Текст книги "Девушка с веслом"

Автор книги: Татьяна Козырева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Я считаю, что мне этот случай пошёл на пользу. Очень хорошо мозги вправляет, когда с самого начала видишь, чем может кончиться раздолбайство. Конечно, я весьма далека от осторожного занудства, и орденом Escape меня никогда не наградят, но всё же я задумываюсь о риске больше некоторых…

БУ «ПЧОЛКА»

Это имя получил экипаж нашего катамарана после сплава по Большой Лабе. Кто-то в разговоре упомянул про ОБР (отряд быстрого реагирования) «Пчёлка», и к нам эта «пчёлка» тут же приклеилась, но ОБР преобразовался в БУ (банда уродов). И вот почему.

После трупообразования в «Прощай, Родине» мы с дрожащими коленками прошли стрёмный порог. Два ката сразу пошли дальше, а мы задержались: то баллон травит, то упоры подтянуть, то покурить от стресса. Наконец отчалили. Я на корме слева, Юра Борисов справа, «чайница» Наташа враскорячку на раме.

Входим в каньон Сосновый. Прямо на входе разворачивает нас, пардон, задницей. Капитан командует:

– Идём кормой!

Раз такая команда, значит – так и надо, думаю. Но как теперь грести, не знаю. А каньон сужается, скальная стена проносится совсем рядом на бешеной скорости. Я испугалась, что весло сломается, прижала его, обняла баллон и лежу. Поднимаю голову и вижу, что наши доблестные носовые делают то же самое! Один кэп пытается как-то равнять судно, чтоб в стену не впилиться.

Пролетаем последний порог на выходе из каньона (тогда его конфигурация была другой, кошмара под названием ПП ещё не было), выстреливает нас, как пробку из бутылки. Я случайно поднимаю глаза кверху – и вижу где-то на поднебесной высоте нашего адмирала с «морковкой». И слышу сквозь рёв воды:

– Ну вы, блин, даете, п*****сы!

Позже Юрик ненавязчиво интересовался, слышала ли женская часть экипажа последнее слово. Он молодой был, при девушках стеснялся выражаться. Даже жаловался, что при появлении женщин на его судне у него из лексикона выпало две трети команд. Преувеличил, конечно.

Оказалось, страховщики нас два часа ждали: мы ведь не предупредили, что задержимся. Ломали головы, что же там случилось и как нас спасать.

Вечером этого дня я честно пыталась укваситься, но у меня ничего не получилось. Такой стресс.

Народ рассосался по палаткам, а нам с адмиралом не спалось. Мы выползли наружу, и синхронно с нами из разных палаток вылезли Катя Волохонская и Шура Макеев. Ночь стояла лунная, и пробило нас на песни. Стоя вчетвером лицом друг к другу, мы выдали почти весь репертуар «Ивасей» а капелла (гитары ни у кого из нас при себе не было), постепенно сходясь теснее и теснее. Сколько времени прошло, а мы всё вспоминали это неожиданное единение.

Наутро ребята из соседнего лагеря сказали:

– Сколько вы песен классных знаете! Только зачем же так орать?

Дальнейший сплав представлялся чересчур стрёмным. Жила я в адмиральской палатке (как-то всегда в серьёзных маршрутах у меня получается быть при командире – пусть психологи думают, почему так), и каждую ночь я капала Юрику на мозги: мол, нельзя же так, угробимся все. Да и сам он понимал, что угробимся. Перед Солёными Скалами наши «килеры» идти дальше отказались, и тогда адмирал принял мудрое решение сбросить всю группу.

Составу БУ впоследствии выдали по чёрной футболке с прорисованной перекисью бешеной пчелой, скрещенными веслами и надписью «БУ Пчолка» (через «о», потому что так, типа, прикольнее). Рисовал Макеев, сам член БУ. А адмирал получил футболку почетного члена.

ФИНАЛЬНАЯ ПЬЯНКА

Сбросившись с Лабы раньше срока, мы имели кучу свободного времени. Майские праздники были в разгаре, и четверо из команды приехали автостопом посмотреть на знаменитые соревнования на Белой. Смотрели раззявив рты на супер-крутизну и мечтали когда-нибудь тоже стать такими. М-да. Через год я попробовала.

Мощно поработав, крутые водники мощно отдыхали. В дни соревнований почти не пили – по водным понятиям. Но после объявления результатов началась настоящая оргия. Весь многотысячный лагерь стремительно становился невменяемым.

В компании, с которой пили мы, была иностранка. Не помню уже, откуда. Она изучала русский, но свободно говорила только по-английски. Особенности национального рафтинга ее восхищали до глубины души. А пьяные базары, похоже, напрягали (наливали ей, правда, втрое меньше).

– Ты смотри, если этот чувак, this man, будет с тобой вести себя плохо – bad with you, да? – вот тебе нож, ты его сразу kill. Поняла?

Русские услышали:

– Киль! Ха-ха-ха!

Стали объяснять жестами, что такое оверкиль. Иностранка внимательно вслушивалась, потом сказала почти грамотно:

– Мы тоже имеем такое слово. Сленг. Over keel – это когда слишком очень много.

– Понятно, перебор. Правильно, оверкиль – это перебор!

Ближе к середине ночи какой-то умник зажег фальшфейер. Дрожащий мертвенно-зеленый свет явил нашим глазам многочисленные непотребства. Несколько кучек народу (если бы только парочек!) занимались сексом где попало, кто-то гадил прямо под палатку, кто-то блевал в ботинок. Через несколько секунд свет погас, но высвеченная картина запечатлелась в моём мозгу как фотография.

Любопытно, что запомнила эпизод только я – очевидно, трое товарищей уже дошли к этому времени до кондиции.

КЛУБ «ВОДОЧНИК»

Это реально существующий клуб любителей водного туризма в городе Фрязино. Или существовавший. В нём состоит упомянутый Юра Борисов, который на то время казался мне единственным вменяемым человеком среди банды физтеховских раздолбаев. Он связался с «Барьером», уже имея богатый опыт сплава, потому что его команда развалилась (вроде бы, как обычно – переженились, поуезжали), и он мечтал вырастить новую команду. Что-то подобное ему удалось: они ходили какие-то беспредельные «шестёрки», я туда носа не совала до 2005 года. А как пообщалась поближе – так ужаснулась, и ринулась спасать человечество от злого гения. Уж лучше бы он был простым раздолбаем, не ведающим, что творит…

Фрязинский клуб называется, вообще-то, «Лодочник». Но первая буква в названии нарисована как парус у лодки, под лодкой волна, а в ней парус отражается. Перевёрнутое Л выглядит как V. Такое название больше подходит для клуба водников, не правда ли?

 17 БАНТИКОВ

Все знают старый анекдот про «чайницу»:

– Вяжи булинь!

– Что?

– Булинь вяжи, говорю!

– Чего?

– Дура! Вяжи 15 бантиков!

Реальный случай из жизни. Команда из спелеоклуба «Барьер» пошла на реку Урик в Саянах. Два ката-четвёрки с чисто мужскими экипажами и две девушки – пассажирки для разбавления коллектива. У девушек – Дюшки и меня – это была вторая серьёзная речка. Грести мы более-менее насобачились, а вот киляться нас никто и не думал научить.

У этого Урика есть замечательный приток Ханчин: сильный уклон, малый расход, сплошной слалом. Мы не поленились разобрать каты и закинуть их на несколько километров вверх по притоку. Там попрыгали с двухметрового водопадика (девчонки работали «папарацци»), я полазила по скалам, стрёмно покрытым мхом, а потом один деятель случайно уронил «морковку» в реку. Экипаж бросился в погоню, а берега там крутые, сплошные бомы. И нам ничего не оставалось, как посадить на второй кат двух пассажирок. Видимо, стихия решила, что две женщины на судне – это перебор, и мы кильнулись.

Я поначалу не поняла, что случилось. Мой баллон притопило, и мощная струя меня смыла. Вцепившись в раму, я целую вечность пробивалась наверх, но меня почему-то тянуло вниз. Кругом на бешеной скорости пролетали булыжники. Воздух в лёгких стал кончаться, я расслабилась и вылетела вниз… на поверхность. И только тут увидела, что рама-то перевёрнута, и я всё это время пыталась занырнуть в глубину.

Потом выяснилось, что я пропустила самое интересное, пока под водой булькала. Один из наших носовых, Олег Калашёв, выпал прямо на камень. Осознал, что кат уходит, а он остаётся посреди реки, как Страшила на шесте, и прыгнул в бушующий поток. Не догнал, но добрался до берега. На тот же камень выскочил и Юра Борисов с кормы, но моментально успел запрыгнуть на перевёрнутый кат.

Следующей непростой задачей для меня было вылезти на толстый скользкий баллон. И как я не переломала ноги обо все эти камни – теперь их было так хорошо видно… Вылезла и увидела, что Дюшка на соседнем баллоне удержаться не может и медленно соскальзывает в воду. И глаза у неё расширяются и становятся похожими на блюдца. Никогда в жизни не видела у человека таких огромных глаз! Она почти совсем соскользнула и судорожно вцепилась в спасжилет сидящего впереди капитана, стаскивая его за собой. Тут уж у него глаза выпучились. Но он удержался и её за шкирку втащил, на время прекратив управление. Впоследствии выяснилось, что при прыжке он сломал ребро.

Нескоро мы смогли выбраться на берег. Дюшке сунули в руку чалку:

– Привяжи, чтобы не унесло!

– Как??

– Блин, ты спелеолог или кто? Верёвку привязать ты можешь!

Прошло не больше полминуты, прежде чем суетящийся народ обратил внимание на странную гирлянду, свисающую с дерева. Дюшка с перепугу завязала булинь и 17 контролек!

МОЙ ПУЛЕМЁТ

Известно, что у самодельных катамаранов сиденья часто делают из трёх трубок с треугольной нашлёпкой в месте соединения, напоминающей велосипедное сиденье. В перевёрнутом виде эта конструкция напоминает пулемёт. Так её обычно и называют.

В нижнем течении саянского Урика мы встретили застрявших браконьеров. Отец с сыном охотились и рыбачили на моторке, наскочили на камень и пробили днище. Уйти на дырявой лодке они не могли, а пока ждали подмоги, набили массу дичи. Понимая, что мы не охотнадзор, а обычные туристы, мужик предложил сделку: свежее мясо за соль, сахар или курево. У нас для таких случаев как раз имелся запас.

Командир взял мясо – заднюю ногу и печёнку изюбря – и обратился к завхозу:

– Ногу положи под мой «пулемёт».

У браконьера челюсть реально до земли отпала. В тайгу, понятно, никто без оружия не ходит, но МОЙ ПУЛЕМЁТ!!! Какой же арсенал возят с собой московские туристы?!

Он, правда, быстро сообразил, что тут какая-то шутка. Но в первый момент выражение лица надо было видеть…

РЕЧНОЙ БУРХАН

Во время заброски на Урик мы познакомились с местным духом трассы, которого буряты называли Бурханом. Вся наша группа выходила из автобуса и приносила ему дары – иначе, сказали, пути не будет.

На реке кто-то вспомнил об этом обычае, и мы подумали: ведь река – тоже трасса, и у неё должен быть свой Бурхан. У нас сложилась традиция каждый день перед отплытием наливать ему немножко водки в реку.

Однажды мы об этом позабыли. Только отчалили – вдруг с раскатистым треском поперёк реки рухнула мощная ель! Мы тут же осознали свою оплошность и налили двойную норму.

Позже мы узнали, что Бурханами зовут не только духов дороги, а вообще духов всех значимых мест и предметов. Буряты ведь были анимистами. Так что у реки дух несомненно есть. И его надо уважать.

КАК РОЖДАЕТСЯ ЖАРГОН

В нижнем течении Урик становится плоским и ровным, как автобан. А сброситься нет никакой возможности: кругом тайга. До ближайшей дороги дней пять скучного сплава.

Сначала мы вспоминали «оральные» песни и горланили на всю округу. Потом приспособили запасные лопасти в качестве рулей и гребли вперёд с закрытыми глазами, некоторые ухитрялись спать по-настоящему. Время от времени рулевой подавал команду корректировать курс. Так у нас выработались две новых команды: «фью» и «оп-па». Первая означала, что судно чересчур отклонилось вправо, вторая – что влево.

Выше по течению, в мощных прижимах, родилась еще одна команда: «Правый (левый) линяй!» Она означала, что экипаж должен линять со своего борта, который сейчас притопит, на другой баллон. Однажды манёвр был выполнен недостаточно быстро, и наш кат чуть не лёг. Впоследствии команда «линяй» выполнялась за секунду до команды.

А на «деревянных» реках Камчатки родилась другая замечательная команда: «Ховайся!» от нависших над самой водой древесных стволов.

Спать на вёслах тоже надоело, и мы устроили гонки. Лопатим, надрываемся – лидируем. Проходит несколько часов, и экипаж начинает проситься на берег. В гидры прудить как-то неприятно.

– Нет, чалиться нельзя. Соперники нас обгонят.

– Ничего, им тоже потребуется сделать пит-стоп, чтобы сменить резину.

С тех пор соответствующее физиологическое отправление получило новое название: «сменить резину». Для непосвящённых совершенно непонятно.

МЕТОД БОРЬБЫ С БЮРОКРАТИЕЙ

Этот самый Урик адмирал зачем-то заявлял в МКК. Заявлял как четвёртую категорию сложности, а народ у нас подобрался – сплошные «чайники». Были ребята с большим опытом в спелеологии, но опытных водников из десяти участников было двое. Я еще удивлялась: как нас выпустили. Мне потом рассказали.

Был у нас Серёжа из Ангарска – ни разу не участвовал в походах, но знатный рыболов. Его поэтому и взяли – кушать-то хочется. Ангарск стоит в нижнем течении Китоя, а речка эта – полновесная «пятёрка». Сережа на ней рыбачил. Ну, ему и написали в маршрутной книжке: 5р. Прокатило!

(Для тех, кто незнаком с официальной терминологией: 5р – руководство походом 5-й категории сложности).

 СПАСЕНИЕ УТОПАЮЩИХ – ДЕЛО РУК САМИХ УТОПАЮЩИХ

Дело было в Лосеве, на ежегодной водной тусовке. Знакомые каякеры дали нам, «чайникам», свои лодки покататься. Мы плюхались в нижнем озере, иногда осмеливаясь чуть подняться по течению и прокатиться по струе.

Дюшка поднялась под Жандарм и там кильнулась. Вставать она, конечно, не умела, «отстрелилась», всплыла, чтобы отдышаться, и увидела рядом в озере двух каякеров.

– Спасать? – участливо спросили они.

Ответить голосом Дюшка пока не могла, но энергично закивала головой.

Помощники деловито перевернули пустой каяк, вылили воду и потащили его к берегу. Дюшка от возмущения чуть опять не захлебнулась.

А чего возмущаться? Спасать надо снарягу, полиэтиленовый каяк – штука дорогая. А человек живой, в сознании – должен сам о себе позаботиться.

СУБОРДИНАЦИЯ В БАЙДАРКЕ

На той же Лосевской тусовке народ катался на надувной байдарке «Ласточка». Прикольная посудина, особенно когда у нее дно травит. В процессе сплава лодка складывается вдвое, это очень весело.

Пару раз наши мужики прокатились втроем с чьим-то ребёнком. Тут и Дюшка решилась прокатиться – она ни разу в байде не сидела, а я давно ждала своей очереди. Мы решили попробовать ещё раз уместиться втроём.

Посадили Дюшку в переднее «очко», меня в заднее. Лёха Алянин попытался втиснуться со мной вместе, но не смог: я потолще ребёнка. Он оттолкнул лодку от берега, а сам остался.

Гребём и веслами стукаемся. Дюшка говорит:

– Передай весло Лёхе, мы стукаемся.

– Какому Лёхе? Не получится.

Гребём дальше. Дюшка опять:

– Отдай весло Лёхе! Мы стукаемся!

– Не получится, говорю. На берегу Лёха.

Дюшка оглядывается и понимает, что опытного бойца с нами нет. Тут мы входим в струю, и отступать становится некуда. У неё со страху сводит ногу, и она начинает беспорядочно лупить веслом по воде. Я пытаюсь кричать какие-то команды, но она не слушает и кричит что-то своё. Так мы проходим шиверу, собираем все возможные «бочки» и наливаем полную байду воды. Чуть не втыкаемся в Жандарм, но не «ложимся», ибо воды в лодке – почти как в реке.

Сливаемся в нижнее озеро. Все живые. Дюшка возмущается:

– Ты чего меня не слушаешься?!

– Ни фига себе! Это ты почему меня не слушаешься?!

– Здрасьте! Я же впереди сижу, значит, я капитан!

«КАТЯ»

Долгое время в Физтехе существовал водный клуб со стрёмным названием «Струя». Я удивлялась: почему же наши водники ходят сами по себе, а со «Струей» не общаются? После одного похода с этим клубом я вопросов больше не задаю. Психологическая атмосфера в походе была просто ужасающей: все ругались со всеми. Может, обычно у них и не так, но я больше проверять не стала.

В этом клубе была замечательная четверка по имени «Катя». Очень подходящее имя для катамарана. Замечательна она своей неимоверной толщиной: водоизмещение тонны четыре, не меньше. Говорят, она ни разу в жизни не килялась – охотно верю.

 Зато я килялась под неё.

Дело было так. Целые майские праздники наши орлы тратили на Большой Зеленчук. Его заявляли в МКК – нашему формальному руководителю нужно было «закрыть» какой-то там разряд. Заявляли поход как «четвёрку», а поскольку Зеленчук по сложности на неё никак не тянет, брали километражом. Все нормальные люди давно сбросились, а мы продолжали сплав. В нижнем течении Зеленчука сплошные разбои (и грабежи) – рай для байдарок, а для нас мучение. «Катю» зачем-то пустили вперёд, и она постоянно застревала.

На очередной излучине «Катя» встала раком поперек струи, мы с формальным адмиралом на легкой двоечке попытались было её обойти, но нас притёрло бортом к борту и – бульк! – мы легли под «Катю». На всей реке ни одного киля – и вот нате!

Никто не ожидал такого поворота событий. У меня за пазухой лежал расчехлённый фотоаппарат – его так потом и не починили. Формальный командир разозлился и объявил сегодня же сброску, чему все были рады.

Зато в этот день мы получили халявные «килевые». Только мы начали антистапель, как на берег высыпала компания аборигенов праздновать 9-е мая и угостила нас местным вином, да под хорошую закуску.

КАК ВЫ ЯХТУ НАЗОВЁТЕ…

На Зеленчуке нам встретилась самоуверенная каякерша, которая совершенно не умела «эскимоситься». Килялась она достаточно часто, как и положено каякерам, но почти каждый раз дело кончалось «отстрелом». Мы многократно наблюдали ее каяк в реке перевёрнутым. На днище его красовалась зелёная фосфорическая надпись «Бля!»

В общем, это имеет свой смысл. Когда находишься под водой вверх ногами, невозможно высказать, что ты думаешь по этому поводу. Тогда лодка говорит за тебя.

ЧАЙНИК-ШОУ

Каждый настоящий водник знает, что нет в жизни большего кайфа, чем промозглым утром влезать в мокрую гидру. В смысле, непросохшую. Она моментально согревается теплом тела, но сам процесс надевания…

Ветер мая, как известно, сравним с сердцем красавицы. Особенно в горах. Вот и в этот раз мы легли спать летом, а проснулись зимой. Пушистый снежок укутал землю и наши каты, ели по берегам напоминали рождественскую открытку. «Не сезон», – подумал Штирлиц и упал в сугроб. К тому же дул пронизывающий ветер. Так хотелось остаться на днёвку, но время поджимало.

Не помню, кому пришла в голову гениальная идея. На костре согрели кипяток и стали им поливать гидрокостюмы. Этого показалось мало, и после одевания мы продолжали поливать свои конечности из чайника: у нас был замечательный чайник с носиком, пережиток коммунального быта. Стояли мы на бойком месте, и к нашему лагерю моментально начали водить экскурсии. Старт бесконечно долго откладывался: пока одни согреются, другие замёрзнут, а когда готов новый кипяток, первые уже снова остыли… Через пару часов командир волевым решением прекратил шоу, и мы наконец отчалили, к вящему разочарованию зрителей. Скоро, слишком скоро наша группа перестала напоминать баню и превратилась в плавучих снеговиков.

 ТАРАКАН И ЕГО ПУПЫНДРА

Ох, как вспомню – так вздрогну.

Адмиралом этого похода был человек по фамилии Тараканов. Меня с его командой познакомил мой тогдашний квартирант Лёха Беляков. Собирались орлы на Кутсайоки, и было их без меня пятеро на две четвёрки. Решив, что я пойду с ними, Таракан обрадовался: не придётся идти одним судном с пассажиром, будем по трое на четвёрках. Я думала, он так шутит. На прогонных участках можно и по трое посидеть, а в серьёзных местах, думала, будем пересаживаться. А страховать можно «морковками».

Какие там шутки! Пары часов знакомства и рекомендации приятеля совершенно недостаточно для выбора попутчиков, тем более командира!

Таракан оказался весьма колоритным персонажем. У него не то что в голове тараканы – он сам себе огромный таракан. По слухам, у него психиатрический диагноз есть. Сплавляется он принципиально в шляпе, имея про запас строительную каску. Вёсла всегда делает из подручных материалов – якобы чтобы не возить с собой лишнюю тяжесть, причем вместо «тэшки» оставляет на палке рогульку. Поэтому в его команде принято держать весло не хватом сверху, а просто сбоку. Однако любимую палку для весла он всё же возит с собой повсюду.

Но самое ужасное – любимое судно Таракана. Оно представляет собой две брезентовых сардельки с резиновыми сосисками внутри, соединённых тонкими трубками, напоминающими остов раскладушки. Упоров на этой штуке нет, зато есть верёвочные стремена. Сидеть положено на попе, верхом на рюкзаках. Брезент достаточно стар и имеет дыры, через которые по вечерам из баллонов сливают воду.

Таракан, восседающий на корме этого чуда, в шляпе и с деревянным веслом, напоминал Снусмумрика. Он намеревался втроём ходить все пороги (а среди них были и «пятёрки»), но третий член экипажа – более здравомыслящая девушка – вскоре наотрез отказалась сидеть на попе. А Лёха, пофигист, остался. Так они и прошли всю реку, за исключением водопадов «Оба-на» и «Маманя», сидя в диагонали. И ничегошеньки с ними не случилось. Таракан не сомневался в том, что это свидетельство его мастерства.

В результате на второй четвёрке (нормальной, от Рафтмастера) оказались три девушки и капитан, который называл нас «краснознамённый ордена Ленина гарем имени Надежды Константиновны Крупской». У него, к счастью, хватало ума не пускать такой состав в пороги, и Лёха замещал девушек по очереди. А Таракан оставался верен своей пупындре.

Параллельно с нами шла команда «монстров» с семьями на выгуле. Они наблюдали тараканий сплав и как-то высказали общее мнение:

– Чувство такое: восходят альпинисты на Эверест, в кислородных масках, в снаряжении навороченном, обмороженные, измотанные. Подымаются на вершину – а там шашлычная.

 ПАРОЛЬ

В этом походе по Кутсе у нас в группе была очень влюблённая парочка. Они всегда ставили палатку подальше от других, но с непривычки, услышав нечеловеческий вопль, я пару раз автоматически кидалась к аптечке. Потом привыкла. Дрыхли они впоследствии без задних ног, причем, когда их пытались разбудить, оба отвечали вполне членораздельно, но потом ничего не помнили.

В бодрствующем состоянии сама парочка придумала, как с этим справиться. Тот, кто их будит, должен дождаться ответа условной фразой, и не прекращать побудку, пока он не произнесёт первую половину фразы, а она – вторую. Фраза была «Сорок тысяч обезьян в ж… сунули банан». Кто читал раннего Лукьяненко, тот оценит.

ДВОЙНОЕ ХАРАКИРИ

Такую картину мы наблюдали на пороге Двойной Прыжок реки Кутсайоки. Чей-то древний катамаран, на скорости соскочив с маловодного слива, воткнулся носами в камни. Ветхая шкура лопнула на обоих носах сразу – и на свет Божий вывалились восемь кишок! Так и поплыли: люди отдельно, кишки отдельно.

 СОЛЁНОЕ САЛО

Однажды осенью меня неожиданно соблазнили на покатушки. Команда из города Запорiжжя (за Парижем такой город) приехала на собственных грузовых машинах на любимую Большую Лабу в конце сентября.

Поставили стационарный лагерь и катались на порогах. По мягкой осенней воде даже я решилась кататься там на двойке. Благо, капитан её чувствовал воду как рыба. Этот Пашка потом на Белой первые места брал.

Хохлы оказались такими патриотами, что даже каньон Солёные Скалы переименовали в Солёное Сало.

ЁМКАЯ КВАРТИРА

Наши приятели из Запорожья, сидя у себя дома, дистанционно купили каяк. То есть, деньги через кого-то передали (или перечислили), а каяк один из моих тогдашних квартирантов Лёха Беляков – тоже водник – доставил ко мне домой. А потом новый хозяин лодки с другом за ней приехал.

В один прекрасный день у меня в квартире находились одновременно два катамарана, один велосипед, один каяк и два запорожца. Без кавычек.

АКТИВНЫЙ СПАСКОНЕЦ

Был у меня любимый компаньон. Если условия позволяли, мы всегда путешествовали вместе. Ни с одним человеком я бы не смогла достичь такого устойчивого консенсуса. Мой компаньон – кот.

Звали его Сэнди – масть у него такая, песочно-рыжая. Я под него волосы красила. Он турист во втором поколении: его мама Соня была любимой кошкой Кости Дубровского, основателя и бывшего председателя физтеховского спелеоклуба «Барьер». Костя брал её с собой в спелеопоходы, но под землю не спускал, оставлял в лагере. Потом, к сожалению, Костя спился, а Соня Дубровская потерялась.

А Сэнди бывал под землёй, в каменоломнях. И прекрасно себя чувствовал, если только весь свет не выключали. Боязно, когда нет ни фотончика для чувствительных кошачьих глаз. Он проехал со мной много тысяч километров автостопом, причём с ним меня подвозили лучше, чем без. И окрас у него для голосования самый подходящий, и глаза – КОТОфоты.

Путешествовать коту очень нравилось. Когда я собирала рюкзак, он норовил улечься сверху и мурлыкал. Так на рюкзаке и ездил. Иногда даже самостоятельно засовывал лапы в свою обвязку, предвкушая удовольствие. В дороге я его к рюкзаку пристёгивала на всякий случай, а в больших лагерях прикрепляла к обвязке записку с информацией о нашей стоянке и телефоном. От людей домашний зверь далеко не уходил, но по населёнке гулял свободно, и часто перед сброской приходилось его искать.

Если я не брала Сэнди с собой – не всегда ведь это возможно – он обижался. Долго не хотел со мной общаться, мог и снарягу «пометить», если её вовремя не спрятать. Он ведь полноценный кот, не кастрированный. Трижды имел детей, причем помогал матери рожать: облизывал новорождённых и вытягивал плаценты за пуповину. Случай в науке не описанный! Дети его тоже путешественники: одна дочь уехала в Европу (со всеми необходимыми документами), другая в Магнитогорск, третья в Питер, четвертая потерялась в районе Селигера. А сыновья почему-то получились домоседами.

На воде Сэнди тоже бывал. Ходил в байдарке по спокойной реке, в распашной лодке по озеру. А на КОТОмаране только на берегу сидел: не брать же его в пороги. Если был стационарный лагерь, там кошак и тусовался, охотился на мелких зверьков и по чужим кострам шакалил. Здесь я о нём так редко упоминаю, потому что походы обычно бывают такие, что детей и зверей с собой не поведёшь.

Нет, на серьёзный сплав я зверя не возьму никогда. Себя бы спасти, ежели что, какой уж тут кот. Хотя коллеги предлагали ему спасжилет сделать из пластиковой бутылки и хвост в горлышко пропустить. Говорили, что из него получится хороший гребец, потому что как минимум две техники – зацеп и подтяг – он знает инстинктивно.

А самая прогрессивная идея была – использовать кота в качестве активного спасконца. Его бросаешь, а он когтями цепляется. К счастью, применять эту идею не практике никто не решился.

И не решится уже. Сэнди выпал с балкона пятого этажа и потерялся, когда я была в Китае. До этого он уже пару раз летал с балкона – за голубями и за кошками, но я тут же развешивала по району объявы, и кота находили. А пока меня не было, никто его не искал. Надеюсь, такой самостоятельный и умный кот не погиб. Может, подобрал его кто.

Когда я рассказала общим знакомым, что Сэнди, вероятно, пошёл по бабам и не вернулся, мужики философски заметили:

– Да, с нами такое бывает.

 АЛКОГОЛИКИ НА СЕЛИГЕРЕ

С бандой алкоголиков я познакомилась на слете «Октопуса» на речке Нерской. Весёлое мероприятие: кто в реке каячится, кто с водяной горки катается, кто у костров пьянствует. Можно со старыми приятелями встретиться, завести новые знакомства, потренироваться на разных лодках и всяко оттопыриться.

Отплясывая рок-н-ролл на неровном берегу, я подвернула ногу и порвала связку на стопе. Эта связка у меня уже была рваная. Боль была такая, что на перелом похоже. Но присутствовавший там и не очень пьяный хирург-травматолог определил, что перелома нет.

Ходить я, однако, не могла. Остаток вечера просидела у костра, а наутро народ нашёл машину для перевозки меня и кота. Пока ехали до Москвы, экипаж машины пропёрся от идеи автостопа и пригласил нас с котом через недельку на Селигер с заездом в Лугу и Питер. Без оплаты бензина.

Нога к этому времени поджила, и я почти перестала хромать. Покидала в рюкзачок личные вещи, в полной уверенности, что крутые водники, устав от экстремального сплава, едут расслабляться. Как бы не так! На первом же биваке выяснилось, что народ этот совершенно цивильный, в походах никогда не был, а меня взяли в качестве эксперта по лодкам и палаточному быту!

К тому же они поминутно прикладывались к бутылке. Что как-то не гармонировало с их общей интеллигентностью: разговоры велись такие, что я часто ощущала себя валенком. Двое мужиков и девушка с различным высшим образованием. Где они перезнакомились, я не запомнила.

Наташа – практикующий реставратор, она предлагала свои услуги в разных полуразрушенных церквях Тверской и Новгородской областей, но никто не был в состоянии заплатить даже минимальную цену. Так и стоят разорённые храмы по стране. Мы по ним лазили. А ещё эта Наташа отличалась тем, что во сне громко скрипела зубами. Это явление имеет специальное название «бруксизм». Одного из мужиков звали Перфилиус – это производное от фамилии. А как звали драйвера, я забыла.

По дороге к озеру мы позавтракали в пафосной кафешке. Заказали салат «Кентавр», драйвер предположил, что салат должен быть мясной. И точно. Есть стали не все…

Обедали в сосновом лесу почти на берегу. Тут и выяснилось, что костром заниматься придётся в основном мне. Канчики у народа были предназначены для горелки, и стоило некоторого труда укрепить их на палке над огнём. Удалось. За это выпили, включая драйвера. Затем мы подъехали к лодочной станции – нашли её в соснах чисто по наитию, там оставили машину и взяли распашную лодку на пару суток.

Шмотки просто сложили на дно, на вёсла посадили мужиков. Любопытный кот залез в лодку сам и сидел в ней смирно, хотя мужики наши раскачивали судно так, что я боялась оверкиля. Тогда бы мы лишились всех наших вещей. Но ограничились тем, что начерпали воды и вещи промочили. Горло промочили тоже. Тут к нам подрулила моторка рыбнадзора. Но, присмотревшись внимательнее, презрительно отвалила. Держать курс более-менее удавалось, и к сумеркам мы достигли островка. Там запилились в камыши и сели на мель, где от досады выпили ещё. Тогда загребным села я, а Перфилиус, чертыхаясь (но не матерясь), полез в воду и снял нас с мели. Выбрались из камышей и тут же нашли вполне удобную чалку. С кострищами и прекрасным видом на церквушку.

Утром похмелились, искупались (именно в такой последовательности) и ещё потренировались в гребле. А к вечеру забрали машину и поехали: наш экипаж счёл ночёвку в палатке некомфортной. Такие вот водники-водочники.

По дороге посетили пирамиду Голода. Голод – это фамилия маньяка-исследователя, который понатыкал по Центральной России пирамидальные сооружения из разных материалов. По его мнению, в них должны происходить аномальные явления. В пирамиде было прохладно, лежали колюще-режущие предметы, которые должны самозатачиваться, стоял стол и сидел смотритель, он записывал в журнал все замеченные аномалии и просил посетителей делать то же самое. Мы ничего аномального не заметили, кот тоже.