Текст книги "Глаза ворона"

Автор книги: Татьяна Русуберг

Остаток дня Кай был еще более нелюдим и не склонен к разговору, чем обычно. Лицо его снова закрывал привычный капюшон. Гренка рысила все больше рядом с Мастеровым Кексом: хозяин и слуга иногда тихо переговаривались. Токе удалось перемолвиться с попутчиком, только когда они встали на ночевку в нескольких милях от Ташмарук. Совместная работа, казалось, сократила то незримое расстояние, которое пролегло между ними после обвинений Маджара. Горец не понимал, почему Кай сторонится его: ведь он, Токе, был после Каева господина первым, кто выступил на защиту друга. Чтобы разбить лед, он начал с нейтрального предмета:

– Слушай, Кай, – он попытался заглянуть под низко надвинутый капюшон, – а чего мы туши этих зверей там, на берегу, оставили? Их что, не едят?

– Нет, – после недолгого молчания донеслось из-под капюшона. – У мяса дух гнилой. Да и гайенов это отвлечет: они своих сожрут – сытее будут.

– Что же это за твари, что едят себе подобных? – содрогнулся Токе.

– Закон пустыни, – пожал плечами Кай. – Нас вот сегодня тоже сожрать хотели…

– Ведь не сожрали же!..

Товарищ промолчал и подлил Кексу еще воды. Токе решил продолжить тему:

– А вот ты говорил, бандиты эти, гайенами зовущиеся, по повадкам на псов пустыни похожи. Они что же, тоже… своих едят?

– Едят не едят, не знаю. Но кровь, говорят, пьют. И из своих, и из чужих.

– Кровь?! – В воображении Токе живо встал образ человека с закутанным в черное лицом, сосущего кровь из чьего-то разорванного горла. В животе у него что-то перевернулось.

– Ага. Воды в пустыне мало. А еще они считают, что кровь сильного дает силу тому, кто ее выпьет. Я слыхал, после атаки на караван они вскрывают вены убитых врагов и пьют кровь тех, кто оказал достойное сопротивление.

В горле Токе встал противный ком, а рот наполнился слюной – предвестницей рвотного спазма:

– А ты… ты это видел?

– Нет, – ответил Кай и повернулся к собеседнику спиной, обрывая разговор.

Горец сплюнул на песок: несмотря на тошноту, сдаваться он не собирался.

– Слушай, что я сделал не так?

– Ничего, – после некоторой паузы возвестила спина.

– Ничего? Тогда почему ты от меня шарахаешься, как от чумного?

Кай перестал возиться с лошадью и медленно повернулся к товарищу.

– Прости, я не поблагодарил тебя. Ты поступил благородно.

Эти слова были сказаны таким холодным, ровным голосом, что Токе внутренне съежился:

– Но?..

– Ты не думал, что в сказанном Маждаром была доля правды? Что, если я действительно навлек беду на караван?

– Ты?! Ну и самомнение у тебя, парень! – Токе рассмеялся, но смех его прозвучал несколько натянуто. – Как я мог поверить в такую чушь?!

– Да, как? – Легким движением головы Кай откинул капюшон. Из его ночных глаз на Токе смотрело его собственное искривленное отражение. «Буря, След Дьявола, нападение пустынных псов… Разве не мелькнула у меня мысль, что на караван свалилось слишком много всего за два дня? Хорошо еще, про наше ночное приключение в песках никому не было известно, а то бы Каю не выкрутиться сегодня так легко… Разве не было одной из причин того, что я так поспешил прийти Каю на помощь, чувство вины за то, что в голосе Маджара я узнал свой собственный?»

Токе замотал головой:

– Ты… ты… – он беспомощно махнул рукой, резко развернулся и почти побежал к костру. Во рту у него был привкус горечи.

Ничего сейчас парень не желал так сильно, как поговорить с Майкен. Но он опоздал: вокруг нее опять увивалась целая толпа помощников во главе с Арконом. Вот так и вышло, что, когда подошло время вечерних историй у костра, настроение у Токе было препаршивое. Еще бы! Друг, ради которого он собственной жизнью готов был пожертвовать, вдруг повернулся – в буквальном смысле – к нему спиной. Еще вчера кидавшаяся ему на шею девушка кокетничала с другими, а когда за ужином он пытался поймать ее взгляд, делала вид, что не замечала его усилий. Короче, Токе был зол на весь мир! Байку Туэ он слушал невнимательно, а когда возникло несогласие в том, чья очередь рассказывать дальше, он неожиданно для себя влез в дискуссию:

– А пусть Кай расскажет что-нибудь. Мы его еще не слышали.

Спорившие разом затихли, люди у костра неуверенно переглядывались. Сам Кай, снова сидевший рядом со своим господином, никакого рвения не выказал. На Токе он не смотрел.

– А что, – задорно заявил кто-то, невидимый в пляшущих вокруг огня тенях, – парень, и вправду, еще ничего не рассказывал. Пусть поведает что-нибудь новенькое да повеселее.

Судя по одобрительным возгласам, идея караванщикам понравилась.

– Не знаю я веселых историй, – глухо отозвался из-под капюшона Кай.

– А какие знаешь? – хохотнул кто-то.

– Страшные.

– Да мы же не дети малые, нас страшилками не застращаешь! – в кругу засмеялись. – Валяй, рассказывай страшную!

Кай шевельнулся, усаживаясь поудобнее. Он молчал, глядя в огонь, и постепенно замолчали все остальные. И когда над тонким кольцом людей нависла тишиной звездная ночь, Аров слуга заговорил:

– Давным-давно на месте этой пустыни была плодородная долина, где густые травы вставали высоко, и колыхался на ветру радужный ковыль. Долина эта называлась Степь, и правил Степью король, имя которому было Веритас. Он выстроил в Степи прекрасный город из белого камня, который назвал Вардэ, и поселился там со своей молодой женой. Врата гостеприимного города были всегда открыты для путешественников и торговцев, и Степь процветала, и процветал ее народ.

Было время мира, но пришло время войны. До поры до времени ветер ее обходил городские стены, но вот пришла война и в Степь. Люди и волшебники не могли поделить землю, по которой ходили, и в битве погиб брат Веритаса, Шеман. Король узнал, что Шемана убил волшебник, и поклялся отомстить за смерть брата. Всегда недолюбливавший магию, потому что не понимал ее, Веритас поклялся истребить род волшебников и вернуть на землю мир. Он был отважным и искусным воином, никто не мог одолеть его в открытом бою. Веритас одержал много побед и объединил лучших людей под своим флагом. Его ожидала последняя, решающая битва.

Сражавшиеся на стороне людей маги, называвшие себя светлыми, предлагали гордому королю свою помощь, но он отказался. Волшебники, известные теперь как темные, подстроили Веритасу хитрую западню и взяли его в плен. Битва была проиграна, и никто не знал, что случилось с королем. А Веритаса привезли в Драконьи Горы и заключили в Замке, что смотрит на океан. Черные маги долго пытали его, пока он не позабыл, за что боролся, кто он и какое у него имя. Тогда хозяин Замка, что смотрит на океан, наложил на короля страшное заклятие, полностью подчинившее Веритаса воле мага. Темный властелин велел своему рабу вернуться к людям и вести народ Степи в новую битву. Веритас исполнил этот приказ волшебника, исполнил и другие: он убил своих друзей-полководцев, открыл для врагов ворота Вардэ и зарезал всю свою семью, включая детей. В тот день стены Вардэ из белых стали красными. Темные маги начали править над Степью из столицы Веритаса, которую они переименовали в Вард-ну-Арда.

А сам Веритас… Когда он пролил кровь своих детей, пелена спала с его глаз, и король вспомнил все. Он хотел тут же лишить себя жизни, но хозяин Замка, что смотрит на океан, не позволил ему. В свое время Веритас и его люди погубили возлюбленную жену волшебника, сражавшуюся на стороне темных. Теперь вдовец хотел сполна насладиться местью. Он долго трудился и изобрел формулу, которую не применял еще никто. Волшебник уничтожил смертное тело Веритаса и заключил его душу в панцирь из стали. Отныне бывший король был обречен на вечную муку: помнить о том, кем он был и что совершил, и служить тому, кто превратил его в чудовище.

Рассказчик ненадолго замолчал, будто собираясь с мыслями. Вокруг костра было так тихо, что Токе казалось, он слышал серебристый звон густо высыпавших на небе звезд. Лицо Кая было скрыто капюшоном; на губах сидящего с ним рядом золотых дел мастера играла тонкая улыбка.

– Хозяин Замка, что смотрит на океан, забрал имя Веритаса, – продолжил, наконец, Кай глухим голосом, – и дал ему другое. Но люди назвали его Проклятым. Он вел армии волшебников, и сеял смерть, и выжигал племя людское огнем и мечом. И все же те, кто называл себя воинами Света, побеждали. В последней битве при Вард-ну-Арда маги с обеих сторон развязали силы столь мощные, что они вышли из-под контроля. Город был сметен с лица земли. Плодородная земля Степи горела, камень плавился и плакал горючими слезами. Постепенно пожар затих, пепел остыл, и все накрыли Холодные Пески.

Говорят, что Проклятый пал в той битве вместе с хозяином Замка, что смотрит на океан. Другие считают, что в адском огне сгорело только созданное магией тело, а тоскующий дух короля все еще скитается меж людей и ищет прощения. А третьи рассказывают, что Проклятый уцелел, и настанет время, когда он вернется в мир, чтобы исполнить последний приказ господина.

Кай снова затих, сидя неподвижно, словно изваяние. Караванщики тоже молчали, захваченные повествованием, ожидая продолжения, которого не последовало. Наконец, кто-то тонким от напряжения голосом спросил:

– И что же это за последний приказ?

Кай обвел присутствующих затененными капюшоном глазами:

– Служить его сыну.

– Ха! – облегченно засмеялся задавший вопрос. – Тогда, выходит, нам нечего бояться! Пустыне-то, сказывают, уже лет сто. Сынок того мага небось давно сгнил в могиле!

– Я слыхал раньше истории о Проклятом, – задумчиво произнес сидевший по правую руку Токе Танжрин. – Но никогда я не слышал, чтобы его связывали с королем Веритасом.

– Да всем известно: Веритас был герой и погиб от рук темных лордов! А семью его убил и открыл ворота Вардэ генерал-предатель!

– Верно! И Холодные Пески создали черные маги! Уничтожить армии Света надеялись, да сами попали как кур в ощип!

– А где ты слышал эту историю, парень? – прищурившись на Кая через яркое пламя, спросил Карым.

– Да так, один старый ворон прокаркал, – улыбнулся тот уголками губ, – когда налакался медовухи.

В круге грянул дружный смех:

– Во дает, сказочник! А мы-то уши поразвесили.

– Ага, ты больше пьянчуг в кабаках слушай, они тебе еще не то наплетут!

– Во-во, лишь бы еще кружку поставили!

– Тьфу! Черное белым назовут, а белое – черным!

Мастер Ар смеялся вместе со всеми, только его глаза, которые Токе видел сквозь огонь, не смеялись. Языки пламени отражались в них, так что зрачки Каева господина казались алыми, как озера расплавленной лавы.

– Кстати, о королях и коронах, – коснулся струн своей лютни Аркон. Смех постепенно стихал, уступая место ее мелодичным переборам. – Я слыхал одну песенку от двух заезжих менестрелей. Они пели на тан. Приятель перевел для меня слова, хоть в них, на мой взгляд, и не много смысла. – Опять вокруг костра покатился смех. – Но это уж вам судить. Мелодия хороша, да и песню эту, ручаюсь, вы еще не слышали. Хотите послушать балладу о некоронованных?

В ответ со всех сторон донеслись согласные возгласы: в караване любили лютню Аркона. Над костром поплыли полные прозрачной грусти звуки, и охранный запел:

 
Некоронованная станет королевой,
Пусть на могиле еще невидим знак.
Будущее распахивает веер,
Прошлое сжимает его в кулак.
 
 
Сестра с братом сойдется,
Потерянный брат найдется.
 

Токе нравилась печальная мелодия, хотя он, как и сам Аркон, не слишком понимал, о чем или, точнее, о ком шла речь в песне. Он глянул на Кая, но тот сидел в той же застывшей позе и смотрел в огонь. Взгляд Токе случайно скользнул по золотых дел мастеру, и парня поразила произошедшая в нем перемена. Мастер больше не смеялся, даже ироническая улыбка исчезла с его губ. Гладкое лицо застыло непроницаемой маской; горящие, как угли, глаза ели Аркона. Почувствовав взгляд Токе, господин Кая откинулся назад, и его черты поглотила тень. А певец тем временем начал новый куплет:

 
Некоронованный вновь станет королем,
Бродяга, в чьих глазах печаль,
Чайка со сломанным крылом.
Сказано: сталь точит сталь.
 
 
Сестра с братом сойдется.
Потерянный брат найдется.
 
 
Мне – камень, и в камне меч,
Мне – трон, на котором кумир,
Не сумевший корону сберечь,
Смогу ли сберечь этот мир?
 
 
Бродящий по острому, как лезвие, замку,
Правящий всем, кроме себя.
 
 
Дикая роза дороже всего, что я есть.
Просящий милостыню смелее меня.
Мое отражение – демон, преследующий жизнь,
В надежде стать тем, чем однажды был я.
 
 
Сестра с братом сойдется,
Потерянный брат найдется.
 

Последние аккорды Арконовой лютни замерли в хрустальном воздухе. Токе снова глянул украдкой туда, где сидел Мастер Ар, но тот все еще скрывался в тенях. Место рядом с ним пустовало. Парень так замечтался под музыку, следя за полетом искр в ночное небо, что не заметил, как ушел Кай. Токе тоже поднялся. На него не обратили внимания в шуме голосов, просящих Аркона сыграть что-нибудь еще. Песня что-то размягчила в горце. Он хотел найти друга и поговорить.

В этот раз ему не пришлось прочесывать весь лагерь. Токе нашел Кая сразу за кольцом фургонов. Тот задумчиво стоял, глядя в пустыню. Горец тихо подошел и встал рядом. Луна убывала, и вокруг не было видно ни зги. На что было там смотреть?

– Хорошая песня, верно? Только слова непонятные…

– Там было что-то про дикую розу, не могу вспомнить, – к радости Токе тут же отозвался Кай.

– Да, как это… «Дикая роза дороже всего, что я есть. Просящий милостыню смелее меня». Трус, наверное, был этот некоронованный. И поделом, что потерял корону.

– Тогда я трус. У меня бы не хватило духу просить милостыню.

– Да ты что, Кай?! С чего бы тебе таким последним делом заниматься? Уж меч-то тебя всегда прокормит…

– Не сомневаюсь. Только тогда мне страшно будет взглянуть в зеркало.

– Слушай, с тобой все в порядке? Ты не заболел? – обеспокоенно спросил Токе, кладя руку на плечо товарища.

Плечо вздрогнуло под его пальцами, и в обычно ровном голосе Кая вдруг прозвучала мука:

– Нет, я не болен. Я просто… забыл розу.

– Да ты о чем? Послушай, брат, пойдем к кибиткам, ты сегодня весь вечер сам не свой, – попытался было увести приятеля в лагерь Токе. Но тот вырвал свою руку и повернулся к нему лицом:

– Ты прав. Я совсем не свой. Поэтому… держись от меня подальше, Токе, слышишь? Тебе нельзя со мной! – Пока Кай говорил, капюшон соскользнул с головы, открывая лицо. В его глазах блестели звезды.

Горец отшатнулся: так больно ударили его эти слова и этот взгляд.

– Тебя что, скорпион ужалил?! Или гайен бешеный укусил?! Ты не понимаешь, что говоришь!

– Не обижайся. Дело не в тебе, дело во мне. Я… – внезапно Кай замолчал, будто прислушиваясь к чему-то. – Я должен идти. Меня господин зовет.

– Я ничего не слышал, – пробормотал Токе, оглядываясь. Вокруг была только темнота. Когда он повернулся обратно, то место, где только что стоял Кай, тоже заполнила тьма.

ГЛАВА 8,
в которой на караван опускается меч

Много позже, оглядываясь на тот ночной разговор, Токе пришел к выводу, что все сказанное тогда Каем было попыткой защитить его; попыткой отвести в сторону меч уже нависшей над караваном судьбы. Но в тот вечер он чувствовал только горечь незаслуженной обиды.

Весь следующий день товарищ избегал его, и Токе, решив проявить гордость, оставил попытки вызвать его на разговор. Вскоре он позабыл о Кае, потому что Майкен наконец удостоила его вниманием, и все шло так, будто и не было вчерашнего мрачного вечера, когда парень чувствовал себя таким одиноким. А потом на них опустился меч.

Это случилось утром. Токе сидел на передке своего фургона и был положительно счастлив. Б о льшая часть пути до Церрукана осталась позади. Пока караванщики свертывали лагерь, ему удалось перекинуться парой слов с Майкен, и они договорились о встрече во время дневной стоянки. Парень насвистывал, то и дело поглядывая на солнце, словно пытаясь взглядом подтолкнуть ленивое светило на его медленном пути в зенит. Единственной тучкой, омрачавшей настроение Токе, было непонятное отчуждение Кая. Но переполненный любовью парень был уверен, что и это недоразумение скоро разъяснится.

Легкий на помине, Кай как раз появился откуда-то из головы каравана. Проезжая мимо золотых дел мастера, он едва заметно кивнул своему господину. Гренка заняла привычное место рядом с возком. Один кивок, одно маленькое движение, которому Токе обычно не придал бы никакого значения, которое бы даже не запомнил. Но в то утро внутренняя радость сделала его восприятие особенно острым, расцветив мир новыми красками и сделав выпуклыми мельчайшие детали. Он отчетливо запомнил этот момент и позднее многократно спрашивал себя: почему? И, когда ответ наконец пришел, он лишил Токе покоя.

Сколько раз потом он видел в ночных кошмарах невероятно медленное, как это бывает только во сне, движение черного капюшона вниз; взгляд невидимых глаз из-под его тени, встречающий тяжелый, как свинец, взгляд человека на вороном айране; тонкие алые губы, кривящиеся в довольной усмешке… Он открывает рот, чтобы что-то сказать, спросить о чем-то… и тут безмолвие разбивает грохот копыт, и все меняется: быстро, так быстро…

В облаке пыли мимо них пронесся на взмыленном коне Метик. Это могло означать только одно: что-то случилось. Токе привстал на передке, вытягивая шею, но не смог нигде разглядеть ничего подозрительного. В караване нарастало напряжение, люди перекликались, пытаясь выяснить, что происходит. Внезапно Метик возник прямо перед ним, едва сдерживая нервно грызущего удила коня:

– Корабль гайенов! Приказ Урмана: гони кибитки! Попробуем от них оторваться! – проорал охранный и устремился дальше вдоль цепочки возов, выкрикивая приказание воеводы.

– Где? Где? – завертел головой Токе, одновременно нахлестывая мулов. – Кай, ты видишь?

– Вижу парус на северо-западе, – в первый раз за день заговорил с ним попутчик.

– Ничего не вижу! – крикнул Токе, перекрывая дребезжание несущейся вскачь кибитки.

– Это потому, что парус голубой, сливается с песками.

– Они далеко?

– Трудно сказать. Может, пара миль.

– Думаешь, мы уйдем?

– Ветер слабый. Поэтому Урман пробует оторваться.

– А что тыдумаешь, Кай? Нам придется сражаться?

Тот немного помолчал:

– Думаю, придется.

Токе прищурился и захлопнул рот, чтобы туда не набилась летящая из-под колес отцовского фургона пыль. «Вот так! – думал он, подскакивая на тряском передке. – Решающий миг наступил, а я не готов, совсем не готов! Ну почему то, о чем так мечтал: настоящее испытание, настоящая битва, – должно произойти именно сегодня! Когда цель путешествия так близка, когда Майкен так близка, так опасно близка… – Он закусил губу. – Что ж, возможно, сегодня мне представится шанс спасти ее от гайенов – не в мечтах, а в действительности. Только лучше бы это навсегда осталось мечтой…»

– Ты будешь рядом со мной? – с надеждой спросил он Кая.

– Я должен защищать своего господина, – крикнул тот в ответ, и Гренка одним прыжком оказалась рядом с айраном Мастера Ара.

«А мы ведь путь и воду разделили, – горько подумал Токе, но тут же упрекнул себя за эгоизм. – Ведь у Кая действительно есть долг превыше дружбы». На какое-то время это была его последняя связная мысль. Управление фургоном требовало теперь всего внимания: кибитка неслась так, что колеса подпрыгивали, и она порой опасно кренилась, грозя опрокинуться. Из тучи пыли, которая поглотила убегающий от смерти караван, послышался голос Урмана:

– Всем стой! Ставь возы в круг! Занимай оборону!

«Видно, Кай был прав, – подумал Токе, натягивая вожжи. – Нам не уйти». Впереди послышался какой-то шум, невнятные крики… Возы встали, и поднятое ими пылевое облако начало оседать. Взгляду паренька открылось нечто, парализовавшее его и будто приклеившее к месту. Казалось, прямо перед ним из взвихренного песка вставал, закрывая небо, огромный парус цвета пустыни.

Выросший вдали от моря. Токе никогда не видел даже рыбачьей лодки. В рассказы караванщиков о крылатых кораблях, летящих через пустыню, он раньше не очень-то верил. Недаром говорили: тот, кто действительно видел каравеллу гайенов, уже ничего и никому не мог рассказать… И вот теперь корабль пустыни возвышался прямо перед их колонной, и какой же он был огромный! В пыли еще мало что можно было различить, но Токе увидел, как опал парус: судно остановилось – или надо было сказать «стало на якорь»?

Внезапно сзади тоже послышались крики. С северо-запада к каравану приближался другой парус, быстро вырастая в размерах. «Значит, их два!» – в каком-то странном возбуждении подумал Токе. Страшно пока почему-то не было. Ему только казалось, будто он уже все это где-то видел, только вот где – припомнить не мог.

– Не рассиживайся, сын, – твердая ладонь отца легла парню на колено. В другой руке Эсгер сжимал ножи, которые всю дорогу мирно пролежали в возке. – Вооружайся! Поспеши, нужно развернуть фургоны!

Токе заметил у отцовского пояса старинный аршак, который обычно украшал дома стену светлицы. К своему стыду, он сообразил, что до сих пор, как зачарованный, сидел на облучке, пока вокруг него кипела лихорадочная деятельность, а где-то впереди уже завязывался бой.

– Я сейчас, ата! – Токе дернул вожжи, разворачивая мулов, и тут же с ужасом понял, что ему не успеть!

Пыль, наконец, улеглась. Он увидел низкий нос корабля гайенов, с вырезанной на нем оскаленной собачьей головой, который придавил ведущий фургон. Кто там был? Кажется, Калле-гончар? Его кибитка завалилась на бок, одно колесо еще беспомощно вращалось. Рядом, вереща, бился в агонии мул; от второго видны были только задние ноги, торчащие из-под корпуса корабля.

С палубы сыпались в блеске обнаженного металла темные безликие фигуры. Над караваном разнесся леденящий душу звериный вой: смертельная песня гайенов. У Токе сжалось сердце, но он тут же одернул себя: «Чушь! Ведь удалось же Каю и господину Ару выжить. А золотых дел мастер и меча-то никогда не держал. И они отобьются, обязательно отобьются! Только нельзя теперь бояться, нельзя!»

Токе привстал на облучке, чтобы осмотреться, но тут же кубарем скатился вниз: мимо его плеча просвистела стрела и, прорвав полог, ушла в тюки с шерстью внутри фургона. Больше всего сейчас Токе хотелось забиться под повозку, прижаться к однажды уже спасшему его жизнь колесу и не высовываться. Но он пересилил себя. Поискал глазами: ни Кая, ни отца нигде не было видно. А Майкен? Еще в кибитке? И тут между повозками заскользили тени. Кай был прав: это действительно походило на атаку пустынных псов. Нападающие были повсюду: они возникали из ничего, как песчаные вихри, наносили удар и исчезали. Только вместе с ними часто исчезали и защитники каравана.

Два незнакомых силуэта появились у возка Танжрина и попытались накинуть на кузнеца сеть. «Да его ловят, как куропатку!» – мелькнуло у Токе. В нем закипала злость. Пожилой кузнец ловко разрубил сетку мечом, но товарищ бросившего сеть приставил острие своего клинка к груди Танжрина, вынуждая того бросить оружие. Гайен стоял спиной к Токе; второй не видел мальчишку, скрытого бортиком фургона. «Сейчас или никогда!» Горец вытащил из-за пояса метательный нож, глубоко вздохнул и, представив, что спина гайена – это та палка в заборе, которую он обычно использовал для своих упражнений, выбросил руку вперед. Нож по рукоять вошел между лопатками чужака. В то же мгновение меч кузнеца распорол живот второго гайена, и все было кончено.

На трясущихся ногах Токе подошел к Танжрину:

– Где… где женщины?

– Пока в кибитке. Там безопаснее, чем здесь. А ты молодец, парень! У тебя верная рука. Спа… – Кузнец не договорил. Из его горла прямо под кадыком высунулся окровавленный клюв стрелы, свет в глазах погас, и Танжрин повалился прямо на Токе, поливая его своей кровью.

Это парня и спасло. Мимо него протопали сразу несколько пар ног в странных, с загнутыми носами, сапогах. Но враги то ли не заметили мальчика под накрывшим его телом, то ли приняли его за мертвого. Повсюду была кровь. Токе поднял к глазам теплые липкие пальцы, и его скрутил рвотный позыв: где-то он уже это видел, в другое время, в другом мире, где ничего страшного с ним не могло случиться…

«Майкен!» – вдруг обожгла его мысль. Серая тень скользнула под полог Танжринова возка, оттуда послышались женские крики. С трудом оттолкнув тяжелый труп, Токе поднялся на ноги и отдернул полог. Гайен стоял на коленях спиной к нему, обеими руками прижимая к полу отбивающуюся Майкен. Назанин без движения лежала в углу, на ее губах выступила кровь. Воин обернулся на свет, и Токе прыгнул на него. В нос ему шибанул чужой мускусный запах. Противник оказался силен и гибок, но у горца было преимущество внезапности. Лезвие ножа вошло гайену под ребра, тот захрипел, дернулся и затих. Токе выдернул нож и отер его об одежду врага. Надо бы найти тот, что засел в спине первого гайена.

Майкен немного опомнилась и металась теперь между своим спасителем и матерью, не зная, кто больше нуждается в помощи. «На мне же кровь кузнеца!» – сообразил Токе. Убедив девушку в том, что с ним все в порядке, и велев ей оставаться с Назанин в фургоне, парень высунулся наружу. Из горла его вырвался крик: сразу трое гайенов атаковали отца. Аршак Эсгера вращался в воздухе так быстро, что движение лезвия сливалось в сплошной размытый круг. И все же враги наступали, тесня отца к борту фургона. Дальнейшее произошло очень быстро. Токе заметил, как между колесами повозки что-то мелькнуло. «Снизу, ата!» – крикнул он, но было уже поздно. Подло подкравшийся сзади гайен дернул Эсгера за ноги, и тот упал прямо на подставленные мечи. Кровь брызнула на голубое от пыли полотнище кибитки…

В глазах парня помутилось. Он не помнил, как оказался на земле, как подхватил чей-то меч – прямой, не аршак. Только вдруг этот меч уже вошел в чье-то, оказавшееся неожиданно твердым тело, и в ушах Токе зазвучал страшный, звериный вопль – его собственный вопль… Вытащить меч обратно он уже не смог. Следующий гайен подавился последним метательным ножом, который влетел ему прямо в рот, ломая зубы. Что будет дальше, было Токе все равно. Он стоял с ножом для ближнего боя в руке перед двумя гайенами, легко помахивающими длинными волнистыми мечами. По их глазам горец понял, что брать его в плен они не будут.

Один из «псов» замахнулся, чтобы одним ударом снести его голову с плеч… Но распростился со своей собственной, откатившейся под Эсгеров фургон. Второй гайен повернулся к возникшему из ниоткуда противнику, но слишком медленно: его грудь уже пронзил, завершая дугу, залитый кровью товарища клинок.

– Кай, – спокойно констатировал Токе.

– Что тут у тебя? – Аров слуга где-то потерял свой плащ и айрана, но в целом выглядел точно так же, как и перед началом боя, будто происходящее не касалось его.

– Отец… – выдавил Токе, указывая окровавленной рукой на труп Эсгера.

– Ему уже не поможешь. Сам как? – быстро говорил Кай, ощупывая товарища.

– Это чужая кровь! – выкрикнул Токе, отталкивая заботливые руки.

– Хорошо. Найди себе меч! Я поймаю лошадей.

Горец упал на колени перед отцом. Эсгер лежал лицом вниз. Распоротая в нескольких местах поддевка на его спине намокла и потемнела; под телом тоже растекалась черная лужа, быстро впитываясь в иссохшую землю пустыни. «Вот и хорошо, – почему-то подумал Токе. – Собакам ничего не останется». Рука отца все еще сжимала аршак, который когда-то принадлежал деду Токе, а еще раньше – прадеду… «Теперь этот меч по праву мой, и им я свершу свою месть. Вот только отца этим все равно не вернешь…»

Высокий звериный вой слышался, казалось, со всех сторон. Горец осторожно вытащил аршак из безвольных пальцев и выпрямился: везде, куда он бросал взгляд, были враги. Караван больше не существовал. Кое-где догорали последние очаги сопротивления. Перед Токе возник Кай верхом на Гренке и с лошадью охранных в поводу:

– Давай на коня, Токе! Надо уходить!

– А где Гурам? – спросил парень, опознав серого в яблоках жеребца.

– Там же, где все остальные. Уходить надо, слышишь?

– Значит, драпать? – устало произнес Токе.

– Можешь предложить что-нибудь получше? – поинтересовался, гарцуя на Гренке, Кай.

– А как же господин твой? Или его тоже… – Горец дернул головой в сторону лежащих на песке неподвижных тел.

– Мастеру Ару моя помощь больше не понадобится, – сухо отрезал всадник и сунул товарищу поводья Гурамова коня.

– Надо забрать Майкен и ее мать! – решился Токе и бросился к кибитке Танжрина. Отдернул полог и… в ужасе замер на пороге. Повозка был пуста – за исключением трупа заколотого им гайена.

– Майкен пропала! – отчаянно крикнул он и бросился к лошади.

– Эй, нам не туда! – ухватил серого под уздцы Кай, заметив намерение Токе направить коня вдоль разбитой колонны.

– Это тебе «не туда»! Хочешь драпать – драпай! Тебе не впервой. А я отсюда без Майкен не уйду! – Токе сбросил руку товарища и ударил серого пятками. Через мгновение Кай оказался рядом с ним.

– Ты Майкен здесь не найдешь, только смерть! – кричал всадник Гренки, отбивая взмахами меча летящие в них стрелы. Токе ничему не удивлялся, в нем вообще не осталось эмоций. Он просто должен был найти Майкен, найти ее – и все!

– Ей, наверное, удалось бежать в пустыню! Может, охранные ее вывели. Уходить надо! – повторял Кай, но горец не слушал его. Они промчались, казалось, через весь караван или то, что от него осталось. Аршак Токе рубил, заплечный меч Кая колол. На них пытались набросить аркан, подстрелить из лука, но всадники неслись дальше, как заговоренные. Повсюду были разорение, кровь и смерть, но ни следа Майкен или Назанин, ни живых, ни мертвых.

– Говорю тебе, они ушли в пустыню! И нам туда надо! – настаивал Кай. Он хлопнул ладонями в воздухе прямо перед лицом товарища и удивленно уставился на пойманный металлический предмет с зазубринами по краю. – Такого я еще не видел!

Токе развернул лошадь:

– Ладно, поищем в пустыне!

Кай бросил предмет туда, откуда он прилетел и, не глядя на результат, послал Гренку за конем Гурама. Их не преследовали: гайены были слишком заняты разграблением каравана. Они уже отъехали несколько сотен метров от места боя, как вдруг Токе резко осадил лошадь. Майкен и ее матери действительно удалось бежать в пустыню. Но они не ушли далеко. На песке лежала мертвая лошадь и прошитый копьем охранный. Теперь женщин защищал только Аркон – один против пяти.

– Майкен! – Всадник так рванул узду, разворачивая коня, что серый с криком встал на дыбы. Дорогу ему заступила Гренка.

– Им уже не поможешь, Токе. Надо уходить, – голос Кая был очень ровен.

– Они еще не мертвы!

– Будут через пару минут! И мы с ними, если не поторопимся. Я не позволю тебе убить себя!

– С дороги! – Токе приставил отцовский аршак к горлу Кая. – Давай, беги, трус! А я сам за себя решу!

Гренка попятилась, и серый в яблоках пролетел мимо ее оскаленной морды. На товарища Токе не оглядывался. Он видел, как Аркон упал, пораженный в грудь. Видел, как гайены заломили руки Майкен за спину; как Назанин бросилась на одного из них с выхваченным из высокой прически стилетом и вонзила его врагу в бок; как сама упала на песок с отрубленной по плечо рукой и была мгновенно заколота копьями. И тут он оказался прямо над похитителями Майкен. Гурамов жеребец не был обучен драться так, как айран. И все же он сбил мощной грудью одного из гайенов. Токе рубил остальных направо и налево с высокой конской спины, пока что-то гибкое и прочное не ужалило его в шею и не стащило наземь, где на него набросилось сразу несколько врагов. В свалке, где он пустил в ход все, включая кулаки и зубы, Токе потерял представление о том, что творилось вокруг.