Текст книги "Иудино племя"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

                                               10.

Вроде бы все улеглось. И Света успокоилась. Она-то ведь была уверена, что все произошедшие с ними неприятности – дело рук одного только Алексея, поскольку о беседе в офисе господина Серого ей ничего известно не было.

Никита вот уже вторую неделю искал новую работу. Никому-то он не был нужен. Не идти же на биржу труда. Он даже Павлу Новицкому позвонил, готовый хоть охранником пойти, но в банк брали только бравых молодцов не старше тридцати пяти. Если Ольга напишет о нем книгу, то, разумеется, сделает его в финале частным детективом, но это, разрешите так выразиться, литература, а вот в жизни Никита сыском заниматься не хотел – хлопотно, рискованно и не слишком интересно. Денежки потихоньку кончались, у Светланы тоже давно не было переводов. Кирилл Федорович и рад был помочь, но ему на шею прочно сел запойно пьющий Илья, избавиться от которого никак не удавалось. Отец Максим обещал поспрашивать у прихожан, но результатов пока не было.

Свободного времени было предостаточно, и Никита постоянно возвращался мыслями ко всему тому, что произошло, начиная с 3 августа. Что-то не давало ему покоя. Может быть, то, что Иван Логунов оказался абсолютно прав: на Алексея действительно списали все, что только можно было, и дело закрыли за смертью основного подозреваемого. Что касается убийства самого Бессонова и Анны, то там все было глухо, как в танке. Кто бы сомневался! Евгения не объявлялась, даже с почты, как обещала, не позвонила. Где она устроилась? Жива ли вообще?

Но то, что его беспокоило, с Евгенией связано не было. «Что-то меня во всей этой истории смущает», – сказал батюшка. Вот и Никиту что-то смущало. Когда он снова и снова прокручивал в голове все обстоятельства дела, то и дело натыкался на многочисленные натяжки и нестыковки, пусть мелкие, едва заметные, но все же, все же… Если бы подобное встретилось ему в книге или в кино, он облил бы автора глубоким презрением.

Просто информация неполная, говорил себе Никита. Все дело в этом.

                                               * * *

– Кит, звонил дядя Андрей, просил об одолжении.

– Каком еще одолжении? – поморщился Никита, который от неожиданности порезался.

Света появилась в дверях ванной, когда он брился. Подошла совершенно бесшумно и неожиданно. Эта ее манера Никиту частенько выводила из себя, но он пытался сдерживаться, прекрасно понимая, что и у него есть немало противных привычек, которые жена как-то терпит.

– Просил встретить Вадика в аэропорту. Он прилетает сегодня вечером из Лондона.

– Зачем?

– Не знаю точно. Кажется, его мать ложится в больницу, на операцию. Что-то серьезное.

– А сам он что, не может?

– Нет. У него срочная командировка в Москву. Через два часа поезд.

– В конце концов, Вадик что, маленький мальчик? Заблудится, потеряется? У него нет денег на такси или хотя бы на метро? Его обязательно надо встречать? И почему именно я?

– Ну откуда я знаю, почему именно ты? Может, потому что ты без работы сидишь. А может, потому что ты зарекомендовал себя добропорядочным мулом, на котором грех не покататься.

– Вот спасибо-то, – обиделся Никита. – Такого, значит, ты обо мне мнения?

– Извини, – виновато вздохнула Света, послюнила палец и стерла с его подбородка кровь. – Я о тебе хорошего мнения. А вот мои родственнички как раз из породы хозяев ледяных избушек. Из тех, кто очень любит сесть на шею каждому, кто не слишком против, и ехать, свесив ноги. Я могу перезвонить и сказать, что ты занят.

– Да нет, не надо. Съезжу, встречу. Пусть это будет мое доброе дело на сегодняшний день.

На самом деле Никита покривил душой. До подобного христианского человеколюбия он еще не дорос. Он и сам не мог понять, почему согласился.

                                               * * *

Пассажиры с лондонского рейса вышли уже все, а Вадика не было. Никита только хотел уйти, и тут увидел его. Вадик брел, волоча за собой чемодан на колесиках, который почему-то не сдал в багаж. Он остановился и стал беспомощно озираться, близоруко щурясь. Маленький, тощенький, жалкий…

В который уже раз Никита подумал, что все члены семейства,  которым его связала судьба, за исключением Светы, Маши и, пожалуй, Кирилла Федоровича, вызывают у него либо стойкую неприязнь, либо, в лучшем случае, жалость с примесью брезгливости. Совершенно непочтенные чувства. Он даже у духовника спрашивал, что с ними делать. Вы же не разлюбите жену за грязные, некрасивые туфли, ответил отец Максим. Все, что мы делаем, думаем, – по сути, костюм для души. А одежда имеет такую привычку – пачкаться. Любите человека, а не костюм. Просто за то, что он человек. Это я понимаю, ответил Никита, не могу только понять, как это осуществить на практике. Как можно любить врага? Просто пожалейте, улыбнулся священник. Не могу, упорствовал он. Представьте его в такой ситуации, когда невозможно не пожалеть, посоветовал отец Максим. Тогда Никита еще подумал, что сколько угодно может воображать себя белым и пушистым, а на самом деле он еще даже и на первую ступенечку не вскарабкался.

– Вадик, – окликнул он парня, который, услышав, старательно завертел головой на тонкой шее.

– Ой, это вы! – обрадовался Вадик, наконец увидев его. – А где папа?

– В Москву уехал. Вот, попросил тебя встретить. У тебя хоть ключи от квартиры есть?

– Да я к маме поеду. Это на Дегтярной. Я вас не очень напрягаю? Рейс задержался, да и я завозился, все уже вышли, а я ручку потерял, еле нашел.

– Да нет, не очень, – улыбнулся Никита, который в этот момент, по совету батюшки, пытался представить, как некто со злорадным хохотом вырывает изо рта у вконец оголодавшего Вадика корку хлеба. Получилось почему-то не жалостливо, а наоборот – забавно. Как в черной комедии.

– Ну и дела тут у вас творятся, – осторожно начал Вадик, когда они свернули со Стартовой на Пулковское шоссе. – Мне папа по телефону рассказал в двух словах…

Он выжидательно замолчал, надеясь, что Никита поддержит разговор, но тот упорно молчал. Вадик повздыхал, поерзал, но успокаиваться никак не желал.

– Наверно, когда столько всего происходит, это уже такого сильного впечатления не производит, правда?

Никита буркнул что-то невнятное, нисколько не заботясь о производимом впечатлении. Вадик посчитает его грубым и невоспитанным? Ну и на здоровье.

Но тот, похоже, даже не обратил внимания на Никитино нежелание общаться и продолжал балаболить:

– Да, вот тогда, на бабушкином юбилее – тогда все в шоке были, правда? Я помню, у Кости даже флюс прошел.

– Какой еще флюс? – машинально спросил Никита.

– Ну, как какой? Обычный флюс. Не помните? Он приехал с распухшей щекой. У него даже полоскание было в термосе. А утром все прошло само по себе. Наверно, на нервной почве. Такое бывает. Вот один мой знакомый в Лондоне…

Но Никита уже не слушал. Он вспомнил.

Вот Костя сидит за столом, то и дело потирая припухшую щеку. «Болит?» – сочувственно вздыхая, спрашивает его время от времени Евгения. «Да ничего», – страдальчески морщась, отвечает он.

А вот Костя за обе щеки, включая опухшую, уплетает… мороженое.

Так вот почему ему не давало покоя это мороженое!

Ну и что?

Да ничего. Просто непонятно. А все непонятное – странно. Если у человека болят зубы, он станет есть мороженое, только будучи конченым мазохистом. А если не болят, то зачем притворяться? Это ведь надо же еще за щеку что-нибудь напихать. И если все же он по какой-либо причине притворялся, то почему не продолжил это делать на следующий день? Забыл?

Никита Юрьевич, тебе еще не надоело, а? Мало ли какие у него причины были. Какое это отношение имеет ко всему последующему?

Он словно держал в руках сверток, завязанный чрезвычайно сложным узлом, и прикидывал, за какой бы конец веревочки потянуть, чтобы не запутать узел еще больше. А может зашвырнуть его, сверток этот, куда подальше, пока из него такое не вылезло?..

                                               * * *

– Что-то у тебя глазенки подозрительно заблестели, – заметила Света, накладывая Никите порцию рагу со свиными хрящиками. – Никак работу нашел? Как и хотел – мести церковный двор?

– Да нет, – он сделал вид, что счищает с брюк Конрадову шерсть. – Думаю вот, может, частным извозом заняться, пока чего-нибудь получше не подвернется?

– Простенько и со вкусом, – усмехнулась Света. – Жить ты теперь будешь исключительно в машине, а все заработанное тратить на бензин, запчасти и взятки гаишникам. Ладно, поиграйся, пока я наследство не получу, уже недолго осталось. Если учесть, что наши ряды поредели, доход явно возрос.

– Ага, только твоего наследства я и жду, – Никита сделал вид, что обиделся. Не объяснять же, что у него очередной приступ сыщицкого зуда. Хотя еще несколько часов назад он считал, что все это просто скучно.

Загадка, вот оно что.

Кстати, оставалась еще записка, которую подбросили в окно Диме. Она еще не получила никакого объяснения. А ведь была же мысль о том, что убийца не в одиночку действовал. Может, и правда, Костя как-то во все это замешан?

Да что за бред?

А почему, собственно, бред? Может, они готовили что-то вместе, но потом Костя решил выйти из игры, поэтому и записку написал тайком. Тогда непонятно, почему Алексей его не убрал в первую очередь?

Никита почувствовал себя совершенно глупым и беспомощным. Он снова ничего не понимал. Абсолютно ничего. И почему-то никак не мог уговорить себя плюнуть и забыть. Любопытство? Как там насчет любопытного Володи? Ему, кажется, прищемили нос в комоде?

Он вышел в коридор, оделся и побренчал ошейником с поводком. Конрад обреченно выглянул из комнаты и подошел к нему, кряхтя по-стариковски и цокая по линолеуму когтями. В последнее время пес все больше лежал и спал, не выказывая к прогулкам никакого интереса. Света даже предложила поставить ему на балконе кошачий туалет: и дела свои будет делать, и воздухом дышать. Но Никита считал, что десять лет для собаки – это еще не самая глубокая дряхлость, и что Конрад просто обленился.

– Пап, купи лимонаду, – крикнула из комнаты Маша.

– Какого?

– «Фанты». Или «Спрайта».

Было уже темно, и на пустырь Никита не пошел. Огляделся по сторонам, нет ли соседей, всегда готовых устроить скандал при виде спущенной с поводка собаки, и отпустил Конрада. Пока тот возился под деревом, он стоял на дорожке, обдумывая план действий, а потом снова прицепил поводок и повел пса к ближайшему ларьку.

– Никита!

Он обернулся. Какая-то женщина махала ему с другой стороны улицы. Она явно его знала, а вот сам он никак не мог вспомнить, кто это. На женщину падал яркий свет витрины, и тем не менее он не мог ее узнать, хотя ее лицо было ему смутно знакомо. Видя его замешательство, она перешла дорогу и приблизилась к нему.

– Не узнаешь? Это же я, Лида.

– Что ты с собой сделала? – довольно бестактно спросил Никита и тут же поправился: – Нет, очень красиво, но я действительно тебя не узнал.

Лида Шумская работала вместе с ним в «Эсцельсиоре», но уволилась недели на три раньше, так что он не видел ее уже больше месяца. За это время она превратилась из длинноволосой брюнетки в коротко стриженную блондинку. Лида сказала, что была рядом в гостях и даже захотела зайти к нему, узнать, как дела, но постеснялась. Они поболтали минут десять и разошлись, но эта встреча придала Никитиным мыслям новое направление.

Они с Лидой сидели за соседними столами без малого полгода, и ее изящную мордочку с пикантно вздернутым носиком и крошечной родинкой над верхней губой он изучил, что называется, от и до. И все же не узнал при встрече. Только из-за того, что она изменила прическу и цвет волос.

Женщина, которая подошла к ним около поликлиники в тот день, когда увезли Машу, тоже показалась ему знакомой. Правда, она была в темных очках, и все же было что-то в ее лице что-то такое… Какая-то деталь.

Он закрыл глаза и попытался восстановить в памяти каждую черту. Это ему удалось, но общий облик все равно ускользал. И тогда он пошел по самому простому варианту. Лида изменила цвет волос и прическу и стала совершенно другой. Предположим, та женщина сделала то же самое. Например, надела парик, который радикально ее изменил бы. Допустим, на самом деле она не длинноволосая брюнетка, а такая же, как Лида теперь, коротко стриженая блондинка.

И моментально все стало на свои места. И даже «говорящая» деталь нашла свое место, как недостающий кусочек паззла. Тонкая полоска усиков над верхней губой.

Анна Израилевна Муращенко собственной персоной.

Так вот почему эти два «похищения» – Артура Пастухова и Маши – были так похожи. А он-то, дурак, думал, что люди Серого пасут каждый его шаг и слушают все телефонные разговоры: вдруг он как-то свяжется с Евгенией. Его просто пытались со всех сторон запугать – бандиты, чтобы не врал им, и Алексей, чтобы не путался под ногами. Просто так уж совпало.

Непонятно одно. Если Алексей так жестоко обошелся с Вероникой и Зоей, то почему сделикатничал с детьми? Потому что они дети? Но, между прочим, в доме Суровцевых тоже жили дети. А если бы концентрация газа была побольше, то от дома этого мало что осталось бы. Вместе с детьми. Ладно, теперь это уже не важно.

Важно, что за ним не следят и он может наведаться к Косте Васильеву домой без риска оказаться съеденным вместе с семьей. Ключи Евгения ему оставила. Так, на всякий случай.

Он, правда, не совсем понимал, зачем ему нужно попасть в Костину квартиру и что он там будет искать. А точнее, совсем не понимал, но сделать это решил в самое ближайшее время. У ближайшего автомата очень кстати топталась бабулька, сдающая в аренду телефонную карту, и Никита набрал домашний номер Евгении. Костя оказался дома. Уже проще. Главное, чтобы не свалил куда-нибудь на ночь глядя.

Конрад жалобно скулил и норовил улечься прямо на землю. Никита подумал, что, возможно, несправедлив к псу и что он, пес этот, действительно уже слишком стар для длительных прогулок. Купив в ларьке большую бутылку «Спрайта», он поспешил вернуться домой.

                                               * * *

С утра пораньше Никита устроился наблюдать за Костиным подъездом. В крайнем окне на третьем этаже горел свет – похоже, хозяин квартиры собирался в институт, но особо не торопился.

Утро не задалось с самого начала. Света встала не с той ноги, дулась и пыхтела из-за пустяков, а когда он попытался вставить в ее ворчание слово, с готовностью завелась. Выяснилось, что он, Никита, – просто изверг, что он – очередная, дай Бог, последняя, ошибка ее жизни и что он ничем не лучше Галины. Мол, она, Света то есть, в церковь не ходит, так и не притворяется белой и пушистой, а они строят из себя неизвестно что, хотя на самом деле…

Было обидно, но скандалить Никита не стал, просто налил в термос кофе с молоком, сделал пару бутербродов и ушел, оставив ее малость остыть. С чем-то подобным он уже не раз сталкивался. Почему-то очень многие считают, что верующий человек автоматически обязан стать святым, а если это не так, значит, притворяется и лицемерит. Гораздо обиднее было слышать такое от Светы, но и это, в принципе, можно пережить. Семейная жизнь без ссор – нонсенс.

Вот то, что его гаишник тормознул, можно сказать, на пустом месте, ни за что, и штраф содрал – вот это гораздо неприятнее. А потому что врать не надо. Про частный извоз и так далее.

Он пил кофе, смотрел за окном и подъездом и тасовал мысли, как фишки.

Фальшивый флюс. Полоскание в термосе. Записка.

Ничего не складывалось.

Но вот свет в окне погас. Через несколько минут, зябко ежась под холодным ветром, из подъезда вышел Костя. Подождав немного, Никита медленно поехал за ним. До института было недалеко. Костя сел на автобус и проехал три остановки. Никита, пристроившийся прямо за автобусом, никак не мог его упустить.

Когда Костя скрылся за дверями института, он подождал еще минут двадцать и направился в деканат, где немного поулыбался  девочкам и немедленно получил все интересующие его сведения.

У Костиной группы в этот день оказалось четыре пары, так что раньше пяти он вряд ли должен был вернуться домой. Так что Никита мог наведаться к нему домой без особого риска.

В подъезде и на лестнице он никого не встретил, дверь тоже открылась без проблем. Обстановка оказалась достаточно скромной, и не скажешь, что хозяйка квартиры зарабатывала выше среднего. Кстати, а почему Костя ездит в институт на автобусе? У них же есть машина.

Никита мельком заглянул в большую комнату, на кухню и затем вошел в маленькую комнату, типичное обиталище холостого молодого человека. Типичное, но не совсем.

Тахта под клетчатым покрывалом, на ней брошенный свитер и томик Коэльо. На тумбочке музыкальный центр и маленький телевизор. Под шкафом пыльные гантели. Письменный стол с компьютером, россыпью компакт-дисков и тетрадей с конспектами. А вот у окна – еще один столик. Паяльник, какие-то провода, инструменты, коробочки с деталями.

Никита открыл откидную дверцу единственного ящика и увидел нечто, напоминающее оборудование химической лаборатории. Пробирки, колбочки, какие-то пузырьки с притертыми пробками, спиртовка, складная мини-вытяжка. Так вот зачем это отверстие в оконном стекле, плотно закрытое куском оргстекла на пазах.

До армии Костя учился в Военмехе. Света сказала, что его завалили на сессии, на одном экзамене, потому что он имел наглость спорить с профессором и оспаривать его научные взгляды. Стало быть, физика, техника – это понятно. А химия? Почему бы и нет?

На книжных полках не было ни одной художественной книги – только технические и научные. Та же физика и химия. Какой-то толстый том лежал в глубине полки обрезом вперед. Никита потянулся за ним, но потерял равновесие. Книга в ярко-красной обложке выскользнула из пальцев и упала на ковер, услужливо открывшись где-то в середине. Похоже, это место изучалось особенно тщательно: книгу здесь несколько раз перегибали, чтобы она не закрывалась.

Подняв ее, Никита машинально пробежал глазами несколько строк и замер.

«…При введении в организм перорально или внутривенно, особенно в сочетании с алкоголем, может вызывать внутреннее кровотечение за счет резкого понижения свертываемости крови и повышения артериального давления, а также нарушение сердечного ритма…»

Никита перевернул книгу, чтобы взглянуть на заглавие. На обложке золотом было вытеснено: «Алкалоиды».

Когда-то у них в классе была девочка по имени Злата. Необыкновенная красавица. Рядом с ней все другие девчонки казались натуральными жабами. Разумеется, в Злату были влюблены все мальчишки поголовно, и странно было подумать, что может быть иначе. Но стоило Злате перейти в другую школу, как тут же выяснилось, что в классе полно симпатичных девчонок. И где только они раньше были, интересно?

Никита взял со стола фотографию в рамке, подошел с ней к окну. Костя был снят вместе с двумя другими парнями у Медного всадника. Глядя на него, Никита подумал, что, как бы он ни относился к Косте, ему не откажешь в обаянии. Эта его чуть смущенная улыбка… Наверно, здорово нравится девушкам. Просто в тени профессионального мачо Бессонова он казался простеньким и не слишком интересным.

Достав из кармана телефон, Никита позвонил в больницу Диме и спросил, была ли Вероника знакома с Костей.

– А зачем тебе? – насторожился Дима.

– Потом объясню, – ушел от ответа Никита. – Так были они знакомы раньше или нет?

– Они познакомились на нашей свадьбе.

– А после этого встречались где-нибудь?

– Ну… – задумался Дима. – Мы были с Никой на дне рождения тети Жени. И потом еще Костя был на моем дне рождения. Правда, он здорово опоздал, я тогда здорово напился, даже и не помню, что там было. А на что тебе сдался Костя? Ведь и так уже все ясно.

– Не совсем, – буркнул Никита и отключился. Подумал и выключил телефон совсем.

Вот так вот. Чего стоит любая уверенность! Прав был отец Максим, которому что-то не так показалось во всей этой истории.

Хорошо, предположим, это с Костей у Вероники был роман, и от Кости она ждала ребенка. Если бы об этом узнала бабушка, то, скорее всего, просто вычеркнула бы его из завещания. Если уж и за гораздо меньшие провинности она проделывала эту процедуру, то такое вряд ли бы оставила без внимания.

А почему, собственно, он с самого начала Костю исключил из списка подозреваемых? Да потому что еще ничего не знал о мафиозных претендентах на старухино наследство и предположил, что Евгению пытался сбить тот, кого огорчило содержание завещания. А поскольку некто на такой же светлой машине проделал подобный финт с Димой и с ним самим, он слил все в один флакон. По его мнению, Костя отпадал уже только потому, что не мог покушаться на собственную мать. Даже если учесть, что в этой семейке родственные чувства особой ценности не имеют, все равно, ему это просто не выгодно.

Теперь же можно сделать следующий вывод. Костя решил убрать свою любовницу Веронику. В отличие от Алексея, ему были известны все семейные тайны, а познания в физике и химии помогли подогнать все под легенду. Далее, он сбивает машиной Диму, который начал о чем-то догадываться, и пытается сделать то же самое с ним самим. Если же предположить, что белая «шестерка», едва не наехавшая на Евгению, – это совсем другая машина, то опять все прекрасно получается. Либо это были бандиты, либо – почему бы и нет? – Алексей. Счастье Евгении, что ей удалось вовремя улизнуть. Откуда только взялись эти самые белые «шестерки»? Ладно, не суть важно.

Дальше. В какой-то момент интересы Кости и Алексея смыкаются. Похоже, они идут в одном направлении. Иск о признании бабки недееспособной мешает тому и другому. А заодно и те, кто хотят его подать. Алексей  с помощью Анны легеньким таким шантажом убирает со сцены Валерия, потом, видимо, после Никитиного визита к Обрузговцу, тем же способом пытается остановить его.

Газ… Вот тут есть над чем подумать. Кто из них? По описанию, если можно, конечно, назвать это описанием, подходят оба. Таймер? Предположим, Костя установил его в электрощите на даче, а Алексей пошел чинить щит и нашел. Может, Костя рассчитывал, что свет сам включится, а может, хотел сам пойти и сделать вид, что чинит, но Алексей его опередил. Догадался, в чем дело? Забрал? Тогда понятно, как таймер оказался в камере хранения. Он мог и сам его использовать в квартире Зои. Если, конечно, у Кости не было другого.

Нужно бы алиби проверить – у того и другого.

А что, если Алексей по своей милой привычке решил Костика шантажнуть? За что и поплатился?

От этой мысли Никита вскочил взволнованно и заходил по комнате взад-вперед.

Дальше? Кто Анну убил? А что тут, собственно, думать? Алексей в четверг пропал, а Анну убили в субботу. Как сказал Иван, эксперт даже навскидку определил время смерти Алексея на несколько дней раньше. Если предположить, что Алексей действительно пытался шантажировать Костю, то тот вполне мог от него избавиться. А заодно и от Анны – так, на всякий случай. Мало ли что она знает.

Но флюс-то зачем, спрашивается?

Может быть, чтобы замаскировать нечто другое? Какое-то действие, объяснить которое может именно наличие зубной боли? Или какой-то предмет, в иной обстановке показавшийся бы странным?

Термос!

Действительно, зачем ему термос в такую жару? Пить холодный чай? Но не проще ли воспользоваться холодильником. А вот теплое полоскание, которое настаивается в термосе, – совсем другое дело. Вот только незадачка вышла – забыл утром напихать ваты за щеку, или чего там еще.

А что в термосе? Яд? Но не проще ли в пузырек налить? Может, он непременно должен быть теплым или наоборот – холодным?

Никита снова взял со стола книгу и внимательно прочитал раздел о соединении с трудно произносимым названием. В частности, там говорилось, что препарат в чистом виде является летучим, при нагревании испаряется очень быстро, при комнатной температуре – медленнее.

В тот день было очень жарко… Кстати, не этой ли дрянью были покрыты поверх фосфора фитили свечей? Если это, конечно, был фосфор.

Никита закрыл глаза и как на фотографии увидел чердак дачи. Он поднялся туда уже потом, когда Дима увез Веронику. Свеча на столе, из которого торчит штырь, капроновый шнур, продетый в кольцо, а на конце намотан толстый узел. А из узла торчит… оплавленный хвостик. Он тогда подумал, что веревку просто подпалили, чтобы конец не распускался. А теперь все понял. Шнур был закреплен на штыре, а прямо под ним стояла свеча. Пропитанный фосфором и еще какой-то дрянью фитиль в рассчитанное время загорелся и поджег шнур. Капрон оплавился и погас. Чучело, похоже, висело в проеме чердачного окна. Из сада его видно не было: окошко в тени, в худшем случае чучело приняли бы за занавеску. Когда шнур загорелся, оно соскользнуло вниз, узел застопорился в кольце. Костя первым поднялся на чердак. Алексея не пустил вперед, сказал, что тот там ничего не знает. Пока Алексей карабкался по лестнице, у Кости было время сорвать со штыря огрызок веревки.

Ладно, а что дальше-то?

Вот придет он к Ивану Логунову и все расскажет. И что? Где доказательства? Пробирки и спиртовка? Вряд ли им удастся найти нужные реактивы.

Надо как-то его спровоцировать. Например, пустить среди родственников слушок, что он вычислил настоящего убийцу. Ивана предупредить, пусть будут наготове. Только Свету с Машей убрать надо куда-нибудь.

Ладно, пора уходить. Никита аккуратно положил книгу на место, огляделся по сторонам, не осталось ли каких-нибудь следов его пребывания в квартире. Вроде, все в порядке.

Он вышел в прихожую и только собрался открыть дверь, как услышал звук вставляемого в замок ключа.

Деваться было некуда, прятаться негде. Не лезть же в стенной шкаф, в который Костя все равно повесит куртку. Почему он вернулся так рано? Прогуливает занятия? Да не все ли равно! А может, ключи есть еще у кого-нибудь? Вдруг Евгения?!

Но надежда не оправдалась. Дверь открылась и на порог шагнул Костя. В джинсах и черной кожаной куртке. В старомодных круглых очочках и с неизменной обаятельной улыбкой.

– Здравствуй, здравствуй, друг мордастый! – пропел он, покачиваясь с носка на пятку. – Хреновый из тебя сыщик, честное слово. И как только таким границу доверяют. Я тебя еще на автобусной остановке срисовал. А потом и сам за тобой поехал, когда ты из института вышел. Вот только в пробку попал и потерял. Хорошо хоть сообразил, что раз ты за мной в институт поперся, узнавал в деканате, до скольки у нас занятия, а потом срочно куда-то почесал, значит, торопишься туда, где меня патентованно нет. А нет меня дома. Угадал.

Никита спешно прикидывал расклад сил. Если учесть все нехорошие обстоятельства, разговорами вряд ли обойдется. Оружие? Похоже, не в Костином стиле, но он у себя дома, а дома, как известно, и стены помогают. А ему что можно использовать? Ботинок? Зонтик? Обувную щетку? Конечно, в руках у профи и щетка может стать грозным оружием, но это не о нем. Рукопашной борьбой, разумеется, занимался, однако до спецназовца ему ой как далеко. По сравнению с худосочным Костиком он покрепче будет, но тот выше, не говоря уже о том, что намного моложе.

Конечно, убивать кого-то у себя дома не слишком разумно, но станет ли Костя, на счету у которого уже не один труп, беспокоиться о такой ерунде? Тут главное начать, и чувство реальности само сбежит, сделав ручкой.

– Ты с самого начала под ногами путался, во все лез. Прямо каждой дырке «тампакс». Я еще на даче понял, что ты о чем-то догадался. Ведь так?

Никита неопределенно пожал плечами: понимай как хочешь. Пусть говорит. Потянуть время – мало ли что.

– Я наследил, конечно, – все с той же улыбочкой вздохнул Костя. – Отсутствие опыта. Да и трудно все учесть. Казалось, все очень хорошо было придумано, но… Обстоятельства, чтоб их. И что тебе не жилось спокойно? Знаешь, полкан, ты мне все же был чем-то симпатичен. Даже жаль было, что все так вышло.

– Ну конечно, – кивнул Никита, – ты, наверно, горько плакал, когда пытался меня переехать. И потом, в Озерках, тоже.

– Ну, скажем, мне это было не особенно приятно. Но что поделать. Ты поехал с Зименковым на кладбище, ты был у него в больнице. Ходил, расспрашивал, вынюхивал. Пинкертон хренов!

– Слушай, а Зоя – это твоих рук дело? Просто интересно, – вполне мирно поинтересовался Никита.

– Впечатляет? – Костина улыбка превратилась в самодовольную ухмылку. – Сложно было все рассчитать, но я люблю такие задачки. Ты, наверно, и сам понял. Покопался у меня в комнате, да?

– А почему ты учишься в институте туризма? Ведь это, вроде, в стороне от твоих интересов? – Никита изо всех сил тянул время. Что-то подсказывало ему: так надо.

– А… Ну, это из-за этой старой гадины.

– Бабушки?

– А кого же еще. Бабушка, бабушка, бабушка-старушка… Как говорится, кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Ей так захотелось, а на остальное наплевать. Так что…

Тут Костя резко оборвал себя, в глазах его загорелся нехороший огонек.

– Хватит! Заболтались мы с тобой, полкан. Пора заканчивать.

– Вообще-то вытащить меня отсюда будет трудновато, – заметил Никита. – Весу во мне немало, да и вообще… Или ты намерен заняться расчлененкой? Кстати, ты уверен, что тебе вообще удастся со мною справиться? Щенок паршивый, – добавил он вполне искренне.

– Лучше быть щенком, чем старым облезлым барбосом. Щенок – это временно, а вот старый идиот – это уже не лечится.

– Думаешь, такой умный, да? Всех перехитрил?

– Да, пожалуй, я немного ошибся. Не такой уж ты и кретин, раз догадался. Кстати, что тебе помогло, можно узнать?

– Да пожалуйста, – Никита прислонился к шкафу. – Если уж у тебя флюс, то не надо жрать мороженое.

– Резонно, – согласился Костя. – Но вряд ли найдется еще один такой умник.

– А как же Алексей? Он ведь тоже догадался? Не поэтому ли ты его слегка придушил?

– Он догадался только потому, что увидел в щите таймер. Кто мог знать, что в нашей дурацкой семейке найдется еще один юный техник. На такой оборот я, знаешь ли, не рассчитывал. Только я сначала не понял, что это он таймер из щита унес. Почему-то подумал, что ты.

– Почему? Ведь это он ходил смотреть, что со светом случилось.

– Да, но после этого таймер был еще на месте. Видимо, он его потом утащил, когда скумекал, что за коробочка такая. Решил меня раскрутить на бабки. А вернее, мою маман. С меня-то много не сдерешь. Очень глупо.

– А ты, выходит, нервный паренек, – Никита совсем успокоился. Болтовня эта Костина расслабляла – слишком много говорит.

– Вроде того. Будешь тут нервным. Не сдержался. Ничего под руку не попалось, только шнурок. Кстати, Лелик мне здорово помог. Не пришлось возиться с Валериком и Кириллом.

– А ты знаешь, что таймер твой в милиции?

– Ну и что? – засмеялся Костя. – Я так понял, его у Бессонова нашли?