Текст книги "Глаза ворона"

Автор книги: Татьяна Русуберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Токе, которому обстоятельства их первой встречи врезались в память каленым железом, краснел и подходить к девушке не решался, не то что заговорить с ней. Через отца и их спутников он постепенно выяснил, что мать Майкен, Назанин, была уроженкой Церрукана, выданной замуж за одного из уградских купцов. Дела у того шли не слишком хорошо, он в конце концов разорился и умер, а Назанин осталась на чужбине с дочерью и без гроша в кармане. Теперь они, кое-как наскребя плату за проезд, пробирались к родственникам в Церрукан. Женщины в караванах были делом редким, поэтому едва справившая шестнадцатилетие девушка, к тому же красотка, пользовалась у молодых мужчин повышенной популярностью.

Дисциплина в караване была жесткая, и все же во время долгих переходов то один, то другой охранный умудрялись просачиваться к возку кузнеца, чтобы, гарцуя, развлечь Майкен разговором, пока их не шугала ее мать или Урман. Особенно часто появлялся там красавец Аркон, про которого среди охранных шла слава охотника за юбками.

К отчаянию Токе, ему оставалось только признать, что для женщин юный воин со своей лютней, берущим за душу голосом и рельефной мускулатурой должен быть просто неотразим. Что думала об Арконе Майкен, сказать было сложно. Но, сидя на козлах своего возка, Токе часто слышал серебристый смех девушки, именно когда проклятый менестрель был рядом. За широким задником отцовской кибитки Токе не мог разглядеть, что происходит у возка кузнеца. Ему оставалось только кипеть от ревности и надеяться, что Майкен не такая девушка, чтобы купиться на дешевые трюки голубоглазого ловеласа.

О том, чтобы попросить отца поменяться местами, парень и думать не смел – вдруг отец и остальные догадаются о его тайной страсти и поднимут на смех? Да и потом, ну чем он, Токе, мог привлечь такую красавицу? Ростом он не вышел, лицо у него было самое обычное, да еще в конопушках, только умножавшихся от яркого пустынного солнца. Глаза – вовсе не голубые, а обыкновенные, серые, украшали длинные и пушистые, как у девчонки, ресницы – вечный предмет насмешек деревенских пацанов. Да еще и уши, причина неисчислимых огорчений их обладателя, не желали, как им полагалось, чинно прилегать к короткостриженой голове, давая пищу для разнообразных прозвищ вроде «Лопуха» и «Летучего Мыша». Так куда ему тягаться с таким, как Аркон, щеки которого уже покрывала густая борода, украшение мужчины, такая же удивительно светлая, как локоны спадающих на широкие плечи волос?

На стоянках Токе наблюдал за Майкен на расстоянии. В добровольных помощниках у нее недостатка не было, а другого предлога, чтобы подойти к девушке, парень придумать не мог. Вот и теперь он лежал в темноте и ломал голову, как бы привлечь внимание Майкен, не представ при этом в смешном свете. Его фантазия услужливо рисовала яркие картины, где он, Токе, в одиночку спасал девушку от напавших на караван гайенов, выносил на лихом коне из светящегося голубым «следа дьявола», вытаскивал из зыбучих песков… И каждый раз Майкен награждала своего спасителя нежным взглядом и поцелуем… На этом приятном месте Токе и заснул, и даже храп отца не тревожил его здоровый сон.

ГЛАВА 2,
в которой в караване появляются чужаки

Токе поймал себя на том, что у него слипались глаза: «Вот еще, не хватало задрыхнуть и свалиться с козел – то-то будет смеху!» Несмотря на то что он хорошо выспался ночью, монотонность путешествия и однообразие пейзажа нагоняли скуку, усыпляли…

Холодные Пески между Вахтенными Горами и Церруканом представляли собой плоскую, как блин, голую равнину, по которой гуляли ветра, несшие с собой легкий, как пепел, забивавшийся повсюду голубоватый песок. К востоку и западу поднимались высокие дюны, но здесь бесплодная земля пустыни была тверда, как камень, и покрыта мелкими трещинами да иногда – тонким слоем песка, на котором пустынный ветер-суховей рисовал причудливые узоры. Именно эта особенность ландшафта и открывала путь многочисленным караванам купцов, спешащих до зимних бурь догнать свои кибитки до Церрукана. Там они продавали шерсть, меха, ткани, оружие, драгоценные каменья, изделия из золота и серебра и привозили обратно тонкие специи, шелка, масла, книги, ковры, изящную утварь и такие чудные горшки, что их и горшками-то назвать было неловко…

Чтобы не заснуть. Токе принялся размышлять о чудесах, ждущих его в сказочном городе Церрукане по окончании долгого пути: одни рассказы бывалых о тамошних базарах чего стоили! Но тут внимание его привлек знакомый серебряный колокольчик: смеялась Майкен, невидимая за кибиткой Эсгера. В смех ее вплетался ненавистный бархатный баритон и нежный перебор струн. «Точно, опять этот проклятущий Аркон со своей бренчалкой! Вон как незаметно прокрался, словно лис в курятник!» – парень прислушивался до звона в ушах, но, как всегда, за звуками движения многих повозок не мог разобрать, о чем говорила парочка.

«Знаю я, о чем он треплется, – стиснув зубы, думал Токе, которого настойчивость Аркона раздражала все больше и больше. – Вот бахвал, муха назойливая, все жужжит и жужжит! Небось уже все гайены и пустынные тролли его – язык-то хорошо подвешен! И Урман небось у него в воеводах ходит только оттого, что сам годами не вышел… Тьфу, краснобай недобитый, знает, на что девицы падки! Где же Назанин, спит, что ли? Нет чтобы шугнуть незваного ухажера! А Урман? Аркону место в охранении, на периметре каравана, где он сейчас каждый кустик колючки глазами обшаривать должен. А он, змей, глазами гдешарит?!» От этой мысли Токе бросило в жар. Он уже совсем было решился предпринять что-нибудь отчаянное – и плевать, пусть над ним потом хоть весь караван смеется и пальцем указывает, – как вдруг небо словно ответило на его молитвы.

Аркону свистнули, и он с зачехленной лютней у седла мгновенно оказался на положенном ему месте, в левом крыле охранения. Там что-то происходило: воины как один глядели на восток, тихо о чем-то переговариваясь; один указывал рукой куда-то в сторону горизонта. Проследовав взглядом в том направлении, Токе с трудом различил маленькое облачко пыли, медленно, но верно приближающееся к каравану: «Неужели это – нападение?» Кое-кто из возчиков, видимо, тоже заметил темное пятнышко на горизонте. Раздались встревоженные возгласы, и караван стал замедлять ход.

По левому флангу пролетел на своем красавце-вороном Урман: «Вперед! Вперед! Не останавливаться! Без приказа не вооружаться! Вперед!» Возки возобновили движение, но над караваном нависла напряженная тишина. Признаться, сейчас Токе гораздо лучше чувствовал бы себя на козлах рядом с отцом, со своими верными ножами на поясе… и если бы Майкен была у него на виду. Кто-то попытался расспросить охранных об опасности, но те только рявкали в ответ слова Урмана: «Не останавливаться! Оружие без приказа не брать!»

Хотя люд в караване подобрался в основном купеческий, мечом владели все. Без этого было нельзя: при серьезном нападении одна охрана не справилась бы, тут уже каждый хватался за все, что мог. По велению Урмана оружие путешественников сложили в возках, так, чтоб на поясе не болталось, но было под рукой. Опытный вожак караванов, он знал, как легко одуревшие от жары, жажды и тяжелого однообразного пути люди завязывают ссоры, как легко выскакивает из ножен аршак или кинжал… Особенно когда среди путешественников – женщины. Брать их с собой вообще считалось дурной приметой. Но Урман не был суеверен, да и отказать нуждающейся пожилой вдове с дочерью язык у него не повернулся. Сейчас, наверное, кое-кто в караване уже косо посматривал на возок кузнеца Танжрина.

Тут Токе, у которого резало глаза от яркого солнца, наконец разглядел, что пылевое облачко скрывало не крылатый корабль гайенов, а всего лишь двух сизых от пыли всадников на таких же сизых, вспененных лошадях. «Откуда люди здесь, посреди пустыни? – размышлял Токе, сгорая от любопытства. – Может, все-таки гайены? Но почему тогда только двое?» При виде всего двух конных по каравану пронесся вздох облегчения. Теперь все возчики тянули шеи, чтобы получше разглядеть нежданных гостей, и обменивались разноречивыми предположениями:

– Говорю тебе, гайены это, собаки пустынные!

– Да не, какие гайены! Те безбородые, а у этого, что повыше, глянь, какая метла под носом!

– А второй-то, второй? Там бороды не видать.

– Ага, зато меч заплечный! Ты такой у гайена видал?

– Ежели бы видал, то мы бы с тобой, родной, сейчас не разговаривали.

– А может, они от каравана отбились? Здесь заставский должен был пройти до нас…

– Как отбились? На привале их что ли, спящих позабыли, за кусты колючки приняли?

– Да подохли бы они в песках без каравана-то! За едину ночь в ящик сыграли!

– А глянь, глянь, кони-то как хороши!

– Говорю, гайены!

Кони под неизвестными всадниками были и правда хороши. Теперь, когда они подскакали ближе, Токе узнал благородных айранов, которых церруканцы не зря называли «ветер в дюнах». Во всем караване только у воеводы Урмана был жеребец-айран, злой, выносливый и быстрый, как ветер. Эти рожденные для скачки в пустыне кони стоили целое состояние…

Теперь Урман в сопровождении еще двоих охранных выехал вперед, навстречу чужакам. Токе мало что мог рассмотреть под толстым слоем покрывавшей их пыли. Он приметил только, что высокий был, кажется, безоружен, но держался уверенно, как господин. Голову его покрывала намотанная слоями черная ткань, оттого многие и приняли его за гайена. Второй всадник, пониже и поуже в плечах, был и вовсе скрыт под когда-то, видимо, черным, а теперь сизым плащом. Только нижняя, безбородая часть смуглого лица виднелась из-под капюшона да торчала из-за правого плеча мечная гарда. Еще Токе обратил внимание на привязанный у седла длинный лук, но тут подъехавшие охранные заслонили чужаков, и он, как ни тянул шею, ничего интересного больше разглядеть не мог. Вскоре вереница кибиток и вовсе скрыла от Токе происходящее: приказ о движении никто не отменял.

Если бы Эсгеров сын мог каким-то чудом слышать шедший в сотне шагов от каравана разговор, глаза его наверняка бы округлились, и он бы опять подвергся риску свалиться с козел – на сей раз от возбуждения.

– Кто такие? Откуда? – сразу перешел к делу Урман, осаживая скалящего зубы вороного перед чужаками и преграждая им путь.

– Да будет прохладна вода в колодцах на вашем пути! – вежливо поприветствовал охранных высокий и бородатый. Его жеребец потянулся укусить нового родственника, но был призван к порядку твердой, затянутой в перчатку рукой. – Ар из Заставы, золотых дел мастер. А это – мой слуга. Наша кибитка шла с заставским караваном. Два дня назад он был захвачен и разграблен гайенами. Нам удалось бежать. Мы шли по солнцу и звездам на юго-запад, надеясь встретить купцов из Лука, и вот наконец встретили…

Урман смерил заставцев подозрительным взглядом:

– Что-то на твоем слуге, ювелир, больно много железа навешано. Открой лицо! – обратился Урман прямо ко второму всаднику, который прятался в тени капюшона. Тот не шелохнулся. Гарцевавший рядом с ним Карым протянул руку – капюшон сдернуть – да не тут-то было! Прежде неподвижный и тихий, меченосец вдруг взорвался движением, и кисть воина оказалась в стальном захвате смуглых пальцев в дюйме от капюшона. Охранные схватились за оружие, но тут назвавшийся Аром бородатый легко кивнул. Его спутник выпустил руку Карыма и открыл лицо.

Метик и его товарищ отшатнулись, чураясь и хватаясь за амулеты, но воевода только прищурился:

– Если бы не та штука, что он проделал с Карымом, я подумал бы, что малый слепой… Что у твоего слуги с глазами, почтенный Ар?

– Он таким родился. Но, как ты сам изволил видеть, благородный воевода, видит он не хуже твоих воинов. А железо, как ты изволил выразиться… Жизнь у меня одна, а товар таков, что привлекает многие алчные сердца. Сам я не воин, но привык не отправляться в странствие без пары надежных, с мечом сроднившихся рук…

– Ага, а этот, значит, сроднился? Меч-то для тебя не тяжеловат, парень?

За спиной Урмана прыснули. Спутники воеводы разглядели, что напугавшее их поначалу лицо принадлежало парнишке на вид не старше шестнадцати-семнадцати лет, и теперь старались загладить промах. Тот смотрел на них спокойно, даже безмятежно, и таким же был его голос:

– Сроднился или не сроднился, но от гайенов мы ушли, а вас, весельчаков, порезать – не много надо…

Смех мгновенно смолк, и охранные опять потянулись к мечам, но Урман остановил их одним движением и оттер назад:

– Значит, он у тебя, почтеннейший, все-таки даром речи владеет.

– И язык у него небось раздвоенный, как у пустынного гада… – донеслось тихо откуда-то из-за спины воеводы.

– Карым! – прикрикнул Урман. А затем обратился прямо к бородатому: – Так где, ты говоришь, мастер, напали на вас гайены?

Токе не поверил своим глазам, когда, оглянувшись на цокот копыт, увидел двоих чужаков, направляющихся вслед за Метиком прямехонько к возкам Эсгера. Он не успел еще ничего сообразить, как охранный, зло осадив коня, рявкнул:

– Вот, почтенный Эсгер, принимай гостей! Урман решил, что они будут при твоих кибитках. Ты не серчай, только вы с сыном вдвоем едете, место у вас есть… Дай им воды да чего-нибудь пожрать: их караван гайены разграбили, так они двое суток почитай ящерицами пробавлялись. Да, вот оружие прими! – И Метик стал сгружать меч, лук, колчан со стрелами и целую коллекцию разнокалиберных ножей на передок отцовского возка.

– Да тут целый арсенал! – вырвалось невольно у Эсгера.

– Что пропадет – ты в ответе, – буркнул охранный и, развернув лошадь, исчез в столбе пыли.

– Что ж, ваш путь – наш путь, наша вода – ваша вода, – чинно поприветствовал отец вновь прибывших, а те повторили священную формулу пустыни за ним. – Я – Эсгер-горец. А там вон мой сын, Токе. Из Малых Подхватов мы. Едем шерсть и руно торговать. А вы какие будете?

– Ар из Заставы, ювелирных дел мастер, – ответил чернобородый и кивнул на спутника, закутанного, несмотря на жару, в темный плащ с поднятым капюшоном. – Слуга мой. Благодарим за гостеприимство.

– Не стоит благодарности. Парня-то как звать?

– Каем.

– Ну, вот мы как, пожалуй, сделаем. Ты, почтенный мастер, полезай-ка ко мне на передок. Ноги-то небось затекли – столько верхами скакать. А у меня тут и питье, и снедь какая-никакая. А парень твой – Кай? – пусть к моему подсаживается. Так и лошадкам вашим полегче будет, а уж на отдыхе мы о них позаботимся…

Так, не успел Токе и глазом моргнуть, а пропыленный Аров спутник уже гарцевал рядом с его возком: «Твой путь – мой путь. Моя вода – твоя вода». Вот уж чего-чего, а воды в бурдюке у седла айрана давно уже не было. Токе заметил, как потрескались и запеклись губы в тени капюшона. Его разбирало любопытство, и в другое время, ну вот еще год назад, он бы закидал вновь прибывшего градом вопросов. Но теперь Токе был взрослым мужчиной, да еще караванщиком, а караванщику не подобало утомлять расспросами и так усталого и измученного жаждой путника. Парень молча подвинулся на козлах, и Аров слуга на удивление легко вскочил на передок и уселся рядом с ним. Токе нашарил флягу с водой и хлеб и предложил новенькому. Тот принял все с благодарностью и начал медленно, понемногу пить, изредка отламывая кусочек хлеба.

– Да ты пей, ешь, не стесняйся! – расщедрился Эсгеров сын. – У нас еще есть.

– Нельзя. Вырвет, – хрипло произнес новичок. – Мы не пили давно.

– Аа, – теперь Токе сам чувствовал себя зеленым новичком, не знающим пустынных законов.

Он не мог больше найти, что сказать, и, стараясь не пялиться на соседа, попробовал сосредоточиться на своих мулах, мирно трусивших впереди. Это не очень-то получалось, и Токе наконец не выдержал:

– Это правда, про ящериц?

– Про каких ящериц? – перестал жевать парень.

– Ну, про то, что вы их ели? – Токе уже начинал чувствовать себя глупо, но на запыленном лице, точнее, на его видимой нижней части вдруг блеснула улыбка:

– Живот подведет, еще не то слопаешь!

– Значит, правда! А какие они на вкус?

– Поймай да попробуй.

– Да ладно, мы пока тут сытые.

Новый попутчик явно начинал Токе нравиться. Он подумал, что достаточно выдержал паузу, и теперь пристойно будет завязать непринужденную беседу.

– Так тебя, я слышал, Каем зовут?

– Правильно слышал.

– А я – Токе, сын Эсгера из Малых Подхватов.

– Будь здоров, Токе из Подхватов.

– И ты будь… Слушай, а твой хозяин, почтенный Ар, он, верно, великий воин?

– С чего ты взял? – покосился на соседа капюшон.

– Ну а как же вы от гайенов отбились?

– А кто сказал, что мы от них отбились? – Кай вручил Токе полегчавшую флягу и едва тронутый хлеб.

– Так Метик сказал, что на ваш караван пустынные псы напали!

– Ну, положим, напали. А айраны на что? – Хозяин похлопал шагающего рядом коня по крутой запыленной шее с темными потеками пота.

– Вы что, караван бросили и… драпанули? – недоверчиво протянул Токе.

– Драпанули, – повторил Кай медленно, будто пробуя новое слово на вкус. – Ну да, можно и так сказать.

Токе не мог поверить своим ушам:

– Как же… Как же вы могли?! Там же… ваши товарищи остались, женщины, может, дети! Да… – Токе замялся, подыскивая аргументы, – ваше же собственное добро!

– Ну, товарищей, положим, у нас никаких там не было, а уж женщин и детей подавно – одни здоровенные мужики. А добро – это дело наживное, – усмехнулся Кай. – Они вот тоже за свое добро держались, а теперь – кто мертвый лежит, а кого в рабство угнали. А мы вот здесь, и заметь – живые!

– Да… как же это можно! – Симпатия к соседу испарилась у Токе так же быстро, как и возникла. – У вас же было оружие, не одному воину бы хватило, я видел. Да и хозяин твой вроде не робкого десятка. Что же, – прищурился Токе, – если на наш караван нападут, вы тоже так, – он гневно махнул вожжами, – драпанете?

Мулы от неожиданности дернули вперед и встали, а сзади послышался рев меховщика Маждара:

– Типун тебе на язык, обалдуй! Смотри лучше, куда правишь!

Токе дрожащими руками выправил повозку и дальше ехал молча, глядя прямо перед собой. Спутник его тоже молчал. Парень ощущал на себе его тяжелый, будто ищущий что-то взгляд, но головы не поворачивал.

– Мы с вами путь разделили. Я с тобой разделил, – наконец тихо донеслось из-под капюшона.

– А с теми вы что, не делили? – горько отозвался Токе.

Кай не ответил.

ГЛАВА 3,
в которой Токе поневоле обретает друга

Они так и ехали, молча, пока не настала пора становиться на ночлег. Хоть и помрачневший, Токе старался, по обыкновению, во всем отыскать светлую сторону, и таковая у появления в караване незнакомцев, несомненно, была. Встревоженные известием о недавнем нападении гайенов, охранные удвоили бдительность, и Арконовы посещения кибитки Майкен прекратились. «Надолго ли?» – вздохнул Токе.

На ночь повозки, как обычно, согнали в круг, выставили часовых, а в центре круга развели костер, у которого тут же засуетились Назанин с дочерью. Спутник Токе, все так же молча занялся лошадьми. От помощи Каю парень отвертелся: ему, мол, довольно было и мулов. От Токе не укрылось, что мужчин вокруг Майкен увивалось этим вечером меньше, чем обычно. Большинство из них собралось вокруг мастера Ара: порасспросить пришельца да снять шапку по печальной участи заставского каравана. Со временем в том же направлении откочевала и Назанин, очевидно на сегодня сочтя подслушивание мужских разговоров задачей более важной, чем надзор за дочерью. Может быть, поэтому, Токе не удивило, когда Майкен окликнула его, прося помочь. С мулами он уже управился и обрадованно поспешил к костру: настал его звездный час!

– Нужна помощь? – произнес он с холодком, а у самого сердце скакнуло куда-то в уши при виде остановившихся на нем черных глаз с поволокой.

– Тебя, кажется, Токе зовут, ты – сын Эсгера-горца?

– Он самый. А ты – Майкен…

– Дочь Иба уградского. Не поднесешь ли еще топлива для костра, Токе?

– Я… я щас, мигом! – просиял помощник и рванул с места. Начало было исключительно многообещающим: девушка уже назвала его по имени! Он не помнил, как оказался обратно у костра – несся, не чуя ног и веса кизяковых брикетов.

– Ты быстро, – похвалила Майкен, и Токе невольно заулыбался, уже не боясь показаться глупым. – Тут вот клубни и коренья для супа. Ты не поможешь почистить?

– Давай, – буркнул парень, стараясь подавить счастливую улыбку.

Пока он рьяно вонзал нож в невинные овощи, Майкен порылась в мешочке со специями, что-то вынула оттуда и мелко покрошила в кипящую воду. Девушка помешала варево, и от котла пошел такой дух, что у Токе рот наполнился слюной. Наблюдая одним глазом за ее ловкими, изящными движениями, он чуть не отрезал себе палец.

– Осторожно! – воскликнула Майкен, и парень тут же пожалел, что палец был невредим. Поранься он, возможно, девушка перевязала бы его своим платочком…

– Токе, – начала вдруг она немного робко.

– Да?

«А что, если сегодня ему достанется больше, чем платочек?»

– Слушай, этот твой попутчик, кажется Кай… Каков он?

– Что значит, каков? – Парень не ожидал такого вопроса и потому был совершенно сбит с толку.

– Ну что ты о нем думаешь? Ты видел его лицо? Он… хорош собой?

– Лица не видал. Небось урод, раз морду прячет, – мрачно сообщил Токе. – А так – тощий и ростом не вышел. Хочешь знать, что я о нем думаю, так скажу честно: малодушный и трус, только о спасении собственной шкуры думающий… И вообще, не понимаю, чего мы сейчас о нем говорим! Будто бы темы другой не нашлось… – Тут он поднял глаза от работы и осекся, встретившись с пылающим взором Майкен, в гневе раздувающей тонкие ноздри.

– Урод!.. Трус!.. И это ты о человеке, чудом от смерти спасшем своего господина, собак-гайенов разившем, не жалея живота своего! А кто ты сам-то есть?!!

У Токе от такого заявления в полном смысле слова отпала челюсть. Когда дар речи снова вернулся к нему, парень рассмеялся:

– Да кто тебе такое порассказал? Он сам?

– Нет, не он! Его господин, Мастер Ар! И не мне, караванщикам, да я слышала! И сегодня у костра еще прилюдно повторит.

Токе задыхался, мысли его мешались:

– Погоди, мы точно о Кае этом говорим малахольном?

– Сам ты малахольный! – выпалила его любовь и бросила в него куском кизяка.

– Погоди, – взмолился Токе, все еще пытаясь дойти до сути. – Он же сам мне рассказал, как они с ювелиром этим от гайенов драпали, караван бросили!

– Драпали! Поганое слово с поганого языка! Да! Они бежали! Отбили у врагов коней и бежали! Но когда больше не было уже надежды, когда защитники были перебиты… А знаешь, сколько там было гайенов? Два корабля!!! Убирайся с глаз моих, ты, завистливый, злоязычный, дрянной мальчишка!

Последние слова ударили Токе уже в спину. Бледный, со сжатыми кулаками и полными слез глазами, он шел к отцовским возам, где чистил лошадей не подозревающий о разыгравшейся у костра сцене Кай. Обиходив Мастерова Кекса, он начал соскребать слой пыли и пота с полукровки Гренки. Кобыла показала наконец миру свои необычные, похожие на коровьи пятна, но Токе их не оценил. Перед газами его все плыло. На полном ходу он бросился на Кая, развернул его, вцепившись в плащ, и прижал спиной к стенке фургона:

– Ты что, герой хренов, истребитель гайенов, наврал мне с три короба?! Дурака решил из меня сделать?! – орал Токе прямо в ненавистную, скрытую под капюшоном даже в прохладе вечера рожу. – Ты поэтому глаза прячешь?! – Он потянулся рвануть дурацкую тряпку… Но поймал только воздух. Припертый к стене парень, неизвестно как, вывернулся из захвата и теперь спокойно стоял чуть поодаль:

– Я не врал.

– Да, а кто же тогда врал?! Твой хозяин, золотых дел мастер?

– А что он сказал?

– А что вы – герои, что вы гайенам дали бой и айранов этих у них в схватке отбили… Или слова твоего хозяина такие же фальшивые, как его золото?

– Ты не знаешь, о чем говоришь. – В голосе из-под капюшона прозвучали угрожающие нотки, вся закутанная в плащ фигура словно подобралась. – Слову Мастера Ара должно верить.

– Тогда выходит, ты врун и подлец! – С этими словами искатель справедливости бросился на Кая, но встретил только воздух и растянулся в пыли.

– Оставь, Токе!

Но тот не слышал. В ушах у него шумела кровь, и он снова прыгнул на обидчика, целясь кулаком куда-то под капюшон. Руку Токе словно зажало в тисках, вывернуло, и он, нелепо кувыркнувшись, пропахал носом песок. Перед глазами у него завертелись звезды: слишком рано сегодня стемнело. Но парень снова поднялся и, несомненно бросился бы в атаку, если бы несколько пар сильных рук не удержали его, вывернув локти.

– Довольно! – прогремел голос Урмана, а за его спиной послышался бас Эсгера:

– Что здесь происходит? Сын, почему у тебя кровь?

«Кровь? – подумал Токе. – Ну точно, расквасил себе нос, недотепа, а до хмыря этого даже не дотронулся!» В глазах у него прояснилось, и он увидел, что «хмыря» тоже держат несколько рук, но скорее символически, потому как стоял он спокойно и попыток вырваться не делал. Эсгер наконец добрался до сына сквозь толпу и как следует тряхнул его за шиворот:

– Что ты опять натворил, Токе?

– Он… Я… – Парень беспомощно замолчал. Его внезапно осенила мысль, что между словами Кая и его господина, в общем-то, не было большой разницы. Вся разница была в том, как подавали они одну и ту же историю… «Может ли быть так, что оба не лгут, оба говорят правду? Может ли быть две разных правды?» – тут Токе совсем запутался. Спасло его появление золотых дел мастера:

– Прошу прощения за беспокойство, Урман-батырь, – черной тенью скользнул он сквозь толпу к своему слуге. – Этого больше не повторится, ведь верно, Кай? Как ты мог избить сына человека, чью воду ты пьешь?!

– Да я и пальцем его не… – Затянутая в перчатку рука наотмашь смазала по затененному капюшоном лицу, и слуга сплюнул кровь.

– Этого больше не повторится, верно? – мягко повторил Мастер Ар, и от его негромкого голоса у собравшихся почему-то мурашки побежали по коже.

– Да, господин, не повторится, – без выражения подтвердил Кай.

– Вот и хорошо, – заявил Урман, оглядывая разошедшихся юнцов. – Потому что драк в караване я не потерплю! Еще раз сцепитесь – и я вас стреножу, как мулов! Это ясно?

– Ясно, – пробурчали нехотя оба.

– Тогда просите друг у друга прощения. Ну!

После небольшой заминки Кай шагнул навстречу Токе, вытянув руки ладонями вверх:

– Прости, я не хотел причинить тебе вреда.

Токе ощутил на себе ожидающие взгляды собравшихся как физическое давление. Интересно, а Майкен что, тоже здесь, смотрит? От этой мысли ему захотелось взвыть, поделать было нечего. Он тоже вытянул руки вперед, открыв ладони:

– Прости и ты меня, – и сжал ждущие руки недавнего противника. Ребро твердой ладони Урмана разбило пожатие:

– Теперь между вами нет обиды.

Караванщики, тихо переговариваясь, стали расходиться.

Как всегда, после ужина мужчины собрались у костра, чтобы скоротать время за рассказыванием историй – одним из немногих развлечений, доступных караванщикам. Вчерашняя легенда о вороне была одной из целого калейдоскопа сказок, былей и небылиц, которыми обменивались мужчины во время посиделок у костра. К этому времени Токе переслушал уже всех, даже сам умудрился худо-бедно передать сказание родных мест об удалом пастухе и дочери короля троллей. Сегодня, вместо того чтобы пойти по второму кругу, все внимание было отдано золотых дел мастеру и его истории о нападении гайенов и двухдневном скитании по пустыне.

Рассказывать Мастер Ар был горазд. Он полностью овладел вниманием аудитории и вел ее туда, куда хотел привести. Заслушавшись, Токе отчетливо видел в пламени костра то тряские кибитки заставского каравана, похожие на их собственные; то летучие корабли гайенов, берущие повозки в клещи; то «собак пустыни» с замотанными тканью головами и лицами, сыплющихся с низких палуб и атакующих с адским воем, от которого кровь холодеет в жилах… Он видел, как падали на песок, захлебываясь кровью, защитники каравана; видел, как людей ловили арканом и стреноживали, как скот… Видел Кая, отражающего атаки сразу двух гайенов, и Мастерова айрана, разбивающего копытами череп третьего… Их долгий путь через пустыню, когда они бежали рядом с лошадьми по ночам, чтобы не замерзнуть насмерть…

С трудом оторвав глаза от встающих в пламени картин, Токе перевел взгляд на Кая, сидевшего подле своего господина. Тень от всегдашнего капюшона полностью закрывала его лицо. Но, словно почувствовав чужой взгляд, Кай слегка повернул голову в его сторону, и оранжевый отблеск костра лизнул высокие скулы. Странная усмешка кривила разбитые губы, так что в уголке их вдруг выступила рубиновая капля и скатилась вниз, как кровавая слеза… Токе сморгнул, и снова все было по-прежнему. Мастер Ар заканчивал свой рассказ, а его спутник безмолвной тенью сидел рядом. Токе не был уверен, что все это ему не померещилось.

В ту ночь от костра разошлись поздно: караванщики долго обсуждали услышанное. Токе выпало спать вместе с Каем. Место его в отцовском фургоне по настоянию Эсгера занял золотых дел мастер: не должно достойному господину лежать на голой земле, пусть юнцы там ночуют. Во втором возке места для постели не осталось, он был загружен шерстью под самый верх. Но Токе с Каем натаскали овчин и шерстяных одеял и устроили себе вполне сносное ложе рядом с кибиткой. Аров слуга заполз туда как есть, в своем любимом плаще, только сапоги скинул и тут же затих. За ним полез под шкуры и Токе. После случившегося у костра ему было жутковато, да и вообще, спать рядом с недругом… Хоть они и прилюдно замирились, странный парень ему не нравился. И не только потому, что Кай, похоже, интересовал Майкен. «Вон, глядите-ка, как завернулся в овчину: ему тепло, а я, значит должен зад морозить?»

– Кай, ты спишь? – никакой реакции. Токе осторожно потянул овчину на себя, но спящий не шевельнулся. Он лежал на спине, лицо по-прежнему скрывал капюшон. Подстегиваемый любопытством, Токе протянул руку, чтобы сдвинуть грубую ткань. Но тут Кай вздохнул во сне и повернул голову на бок. Лунный свет упал на гладкую щеку, закрытые веки, высокий лоб… Это было лицо мальчишки не старше Токе, не отличавшееся ничем уродливым или страшным, ничем таким, что стоило бы прятать от людей. «Притвора и врун!» Несколько разочарованный, парень улегся под овчиной, но долго еще не мог заснуть, перебирая в уме события дня и пытаясь осмыслить их. Он не заметил, что это была первая ночь, когда его отец не храпел.

Казалось, Токе только сомкнул глаза, и вот уже было пора вставать и запрягать мулов. Айраны быстро восстанавливали силы, и часть дня золотых дел мастер и его слуга ехали верхами то вместе, то порознь. Словно для того, чтобы подсыпать соль на свежие раны, Аркона у возка Майкен сменил Кай. Со своего передка Токе видел только пятнистый круп его Гренки да слышал серебристые переливы девичьего смеха. Муке несчастного, казалось, не будет конца: Токе был уверен, что они говорили о сцене у костра и его вчерашнем позоре. Наконец небо сжалилось над ним, послав своего ангела в лице Назанин, отправившей очередного хахаля восвояси.