучшей подругой, с ней всегда было удивительно легко и весело. Да и сама она такая прикольная, живая и вертлявая, как мальчишка, даже ухватки проскакивают мальчишеские – загляденье! (Яна иногда украдкой жалела, что не родилась такой же.) Всякий раз при взгляде на Юльку в голове с завидным однообразием включалась песня "Чижа", просто автоматически:

"Разметалися бы волосы, если бы не стрижка,

Разлетелся б сарафан, если б не джины…"

Галя ревниво покосилась в их сторону, будто зоркий сторожевой сокол, и махнула рукой, подзывая:

– Становитесь!

На балконе их набилось, как селедок: все в белоснежных кимоно, перехваченных поясами самых разнообразных категорий, ребята толкались и выдирали друг у друга Эдиков армейский бинокль. Под конец объявился и сам Эдуард собственной персоной, бесцеремонно распихал приятелей и протиснулся поближе:

– Без меня не начинайте! Я ничего не пропустил?

– Сейчас начнется, – успокоил Сергей. – Еще не вечер.

– Классная лялька…

– Где? Покажите мне! – преувеличенно заволновался Эдик и закрутил во все стороны белобрысой головой.

Опять началась свалка. Девчонки внизу успели уже выстроиться аккуратными "рядами и колоннами", как в песне Высоцкого. В поле зрения возникла инструктор с магнитофоном раза в два ее больше – и как только дотащила, трудяга-муравей!.. Девочки ритмично затанцевали под "Scootar", но вот прикол: движения оставались заметно скованными и угловатыми, точно у роботов нового поколения. "Наверно, нас стесняются", – с усмешкой подумал Сергей. Темноволосая худенькая инструкторша всё покрикивала начальственно на своих подопечных:

– Что с вами? Веселее! Не спим!

И тут в особо удачном месте они с Эдиком сами всё испортили, не удержались. Захлопали и засвистели от восторга – ну самая натуральная группа поддержки! Тренер выключила музыку и только сейчас заметила наверху их живописное собрание:

– Ребята! – более чем прозрачным жестом указала на распахнутую балконную дверь, ведущую в соседний зал.

– Уже уходим! Нас уже нет, – у Эдика всегда найдется, что сказать.

Прыгая на одной ноге и тщетно пытаясь попасть другой в штанину узких джинсов, Юлька громогласно заявила:

– Нет, вы знаете, одна извилина для них слишком много!

Маша ее поддержала – как всегда, немногословно и по существу:

– Ну! Сорвали нам тренировку.

Дверь в раздевалку широко распахнулась, пропуская Галю с Яной. Зая в одних колготках – и умудрилась же в такую жару! – с неожиданным проворством запрыгнула на скамейку и пронзительно завизжала:

– Дверь! Дверь закройте!!!

У стоявших рядом заложило уши, все одновременно загалдели:

– Зая!

– Зачем так вопить?!

– Нервные клетки не восстанавливаются!

Зая же как ни в чем не бывало спрыгнула на пол и через секунду опять заверещала – такой себе разобиженный розовый поросенок в очках на коротком пятачке:

– Где! Моя! Юбка!

– Ты на ней стоишь, – утешила Алина. Девчата зашевелились и засмеялись, и заговорили на разные голоса, словно обет молчания снялся. "Бывают же такие люди! – не удержавшись, позавидовала мысленно Яна. – Убери вдруг Юльку с Заей, и все помрут со скуки."

Галя уже минут пять делала ей таинственные знаки: многозначительно вскидывала черные брови-шнурочки и таращила темно-карие – как и полагается украинской дивчИне! – глаза. В конце концов не выдержала и потащила подругу к выходу, напоминая энергичный буксир средних размеров. Юлька только и успела им в спину спросить:

– Вы куда?

– Нас ждут великие дела! – торжественно объявила Галина батьковна уже в дверях. Но не стала уточнять, какие именно.

Неторопливой вальяжной походкой девочки продефилировали мимо ребят и уселись в кривоногие расшатанные кресла впереди на сцене, одинаковым движением закинув ногу на ногу. Обе в коротких юбках и открытых босоножках, с небрежно распущенными по плечам волосами – должно быть, специально репетировали… Да что там говорить, смотрелись они эффектно: медового цвета блондинка и жгучая брюнетка.

– О, вон твоя! – сообщил Эдик, будто Сергей сам не видел.

Тренировка была в самом разгаре. Ребята работали по парам, как обычно после разминки, но всё время косились на сцену – отвлекало это непрошенное женское общество конкретно. Девчонки веселились от души: то и дело перешептывались с глубокомысленным видом, вроде пара экспертов, и задумчиво друг другу кивали, поглядывая на кого-нибудь из парней. Скорей всего, обсуждают мелькающие то там, то сям босые пятки – вон как прыскают от смеха! (Разминающийся неподалеку от сцены Макс всю шею себе свернул, откровенно пялясь на этих балерин.)

Сергей внезапно заметил за собой, что судорожно поджимает пальцы на ногах, точно от холода, – а это еще что за идиотизм? Распрямляемся, плечи шире! По большому счету, ему наплевать, что они там говорят!.. Да только голова словно без его участия упрямо разворачивалась в одном и том же направлении: у Эльфа оказались красивые глаза и капризная ямочка на подбородке. Странно, ему всегда нравились высокие и чтоб с ногами от ушей, а эта маленькая. Сидит себе, улыбается, покачивая носком босоножки, и смотрит только на него… Или это просто кажется?

– Не зевай! – предупредил Эдик и нанес внушительный удар в корпус, прямо под солнечное сплетение. Сергей не успел закрыться и согнулся пополам, чертыхаясь сквозь зубы.

Янка поморщилась, словно от зубной боли: вот поэтому она терпеть не может все эти контактные виды спорта:

– Пошли! Мы на них плохо действуем.