Текст книги "Гиан (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

   ...– А это что?

   – Это барс. Я Барс.

   – Это твой герб?

   – Ну да.

   – А снизу что нарисовано?

   – Это и написано. Барс.

   – Ты умеешь писать?

   И быстрый обмен взглядами. У Айи прибавляется несколько пятен под глазами.

   – Да. И читать, – гордо заявляет он.

   – И кто тебя учил? Отец?

   – Нет, Книжник.

   – А твой отец умеет читать и писать?

   – Да, – и объясняет, – воину это необязательно, но отец умел. Даже мать знала буквы. Когда она вышивала молитву Творцу в Храм, Книжник ей ничего не писал. Она сама всё делала.

   – А ещё чему учил тебя Книжник?

   – Ещё? – удивляется он. – Он не учил, а рассказывал. Как Творец создал мир, как пришёл в мир первый Книжник, и научил людей буквам, и дал всему названия. А с Книжником были его братья, Воин, Кузнец и Пахарь, они научили всему остальному. И ещё он летописи читал, и рукописи. Мать и сама читала, и любила, чтоб ей читали, когда она вышивает. А монах говорил, что это разврат, а отец сказал, что на земле Барсов его слово главное.

   – Монах всегда жил в замке?

   – Не-ет, – смеётся он, – зачем он в замке? У отца Наставником не монах был.

   – А считать ты умеешь?

   Он смущается. Счёт – торговое дело, но... но он уже во всём им признался. И Миуау знает, как он с Миу в камушки на счёт играл.

   – Умею.

   Ему дают листок и палочку для письма.

   – Напиши что-нибудь.

   Писать сидя ему неудобно, и он встаёт коленями на стул, наваливаясь на стол грудью и животом. Миуау незаметно и ловко подсовывает ему под колени подушку. Он берёт палочку, нажимает на красный кружок и рисует заглавную букву.

   – Первая буква красная, – объясняет он всем сразу и нажимает на чёрный кружок, чтобы дальше писать чёрным, и пишет, шёпотом проговаривая буквы. – Те и ве и о, тво, эр и е, и це, рец, творец, эс и о, со, зе и де, и а, зда, и эл, создал, ве и эс и йо, всё. Вот. Творец создал всё. Ой, Творец весь красный должен...

   – Ничего, – успокаивает его один их р`хнехрров, – очень красиво. И нарисуй рядом.

   – Творца? – удивляется он. – А Книжник говорил, Творец образа не имеет.

   – Нарисуй что хочешь, – говорит один из землян.

   Он рисует, меняя цвета и приговаривая.

   – Это я, это Миу, это дерево, это дом, это он, – и показав на р`хненхрра, рисует и его, – а вокруг вот, – он заштриховывает края тёмно-синим, – это море-небо. Снизу море, сверху небо, снизу рыбы, сверху птицы. Вот.

   – И это всё создал Творец? – улыбается трёхглазый.

   – Ну откуда-то же оно всё взялось, – рассудительно отвечает он.

   – Удивительно. Ведь вполне стройная космогония.

   – Ну, как же вы не заметили, что он грамотный?! Это же совсем иной уровень мышления!

   – Само наличие института книжников предполагает кастовую локальность грамоты, – защищается Айя.

   – Посмотрите на рисунок. Все сапиенсы одного размера.

   – Да, весьма характерно.

   – И мир не замкнут.

   Они говорят между собой, а он продолжает рисовать. Коней, воинов и битву.

   – А это что?

   – Это битва.

   – И кто с кем бьётся?

   Он с сомнением рассматривает свой рисунок и начинает пририсовывать стяги с гербами.

   – Это Барсы. А это Цапли.

   – И кто победил?

   – Мы, конечно, – гордо отвечает он, – Барсы. Барсы смелые. Мы считаем не врагов, а добычу.

   – Барсы всегда побеждают?

   – Когда по-честному – всегда, – убеждённо отвечает он и отодвигает рисунок, на котором уже трудно что-либо разобрать за чёрточками летящих стрел.

   Он почему-то почувствовал себя очень усталым и задремал, привалившись к тёплому мохнатому боку Фьорьфьа или Миуау. Голоса стали совсем далёкими и непонятными. Потом мужской голос сказал на языке Арлы.

   – Пора, малыш. Путь долгий, а время позднее.

   Сильные руки подняли его на воздух и понесли. Как когда-то, из замка, а он уже спал и не попрощался с Миуау и Фьорьфьом. И проснулся уже в школе Звёздного Центра...

   ...Потом Наставник сказал ему, что за сутки изучил под гипноизлучателем язык Арлы, чтобы облегчить ему переход к общезвёздному языку, и потому приехал к концу собрания, а как он узнал ещё намного позже, запись того собрания ещё долго прокручивали по психологическим институтам и центрам.

   Сосны впереди поредели, и блеснула ослепительной голубизной вода. Уже Озёра?! Быстро он сегодня. Или это за воспоминаниями дорога незаметна.

   Гиан направил коня в просвет между стволами. Сейчас он выкупается, даст коню отдохнуть, перекусит сам и накормит Золотинку. В график он пока укладывается.

   Озеро было почти круглым с травяными берегами и небольшой песчаной отмелью. Загорай хоть на траве, хоть на песке. Гиан дал коню напиться, спешился, стреножил и отпустил пастись. Быстро разделся, пристроив одежду у раскидистого, как живая вешалка, куста и вошёл в воду. Глубина начиналась через два шага от берега, и он поплыл в верхнем прогретом слое, ощущая нижний, холодный от донных ключей, но не опускаясь в него, а приберегая это удовольствие на потом. Золотинка, увлечённо обшаривая прибрежные полузатопленные пещерки и подводные норы, не последовала за ним. Доплыв до середины, Гиан нырнул. Не до дна, дно здесь, похоже, специально заглубляли, но до ключевой струи достал. Кожу обожгло, стянуло холодом, и он, перевернувшись в воде, так же стремительно поднялся вверх к показавшейся даже горячей поверхности. Полежал, распластавшись четырёхконечной звездой и согреваясь под солнцем, и снова вниз, в тёмный грозный, но не коварный холод. И вверх, к солнцу и теплу. Вертикальному движению, отталкиванию от холодной более плотной воды его ещё в Учебном Центре по-приятельски научил кракен...

   ...Добежав до лагуны, он на ходу разделся, швыряя, как попало, одежду, и прыгнул в воду, даже не поглядев по сторонам. Он нырял и плыл то поверху, то на глубине, хотя был без маски, и глаза быстро начало щипать. Плыл и плакал, окуная мокрое лицо в воду. И вдруг ощутил, что не один. Рядом колыхалась тёмная, переливающаяся всеми оттенками синего и бирюзового огромная клякса. Кракен плыл рядом, вежливо подобрав под себя щупальца. Так, бок о бок, они доплыли до пролива в океан и поднялись на поверхность. Кракен повернулся, показывая, что на нём нет коробки автопереводчика, расправил одно из своих щупалец и протянул к нему. Он кивнул и лёг на мускулистый, умеющий быть сразу и твёрдым, и гибким отросток. Очень плавно кракен отвернул от океана. Правила одинаковы для всех, и хотя кракену океан как ему луг или лес, но пока не закончен второй круг, выход из лагуны без старших закрыт...

   ...Наплававшись до приятной ломоты в мышцах, Гиан вышел на берег и лёг на мелкий горячий песок. Охота Золотинки закончилась успешно: ей удалось ухватить за клешню и вытащить на берег большого рако-краба, и теперь она упоённо разламывала его бугристую броню. Рако-краб ещё щёлкал клешнями, пытаясь защемить противника, но исход борьбы предрешён. Добравшись до белой мякоти, Золотинка посмотрела на Гиана. Он покачал головой.

   – Ешь сама, – и лёг на спину.

   Наверху глубокая голубизна небесного свода, небесного купола. Если долго и пристально смотреть в небо, можно увидеть тень Творца, когда тот обходит мир, как рачительный хозяин свой дом...

   ...– Только чистые сердцем узрят Творца.

   Он с интересом смотрит на Книжника.

   – А ты его видел?

   Книжник улыбается.

   – Нет, я не сподобился этой чести. Я суетен и слаб.

   Отец насмешливо хмыкает, и тут он понимает, о чём идёт речь. В комнате Книжника теперь живёт третья дочка старшей сестры Управителя. Она вошла в брачный возраст, и отец решил отдать её Книжнику. Теперь Книжнику не уйти из замка, а Управителю не надо думать о приданом для племянницы. И все довольны. Отец сидит у стола, рассматривая присланные в замок из Столицы свитки и книги. Он сидит рядом, а Книжник почтительно стоит перед ними.

   – Красиво написано, – отец разворачивает бледно-жёлтый свиток с чёрными и красными вычурными буквами. – А что на словах?

   – Дурной дух из воды можно изгнать огнём, – говорит Книжник. – Если болотную воду в чаше из вечного льда поставить над огнём в очаге и прочесть две большие молитвы, вода очищается.

   Отец задумчиво кивает.

   – А вечный лёд не пострадает?

   – Он принимает в себя огонь и долго держит его, но не любит холода и трескается.

   – Знаю. Её выпороли, теперь запомнит.

   А, это уже о Косенькой, кухонной служанке, что стала мыть чашу из вечного льда холодной водой сразу, как её принесли на кухню, а в чаше подавали горячий мёд матери. И чаша растрескалась и распалась на острые осколки.

   – Осколки собрали, – отец всё ещё рассматривает свиток, – потом решу, куда их. Это убери к книгам, потом почитаю. Что ещё?

   – Вот, – Книжник подаёт отцу неприметный маленький свиток.

   Отец быстро просматривает его, вертит в руках.

   – Иди к Дядьке, – вдруг говорит отец.

   Он неохотно слезает со стула и идёт к двери. Книжник провожает его поклоном, и он слышит, как за его спиной лязгает засов...

   ...Гиан со вздохом потянулся и встал. Огляделся. Конь спокойно пасся в десяти шагах, Золотинка пила воду из озера, а на месте её пиршества валялись осколки панциря и туда уже сбегались местные чёрно-красные муравьи-падальщики. Самоочищающийся природный цикл. Планету делали тщательно и продуманно, выстраивая биосферу под существование разных кислорододышащих рас. Сам по себе такой соразмерный, гармоничный и в то же время толерантный мир сложиться не мог. Как правило, сложившаяся биосфера активно отторгает любых чужаков или гибнет. Но этот мир делали сапиенсы. Для сапиенсов.

   Он подошёл к коню и достал из заседельной сумки свёрток с едой. С хрустом вскрыл запаянный пакет пищевого концентрата. От озера обернулась на хруст Золотинка, но тут же вернулась к воде. Она уже напилась и теперь умывала мордочку.

   Зернистая, умеренно сухая плитка легко насыщала, не вызывая жажды. Доев, Гиан скомкал обёртку, отбросил её в траву – пищевая плёнка поедается теми же муравьями, так что ущерба биосфере он не наносит – и стал одеваться. Пора. И конь, и он с Золотинкой отдохнули, теперь ещё один переход и он... дома?

   Гиан невольно нахмурился. Дом Лиа не был его домом, но там жили его сын и женщина, которую он несмотря ни на что считал своей женой. И которая была его женой. Целых два года. Настоящей. И уже пять лет она мать его сына. А дом? Его квартира, экспедиционные каюты, комнаты в казармах и интернатах, отцовский замок...

   Он уже ехал, привычно направляя коня по навечно впечатанному в мозг маршруту, а мысли крутились всё вокруг того же. Дом. Где его дом?...

   ...Проснувшись, он не сразу понял, где находится и как сюда попал. Тканевое, тонкое, но почему-то тёплое одеяло. Плоская, открытая сверху кровать, а не плетёное логовище катов, нет Миу, но это и не у Айи, совсем другие запахи и... и чьё-то дыхание? Он осторожно высунулся из-под одеяла и огляделся. Комната светлая, с большим, во всю стену, окном. У Айи такого не было. А дышит кто? Он высунулся сильнее. И увидел у дальней стены ещё одну кровать, а на ней сидит мужчина в комбинезоне – он уже привык к этой одежде – и читает книгу. Кто это? Почувствовав его взгляд, мужчина поднял голову и улыбнулся.

   – Выспался?

   Язык Арлы заставил его вздрогнуть, а мужчина продолжил.

   – Вставай, Барс. Уже утро.

   «Барс» у мужчины получился неплохо, но он уже привык к имени Гиан.

   – Я Гиан, – поправил он. – А ты кто? Ты не из Арлы.

   – Я твой Наставник, Гиан. Вставай.

   Он вылез из-под одеяла и подбежал к окну. У катов окна длинные, узкие и высоко, чтобы выглянуть надо вставать на табурет, а здесь широкое, во всю стену. А там подступающие вплотную кусты, усыпанные цветами, и деревья, и синее небо, лёгкие облака.

   – Но это не Арла, где это?

   – Это не Арла, – согласился Наставник, отложил книгу и подошёл к нему, встал рядом, как и он, глядя в окно, – это...– прозвучало незнакомое слово.

   – Что? – поднял он на Наставника глаза.

   Наставник повторил. Так он узнал название планеты. А потом названия вещей и звёзд, букв и математических символов. К осени он говорил на общезвёздном достаточно, чтобы начать ходить к Учителям в школу. Три года первого цикла за один год, и три года первого круга за два, а дальше уже как все...

   ...Сосновый лес стал смешанным, выбитая копытами тропинка петляла между холмами. Жилой пояс, посёлки и отдельные усадьбы, живут кому как нравится, в этом округе только гоминиды, Лиа не захотела жить в смешанном, и он, разумеется, не настаивал: дом делает женщина. Это её право. Солнце высоко, но лёгкий ветерок сдувает жару. И безлюдно. Но не пустынно. Мир жилой, но жильцы друг другу не мешают. И можно часами, а то и сутками никого не видеть, а можно окунуться в многолюдье большого города. Это уже опять же кому что нравится. Лиа выбрала уединение маленького посёлка.

   Вдалеке промелькнул всадник, потом ещё один. Гиан автоматически отметил их, не обращая внимания. Сытая Золотинка спокойно спала, ловко свернувшись в маленький пушистый комок и потому уместившись на седле.

   Спокойный благополучный мир. Красивый, удобный, приспособленный. Да, во всех мирах сапиенс приспосабливается, становясь гоминидом, или приматом, или инсектом или... да мало ли форм? И только здесь мир приспособлен под сапиенса. Потому что искусственный. Здесь можно создать любые условия. Для отдыха, для работы, для развлечений, для всего...

   ...– А это что? А это?

   Наставник терпеливо отвечает на его вопросы, поправляет, чтобы он говорил правильно.

   – А что это?

   – Это Учебный Центр, – и сразу объясняет, – здесь учатся. Ты знаешь, что такое школа? – спрашивает Наставник на языке Арлы.

   – Школа? Это при Храме, там монахов делают. Ну, молитвы учат, и всё такое. И здесь такое?

   Наставник смеётся.

   – Нет. Ты будешь учиться всему. И когда вырастешь, сам решишь, кем ты станешь.

   – В монахи я не хочу, – решительно заявляет он.

   – Значит, не будешь, – кивает Наставник, становится серьёзным и переходит на общезвёздный. – Всему надо учиться. Решение должно быть осознанным.

   – Как это?

   – Со знанием. Когда ты знаешь разные решения, то можешь выбрать самое лучшее.

   Он прикусывает на секунду губу от напряжения и медленно повторяет слова Наставника на языке Арлы.

   – Я правильно понял?

   – Да, – кивает Наставник. – Ты не хочешь забывать язык, но...

   – Это мой язык, – перебивает он, – это... это... ну, это я. Я то, что я помню, – выпаливает он на общезвёздном.

   Наставник кивает.

   – Я понял. Хорошо, Гиан, пусть будет так...

   ...Конь идёт ровной хорошей рысью. Хороший конь, был бы славным боевым, если бы... но как он поведёт себя, услышав скрежет металла о человеческую кость, ощутив запах горячей крови? Вздыбится, выйдет из повиновения... наверняка, так. Боевой конь – особый конь. Не каждый может быть воином.

   Гиан привстал на стременах, оглядывая окрестности. Да, совсем немного осталось. Вон виднеется еле заметная сеть антенны над посёлком. Надо очень тщательно приглядываться и знать, что искать, чтобы заметить её. А вон и крыши показались.

   Лиа сидела на террасе в кресле-качалке. Малыш играл за домом. Тихо и спокойно. Ещё не вечер, а... предвечерие, время тихого семейного отдыха. Он обещал приехать вечером. Но... но что-то заставило её встать и подойти к опорному столбу, откуда хорошо видны приозёрные холмы. И почти сразу увидела всадника. Да, конечно, иначе он и не смог бы. Всадник, воин, воинственный варвар, звёздник, звёздный разведчик и всё равно...

   ...– Вам предстоит стать единой командой.

   Искоса она быстро оглядывает сидящих за столом. Слава Чхартуйе-Создательнице, все гоминиды, приматов она не любит, хотя и умеет это скрывать. А негуманоидов просто боится. Нет, действительно повезло. Земляне, дорсаец, айв, с Элора она одна, но это даже к лучшему, ведь мог попасть из другой касты, а зачем ей ещё и эта головная боль. И Старший – землянин. Но, видно, с одной из земных колоний.

   – Вылет через три дня. Будете жить вместе в гостиничном комплексе. Корпус три – ноль – пять, ваш отсек А – семь. Комнаты двухместные.

   Сидящая напротив землянка вопросительно улыбнулась ей, и она сразу согласно кивнула. Конечно, лучше вдвоём с девушкой. А в их десятке... но те две сразу сели рядом, видимо... да, похоже, одной расы, понятно, что держатся вместе.

   – Эти три дня режим свободный, в полёте обычный, на месте определимся по обстановке. Мои позывные...

   Она быстро вводит в браслет код вызова Старшего.

   – Ваши позывные...– и выразительная пауза.

   Они встают по очереди, представляясь: имя, планета, код. Девушку напротив зовут Лиз Каупфер, и она не просто с Земли, а с Земли-матери, без порядкового номера...

   ...Которым он встал, до или после Лиз? Этого она не помнит. Помнит голос. Очень правильный выговор...

   ...– Гиан Арландон. Звёздный Мир. Код...

   Она невольно вздрагивает. Почему он не назвал планету? Он звёздник? Безродный? И с неожиданным для себя интересом оглядывает его. Он почувствовал её взгляд и, назвав свой код, прежде чем сесть, посмотрел на неё. Она почему-то смутилась и отвела глаза. Отвернулся и он...

   ...Всадник стремительно приближался, и Лиа позвала сына.

   – Малыш! Иди сюда.

   – Иду, мам, – сразу откликнулся из-за дома тонкий голосок.

   Но появился Малыш, когда всадник уже шагом въехал на лужайку перед домом.

   – Папа! – взвизгнул Малыш, бросаясь навстречу.

   Не спешиваясь, Гиан быстро нагнулся и ловко подхватил Малыша, поднял его над собой, подбросил и поймал. Малыш упоённо, восторженно визжал.

   Так было всегда, в каждый его приезд, и Лиа всегда тоже смеялась, радуясь их счастью. Засмеялась она и сегодня, но тут же осеклась, вспомнив предстоящее.

   Гиан спешился и поставил сына на землю, приветливо кивнул стоящей у опорного столба красивой женщине, одетой с таким вкусом, что дороговизна платья и украшений выглядела естественной.

   Золотинка, уже радостно побегавшая по Малышу и нежно укусившая его за оба уха, подбежала к Лиа, села перед ней столбиком, шевеля оттопыренными обонятельными волосками. Помедлив, Лиа протянула к ней руку. Золотинка понюхала её, слегка коснулась носом её пальцев и убежала за дом, где Гиан с Малышом устраивали коню отдых и ночлег в загоне. Лиа вздохнула: понятливость и чуткость Золотинки иногда пугали её. Поэтому она и не завела себе энифа. Энифа невозможно обмануть или уговорить. Он всегда знает правду, видит ядро сквозь скорлупу.

   Лиа оттолкнулась от столба и пошла в дом. Солнце уже садится. Сейчас они поужинают, потом Гиан немного поиграет с Малышом и уложит его спать. И тогда... да, тогда и начнётся их разговор. Гиан должен её понять, вернее, он уже понял, остались одни формальности...

   ...Стандартный гостиничный комплекс. Общая комната и пять двухместных спален. Минимум мебели, интерьеры безличны и стандартны. Лиз критически оглядела их комнату и тряхнула рыже-золотистыми короткими – длинные волосы неудобны под шлемом, и потому все гоминиды, у кого волосы длиннее мочек ушей, стригутся – волнистыми волосами.

   – Ничего, обживёмся. Давай устраиваться.

   В багаже Лиз, маленьком, как и положено курсанту, были голографические наклейки с видами Земли, но их решили приберечь для корабельной каюты, здесь же есть окно с видом на гостиничный парк, и Лиз ограничилась ярким покрывалом на свою кровать, а она достала и повесила на стену переливчатую вуаль, задрапировав её красивыми фестонами.

   – Очень мило, – одобрила Лиз, – она ведь живая?

   – Нет, живую мне нечем будет кормить. Это имитация.

   Лиз понимающе кивнула. Живые вуали с Элора славились по всей Вселенной. Затягивая окна и двери, они отлавливали насекомых, не впускали в дом птиц и зверьков, но опознавали и, собираясь складками, впускали людей. И не переносили перевозок. Выросшие в одном доме так и жили в нём и с ним, зачастую умирая вместе с домом.

   – Очень мило, – повторила Лиз и заторопила её, – пойдём, посмотрим, как устроились остальные.

   Она замялась, но Лиз, лукаво улыбаясь, сказала, смешно копируя Старшего.

   – Мы должны стать единой командой.

   И она согласилась...

   ...Лиа оглядела накрытый стол. Не праздничный, не ритуальный, обычный ужин. Фрукты и овощи с разных планет, любимая Малышом рубиновая каша, пухлые нежно-золотистые лепёшки с Айви, фигурные шоколадки с Земли, запечённые грибы для неё и жареное мясо для него. В Звёздном Мире каждый получает то, что хочет. И... и это их последний ужин...

   ... Двери всех комнат открыты, и все ходят, заглядывают, рассматривают. Знакомятся. Посмотри, как устроился сапиенс, и ты поймёшь, откуда он и кто он. Сувениры, пейзажи родных мест, покрывала и коврики на кроватях, стульях или на полу. То, что легко свернуть и убрать, что не занимает много места и всегда напоминает о доме. В его каюте Ирэк прилаживает на стене так, чтобы видеть, лёжа на кровати, панораму Айви, а над его кроватью у изголовья... нож? Настоящий кинжал в узорчатых ножнах, с красивой удобной рукояткой. Он из касты воинов? Но у звёздников нет каст, профессия не наследуется. Интересно...

   ...Шумный плеск и визг Малыша возвестили об их умывании. Лиа подошла к зеркалу проверить, не выбились ли пряди из-под фигурных заколок. Сегодня она одета по-элорски, и так теперь будет всегда.

   Гиан и Малыш вошли в столовую, оба весёлые, смеющиеся. Следом вбежала Золотинка и, когда все заняли свои места за столом, чинно уселась у стула Малыша, который немедленно сунул ей кусок яблока. Что Золотинка ест всё, он знал и твёрдо намеревался не дать ей умереть с голоду.

   Гиан никогда не мешал ему кормить Золотинку, зная, что как только ей надоест, она сама уйдёт. Лиа никогда не одобряла этого, но сегодня промолчала. Чтобы не омрачать последнего семейного ужина.

   И ужин прошёл очень хорошо. Спокойно и даже весело. С пустячными необременительными разговорами, похвалами еде, рассказами Малыша о его занятиях, он уже начал ходить в поселковую группу нулевого цикла, и прочей атрибутикой семейной жизни.

   Лиа не могла понять: Гиан играет для Малыша или действительно... искренен, искренно не думает о предстоящем. Он может быть очень сдержанным, она знала это, нет, знает, но и на какие взрывы он способен, она тоже знает. И что решений своих не меняет – тоже. Разрыв будет окончательным. Они уже давно играют в семью для единственного зрителя – Малыша. Любовь ушла, с этим ничего не поделаешь, она думала... а теперь всё... всё...

   И после ужина всё было, как положено, как во всех семьях, во всей Вселенной.

   Гиан с удовольствием возился с сыном. Они посмотрели вечернюю передачу про Весёлую Пантеру, поиграли в «найди, чего не хватает» и «составь новое», и, наконец, Малыш сказал.

   – Уже поздно, да?

   – Верно, – кивнул Гиан. – чувствуешь время, молодец.

   Малыш оглядел разбросанные игрушки. Гиан с улыбкой наблюдал за ним. Малышу явно хотелось всё оставить как есть, но... но надо убрать. Золотинка, деятельно помогавшая ему во всём, сидела столбиком, свесив передние лапки на живот, и с интересом ждала решения: разбрасывать карточки по полу или складывать их в коробки. Оба занятия ей нравились одинаково. Малыш посмотрел на отца, вздохнул и стал собирать карточки, машинки и фишки-фигурки. Золотинка засуетилась, забегала по комнате, отыскивая и подтаскивая искомое.

   Наконец, процесс уборки и подготовки к ночи завершился. Малыш лежал в постели, всё убрано, всё на своих местах. Золотинка решительно улеглась на тумбочке у изголовья Малыша, сдвинув хватательные клыки так, чтобы кончики торчали наружу, дескать, я на страже и никого не подпущу.

   – Спокойной ночи, – улыбнулся им обоим Гиан и вышел.

   Автоматика послушно выключила свет.

   Лиа ждала его в гостиной. Общий свет погашен, только в углу небольшой костёр, обрамлённый маленьким ручьём с водопадом и крохотными причудливо изогнутыми деревьями по берегам. Такие мини-пейзажи были в моде пять лет тому назад. И устраивая себе дом, они, конечно, сделали всё по последней моде, только вместо вулкана просто костёр. Мода давно прошла, но Лиа не убирала устаревшую игрушку, зная, что значит для него живое пламя. Сейчас она сидела в кресле, рассматривая огонь, слушая треск поленьев и журчание воды. Гиан сел в соседнее кресло. Наступило молчание. Играть больше не для кого и незачем.

   – Я должна вернуться.

   Гиан кивнул.

   – Я так и понял.

   – Малышу уже пять, ты ему теперь нужнее, чем я.

   Гиан быстро посмотрел на неё и отвёл глаза. Лиа поняла, что он хотел сказать, и вспыхнула.

   – Да, я знаю, я в любом случае не могу взять его с собой. Но не думай, что я его не люблю. И моя семья... они за все эти годы ни разу...

   – Не были здесь, – перебил он её.– Незачем, Лиа. Это будет завтра?

   – Да. Регистратор приедет в полдень.

   Гиан кивнул. Регистратор – значит, всё официально и бесповоротно.

   – Ты уходишь из Звёздного Мира.

   Он не спрашивал, но она ответила.

   – Я нужна моей семье. И... завтра приедет мой брат. Он будет сопровождать меня. Домой.

   Ну да. Девушки высших каст Элора не путешествуют в одиночку. То, что она мать пятилетнего ребёнка, ничего не значит, ведь ребёнок от безродного чужака не считается. Для семьи, для своей касты, для Элора Лиа – девушка. И раз приезжает брат... Проверяя даже не догадку, а своё знание обычаев Элора, Гиан спросил.

   – Ты выходишь замуж?

   Лиа молчала. Её щёки потемнели от прилившей к ним крови. И всё же ответила.

   – Да. Как ты догадался?

   Гиан пожал плечами.

   – Я читал об Элоре. И ты своего мужа не увидишь до первой брачной ночи. И он тебя. Ваши семьи договорились о вашем браке ещё до вашего рождения.

   – Да, – прервала она его, – и нет. Моя старшая сестра оказалась бесплодной. А я...– и совсем тихо, – проверена. Свадьба должна была состояться ещё четыре года назад. Но он согласился подождать. Он... он поступил благородно.

   – Вот почему тогда ты разлюбила меня. Ты готовилась.

   Он говорил спокойно, глядя не на неё, а в огонь.

   – Я не могла тебе сказать, пойми. Ты бы стал ревновать, а у тебя экспедиции.

   – Так это ты обо мне заботилась? – рассмеялся с невольной горечью Гиан и перешёл на элорский. – Благодарю, милостивая госпожа.

   – Не надо, – попросила она на общезвёздном. – Не надо, Гиан, ведь ты не жестокий.

   – Я? – переспросил он тоже на общезвёздном, как того требуют правила вежливости. – Не знаю. Не проверял. Но у меня ещё не было случая, когда нужна жестокость.

   – Да, – покорно кивнула Лиа, – жестока необходимость. Она не оставляет нам выбора. Я не могу отказаться от семьи, от касты, от Элора, наконец. И я женщина, Гиан, я хранительница жизни. Без меня кончится целый род. И мне было нелегко, не думай. Ты очень хороший, Гиан. Я никогда не забуду тебя.

   – Забудешь, – перебил он её. – Забудешь, Лиа. Так же как разлюбила. Память помешает твоей новой жизни. Нет, Лиа, не спорь. Ты справилась тогда, справишься и сейчас.

   Она молча смотрела в огонь, и он отражался в её наполненных слезами глазах.

   – Гиан, – наконец заговорила она. – Ты никогда не говорил мне... Почему ты покинул свою планету? Почему ты стал звёздником? – он молчал, и она продолжала спрашивать. – Откуда ты, Гиан? Как называется твоя планета? Кем ты там был?

   Гиан медленно оторвался от огня и повернулся к ней. Улыбнулся. Легко и свободно, как когда-то.

   – Ты никогда меня об этом не спрашивала. Не надо, Лиа. Это ничего не изменит. А меньше знаешь, легче забывать.

   – А ты? Ты тоже забудешь? – запальчиво спросила она.

   – Нет, – уверенно ответил он. – Я ничего не забываю.

   И она сразу поняла, о чём он, потому что тоже вспомнила...

   ...Красное раскалённое светило стоит над самым горизонтом, и длинные тени кажутся бесконечными. Оплавленный ступенчатый спуск к морю.

   – Неужели здесь была жизнь?

   – И даже разумная, – он показывает ей на еле заметную трещинку, слишком ровную, чтобы быть естественной, – это стык.

   – Да, я вижу.

   Она достаёт планшет и старательно с подробным описанием отмечает находку. Он стоит в двух шагах от неё, с методичной настороженностью оглядывая окрестности. Хотя какая опасность может быть на мёртвой оплавленной планете. Даже сейсмоактивность на нуле. Странно, что сохранилась атмосфера. Она повторяет это вслух.

   – Значит, что-то её вырабатывает, – спокойно отвечает он. И уточняет, – или кто-то.

   – Это их ищут Ирэк и Катриона?

   – Нет. Они обследуют седьмой сектор.

   Она смущённо кивает. Их цель – общий осмотр, и с ходу менять цель и характер исследований им нельзя.

   – Мы... мы должны нанести береговую линию, да?

   – Да. Идём.

   Они спускаются к, судя по взятым уже экспресс-пробам, воде, но непрозрачной и тяжело колышущейся, и медленно идут вдоль самой кромки.

   – Странно. Камень оплавился, а вода есть. Вторичный конденсат?

   – Похоже. Я возьму донные пробы.

   Она остаётся на берегу для страховки, а он идёт в воду. И с первым же шагом погружается по пояс. Ещё шаг – по плечи. Донные пробы берутся в пяти шагах от берега.

   – Ныряю. Выход на счёт пять.

   – Счёт пять, – повторяет она, принимая тонкую упругую нить страховки и закрепляя её на то ли скальном выступе, то ли на оплавленном остатке колонны. Незаметным мгновенным движением, даже не оставив кругов, он ныряет, исчезая под тёмной гладью.

   – Есть один...

   Тяжёлая непрозрачная вода как расплавленный металл.

   – Есть два...

   Что там может быть на дне?

   – Есть три...

   Если это самоуничтожившаяся цивилизация, внизу может быть не сработавшее оружие. Если оно сработает... Но дёргать страховку раньше срока нельзя.

   – Есть четыре...

   После пяти она пойдёт следом. Нет, сначала вызовет Базу, но ждать никого не будет. Каждая секунда на счету.

   – Есть пять...

   И сразу гораздо дальше пяти шагов колышется, разбегаясь медленными кругами, вода, неохотно выпуская фигуру в ярко-оранжевом глухом экспедиционном комбинезоне. Он вплавь добирается до берега и выходит, на ходу прикрепляя к поясу контейнер с образцами. Щёлкает, отцепляясь от камня, страховка.

   – И что там? – спрашивает она, стараясь не выдать своего волнения.

   Он улыбается ей.

   – Вторичный конденсат, как ты и сказала. На дне развалины. Я заснял.

   Она кивает. Конечно, он всё успел, но она так волновалась... А вслух спрашивает.

   – Уровень высокий?

   Он усмехается.

   – Достаточный для самоуничтожения.

   Она уже совсем спокойно пожимает плечами.

   – К сожалению, явление распространённое.

   – Да, этот рубеж не каждая цивилизация преодолевает.

   Серьёзный разговор специалистов. Эмоции – помеха исследованию, но... но ей кажется, что его спокойствие и объективность внешние, это не обычное презрение звёздника к низшим цивилизациям, а что-то иное, и что он... он понял и принял её волнение. И ей не кажется, нет, она знает: они объяснились, всё сказано...