Текст книги "Девушка с веслом"

Автор книги: Татьяна Козырева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Коллеги! Не будьте лохами! Прежде чем доверять малознакомым работодателям, пользуйтесь Интернетом!

 DEAD MOROZ

Эта история – тоже о вреде алкоголизма.

Как-то мы большой бригадой мыли свежепостроенный торговый центр «Счастливая 7-я» в Сергиевом Посаде, рядом с вокзалом. Конечно, из Москвы каждый день не ездили: местная тётка-промальперша Тамара Зуева вписала нас в своей квартире, а сама в это время вписывалась в Москве, где мыла гостиницу «Космос». Был в бригаде и еще один местный, Валентин, но он появлялся крайне редко, ссылаясь на дела. А когда появлялся, редко переодевался и ещё реже работал. Больше всех трудились гастарбайтеры: ГриЛ, Влад МЧС, невесть откуда взявшийся Сергей и я. Все, кроме Сергея, на выходные ездили домой. А он, ссылаясь на плохие семейные обстоятельства, никуда не ездил и вкалывал больше всех. Больше всех и заработал.

После рабочего дня никто даже пива не пил. ГриЛ трезвенник, мне без компании неинтересно, а компания не собиралась. Все только работали, ели и спали – настоящие гастарбайтеры. Только сдав объект, мы позволили себе экскурсию в Троице-Сергиеву Лавру. Тут Валентин мгновенно возник и побыл гидом.

Когда сдали, наступила уже глубокая осень. За ней зима, и к Новому году я решила поработать Снегурочкой. Но работодательнице я не подошла, Снегурок, как всегда, перебор, а вот Дедов Морозов – недобор. А Сергей как раз работу искал. Ну, я порекомендовала его: вроде, положительный мужик, весёлый, к тому же когда-то играл в театре.

Кто же знал, что он запойный алкоголик! Заработав кучу денег в Посаде, он их всё это время пропивал. А когда зимой со мной по телефону говорил, как назло, бывал почти трезвый. И когда собеседование проходил, тоже. Бывают же такие алкаши, по которым совершенно не видно, пока не напьются.

И вот в последних числах декабря звонит мне работодательница в панике: заказ через два часа, подменить некем, а он трубку не берёт. На мой звонок взял, но лыка не вязал совершенно. Дети ждут праздника, небось, стишки разучили, а Дедушка Мороз лежит мертвецки пьян. Как мне быть – ведь это я его рекомендовала.

Я замену найти не смогла. Не знаю, как они там выкрутились, а позвонить стеснялась – стыдно. Мне этот Сергей тоже не перезванивал больше. Амнезия, наверно.

А Валентин наш – полный прожектов, но отрицающий суровую реальность – простым ДедМорозом работать не хотел, но несколько зим подряд вынашивал идею заходить в окно к детям с верёвки. Однажды даже рекламу дал: Дед Мороз к вам в окно. Но не получил ни одного заказа.

ПОБЛИЖЕ К БОГУ

Вилли у нас православный. Однажды летом 2009 года он по своим православным каналам нашел красивую работу: красить церковь в Переславле Залесском. Начинал вдвоем с певчим Петькой. Тот был очень толстым, бородатым любителем выпить и под этим делом сорваться куда-нибудь автостопом. Батюшка на это бесчинство смотрел сквозь пальцы: штат у него невелик, церквей в городе много, а пел Петька хорошо. Симеоновский храм пользовался популярностью, и то ли прихожане хорошо жертвовали, то ли государство, но в деньгах там не нуждались. Было чем оплатить работу альпинистов.

Купили Петьке самую огромную сидушку и железо фирмы Petzl. Но проработал он недолго: сказал, что спина болит, и куда-то умотал. Покрасить успели одну колокольню.

Вилли позвал меня, предложив 2000 в день и полный пансион. Последнее меня вполне устроило. Внутренние помещения были отделаны почти под евро, ванна, душ, спали мы в отдельных кельях. Имелся компьютер, хоть и без интернета, по вечерам мы смотрели фильмы совсем не религиозного содержания. Не то, о чём вы подумали, а о путешествиях и русскую классику! Каждый день тётушки в платочках хлопотали на кухне, и всё, что имелось в холодильнике, нам можно было брать. Вилли наел порядочное пузо, да и я округлилась, несмотря на физическую нагрузку. Нам разрешалось есть мясо и в посты. Также в холодильнике содержалось разнообразное спиртное, помимо традиционного кагора в большом кувшине, которое мы употребляли после работы. В общем, хорошо живётся при церкви!

Домой мы ездили раз в неделю автостопом. Если после работы поужинать, стартовать в сумерках, то как раз перед закрытием метро приезжаешь. А в ту сторону обычно ездили электричкой до станции с вкусным названием Бужаниново, где Ярославская трасса рядом, а дальше автостопом. Там мне запомнилась огромная свалка под табличкой «Мусор не бросать!» и длинные составы со щебнем, под которыми приходилось лазить. Иногда батюшка давал нам денег на проезд, но мы их на такую глупость не тратили.

А работа оказалась творческой. Не художественная часть: мы ведь не реставраторы, а просто маляры, мы всего лишь удаляли металлической щеткой выкрошившиеся кирпичи и наносили красную и белую краску. На большее у церкви денег всё же не было. Но вот техническая часть была реально интересной. Обычно всё довольно тупо: навесишь верёвки на крыше (ну, иногда тут приходится фантазировать) и едешь вниз со своими причиндалами. А тут всё время надо решать задачки: как попасть на купол, как переправить туда вёдра и не пролить, как навесить петли на куполе и на барабане под куполом, чтобы минимально смазать свежевыкрашенное, а потом иметь возможность косяки свои убрать. А под окошками на крыше надо крепить полиэтилен, чтобы крышу не измазать, а туда попадать тоже нетривиально. В общем, скучно не было.

Ещё мало не казалось, когда висели со стороны колокольни, а туда поднимался звонарь. Сначала приятно, дин-дон, а потом как будто сам внутри колокола сидишь. В ушах потом гудело, как после дискотеки.

В гости приезжал мой муж Юра. Благословения спросить было не у кого, батюшка тогда отлучился. Решили принять его нелегально. Юра приехал ночью и полез в окно кухни, которое я ему открыла. Вилли проснулся и ругался: а если кто увидит, нет чтоб разбудить и парадный вход открыть! Утром рано Юра осмотрел изнутри церковь и пошёл на экскурсию по городу – там есть что посмотреть, а он раньше не был. Вечером забрал рюкзак и слинял.

Петька вернулся, но больше не висел, а только истреблял спиртное – на порядок больше, чем мы вдвоём. Пару праздничных служб они с Вилли отпели на клиросе. Мне показалось смешным, что они это делали в гражданской одежде. Кстати, праздников у православных полно, каждую неделю. В праздник до обеда работать запрещается, но нам иногда батюшка разрешал – это называется благословлял. Удобно этим христианам бездельничать! Наш отец Димитрий оказался весёлым, компанейским и прогрессивным, употреблял современный сленг и пил с нами пиво, а также катал на своём «Рено». Участвовали мы и в общих праздничных застольях. И никого не волновало, что я неверующая, никто мозг не канифолил. Только надо было носить платочек, но это меня ничуть не напрягало.

Однажды ночью разразилась гроза. Ливень обнаружил множество прорех в крыше, по двум стенам текли полноводные реки, мы только и успевали бегать с вёдрами, кастрюлями и тазиками. Наконец вода добралась до проводки, и свет погас. Наутро присвистел отец Димитрий, вызвал электрика – непременно знакомого, а пока тот ехал, мы срочно снимали «крабы» с проводов: оказывается, бОльшую часть электричества наша церковь крала у соседей! Но были и другие, неустранимые нелегальные особенности подключения, так что знакомый электрик взял мало денег, а незнакомый выписал бы такой штраф, что с нами, альпинистами, не расплатились бы.

Следующая ночная гроза застала меня одну: Вилли уехал на побывку домой. Воды натекло не так много, но свет снова погас. А одна молния ударила прямо в угол храма! Я слышала громкий треск, а наутро на асфальте перед входом лежали осколки кирпичей. В выкрашенном углу образовалась трещина шириной с кулак, из нее торчала железная стяжка – она-то и притянула молнию. Но батюшка оказался не суеверным, и не слишком расстроился. При нас угол так и не починили. Света не было два дня. Мне выдали церковных свечей для освещения, но они моментально сгорали, и я предпочла свет уличных фонарей.

Закончив Симеоновский храм, я поехала с Юрой кататься по его южным родственникам. А Вилли тем временем нашёл второй заказ: Владимирский храм из комплекса на Красной площади. Теперь могу сказать, что мы на Красной площади жили и работали. У него были синие купола и полностью белёные стены, а настоятель отец Андрей велел стены сделать красно-белыми, как у большинства церквей Переславля – по его словам, это называется «провинциальное барокко» – а купола тёмно-зелёными. В процессе покраски я не могла отвязаться от русского шансона: «только синие они, и ни грамма золота». Ядовито-зелёная эмаль, как можно догадаться, проникала всюду. Новый цвет куполов никому, кроме настоятеля, не нравился, но хозяин барин. В городе есть множество схем для туристов, где Владимирский храм нарисован бело-синим – теперь их все придётся переделывать.

 

Кстати, менять облик церкви было чрезвычайно приятно. Не то чтобы близость к Богу на небесах вдохновляла, но радовала благодарность людей за то, что мы делаем богоугодное дело. Не поклоны класть и свечки ставить, а творить красоту – вот реально значимое занятие. Ну, пусть не творить, а только воссоздавать. Это вам не офисы мыть, полные трудящихся мартышек, понимая, что через полгода окна вернутся в изначальное состояние. Вспоминалась притча о работниках, у которых спрашивали, что они делают. Один сказал: «я ношу камни», другой: «я зарабатываю деньги», а третий: «я строю храм». Ну, и приятно было хоть мизинцем одной ноги войти в историю архитектуры.

Здесь условия были гораздо более спартанскими. Не кормили, но выдавали по 100 рублей в день на еду каждое утро из церковной кассы. Не было ни душа, ни горячей воды. Иногда нам удавалось помыться в любимом Симеоновском храме, но чаще отца Димитрия не было, а вредная тётка, торгующая свечками («почём опиум для народа?»), нас не пускала. Такие эти христиане – твердят о милосердии, а сами его не проявляют.

Жили мы в одной маленькой келье монашеского вида. На выходные, соскучившись, приезжал Юра и тоже висел. Иногда приезжала Виллина жена Наташа, не висела, но готовила нам еду на электроплитке. Тогда мы вчетвером умещались на двух односпальных кроватях. Но любовью заниматься в таком окружении не решались.

Когда шёл дождь, мы шли гулять. Городскую речку Трубеж чистил от ила специальный агрегат, мы наблюдали его работу. Ниже по течению живописно стояли лодки, а на Плещеевом озере катались виндсёрферы. Мы заходили в монастыри по соседству – в общем, тешили взоры. А в солнечную погоду мы трое работали, а Наташа одна каталась на велике.

Храм наш был недействующим. Но при входе была сувенирная лавка, её хозяйка в ожидании посетителей делала кукол – это подработка. Была бесплатная картинная галерея с работами местных художников и со скульптурами, один зал посвящался фотографии. По-моему, фотки были лучше картин. Экспозиция все время менялась, мы заходили смотреть.

В помещении под куполами (не помню, как называется) располагалась столярная мастерская. Туда наведывался местный скульптор, смотрел на нас презрительно, снимал покрывала с двух бюстов и опрыскивал их водой, а больше ничего не делал. Видно, технология такая. А реально трудился в мастерской дед Константиныч. Редко встретишь такого трудолюбивого деда! Нам он тоже помогал.

Службы проводились в соседнем храме, выкрашенном до нас другими альпинистами, весьма халтурно. Изнутри алтарь красил при нас Константиныч в шапочке из газеты. Он спешил закончить и работал даже по ночам. Однажды дед споткнулся, неся несколько жестяных банок краски, упал на них и сломал два ребра. Но это не помешало продолжать работу. Через несколько дней он слёг, говорили – с сердечным приступом. Но на следующий день снова вышел красить! И сказал, что с сердцем всё в порядке, просто рёбра разболелись.

Дверь нашего храма запиралась длиннющим ключом, что напоминало анекдот про «ключ от собора». Хранить его было принято под камушком у входа. Сувенирная тётя очень боялась ограбления своей лавки и просила запирать на висячий замок, но ключей от него на всех не хватало. Мы стали прятать длинный ключ, но тётю это не успокаивало, и правильно: на случай утери ключа под другим камушком у входа хранилась ржавая отвёртка, которая тоже отпирала замок!

С ключом от нашей кельи тоже были сложности: он был один, а нас четверо. Однажды кто-то захлопнул дверь, оставив ключ внутри на столике. Умный Юра сделал удочку из длинной рейки и сувенирного магнита, позаимствованного в лавке, засунул её в окошко под самым потолком и извлёк ключ.

Проблема с жизнеобеспечением возникла и тут: однажды в кране иссякла вода. Зато колонка на площади перестала выключаться. Было ли это взаимосвязано – неизвестно. Вместо работы мы полдня носили воду.

Вилли покрасил основной купол – самый большой. Я тем временем сделала три маленьких и три окошка, а Юра – четвертый и одно декоративное окно, на которое планировалось повесить икону. Размеры площадки под икону передали спонсору из Москвы, который и оплачивал всю покраску. Может, грех большой отмаливал, а может, зря я о нём плохо думаю. Оставалось сделать стены. Платили, кстати, нам тут же – на следующий день после покраски каждого участка. Так было на обоих объектах. Вот чему следует у церковников поучиться!

Приближался большой праздник – день рожденья Александра Невского, который родился в Переславле. А тут Вилли тоже собрался в отпуск – устал за лето. Вместо себя он позвал приятеля Никиту, тоже православного. Тот оказался настолько задвинутым по религии, что чуть было со мной не поссорился на ровном месте. В результате мы оба позиционировали собеседника как кретина и стали говорить только о работе. А работал Никита быстро и качественно. И вставал раньше меня, а мне нравилось завтракать в соседней блинной, которая открывалась в 10. Тем более, метраж нам считали, исходя из сложности куполов, а стены делать гораздо проще (хоть и скучнее), поэтому в день выходило до 5-6 тысяч, у Никиты ещё больше. Константиныч тоже подключился, он наспех покрасил апсиду (это где алтарь) с козлов, чтобы подровнять уже после торжества. К празднику мы успели. Вилли вернулся и обнаружил, что снова пролетел мимо денег: самое вкусное доделали без него. Но мы насчитали ему бонус за нахождение заказа.

У Вилли была с собой книга Мартынова «Промальп». Он её иногда почитывал на ночь. А пока он отдыхал, книгу подстрелил Константиныч. Читал внимательно, задавал вопросы. В результате Вилли ему её подарил. Глядишь, и научится дед. Всем бы так!

На праздник съехалось множество попов. У них было отдельное застолье, и как я слышала, вели они себя не слишком благочинно. Было и застолье для мирян, на которое пригласили всю нашу бригаду и произносили за нас тосты. Часть оставшейся еды забрали тётеньки, но и нам досталось немало ништяков. А потом мы закупили на площади сувениров для родственников и знакомых (наша тётя так некстати прикрыла лавочку) и поехали купаться в святых источниках. У Никиты была машина – древний «Москвич». Искупались в двух источниках, один холодный, другой не очень, и всей бригадой радостно поехали домой.

ФИТНЕСС

Недавно мы с Вилли мыли фитнесс-центр. Стояла жара, работать получалось только в тени, но и там мало не казалось. Мне особенно: у меня руки коротки, тянуться далеко приходится. Извивались мы на присосках, как пиявки. А внутри люди сосредоточенно крутили педали, тягали железные блины и занимались всевозможной аэробикой. На фигуры за окном тоже заглядывались, но слышался властный голос тренера:

– Не отвлекаемся! Раз-два, раз-два!!

Стало нам смешно. Народ внутри занимается фитнессом и платит за это деньги. А мы тем же самым снаружи занимаемся, и платят за это нам.

Мало того: после рабочего дня нам же помыться нужно, а душевые находятся по дороге к бассейну. Начальство разрешает. К вечеру оно уходит, а охрана совершенно не против, чтобы мы воспользовались и тем, что дальше. А дальше бассейн, сауна и паровая баня. Купальников мы сдуру не взяли, зато уж попарились по-настоящему, а не за стеклом. Жаль только, что не вместе – ведь мы разного пола.

У меня на теле по случаю открытия сезона образовались характерные синяки. В области обвязки: криво я её затянула, подмышками и на животе: от перелезания через бортик. Как говорится, лентяй за дело – мозоль на тело. Соседки по сауне ничего не сказали вслух, но во взглядах читалось: «Да брось ты этого извращенца!»

Бассейн изнутри мыл наш подсобник Николай, со стремянки. Когда шел дождь, мы ему типа помогали: Вилли с самостраховкой лез под самый потолок, а я держала стремянку на мокром полу. Купальщики удивлялись: через обе раздевалки и душевые, где все голые, дефилировали люди в заляпанных краской комбезах и обвязках, звеня железяками. На ноги нам выдавали полиэтиленовые бахилы. В помещении бассейна, где все плавают, мы тоже смотрелись достаточно экзотично. Задали тему офисному планктону для разговоров в курилках. Или нет, на рабочих местах – ведь те, кто так заботится о своем здоровье, курить не должны.

И В ЕГО ОБЪЯТЬЯХ ЭЛЕКТРИЧЕСКИХ БУДЕШЬ БИТЦА ТЫ ОТ НАПРЯЖЕНИЯ

^{Полюби, Марусенька, электрика,}

^{Пока его током не убило…}

Виктор Байрак, «Электрическая народная»

Как-то попадалась мне в руки книжка Уильяма Уистера Хайнса про электромонтажников, на языке оригинала. Называлась “Slim” – главный герой был тощий. По ней еще в 37-м году в Штатах сняли фильм с Генри Фонда, но у нас он особо популярен не был – тем более, что ни фильм, ни книгу, похоже, не перевели на русский. Книга произвела на меня впечатление, особенно тем, что жизнь их монтажников очень похожа на жизнь наших промальпов.

Побывала и я электромонтажником – если верить документам. Однажды на зиму глядя приспичило руководству московской ТЭЦ-26 покрасить электрические опоры на подстанции. Этих опор там туча. Романтика предприятия меня сподвигла на осеннюю работу, хотя и отвлекала от написания данной книжки.

Чтобы получить допуск на государственный объект, нужно было пройти бюрократические препоны. Сначала получить корочку, для этого приехать большой толпой на ТЭЦ (у чёрта на куличках) и посетить шесть кабинетов, каждый из которых открыт пару часов в день, причём день не каждый. Мне чрезвычайно повезло: наша бригада управилась всего за три часа. В каждом кабинете мы должны были получать инструктаж, но на деле только расписывались в журналах. Об электричестве я не узнала ничего нового, кроме того, что учила в средней школе, зато узнала, что запрещается без каски и без дела шариться по территории, потому что начальство в мониторы бдит даже из дома, а окурки надо складывать в карман. В корочке, однако, написано, что я электромонтажник 3-й категории.

Приступать к работе тоже нельзя было просто так. Каждое утро бригадир должен был «открыть наряд» (по-моему, это означает распаковать коробку с праздничной одеждой), а вечером его «закрыть». Иначе какие-то местные начальнички могли разораться прямо в разгар работы и её запретить. На каждую новую группу металлоконструкций открывался отдельный наряд, это мог сделать только наш посредник. Глупое начальство с трудом удалось убедить, что мы не можем красить вчетвером одну мачту, и совсем не удалось убедить, что надо сначала красить горизонтальные порталы вверху, а потом мачты внизу…

Подстанция находилась у платформы «Битца», прямо за МКАДом. Я ездила с Курского вокзала. В электричках бывали перерывы, с утра на металле сидел иней, а темнело уже рано – в общем, поработать удавалось совсем недолго.

В первый раз ходить по территории было страшно: высоковольтные мачты над головой гудят, что-то трещит то тут, то там. Нам объяснили только, что находиться ближе 4,5 метров от изоляторов нельзя. Хорошо, что в бригаде оказался спелеолог Саша, который разбирался в электричестве, он давал нам полезные советы. Время от времени переключали какие-то цепи, и между двумя проводами возникал дуговой разряд, он исчезал, когда провода соединялись. Я ни разу не видела этого процесса, но много раз слышала звук, похожий на выплёскивание воды из гигантского ведра.

Нашей новой бригаде выделили осветительные мачты: у них наверху были площадки с прожекторами, а мне досталась с видеокамерой. Камеру несколько раз попросили не закрашивать. Мне сказали, что на такой мачте всего 220 вольт – и ими меня разик дёрнуло, был неизолированный участок провода, мимо которого никак не пролезть. Рассказала коллегам, на следующий день местные электрики осведомились: «Вас, говорят, трясло?» и обрадовали, что 220 там киловольт, просто конденсатор разрядился. Стали мою мачту на день отключать, но вместе с ней отключался чайник в нашей бытовке. На других мачтах, где коллеги висели, было 500 киловольт, но тщательней заизолированы.

На следующий вечер до темноты задержалась. Крашу шпиль под громоотводом, убираю последнюю ногу с некой конструкции непонятного назначения – и тут треск и ослепительный белый свет! Я чуть не описалась со страху, думала, дугу поймала. А это прожектор включился. Дежурный, зараза, взял и дал питание на мачту, не посмотрев наверх. Потому что у меня не было внизу выставленного знака «Работать здесь».

Металл нужно было красить тремя слоями: ферротан (сурик, красный), цинотан (цинковый, серый) и алюмотан (серебрянка). Цинковая краска по сравнению с алюминием была жутко тяжёлой, за что мы прозвали её чугунием. Все три краски считались вредными, и нам выделили респираторы, в которых было тепло и мокро от конденсата, и жёлтые очки, в которых не было видно ничего, и ими никто не пользовался. Выдали также костюмы привидений – белые тряпочные комбезы.

Они быстро превращались в костюмы космонавтов после галактической войны: становились равномерно серебристыми и рвались. Понятное дело, что лица и руки приходилось отмывать от краски – но делать это надо было срочно, ибо через пару часов никакой растворитель её уже не брал, и приходилось ждать три-четыре дня, пока само отвалится. Серебряные крапинки выглядели даже стильно, а вот красные пятна напоминали кровь и вызывали у людей ужас: «Что с твоими руками?!» Приходилось объяснять, что я – художник Суриков. Один коллега по прозванию Киндер носил контактные линзы и говорил, что на них остаются крапинки краски, попадающей в глаза.

Бригадиром у нас была молодая девушка Валя – комсомолка, спортсменка: дзюдо занимается. Она регулярно пыталась стимулировать личный состав на труд, но безуспешно: платили за такую опасность мало и редко, народ массово сваливал. Скоро надоело и мне. Однажды, оголодав, Валя сама сходила налево за быстрыми деньгами, а когда вернулась, рассказала, что её заказчица обозвала «неопытным сосунком». Ворчала, говорит, что прислали кого попало, а потом спрашивает:

– Как вас хоть зовут?

– Валентина.

– Как?! Вы – девушка?!

В зимней одежде нашу бригадиршу действительно можно было принять за подростка с высоким голосом.

Мы подобрались к более опасным участкам. Созвали рабочее совещание и решили, что хотим жить. А согласились на участки попроще: там всего лишь нельзя оставлять верёвки болтаться, чтобы они не задели проводящие части, и категорически нельзя пролить краску: по струе может пробить током. По той же причине мужикам не рекомендовали мочиться сверху.

На стрёмные части полезли новые ребята, но через пару дней и они как-то рассосались, и их электрозащитные костюмы остались лежать в коробках. Выглядят как обычные рабочие костюмчики, но сильно много весят: там внутри металл, чтобы в случае чего ток шёл по нему, а не по телу внутри.

Наши мужики скорее захватили себе новые мачты, где начальство криво посчитало метраж в нашу пользу. Но одного Тёму дважды долбануло током, и у других энтузиазм резко иссяк.

Я тоже слилась с объекта, как только заработала на издание этой книги. Но платить нам что-то не спешат… Эх, тяжела и неказиста жизнь промышленного альпиниста!

апрель – октябрь 2010

ЕСЛИ ДРУГ ОКАЗАЛСЯ ВДРУГ…

Говорят, здесь я похожа на Офелию. Говорят, она сошла с ума…

Хочу сказать несколько слов о пресловутой, бардами воспетой и возвеличенной туристской дружбе.Даже очень много слов, потому что тема больная.

Что такое «дружба», если не плавленый сырок? И что такое «друг», если не советские сигареты? Для кого-то «френд» – это статус в социальной сети, для кого-то – альпинистская страховочная приблуда. По поводу последнего ещё цинично шутят: «мы друзей используем».

С развитием интернета понятие «друг» обесценилось так, что ниже уже, кажется, некуда. Знакомый знакомого по ссылке от незнакомого прислал ссылку на прикольный видеоролик – и его «добавляют в друзья». Только что видела формулировочку: «с кем дружить, кого удалить» – хорошо хоть не «убить», а то так тоже говорят. «Приветкакдела», а то и просто «смайлик» – вот и поговорили. И такое общение, такие отношения постепенно перестают считаться жизнезаменителем, а становятся нормой общения… Понимаю, что это сильно смахивает на старпёрское брюзжание. Но ведь просто противно, когда вечные ценности обесценивают! Знакомая тётка-психолог насчёт таких «друзей» сказала неприязненно: «Это показатель их небольшого ума».

Один общительный приятель, не буду указывать пальцем, считает так: «Друг – это тот, о ком я хочу узнавать новости». Однажды тот, кого он считал другом, совершил по отношению к нему подлость. По общечеловеческим понятиям подлость. Тогда он задумался, что, пожалуй, друг – это тот, кто хотя бы не… Разглашать не буду.

Когда кто-то называет другом меня, я тут же настораживаюсь и озвучиваю такому человеку, что я об этом думаю. Для меня «друг» – очень сильное слово, и тот, кто делает такие заявления, принимает на себя большую ответственность. Это как подписание договора. В частности, интересы друга всегда выше собственных интересов. Получается, я всегда вправе рассчитывать на такое отношение в случае чего. То есть, я предупреждаю собеседника, чтобы «следил за базаром». Кто не верит, что сама я с удовольствием предпочту чей-то интерес своему, тем можно только посочувствовать – раз у них не развита нормальная альтруистическая потребность.

Многим нравятся детсадовские понятия: друг – это тот, с кем мне приятно быть вместе. Не вопрос, лёгкие отношения без обязательств радуют каждого и не напрягают никого. Но откуда же тогда взаимные претензии, чуть что не так? «Эх ты, а ещё друг…»

Есть мнение, что друг – это тот, на кого можно положиться. В случае чего. А как узнать, можно ли, пока этот случай не наступил? Я вот всегда считала и буду считать, что людей нужно проверять «на вшивость», и отношения тоже. Изначально я предполагаю, что человек достоин доверия, пока не докажет обратное. Можно, конечно, всю дорогу избегать ситуаций, в которых он мог бы показать свою непригодность. Авось пронесёт, и отношения не испортятся.

А если не пронесёт? А если надо будет в разведку пойти – а ты в друге-то и не уверен?

Разведка – это шутка. Но бывают гораздо более реальные ситуации. Например, народная мудрость гласит: «Хочешь потерять друга – дай ему денег взаймы». То есть, изначально предполагается, что испытания деньгами друг не выдержит, лучше и не пробуй. А я эту народную глупость опровергаю!

Между 2000-м и 2006-м годами у меня были в раскрутке деньги от продажи половины квартиры в центре Москвы. Я давала их в долг разным людям, под проценты и без, по ситуации. Кредитов тогда банки не давали, а я не торговала семечками. Меня ласково звали «старушкой-процентщицей». На мои бабки раскрутились две небольшие фирмы, организовались несколько экспедиций, мэр Лужков приобрёл турбину для ТЭЦ, а потом уничтожил одну из наших фирм, тренер дочерей Путина был спасён от «пули в рот»… В общем, целая история, расскажу когда-нибудь. Недвижимость тем временем стала экспоненциально дорожать, и в результате в финансовом плане я проиграла, зато приобрела бесценный опыт.

У меня хранится список должников, он делится на белый, чёрный и серый – это те, кто вернул всё, но не вовремя. Нетрудно догадаться, что серый список самый обширный. Но белый во много раз больше чёрного. Интересующимся я показываю сей документ – чтобы знали, кто достоин доверия в этом вопросе, кто динамист, а кто кидала.

Сама же я отношусь к деньгам ответственно и легко беру в долг, когда знаю, что могу вернуть в срок. Не просрочивалась ни разу, в этом вопросе я маньяк. Люди это знают – и доверяют. Благодаря этому доверию я смогла купить квартиру в Измайлове во время самого бурного роста цен – в 2006 году. И у меня всегда есть пресловутая «уверенность в завтрашнем дне»: что бы ни случилось, я знаю, что всегда смогу у кого-нибудь занять, если что – перезанять, а потом потихоньку отдать…

А угадайте, кто из моих знакомых больше всех боится завтрашнего дня? И «вынужден» (терминология его) всю жизнь экономить на спичках и держать дома изрядный запас наличности, съедаемый инфляцией: банкам он тоже не доверяет! «Бронированный» Борисов.

Вот из-за него и создалась однажды экстремальная ситуация, показавшая, чего стоят люди, которых я считала друзьями.

Те, кто не пересекался с ним на узкой дорожке, считают его совершенно безобидным существом. А те, чьи интересы почему-нибудь столкнулись с его интересами, почувствовали на своей шкуре, что он заботится всегда и исключительно о себе, и ему неважно, что при этом происходит с другими. Другие могут – по возрастающей: обидеться, заболеть, стать инвалидами, потерять самые важные ценности, умереть – он постарается этого не заметить. Некоторые из общих знакомых ощутимо пострадали от этого существа. А меня оно сделало инвалидом, а потом убило. Походя, не замечая, убило мой смысл жизни. Те, у кого не было подобного опыта, не поймут и скажут, что я делаю из мухи слона. Тело цело, изъясняюсь осмысленно – чего ещё надо? Наверняка такого опыта ни у кого из вас не было. А я теперь знаю, что такое смерть души и что бывает после. Откачал меня Олег Калашёв – ему почему-то не всё равно.

То, что я позволяла себе сразу после окончательного разрыва с Борисовым, в 2007-м – насилие недопустимое. Но я считала, и сейчас считаю, что случай был крайним – спасение его жизни. Он предпочёл убить в себе человечность и на всякий случай прибить и меня. Это оказалось легко, ведь я сама понимала, что делаю недопустимое.

Как я уже говорила, он в своё время сам просил меня помогать ему в его психологических проблемах, а потом отказывался в форме, которую я сочла непригодной для принятия. Для лучшего понимания – вот аналогии:

1) Для тех, кто вверху. <<Ты себя хоронишь (это не мои слова, а общего знакомого), я не могу тебя спасти, и мне больно! – Не надо меня спасать, мне и так хорошо! – Тебе хорошо, потому что ты замерзаешь. Тебе не хочется вставать и идти. Мне совесть не дает оставить тебя в покое. Представь эту ситуацию в горах. Я не могу быть уверена в адекватности своего восприятия на высоте, но не могу и бросить тебя умирать.>>